В 44-м в бою на подступах к Варшаве красноармейца Деренчука накрыло разрывом вражеского снаряда и осколком ранило в голову.
«Кажется, снесло напрочь», — успела промелькнуть мысль в угасающем сознании.
Как оказалось, горячий металл чиркнул по затылку бойца, и он, впав в беспамятство, почти бездыханный, не мог уже чувствовать, как санитары тащили его в медсанбат, а запрокинутая окровавленная голова с закрытыми глазами и перекошенным ртом вместе с пилоткой лежала рядом с туловищем и вот-вот была готова скатиться с носилок.
Сердитый медсанбатовский доктор спросил у изможденной медсестры:
— Ну, что, будем пришивать?
Сестричка, сама чуть живая, ошалевшая от недосыпаний, крови, увечий и смертей, сиплым прокуренным голосом ответила:
-Попробуем прилепить. Авось, получится…
Руки хирургов были слишком заняты, чтобы загибать на пальцах реалии: раздробленные шейные позвонки… рассечение сухожилий и мягких тканей… контузия… черепно-мозговая… Полный букет.
Сознание вернулось к бойцу много позже, уже в тыловом госпитале. Ощупал себя: руки, ноги целы. А башка, словно чугунок. И такое состояние, будто внутри грохочут рассыпанные костяшки позвонков и голова вовсе не его- бойца Константина Деренчука, рядового отдельного штурмового батальона 1-го Белорусского фронта, а совсем постороннего человека.
Пилотку узнал: с инициалами изнутри, сделанными чернильным карандашом. Спасибо санитарам, подобрали, вот на тумбочке лежит, а голова, извините, того…
-А вдруг не ту пришили? – испугался боец. – Как проверить?
Говорить он толком не мог, заикался и почти оглох. Показывал на пальцах – голова не своя…
-Привыкнешь! С контузией жить можно, главное, есть что-то на плечах! – прокричал ему в ухо смекнувший, в чем дело, сосед по палате – выздоравливающий танкист с перебинтованными культями вместо ампутированных рук. – Им, коновалам, ничего не стоит первый попавшийся организм увечному бойцу приставить взамен испорченного. Мне вот не догадались сгоревшие руки заменить…
-Твоя правда! – поддержал разговор третий сосед, артиллерист. – Если бы напарники вовремя подсуетились и мою оторванную ногу отыскали, то не скакал бы сегодня на костылях, будто одноногий аист… Жаль, не нашли… Да и некому искать было: весь наш орудийный расчет немец одним снарядом похоронил. Меня через сутки из-под землицы достали, обезноженного…
— А что ж тебе другую конечность в санбате не подыскали?! – съязвил первый сосед. – Сам видел: охапками их отрезанными санитары из операционной выносили…
— Не пофартило, — ответил на упрек одноногий солдат. – Все левые ноги попадались… Моей правой на тот момент свободной в наличии не оказалось. И на кого бы я стал похож с двумя одинаковыми сапогами?!
— Да, конечно, с одинаковыми никак нельзя. Засмеют. И в строю шагать неловко, — согласились присутствующие.
Стали бойцы думать и гадать, как поступить с товарищем, озабоченным несоответствием головы, и удостовериться, та у него она или подменная. Проще всего сравнить по довоенной фотокарточке, но таковой не сохранилось. А в солдатской книжке красноармейца, как известно, фотографию владельца не наклеивают. Не положено.
Как быть?
Решили действовать проверенным фронтовым способом: поднесли солдату мензурку чистого спирта, выпрошенного для научных целей у сердобольной сестрички.
-Ну, как пошло? – спросили почти в голос после того, как Деренчук, обрадованный подзабытым за время госпитальной лежки наркомовским ста граммам, залпом их проглотил.
Ожидалась реакция испытуемой головы на выпивку.
— Слегка разбавлен! – разборчиво выдохнула солдатская голова, хотя до этого рот для разговоров почти не открывала.
-Не может быть! Спирт медицинский! – не поверили экзаменаторы.
— Что вы мне дурку дурите! Разбавлен, да еще как! Я-то знаю! – стояла на своем захмелевшая голова.
Бойцы начали по очереди пробовать оставшийся препарат.
Пришли к выводу: чистота эксперимента не соблюдена, продолжать не имеет смысла.
Между тем испытуемый спокойненько себе уснул. Персональную пилотку со звездочкой засунул под небритую щеку.
Сон приснился хороший: мамка, жена-красавица, отчий дом. Первый раз после тяжелого ранения и контузии что-то вразумительное приснилось. И он слышал знакомые с детства звуки и голоса, понимал собак и цветы и даже пел.
Не знал солдат, да и знать не мог, что приказ о списании его «вчистую» уже лежит под стеклом в канцелярии и не догнать бойцу ушедший вперед штурмовой батальон, и не видать ему поверженного Берлина, как ушей своих на контуженой голове.
Обидно, но что поделать.
Зато проснулся с полной ясностью в мозгах.
Провожали демобилизованного солдата на «гражданку» всей госпитальной братией: адресов надавали, передачек.
Все наказы по прибытии на родину боец исполнил. Кому весточку с приветом передал, кому письмецо отписал. Жить заново начал.
Один лишь изъян со временем подметили за ним родные: где и как на фронте воевал, ничего никому не рассказывал. Забыл напрочь.
Так и прожил до самой старости про войну непомнящим, хотя боевые награды имел и перед ребятишками в школу с рассказами о фронтовой юности не раз выступать приглашали. Отнекивался: дескать, пусть другие рассказывают, а мне вспомнить не о чем, геройских поступков не совершал.
Но только стоило, бывало, старому солдату тайком от жены пропустить рюмашку, все в его контуженной голове сразу прояснялось: и пыльные фронтовые дороги, и горящие переправы, и погибшие друзья-саперы – как один, целехонькие, живые…
И глухота в такие минуты пропадала, и слезы ручьем по морщинистым щекам текли…
А вслух рассказать обо всем этом, как и раньше, — не было сил…
Наверное, это головушка солдатская отторгала тяжкие мысли об ужасах прошедшей войны…
Александр Волк ( волонтер до 2021)
Хайфа
Уважаемый Александр Михайлович!
Много читано мной рассказов про войну хороших и разных. Каждый автор в меру таланта своего сделал попытку описать это великое несчастье народов Земли.
Но ТАК как Вы это сделали не удалоь никому.
Малый рассказик сей освещает сознание как удар молнии и остаётся в душе навсегда!
И вспомнилась мне строка из Екклесиаста:
«Слова мудрых — как иглы и как вбитые гвозди, и составители их — от единого пастыря». (Екк. 12; 11.)
Благодарю Вас, Александр!
И ранее говорил, и теперь скажу:
проза Волковича — чистый родник!