Служил был Утыльев…

 

10 ноября исполнилось 5 лет, как мы провели в последний путь Анатолия Григорьевича Утыльева – человека, ставившего на крыло первых советских космонавтов, блестящего военного педагога – командовал редакторским отделением Военно-политической академии имени В.И.Ленина, большого друга и покровителя многих известных отечественных деятелей культуры.

*

Мне определённо повезло в жизни на командиров.

В училище моим непосредственным начальником был великий полковник Константин Непейвода, которого в конце прошлого века знали все в Армии и Флоте СССР.

А в академии три года я находился в подчинении полковника Утыльева.

Потом до самой его кончины мы крепко, по-мужски дружили. В молодости Анатолий Григорьевич служил начальником ПДС (парашютно-десантной службы) в самом первом отряде космонавтов. В него зачислили: И.Аникеева, П.Беляева, В.Бондаренко, В.Быковского, В.Варламова, Б.Волынова, Ю.Гагарина, В.Горбатко, Д.Заикина, А.Карташова, В.Комарова, А.Леонова, Г.Нелюбова, А.Николаева, П.Поповича, М.Рафикова, Г.Титова, В.Филатьева, Е.Хрунова, Г.Шонина.

То был первый и главный круг товарищей Утыльева.

Со многими последующими космонавтами он тоже всегда поддерживал очень добрые отношения. Но самая крепкая дружба всё же связывала моего командира с советскими пионерами, первопроходцами Космоса. Что же касается Германа Титова, то они с Утыльевым были просто не разлей вода. По жизни, в быту, в увлечениях. Например, в волейбол слыли настолько сыгранной парой, что любая команда в Звёздном городке пыталась их заполучить. Герман Степанович избирался депутатом Государственной думы двух созывов и оба раза первым помощником брал себе Утыльева.

На первом курсе меня назначили начальником штаба редакторского отделения. Месяца через три Анатолий Григорьевич говорит: «Ну какой из тебя штабист, если норовишь при первой возможности в театр слинять. Кого на своё место предложишь? – Толю Кричевцова.- Верно, я тоже о нём думал».

И никакой обиды у меня, никаких сетований у командира. Дальнейшие наши отношения даже окрепли. Высокий, статный красавец с обворожительной улыбкой, он всегда излучал просто ядерное обаяние. Даже ранняя лысина, обычно портящая мужиков по определению, у него привлекательной выглядела. И при этом был мудр, терпелив, умел всегда вникнуть и понять другого – лучшие качества во все времена для любого педагога, в погонах он или без.

Не зря же мы прозвали его «Папой».

Сидим на партбюро. Утыльев: «Вот что, друзья мои, предлагаю запустить на новый виток партийного влияния слушателя Халтурина». Кто-то с места и в сердцах: «Да сколько же можно возиться с этим разгильдяем? Гнать его надо в три шеи!» — «Гнать даже в одну шею – значило бы расписаться в собственном бессилии. У нас воинский коллектив или филармоническое собрание? Будем работать с Халтуриным, пока не вправим ему мозги на место. Не такой уж он и потерянный парень. У кого есть другие предложения? Других предложений нет. И быть не должно».

За пару месяцев до окончания академии вдруг предлагает: «Есть возможность распределить тебя в Группу советских войск в Германии.- Так меня же «Красная звезда» берёт.- Да никуда та «Звезда» от тебя не денется. А в ГСВГ хоть немного материально и экономически окрепнешь, на ноги встанешь».

Даже сейчас пишу эти строки и взор мой слегка туманится, а тогда чуть не заплакал от нахлынувших чувств признательности. Ведь за рубеж все мои однокашники мечтали попасть, как в райские кущи и наверняка просили о том командира. А я не просил, но мне он предложил!»

За свою жизнь я встречался без малого с тысячью известных стране и миру людей. О многих из них писал в различные издания Советского Союза и России.

Добрая половина моих знакомств – благодаря Утыльеву. Порой мне даже казалось, что весь культурный бомонд столицы чем-то был обязан моему командиру. Что, впрочем, неудивительно.

После отряда космонавтов Анатолий Григорьевич стал главным комсомольцем Военно-Воздушных Сил и по должности продолжал курировать своё бывшее уникальное подразделение.

Рассказывал:

«Космос всегда находился под семью печатями секретности. Те, кто слетал, сразу становились героями, и весь мир о них узнавал. Но о тех, кому ещё предстояли полёты, даже родные ничего не ведали. Попасть в отряд космонавтов было сложнее, чем на ракетно-ядерную базу. И вот мы с Женей Тяжельниковым (первый секретарь ЦК ВЛКСМ) решили ломануть эту замшелую систему.

На одном из закрытых мероприятий подошли вдвоём к Брежневу и наперебой пожаловались, что у наших космонавтом среди развлечений: кино, бильярд и домино.

Леонид Ильич подозвал министра обороны Гречко:

«Андрей Антонович, ребята тут сетуют и, по-моему, справедливо. Ты разберись и мне потом доложишь».

Мы давай ковать железо, пока оно горячее.

Говорим: надо для космонавтов регулярно устраивать концерты с участием лучших артистов страны. А для этого желательно и платить им соответственно.

Короче, с тех пор в Звёздном городке кто только ни побывал.

Многие шли, конечно, из-за хорошего гонорара – мы вдвое больше платили, чем на гражданке.

Но большинство – по соображениям престижности. Ты спроси тех же Высоцкого, Ротару, Пугачёву, Гнатюка, да даже Кобзона и они тебе скажут: выступление перед космонавтами приравнивалось тогда к знаку качества и открывало потом практически неограниченные возможности перед деятелями культуры. Мы, в самом деле, приглашали только и исключительно лучших их лучших».

Рассказчик Утыльев был знатный и одновременно задушевный. Никакого артистизма, тем более – нарциссизма, никаких пережимов.

Говорил юморно, тихо, почти застенчиво, а всегда — заслушаешься.

Ещё бы:

«Высоцкого и Гагарина я как познакомил. Новый 1965 год мы встречали в квартире инженера Валерия Сергейчика в Звёздном городке. Он временно «холостяковал» — домочадцы уехали на родину. Компания собралась шумная и многолюдная: Николаев, Хрунов, Горбатко, Быковский – да всех разве упомнишь. У Вали мы и заночевали – кто где. Проснулся я по привычке раненько, все ещё дрыхли. Звонок в дверь. Открываю – Юрий Гагарин: «Толя, мне вчера подарили необычную кассету: какой-то парень поёт просто потрясающе. У вас же есть магнитофон. Давай послушаем».

И Юра врубил магнитофон на всю катушку – ребята как очумелые вскочили. Ну а я по первым аккордам узнал, кто поёт. У меня солдатом служил Толя Васильев, которого призвали из Таганки. Он меня со своим поющим коллегой и свёл.

«Так это ж Высоцкий,- говорю. Юра зажёгся, — Обязательно познакомь меня с ним!»

На следующий день была суббота, и они оба прибыли ко мне на квартиру.

Гагарин ещё кого-то привёз с собой на «Волге» – тоже не помню. Зато железно знаю, что понравились друг другу. Само собой, сели за стол. Пошли тосты.

Володя, правда, даже не нюхал спиртного, находился «в завязке». Но как он пел!

«Пока вы здесь в ванночке с кафелем…», «Тот, кто раньше с нею был», «Серебряные струны», «Не уводите меня из весны», «Бал-маскарад», «Зека Васильев и Петров зека», «Про Серёжку Фомина».

И ещё другие песни, которые я, естественно, запамятовал.

Мишаня, ведь почти сорок лет минуло с тех пор! Я много раз слушал его в разных аудитория, но такого исполнения, как тогда и не припомню.

Виделись ли Гагарин с Высоцким после той встречи? Это вряд ли. Кто-то из них мне бы обязательно сообщил. А вот в Звёздном городке Володя побывал. Он давно мечтал посмотреть центрифугу, барокамеру другие аппараты, на которых тренировались космонавты – не раз мне о том говорил. Но в те времена центрифуга считалась суперсекретным объектом.

В охраняемом Звёздном её ещё и специально охраняли. И я об этом Высоцкого предупреждал.

Но однажды он меня, что называется, припёр к стенке: «Веди, а то обижусь!»

Ну как тут откажешь?

Потолковал я с начальником отдела генералом Газенко. У него, между прочим, Юра Сенкевич тогда работал. Олег Георгиевич с трудом согласился.

Кроме Высоцкого я ещё прихватил Борю Хмельницкого и Толю Васильева.

Пришлось нам срывать пломбы, снимать часового. Непростая операция, с учётом того, что её ещё надо было сохранить втайне от высокого начальства.

Сначала показали гостям трёхплоскостной стенд для тренировки вестибулярного аппарата. Потом пошли на центрифугу — самую мощную по тем временам в мире.

Махина на самом деле!

Открыли Володе кабину. Он полежал в кресле, в котором ещё Гагарин тренировался, кнопки всякие понажимал. Вылез. Мы запустили аппарат. Предложил Володе покрутиться.

«Нет, братцы, малость мандражирую»,- признался.

Может быть и потому, что мы ему честно рассказали: никто из космонавтов центрифугу не жаловал. А Гагарин, так и просто терпеть её не мог.

Однако я очень доволен, что для Высоцкого тот визит на центрифугу не прошёл даром.

Помнишь:

«Я затаился и затих, и замер./

Мне показалось, я вернулся вдруг/

В бездушье безвоздушных барокамер/

И в замкнутые петли центрифуг».

А однажды мы с Германом Соловьёвым, комсоргом отряда космонавтов, пригласил Гагарина попить пива в Парке культуры имени Горького. Герка прослышал, что туда завезли совершенно неизвестный нам напиток — тёмное пльзенское. В Москве ходили легенды о его непередаваемом вкусе.

Подъехали и увидели очередь невероятной даже для столицы длины.

Деликатно намекнули Юре: может, попробуем в обход этой толпы? И зря: он жестко отверг наши намеки – никогда не бравировал своей известностью. Удивительно, но никто из любителей пенного напитка не узнал первого космонавта планеты.

Краем уха я, правда, услышал:

«Смотри как тот парень на Гагарина похож»

— «Ну да, будет тебе Гагарин за пивом стоять!»

Однако надо знать Герку.

Он разыскал администратора Тамару Михайлову:

«За то время, пока мы томимся в ожидании,- сказал,- Юрий Алексеевич Гагарин — он сидит вон за тем столиком — успел облететь земной шар».

Через несколько минут она сама принесла нам кружки.

Юра пригласил её за столик. Вот тут женщина окончательно была сражена. И её счастливое замешательство не прошло мимо окружающих. У нашего столика выстроилась очередь за автографом. Юра никому не отказывал, подписывался на газетах, салфетках, в блокнотах, на студенческих билетах и заводских пропусках. А другая очередь ожидала его снаружи павильона. Я насчитал 173 автографа, которые дал Гагарин».

В другой раз вызывает меня Утыльев:

«Высоцкий звонил. У него отопление на строящейся даче в сплошную ледышку превратилось. Ты как-то говорил, что знаком с начальником военного стройуправления. Можешь Володе подсобить?»

Даже не раздумывая, я согласился.

С тех пор жена моя вывела такую закономерность. Тебя, говорит, сразу можно уводить из хмельной компании, когда начинаешь хвастаться, что чинил отопление у Высоцкого: значит напился. И, пожалуй, супруга права. Трезвый я всегда понимаю всю пропасть, которая существовала между мной и Высоцким, а когда выпью, пропасть та сразу мелеет, и я её одним прыжком запросто перемахиваю. Тем более, если к тому меня понуждают благодарные слушатели в разгоряченной компании. При том ведь, что мне даже привирать особенно не надо.

Отопление я действительно чинил, и о том весь Театр на Таганке знал, как знали в театре и об особом ко мне отношении Высоцкого, благодаря всё тому же Утыльеву. А то, что неделю моего отсутствия в академии прикрывал Анатолий Григорьевич, так это он сам подтверждал когда угодно и кому угодно.

Мне грешному и сейчас хотелось бы поведать ту незабываемую историю. Но лучше ограничусь ссылкой на книгу Льва Черняка «Высоцкий в Троицком. Вокруг «неизвестного» выступления. Журналистское исследование». Там на нескольких страницах рассказано о моей помощи великому барду.

А возвращаясь к своему командиру, что хочу подчеркнуть особо. Вот вы заметили, уважаемый читатель, что когда у Высоцкого случилась неприятность, он первым делом позвонил не директору своего театра Николаю Дупаку, но моему командиру. Почему? Да потому что Утыльев был такой человек – последнюю рубаху снимет, а другу поможет.

И я вас уверяю: сотни известных всей стране людей, как те же космонавты, Пугачёва и совсем никому неведомые лаборантки или техработницы, знавшие Анатолия Григорьевича, подтвердят мою правоту. Он обладал редким, поистине животворящим даром любви к ближнему и был похож в этом смысле на ворона-альбиноса в стае сородичей.  Служа на воинской службе, он всегда служил людям — к чёрту всякий пафос.

О Пугачёвой, кстати, раз уж вспомнилось. Её с Утыльевым свёл всё тот же Герман Соловьев, комсорг космонавтов. Он ездил по Тюменскому северу с творческим десантом радиостанции «Юность». Там пела и начинающая Пугачева. «Герка однажды мне звонит: «Встречай нас на вокзале. Познакомлю с чудной певицей и замечательным человеком». Встретил. Поехали к кому-то в гости. Присмотрелся к девушке – действительно неординарная особа. Компанию держит как заправский грузин-тамада. А поёт просто обалденно. Так и завязалась у нас дружба. Стал приглашать её на вечера всякие, на застолья к космонавтам. Алла тогда почти всегда выступала бесплатно. Зато с каким вдохновением! Космонавты слушали её по 2-3 часа без передыху. Даже беременная как-то пела нам часа полтора. Сама себе аккомпанировала. Любила и в домашней обстановке поиграть, попеть. В общем, стала своя в доску среди космонавтов. Высоцкого боготворила. Я их познакомил. Ходила часто в театр, в гримерку Высоцкого заглядывала. Володя однажды исполнил её заветную девичью мечту – помог появиться на сцене легендарного театра. Не помню уже, в каком спектакле Алла участвовала в массовке. Протопала, значит, своими ножками по великой сцене.

Отец Аллы, Борис Михайлович, работал завхозом на электроламповом заводе. С ним я мало общался. А вот с мамой, Зинаидой Архиповной, был в замечательных отношениях. И скажу тебе так: Алла всеми своими успехами на эстрадной ниве обязана исключительно маме, которая окончила музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова и настоятельно понуждала дочь учиться музыке. Великим прилежанием девочка не страдала. Брата Женю (он младше Аллы на год и месяц) мы сагитировали поступить в военное училище противовоздушной обороны. Будучи ещё лейтенантом, он в подпитии тормознул машину. А в ней сидел американский военный атташе, который находился под наблюдением чекистов. Естественно, и Женя попал «под колпак». Его отправили служить в Семипалатинск. Нам стоило невероятных усилий перевести его назад, в Москву. Он служил на узле связи Генштаба. Уволился из армии полковником. У Жени два сына. Алла брату всегда помогает. Купила ему двухкомнатную квартиру.

Мужиков она любит красивых и статных. Ты заметил: все её избранники такие. За исключением, пожалуй, первого мужа Орбакаса, отца Кристины. Незавидный, зато обаяния у него – на троих хватило бы. Однажды Володя Шаинский предлагал ей руки и сердце. Деликатно, что так ей не свойственно, отказала. С космонавтом Виталием Жолобовым приехали мы как-то раз к Алле в Вешняки. Застали у неё парня, который чудное мясо нам пожарил. Это был Стефанович. Когда они расставались, Саша уговаривал меня потолковать с Аллой, чтобы та не подавала на развод. Все почему-то полагают, что я имею огромное влияние на Аллу. Хренушки. На неё где сядешь, там и слезешь. Стефанович назло Алле снял фильм с Ротару. Сделал такую гадость. И суд был скандальный. Он, не имея никакого отношения к её квартире, предъявлял претензии на жилплощадь. Но, конечно, самый затяжной роман случился у неё с Женей Болдиным. Сильно его Алла любила. В их расставании Женя, безусловно, виноват. Очень тяжелый был для неё развод. Пугачева же баба чрезвычайно влюбчивая. Если уж втрескается, то — по полной программе. Говорил я ей не связываться с Киркоровым. Да разве ж послушает? А душа у неё большая. Ещё в тюменской бригаде с молодой Пугачёвой ездил знаменитый бард Боря Вахнюк.

Крепко по нему Алла вздыхала. Он её звал малявочкой, но взаимности не проявлял. В её репертуаре, между прочим, несколько песен Вахнюка: «Терема», «Бежала, голову сломя». Боре скоро 70 стукнет и у него дочка родилась. Алла ему здорово помогла. Обратилась к Лужкову. Мол, Юрий Михайлович, я вас ни о чём никогда не просила. Помогите моему очень талантливому близкому другу. Лужков помог, дал квартиру Вахнюку».

Осенью 2001 года уже полковник в отставке Утыльев отмечал свое 65-летие.

В разгар праздника раздался звонок.

В дверях стоял посыльный с огромным букетом роз. Можно было не считать – 65. Вручив имениннику цветы, передал ещё и большую цветную фотографию Пугачевой.

На обороте красовалась надпись каллиграфическим почерком Аллы Борисовны:

«Милый, дорогой Толя!

Всегда в моей душе останутся воспоминания о прекрасных юных летах, где был ты рядом и в радости, и в горе.

Желаю тебе пожинать плоды жизни, которая у тебя получилась. И если я сегодня далеко, это не значит, что я не радуюсь за тебя.

Алла Пугачева. 29.09.01 года».

…В начале 90-х меня назначили главным редактором журнала «Вестник ПВО». Чтобы поднять мизерный тираж, лежащий под плинтусом, затеял я презентацию исключительно женского номера, посвящённого 8 Марта.

Меня поддержали: Юрий Никулин с супругой, Иосиф Кобзон, Евгений Матвеев, Василий Лановой, Михаил Глузский, Нона Мордюкова, Татьяна Шмыга, Лидия Смирнова, Валентина Толкунова, Лев Лещенко, Ян Арлазоров, Ольга Остроумова, Маша Распутина.

«Анатолий Григорьевич, попросите Аллу, пусть почтит своим монаршим вниманием моё мероприятие»

— «А чего сам не позвонишь, не попросишь?»

— «Так она же мне откажет за бесплатно-то»

— «Положим, на халяву она и мне откажет. Приезжай, а я буду высвистывать Женю (брата Пугачёвой).

Втроём поехали к великой, легендарной и непобедимой, как советская армия, примадонне. Чай, кофе, коньяк, бу-бу-ля-ля.

Вроде бы как уговорили легенду эстрады подсобить начинающему военному редактору полковнику Захарчуку, который раз сто или того больше писал о ней в различные издания.

Но тут появился Сергей Челобанов с расписанием концертов Пугачёвой. Никак не стыковалось оно с моим мероприятием. Алла пишет мне пару тёплых слов, которые произнесу от её имени на своём мероприятии. С этим клоком шерсти втроём возвращаемся на кухню к Утыльеву. И до самого рассвета обсуждаем нашу не заладившуюся жизнь. А на дворе финишировал проклятый, холодный и голодный 1991 год.

Господи, сколько ж раз я сиживал на той кухне! А сколько там перебывало другого прочего люду – не счесть. Никогда жилетку Утыльев сухой не носил. Плакались мы в неё регулярно, как дети малые. А ещё великим и щедрым хлебосолом слыл Анатолий Григорьевич. На вопрос, что прихватить с собой, всегда отвечал стандартно: «Себя не забудь, всё остальное у меня есть».

После кончины, естественно, не оставил ни палат каменных, ни сундуков кованных. А по статусу своему имел железное право упокоиться на престижном Троекуровском кладбище.

Только погребальная администрация запросила такую сумму, что родным покойного пришлось залезать в долги.

И тогда наш однокашник Анатолий Гара кинул клич среди питомцев Утыльева. Нужную сумму мы собрали.

А сегодня в разных уголках необъятной России и за её пределами многие из нас обязательно вспомнят своего замечательного командира.

Ведь всяк человек живёт до тех пор, пока о нём жива память у других людей.

Михаил Захарчук, полковник в отставке.