Зарисовки

 

1.»Boardwalk»

Где только не встречаются наши люди! Мы уже так к этому привыкли, что не удивляемся встрече с близким приятелем в самых неожиданных местах на другой стороне нашей планеты, оказавшейся на поверку такой маленькой.

На несколько километров вдоль береговой линии Атлантического океана, возвышаясь над пляжем, протянулась широкая добротная досчатая дорога в Бруклине — «Boardwalk» (Бордвок). Для бруклинцев она стала не только облюбованным местом прогулок, но и образом жизни.

-Боря, не ходи близко к краю — ты можешь упасть!

-Что Вы волнуетесь? Там же заграждение.

-Ну, всё-таки…

-Юрочка, съешь только одну ложечку, и я разрешу тебе побегать.

-Ой, перестаньте его пичкать. Он, что, сегодня не завтракал?

-Он вообще очень плохо ест…

-Я бы не сказала, что он выглядит худосочным…

-Юрочка, не расстегивай курточку — ты простудишься!

Посередине на всем протяжении этого сооружения белой краской выделена узкая дорожка для тех, кто хочет бежать или ехать на велосипеде, не мешая гуляющей публике. А публика здесь всегда — с утра до вечера.

В Крыму жили два приятеля — любители бега по утрам на дальние дистанции. Там они обычно встречались где-то на середине маршрута, перебрасывались двумя-тремя фразами и разбегались каждый в своем направлении.

Один из них уже несколько лет живет в Бруклине. Сталкиваются лицом к лицу на дорожке.

-Марк! Как, ты в Бруклине, и я не знаю об этом?!

-Старик, я приехал вчера поздно вечером. Сегодня собирался посетить вас.

-Я живу на этом конце «бордвок».

-А я — на том.

-Где ты остановился, почему не у меня?

-У… хорошей знакомой. Сегодня вечером — я у тебя. Побежали!

И они разбежались в разные стороны, как в старые добрые времена на противоположной стороне Земного шара.

2.Брайтон – Бич

Внескольких минутах ходьбы от «бордвок» находится Брайтон — Бич. Говорят, что неизменной здесь сохранилась только железная дорога метро (subway), нависающая над большой частью улицы, грохочущая и скрежещущая с неизменной исправностью. Все остальное изменилось в лучшую сторону с нахлынувшей волной репатриантов в девяностых годах двадцатого столетия. Здесь можно поесть манты и купить торт «Киевский». Но не менее интересно просто походить и почитать вывески. «У Черное моря», «Одесса». И, конечно же, никого не оставит равнодушным вывеска «Моня энд Миша». А о языке можете не беспокоиться — в любом заведении вас обслужат на русском языке. Разве что, акценты будут разные. Здесь вы можете приобрести все, что хотите. Отсюда вы можете отправиться в автобусную экскурсию в другие города.

3.Ну, все-таки…

Мы не всегда понимаем некоторые услышанные нами фразы, я бы сказал, специфические фразы вроде этой “ну, все-таки…”. Она произносится с разными интонациями, разными людьми и по разному поводу. При этом она, видимо, наделена глубоким смыслом, который приоткрывается нам, когда мы узнаем человека ближе.

-Я вижу, вы ходите каждое утро, и довольно быстро. Я за вами не поспеваю.

-Да, я взял себе за правило не пропускать ни одного дня. Больше того, каждый день я увеличиваю свой маршрут. Ненамного, примерно, на пятьдесят — сто метров. Начал я с одного километра, а теперь прохожу около трех километров.

-Похвально. Я воспользуюсь вашим опытом… минуточку! Куда вы пошли? Зачем вы срезаете угол?

-Так ближе. Я выгадываю расстояние.

-Но вы же вышли покрывать расстояние, а не выгадывать его!

-Ну, все-таки…

Ветеран Второй Мировой войны с женой репатриировались в Израиль, где уже живут их дети. Дети сняли им прекрасную квартиру, обставили и благоустроили. Все хорошо. Живут – не могут нарадоваться.  К ним в гости приезжает брат ветерана. 

Радость, застолья, душевные разговоры.

-Очень рад за вас, мои дорогие. Все у вас хорошо. Хоть на старости лет поживете беззаботно.

-Все так, конечно, но, знаешь, там у меня были льготы ветерана Великой Отечественной войны…

-О каких льготах ты говоришь, Сема?!

-Я брал продукты без очереди. Ты же помнишь, какие у нас были очереди в магазинах. В аптеке я доставал дефицитные лекарства. Благодаря моим льготам, я всего за два месяца достал детям мебель, которую они хотели.

-Ты забыл еще об одной льготе. Иногда к праздникам вам давали возможность купить несколько рулончиков туалетной бумаги. Бывало, ты презентовал нам рулончик. Это был поистине царский подарок. Мы использовали его только на нужды внуков. Скажи, Сема, ты сейчас стоишь в очередях? Есть дефицит, которого ты не можешь достать? В аптеке ты покупаешь нужные тебе лекарства с ощутимой скидкой только лишь потому, что ты простой член больничной кассы. Твои дети выбрали себе мебель, им ее привезли, собрали и установили там, куда им указали пальцем. Так о каких льготах, оставленных там, ты сожалеешь, Сема?

-Ну, все-таки…

С

разу по приезде в Москву в командировку племянник навещал своего престарелого и, увы, уже немощного дядю. Дядя почти не вставал с постели. Но, когда появлялся племянник, он с помощью домашних усаживался за стол, и даже пригублял рюмочку. Надо сказать, что судьба у дяди сложилась несладко. Он рано овдовел и остался с маленькой дочерью. Держался он молодцом в силу своего неунывающего характера. Жениться он не собирался. Пользовался случайными связями, которых у него было, по-видимому, немало в силу легкого характера и огромного жизнелюбия. И сейчас, сидя поддерживаемый подушками, он любил поговорить с молодым племянником на излюбленную тему.

-Скажи мне, у тебя женщины есть?

Племянник, который не отличался большим аскетизмом, был в затруднительном положении — за столом сидят тетя, то есть дядина сестра, его дочь, зять, внучка.

-Что вы, дядя, я ведь женат. 

-Ой! Я тебя перестану уважать!

На него набрасываются присутствующие женщины, и сквозь непроизвольный смех выговаривают ему, мол, какие вопросы он задает молодому племяннику, да еще в присутствии ребенка. Дядя умолкает. Но… ненадолго. После второго пригубления рюмки с водкой он, как ни в чем не бывало, спрашивает:

-А как у тебя насчет здоровья? Ну, я имею в виду с женщинами, у тебя все в порядке?

-Пока не жалуюсь.

-Главное, чтобы они не жаловались. А я вот, знаешь, уже не могу, — сокрушенно качает он головой.

-Быть может, это даже лучше. Зачем это вам сейчас?

-Ну, все-таки…

4.Натан

Н

атанчик хороший, обстоятельный малыш, в котором уже сейчас угадывается мужчина. Ему исполнилось три годика, и он уже несколько дней ходит в детский садик. Приходим поздравить его с днем рождения. Он встречает всех с большой радостью.

За столом спрашиваю у Натанчика:

-Тебе в детском садике нравится?

-Навится! — Отвечает он восторженно. 

-А кто из детей тебе больше всех нравится?

-Элиза!

-А почему?

-Она касивая!

-А что тебе в ней больше всего нравится?

-Газа!

Как потом выяснилось, глаза у нее действительно очаровательные.

-А воспитательница тебе нравится?

-Да. Она каосая.

-А что тебе в ней нравится?

-Зопа.

-П-п-почему…?

-Каси-и-ивая, — вожделенно (не по-детски) произнес он, закатив глаза.

Так, что вы скажете о папах, приводящих или забирающих детей из садика…?

5.Детская наивность

П

о установившейся в стране Советов традиции и у себя на работе мы застольем отмечали все праздники накануне их наступления. Уходя на работу в предпраздничный день, я попросил у жены деньги на это самое застолье. (Надо сказать, что при тех мизерных зарплатах право сводить концы с концами в большинстве семей предоставлялось женщинам, поэтому и наличность находилась в руках жен.)

Жена протянула мне пять рублей. Я заявил, что этого маловато.

-Достаточно. Я же знаю, что больше, чем по три рубля, вы не собираете. Так что тебе хватит еще и на такси. — Резонно заметила жена. 

Крыть было нечем. Но, желая оставить за собой последнее слово, хотя бы в виде шутки, я с наигранным возмущением воскликнул:

-Подожди, подожди! А на баб?

Моя маленькая сердобольная дочка, чувствуя, что ее папу в чем-то урезают, подошла к маме, подергала ее за подол платья и, подняв на нее огромные умоляющие глаза, просящим тоном сказала:

-Мамочка, ну дай папе на баб.

6.Осенние листья

В

Канаду я приехал в лучшую пору осени, когда  лето уже уступило свои позиции, а осень только набиралась сил. Ласковые солнечные лучи создавали хорошее умиротворенное настроение, а ненавязчивое тепло дарило уют и улыбки. Стоит ли рассказывать об общих впечатлениях человека, впервые попавшего на Американский континент. Думаю, это тема другого рассказа. Хочется рассказать о красках осени

Человека, привыкшего к осенней расцветке лесов России, кажется, трудно удивить открывающейся панорамой северного леса. Красавицы березки с желтыми или багряными листьями, желтые шапки кленов. Разве это не привычно для нашего глаза? Привычно и радостно. Но что-то в красках осеннего леса Канады мне показалось необычным и незнакомым.

Только побродив по лесу и рассмотрев опавшие листья, я понял причину непривычного красочного великолепия местного леса. Здесь клены представлены разными видами. А листья некоторых видов, отмирая, приобретают не одну какую ни будь окраску, а несколько! Да, да! Один лист имеет три цвета: зеленый, оранжевый, желтый. Причем, один цвет плавно переходит в другой. Цвета могут быть и другими. Вместо оранжевого — красный разных оттенков, вместо желтого — оранжевый. Трудно передать словами гамму красок и оттенков даже на одном листе. И, мне думается, именно эта особенность придает неописуемое очарование Канадскому лесу осенью.

Но вместе с восторгом, вызванным разноцветьем кленового листа, незаметно в моем сознании всплыл вопрос: а зачем отмершему листу такой великолепный наряд? Ведь природа при всей своей щедрости очень экономна.

Понятно, когда она щедро раздает краски цветам — они должны привлечь к себе внимание насекомых для опыления. Иначе заглохнет их продолжение. А зачем такая яркая и полная очарования окраска мертвому листу, оторвавшемуся от своего дерева?!

Мне кажется, что природа этим буйством красок уходящего периода хочет громко заявить окружающим: мир прекрасен всегда. И каждая частичка этого мира, отмирая, несет не печаль, а радость зарождения нового, которое будет не менее прекрасно.