«И открылись глаза их обоих, и узнали, что наги они,
и сшили листья смоковницы, и сделали себе опоясанья.»
(Берешит, глава 3, стих 7).

Так описывается в Торе первое познание Адама и Хаввы, за которым, как известно, последовало изгнание их из Эйдэнского сада. Было это – познание стыда. Именно это чувство – чувство мучительного стыда – Тора и заложила в основу всей человеческой нравственности. Однако, уже давно я пришел к мысли, что стыд существует не только за наготу собственную, но и за наготу чужую. Причем стыд этот становится тем сильнее, чем одновременно ярче и трагичней та ситуация, при которой чья-то нравственная нагота становится наиболее заметной.

«Главный еврей»

Не помню, кому принадлежат слова: «Времена редко бывают хуже, чем люди». Но точно помню то мерзкое ощущение, возникшее от растерянности, замешанной на собственной беспомощности, когда на мое предложение к одной из израильских газет подготовить к публикации материал об «Атаке века» –  именно так до сих пор во всем мире называют совершенную 30 января 1945 года в Балтийском море уникальную торпедную атаку советской подводной лодкой «С-13» под командованием в немецкого лайнера «Вильгельм Густлофф» – вместо ответа получил ошеломивший своим абсолютным безразличием отказ-вопрос: «А какое отношение все это имеет к еврейству вообще, и к Израилю в частности?».Действительно, казалось бы, какое «отношение к Израилю и еврейству» имеет родившийся в Одессе в 1913 году Александр Иванович Маринеско – сын бывшего кочегара одного из кораблей румынского королевского флота Ионы Алексеевича Маринеску и его жены Татьяны Михайловны — украинской крестьянки с Полтавщины? Какое «отношение кИзраилю и еврейству» имеет потопленный «Вильгельм Густлофф» – морской лайнер-гигант водоизмещением 25 484 тонн, гордость германского флота? В годы войны этот корабль был плавучей базой рейха по подготовке моряков-подводников. В ту январскую ночь на его борту нашли свою смерть более 3700 из них – это почти семьдесят полностью укомплектованных экипажей для новых немецких субмарин. Какое «отношение к Израилю и еврейству» имеет многолетняя борьба сотен людей за восстановление справедливости и реабилитацию имени легендарного героя-подводника? Какое «отношение к Израилю и еврейству» имеет не так давно открытый в Санкт-Петербурге единственный в мире музей подводного флота имени Александра Маринеско? Ответы на эти и другие моментально возникшие вопросы захотелось прокричать в ту же секунду, как только хозяин надменно-кичливого голоса «обосновал» отсутствие интереса к предложенной теме. Но, может быть, не прав был я, попытавшись ограничить повествование о трагической судьбе командира «С-13» исключительно рамками «Атаки века»? Может быть, стоит посмотреть на все, что стоит вокруг этого несколько иначе, под другим «углом зрения»?

Примерно в то же время, когда Маринеско со своим экипажем входил в Историю, будущий первый президент Израиля Хаим Вайцман очень точно определил нашу еврейскую сущность: «Быть может мы – сыновья торговцев, но мы же – внуки пророков». Когда окунаешься в океан страстей, кипевший вокруг столь неоднозначной и неординарной личности, каковой бесспорно был Александр Иванович Маринеско, с каким-то внутренним удовлетворением отмечаешь, что «внуки пророков» на всех этапах непродолжительного жизненного пути подводника №1 были для него той нравственной и духовной опорой, которая помогала ему и на этапе его становления, и в страшные годы забвения, и во время обретения им всенародного признания. Хотя, и без «сыновей торговцев» тоже не обошлось. Но это диалектика жизни, где разделение на «черное» и «белое» носит порой весьма условный характер.

Когда я начал рассматривать судьбу Александра Ивановича Маринеско сквозь призму его взаимоотношений с людьми, имевшими или имеющими «отношение к Израилю и еврейству», то постоянно ловил себя на мысли, что, вольно или не вольно пытаюсь найти того самого «главного еврея» его жизни. Поначалу таковым я определил для себя удивительно тонкого и искреннего писателя и драматурга Александра Александровича Крона, автора лучшего литературного произведения о Маринеско –  повести «Капитан дальнего плавания», увидевшей свет лишь в 1983 году, буквально за день до смерти писателя. Именно с публикаций Крона в советской прессе в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов уже прошлого века, выражаясь современным русским языком, началась «раскрутка» имени командира «С-13». Однако, к своему стыду, не так быстро, как хотелось бы, я понял всю ущербность подобного поиска. И вовсе не потому, что сам Маринеско никогда не делил своих друзей (да, и врагов тоже) по национальному признаку. Просто, почетного титула «главный еврей» по праву могли бы удостоиться и его закадычный друг детства Ленька (Леонид Михайлович) Зальцман, вместе с которым Сашко Маринеско впервые вышел в открытое море; и знаменитый капитан легендарного парусника «Товарищ» старик Фрейман, у которого будущий герой-подводник постигал азы морского искусства в одесской мореходке; и самый близкий и преданный друг Александра Ивановича со времен войны и до самых последних дней его жизни, бывший дивизионный механик подводных лодок Михаил Филиппович (Моисей Фейшелевич) Вайнштейн; и живущие сегодня в Кирьят-Гате супруги Юрий Николаевич Морозов и Елена Павловна Ждан, благодаря титаническим усилиям которых, стало возможным создание в ленинградской средней школе № 189 музея памяти Маринеско и, которые во главе группы таких же бескорыстных подвижников, как и они, долгие годы вели борьбу за присвоение Александру Ивановичу Маринеско звания Героя Советского Союза; и погибший от рук наемных убийц в 1997 году заместитель мэра Санкт-Петербурга Михаил Маневич, приложивший вместе с главой администрации Красногвардейского района этого города Михаилом Михайловским массу усилий для того, чтобы упомянутый выше школьный музей, перебравшись в новое помещение, стал с 5 мая 1997 года единственным в мире музеем подводного флота имени легендарного аса-подводника. Можно называть еще десятки еврейских имен и фамилий так или иначе связанных с Маринеско, но стоит ли злоупотреблять этим? Пожалуй, гораздо важнее сказать то, что всем этим людям присуще высочайшее жизненное качество, которое Александр Крон называл памятью ума и памятью сердца. При этом, их память ума и память сердца связаны одной, но неразрывной нитью – нитью человечности. Той человечности, которая, я верю, все еще способна защитить мир от злобы, лжи и бесстыдства.

Для самого же Маринеско тот зимний поход, словно след от выпущенной «С-13» торпеды, лихо разрезающей штормовое море, стал той самой чертой, которая разделила всю его жизнь на «до» и «после». Той самой чертой, которая стала для окружавших его людей линией отсчета в познании стыда – стыда за него, за себя, за «отцов»-командиров, за ту страну, которая никак не хотела считать своим героем того, кто не вписывался в четко очерченные рамки, строго определяющие, кто имеет право называться таковым, а кто нет.

«Долг велел, а сердце не лежало»

Александр Иванович Маринеско никогда не был капитаном дальнего плавания. И все же, именно так Александр Крон назвал свою повесть о командире «С-13». Об этом его просили курсанты одесского мореходного училища, которое будущий подводник №1, получив профессию штурмана, окончил в апреле 1933 года. Тем самым, как молодые моряки, так и известный писатель, отдавали дань заветной, но не сбывшейся мечте юного Саши Маринеско – «пройти когда-нибудь морскими дорогами Миклухо-Маклая и повидать далекие экзотические страны». Ее осуществлению помешал призыв новоиспеченного штурмана по спецнабору в кадры Военно-Морского Флота. В те годы в Советском Союзе развернулось строительство отечественных подводных лодок. Кадры решено было набирать из молодых капитанов и штурманов торгового флота, поскольку кто, как не они были прекрасно осведомлены о повадках иностранных транспортных судов. В ноябре того же 1933 года Александр Маринеско в числе таких же, как и он, призванных по спецнабору, прибыл в Ленинград. Там он получил знаки различия командира 6-й категории и был направлен в штурманские классы специальных курсов командного состава. Вместе с ним в Ленинград прибыла и его жена Нина Ильинична. Свадьбу молодожены сыграли незадолго до отъезда из Одессы. Курсы Александр Иванович закончил досрочно в 1935 году и получил назначение в качестве дублера штурмана на подводную лодку «Пикша», входившую в состав Балтийского флота и стоявшую в Кронштадте. Однако, военная служба ему не нравилась. Главная причина была скорее не в давившей на него необходимости строго соблюдать воинскую дисциплину не только на службе, но и вне ее, а в том, что Александр Крон сформулировал как «долг велел, а сердце не лежало». Решение для этой непростой ситуации Маринеско нашел для себя сам. Это означало – стать лучшим, всего себя вложить в новую профессию, сделать ее призванием.
В ноябре 1937 года штурман Маринеско был направлен на Высшие курсы командного состава, по окончании которых предоставлялось право самостоятельного управления подводным кораблем. По воспоминаниям учившихся с ним офицеров, он был одним из лучших слушателей на курсах, причем как на теоретических, так и на практических занятиях. И вдруг в разгар учебы летом 1938 года приходит приказ о его отчислении и демобилизации из флота. Для Маринеско, по доброй воле переломившего себя, изменившего ради службы весь ход своей жизни, целиком посвятившего себя новому призванию и
в итоге, без каких-либо объяснений оказавшегося выброшенным за борт открывавшихся перспектив – это было равносильно катастрофе. Возможно кому-то из флотских кадровиков не понравилось его на половину румынское происхождение, может быть что-то еще. Какие-либо отметки в его личном деле на этот счет отсутствуют. На удивленно-сочувственные вопросы друзей он отвечал коротко: «Произошла ошибка. Разберутся». Ходить же по инстанциям, писать просьбы и заявления о пересмотре странного решения Маринеско не стал. Слишком развито в нем было чувство собственного достоинства. Горькое ощущение несправедливости и своей собственной ненужности Александр Иванович впервые в своей жизни по старой российской традиции попытался заглушить чрезмерным употреблением алкоголя. А через несколько недель, точно также, как и приказ о демобилизации, неожиданно пришел приказ явиться для дальнейшего прохождения службы. На этом, казалось бы, незначительном и непродолжительном по времени эпизоде я останавливаюсь не случайно, поскольку все произошедшее, как незаживающий рубец, оставило след в душе молодого офицера и нашло свое продолжение в будущем.
В том же 38-ом Маринеско успешно заканчивает курсы, ему присваивается воинское звание старший лейтенант, и он назначается командиром новой подводной лодки «М-96», или «малютки», как называли ее моряки. Через два года при проведении аттестации всех кораблей Балтийского флота боевая подготовка экипажа его «малютки» будет признана лучшей.

В фарватере войны

По словам самого Александра Ивановича, весть о начале войны он воспринял с облегчением. Именно таким было типичное ощущение многих командиров флота. Находясь на переднем крае обороны, все они не испытывали ни каких иллюзий относительно истинных намерений фашистской Германии. Однако, первых своих побед над врагом «М-96» под командованием Маринеско пришлось ждать больше года. Слишком сложной была обстановка на Балтийском море. Были даже попытки отправить его «малютку» вместе с экипажем в состав Каспийской флотилии. Одно время подлодка стояла заминированной на тот случай, если фашисты прорвут оборону Ленинграда и корабль придется взорвать.

В августе 1942 года во время выполнения разведывательного задания экипажем Маринеско было обнаружено и потоплено немецкое транспортное судно водоизмещением 7000 тонн. В этом походе на практике был подтвержден принцип, которым в боевых  походах всегда руководствовался сам Маринеско: необходимо не ждать, когда появится мишень, а самому искать ее в тех местах, где предпочитают ходить корабли противника. Уничтоженный немецкий транспорт шел с сильным охранением — три сторожевых корабля. Атаковали днем из подводного положения. Обе торпеды точно попали в цель. Сторожевики бросились преследовать лодку и бомбить ее. В этой сложнейшей ситуации, за счет выверенных маневров «малютки» и нестандартных решений командира, а именно, решения уходить не в сторону наших баз, а, для того чтобы сбить немцев с толку, в сторону их портов, удалось оторваться от преследователей, спасти и экипаж, и корабль. За этот успех Маринеско был награжден орденом Ленина, повышен в звании и 19 апреля 1943 года назначен командиром большой подводной лодки «С-13».

Не высокого росточка, тихо говоривший, без особого командирского лоска, но уже имевший добрую славу классного подводника, Александр Иванович был очень радушно принят экипажем «эски». К тому же постоянно проводившиеся тренировочные занятия окончательно убедили подводников в высочайшей квалификации их нового командира. А экипаж этот, и без того слывший одним из лучших на флоте, легко мог отличить профессионализм от показной муштры и фанфаронства. Здесь необходимо отметить, что Александр Иванович никогда не был суеверным. Так как сам он родился в 1913 году, то и к этой цифре относился точно так же как к любой другой. Что же касается порядкового номера «С-13», то по окончании войны в целости осталась лишь его субмарина этой серии. А уничтожена эта героическая подлодка будет… своими в 1956 году, когда ее выставят в качестве мишени на каких-то флотских учениях.

Ну, а 1943 год и начало следующего были самыми сложными для Балтийского подводного флота. Немцы установили десятки рядов дополнительных минных заграждений, на которых подорвались сразу несколько советских подлодок, в том числе и «М-96», которой до этого командовал Маринеско. Тяжелее всего Александр Иванович переживал гибель своего лучшего друга, командира «С-9» Александра Ивановича Мыльникова. С учетом сложившейся боевой обстановки командование Балтфлотом приняло решение не посылать свои корабли на верную гибель. В действиях подводных сил на Балтике наступила длительная пауза вплоть до осени 1944 года, когда Финляндия вышла из войны и советские военные корабли перешли на новые базы на ее территории.
Первым совместным боевым крещением для командира «С-13» и ее экипажа стал октябрьский поход 1944 года. Тогда они потопили вооруженный транспорт «Зигфрид Тойбен» водоизмещением 5000 тонн. За этот успех Маринеско был награжден орденом Красного Знамени. Возвращаться приказ был не в Кронштадт, а в финский порт Ханко. Оттуда переправились на ремонт в Турку. Там в ожидании нового боевого задания в замкнутом пространстве порта, в череде рядовых буден и протекало время подводников. Сложность положения усугублялась и тем, что морякам был категорически запрещен выход в город, поскольку на только что оставленной фашистами территории их недавнего союзника советских военнослужащих могли подстерегать серьезные опасности. Сам Александр Иванович испытывал в этот момент тяжелейшее душевное состояние –  четко обозначился распад его семьи. Смертельную скуку, тоску и хандру он пытался развеять по-своему. Купил себе почти новый «Форд», на котором без устали гонял по городу.  Это у него называлось «отправиться на размагничивание». Кстати, затем, как бы продолжая череду своих дисциплинарных проступков, Маринеско разместит этот автомобиль на корпусе своей «С-13» и переправит его в «надводном положении» в один из прибалтийских портов — месту послевоенной дислокации его подлодки.

… В свой ставший знаменитым на весь мир январский поход 1945 года капитан третьего ранга Александр Маринеско отправлялся с тяжелыми мыслями. С одной стороны, он жаждал искупления своей вины за грандиозный двухдневный предновогодний загул в обществе молодой красавицы-шведки – хозяйки гостиницы «Татьяна» в Турку. Девушка, очевидно, настолько покорила молодого командира, сыграв на его самолюбии, что даже спустя семнадцать лет, вспоминая об этой истории сам Маринеско говорил следующее: «А насчет шведки — не жалею, хороша была. Идеологии мы совершенно не касались. Она только посмеивалась: «Какие вы победители, с бабой переспать боитесь…». С другой стороны, как офицер, он не мог не понимать, что подобные нарушения, к тому же в военное время, просто так не прощаются. Его хотели тут же отстранить от командования «С-13» и отдать под трибунал, но экипаж категорически отказался выходить в поход с другим командиром. И Маринеско свой шанс получил.

Атака века

«… 30 января в 21 час 10 минут в Широте — 55 градусов 2 минуты 2 секунды, в Долготе 18 градусов 11 минут 5 секунд обнаружена цель…». Так записано в бортовом журнале подводной лодки «С-13». Место это находится в районе немецкого маяка Риксгефт в двенадцати милях к северу от западного входа в Данцигскую бухту. Цель – немецкий конвой – обнаружил в свой ночной бинокль рулевой-сигнальщик, старший матрос Анатолий Виноградов. Лодка в этот момент находилась в крейсерском положении. На мостике вместе с командиром и сигнальщиком находились старший помощник Лев Петрович Ефременков и штурман, единственный из ныне живущих членов экипажа «С-13» участников того похода Николай Яковлевич Редкобородов. Среди огней растянувшегося на несколько миль конвоя, сквозь непогоду и темноту с трудом просматривались прямоугольные контуры огромного судна водоизмещением не менее двадцати тысяч тонн. Первоначально его приняли за плавучий док. Насколько желанна подобная цель, можно судить хотя бы потому, что помимо функций по выполнению срочного ремонта военных кораблей, такой док мог использоваться для перевозки огромного количества боевой техники, вооружений и личного состава отступающей фашистской армии. На его борту способны были разместиться пятьсот вагонов или почти семь тысяч грузовиков. Упустить столь серьезный объект противника было бы не простительно. Спустя некоторое время командир отделения гидроаккустиков Иван Шнапцев доложил: «Слышу шум лопастей крупного двухвинтового корабля на большом ходу!». И действительно, сквозь начавшую редеть пелену снежной завесы, Маринеско разглядел четкий силуэт большущего лайнера.

О том, что это «Вильгельм Густлофф» Маринеско конечно же не знал. Как и не знал того, что имя самому крупному немецкому лайнеру, спущенному на воду на верфи «Blohm+Voss» в Гамбурге в мае 1938 года, присвоил лично Гитлер. Так фюрер решил увековечить память об одном из ближайших своих сподвижников – лидере швейцарских фашистов, застреленном зимой 1936 года в Давосе еврейским студентом-медиком Давидом Франкфуртером. Не мог знать командир «С-13» и того, что накануне по приказу германского командования в порту Данцига «Вильгельм Густлофф», использовавшийся в годы войны в качестве учебного центра по подготовке командного состава моряков-подводников для третьего рейха, принял в дополнение к постоянно находившимся на его борту 2400 подводникам еще 1300 их коллег из гарнизона Окстерхефт, а также более четырех тысяч беженцев из Восточной Пруссии и Померании, большую часть которых составляли немецкие генералы, высокопоставленные офицеры СС и члены их семей, «спецперсонал» концентрационных лагерей Аушвиц, Майданек, Штутхоф и прочая нелюдь.

…Командир «С-13» дал приказ идти на сближение. Дабы не быть обнаруженными, следует команда на срочное погружение. Однако, погрузившись на глубину 20 метров – безопасную от таранного удара, скорость подлодки резко упала. Лайнер стал быстро удаляться. Следует новый приказ: перевести лодку в крейсерское положение. В этом положении из-под воды видно только рубку, что позволяет «С-13» оставаться мало заметной в ночном море. При совершении этого маневра по приказу командира всплытие произвели со стороны берега. Этот маневр противоречил классическим правилам ведения боевых действий подводными лодками. Считалось, что в данном случае кораблям охранения легче прижать ее к берегу и отрезать все выходы в открытое море. Кроме того, глубины у берега меньше, что значительно сокращает возможности маневрирования. Лодка становится беззащитнее, поскольку ее легче обнаружить пеленгаторами противника и уничтожить глубинными бомбами. Разумеется, Маринеско все это знал. Однако произведенный маневр позволял сделать удар по цели неожиданным и хорошо подготовленным, т.к. нападения со стороны берега противник не ждал. Это решение командира стало решающим фактором успешной атаки. Но необходимо было еще настичь удалявшийся со скоростью 18 узлов лайнер. Полный ход у «эсок» такой же. Максимум, на который были способны дизеля, да и то при форсированном режиме их работы в течении короткого времени – 19,3 узла. Тем не менее, Маринеско отдает приказ инженеру-механику «С-13» Якову Коваленко выжать все до предела. Через час сумасшедшей погони, следуя параллельным курсом, «Вильгельм Густлофф» был настигнут. В течении всего этого времени командир не сходил с мостика. В 23.02 курсовой угол достиг расчетного. Маринеско скомандовал: «Право на борт», и в 23.04 лодка легла на боевой курс. Еще через четыре минуты последовала команда командиру отделения торпедистов Владимиру Курочкину: «Пли!», и все три выпущенные веером торпеды точно попали в цель, поразив самые уязвимые места лайнера. Примерно через пол часа, как писала о нем немецкая пропаганда, «самый большой, самый современный, самый непотопляемый» корабль германского флота «Вильгельм Густлофф» затонул. Из более, чем восьми тысяч гитлеровцев, находившихся на его борту, спасти удалось лишь 988-ми. В основном это были члены команды лайнера во главе с его капитаном Фридрихом Петерсеном. На последнее обстоятельство трудно не обратить внимания – всегда считалось, что капитан должен последним сходить с тонущего корабля…

Как только командир «С-13» увидел и услышал взрывы на пораженном торпедами корабле, последовала команда на срочное погружение. Теперь уже его лодка стала объектом преследования. Он прекрасно понимал, что на небольшой глубине его 78-ти метровая субмарина, лишенная простора для маневра, быстро станет легкой добычей кораблей охранения, которые практически сразу начали брать ее в «клещи», или, как говорят в таких случаях сами подводники «зафлаживать». С первыми разрывами глубинных бомб, а всего в ходе четырехчасовой погони их было сброшено более двухсот сорока, Маринеско пришлось применить все свое искусство маневрирования. Положение осложнялась и тем, что при пуске торпед четвертая из них не вышла до конца из торпедного аппарата. Это означало, что любое резкое движение рулями управления или разрыв глубинной бомбы вблизи корпуса лодки могли привести к взрыву не сработавшей торпеды и гибели всего экипажа. В этой сложнейшей ситуации командир «тринадцатой» принял единственно возможное правильное решение — он направил «С13» в сторону тонущего корабля. Там немцы ни искать, ни бомбить не стали.

После того, как удалось оторваться от преследования, «тринадцатая» продолжила выполнять боевое задание. Главной его целью было обнаружение и уничтожение крупных кораблей противника. Утром 9 февраля на борт подлодки поступила радиограмма из штаба Балтфлота с приблизительными координатами замеченного в ходе авиационной разведки большого крейсера типа «Эмден» в сопровождении шести эсминцев. В 22 часа 15 минут цель была обнаружена. То, что крейсер перевозит важный и ценный груз, свидетельствовало хотя бы то, с какой тщательностью он охранялся. Корабли охранения «вели» его, взяв в плотное кольцо. К тому же густой туман сильно затруднял видимость. Чтобы точно поразить крейсер, надо было подойти как можно ближе. Маринеско вновь принимает нестандартное решение: догнать противника и атаковать на отходе лишь двумя торпедными аппаратами кормовой части, что позволяло быстро уйти от кораблей охранения. И вновь была погоня аналогичная предыдущей – несколько часов в крейсерском положении, под форсированными дизелями. Подойдя на расстояние всего в десять кабельтовых (1 кабельтов =185, 2 метра), командир отдал приказ на атаку. В 02 часа 50 минут 10 февраля над ночным морем взметнулись два огненных всплеска – торпедисты сработали отлично. Спустя несколько секунд раздался еще один мощный взрыв. Это сдетонировал боевой запас крейсера, и вскоре он затонул. Чуть позже выяснилось, что был уничтожен вспомогательный крейсер германского военного флота «Генерал Штойбен» водоизмещением 14 660 тонн, перевозивший около четырех тысяч отборных фашистских войск. Таким образом, экипажем подводной лодки  «С-13» под командованием капитана третьего ранга Маринеско только за один поход было уничтожено боевой силы противника по своей численности превосходящей целую дивизию немецко-фашистских войск.

Обратный отсчет

Вернувшихся с невиданной прежде победой моряков ожидал радушный прием. К тому времени на берегу из рук в руки передавали размещенные в шведских газетах статьи об успехе «С-13». В них же сообщалось, что, как только Гитлеру доложили о гибели «Вильгельма Густлоффа», взбешенный фюрер потребовал объявить в Германии трехдневный траур. Маринеско он назвал своим личным врагом, а начальника конвоя кораблей охранения корветтен-капитана Вильгельма Цана приказал расстрелять на месте.

Командир дивизиона подводных лодок А.Е. Орел на ледоколе вышел в открытое море встречать экипаж. Сойдя на лед, он  лично приветствовал командира и весь экипаж. Был затем и банкет с традиционными для подводников жареными поросятами, дружескими объятиями и заверениями, что все прошлые провинности командира героической подлодки будут забыты. Делались многозначительные намеки на предполагаемые высокие награды командиру и его экипажу. Причины тому были. В частности в заключительной части подписанного 20 февраля 1945 года А.Е. Орлом и хранящимся сейчас в российском военно-морском архиве пятистраничном представлении к награждению командира единственной из оставшихся к тому времени на Балтфлоте подводных лодок типа «C» было написано: «За отличное выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками, за отвагу и мужество, проявленные при уничтожении транспортов и немецкого крейсера, за потопление 3700 специалистов-подводников командир ПЛ «С-13» капитан третьего ранга Маринеско достоин высшей правительственной награды – присвоения звания Героя Советского Союза». Однако ход документу дан не был. Награды были снижены всему экипажу, а командир «тринадцатой» был награжден «лишь» орденом Красного Знамени. Напомню, что в 1942-ом за успешный поход еще на «М-96», по своим результатам значительно уступающему последнему январско-февральскому, он был награжден орденом Ленина.

Что стало тому причиной? Много позже сам Маринеско, говоря об этом с Александром Кроном, причиной произошедшего называл так и не прощенный командованием предновогодний загул в Турку. Но для него, всю жизнь считавшего, что человека надо ценить за достоинства, а не за отсутствие недостатков, это вызывало, по меньшей мере, непонимание. Не менее аргументированной причиной произошедшего, можно назвать и неумение самого подводника №1 быть «ручным» с точки зрения вышестоящего начальства. Подтверждением тому может служить безрезультатный поход «С-13» в апреле 1945 года. В качестве «обеспечивающего» в этом походе к командиру «тринадцатой» был приставлен начальник подводных сил Балтфлота контр-адмирал А.М. Стеценко. Для контр-адмирала это был первый за все годы войны выход на боевое задание. Война заканчивалась, а так хотелось иметь боевую награду. Маринеско же воспринял его присутствие на лодке как некую форму проявления недоверия к нему и к экипажу. По свидетельствам моряков, между командиром и «обеспечивающим» постоянно возникали конфликты. Пользуясь правом старшего по званию, Стеценко неоднократно отменял решения Маринеско об атаках то и дело встречавшихся им в водах Балтики кораблях противника, дабы не быть им – противником –  обнаруженными. Главной задачей похода контр-адмирал определил для себя остаться в живых. Вместе с тем и сам командир «С-13» был непоследователен в своих действиях. Согласно флотского Устава, он имел полное право снять с себя ответственность за руководство подлодкой, передав его старшему по званию. Однако, соответствующую запись в бортовой журнал он не внес. По возвращении на базу, Стеценко написал рапорт, в котором обвинял Маринеско и экипаж в недисциплинированности и плохой подготовке. Любопытно, что этот рапорт подписали и не имевшие к походу ни какого отношения начальник штаба дивизиона Л.А. Курников и заместитель начальника дивизиона М.И. Гольденберг. Это, к слову, об упомянутых выше «сыновьях торговцев». В результате, из всех участвовавших в этом походе моряков, были награждены двое: нахимовской медалью юнга Михаил Золотарев (ныне проживающий в Израиле недалеко от Кфар-Сабы) и орденом Нахимова сам контр-адмирал А.М. Стеценко.

портов советской Прибалтики за несколько месяцев он допустил больше
Обида за недооценку боевых заслуг, словно заноза саднившая его самолюбие, переросла у Маринеско в упрямое желание доказать всем свою «исключительность» и на берегу. Вот только форма, в которой это желание предстало перед сослуживцами, была самая, что ни наесть отвратительная. Самовольные отлучки, пьяные драки и дебоши, неподчинение флотскому начальству стали нормой его поведения. После передислокации «С-13» в один из портов ставшей к тому времени советской Прибалтики за несколько месяцев нахождения там  Маринеско допустил нарушений дисциплины больше, чем за все предыдущие годы. Это не могло хорошо закончиться. Масла в огонь подливали и многочисленные штабные завистники из числа «доброжелателей». После очередного пьяного скандала капитан третьего ранга Маринеско был разжалован до звания «старший лейтенант», снят с должности командира «С-13» и назначен помощником на другую лодку. Его самолюбию был нанесен нокаутирующий удар. Он потребовал своей демобилизации. Однако, нарком военно-морского флота контр-адмирал Н.Г. Кузнецов, лично знавший Маринеско, как прекрасного моряка, попросил того не торопиться с принятием решения – на флоте к моменту окончания войны подводников такого уровня осталось не много. Однако, после очередной выходки Маринеско, когда тот во время одного из многочисленных парадов того времени, презрев все мыслимые в армии и на флоте законы субординации, в присутствии всего командования флотом самовольно вышел из строя и обратился к наркому с новой просьбой об увольнении, просьбу «уважили», выдав самую уничижительную характеристику.
И вот, в начале 1946 года подводник №1 –  одинокий, бездомный, с пошатнувшимся здоровьем и туманным будущим – оказался вне флота. Для Маринеско с этого времени начинается обратный отсчет. Отсчет к познанию стыда. Своего собственного. Того самого, который еще Платон сформулировал, как «страх перед возможным бесчестием».

Бремя стыда

В письме, адресованном Александру Крону, которое смертельно больной Маринеско написал 13 августа 1963 года, он впервые предстает перед своим другом в несвойственном ему ранее состоянии безысходности: «… Сейчас действительно мне сделали операцию, которая позволяет поддерживать мое существование кормлением, минуя пищевод; это операция вспомогательная, а основное все впереди и неизвестно, через сколько времени. Врачи военно-морского госпиталя, куда я попал (после настойчивых хлопот В.Ф. Вайнштейна — А.В.), говорят, что для восстановления моего веса и здоровья, для подготовки к основной операции понадобится 6-8 месяцев, а выпишут они меня через 10-15 дней. Основная моя забота теперь – как жить? Мне ежедневно нужно заправляться определенными высококалорийными продуктами, это обойдется (скромно) 3 рубля в день. Вам, конечно, известно, что я инвалид 2-й группы, получаю пенсию, из которой наличными мне остается 30-35 рублей. Вопрос, как жить дальше, что меня ожидает в будущем?». Трудно представить, чтобы гордый и независимый прежде, Маринеско мог бы себе позволить нечто подобное.

Между этим письмом и его демобилизацией прошло более семнадцати лет. Многое вместили в себя эти годы его жизни. И две новые семьи. И непродолжительную службу в торговом флоте, которую пришлось оставить из-за прогрессировавшей болезни – отказывал правый глаз. И колымскую тюрьму, куда бывший подводник попал будучи осужденным в 1949 году по нелепому обвинению в краже старой списанной металлической кровати в бытность работы заместителем директора по хозяйственной части ленинградского «Института переливания крови» (cудимость, кстати, в 1993 году снимут). И работу на ставшем потом родным и близким заводе «Мезон», что располагался на Выборгской стороне Ленинграда. И возвращение ему прежнего воинского звания после того, как в 1960 году по приказу тогдашнего министра обороны Р.Я. Малиновского с Маринеско будут сняты все обвинения и наказания. И долго не смолкавшие овации молодых моряков, дружно скандировавших: «Маринеско герой!», во время вручения ему весной 1963 года на ежегодном сборе ветеранов-подводников живого поросенка – традиционной награды для вернувшихся с победой после выполнения боевого задания. Я думаю, что именно приведенное выше письмо  и стало точкой в длительном процессе познания стыда  командиром легендарной «эски». Познании трудном, но достойном.

А для Александра Крона было очевидным, что помимо материальной помощи, его друг остро нуждался и в поддержке моральной, способной хоть каким-то образом поддержать его дух, и, может быть, повысить сопротивляемость болезни. Крон обратился к легендарному советскому адмиралу, писателю и ученому Ивану Степановичу Исакову с просьбой попытаться не только взвешенно и объективно оценить подвиг командира «С-13», но и разобраться в его личности. Главное, что успел сделать для Маринеско Исаков – попросил известного писателя Сергея Сергеевича Смирнова, который вел в то время на телевидении пользовавшийся огромной популярностью альманах «Подвиг», подготовить правдивую и честную программу о подводнике №1. На экраны телевизоров эта программа вышла в пятницу 4 октября 1963 года. Резонанс был настолько оглушительный, что уже через несколько дней в адрес Маринеско стали поступать сотни, а затем тысячи писем со словами участия и поддержки со всех уголков СССР. Самое же неожиданное заключалось в том, что в эти письма люди вкладывали деньги – свои трудовые «пятерки» и «трешки».

В конце ноября, за несколько дней до смерти Александр Иванович решил отпраздновать свой день рождения, который на самом деле был в феврале – он чувствовал, что не доживет. Пришли В.Ф. Вайнштейн и П.Н. Ветчинкин — его фронтовые друзья. Коньяк ему наливали через воронку в выведенную в боку трубку. 25 ноября 1963 года Александра Ивановича Маринеско не стало. Ему было пятьдесят лет.

… В феврале 1990 года Ленинград посетил Гейнц Шен. На «Вильгельме Густлоффе» он был помощником капитана лайнера. В ту январскую ночь 1945 года ему удалось спастись. За прошедшие с войны годы он разбогател, написав две книги и сценарий к фильму о том событии. Вряд ли его можно уличить в предвзятой или надуманной оценке «Атаки века». На встрече с членами комитетов в защиту Маринеско он сказал: «… Ни у кого из нас – немцев – нет никаких претензий к Александру Маринеско. Он выполнил свой воинский долг честно и умело». За несколько месяцев до его визита Ленинград посетил отряд боевых кораблей ВМФ ФРГ. Немецкие военные моряки возложили на могилу Маринеско офицерскую пилотку и ленточку «Кригсмарине» — знак особого уважения боевых заслуг советского подводника.

А еще раньше, 3 октября 1986 года в Лиепае был установлен памятник «Героическому экипажу Краснознаменной ПЛ «С-13» и ее боевому командиру Маринеско А.И.» — такая надпись бронзовыми буквами была нанесена на двухметровую стелу. На фоне символического иллюминатора на высоте человеческого роста была в металле изваяна поясная фигура командира подлодки за перископом, а на расположенных рядом гранитных плитах были выбиты имена всех участников того похода. По-своему драматична судьба этого памятника. В день его открытия произошла авария на атомной подводной лодке К-219 Северного флота ВМС СССР, в результате чего четыре человека погибли, а лодка затонула. Как тут не вспомнить о существующем среди всех подводников мира поверии, что судьбы каждого из них связаны одной нитью – и «С-13», и нашего «Дакара», и американского «Трешера», и российского «Курска». А через месяц после открытия памятника с него исчезла бронзовая надпись «Маринеско А.И.». Сделали это под покровом ночи не «охотники» за цветными металлами. Так было исполнено распоряжение тогдашнего начальника политотдела Балтфлота В.Ф. Иванова, выполнявшего в свою очередь указание вице-адмирала А.И. Корниенко, которому не понравилось, что имя подводника №1 упоминается на памятнике дважды. Стоит все же упомянуть, что предусмотрительно В.Ф. Иванов срубленные бронзовые буквы сохранил, и когда после развала СССР памятник в Лиепае демонтировали и вновь установили в Кронштадте, то первоначальная надпись была восстановлена. Практически следом за надругательством над памятником в ряде газет, находившихся в ведении Политуправления ВМФ, появились статьи, ставившие под сомнение не только профессиональные качества Маринеско, но и отрицавшие сам факт «Атаки века» экипажем «С-13». Так на Родине попытались «оценить» и «переосмыслить» подвиг моряков-подводников и их командира. Однако, «перестройка» уже брала свое. Начали создаваться «Комитеты в защиту Маринеско», первый из которых был создан в … Швеции. И вот, Указом Президента СССР М.С. Горбачева от 5 мая 1990 года Александру Ивановичу Маринеско (посмертно) было присвоено звание Героя Советского Союза. Мэр Ленинграда Анатолий Собчак огласил указ президента и вручил Золотую звезду героя его дочерям Леоноре и Татьяне, которые тут же передали эту награду на хранение в музей Военно-морского флота.

Чужая поступь

«… Наша борьба с фашизмом и экстремизмом еще не закончена. Трудно приходится Израилю сегодня, но думаю, что беды еврейского народа не бесконечны и, безусловно, мир наступит и на вашей благодатной земле». Это строки из письма старшей дочери Александра Маринеско Леоноры. Его я получил совсем недавно. В своем письме она высказывала свое резко негативное отношение к то и дело появляющимся статьям, в которых авторы пытаются взглянуть «по-новому» на обстоятельства гибели «Вильгельма Густлоффа». В немалой степени, возможно не желая того, питает подобные статьи и новый роман лауреата Нобелевской премии Гюнтера Грасса «Im Krebsgang», вышедший в русском переводе под названием «Поступью краба». В Германии эта книга мгновенно стала бестселлером, опередив по уровню продаж «самого» «Гарри Поттера». По оценкам германских литературных критиков «Грасс создал крепкий конъюнктурный «верняк», затронувший в нужное время нужные струны коллективной немецкой души». Главный герой книги – немецкий журналист, который, исследуя материал о гибели судна, неожиданно для себя обнаруживает, что вся эта история тесно связана с днем сегодняшним. Фабула романа-катастрофы строится вокруг трагических событий, развернувшихся 30 января 1945 года в Балтийском море. При этом Нобелевский лауреат искусно вплел в канву романа истории жизни трех людей прямо или косвенно причастных к произошедшему – командира «С-13» Александра Маринеско, предводителя швейцарских фашистов Вильгельма Густлоффа, чье имя носил затонувший корабль, и Давида Франкфуртера, застрелившего Густлоффа зимой 1936 года в швейцарском Давосе. В качестве же некоего среза немецкого общества со времен возникновения нацизма до краха Третьего рейха избрана «судьба» морского лайнера, потопленного экипажем советской подводной лодки под командованием Маринеско.

«Правда настолько горька, что обычно служит только приправой». Эта расхожая фраза может по праву служить эпиграфом к «Поступью краба». Обилие действительно имевших место исторических фактов приправлено изрядной долей авторского вымысла, к которому порой примешивается завораживающий мистический оттенок. К примеру, рассказывается, что из четырех выпущенных с «С-13» торпед, три, достигшие цели, имели написанные от руки надписи «За Родину», «За Советский народ» и «За Ленинград». Четвертая же с надписью «За Сталина» — застряла в стволе торпедного аппарата. Четвертая торпеда действительно застряла. Но, что касается надписей… Во время своей встречи с живущим ныне рядом с Кфар-Сабой бывшим юнгой «С-13» Михаилом Золотаревым я задал ему вопрос об этом. Он, не особенно стесняясь в выражениях, ответил категорично: «Да я спал в обнимку с этими торпедами! Какие, к черту надписи! Командир так всех гонял, что у экипажа на такие глупости просто не было времени».
Вряд ли кому-то нужно объяснять, насколько болезненна тема прошедшей войны для немцев, для их национального самосознания. Но историю невозможно переписать заново. Именно немцы начали самую жестокую из всех мировых войн. Именно они принесли смерть и страдания другим народам. Но именно они эту войну и проиграли. Попытки же пересмотра ее итогов очень сильно похожи не на намерения восстановить историческую справедливость, а на желание вдохнуть новую жизнь в идеи нацизма. То ли жажда дешевых сенсаций, то ли присущая кому-то и не осознаваемая ими их собственная нравственная нагота, делает возможным появление подобных статеек с «высосанными из пальца» фактами, порочащими имя Маринеско и его экипаж. И, если появление таких материалов в России можно объяснить царящей там в средствах массовой информации вседозволенностью, то в появлении таких «опусов» в русскоязычной израильской прессе явно угадывается «чужая поступь». Пожалуй, это будет равносильно тому, чтобы сегодня в них же появились статьи осуждающие Израиль за уничтожение иракского атомного реактора, или восхваляющие палестинцев за резню на мюнхенской Олимпиаде.
Мы живем сейчас действительно в сложное время. И чья-то нравственная наготав этой ситуации, казалось бы, должна исчезнуть, уйти, раствориться. Но, наверное, это возможно только в том случае, если совершенно осознанно каждым из нас пройден путь познания стыда — своего и чужого. В противном случае очень скоро подобия людей, замотанные в куфии, с наглой усмешкой и явным удовольствием будут говорить о нас – израильтянах: «Каждая страна имеет таких евреев, каких заслуживает».

Александр Вальдман

При подготовке статьи использованы документы, видео и фотоматериалы из личного архива Ю.Н. Морозова и Е.П. Ждан.