Ян Топоровский, Тель-Авив . «МЕССИЯ» И ОАЗИСНОЕ ГОСУДАРСТВО

Лев Теплицкий канул в небытие. Словно и не было в начале XX века этого русского драматурга, писателя, журналиста, музыканта, деятеля культуры… И потому четыре письма, обнаруженные мной в муниципальном архиве Тель-Авива, казались мне золотой находкой.

      Кроме четырех писем Льва Теплицкого, в папке хранились три листка вырванных из блокнота для заметок – по одной-двум строчкам на каждой. Вначале, я не обратил внимания на каракули, но затем, сопоставив вопросы в письме Теплицкого, строчки в блокноте, понял, что страницы писем и блокнота — связаны. Правда, на блокнотных страничках не было ни подписи, ни даты – только запротоколированный ответ на письмо Теплицкого. По всей видимости, прибывшие из Парижа письма, секретарша относила Дизенгофу домой, а там ему, тяжело болевшему и доживавшему свой век мэру, зачитывала. А пока г-н Дизенгоф продумывал ответ, она выводила на листках блокнота узоры. В основном, обводила по нескольку раз типографские атрибуты на листе. А выслушав ответ, записывала суть – строчку-две – по проблемам, которые поднял Лев Теплицкий в своем письме. Так, на запрос Льва Давыдовича о возможности создании Оазисного государства (еще один удивительный проект создания национального еврейского очага), по поводу которого обращался Теплицкий – записала мнение Дизенгофа, что «следует более подробно ознакомиться с этим проектом». По всей видимости, Дизенгофа, который радовался приезду в Палестину каждому новому (и редкому в те годы), репатрианту, заинтересовало не Оазисное государство, о котором писал Теплицкий, а 50.000 семей, которые – по мнению Теплицкого — готовы прибыть в Палестину!

Но кроме писем, листков из блокнота и «рисунков» секретарши были еще две книги — «Иудея» и «Ирод», которые Дизенгоф получил от благодарного автора, и сегодня они (возможно, те самые экземпляры?!) хранятся в Национальной библиотеке Израиля. Но вот о третьей (Теплицкий работал над трилогией) – «Мессии» — речь в письма идет как о готовой к публикации. Это подтверждает и анонс в самой книге «Ирод», сообщающий о работах автора:

 

ТОГО-ЖЕ АВТОРА:

 

«IУДЕЯ»

 

Романъ изъ времен борьбы Iудеи съ Римомъ.

 

(В продаже)

 

___________________________________

«МЕССIЯ»

 

Роман изъ временъ религiознаго брожънiя въ Iудеъ.

Возникновене христiанства.

 

 (Печатается)

 

______________________________________ 

«ПО СТАРЫМЪ НЕГАТИВАМЪ»

 

Очерки и воспоминания, въ 2-хъ томахъ

 

(Подготовляется къ печати)

 

Из этого сообщения ясно, что автор подготовил к изданию четыре работы: «Иудея», «Ирод», «Мессия» и «По старым негативам». Две первые – вышли в свет. Третья – «печатается», а «По старым негативам» — «подготовляется». Другими словами – над третьей, по всей видимости, шла редакторско-издательская работа. А над рукописью «По старым негативам» автор продолжал работать.

                     «ИУДЕЯ» В СЕРДЦЕ СИБИРИ

На сегодня известны две книги Льва Теплицкого, вышедшие в издательстве «Родник» (Франция) в 1933, 1934 годах. И обнаружены они не в Одессе (хотя, стоит и там поискать!), где автор родился и начал свою творческую деятельность, и не во Франции, где жил в эмиграции, издавал книги и был похоронен, хотя мечтал упокоиться на земле своих предков – Палестине, а в неожиданных, на первый взгляд, регионах: в Тюмени (Областная научная библиотека), в Омске (честь и хвала тем, кто сохранил «Иудею» в далекой стране!), и Новосибирске (антикварно-букинистический магазин «Сибирская горница»). Как книги из Франции оказались в Сибири, тем более, что тираж был мизерный, неизвестно. Неужели кто-то брал с собой в ссылку любимую книгу?!

 

А в Санкт-Петербурге ученый А.Д. Алексеев всю жизнь составлял каталог книг русских писателей, оказавшихся за границей. И труд его жизни вышел в свет. (В предисловии его называют биографом-энтузиастом. Хотя он был в штате Института русской литературы с 1952 года. Но глядя на его труд, уместно сказать: никто не забыт – ничто не забыто — ни одна публикация и ни одно имя русского литератора за рубежом. На титульном листе этого библиографического издания значится:

 

Российская Академия наук

Институт русской литературы (Пушкинский Дом)

 

А.Д. Алексеев

Литература русского зарубежья

(Книги 1917 – 1940).

Материалы к биографии

 

Санкт-Петербург. «Наука». 1993 год

 

Есть в этой работе и такие строки (по всей видимости, Алексеев обнаружил нижеперечисленные книги в библиотеке Санкт-Петербурга):

 Лев Давидович Теплицкий. (1863, Одесса -?).

2230 Ирод: роман из времен Ирода I (Великого). Париж, «Родник», 1934. 248 стр.

2231 Иудея: роман из времен борьбы Иудеи с Римом в I веке н.э. Париж, «Родник», 1933, 199 с.

 

Удивительный и каторжный библиографический труд. Причем, библиограф жил в СССР и был лишен возможности работать за границей, где выходили издания, которые он описывал. А потому, есть вопросительный знак в строчках о писателе Льве Теплицком. А в Доме–музее Марины Цветаевой (видимо, она и Теплицкий были знакомы по Парижу?!) эта же строчка чуть разнится от Алексеевской: «Теплицкий Лев Давидович, 15 марта 1862, Одесса – 1949, Париж, Новое кладбище. Булонь».

Казалось: вот и все, что осталось от Льва Давыдовича Теплицкого в России – несколько книг и всего одно письмо, которое хранится в Российском государственном архиве. Но к нему ныне добавим еще четыре, отосланных на имя Меира Дизенгофа, в Тель-Авив.

ОТ «ОДЕССКОГО ЛИСТКА» ДО ПАРИЖСКОГО «РОДНИКА»

    Но тире между датами — это произведения и издания, с которыми писатель сотрудничал. Стоит заполнить пробел – и перечислить редакции, с которыми сотрудничал в разное время Лев Теплицкий, член Московского профессионального союза писателей (1919).

Начинал литератор Теплицкий в одесской печати (кстати, ссыльный, член «Народной воли») – 1885 год:

«Одесский листок», (издавалась с 1880 по 1920),

Газета «Раннее утро», Москва, (издавалась с 1907 по 1918),

Журнал «Рампа и жизнь», Москва, (издавался с 1909 по 1918),

Журнал «Театр и искусство», Санкт-Петербург, (издавался с 1897 по 1918),

Газета «За свободу!», Варшава, (издавалась с 1921 по 1932 – начало издания газеты совпадает с началом жизни Теплицкого в Польше),

Газета «Дни», Берлин (издавалась с 1922 по 1925), Париж (с 1925 по 1928),

Журнал «Числа», Париж (издавался с 1930 по 1934),

Роман «Иудея», Париж, изд. «Родник», 1933,

Роман «Иуда», Париж, изд. «Родник», 1934.

 

В 1945 году, в Париже состоялся творческий вечер Льва Теплицкого, посвященный 60-летию его литературной и журналистской деятельности.

Известны еще четыре книги, изданные автором (авторами) с фамилией и инициалами — Л.Д. Теплицким. Время издания накладывается на годы активной деятельности творческой Льва Давыдовича Теплицкого.

Судите сами:

 «Ненужные». Драма в 5 действиях. Л.Д. Теплицкий, 1913;

«Свобода слова», Л.Д. Теплицкий, 1917;

«Таблица процентов по учету», Л.Д. Теплицкий, 1913;

«Учиться и любить», Л. Теплицкий, 1890.

 

Но в связи с тем, что жизнь писателя Л.Д. Теплицкого растворилась во времени. А сам автор не оставил автобиографии, или хотя бы списка произведений, вышедших из-под его пера, и, хотя некоторые из книг мне так и хочется приписать своему герою, но здесь следует сравнить авторский стиль книг Теплицкого, о которых мы точно знаем, что они вышли из-под его пера, и книг с его инициалами. Драму «Ненужные» тоже можно считать книгой автора «Иудеи» и «Ирода» (Теплицкий был театральным критиком, писал о театре, и мог попробовать свое перо в этом жанре), а вот что делать с книгой выходящей за рамки его творчества – бухгалтерской работой «Таблица процентов по учебу»? Неужели, исторический романист, театральный критик имел профессию бухгалтера? Конечно, и это можно объяснить — мол, в одесских еврейских семьях считали, чтобы дети прежде всего должны иметь профессию, а уж потом становится поэтами, писателями, актерами… Но в таком случае нужно искать доказательства учебы Льва Давыдовича Теплицкого в экономическом учебном заведении.

ПОВОРОТ СУДЬБЫ

В газете «Вологодская жизнь» в 1909 году возник конфликт между сотрудниками редакции и главным редактором. Сотрудники подали заявление на увольнение и опубликовали «Открытое письмо» к читателям «Вологодской жизни», обвинив редактора в экономических грехах (газета «Речь» от 22 апреля, 1909 года), но на следующий день последовал «Ответ на письмо в газете «Речь». («Вологодская жизнь». Вологда, 1909, 23 апреля). В конце ответа стояла подпись Лев Давыдович Теплицкий. Причем, он поставил ее дважды – вначале, под статьей – полностью, потом под постскриптумом – повторил, но инициалами. (Неужели это тот самый писатель?! И неизвестная глава его жизни?)

Первый вопрос: если это он, то как Теплицкий, житель Одессы, оказался в Вологде? 

Ответ нашелся в работе Владимира Хазана о поэте Андрее Соболе, который был сослан в Вологду. Дело в том, что ссылке был и одессит Лев Давыдович Теплицкий. И тоже в Вологде. А там, благодаря своим писательским и журналистским талантам, — оказался во главе газеты. Возможно, газета «Вологодская жизнь» и была его проектом? Но тут следует еще одна небольшая загадка – номер к печати подписывала Анна Ивановна Теплицкая. В выходных данных газеты она обозначена как «Редакторъ издатель А. И. Теплицкая». Она была — издателем! А главным редактором – Лев Давыдович Теплицкий. Далее возникает предположение, что это не просто однофамильцы. Возможно, что его жена?! Известно, что у Льва Давыдовича была дочь Л.Л. Теплицкая. Но как сложилась ее судьба, была ли она вместе с отцом в эмиграции, сохранила ли архив отца, и кому (или куда) передала – неизвестно. Пока.

НА ПОДСТУПАХ К ТРИЛОГИИ

Лев Теплицкий большую часть своей жизни писал о театре. Он был высокопрофессиональным театральным критиком. И еврейская тема возникла в его статьях всего один раз, когда он написал рецензию на спектакль «Уриэль Акоста», даваемого в Одессе, одним из русских театров. Но эта статья в «Одесском листке» вылилась всего лишь в творческий спор с другим критиком. А далее тема прервалась. И ничего не предвещало, что придет время и магма трилогии вырвется на поверхность. Никто не знал, что в душе этого театрального рафинированного критика живут страшные воспоминания детства. Об этом стало известно из писем писателя.

Дело в том, что в детстве он был свидетелем погрома в Одессе (1870), затем – во время своего юношества – защитником евреев во втором погроме (1883), и уже горьким очевидцем новой бойни в родном городе (1905). Память сохранила и беседы его отца одесского журналиста Давида Теплицкого с провозвестником сионизма, врачом Львом (Лейбом) Пинскером, который завещал захоронить его прах в Еврейском государстве. Мечта Пинскера сбылась только в 1936 году. Но еврейского государства в те годы еще не существовало. О нем только мечтали и предлагали удивительные варианты. То в Африке, то на острове Мадагаскар, то на Ближнем Востоке, то в Южной Америке…

 

Из писем Льва Теплицкого становится известно о еще одном – экзотическом – варианте. Из текста следует, что Теплицкому даже предложили принять участие в том проекте. И, видимо, не просто так, не как будущему рядовому гражданину этого еврейского государства, а как государственному – как минимум – рядовому чиновнику. Это чувствуется по вопросам, которые писатель задавал мэру Тель-Авива.

ОАЗИСНОЕ ГОСУДАРСТВО

Глубокоуважаемый Mr. Дизенгоф!

Позволю себе обратиться к Вам с просьбою по вопросу, имеющему (при известных некоторых условиях) большое национальное значение.

В Париже пробыл некоторое время д-р Ротштейн, инициатор движения, ставящего себе цель еврейскую колонизацию оазисных мест к востоку от Палестины, в области, близкой к устьям Ефрата, Персидского залива, северной части Аравии (напротив строки восклицательный знак – видимо, пометка Меира Дизенгофа. – Я.Т.) и т.п. местности, которую, по убеждению д-ра Ротштейна, при известном напряжении можно безвозбрано колонизировать на почве развития скотоводства и соприкасающейся со скотоводством промышленности – коврово-шерстяной, сафьяновой, молоко-сыроварной и т.п.

Название организации «Beth-Harecabim», и д-р Ротштейн обратился ко мне с просьбой принять в ней активное участие. На этот призыв я, конечно, с радостью откликнулся, ибо если только в этом проекте не кроется элемент утопический, то конечно, это было бы блестящим завоеванием на пути сионизма. Но вот, именно, вопрос об элементе утопизма меня в данном случае и смущает, заставляет задумываться. Д-р Ротштейн прекрасная личность и горит мечтою о достижении цели, но, по-моему, он далек от практических оценок условий такого движения, не только экономических, социальных, но еще более – политических. Я же привык в каждом деле подвергать последнее строгому обследованию, научному изучению до исчерпывающей глубины. И тут же, кстати, я должен упомянуть, что д-р Ротштейн сказал мне, что Вы его лично знаете, о его планах осведомлены и даже одобряете, относитесь к ним сочувственно. Вот почему я решил обратиться к Вам с просьбой сообщить мне Ваше мнение по этому поводу, а, чтобы не обременять Вас чтением всех моих соображений, я выражу свою просьбу в нескольких коренных, самых существенных вопросах, на которые я хотел бы получить ответы.

1. Действительно ли оазисная площадь, о которой я выше упомянул, настолько беспризорна, что туда можно вступить, не боясь встретить отпор со стороны хотя бы местных кочевников-бедуинов?
2. Можно ли себе представить такое движение без поддержки (скрытой или открытой) со стороны какого-либо государства или группы государств? Ведь если эти места сейчас и беспризорны, то стоит ли появиться сотне людей, как на места эти окажутся разные хозяева. Когда открыли никому не нужный южный полюс, то тут же пошла борьба из-за флагов, которые в лед втыкали наперебой и американцы, и англичане, и еще, кто там знает — кто. А д-р Ротштейн говорит о переселении туда 50.000 не душ, а семейств: да иначе и не стоило бы огород городить.
3. Мог ли бы создаться торгово-промышленный обмен между такой колонией и Палестиной, т.е. имел ли бы в Палестине сбыт производства колоний?
4. Действительно ли указанные места пригодны для колонизации в отношении геологическом, топографическом, почвенном? Возможно ли там насаждение растительных культур? В какой степени можно быть обеспеченными водой? Наконец, возможно ли там развитие остальных поселений, как очагов культуры, просвещения?

На все эти вопросы у меня имеются ответы всевозможные, которые удовлетворения дать не могут; Вам же все эти вопросы там, на месте, гораздо яснее. И если бы оказалось, что вся постановка вопроса не страдала бы элементами утопичности, то не только я сам отдался бы это работе с величайшим напряжением душевных сил, но горячо звал бы к этому и других. Пока же я воодушевлен тоже лишь мечтою о том, как было бы хорошо, если бы мечты наши о создании еврейского государства когда-нибудь были осуществлены, и тогда, конечно, Палестина могла бы мечтать о расширении границы до Персидского залива. Но от мечты до действительности расстояние огромно, и, чтобы это расстояние сокращать и уничтожить, нужны реальные возможности, которые Вам основателю Тель-Авива, знакомы и понятны больше, чем кому-либо. Вы понимаете, конечно, что меня подвинуло на это мое письмо, и я надеюсь, что Вы не откажете мне хотя бы в кратком освещении моего вопроса.

Примите уверения в моем не только глубоком уважении, но и в постоянном искреннем восхищении делом Ваших рук – Тель-Авивом.

Л.Теплицкий           

P.S. Пользуясь случаем, чтобы спросить, получили ли Вы мою книгу – «Ирод», понравилась ли она Вам, а также Вашим друзьям?

Уехала ли уже в Европу госпожа Персиц? Нужно ли на нее рассчитывать?

Сейчас передо мною тяжелая задача – выпустить третью часть трилогии – «Мессiю», а средств у меня нет. Жду помощи, а откуда она придет, не знаю. Тоже мечтаю. А хотелось бы под конец жизненного пути осуществить свою задачу – внести свою лепту в национальное дело.

В ПОИСКАХ РОТШТЕЙНА

Выше я не просто так задал вопросы: какую роль играл бы в таком «Оазисном» еврейском государстве писатель Лев Теплицкий. Судя по вопросам – довольно профессиональным – он мыслил, как государственный деятель. Но более точный ответ мог бы дать д-р Ротштейн. упоминаемый в письме. Но (пока!) в архиве Дизенгофа, я нашел только одно письмо некоего С. Ротштейна. На титульном листе его официального послания г-ну Дизенгофу значится, что он владелец фирмы (S.Rothstein & (нрз.) — Ko), которая расположена в Иерусалиме, и он напоминает мэру, что фирма продала администрации Тель-Авива трактор и запчасти к нему, но городская дума так и расплатилась за данные поставки. Пока не ясно, мог ли С. Ротштейн быть тем человеком, который обратился к писателю Льву Теплицкому с предложением войти в экзотический проект «оазисного» государства организации «Beth-Harecabim». (Следов подобной организации я не нашел. Но есть улица Harecabim в Иерусалиме. И удивительно, что на ней расположены фирмы, магазины, мастерские, занимающиеся разными машинами, коими занималась и фирма С. Ротштейна).

 

Мог ли д-р Ротштейн из «Beth-Harecabim» и С. Ротштейн быть тем самым лицом, которое думало о создании Оазисного государства не известно. Хотя, владеть фирмой по сбыту тракторов в те времена — дело серьезное и говорит о предпринимательской жилке и организаторском уме хозяина фирмы. Предполагаю, что хозяину фирмы тракторов могла прийти в голову идея осваивать земли от оазиса к оазису на Ближнем Востоке. Хотя бы по меркантильным (тракторным) интересам.

 

Выше я отметил, что г-н Дизенгоф попросил Теплицкого более подробно сообщить ему о подобном плане, в частности, он заинтересовался «50 тысячами еврейских семей», перемещение которых предполагалось по «оазисному» плану. На этот вопрос мог бы ответить инициатор движения «Beth-Harecabim», который, возможно, жил в Палестине, но к нему, Ротштейну, с такими вопросами почему-то не обращались. Вернее, подобного письма я не обнаружил. И кого бы я не расспрашивал о таком проекте – отвечали отрицательно: не слышали. Пусть «еврейский оазис» так и останется одной из еврейских сказок. А мы вернемся к реальности — книгам Теплицкого.

ПРОЕКЦИЯ В НАСТОЯЩЕЕ

22 rue de Passy

Paris XYI

Глубокоуважаемый Mr. Дизенгоф!

До глубины души я тронут Вашей сердечной отзывчивостью и прошу Вас принять мою искреннюю и безграничную благодарность. Вместе с тем прошу принять только что вышедшую мою новую книгу – роман «Ирод» и буду рад, если она Вам и друзьям Вашим понравится также, как «Iудея».

Теперь мне остается еще выпустить третий роман – «Мессiю», составляющий вместе с двумя предыдущими трилогию, охватывающую последнее столетие самостоятельной (полусамостоятельной) жизни Iудеи.

«Мессiя» по замыслу, по теме – книга сильная и ответственная. Хотя она и рисует отдаленное историческое прошлое, она, вместе с тем, проекция в настоящее. Отчасти эту проекцию Вы увидите и в «Ироде».

«Мессiя» является вызовом христианству, две тысячи лет живущему кровью, пропитанному кровью. Оно в романе противопоставляется иудаизму и призывается ко многим шагам назад, к своему первоисточнику – иудаизму, который его может исцелить, отмыть от крови.

Эти три книги – задача моей жизни на склоне лет. Но, думая об издании «Мессiи», я опечален обстоятельствами, в которых я нахожусь, без посторонней помощи я, конечно, лишен возможности выпустить книгу. В издании «Iудеи» и «Ирода» мне здесь помогли, но источники уже исчерпаны. Кризис, новая волна беженцев – германских отвлекает в другую сторону общественное внимание.

И вот, имея в виду Ваше сердечное разрешение написать Вам, если у меня имеется в чем-либо нужда, я позволяю себе обратиться к Вам с просьбой. Может быть, оказалось бы возможным, чтобы у Вас в Тель-Авиве какая-нибудь общественная – культурная организация могла прийти мне на помощь хотя бы частично, что дало бы мне возможность выпустить «Мессiю» и тем самым выполнить мою задачу, отдать любви к нашему народу, послужить ему, чем могу.

Издание «Мессiи» — 320 стр. здесь у нас обходится в шесть тысяч франков. Здесь, в Париже, я могу рассчитывать на 1000 –1500 фр. Об остальном и мечтать нельзя. Но если бы я имел еще 2-2.1/2 тысячи франков, то уже к лету книга могла бы выйти в настоящую гитлеровскую вакханалию, в эту антисемитскую эпидемию могла быть полезной.

И вот, если бы Вы нашли возможность что-либо сделать в этом направлении, я был бы счастлив.

Я лично очень бедствую, но это меня не удручает, но сильно меня угнетает боязнь, что не удастся выпустить книгу.

Если M-me Персиц еще не уехала, то после прочтения «Ирода» (если Вам понравится) будьте добры поговорить с ней и об этой книге.

Есть у меня и еще одна просьба. Не только. по-моему мнению, но и по мнению многих, как напр., В.Е. Жаботинского 9), крайне было бы важно, если бы «Iудея» была инсценирована в кинематографе. У меня приготовлены сценарии и для «Iудеи», и для «Ирода». Сценарий «Iудеи» очень всем нравится, и предприниматели, которые вдумались бы, поняли бы, что сценарий «Iудеи» был бы очень прибыльным, ибо он никогда не сходил бы с экрана там, где живут евреи. Но нужна инициатива, связи, и вот, если у Вас имеются какие-либо сношения или знакомства в этой области, будьте добры поговорить. Я даже думаю, что если бы это взяло на себя городское управление Тель-Авива, то оно бы сделало выгодную операцию, которая давала бы постоянный доход какому-нибудь благотворительному отделу.

Еще раз сердечно благодарю Вас за Вашу помощь.

Искренне преданный

Л. Теплицкий

P.S. Наум Львович Аронсон обещал приписать Вам несколько слов, но я его не застал, а письма откладывать не хотел.

Я показал Ваше письмо моему другу В.Е. Жаботинскому. Он был рад и надеялся Вам написать.

«РОДНИК» РУССКОЙ КНИГИ

На одной из страничек секретарши записан еще один тезис ответа Льву Теплицкому. Вернее, это как бы ответ автору и обращение к неназванному лицу (предположу, что к завотделом образования и культуры г-же Персиц) от ее шефа – мэра Тель-Авива. И вот о чем этот тезис: «я эту книгу читал, произведение впечатляет, и стоит того, чтобы оказать помощь и раскрутить эту книгу по истории Иудеи». Видимо, Шошане Персиц передали просьбу шефа, и она обещала встретиться с автором в Париже.

 

Самое время и место (в статье) поговорить об издательстве «Родник» (не путать с современными издательствами «Родник» или «Арт-Родник» в России), из которого «пригубил» (издал две книги) Лев Теплицкий, более того, он хотел сделать еще два глотка – выпустить «Мессiю» и «По старым негативам», но в связи с отсутствием финансирования – не мог это делать. Почему-то на ум приходит строка Франсуа Вийона: «От жажды умираю над ручьем». Что же это был за «Родник»?

 

В 20-30-ых годах XX века на улочке Rue de la Tour, 106, что в районе Пасси, располагался книжный магазин «Родник». И владел им врач Коварский, Илья Николаевич. Видимо, магазинчик «русской книги» едва сводил концы с концами, ибо Коварский сдал в аренду «дальнюю» комнату редакции журнала «Современных записок». Писатели, поэты, общественные деятели и просто ностальгические мигранты приходили в «Родник» русской книги пообщаться, а заодно показать свои «воспоминания» редакции «Современных записок». Возможно, благодаря рассказам, воспоминаниям соотечественников и родилась идея «Родника», но уже, как издательства. И издательство просуществовало с 1927 по 1934 годы. Книги Льва Теплицкого были, по всей видимости, последней продукцией издательства. А до этого были произведения А. Деникина, Г. Иванова, К. Бальмонта, И. Одоевцева, М. Осоргина (сб. прозы «Времена» 1929), И. Бунина («Солнечный удар», 1927)… (Кстати, Бунин «Темных аллеях» описывает Пасси, и русскую столовую, которая там располагалась).

 

Но вернемся к русскому издательству. Оно выпускало книги политической, исторической и религиозной направленности. И высокого уровня. Правда, среди авторов прозы, оказался некто (фамилию не будем называть – пусть останется в небытие) и со своей антисемитской книгой. Вполне возможно, что страницы такого рода были опубликованы в связи с нехваткой денег. Но подобное не может служить оправданием.

СОДЕЙСТВИЕ В ПЕРЕВОДЕ

16, rue du General d,Andigne

Paris XYI

Глубокоуважаемый Mr. Дизенгоф!

Не поставьте мне в упрек моего вторичного обращения к Вам. В свое время Вы так любезно и тепло выразили сочувствие моим задачам с историческими романами (из истории Иудеи) и так ободрили меня своим желанием оказать мне содействие в вопросе в переводе моих книг на древнееврейский язык, что я с нетерпением ждал приезда в Париж г-жи Персиц и мечтал о благоприятном исходе дела.

Но вот уже более полугода прошло, и я в совершенном неведении о судьбе моего дела. Я нисколько не знаю, была ли г-жа Персиц в Париже, но даже не знаю, дошла ли до Вас моя вторая книга – роман «Ирод», читали ли Вы ее, понравилась ли она Вам и тем Вашим друзьям, которые читали «Iудею».

Отсюда Вам понятно мое горячее желание узнать что-нибудь по волнующим меня вопросам, и позволяю себе не сомневаться, что Вы уделите мне некоторое внимание и на них ответите, хотя, следя за событиями в Палестине, я и знаю, что Вам это трудно.

Вместе с тем, я решаюсь повторить и еще о том, что написанный мною роман «Мессiя» не может быть сдан в печать из-за тяжелых материальных условий, в которых я нахожусь. Здесь, в Париже, на помощь рассчитывать нельзя вследствие кризиса. Но, может быть, у вас, где более благополучно в этом отношении, оказалось бы возможным, при вашем добром отношении, найти небольшую помощь, чтобы дать мне возможность завершить мое дело. Особенно это меня волнует в отношении «Мессiи». Это произведение, которое непосредственно отвечает современному положению вещей в жизни еврейства. Это книга – вызов христианскому миру за его несправедливое, грубое и часто жестокое отношение к евреям. И я считал бы не только справедливым, но и полезным оказать мне содействие в выпуске этой книги в свет.

Позвольте же надеяться на Ваше просвещенное отношение к моей задаче и на то, что вы не оставите моего письма без ответа.

Приношу Вам глубокую благодарность за проявленное внимание, прошу принять уверения в моем глубоком уважении и искренней преданности.

Л. Теплицкий          

25.V.34

 

P.S. Сколько мне известно, Вам по этому поводу писали В.Е. Жаботинский и Н.Л. Аронсон

(Примечание публикатора: в тель-авивском Институте (музее и архиве) Жаботинского ничего не известно по поводу вышеупомянутого письма Жаботинского, упоминаемого Л.Теплицким)

ОКНО ВОЗМОЖНОСТЕЙ

Из письма Теплицкого становится ясно, что между ним и Дизенгофом (возможно, и между г-ном Дизенгофом и г-жой Персиц) обсуждалась «возможность перевода трилогии на древнееврейский язык». Видимо, этот вариант (а не помощь в публикации на русском языке третьей части) более устраивал руководителей Тель-Авива, как строителей нового государства и возрождения государственного языка — иврит. Данная задача – главная цель начальника отдела образования и культуры г-жи Шошана Персиц всю жизнь занималась распространением еврейской культуры (Вначале — в диаспоре от объединения «Тарбут» — (Культура), затем основала «Оманут». В 1925 – переехала в Палестину. А вскоре ее избрали в городской совет Тель- Авива, стала заведующей отделом образования и культуры. От нее зависела судьба книг безденежных художников, поэтов, писателей, в данном случае, Льва Теплицкого. В одном из своих писем, Теплицкий предлагает (не называя имени Персиц) одному из отделов муниципалитета «выгодную операцию»: «Не только, по-моему мнению, но и по мнению многих, как напр., В.Е. Жаботинского, крайне было бы важно, если бы «Iудея» была инсценирована в кинематографе. У меня приготовлены сценарии и для «Iудеи», и для «Ирода». Сценарий «Iудеи» очень всем нравится… Я даже думаю, что если бы это взяло на себя городское управление Тель-Авива, то оно бы сделало выгодную операцию, которая давала бы постоянный доход какому-нибудь благотворительному отделу».

 

Под «благотворительным отделом» в те (думаю, что и ныне!) времена подразумевался «отдел культуры», которым заведовала Шошана Персиц. Ей и были переданы книги Льва Теплицкого. Со слов Дизенгофа: «книга его друзьям понравилась». А кому еще в первую очередь следует передать книги автора, если тот претендует на финансовую помощь, как не в отдел культуры?! В то время никаких министерств, как и еврейского государства, не было – и отдел культуры был самой высокой инстанцией для работников этой сферы, в том числе и писателей.

 

Я, как и Лев Теплицкий, не знаю посетила ли Шошана Персиц Европу в то время – Францию уже наводнили беженцы, в каждом доме готовились к войне, а не к приходу «Мессiи». А потому открывшиеся ранее окно возможностей перевода трилогии на иврит, закрылось. Не до издания книг. Надо спасать евреев.

В ОЖИДАНИИ «МЕССIИ»

Глубокоуважаемый Mr. Дизенгоф!

Получил Ваше письмо от 10.V. и глубоко опечален тем, что Вы лишены возможности посвятить некоторое время моим интересам, а тем, что состояние здоровья Вам вообще мешает с обычной твердостью и регулярностью проявлять Ваше исключительное мощное творчество на деле, которому Вы себя посвятили. – в воскрешении родины наших предков.

Это не тривиальный комплимент. Я старый человек, и за все эти долгие годы моей жизни, за все семьдесят три года, все мои помыслы, все мечты всегда сосредотачивались на одном лозунге – возрождении Иудеи, освобождении нашего народа.

Мне было семь лет, когда я был свидетелем погрома (1870 г.) в Одессе и был рядом с отцом, отбивавшем вместе с другими нападение дикарей; я был свидетелем погрома 1883 г, когда лично участвовал в свалке с дикарями; я был свидетелем октябрьского погрома когда сам стрелял по погромщикам, а позже присутствовал на кладбище, куда в общую могилу сложили четыреста трупов – изуродованных, исключительно – женщин с отрезанными грудями с распоротыми головами мужчин с такими же разбитыми черепами и выпавшими из них мозгами. Я видел, как эти трупы повезли к кладбищу на возах-платформах по тридцати на каждом, и видел, как на тряской мостовой головы и ноги тих трупов тряслись и подпрыгивали, точно это были дрова. Это было в 1905 году. Можете себе представить, какие чувства это порождало, сколько ненависти и злобы это создавало от сознания нашего бессилия, от сознания нашей порабощенности С другой стороны, я юношей присутствовал при беседах д-ра Пинскера, основоположника сионизма, с моим отцом (журналистом), с которым он был очень дружен.

 Вот почему я всю жизнь провел в мечтах о возвращении народа нашего «домой» — на родину Давидова Щита, Меча и Песни, и вот почему все, кто принимал участие, работал на этом пути, всегда вызывали во мне преклонение, восторг и любовь. Вот почему я с восторгом следил за Вашей творческою работой по созданию Тель-Авива, этого чудного современного еврейского уголка.

В «Иллюстратион» я видел недавно много чудных снимков и, между прочим один снимок, где Вы на пустынном месте перед толпой евреев звали их к сооружению этого уголка Тель-Авива. И вот почему я впервые обратился к Вам не просто как влиятельному человеку, а как к лицу, давно мною идеализированному как носителю еврейской мечты, заветной мечты, которую я запомнил с моих юных лет. И вот почему я со всею горячностью желаю Вам полного восстановления здоровья и возможности на долгие годы продолжать Вашу созидательную работу

Это мне гораздо дороже, чем мое личное дело

Одно обстоятельство меня огорчает. В письме Вы упоминаете о моем романе «Iудея» и не упоминаете о втором романе «Ирод», который я в прошлом году Вам послал. Если бы я знал, что Вы его не получили, то выслал бы вновь.

Теперь я написал третий роман – «Мессiя» — роман по содержанию в известной степени «революционный», противопоставляющий иудаизм христианству и рисующий все варварское отношение христианства и христиан к евреям. Роман чисто исторический, но он вместе с тем и проекция в современность. Но горе мое в том, что издать его без посторонней помощи нет возможности. В издании первых двух мне помогла группа евреев. То же она делает и теперь, но все же не хватает: кризис, плохие дела. Не хватает мне одной тысячи франков, и я был бы счастлив, если бы при Вашем содействии какое-нибудь из Ваших учреждений помогло бы если бы это не составило для Вас труда, то сделайте это: если то трудно, хлопотливо утомительно то, конечно, не нужно, а моя благодарность к Вам от того ни на йоту не уменьшится. Ваше доброе внимание для меня дороже.

Еще раз желаю Вам полного восстановления здоровья, приобретения свежих сил и бодрости на пользу Палестины, на пользу чудного, милого, дорогого Тель-Авива.

Как я мечтал побывать на земле предков! Удастся ли не знаю. Хотелось бы там и закончить свои дни.

Искренне преданный и благодарный

Л. Теплицкий          

ТЕМА ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШИХ ИЗЫСКАНИЙ

Но театр – это все-таки не проза, это праздник, и он остался со Львом Давыдовичем до конца его жизни. Начинал ведь, Теплицкий, как театральный критик, потом – театральный деятель. Даже в эмиграции он был им. В 1927 году принимал участие в съезде Союза русских сценических и кинематографических, затем вошел в руководство этой организации. Он – создал при Союзе и стал руководителем Русского народного театра, который открыт свой театральный (опера-драма) сезон в 1928 году.

 

Но у него был еще один – музыкальный дар. Этот дар он получил еще в детстве. Он прекрасно играл на виолончели. Русские эмигранты приходили его слушать в Тургеневском обществе. Его виолончель плакала по России и по земле предков, на которой он никогда не был.

 

P.S. Если кто-то продолжит поиски рукописей Теплицкого, то ему следует обратить внимание на строчку в этом тексте, в которой пишется, что рукопись будущей книги («печатается») вернее, пока автор искал деньги, шла редакторско-издательская работа над текстом в издательстве «Родник». А архив Коварского сохранился в США. Документы с 1922 по 1967 годы. Это 200 единиц хранения, две коробки – переписка, рукописи, фотографии. Там же и переписка Марка Алданова с Марком Вишняком, рукопись А. Аргунова «Из пережитого»… Не говоря уже о каталогах и списках книг издательства «Родник». Возможно, там хранится и «Мессiя»