Люди и судьбы

 

«Самый короткий и  верный способ
достойно прожить свою жизнь в этом мире —
это на деле стать тем прекрасным
человеком, на которого хотим быть
похожими». (Сократ).

Бывает так, что всё уже невмоготу:

заедает быт, тянется полоса неудач, не ладятся дела, появились новые проблемы.

Всё это основательно выбивает человека из жизненной колеи, и возникает острый вопрос:

как же жить дальше, если кажется, что нет выхода из жизненного тупика?

Так и хочется  — от боли, отчаяния, тоски – уткнувшись в чью-нибудь спасительную, непромокаемую жилетку, пожаловаться на жизнь.

А вы пытались хотя бы однажды помочь себе в преодолении преград, стоящих на вашем жизненном пути, проявить упорство и смелость в достижении желанной цели?

 

Такова реальность: каждый человек неизбежно должен пройти трудный путь, усеянный, увы, не только розами, но и шипами.
Со времён моей далёкой юности преклоняюсь перед волевыми, сильными и смелыми людьми. Я была  отчаянным романтиком и верила в алые паруса.  Увы, не все мои мечты сбылись, а может, это к лучшему? Жизнь учит мудрости. А ещё мне в дальние 70-е нравились диссиденты – такой нелепый ярлык навесила советская власть на людей, критиковавших существовавший строй, несогласных с политикой, проводимой в СССР, на правозащитников.
Эти необыкновенно смелые, отважные, интеллигентные люди совсем не вписывались в общество, в котором процветали шовинизм,  стукачество, разделение на угодных и неугодных, махровый антисемитизм, тотальная слежка за согражданами. В известной «конторе глубокого бурения» (КГБ) были заведены досье буквально на каждого гражданина. На всех предприятиях, в учреждениях, вузах, техникумах, школах были штатные и внештатные  доносчики и сексоты, усердно работавшие на Контору. За нелестные высказывания в адрес власти  можно было запросто попасть в поле её зрения, рискуя «заработать» соответствующую статью, угодить на зону либо попасть в психушку.

Диссиденты – а их было немало в те годы, выступали за справедливость, свободу слова, возможность свободно выезжать из страны, отгороженной  тогда от всего мира непробиваемым  железным занавесом.

В пору брежневского правления изрядная доля страданий и унижений выпала евреям.  Люди, мечтавшие вырваться из советской трясины  в свободный мир, столкнулись с невиданным произволом властей. Впрочем, о том, когда советская власть вела себя прилично и благородно, вспомнить трудно. Неожиданно для себя желающие эмигрировать получали ничем не обоснованные отказы, а тем, кому довелось когда-то потрудиться на закрытых предприятиях, в учреждениях и «почтовых  ящиках», отказывали в выезде из страны ввиду секретности их работы.

В те «весёлые» времена весьма по  стране гуляла цитата из спущенной «сверху» директивы:

евреев не принимать, не увольнять, не выпускать. 

Среди желающих выехать в Израиль в ту пору была и я. Меня не смущали уговоры родственников и друзей «выкинуть из головы эту затею». Но основательно   удручала мысль о том, что будет с  родителями после моего отъезда в еврейское государство, как отнесутся к этому факту местные власти, не будут ли они преследовать моих близких.

К их счастью, родители не состояли в партии, не занимали высокие должности и крупные посты, но в нашем городе они были известными,  пользующимися авторитетом и уважением среди земляков. Ещё я нередко задумывалась над вопросом:  а есть ли необходимость в моём отъезде? Ведь, по тогдашним меркам, наша семья жила совсем  неплохо и ни в чём не нуждалась.

Отработав два десятка лет главным врачом медицинского учреждения и получив звание: врача  1-й категории, моя мама с чистой совестью продолжила трудиться, но уже в больнице, а затем в поликлинике, папа тоже был вполне доволен своей работой.

Мой отец, как инвалид войны 2-й группы, получал неплохие льготы, соответствующие его статусу. Маме, как ветерану  войны, тоже полагались дивиденды. Мои родители прошли фронт, в годы войны вытаскивали с поля боя раненных, спасали и лечили их. И, зная, как крепко они были привязаны к нашему городу, к работе, дому,  я неоднократно пыталась уговорить их уехать вместе со мной. Я  к тому времени уже получила индивидуальный вызов из Израиля от неведомой мне «родственницы» и собиралась уже подать прошение на выезд в  городской ОВИР.

Тогда же мне выпал  хороший шанс отбыть на историческую родину без особых проблем: я была студенткой второго курса института, и было наплевать, что запросто исключат из вуза и выпрут из комсомола,  моё недолгое пребывание в котором было чисто формальным. Высшее образование я смогла бы получить и в Израиле, так что никаких преград для выезда не было и не предвиделось.  Сейчас трудно сказать, от чего мне хотелось уехать без оглядки.
В нашем,  солнечном Узбекистане антисемитизма, в сущности, и не было, однако на бытовом уровне он основательно проявлялся. Антисемитские настроения высказывали, в основном, русские и украинцы, представленные в республике солидными общинами.  Разумеется, далеко не все из них питали к евреям жгучую ненависть: были среди них вполне приличные, культурные, образованные люди, охотно работавшие и дружившие с евреями. Я, к примеру, никогда не слышала от своих  разнонациональных подруг и друзей антисемитские высказывания, но люди из моего окружения знали, к примеру: что я терпеть не могу антиеврейские анекдоты.

А бесконечные небылицы о «трусости», «жадности» и якобы «неучастии евреев в Великой Отечественной войне» звучали из антисемитских глоток  настолько нелепо, что ставили «знатоков еврейского вопроса» в дурацкое положение.

Бороться с антисемитами и искать у кого-либо из представителей власти защиты было абсолютно бессмысленно: цековско-райкомовско-горкомовско-обкомовская  шушера и шваль была ничуть не лучше уличной шпаны. Поэтому, в надежде на лучшую долю, многие еврейские семьи решались рискнуть и ринуться в эмиграцию, надеясь, что покинув пределы Союза, они распрощаются с теми унижениями, оскорблениями и издевательствами, которым подвергались в СССР.Они, великие идеалисты, свято верили в то, что уж в еврейской стране им будет тепло, уютно и спокойно. Знать бы, где придётся падать, постелила бы соломку.

Жизнь в Израиле не была мёдом для многих из тех, кто приехал в страну в 70-е годы. Не стала она сладкой и для алии 80-х и 90-х годов минувшего  двадцатого века. Да и мой отъезд изрядно отъезд затянулся на многие годы – вплоть до ноября 1990 года, потому что советский железный занавес, когда-то – как оказалось, ненадолго приоткрывшийся, столь же внезапно и неожиданно захлопнулся. И нам пришлось очень долго ждать его открытия, а затем, уже находясь в Израиле, пстолкнуться с большими проблемами и немалыми препятствиями, а особое, специфическое отношение коренного населения страны к нам,  «русим», мы испытали на своей шкуре.  Но это – совершенно – отдельная тема для другого  материала, и я к ней непременно вернусь в следующий раз.
Продолжу о том, с какими невероятными трудностями и сложностями вырывались из цепких советских «объятий» счастливчики, всё же получившие разрешения на выезд  к «проклятым сионистам».
Их, разумеется, увольняли с работы – напомню, что это происходило в дальние, 70-е годы, исключали из партии и комсомола, от них требовали производственные характеристики, добыть которые было тогда почти что невозможно. К тому же, кандидаты в эмигранты обязаны были пройти унизительную процедуру «распиналовки» — собраний,  на которых человека, собиравшего покинуть Советский Союз, самозабвенно обсуждали и осуждали самозваные судьи и обвинители.

А ещё обладатели дипломов о высшем образовании вынуждены были тогда выкладывать кругленькую сумму денег за свои полученные в институтах и университетах «корочки».

У участников войны отбирали их фронтовые награды и документы, памятные фотографии.

Людей нагло и бессовестно обдирали до нитки, запрещая вывозить раритетные печатные издания, художественные полотна, ювелирные изделия.

На таможне при сдаче багажа, да и в аэропорту перед вылетом к ним придирались и по- крупному, и по мелочам.

Было немало и других пакостей со стороны властей.

Об этом и многом другом мы узнавали от родственников отъезжантов. Но основным и самым точным и правдивым источником информации были радиопередачи «Кол Исраэль», «Голос Америки», «Свободная немецкая волна», Би-Би-СИ и другие. К счастью, гэбешные «глушилки» в нашем городе «действовали» весьма халтурно и неубедительно, и нам удавалось прослушать  большие передачи благодаря замечательному приёмнику рижского производства.

Тогда же я приобщилась к крамольным радиопередачам и к запрещённой в СССР литературе. Произошло это сравнительно рано: лет в 19.

Тогда, же, в те незабенные и уже отшелестевшие осенней листвой 70-е годы, из рук в руки передавались самиздатовские произведения  Солженицина. Интерес  к его сочинениям и опусам у меня уже давно пропал – с той поры, когда он уже не скрывал свои антисемитские убеждения и взгляды. Бесспорно, его книги талантливы, но наличие таланта, увы, вовсе не восполняет отсутствие порядочности.

Мне же близко по духу и убеждениям  творчество писателя Василия Аксёнова, чьи  родители были незаконно респрессированы в смутные  в 30-е, сталинские годы.

Из тогдашних  блоков радиопередач мы узнали, что В.Аксёнова перестали публиковать и печатать на Родине в отместку за то, что он стал организатором и автором  бесцензурного альманаха «Метрополь», так и не изданного в советской подцензурной печати. Со временем альманах был издан в США.

Затем, разумеется, последовали проработки авторов и участников «крамолы».

В знак протеста против исключения авторов альманаха – Попова и Ерофеева из Союза писателей СССР в декабре 1979 года Аксёнов, Инна Лиснянская и Семён Липкин заявили о своём выходе из Союза писателей. 22 июня того же года Василий Аксёнов выехал по приглашению в США, после чего был лишён советского гражданства.

Незавидная участь постигла и известного прозаика, а также автора многочисленных текстов песен Владимира Войновича.

А советские космонавты даже считали песню «14 минут до старта» своим гимном. Когда же Владимир Войнович осмелился высказать правду о советском строе, посягнув аж на «кодекс строителя коммунизма», власти стали ему мстить и создавать большие проблемы, а затем буквально выпихнули из страны. Долгое время писатель жил в ФРГ и США, потом, уже после развала СССР, вернулся в Россию.

С болью и тревогой  мы восприняли весть о так называемом «ленинградском самолётном деле». 15 июня 1970 года группа из 16 человек – среди них было 14 евреев и 2 русских – предприняла попытку угнать пустой самолёт, чтобы сбежать в Израиль.

Отважные люди решились на этот весьма рискованный  шаг от отчаяния. Они подавали заявления на выезд в Израиль – некоторые даже неоднократно – но им отвечали неизменными  отказами.

Понимая, что добиться официального разрешения на эмиграцию невозможно, наши сограждане  разработали  смелый и дерзкий план под кодовым названием «Свадьба».
Планировалось закупить билеты на один из самолётов местных авиалиний, затем сесть в пустой самолёт и попытаться его угнать. В числе группы смельчаков, решившихся бросить вызов советской власти, была рижанка Сильва Залмансон.

Она, как и её товарищи, надеялась на успех задуманного. Но главной целью этой акции было спровоцировать скандал на мировом уровне, чтобы разрушить заговор молчания вокруг проблемы евреев и запрета на выезд, а их не могло не быть, тем более, что из Израиля, куда они обратились за советом: осуществить план или нет, им ответили, что категорически против подобной акции, которая лишь усугубит ситуацию, в которой могут оказаться участники предстоящего угона.  Предполагался и худший вариант: гэбэшники не позволят угнать самолёт, так как уже знают замысел группы. Уже в последний день перед арестом они заметили за собой слежку.

Уже не было сомнений, что в лучшем случае они будут арестованы. Но наши смельчаки были готовы и к драматической развязке: к аресту и к тюрьме. Так оно и произошло.  На суде Сильва была единственной женщиной. Ей  довелось испытать в жизни немало страданий и боли, лишение свободы. Об этом – ещё впереди.  Была у нас и более широкая информация о ленинградском деле самолётчиков.

Мой брат, в ту пору – студент факультета теории и истории искусств Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры им. Репина (ныне это – Санкт-Петербургская Академия художеств), приехав домой на каникулы, рассказал нам подробности «самолётного дела», изрядно раздутого и с явной – в этом можно было уже не сомневаться – антисемитской подоплёкой.

К тому времени уже состоялся – в декабре 1970 года -неправедный, несправедливый, жестокий  суд над группой, проходившей по самолётному делу. Их осудили на разные сроки.

Сильва Залмансон была приговорена к 10 годам строгого режима.

Её муж – Эдуард Кузнецов был приговорён к высшей мере наказания: к расстрелу. К высшей мере наказания был приговорён и Марк Дымшиц.  Разумеется, судебные заседания в Ленинграде проходили в закрытом режиме. Но среди друзей моего брата были люди, которым довелось присутствовать в зале суда. Они и рассказывали в подробностях о том, как всё было там. Как подло вели себя обвинители, как усердствовал прокурор, как выступали «обвиняемые». По форме и по существу это был антисемитский суд, жестокий и неправый. Разумеется, в советских газетах, на радио и по телевидению эти подробности не сообщались.

А потом, уже из радиопередач станций «Свобода», «Свободная Европа», «Немецкая волна», «Голос Америки», «Кол Исраэль» мы узнали, что  на защиту участников «самолётного дела» встала мировая общественность.

И произошло чудо: благодаря вмешательству влиятельных людей Америки и Европы была отменена смертная казнь Эдуарду Кузнецову и Марку Дымшицу. Тюремные сроки довелось отбыть всем участникам нашумевшего процесса. Сильва Залмансон чуть более четырёх лет провела на зоне, в одном из лагерей Мордовии. И годы страданий не согнули, не сломили её. Сильная женщина с сильным характером, она преодолела все невзгоды, не отчаялась, не озлобилась ни во время отсидки, ни  после неё. Она была освобождена в рамках обмена на советского шпиона Юрия Линова в августе 1974 года, и вскоре выехала в Израиль. Здесь ей  пригодилась профессия инженера, которую она когда-то получила в Рижском политехническом институте. Много лет Сильва Залмансон трудилась в авиационной промышленности, затем вышла на пенсию. Дочь Анат , отец которой – Эдуард Кузнецов, родилась и выросла в Израиле. Она талантлива и успешна, стала режиссёром.

Уже состоялась и успешно прошла премьера фильма, который Анат  Залмансон-Кузнецова посвятила делу родителей и  их товарищей.  Вместе с мамой она побывала в Риге, Москве, Санкт-Петербурге,  там же прошли съёмки фильма. Многие израильтяне даже представления не имеют о «самолётном деле», о его истории, которая произошла 46 лет назад. Возможно, что эта талантливая киноработа завоюет лучшие награды и призы, а главное – умы и души кинозрителей.
Как теперь живётся Сильве Залмансон? Нет, она не скучает, не сидит, сложа руки.   Как это иногда неожиданно бывает с людьми, Сильва нашла свою нишу: живопись. В ней пробудился талант художника.
Герои её полотен – на первый взгляд, обычные люди. Но присмотритесь: они совершенно разные. Необыкновенно талантливые работы Сильвы Залмансон уже демонстрировались на многочисленных выставках  как в Израиле, так  и за рубежом, и проходили  с неизменным успехом.

Мастерство и вдохновение художника воплощено в этих замечательных картинах. По своей натуре жизнелюб и оптимист, Сильва не любит ворожить прошлое и пережитое. У неё – замечательная взрослая дочь – её отрада и смысл жизни. И каждый день дарит  новые краски. Жизнь продолжается.

На фото: Сильва Залмансон и её картины.