Главная / Новости / Связь со страной исхода / В эти дни исполняется 68 лет Глезденёву Валерию Васильевичу…

В эти дни исполняется 68 лет Глезденёву Валерию Васильевичу…

======================================
В эти дни исполняется 68 лет Глезденёву Валерию Васильевичу.
Но прожил он лишь половину из этих годов.
На нашем курсе факультета журналистики Львовского высшего военно-политического училища 1973 года выпуск был самым низкорослым курсантом.
И, наверное, самым ярким его представителем.
Полыхающей кометой пронёсся этот парень по небосклону советской партийно-политической печати и погиб на афганской войне – возможно, самая достойная смерть для военного журналиста.
Родился Валерий в деревне Юмьяшур, Алнашского района Удмуртии. Деревня расположена на правом берегу реки Варзинка и входит в Варзи-Ятчинское сельское поселение. Это в 87 километрах от Ижевска. Окончил Варзиятчинскую среднюю школу. Некоторое время поработал в районной газете, а осенью 1968 года призван в армию. На следующий год поступил в ЛВВПУ.
Учились мы с ним в одной группе.
Это значит, что расставились лишь на восемь часов сна, а всё остальное время каждодневно и даже ежечасно мозолили глаза друг другу.
Ко мне Валера проникся почему-то симпатией и стал донимать просьбами… взять над ним шефство. Типа того, что я, мол, выходец из далёкой удмуртской деревни, мне «культур-мультур», дескать, не хватает и потому ты меня малёк поднатаскай.
Говорю ему, это в цирке натаскивают, а культуру повышают, углубляют, я не знаю – расширяют, что ли. Но только ты как бы не по адресу, поскольку я сам из украинской деревенской глубинки. Обратись лучше к Саше, которого мы эстетом кличем.
Нет, стоит на своём: Саня – мямля, а я хочу, чтобы ты меня «углублял и расширял». Тем более, что мы с тобой борцы. Что правда, то правда. С первого курса буквально нас с Валерой зачислили в команду по самбо, вольной и классической борьбе. Его – «мухачём» — наилегчайший вес, меня – «тяжем» — вес более 100 килограммов. Он в припрыжку и с радостью всегда бежал на тренировки, а для меня они все четыре года представлялись мукой мученической. Перед каждым состязанием я вынужден был «набирать вес», как симментальский бычок: жрать ненавистную перловку, пить тёплый чай, а перед самым взвешиванием ещё и свинцовые кругляши к собственным гениталиям подвешивать. Чтобы весы показали 100 кг 800 гр. Но всё это ерунда. Меня больше всего бесило то обстоятельство, что после изнурительных тренировок, особенно зимой в холодном спортзале, нельзя было элементарно принять душ. А могли мы лишь смыть пот холодной водой из-под крана, накинуть шинель на спорт костюм и так следовать в столовую, где нас ждала всё та же ледяная перловка, хвост хека или задубелая котлета.
Всякий раз я не просто роптал – возмущался. Валерка меня терпеливо успокаивал. Сам он относился к нашим «тяготам и лишениям воинской службы» куда как терпимее. Из чего нетрудно было сделать вывод о том, что его детство прошло в ещё более спартанских условиях, чем моё. Он и физически выглядел много крепче, выносливее меня. Впрочем, из этого обстоятельства проистекали его недостатки – неряшливость, прежде всего. Да, я забыл упомянуть. Взявшись всё же за наставничество, я строго-настрого предупредил Глездона (к тому времени за ним уже прочно закрепилась эта кликуха, как за мной – Захар): слушаться меня будешь беспрекословно. И никогда не возмущайся моими замечаниями – для тебя же, дурака, старюсь. Как только «залупишься», что за тобой часто водится и это главный твой недостаток, так я и умою руки. А чтобы каждый раз на людях тебя жестко не окорачивать, я стану напевать на любой мотив: «Коротышка был голодный, проглотил утюг холодный». После чего ты всегда должен 12 раз проводить языком по верхнему нёбу и успокаиваться. «Лады?» — «Лады» — «Начнём с того, что будем бороться против твоего запаха» — «Запах, как запах. Женщинам даже нравится» — «Может быть. Но с женщинами ты, дай бог, раз-два в месяц якшаешься, а с нами – круглые сутки. Поэтому для начала покупаешь тальк для ног и «Шипр» для тела». Пошёл, купил, не обиделся. Дальше моё наставничество развивалось всяко-разно – всего и не упомню. Но мне даже понравилось.
Валерка читал книжки, которые я ему рекомендовал, ходил со мной по музеям, в картинную галерею, в местные театры.
В литературную студию при окружной газете «Слава Родины» я его определил.
И вообще дружок какое-то время чаще шутейно, но иногда серьёзно прислушивался к моим рекомендациям. Самый высокий среди нас Костя Яблонский слыл великолепным прикольщиком. На привале «доверительно» рассказывает Глезденёву: «Как, ты не слышал, что в Красноярском крае обнаружили Йети – снежного человека? Ну ты, брат, отстаёшь от жизни. Это такая здоровенная детина, что ступня у него, не поверишь — два метра! У тебя рост какой?»
— «Метр шестьдесят три» — «Вот-вот, у него — писюн такой».
Валера мгновенно наливается кровью и с кулаками лезет на Костю, который в два раза выше его. А я запеваю про коротышку. Взрывной драчун мгновенно успокаивается. С Валерой всегда можно было поладить. Однажды Глезденёв написал заметку об мне, как бы о своём наставнике, в нашу училищную многотиражку «Политработник». Разумеется, руководствуясь при этом самыми благими соображениями. Так мне и теперь кажется. Но форму избрал… Впрочем, судите сами: «Мы ехали на полигон в крытой машине. Стоял сильный мороз, и метель завывала. Мы все продрогли до костей. И тут курсант Захарчук запел: «И только крепче выходила из огня, суровая, доверчивая Русь. Ну, как ты обходилась без меня? А я вот, без тебя не обойдусь!» Друзья говорят: — Хорошо поешь, Михаил. С таким голосом — шел бы ты лучше в консерваторию!» (Точь-в-точь как в Бунинских «Темных аллеях»: «Шел бы ты, Мещерский в монахи!») На что «герой», то есть, я с пафосом отвечал: «Да, нет, ребята, я уже избрал свой жизненный путь. Буду военным журналистом!». Пришлось мне 12 раз проводить языком по нёбу, прежде чем затеять воспитательную беседу с Валерой. Он поначалу искренне удивлялся моему негодованию. И лишь спустя время понял, какую злую шутку со мной сыграл. Потому как после его, как самому ему казалось, хвалебной заметки, меня всякий раз ребята глумливо приземляли, ежели я где-нибудь «высовывался»: — Захар, шел бы ты лучше в консерваторию! Грамотёжка у Валеры поначалу сильно хромала. Правда, и я тоже не мог ею похвастаться. Поэтому, занимаясь с дружком, и сам с удовольствием рылся во всяких «букварях». Кроме шуток, у каждого из нас уже тогда присутствовало понимание: великий русский язык, его правописание – наш хлеб в недалёком будущем.
Тем более, что Глездон усиленно затачивал себя на грядущее серьёзное литературное творчество.
Стебаясь и ёрничая часто подчёркивая: «Я – единственный представитель великого удмуртского народа – военный журналист!» Потом поднял планку и стал сам себя именовать «представителем великого удмуртского народа – военным писателем».
А ведь известно, что в каждой шутке лишь доля шутки. И потому я его всегда осаживал: «представителю великого удмуртского народа» не приличествует произносить «Иголка». Он должен говорить: «игОлка». Глезденёв никогда не был трусом, часто даже перебарщивая в смелости. И потому она у него сплошь и рядом превращалась в безрассудство. Плюс ещё мог вспылить, как сухая спичка.
Много лет спустя, когда Валера уже работал в газете «Фрунзевец» Краснознамённого Туркестанского военного округа, его ведь не зря прозвали распространённой военной аббревиатурой «ВВ» — Валерий Васильевич – взрывчатое вещество».
А в самом начале первого курса стоял Валера караульным на гарнизонной гауптвахте. Охранял особо опасных заключённых, находящихся под следствием. Один бандюк решил сбежать. Каким-то непостижимым образом открыл камеру и только высунул морду лица в дверь, как был остановлен зычным окликом Глездона: «Ты куда, суччара?!» — «Да пошёл, салага…» Бандюк не успел закончить презрительной фразы, как над его головой протяжно чавкнула длинная автоматная очередь. Смельчак наложил в штаны. А нашего сокурсника долго потом тягали и пытали, почему он действовал столь опрометчиво, не по уставу. Но потом, как у Высоцкого: «Очухались и дали приз-таки» — десять суток отпуска с выездом на родину. Мы втайне завидовали герою-удмурту с берегов Варзинки…
Ещё Валера имел некоторую слабость к спиртному и к женщинам выше себя ростом. То, и другое спокойствия, умиротворения в его вечно мятущуюся душу, в микроклимат нашей второй группы не привносило. Валерку периодически отлавливал в нетрезвом состоянии городской патруль, а мы с такой же регулярностью вынуждены были рассматривать его на новом витке партийного влияния. Ничего другого командирам и политработникам не оставалось: «Глездона» плотно опекал и протежировал ему сам Непейвода, как лучшему в училище борцу – мухачу. Говорят, был даже случай, когда «страшный полковник» лично приволок в дрободан пьяного «представителя великого удмуртского народа» на контрольно-пропускной пункт и велел испуганным дневальным отнести его в расположение факультета. Никому и никогда подобных королевских поблажек начстрой не делал.
Сейчас мистически думаю о том, что, верно, «дядя Костя» единственный из всего нашего училища, словно предвидел, что судьба отмерит Валерке такую короткую жизнь – всего на год больше, чем Иисусу Христу…
Крепче всего Глезденёв дружил с Васей Ткачёвым из первой группы.
«Ну что тебе сказать, Михась,- Глездон – большой кусок моей жизни. На одни из коротких зимних каникул я его пригласил к себе в белорусскую деревню Гута.
(На фото он с моими дедом и бабой).
А уже летом я поехал к нему в Удмуртию. Мы здорово помогли родителям Валерки — Василию Трофимовичу и Марфе Николаевне — по хозяйству. Привели в порядок двор, ездили в лес, чтобы дров на зиму напилить. Колхозу подсобили в заготовке сена. Косили его на живописных берегах Камы. Гостили в райгазете, где дружок работал до армии. Приняли нас там очень тепло. Просить присылать заметки. Потом я в этой районке печатался часто. Ну, и Удмуртия, как ты понимаешь, стала для меня близкой. Ведь моя нынешняя жена Валентина была на постое у Глезденёвых, как прикомандированная на уборочную страду. Вот я её и увёз на всю оставшуюся жизнь. Василий Трофимович и Марфа Николаевна даже устроили нам приличную вечеринку по этому поводу. После окончания училища мы приехали с женами в его родной Юмьяшур (Валерка уже женился на Наташке), отметили там выпуск, и разлетелись по далям дальним: я – в Ашхабад, Валерка – в Хабаровск.
После гибели Валерки я написал очерк «Варзинка – исток-река». Он печатался в журнале «Молот», звучал по удмуртскому радио, напечатан в книге, изданной к юбилею Удмуртии. В нем я предложил назвать именем Валерия Глезденёва среднюю школу, в которой он учился. Так потом и случилось.
Приезжали мы с Валентиной в Юмьяшур и потом. С нами был друг Валерки, писатель Герман Ходырев. Помянули ВВ. А осенью 1991 года я с женой и младшим сыном Юрием побывали на могиле ВВ в Ташкенте. К нам присоединились наш однокашник Юрий Попов и вдова Наталья. Ты, верно, знаешь, что она похоронена рядом с Валерой».
* Вспоминает Владимир Чупахин:
«Валера Глезденев был таким парнем, который и краюху последнюю пополам с тобой разделит, и в наряде, если надо, подменит, и вообще в любой ситуации поможет. Помню, самый первый выезд «на картошку» на первом курсе. – О, да ты я вижу парень городской! — подсел он ко мне, видя, что моя корзинка наполняется не так быстро, как следовало. – Смотри, как надо! – И его умелые, ловкие пальцы принялись с немыслимой скоростью выковыривать из мокрой от дождя борозды скользкие картофелины. В общем, и свою норму Глезденев перевыполнил, и меня из безнадежно отстающих вытащил. С этого эпизода и завязалась наша крепкая, многолетняя дружба. Памятна история, когда Валерка на первом курсе всех нас стал агитировать посылать свои первые творческие опыты – стихи, рассказики, зарисовочки и т.д. в районную газету «Алнашский колхозник», которая выпускалась в его родных местах. — Понимаете, — объяснял он. – В моем районе выходит две версии газеты: одна на удмуртском языке – с ней все в порядке. А вот в русской районке – проблема с материалами: местные ее с удовольствием читают, но сами на русском не пишут. Редактор жаловался мне, что очень часто заполнять номер просто нечем. А ведь я знаю, братцы, что почти у каждого из вас есть какие-то сочинения о природе, о жизни… Давайте их мне, я буду пристраивать. Сначала это было встречено со смешками и подколками. Но потом… На первом курсе мы в основном все были еще полные неумехи и профаны, хотя и с претензиями на «гениальность».
Конечно, каждый что-то потихонечку пытался кропать, а порой в робкой надежде посылал свои творения в окружную газету, а то и в «Советский воин» или даже «Красную звезду».
В ответ, как правило, приходили вежливо-разгромные отказы в публикации. У меня самого такая печальная судьба постигла некий поэтический опус с дурацким названием «Утро молодости» и пару, как я теперь понимаю, совершенно наивных новеллок на житейские темы. Подумалось: «Ну, может, хоть алнашским колхозникам это будет интересно», и без особых иллюзий я отдал все Глезденеву. И Петя Грень с Пашей Дмитрюком что-то отдали ему. А Юрка Попов, отвалил, помнится, целую подборку не таких уж слабых, но отвергнутых военной прессой стихов. И кто-то еще из однокурсников тоже поучаствовал. Каково же было наше удивление, когда все это действительно стало публиковаться в далекой удмуртской газетке. Более того, мы стали даже получать гонорары! Смешные, конечно, — полтора-два рубля. Но суть-то была не в деньгах! Суть была в другом. Начинающему журналисту ой как важно увидеть свое творение в напечатанном виде. Это и самооценку повышало, и даже некий учебный эффект имело: любопытно же было увидеть и разобраться, что там неизвестный тебе редактор сократил, что поправил. И потом – одно дело, когда валяется у тебя некое невостребованное сочинение в тумбочке, но совсем иное, — когда ты видишь публикацию под своей фамилией и понимаешь: ведь кто-то это читает! И начинаешь совсем по-другому оценивать свои тексты; эх, вот тут-то я явно недотянул, тут вообще какую-то чепуху насвистел…
А Валерка радовался каждой очередной нашей публикации и ощущал себя неким «координатором проекта».
Уже даже указания стал давать:
«Грень! Петро! Ну ты же сельский парень. Напиши что-то о сельской жизни!
Паша Дмитрюк! А у тебя хорошо получается писать про любовь. За душу берет. Давай еще!».
На втором курсе все это сотрудничество с «Алнашским колхозником» постепенно утратило смысл: мы уже поднабрались опыта и главным стало не просто напечатать что-нибудь где-нибудь, а пытаться проявлять себя именно в том, ради чего мы учились в ЛВВПУ – в военной журналистике. А Валерка, помнится, сказал: «Ну, ничего, когда-нибудь вы станете крупными журналюгами, но все равно будете помнить про то, как с моей подачи печатались в алнашской районке!».
А я и помню! И не стыжусь тех, вроде бы пустяковых, но очень искренних вещиц, опубликованных в самом начале журналистского пути. Ну и, конечно, глезденевское неизбывное желание делать добро, помогать друзьям тоже никогда не забуду. Удивительно светлый был человек!».
* Из высказываний Валерия Глезденева:
«Вспоминается летнее тактическое занятие в учебном летнем лагере, когда крик «Ура!» вот-вот застрянет в пересохшем горле, а надо бросить его как можно дальше вперед и догонять, пыля тяжелыми сапогами». / Я вам не какой-нибудь башкирец. Я — удмурт! Ко мне, в итоге вся Россия присоединилась, потому что я — в центре, в Ижевске. / Лаптев не живет в плену учебника, а перерабатывает его в собственном мозгу, и тот на него не в обиде. / Главное — это дух соревнования, но как его вызвать? / Надо всегда ловить комсомольцев на крючок живого интереса».
* Из книги Сергея Дышева «Рубеж»:
«Однажды Глезденеву позвонил сослуживец по Львовскому политучилищу – подполковник Григорий Кривошея. Он был в свое время предшественником Валерия Васильевича на должности ответсека многотиражки «Политработника». Занимал пост то ли зама, то ли начальника кафедры журналистики в училище. Предложил Глезденеву напрямик: «Есть место преподавателя на кафедре. Соглашайся. Жду ответ через неделю». Когда срок истёк Глезденёв позвонил во Львов: «Извини, Гриша, но я остаюсь в Ташкенте».
Гравитация войны оказалась сильнее.
Последний, 1984 год был, пожалуй, самым плодотворным в его туркестанской карьере. Он словно старался нагнать время, потраченное иной раз впустую, бесцельно, успеть сделать как можно больше.
В январе выходит очерк «Два вечера с перерывом на бой» – довольно удачная попытка проникнуть во внутренний мир своих героев, понаблюдать за ними в быту. Для них, «афганцев», он стал своим. Может быть, поэтому ему удалось то, что было нелегко для других: показать людей «изнутри». Впрочем, судите сами. Глезденев пишет об офицерах разведывательного батальона, где служил Адам Аушев, брат героя – Руслана Аушева.
«Он был более сосредоточен, чем раньше, более раздумчив, – вспоминает В. В. Стуловский последний разговор с Глезденевым перед поездкой в Афганистан.
– Мы хорошо поговорили о будущей его повести. Он уже начал работу над повестью о наших ребятах в ДРА. Валера сказал, что уже есть наброски и он покажет их мне, когда повесть будет готова хотя бы наполовину. Вот тогда я ему и сказал, что хватит играть со смертью, пора думать о литературе, надо сократить поездки в Афган, хватит тебе полученной контузии. И в приказном тоне сказал, чтобы на операцию он не ходил, а поскольку при его характере это почти невозможно, то не опускался ниже батальонного КП. Он ответил вполне серьезно: „Есть не спускаться ниже КП батальона“. Это было сказано очень серьезно, не формы ради. Я ему сказал еще раз, что теперь главное для него – повесть, и пусть это постоянно имеет в виду».
* Из «Наградного листа»:
«Начальник отдела ПВО редакции газеты ТуркВо «Фрунзевец» майор Глезденев Валерий Васильевич неоднократно выезжал в ограниченный контингент советских войск в ДРА для обобщения боевых действий в горах и партийно-политической работы, проявив при этом мужество, отвагу и самоотверженность. Он принимал участие в 5 боевых операциях, 12 боевых вылетах. В декабре 1981 года лично обеспечил спасение экипажа вертолета в/ч п. п. 97978, подбитого в районе н. п. Бараки, – огнем из автомата не подпустил банду к месту вынужденной посадки вертолета.
В мае 1982 года на операции Панджшер под обстрелом вынес раненого солдата с поля боя в безопасное место.
В сентябре 1982 года участвовал в операции по прочесыванию Шахтутского ущелья, в провинции Кабул. Заменил раненого замполита батальона и организовал партполитработу.
В декабре 1982 года был на прочесывании в провинции Кунар. Действуя в составе роты в тылу противника, лично уничтожил 2 бандитов. Захватил в плен заместителя главаря банды по кличке Доктор, различные боевые трофеи.
В марте 1983 года сопровождал колонну по зеленой зоне провинции Кандагар, в составе роты п. п. 71176, ходил на засаду.
Вывод:
майор Глезденев В. В. достоин награждения орденом Красной Звезды.
Ответственный редактор газеты «Фрунзевец» полковник В. Стуловский».
* Из письма родителям:
«Вышел Указ о награждении орденом Красной Звезды. Собираюсь устроить банкет для сослуживцев. Живем нормально. Правда, недавно Алеша заболел скарлатиной. После 9 июня сынок с Наташей поедут во Львов и там он остается с дедушкой. Извините, но в этом году не смогу приехать. Привет всем родственникам. Ваш Валерий». *
«Дорогая Наталья Алексеевна! Командование, политический отдел войсковой части полевая почта 97978 с глубоким прискорбием извещают Вас о том, что 10 октября 1984 года Ваш муж ГЛЕЗДЕНЕВ Валерий Васильевич погиб, выполняя боевое задание. Верный Военной присяге, он с честью и достоинством выполнил свой патриотический и интернациональный долг, проявив при этом мужество, стойкость и героизм. Воины-авиаторы Ограниченного контингента советских войск в Демократической Республике Афганистан гордятся делами Валерия Васильевича Глезденева, он навсегда останется в памяти товарищей как пример мужества, доблестного выполнения своего воинского долга. Вместе с Вами мы глубоко разделяем огромную боль и горечь невосполнимой утраты в связи с гибелью Вашего мужа. Еще раз примите от всех воинов-авиаторов и от нас лично наши искренние соболезнования. С уважением к Вам, командир войсковой части полевая почта 97978 подполковник А. Серебряков, начальник политического отдела подполковник В. Роменский».
*
Памяти Валерия Глезденева «Военного газетчика судьба,/ Газетная негромкая работа…/ А если и случается пальба,/ То просто не расслышишь с вертолета. Вот разве только трассу углядишь,/ Качнувшуюся дымно у мотора./ Да так и не узнаешь, что летишь/ Сквозь бешено крутнувшиеся горы./ Сквозь вздыбленное небо этих гор/ В прожилках трасс заморского металла,/ Чтоб наземь лечь, судьбе наперекор,/ Песчинкой малой нашего Урала. Песчинки нашей матери-земли,/ Рязанской, вологодской или брянской,/ Которые металлом отсекли,/ Сработанным Техасом и Небраской. Так это ж все солдаты как-никак,/ Так это ж боевые офицеры…/ Земле родной служа не абы как,/ Вместить ли долг в масштабы и размеры! Впривычку знать, коль слышится пальба:/ Что вот опять теряем мы кого-то…/ Негромкая газетчика судьба,/И, в общем, неопасная работа.
* Из письма белорусского писателя В.Ткачёва: «Знаешь, Михась, я вот убеждён, что свою жизнь Валера сам режиссировал. Сидел бы он во Львове в окружной газете. Или перебрался бы на кафедру журналистики в училище. Может, и не нужна вовсе была ему академия? Глядишь, и все повернулось бы не так. Но от судьбы, как говорят, не уйдешь. Да и что толку сейчас об этом судачить. Что было, того уже не вернешь.
Прочитал я всё вышенаписанное и вдруг вспомнил признание Марфы Николаевна:
«Когда родился Валерка, мне сон приснился. Как будто он совсем голенький вошёл в Варзинку и поплыл, поплыл. А потом пропал… Люди мне сказали: он у тебя долго не проживет. Веришь – нет, но с этим тревожным ожиданием я всю жизнь и прожила».
* Деревня Юмьяшур гордится своими односельчанами. Камитов Максим Иванович. Призван Алнашским РВК в ноябре 1941 года. Гвардии старший лейтенант медицинской службы. Награждён орденами Отечественной войны II степени, Красной Звезды, многими боевыми медалями.
Муратов Василий Евдокимович. Призван Алнашским РВК в 1940 году. Штурман экипажа ночного бомбардировочного полка. Боевые награды: Отечественной войны I степени, два ордена Красной Звезды, четыре медали.
Глезденев Валерий Васильевич. Призван Алнашским РВК в ноябре 1968 года. Погиб при выполнении интернационального долга в Афганистане. Награждён орденом Красной Звезды. Его именем названа средняя школа и улица в деревне.
Полковник в отставке Михаил Захарчук.

 

О Александр Волк

Александр Волк  ( волонтер до 2021) Хайфа

1 комментарий

  1. Сергей Дышев

    Так ярко, проникновенно, трогательно мог написать настоящий друг. А в эпизодах курсантской жизни узнаешь Валерку, веселого, озорного, напористого, с боевым характером. Да, его жизнь, была как яркая комета в военной, фронтовой журналистике.
    Спасибо, Михаил!
    Сергей Дышев

Оставить комментарий к Сергей Дышев Отменить написание

Ваш email нигде не будет показан