В испытанном вами ошеломлении от потолка Сикстинской капеллы есть, согласитесь, мощный чувственный компонент. То, что это «прекрасно», дела не исчерпывает: прекрасными, вообще, видятся самые разные изображения, не имеющие ничего общего с росписями Микеланджело. Конечно, колорит и композиции великого мастера никого не оставят равнодушным. Но здесь вы, прежде всего, оказываетесь  «в человеческой среде», притом, в буквальном смысле: росписи перенасыщены человеческими фигурами. Среди них преобладают обнаженные, но у нас нет причин приписывать себе особую реакцию на тела как таковые: на пляже или в бане они не слишком воодушевляют зрителя. Чувственность пробуждается от особой атмосферы, создаваемой  взаимодействием, взаимовлечением  фигур. Историки искусства говорят нам, что  Микеланджело изображает титанов, чье физическое совершенство есть прием художника для передачи  их духовной мощи и всемирной значимости. Звучит убедительно, но эротические ассоциации  никуда не деваются и остаются необъясненными.

Один из моих друзей с присущей ему варварской свежестью взгляда на европейские культурные ценности, подметил, что женщины на этих росписях отличаются от мужчин разве что грудями, которые померещились ему «приделанными» к телам  — как если бы это было работой пластического хирурга. Я согласился, что в этом есть резон. А продолжая вглядываться в изображения, вдруг обнаружил, что захожу  еще дальше. На мой взгляд, обнаженные мужские персонажи Микеланджело, как правило, чрезвычайно женственны, и не только формами, но и позами, жестами, «зазывным» выражением  глаз (особенно у игнуди – обнаженных юношей, обрамляющих некоторые фрески). Я должен сразу оговориться, что  принадлежу  к гетеросексуалам, весьма отзывчивым на женские прелести. Росписи потолка Сикстинской капеллы, будучи рассматриваемы  издалека, возбуждают меня  как сцены готовящихся или происходящих эротических сцен с пылкими женщинами; приближая изображение к глазам, я испытываю разочарование, так как не нахожу «должного на должном месте» — а напротив, вижу то, что предметом моих сексуальных фантазий не является. В самом деле, великий мастер Буонарроти воплощал в своих росписях фантазии иного толка.

Собственно, это давно известно. Но, заново отыскивая в телах  фресок моменты сексуального «призыва», «готовности», подлинно оргиастического «энтузиазма», я обнаруживаю множество открытых и замаскированных …задов, столь привлекательных для любителей анального секса. На фреске «Сотворение светил и планет» (воспроизведена выше) «аппетитный» зад специально приоткрыт  у самого удаляющегося Господа! Причем, убейте  — не понять, какой возвышенный смысл следует приписывать сему зрелищу. Еще более непонятно, как хозяева Ватикана оставили эту фреску без цензуры: неужели все они сплошь были гомосексуалистами, и зрелище так тешило их, что понятия благочестия оттеснялись  у них за пределы сознания? А что  если  за самим католическим обетом  безбрачия прячется всё то же однополое предпочтение? Тогда эту заметку следовало бы назвать «Секс по-Ватикански».

О самом художнике:  с воодушевлением изображая привлекательных пассивных любовников, готовых немедленно отдаться активному, он, видимо, ставил на место этого последнего себя самого. И в образе Бога  как предельного воплощения мужественности явно выписывал… идеализированный автопортрет! Сравните (воспроизведено выше) лицо Микеланджело с лицом Вседержителя  на фреске «Сотворение светил и планет» — да и на всех других фресках. Если это не одна и та же физиономия, то один и тот же тип мужского лица: тип грозного и зрелого властителя, делающего с объектами своего влечения всё, что ему вздумается – к их вящему восторгу. Причем, делается это всегда в присутствии наблюдателей того же пола, будь то ангелы или сопровождающие сцену игнуди, глубоко переживающие увиденное в надежде, что и им выпадет подобное счастье…

Читатель этих строк, поверь, что «дискредитация» гения не входила  в мои намеренья; я лишь пытаюсь понять, что именно использует Мастер для «приманки зрителя на крючок». Если ты, как и я предпочитаешь женщин, предлагаю следующий опыт. Посмотри подряд с дюжину  роликов порно, где женщины  стонут от наслаждения, а затем поставь перед взором росписи этого потолка  — но на изрядном расстоянии, чтобы неясно было, какого пола эти голые тела в их волнующем взаимодействии… Установишь «жанровое сходство». И даже спрятанные фаллические символы обнаружишь! Остается непостижимым, для чего Микеланджело обнажил для зрителя и собственный (то есть Божеский) задок. Но тот, кого не привлекает однополая любовь, вообще плохо понимает сложную и противоречивую натуру гея.

Допускаю мысль, что разгул «телесности», характерный для искусства Возрождения, дошел до своего пика в Микеланджело и едва ли когда-нибудь вернется. Эротические сцены всегда будут весьма привлекательны для представителей всякой ориентации, но уже не смогут стать метафорой высокой духовности. Художникам не достанет не только уникального дара Буонарроти, и не только его неисчерпаемой любви к телу (мужскому, так мужскому). Не достанет потомкам  и его наивности, сочетающей подлинную веру в Бога с убеждением, что эту веру можно воплотить в изображении вожделеющей наготы, настраивая зрителя на мысли о Вечном и Прекрасном