Зеленый овощ

«По ночам я страдаю от болей из-за недоедания». Эти слова 16-летней
Эллы П. (имена и фамилия членов семьи, о которой идет речь, изменены) из Кирьят-Гата в одном из последних выпусков газеты «Маарив» были огромными буквами вынесены в заголовок статьи, рассказывающей о проблемах социального обеспечения нуждающихся семей. Далее, уже в подзаголовке, автор статьи сообщил читателям газеты шокирующую новость о том, что «вчера Элла съела только огурец».

Тема, поднятая в статье, стала предметом обсуждения на заседании городского совета, которое было срочно созвано по инициативе адвоката Михи Габая – в недавнем прошлом первом заместителе мэра Кирьят-Гата, а сегодня – лидере немногочисленной оппозиции. Я не случайно упомянул нынешний муниципальный статус уважаемого адвоката. Кого и как реально волнует указанная тема, можно было судить хотя бы потому, что на упомянутое заседание поддержать озабоченность Михи Габая столь серьезной проблемой не явился ни один(!) из членов оппозиции. Сей прискорбный факт наводил на грустные мысли, тем более, что сам Габай в своем выступлении, выслушанном при полной тишине, поднимал, казалось бы, очень правильные вопросы. Он говорил о тяжелом экономическом положении в стране и в городе; о более чем четырех тысячах семей в Кирья-Гате, живущих лишь за счет социального пособия; о том, что в последнее время многим на себе пришлось испытать унижение нищетой; о том, что количество таких людей в последнее время постоянно растет; о безобразной работе городского отдела социальной помощи («лишкат рэваха») и о многом другом. Не согласиться с Михой Габаем было просто не возможно.

Говорил он и об обратившемся к нему за помощью отце Эллы – Барухе П., который «дошел до того, что был вынужден рассказать о своих мытарствах журналистам одной из центральных газет, поскольку куда бы он ни обращался, в том числе и к мэру Альберту Эрезу, везде его ждал отказ». Однако, дальнейший ход заседания, по сути своей превратившийся в перепалку между мэром и его бывшим заместителем, когда первый из них пытался что-то отвечать на высказанные претензии, а второй постоянно его перебивал, давал более чем серьезную пищу к размышлениям о природе появления статьи в «Маариве». К тому же, отсутствие со стороны Михи Габая какого-либо анализа и серьезных предложений по улучшению работы городской службы социальной помощи, было расценено собравшимися депутатами не более чем политический демарш со стороны лидера оппозиции. Завершилось же заседание городского совета принятием решения о дополнительном рассмотрении проблемы городским руководством.

Чужие деньги

Признаюсь, особого желания разбираться во всей этой истории у меня не было. Ситуация представлялась как элемент обыденного политического противостояния в муниципальном совете. Но когда в мои руки попал отчет отдела социального обеспечения о предоставлявшейся семье П. помощи, то невольно вспомнилась чья-то фраза: «Прежде чем дать нищему 35 пенсов на сэндвич, не поленитесь на этот сэндвич взглянуть», хотя и нет занятия более унизительного, чем считать чужие деньги.

Из отчета следовало, что в семье П., репатриировавшейся в Израиль из бывшего Советского Союза в 1990 году, четыре человека: 45-тилетний Барух, его жена – 42-хлетняя Илана и их дети – 16-тилетняя Элла и 14-ти летний Моше. Ежемесячный доход семьи 3736 шекелей, который состоит из пособия по инвалидности Иланы (3394 шекеля), страдающей от сахарного диабета в тяжелой форме и пособия на детей (342 шекеля). С конца 1999 года Барух П. ни где не работает, т.к. «по его словам он должен сопровождать свою жену в больницу» – это дословный перевод текста отчета. Кстати, в дальнейшем мне еще не раз придется использовать формулировку «по его словам», поскольку достоверность этих слов далеко не всегда можно проверить и их истинность целиком и полностью лежит на совести главы семьи П.. За последнее же время его семья получила разного рода денежных подарков на общую сумму 8397 шекелей, из которых 4247 шекелей – оплата такси для проезда к месту лечения Иланы в больнице «Вольфсон» в Холоне. Периодичность этих поездок по словам Баруха «самое большое – раз в три месяца». Помимо этого с января 2000 года им предоставлялась бесплатная помощь социальной работницы («озерет байт») по четыре часа в неделю, от услуг которой они отказались в сентябре 2002 года. Неоднократно семья снабжалась денежными средствами для приобретения одежды, а также бесплатными продуктовыми наборами от социальной службы, причем не только к праздникам.

Дом

Первое, что пришло на ум, когда я попал в дом П., так это слова Шолом-Алейхема: «Бедность не порок, но это единственное, что можно сказать в ее пользу». Запущенная, давно не ремонтировавшаяся квартира, потрескавшиеся стены с облупившейся штукатуркой, серый потолок, продавленная мягкая мебель, грязные, давно не мытые стекла в больших окнах, делающие их не прозрачными, а матовыми, маленький телевизор, приютившийся среди полок старого шкафчика. Полное отсутствие того, что принято называть домашним уютом.

Неряшливо одетый, несколько дней не брившийся хозяин с кипой на голове встретил меня достаточно вежливо. Мягкость манер и грамотная, образная русская речь явно свидетельствовали о его образованности, начитанности и о том, что его родители люди интеллигентные. Он очень охотно рассказывал о болезни жены,  о связанных с этим проблемах, о «Хабаде» и о любавическом рэбе. О себе же и о своей семье ее глава рассказывал очень скупо: в прошлом ленинградцы; он по образованию инженер; здесь хватался за любую работу –  «и «шомерил», и посуду мыл»; по приезде в Израиль жили в Иерусалиме; в Кирьят-Гате с мая 1992 года, после того как  получили здесь «амидаровскую» квартиру вместе с родителями жены; теща умерла, а тесть продолжает жить с ними и, по словам Баруха П., «его денег мы не касаемтся»; дочь учится в религиозном тихоне, сын в хабадской йешиве здесь же в Кирьят-Гате. Далее он поведал мне, что работать перестал в 1999 году, когда по его словам врач-эндокринолог из больницы Вольфсон, лечащий Илану, сказал ему «или работа, или жена». Какого-либо медицинского документа, подтверждающего необходимость постоянного нахождения Баруха возле своей жены у него нет, т.к. по его словам «ни один врач такой документ не даст, иначе этого врача тут же выгонят с работы». В отличии от отдела социального обеспечения доход семьи он оценивает в три тысячи шекелей. Основные статьи расхода – приобретение лекарств, оплата обучения сына в йешиве и выплаты за приобретенный для Иланы специальный медицинский аппарат для ввода инсулина, который, по словам главы семейства, обошелся им в 12000 шекелей. «Слава Б-гу, — говорит Барух, — мы не знаем, что такое машканта. Вместо нее мы платим за лекарства. В прошлом месяце на лекарства ушло более 800 шекелей». Необходимость приобретения дорогостоящего медицинского  аппарата язык не повернется назвать расточительством, тем более, что, по словам хозяина дома,  «до тех пор пока не поставили «машеват инсулин» мы из больниц не вылезали». Что касается учебы сына в хабадской йешиве, то она обходиться семье П. почти в 8000 шекелей в год – 650 шекелей в месяц. На мой вопрос о том, может ли семья при достаточно скудных доходах оплачивать столь дорогое обучение, отец Моше, очевидно желая произвести на меня впечатление, подчеркнуто убежденно произнес: «Если ребенку легче даются тора, мишна, гемара, то идти против этого значит травмировать его». Кстати, по словам Баруха, это только часть стоимости обучения. Другую часть оплачивает все тот же «мисрад рэваха». Небезинтересно в этой связи отметить, что от услуг социальной работницы Барух П. отказался «в знак протеста» после того, как из-за сокращений ассигнований на социальные нужды был задержан перевод этих денег в йешиву. Когда же я спросил его, не считает ли он этот отказ мальчишеством или никчемной позой, поклонник рава Шнэерсона ответил: «Незачем им было мне постоянно говорить, что у них нет денег. Пусть у них будут деньги на кофе».

Среди тех, кто оказывает его семье наибольшую поддержку, Барух П. тут же назвал заместителя мэра, руководителя городского «Хабада» рава Хаима Шалома, который постоянно помогает и продуктами, и с транспортом для поездок в больницу, а не так давно «Хабад» подарил им новый холодильник, когда старый вышел из строя и возникла опасность порчи находившегося там инсулина. Холодильники – и новый и старый, оба работающие –  Барух мне тоже не преминул показать. Их содержимое – бутылки с водой, что-то молочное и какие-то овощи – свидетельствовали, что сегодня конец недели и продукты еще не привозили. Журналиста из «Маарива» к ним в дом тоже направил Хаим Шалом, который как заместитель мэра отвечает именно за работу отдела социального обеспечения.

Театр абсурда

Следующий ход событий был бы более уместен для фильмов Отара Иосилиани или для театра абсурда.

Что касается публикации в «Маариве», то, по словам Баруха П., «журналист явно переборщил». Вообще-то журналистов было двое. Непосредственно в доме работал фотограф, а другой лишь звонил и разговаривал с членами семьи по телефону. Натура для фотографий к материалу о «голодающей» семье была выбрана стандартная – холодильник с пустыми полками и щупленький мальчик с куском хлеба в руках, перед которым стоит полупустая с еще не доеденными макаронами. По словам хозяина дома, холодильник в тот день действительно был пустой – продукты еще не привезли. Эллу фотограф снимать не стал. Причину этого легко понять, обратившись к рассказу отца детей. «Перед тем, как журналист спросил Эллу, что она ела, дочка действительно съела огурец. Так она и ответила. Элла сейчас немного располнела. По этой причине она «сидит» на фруктово-овощной диете». По этой же причине вынесенные в заголовок статьи в «Маариве» слова девочки: «По ночам я страдаю от болей из-за недоедания», уже воспринимаются не как драма, а как анекдот.

Весьма любопытен и ход событий, предшествовавший описанным выше «разборкам» в горсовете. По словам Баруха П., как только появилась публикация в газете, ему(?) сообщили (имя того, кто сообщил он просил не публиковать), что мэр города будто бы «заявил, что я не желаю работать и моя жена совершенно здоровый человек. Хотя он ни разу не был в этой квартире. Когда мне передали это, я взбесился». Очевидно в порыве «бешенства» отец героев публикации решил обратиться … к Михе Габаю. На мой вопрос, почему именно к Габаю, а не к самому Альберту Эрезу, или на худой конец к Хаиму Шалому, мой собеседник как-то путано стал объяснять, что мэра он не мог найти из-за забастовки муниципалитета, руководителя «Хабада» не было в городе, да и пелефон того был закрыт, а номер телефона адвоката он сразу обнаружил в телефонном справочнике. Ну, а чем бы мог помочь нашему герою бывший первый заместитель мэра? По словам Баруха, от него он хотел одного – помощи в организации встречи с Эрезом, с тем, чтобы… «посмотреть ему в глаза».

Уже прощаясь с Барухом П.. я задал ему вопрос, не считает ли он, что его положение используют в каких-то политических целях? «Может быть, и используют», — ответил Барух, а потом резко добавил: «Чтобы скинуть Эреза. Я не хочу участвовать в этих играх. Сам я для себя давно решил: моя партия – это моя семья. Моя политика, чтобы у детей была специальность, и, чтобы они встали на ноги. И вытащить все-таки жену». Красивые слова …

Послесловие

Так получилось, что, отправляясь в Кирьят-Гат на встречу с отцом Эллы П. – Барухом, я по ошибке вместо чистой кассеты вставил в свой диктофон кассету с записью беседы с людьми, занимающимися в Ашдоде проблемами наркомании. Но, как известно, случайно в нашем материальном мире ничего не происходит. Так и в этом случае. Обнаруженная оплошность позволила провести совершенно четкую параллель между двумя, казалось бы, абсолютно разными проблемами, и сделать вывод о том, что существуют и такие «наркотические средства», которые не менее разрушительно действуют на человека, чем героин или ЛСД. «Подсев на иглу», через которую «внутривенно» с подачи «добрых дядь» тысячи людей вводят себе «наркотик» под вульгарным названием «халява», эти люди спустя непродолжительное время уже не в состоянии объективно оценивать себя и свои возможности. А на смену желанию работать и обеспечивать достойную жизнь себе и своим близким, приходит единственное желание – достать очередную «дозу». Когда же начинается «ломка» из-за задержки с предоставлением очередной порции «халявы», то становится понятным, почему начинаются стенания и жалобы в различные инстанции. А в такой ситуации очень легко превратиться в безвольную игрушку в чьих-то не всегда «чистых» руках.

Наверное, все же что-то не так в нашей стране, если есть целые городские кварталы, в которых уже несколько поколений людей воспитываются на идеологии иждивенчества, живя на социальное пособие и не помышляя ни о чем другом. Ненормально, когда не работать бывает выгоднее, чем работать. Это не значит, что пособия так велики. Просто зарплаты малы. Поэтому борьба за «халяву» и превращается в смысл жизни. И если раньше основными потребителями этого «наркотика» были выходцы из Северной Африки, то сегодня среди тех, кто уже не мыслит себя без этого страшного «зелья» все больше и больше тех, чья «мягкость манер и грамотная, образная русская речь явно свидетельствуют об их начитанности, образованности и о том, что их родители люди интеллигентные».

Обстоятельства, в которых оказалась семья П., вызывают искреннее сочувствие. Вместе с тем, процессы им сопутствующие, позволяют дать произошедшему вовсе неоднозначную оценку. Я не буду рассуждать, может или не может 16-летняя девушка хотя бы вымыть окна в своей квартире и навести в ней элементарный порядок. Я не буду кого-то убеждать, что в 45 лет рановато жить на пособие по инвалидности жены и, что можно найти работу, которая бы обеспечивала достойное существование семье, включая оплату квалифицированной помощи больной супруге. Просто слово «достоинство» каждый понимает по-своему. А дурман «халявы» ой как крепок.

Александр Вальдман