http://a.kras.cc/2014/02/blog-post_4493.html
четверг, 6 февраля 2014 г.
Был у меня знакомый 1932 года рождения. Инженер, русский по национальности.
Еще в институте он был арестован «за анекдот», как он говорил. Бит нещадно, получил десятку с правом переписки, был выпущен из лагеря в 1955 году.
Так вот — этот человек, в ходе разговора о Сталине, сказал так:
«Да ладно тебе! Вы, евреи, Сталина не любите, потому что он вас всех хотел к ногтю».
Удивился.
«Как же, — говорю. — Уж кто, кто, а ты хлебнул от усатого лиха».
«Ну, это так, для кучи. — отвечал бывший зек. — Русских, как нацию, он бы никогда не тронул, а евреев хотел ликвидировать, как класс».
— Откуда тебе это известно? — спросил я.
— Так уже в конце 52 года в нашем лагере бараки стали строить для ваших.
Вохра так и говорила:
«Для жидов».
Депортация готовилась…
Я пишу как современник тех событий, которые теперь изучают историки.
К весне 1953 года я уже был бывшим корреспондентом «Литературной газеты» по всей Прибалтике:
сняли после публикации в «Правде» 25 февраля 1952 года статьи за подписью «Группа читателей» по поводу романа В. Лациса «К новому берегу».
За «Группой читателей» стояли Сталин, Молотов, Маленков, Берия, как было установлено еще 10-15 лет назад.
Однако вернемся к статье о депортации евреев.
В декабре 1952 года мне позвонил друг нашей семьи Карл Мартынович Граудин — член ЦК компартии Латвии, начальник политотдела Прибалтийской железной дороги, бывший корреспондент «Правды» по Латвии в первые послевоенные годы.
— Миша, нет ли у тебя настроения погулять в Верманском парке? Рад буду тебя видеть, — сказал Карл.
Карл Граудин встретил меня на дорожке парка и начал:
— Мне необходимо тебе кое-что сказать… Вчера я провожал Бориса Полевого (Карл дружил с Полевым), и вот что он мне поведал… Ты только не волнуйся, Борис сказал, что готовится операция еще страшней, чем с народами Кавказа… Готовится депортация всех евреев на Дальний Восток.
— Это произойдет и в Латвии? — спросил я Карла.
— Везде, в том числе и в Латвии, — ответил он.
Карл любил выпить, и мы зашли в ресторан «Кавказ», где его хорошо знали.
— Что же делать? — спросил я друга.
— Ума не приложу, куда ехать… Будут снимать и в поездах, требовать паспорта, но тебе не нужен паспорт… Во всяком случае, надо быть готовым.
По словам Бориса Полевого (он работал в «Правде» и был близок к высшим партийным кругам), был создан штаб во главе с Сусловым, который и готовил эту операцию.
Зима проходила в тревоге и горьких раздумьях.
Карл Граудин почти каждый вечер звонил.
Моя судьба осложнялась еще и тем, что я был заклейменным журналистом Михаилом Зориным.
Зорин — мой литературный псевдоним, под этой фамилией я публиковался в «Литгазете» и других изданиях, а по паспорту я Симхович Михаил Израилевич. Моя семья — это жена, литератор, переводчица с идиша Шулькина Ида Захаровна, моя мать, женщина преклонного возраста, Фаня Моисеевна Симхович, сын Захар, школьник, старший брат — доктор-рентгенолог Залман Израилевич, старший научный сотрудник института травматологии в Риге, и младший брат Илья Израилевич — известный артист цирка, дрессировщик медведей (на афишах писали: Леонид Дубровский — первый еврейский укротитель медведей).
Я заказал телефонный разговор с младшим братом Ильей (он гастролировал в Саратове) и рассказал ему о наших опасениях. Дело в том, что Илья был женат на русской, кроме того он разъезжал по стране.
— В цирке нет антисемитизма, — сказал он. — Меня никто не тронет, — в этом он был убежден. — Я в цирке — Дубровский.
А у жены моей Иды брат Абрам Захарович был директором ремесленного училища, он участник войны, как и мы. Словом, вся наша большая семья жила в тревогах и волнениях.
События назревали грозно.
18 февраля 1953 года был арестован коммунист, член партийной организации Союза писателей Латвии профессор Макс Юрьевич Шау-Анин.
Ему шел шестьдесят девятый год; полуслепой литератор, в годы буржуазной Латвии он был большим другом Советского Союза, активно работал во время войны в Еврейском комитете защиты мира.
В Риге пошли аресты евреев. Примерно 20 февраля в Союзе писателей Латвии состоялось закрытое партийное собрание, на котором я присутствовал как член партии (вступил в компартию в 1942 году в армейской газете).
Секретарь партбюро Карл Краулинь сказал: «В нашей среде много лет маскировал свое лицо сиониста Шау-Анин. Теперь он разоблачен». Был снят с работы в ЦК партии Латвии друг нашей семьи главный редактор журнала «Блокнот агитатора» герой войны Исаак Соломонович Лившиц. Арестовали еврейского писателя Мовшу (Марка) Разумного. Арестовали участника гражданской войны в Испании и Второй мировой войны Бориса Клеймана…
Мы с женой каждую ночь ждали ареста. На нашей площадке жил прокурор города Риги Романовский. Его сынишка школьного возраста приходил играть с нашим сыном. Как-то он сказал: «Папа говорит, что в Риге будет много свободных квартир, потому что арестуют всех евреев…».
Я с волнением ждал приезда из Москвы Карла Мартыновича Граудина. В конце февраля он позвонил, и мы, как всегда, встретились в парке. Вот что рассказал Карл.
Он принимал участие в совещании руководителей железных дорог страны и начальников политотделов дорог.
Руководил совещанием М.А. Суслов. Присутствовал Г.М. Маленков, но не выступал:
сидел угрюмый и молчаливый.
Суслов сказал, что в ближайшее время в стране будет проведена серьезная акция, к которой нужно готовиться руководителям железных дорог в отдаленных районах страны. Речь шла о Сибири, Казахстане, Оренбурге, Забайкалье.
Слово «евреи» не произносилось. Суслов сказал, что за акцией, ее подготовкой и проведением внимательно следит товарищ Сталин.
Карл Граудин пользовался большим уважением. Член ЦК партии Латвии, ученый, член-корреспондент Академии наук Латвии, журналист «Правды», блестяще владевший пером. На совещании он не выступал.
Но после совещания его друг из партийных кругов Сибири сказал: «Речь идет о депортации евреев в наши сибирские края».
— Что с нами будет? — спросил я Карла.
— Ума не приложу… — повторял он.
Граудин рассказал, что он побывал в редакции «Правды», от которой в послевоенные годы был собкором в Латвии, и встретился с ее главным редактором Леонидом Ильичевым. Ильичев в разговоре касался предстоящей акции, но слово «евреи» тоже не произносил. Он заметил, что Латвия и особенно Литва — это «сионистские гнезда в Прибалтике». На прощание Ильичев подарил Граудину свою блестяще изданную монографию «Фридрих Энгельс».
Томительно шли дни февраля и марта. Директор Латгосиздата Петерис Баугис в один из таких дней рассказал нам, что был вызван в ЦК Латвии, где ему предложили уволить всех работников еврейской национальности и всем авторам-евреям вернуть рукописи.
Любопытно, что начальник политотдела Московской окружной дороги рассказал Граудину, что провели дезинфекцию в товарных вагонах огромного эшелона, в которых везли на Восток пленных немцев.
— Теперь эти эшелоны будут двигаться без остановок на Восток, за редким исключением для поездной прислуги, — сказал начальник политотдела.
В Москве Граудин, конечно же, встретился со своим другом Борисом Полевым (они в соавторстве написали небольшую книжицу). Борис Николаевич горестно заметил, что по Москве ходят слухи о депортации евреев.
И вдруг неожиданность — в первых числах марта болезнь и скоропостижная смерть Сталина!
31 марта я выехал в Москву. Пришел в редакцию «Литературной газеты». У всех членов редколлегии во главе с Симоновым, Рюриковым, Гулиа, Атаровым — перекошенные лица.
Я навестил семью Михаила Матусовского, с которым в Донбассе молодыми начинали литературную жизнь. Миша жил в районе Сивцева вражка. Они с женой Женей рассказали, что каждую ночь ждали «гостей».
— Смотри, мы готовились к печальному отъезду… — Они показали мне валенки, тулупы, теплые вещи, мешки для постели…
Миша скорбно качал головой. Он — известный поэт, участник войны, получивший тяжелое ранение, большой друг Константина Симонова, написавший с ним поэму о революционном Луганске, член партии, жил в тревоге за свою семью, малолетних дочурок, за свою жену, бывшую с ним на фронте.
— Мы перезванивались каждую ночь с Алигер, Долматовским, Казакевичем, Гроссманом…
Казакевич — этот бесстрашный человек, боевой разведчик, любимец армии, автор военных книг, лауреат Сталинской премии, сказал Матусовскому:
«Я им не дамся…»
Что он имел в виду, говоря это, трудно сказать.
В ту пору дружбой с Казакевичем гордились многие писатели. Это можно судить по записям Твардовского, Юрия Олеши, упомянувшего его в книге «Ни дня без строчки…».
Матусовский говорил мне, что Казакевич поделился своими тревогами с Олешей. Юрий Карлович — великий художник, затюканный в советское время как «исписавший себя писатель богемного типа», сказал: «Если это случится, я тоже еврей…».
Матусовский рассказывал, что Василий Семенович Гроссман, который в то время жил на Беговой улице, почти не спал ночами. Гроссман — летописец войны, особенно Сталинградской битвы, человек мужества и отваги, чьи статьи, написанные во время войны, перепечатывались в США, Англии, распространялись листовками, сказал Матусовскому: «Они не остановятся ни перед кем…». Гроссман был просто потрясен в те дни.
А Москва словно потеряла чувство времени.
4 апреля вечером я поехал к Сергею Островому. Сергей Островой — еврей, известный поэт. Едва я вошел в дом, он сказал:
— Только что сообщили — врачей освободили… Рюмина арестовали…
Когда я вернулся в Ригу, профессор Шау-Анин был освобожден, освобождены и другие евреи, широко известные в Латвии.
Карл Мартынович Граудин
говорил потом в нашем доме:
— Я вас очень жалел и не все рассказывал… Когда я был на совещании в Центральном комитете партии, начальник политотдела Московской окружной дороги сообщил мне, что вагоны, в которых возили пленных немцев, так промыли дезинфекцией, что пробыть в вагоне пять-десять минут опасно для здоровья — кружится голова, болят и слезятся глаза, душит кашель, начинается рвота.
И в этих вагонах собирались везти евреев!
Нам с Харьей (русская жена Граудина, — М. З.) было вас жаль до боли…
В 1953 году после ареста Берии я и моя семья жили в Москве, в писательском доме в Лаврушинском переулке, № 17, в квартире писательницы Валерии Герасимовой — первой жены Александра Фадеева. И Герасимова рассказала нам, что Саша, как она называла Фадеева, в один из февральских дней ей сказал, что «замышляется страшная акция против евреев…». Как известно, после развода с Фадеевым Валерия Герасимова вышла замуж за Бориса Левина — талантливого писателя, погибшего во время финской войны. У нее остался ребенок, рожденный уже после гибели Левина, — девочка Анечка.
— А в нашем доме, — говорила Валерия Анатольевна, — столько писателей-евреев — Кирсанов, Каверин, семья Михаила Голодного, поэт Юрий Левитанский, Кирилл Левин…
Даже Миша Светлов готовился к худшему.
И еще одно доказательство, что такая акция готовилась. Граудин рассказал, что он как начальник политотдела Прибалтийской железной дороги (то есть Латвии, Литвы и Эстонии) получил письмо из Центрального Комитета партии Советского Союза: по линии политуправления министерства путей сообщения подготовить список лиц не коренной национальности — инженеров, техников, руководителей различных отраслей дороги, их домашние адреса, номера телефонов. Насчет «лиц некоренной национальности» — это была маскировка. Более того, из Москвы приезжали сотрудники аппарата ЦК и политуправления, перечитали этот список и взяли с собой. Один из них даже заметил Граудину: «У вас на дороге все руководящие посты занимают не национальные кадры, а евреи…»
Сегодня в Москве, если она не уехала, должна проживать дочь Карла Мартыновича — Людмила Карловна Граудина, доктор филологических наук. Она знает о нашей дружбе с ее славным отцом.
Живет там и семья Михаила Матусовского — Инна, Евгения. Живет дочь Валерии Герасимовой — Аня Шаргунова, которую мы знали ребенком.
Как сказал мне Вениамин Александрович Каверин (мы были связаны двадцатилетней дружбой):
«Только смерть палача спасла евреев
еще от одной трагедии».
Михаил Зорин, Рига
=========================================
Об авторе
Биография
Михаил Зорин — псевдоним.
Имя автора: Михаил Израйлевич Симхович.
Латвийский советский журналист, прозаик, литературовед, критик.
Член Союза писателей СССР. Автор ряда книг разного жанра: воспоминания, биографии, романы, повести.
Выходец из Донбасса, переехавший затем в Латвию. По его словам, в Донбассе молодым начинал литературную жизнь. Участник Великой Отечественной войны, вступил в компартию в 1942 году, когда служил в армейской газете.
Автор о себе и своей семье:
Зорин — мой литературный псевдоним, под этой фамилией я публиковался в «Литгазете» и других изданиях, а по паспорту я Симхович Михаил Израилевич. Моя семья — это жена, литератор, переводчица с идиша Шулькина Ида Захаровна, моя мать, женщина преклонного возраста, Фаня Моисеевна Симхович, сын Захар, школьник, старший брат — доктор-рентгенолог Залман Израилевич, старший научный сотрудник института травматологии в Риге, и младший брат Илья Израилевич — известный артист цирка, дрессировщик медведей (на афишах писали:
Леонид Дубровский — первый еврейский укротитель медведей).
Подробнее на livelib.ru:
https://www.livelib.ru/author/695051-mihail-zorin…
https://www.livelib.ru/author/695051-mihail-zorin…
Библиография
1952 — «Донецкий мальчик» Рига : Латгосиздат / 1980 «Донецкий мальчик» — повесть
1958 — «День наступает рано»: Роман [соавт. И. Шулькина.] — Рига : Латгосиздат / 1961. 2-е изд. — Москва : Профтехиздат / 1963. 3-е изд. — Рига : Латгосиздат
1960 — «Дороги истории»: О творчестве Н. П. Задорнова. — Рига : Латгосиздат, 164 с.
1960 «Тропы разведчика» — документальная повесть
1962 «Солдатские дороги» — документальная повесть
1965 «Пылающий факел» [соавт. И. Шулькина.] — роман
1968 «Жаркий уголь памяти» — авторский сборник: рассказы, воспоминания 1970 «Мечтаю о Пскове…» / 1980 2-е изд. — документальная повесть о В.И. Ленине
1974 «Начиналась война…» / 1987 2-е изд. — роман
1976 «Лампе моей не гаснуть…» — литературные портреты, воспоминания, размышления
1986 «Все, что суждено» — авторский сборник: повесть, рассказы, воспоминания
Подробнее на livelib.ru:
https://www.livelib.ru/author/695051-mihail-zorin
https://www.livelib.ru/author/695051-mihail-zorin
Статья размещена с помощью волонтёра сайта. Волонтер сайта не несет ответственность за мнения изложенные в статье. Статья написана не волонтером.
Артур Клейн
arthurhaifa@gmail.com
Усатый вурдалак переплюнул бы, наверняка, самого Шикльгрубера в своей маниакальной ненависти к евреям. И депортация этого горемычного народа не заставила бы себя ждать, не сдохни тиран в 53-м…