Главная / Новости / Высокое пустословие

Высокое пустословие

Статья опубликована в Ведомости № 4004 от 29.01.2016 под заголовком: Метафизика власти: Высокое пустословие

Философ Александр Рубцов об истощении языка российской политики

  • Александр Рубцов

Политику в России сейчас правильнее отнести к разговорному жанру. Главенствуют здесь тексты, причем вербальные. Реальность как референт в этой семантике вторична, а то и вовсе исчезает.

Важны также картинки и видео, но доминируют все же слова и их конструкции.

Именно они транслируют смыслы и толкования всего, что люди видят и слышат.

Форматов три:

начальство, новости и ток-шоу.

В первую очередь это, конечно же, более или менее пространные выступления президента, изредка перемежаемые лапидарными (буквально две-три фразы) цитатами из крайне узкого круга условно допущенных к эфиру.

Строго говоря, выступает у нас один президент – остальные лишь фигуранты в новостных эпизодах.

Даже когда говорят министры, это не их речь, а информация о том, что они сказали.

Очередная тема: погода испортилась, машины столкнулись, премьер сообщил, что.

Эта грань крайне важна.

Президент говорит, что хочет и сколько хочет, тогда как всем остальным, включая Лаврова и Медведева, дозволено только то, что выпустят в эфир специально обученные люди, контролирующие монтаж сюжетов.

Здесь все, вплоть до зампредов и министров, не субъекты; их словами говорит тот, кто показывает.

Типичная ситуация для авторитаризма, который часто квалифицируют как персоналистский.

Новостные программы на первый взгляд сообщают о событиях, однако главное в них – интерпретации и оценки.

No comment – не наш формат.

Более того, из массы произносимых слов часто важны всего несколько ключевых, которые публика должна расслышать. Поэтому нескончаемые анонсы важнее самих новостей.

«Фашисты», «удар в спину», «по инициативе американской стороны».

Последний сюжет – классика:

не важно, о чем разговор и каков результат – важнее, что «они сами звонят нашему».

В этих навязчивых повторах – вся логика мифа и архитектура нового миропорядка, определяемого вставшей с колен Россией.

Формат ток-шоу – гибрид сельского схода с базаром,

в котором трудно уловить логику и вообще что-либо расслышать, – также рассчитан на пропечатывание в сознании ряда принципиально важных слов, выделяющихся из общего гвалта резкостью и ригоризмом.

Другая задача – дискредитация нежелательных слов за счет подавления контекста шумом и демонстрацией превосходства количеством глоток.

Плюс подыгрыш ведущего, даже не имитирующего беспристрастность арбитра.

Есть еще длинные комментарии якобы аналитиков, но это ночью и для особо озабоченных.

В плане коммуникации с населением ельцинский и путинский периоды очень непохожи. В начале 1990-х власть проводила «пожарные» реформы, не озадачиваясь говорить с народом о происходящем.

Чуть позже желание наметилось, однако новый формат общения не искали. Заказчику идеологии того времени виделось нечто антисоветское по содержанию и советское по форме. И

деологическую работу понимали как сочинение слов, а не как взаимодействие с разными языками, каналами, дискурсами и контекстами.

В национальной идее видели лишь комбинацию из трех слов – но других. Отсюда результат.

Приход Путина оживил риторику власти, но все свел к нагнетанию личной популярности.

Задача объяснения действий власти была осознана позже, когда возник открытый протест, как с монетизацией льгот.

Однако и ранее серьезные начинания, в частности институциональных реформ (административной, техрегулирования и проч.), публично не комментировались и информационной поддержки не имели. На новом витке повторилась история с отпуском цен, приватизацией.

«Рокировка» в Кремле породила сразу два плана Путина:

на входе и на выходе.

Медведев принимал страну с программой модернизации и смены вектора, с гарниром свободы, которая лучше, чем несвобода.

Назад президентские регалии отбирали под головокружительный разворот к духовным скрепам, традиционным ценностям и культурным кодам.

Новая ситуация возникла в связи с обострением во внешней политике и в экономике.

Украину прозевали, попытались развернуть ее вспять простыми и грубыми средствами (много денег и один Янукович) и получили майдан, ставший кошмаром на фоне ближневосточных переворотов.

Далее Крым, санкции, критика, почти изоляция – и столь же резкая реакция в языке, от «укрофашистов» и «жидобандеровцев» до «пиндосов» и прочего «заокеанского чмо».

В позитиве «вставание с колен»,

«родная гавань» и

«сакральное значение».

Плюс ажиотаж вокруг «пятой колонны», «иностранных агентов», «националпредателей» и прочих несистемных врагов народа.

Однако кризис в экономике вынуждает вспоминать и совсем другие слова.

Гальванизировали «импортозамещение», о котором без толку твердили еще в начале нулевых.

Вдруг опять выяснилось, что не надо «кошмарить бизнес».

Заново проворачивают так и не извлеченную «нефтяную иглу».

Все очень близкое и родное:

снизить давление контролеров и регуляторов, открыть дорогу малому бизнесу, вступить в бой с коррупцией.

Проблема уже не в том, что все это по пятому разу.

Посулы деловому миру слишком явно противоречат линии в политике, а это тупик.

Если в одном месте затягивать гайки, а в другом отпускать, перекос с большей гарантией сорвет крышку, чем при равномерном отпускании.

Далее – исчерпывается кредит доверия.

Чего стоят посулы малому бизнесу, который все это время систематически изводили, а теперь даже не объясняют, что нового в обещаниях.

И совсем нежно выглядят призывы к обузданию коррупции прямо на фоне историй с «Оборонсервисом», с женщинами и мальчиками, похожими на членов семьи прокурора.

Призывы становятся все более фрагментарными и вялыми, теряют остатки решительности:

они болезненно бледны на фоне прошлых заявлений на те же темы.

Сейчас уже просто нельзя себе представить ударный пассаж от 2005 года:

«В наши планы не входит передача страны в распоряжение неэффективной коррумпированной бюрократии».

Призывы к дерегулированию и снижению административного прессинга пишутся как скупые декларации, хотя более 10 лет назад это были программы с развернутыми системами мер.

Дело заходит в тупик.

Руководство не может не говорить,

но говорить уже практически не о чем.

Оно не может не говорить на целый ряд обязательных тем, особенно по конкретным поводам и датам, но темы эти исчерпаны вместе с кредитом доверия.

Язык политики истощается, в нем все меньше недискредитированных слов.

Когда в театре надо создать ропот, массовка вразнобой твердит одну фразу:

«Что говорить, когда нечего говорить?»

Рассказывают, что однажды на сцену согнали солдат, и они проскандировали эту фразу хором, как «Здравия желаю!» или «Служу России!».

Примерно то же происходит со спикерами от власти, а иногда этот пустой смысл транслирует и вовсе один человек.

Автор – руководитель Центра исследований идеологических процессов

О Александр Волк

Александр Волк  ( волонтер до 2021) Хайфа

Оставить комментарий

Ваш email нигде не будет показан