Команы. Внизу расположен монастырь.

К правительству всегда у всех есть претензии. У каждого – свои. Кому-то не хватает водки, кому-то денег, кому-то свободы. Хотя всем понятно, что, если есть деньги – будет и водка, и свобода.

Я же не любил родное правительство за то, что не могло оно начать войну в приличном месте.

Как тут не позавидовать американцам.

Один Вьетнам чего стоит:

пальмы, виски, женщины. Воюй – не хочу.

А наше родное правительство посылало нас на войну в земли Аллаха. Кругом горы и пустыни. Ни вина, ни женщин. Жить не захочешь, не то что воевать.

Потом я понял: война под пальмами – самая страшная. Здесь хочется жить. Здесь жизнь – вино и женщины. Женщины поспевают весной,  виноград – осенью. А еще здесь теплое море и субтропики. Здесь Абхазия.

СОВЕТСКИЕ СЕЙШЕЛЫ

«Знал бы прикуп – жил бы в Сочи». Эту максиму знал каждый советский человек. Но лучше всего прикуп знают армяне, поэтому сейчас и живут в Сочи. Некоторые вообще считают Сочи столицей Армении.

Но круче Сочи была Абхазия. Это такие Сейшелы советской элиты. Простой советский человек отдыхал в Крыму и в Сочи. В Абхазию ездили избранные. Дачи здесь были только у великих людей. Симонов, Вознесенский, другие поэты и писатели имели скромные домики. У Сталина было четыре дачи. Они не отличались размерами. Сейчас олигарх средней руки восьмой сотни «Форбса» не поселил бы в такой дом и охрану. Они остались до сих пор. Можно посмотреть: в Новом Афоне, Мюссере, на озере Рица и Холодной речке в Гаграх.

Удивительные места. Высокие заснеженные горы Главного Кавказского хребта и теплое Черное море. Влажный субтропический климат (кстати, в Сочи в огородах мандарины не растут – холодно). Кругом инжир – евангельская смоковница. Буйная растительность. Во время сплошной индустриализации, когда в каждой советской деревне строили завод или фабрику, Сталин запретил возводить промышленные объекты в Абхазии – только пищевая промышленность. И вот благодаря лучшему экологу всех времен и народов Абхазия до наших дней сохранила уникальную природу.

Отсюда, из Пицунды, улетал Хрущев на октябрьский 1964 года пленум ЦК. Здесь накануне он сидел трое суток в ресторане в Верхних Эшерах, который специально вырубили в скале. Сидел и пил с первым секретарем Абхазского обкома. Потому что по местным обычаям из-за стола нельзя выходить: обратно не пустят и не нальют.

Я знаю и люблю Абхазию с детства. Ребенком меня с сестрой возила сюда мама. Потом, уже капитаном, попал в Сухум в санаторий Московского военного округа. Молодой командир батареи, я твердо знал, что рай существует только на небесах, поэтому очень сильно сомневался в возможности его построения на земле под именем коммунизма. За это был проклят всеми политработниками до конца службы. Меня подвергли остракизму. И как потом ни старался, не был допущен ни в партию, ни в академию. Правда, когда в партии дела пошли совсем уж плохо, меня амнистировали и приняли.

Но здесь, в Стране Души, а Апсны (Абхазия) именно так и переводится на русский, я начал сомневаться в своей принципиальной позиции. А может, правы замполиты и рай на земле возможен. И если это правда, то Эдем должен быть только здесь.

Вот за эти грешные мысли или за что-то другое, но мне было дано понять свою ошибку.

КЕЛЬЯ АПОСТОЛА

Я сижу в открытом кафе на сухумской набережной. Вечер. Солнце еще не уходит за море. Пью кофе и смотрю на прогуливающихся девушек. Мысли далеки от духовных. Ко мне за столик подсаживается мужчина лет на 20 старше меня. Заговорили. О чем можно было говорить в сентябре 1979 года? О предстоящей московской Олимпиаде, о неблагодарных поляках со своей «Солидарностью». Собеседник спросил – много ли видел в Абхазии? Ну, тут я с гордостью ответил, что посмотрел все (в то время в санатории отдыхали 24 дня). А так как по образованию историк, то мои знания были гораздо выше среднестатистических.

– А ты был в келье апостола?

Он спросил, как будто вокруг не СССР периода развитого социализма, а дореволюционная Россия и мы только вышли из церкви.

Быстро начинаю перебирать в уме всех 12 апостолов. Больше пяти не вспомнил, да и не смог понять их связь с Абхазией. Слушаю про Симона Кананита, который проповедовал в Абхазии и тут мученически закончил свою земную жизнь в страданиях за Христа.

– Тут недалеко, в Новом Афоне. Платформа Псырцха и направо, – закончил он и ушел.

Утром я уже выхожу из электрички. На платформе один. Поезд ушел. Слева и справа туннели. Состав выходит из одного и исчезает в другом. Сзади водопад. Впереди непроходимый лес и гора. Дороги нет. Это сейчас здесь все благоустроено. Я не знал, близко ли, далеко ли. Решил: будет дано – дойду. И полез в чащу. Вышел к реке, пошел по ее руслу, и все в гору. Когда посмотрел «Парк юрского периода» – узнал те места. Этот фильм могли снимать здесь. Ушел от реки влево. Не знаю почему. Меня вел какой-то внутренний автопилот.

Вспомнилось знакомое с детства:

«Налево пойдешь – коня потеряешь,

Направо пойдешь – жизнь потеряешь,

Прямо пойдешь – жив будешь, да себя позабудешь».

А я ничего не перепутал? Ну да ладно. Коня у меня не было и нет. Значит, иду налево.

Передо мной скала. Хорошо, что есть выступы. Полез. Вдруг за поворотом пещера. Стою и думаю. Ко мне приходит абсолютная уверенность: это келья. Вход высоко. Лезу. Попадаю в полутемную пещеру. Сверху отверстие. По нему, как я потом узнал, апостол спускался на веревке. Тусклый свет открывает стены – на них наскальные иконы. Я дошел! Кругом звенящая тишина. Удивительное ощущение. Как будто ты в воздухе. Те секунды свободного падения до открытия купола. Я стоял и не понимал, где я – на земле или над ней.

Пробираясь обратно через лесные заросли, я уже твердо знал: на земле рая быть не может. Чтобы его обрести, надо идти через тернии вверх и вверх, к Богу.

А потом, через 14 лет, здесь была война.

И Сухум будет освобожден от грузин только 27 сентября 1993 года.

Операция началась в мой день рождения, 16-го.

Поэтому я был абсолютно уверен в успехе.

Иду по санаторию МВО. Уже полковник. Подхожу к своему корпусу и поднимаюсь на седьмой этаж. Выбиваю замок, прохожу на балкон. Южная ночь.

Стрельба утихает, но трассеры, как светлячки, еще летают. Ставлю автомат, сажусь и достаю бутылку вина. Пью из горла. Не берет.

Когда-то студентом пел под гитару:

«Я все равно паду на той, на той единственной гражданской, и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной».

Вранье, не хочу я погибать на гражданской войне, да и комиссаров уже разогнали…

Но их дети и внуки, захватившие власть в Москве в 1991 году, до сих пор не признают гражданскую войну в России.

Гражданская война – организованная вооруженная борьба за государственную власть между классами и социальными группами внутри страны. В обычном понимании – война между гражданами одной страны. Считается, что это самое ужасное, что может быть в государстве, и поэтому сам факт гражданской войны извращается до откровенной фальсификации, скрывается и не признается победившей стороной. Власть нагло врет,  искажает факты и события. Главная задача власти – уничтожить правду и ее очевидцев, то есть участников. Или по крайней мере сделать вид, что ничего не было. Еще бы! Демократы на весь мир кричали, что уберегли страну от гражданской войны. Их страна была в пределах МКАД. А в реальной стране от Днестра до Пянджа воевали друг с другом граждане с советскими паспортами в карманах, граждане СССР. Воевали на гражданской войне.

Я допил бутылку и спустился на берег. Война начиналась здесь.

В таком виде предстал перед автором некогда великолепный санаторий МВО.

ВОЙНА В РАЮ

Утром 14 августа 1992 года колонны грузинских войск перешли абхазскую границу.

Началась операция «Меч».

Из донесений:

«Грузинские вертолеты обстреляли санаторий. В первый день в Сухумском санатории МВО убиты двое отдыхающих – подполковник Катков из Санкт-Петербурга и майор запаса Хоменко из Москвы. Вскоре от проникающего ранения в грудь умерла отдыхающая Танковская».

«Грузинским вертолетом без опознавательных знаков 27 августа был обстрелян в районе Гагры гражданский теплоход «Комета-44» Сочинского морского порта, следовавший из Батуми в Адлер с 70 пассажирами на борту… Были ранены матрос Андрей Пасмир и моторист Павел Авакьян, оставшиеся три члена экипажа довели теплоход до Адлера. Из 70 пассажиров 20 получили ранения, в том числе четверо тяжелые, один из них – 40-летний житель Брянской области Николай Бобров скончался».

16 августа 345-й отдельный парашютно-десантный полк был переброшен из Кировабада (Азербайджан) в Гудауту. В Сухуме высадился 901-й отдельный парашютно-десантный батальон. Развернулись и другие части.

1 сентября заместитель министра обороны РФ генерал-полковник Георгий Кондратьев вылетел в Армавир на совещание по обстановке на Кавказе. Состав был несерьезный: несколько министров-демократов и их замы.

Среди всех выделялся председатель ГКЧС Сергей Шойгу. Я с ним познакомился еще во Владикавказе. Единственный порядочный человек в правительстве. Не ожидал встретить такого среди демократов. Обратно мы возвращались его бортом. Свой Ту-134 отправили на Чкаловский, а Кондратьеву надо было поговорить с Шойгу, и мы полетели на его самолете во Внуково. В воздухе командиры решили, что ситуацию надо исправлять. Что ж, бархатный сезон в Абхазии – мечта каждого офицера.

Грузины лезли нагло и самоуверенно. Это напоминало кадры кинохроники лета 1941 года – немцы на советской земле. У абхазов было всего 17 автоматов из Гудаутской милиции. Голыми руками они держали вражеские танки у санатория на Красном мосту.

Министром обороны в Тбилиси был Тенгиз Китовани. Месяц назад генерал Кондратьев разбил его в Южной Осетии.

Грузины тогда не ожидали от русских решительных действий и безжалостно обстреливали Цхинвал, взяв его в кольцо. Ельцин полностью поддерживал Шеварднадзе. Однако, как рассказывает в своих воспоминаниях Александр Руцкой, помог случай. 15 июня 1992 года Борис Ельцин убыл в свой первый государственный визит в США и, счастливый этим, никаких указаний по югоосетинскому вопросу не оставил. Руцкой тут же приказал генерал-полковнику Кондратьеву вылететь в Цхинвал и самому разобраться в обстановке. Уже через четыре часа после вылета с Чкаловского Кондратьев докладывал Руцкому, что «идет массированный обстрел Цхинвала грузинскими боевиками». Несколько снарядов попали на территорию аэродрома, на котором базировался наш вертолетный полк.

Руцкой связался с Шеварднадзе и услышал дежурное повествование:

«Войска, которые штурмуют Цхинвал, не являются грузинской армией».

– Ах, это не грузины! – Кондратьев в бешенстве. Рядом стоит командир вертолетного полка, и генерал-полковник обращается к нему: – поднять эскадрилью и уничтожить!

Командир полка что-то мямлит о суверенной Грузии.

– Под трибунал пойдешь! – кричит Кондратьев. – Карту!

Подаю. На ней он пишет приказ.

– Выполняйте!

Командир полка берет карту и уходит. Еще слово, и Кондратьев достал бы пистолет.

Летчики сработали снайперски. Уже первым заходом сожгли две установки «Град» и несколько танков.

В Кремле тут же раздался звонок из Тбилиси. Шеварднадзе потребовал от Руцкого «не вмешиваться во внутренние дела суверенного государства Грузия».

В ответ Руцкой в откровенно-издевательском тоне выразил удивление такой «отеческой заботой» Шеварднадзе о жизни и сохранности безымянной войсковой группировки. И более того, вице-президент приказал генералу Кондратьеву снова поднять в воздух вертолетную эскадрилью и еще раз нанести ракетный удар по артиллерии, обстреливающей столицу Южной Осетии.

Гневу Шеварднадзе не было конца. Он снова звонил Руцкому и, уже не слишком заботясь о дипломатичности, кричал в телефонную трубку, требуя прекратить удары авиации. А Руцкой упорно требовал остановить огонь грузинской артиллерии по Цхинвалу.

Кондратьеву позвонил Китовани. Министр обороны Грузии угрожал. И тут услышал то, что заставило его содрогнуться вместе с Шеварднадзе:

– Тенгиз, ты меня знаешь. Если не прекратишь огонь, то через 30 минут я поднимаю бомбардировочный полк – и от твоего Тбилиси ничего не останется!

Кондратьева в то время знали все сепаратисты от Молдавии до Таджикистана, и шутить с ним никто не хотел. Грузины прекратили обстрел.

Наступило хрупкое перемирие. Оно постоянно нарушалось, но 9 июля через Рокский перевал вошли русские миротворцы из Псковской воздушно-десантной дивизии. Началась первая российская миротворческая операция. Закончилась она через 16 лет – 08.08.2008.

Это была победа. Мы были счастливы.

Так, вопреки двум президентам – Ельцину и Шеварднадзе два русских генерала – Руцкой в Москве и Кондратьев в Цхинвале – сохранили Южную Осетию от уничтожения.

Утром вызывает Кондратьев.

– Я подписал тебе представление на орден.

– Спасибо, но награды новой власти я не признаю, да и негоже русскому офицеру получать ордена на гражданской войне.

– Хорошо. Получишь досрочно полковника.

Звания присваивал министр обороны, а Грачева я уважал. Да и до очередного звания мне оставалось полтора года – вечность на войне.

– Разрешите идти?

– Иди. А ты знаешь, как обмывают «полковника»?

– Как обычно.

– Обычно обмывают обычные звания, а полковник – это папаха. Царь был полковником. Через три часа ко мне с папахой.

Осетия. Июль. Жара. Где я возьму папаху?

В назначенное время с папахой и двумя бутылками водки вхожу в штаб. Начальник связи поздравляет. Приказ пришел. Захожу в кабинет Кондратьева.

– Товарищ генерал-полковник. Полковник Лучанинов. Представляюсь по случаю присвоения очередного воинского звания «полковник».

Кондратьев встает, зачитывает приказ министра. Открывает бутылку водки, наливает ее в папаху, бросает туда звездочку и отдает мне.

Я молча начинаю пить. Водка теплая, «за бортом» +35 в тени. Да и неудобно из папахи – губы не держат. Выпиваю и достаю зубами звездочку.

– Служу Советскому Союзу!

НЕВЫУЧЕННЫЙ УРОК

И вот теперь всего через месяц Китовани опять полез. Теперь в Абхазию. Видимо, в Южной Осетии ему было мало.

Командиром Ми-24, который расстреливал русских, был капитан Майсурадзе. Вначале грузины попытались списать это на абхазов. Не вышло.

В Гудауте генерал-полковник Кондратьев приказал продемонстрировать журналистам одну из записей переговоров Майсурадзе в районе нашего аэродрома. Одна из его фраз звучит так: «Вы, русские, продались вонючим абхазам. Если вы будете мне мешать, то я сделаю заход на поражение аэродрома».

Пресс-служба Министерства обороны РФ распространила релиз, в котором назвала Майсурадзе командиром вертолета, расстрелявшего «Комету».

На переговорах с грузинами к нам подошел офицер.

– Майсурадзе, – представился он.

Кондратьев посмотрел на него взглядом, который прекрасно знали душманы в Афганистане, когда он был первым заместителем командующего 40-й армией по боевым действиям.

– Больше ты русских убивать не будешь.

«Вертушку» Майсурадзе ждали несколько дней. Он появился 4 октября в районе Гагры и стал заходить с моря на санаторий «Украина». Выстрел «Иглы» настиг его на боевом курсе. Вертолет был сбит неким «казаком» (так в Абхазии называли всех этнических русских, которые не были жителями республики). По рассказу одного из очевидцев, «вертолет попытался обстрелять санаторий, однако получил отпор и начал уходить в море. С берега к нему потянулся шнур дыма, который оборвался недалеко от вертолета, и у последнего отвалился хвост. Вертолет завертелся на одном месте и упал в воду». Больше Майсурадзе не убивал.

ВИНО ОТЦА ВИССАРИОНА

Неужели прошел всего год?

Все. Победа.

Нет, не хочу я погибать на гражданской войне.

Пошел к выходу. Надо ехать к отцу Виссариону.

В Абхазии все знают, что у него самое лучшее вино.

Роль личности в истории переоценить трудно. Особенно она велика на войне. Современную Абхазию создали два человека: президент Владислав Ардзинба и глава абхазской православной церкви иерей Виссарион. Роль президента вроде бы ясна. А вот батюшка…

Его роль в победе абхазского народа еще предстоит описать историкам. Он один был главным политическим управлением абхазской армии. Он был везде: в окопах и в тылу, среди беженцев и среди ополченцев, в правительстве и на переговорах. Он встречал нас на аэродроме в Гудауте и провожал в Москву. Под рясой он носил пистолет. Он вдохновлял свой народ на борьбу. Он сам был символом этой борьбы.

На переговоры мы летали в Сочи. Московские демократы играли в политику.

Ельцин не мог сдать Шеварднадзе, своего друга по политбюро.

Поэтому политика обычная:

как-нибудь само рассосется.

А в Сочи 93-й год. В гостиницах бандиты в малиновых пиджаках и с золотыми цепями.

Малолетние шлюхи и полное ощущение Содома. Это гуляла новая московская власть.

А за рекой Псоу (это где сейчас олимпийская деревня) в Абхазии – кровь и умирающий от голода народ.

Я не брал с собой автомат – от греха подальше.

Райское великолепие Нового Афона удалось сохранить при активной поддержке России. Фото автора

ДЕЛО ЗА МИРОТВОРЦАМИ

В июне 1994 года война заканчивалась. Формально она закончилась в сентябре 1993 года изгнанием Шеварднадзе из Сухума. Он сидел в аэропорту на борту своего самолета, окруженный абхазскими подразделениями. Это был его конец. Его берлинский бункер. Сидел и ждал своей участи. Старый лис надеялся, что Ельцин его не сдаст. И оказался прав. Ельцин не дал его уничтожить. Взлет разрешили. А ведь случайный выстрел гранатомета какого-нибудь «казака» мог направить историю Грузии по другому пути.

Война закончилась, но мира не было.

Так, шаткое перемирие.

Нашу победу необходимо было закрепить официально: вводом русских войск.

Американцы, тогда еще не отошедшие от эйфории своей победы в холодной войне, лениво согласились только на миротворцев.

Главные противники были в Москве:

в МИДе – Козырев, в Кремле – Ельцин.

Не мог он бросить своего старого друга по политбюро.

Но все прекрасно понимали:

не будет русских миротворцев – будет опять война.

По закону РФ использование войск за границей возможно только по разрешению Совета Федерации. Это особенно было смешно в Абхазии, где воевали уже два года.

Но в Москве своя жизнь – недаром в народе считают, что это не Россия.

Павел Грачев взял на себя смелость ввести контингент, подписав соответствующий документ у Ельцина.

На Чкаловской уже сосредоточились войска. Но демократы подняли вой. Под угрозой была вся операция, и Грачев дал команду без разрешения СФ не взлетать. А там прогрузинское лобби блокировало принятие решений. Несколько дней была неопределенность. Войска ждали.

Штаб генерал-полковника Георгия Кондратьева был в Гудауте в санатории ВДВ.

Это было уже не очень удобно. Война заканчивалась.

– Саша, где ставим штаб миротворческих сил?

Я не раздумывал ни минуты:

– В санатории МВО.

– Согласен. А то тут некоторые Гал предлагают. Тебе на рекогносцировку четыре часа.

И я поехал в Сухум. Санаторий МВО – моя судьба.

Десятки журналистов со всего мира мы поселили в шестиэтажном санаторном корпусе. Всех интересовал главный вопрос – БЧС (боевой и численный состав миротворцев). Это было секретом, так как тогда подобная операция была только вторая после Южной Осетии и все делали без оглядки по сторонам – как захочется. Сколько захотели – столько и ввели.

Миротворческие подразделения должны были садиться на Гудауту.

Отбившись от всех корреспондентов, я предложил своим друзьям Виктору Литовкину (тогда – «Известия») и Виталию Джибути (Интерфакс) самим раскрыть эту военную тайну.

Привел их на берег. В маленькое заброшенное кафе. Теплое море, июньский закат, пальмы…

– Зачем мы сюда пришли?

– Видишь справа мыс? Это взлетная полоса. Сюда будут садиться машины из Чкаловского. А вы будете их считать и первыми узнаете количество миротворцев.

Идея была принята на ура. Сели за стол. Одни мы – и пустой берег.

– Будем пить по стакану за каждый борт, – воскликнул Виктор Литовкин

– Хозяин! Дай нам кувшин вина!

– Мало.

Мы опешили: – что «мало»?

– Вина мало, – хозяин был невозмутим. – 26 бортов будет. Не хватит.

– Откуда ты знаешь?

– Так об этом вся Абхазия знает.

Сколько выпили, сказать сложно. Мы героически пили за каждый борт. Потом еще передавали материал в Москву. Потом допивали. А утром с колонной миротворцев пошли на Ингур. Только по фильмам и книгам я знаю, как встречали Советскую армию в освобожденных городах Украины и Белоруссии. А нас так встречают по всей Абхазии. Все. Войне конец. Победа.

БТР притормозил у КПП санатория МВО. Я спрыгнул. Все как положено – блок-пост оборудован. Подходят дети с учительницей. Выстраиваются в две шеренги.

– Спасибо за мир!

Интересно, как долго они будут это помнить?

Иду в свой номер. Грузины на днях взорвали подстанцию. Света и воды нет. Ну, по поводу воды не страшно. У меня всегда под кроватью две канистры: одна с белым, другая с красным вином. Белым умываюсь, красное – пью. А вот свет – это плохо. Где-то там, в другом мире, начался чемпионат этого мира по футболу и Клинсман забил первый гол… Налил стакан, вышел на балкон. Сухумский залив отливался вечерними красками. Так кончаются войны.

ПАМЯТЬ

Июнь 2014 года в Абхазии выдался прохладным и дождливым. На литургию я поехал в Команы. Это в 15 км от столицы. За Сухумом река Гумиста (абх. – «сердце») образует два рукава в виде сердца. И в самом центре стоит монастырь. Здесь закончили свою земную жизнь Иоанн Златоуст и Василиск. Здесь, в пещере расположенной рядом с горой, было третье обретение Главы Иоанна Крестителя и появился на скале его Нерукотворный образ.

Теперь я хожу сюда. В Новом Афоне монастырь захвачен раскольниками.

Несколько лет назад два монаха изгнали главу Абхазской православной церкви иерея Виссариона и объявили свою независимость от Москвы и зависимость от Константинополя. Епископ Майкопский и Адыгейский Тихон 26 мая 2011 года запретил в служении клириков Русской православной церкви иеромонахов Андрея (Ампар) и Дорофея (Дбар) за раскольническую деятельность на территории Абхазии. Но они не подчинились и объявили о создании независимой церкви.

После службы хотел поговорить с настоятелем игуменом Игнатием, но в свечной лавке сказали, что он уже уехал в Сухум на праздник, посвященный 20-летию ввода миротворческих сил. Интересно: мы вводили 24-го, а они празднуют 26-го. Впрочем, какое мне дело.

Я доехал только до бывшего санатория МВО. Проезжать мимо центра, где проходил митинг и все торжества, не хотелось. Санаторий разрушен. За войну от прямого попадания снаряда сгорел только бассейн. Мирное время довершило начатое. Памятник погибшим русским миротворцам жалко смотрится на фоне заколоченного облупившегося клуба.

Сейчас санаторий принадлежит абхазам. Сердюков от него отказался. А у абхазов нет денег не только на ремонт, но и на содержание. Во время своего верховного главнокомандования Дмитрий Медведев посещал Сухум.

Президент Абхазии Сергей Багапш повел его прогуляться по сухумской набережной. «Роялем в кустах» были отдыхающие из санатория. Они пожаловались президенту РФ, что санатории хотят закрыть. А им негде будет отдыхать: за границу они невыездные, а здесь дешево и хорошо.

Суровый Медведев перед телекамерой строго приказал Сердюкову, который его сопровождал, не бросать, а, наоборот, отремонтировать все санатории ВС РФ в Абхазии. Но кто Дмитрия Анатольевича слушается?

Почти все корпуса в аварийном состоянии и закрыты. В полуподвалах живут немногочисленные «дикари». На пляже – отдыхающие из соседних домов. Кафе работают. Сажусь на знакомое место.

Прошло 35 лет.

Меня вынесло живым из вихря гражданской войны.

Слава богу! Но больше я уже никогда не смог ощутить то состояние, которое испытал в далеком 1979 году в келье апостола Симона. Я читал у архимандрита Тихона, что у многих этот духовный подъем бывает только на первой ступеньке к Богу, а потом человек всю жизнь идет к благодати, но не каждому дано ее обрести.

Набираю номер генерала Кондратьева.

– Командир, я в Сухуме. Здесь празднуют 20-летие ввода войск. Вас приглашали?

– Нет, а тебя?

– Про меня тем более забыли. Sic transit gloria mundi.

– Чего?

– Так проходит мирская слава.

– Понятно. А что делаешь?

– Сижу на пляже санатория и пью вино.

– Выпей за нас. Мы честно сделали свое дело – спасли рай.

– Нет, товарищ командующий, мы спасли Абхазию, а рай можно обрести только на небесах.