Главная / Хайфаинфо - Литературная гостиная / ЕЛЕНА ФОГЕЛЬЗАНГ: ОСЕННЯЯ ПАРА

ЕЛЕНА ФОГЕЛЬЗАНГ: ОСЕННЯЯ ПАРА

Анна Семёновна, когда не страдала от подагро-артрозо-артрита, пребывала в заботах о двух двенадцатилетних внуках — Эдике и Андрюше. Заботы осложнялись географически: Эдик — сын Давыда,  жил, естественно, с родителями в Фельбахе, а Андрюшка — сын Дениса — в Фойербахе. Анна Семёновна обреталась между ними, точно посередине Штутгарта.
Обе снохи, Каля и Оля, работали уже по второму году, и жизнь мальчишек именно в эти два года существенно осложнилась.
Эдичку третировали и жутко притесняли две несносно вредные девчонки — старшие сёстры: Лика, восемнадцати лет, и Мила, шестнадцати. Несмотря на ласковое имечко, Милка была настоящая язва.
Казалось бы, лишённый обстоятельствами пресловутого антагонизма полов, Андрюша должен был быть, как он говорит, «в порядке» — ан нет. Совсем недавно, обожаемый старший брат Денис стал настоящим тираном.
— Ты деспот, Навуходоносор! — орал, распаляясь несправедливостями, Андрюшка, поддёргивая необъятные, креативно модные штаны, все в несчётном количестве карманов и кармашков. На чём эти штаны держатся, для совершенно отсталой бабушки всегда было неразрешимой загадкой.  Старший брат на сие «мойтерай» только криво усмехался свысока, или, что похуже, ставил «ребёнку» щелбаны.
Внуки у Анны Семёновны, впрочем, как и дети, выросли до совершенно невероятных размеров. Причём,  они ещё продолжали расти!  Маленькая Аннушка была когда-то замужем за довольно высоким Денисом, но то, что выросло из их детей, бедную бабушку иногда просто потрясало.
Ужасающим ростом отличались и обе Давыдовы девочки, а уж о пятнадцатилетнем Денискином Денисе и говорить нечего, уже метр семьдесят.
Конечно, присутствие крошечной, чуть больше полутора метров, бабули  свободе молодого поколения в обеих семьях не угрожало, но всё-таки служило сдерживающим фактором. Впрочем, может быть, гиганты-подростки осторожничали, просто боясь сломать главную «игрушку» родителей, так сказать, антикварную ценность — бабулю.
Выросши из пелёнок, они начисто забыли её полезную необходимость. Дети уже не помнили, что лучше всего засыпалось с бабулей, вкусней всего был обед из её рук, интересней рассказ, игра. Когда-то бабушка была лучше всех. Теперь, особенно для старших, она  — антикварная древность, досадная помеха в некоторых развлечениях.
Ещё бы, при бабушке не следовало включать на полную мощь музыкальный центр. У неё могла заболеть голова  или вообще её  могло   снести децибеллами в распахнутое окно. А об окнах — их тоже нельзя было раскрывать все сразу. Во-первых, она, как наседка, принималась бегать за ними, боясь, что «детей продует». Во-вторых, её саму сразу продувало. Ещё, естественно, нельзя было по-свойски обращаться с «малышами» Эдькой и Андреасом. Как же, как же?!  «Маленькие очень ранимы».
Натюрлих, приходя домой с занятий, приятно было немедленно получить горячий, вкусный обед. Не приложив к нему никаких изыскательско-разогревательных усилий. И даже детсадовское бабушкино: «Мой руки и садись за стол», —  сказанное руководящим тоном, можно было пропустить мимо ушей. Что такое, действительно!   Человеку восемнадцать лет, права давно в кармане, а эта крохотная старушка тщится напомнить, что перед едой следует мыть руки… Вот «деткам» Эдьке и Дрюшке пусть и напоминает. У этих лапы всегда грязные.
Служа сурдинно-буферно-амортизаторным устройством, Анна Семёновна курсировала между сыновними семьями. Семьи были хорошие, обеспеченные, дружные. Жёны у сыновей — красивые, к свекрови — терпимые, даже ласковые. Да она к ним и не лезла с «руководящими указаниями» и критическими замечаниями.
Мечта, а не свекровь. Только здоровье, конечно, уже огорчало. Очень Анна Семёновна уставала мотаться из конца в конец города. Особенно по дождливой германской погоде. Дома сидеть было тоскливо. Ну послушаешь хорошую классическую музыку, почитаешь что-нибудь интересное, а что дальше?
Готовить лично для себя, любимой, Анна Семёновна так и не смогла привыкнуть. Это казалось ей чем-то предосудительным. Крупные закупки ей делали и привозили сыновья. Жаловаться нечего. Внимательные, благополучные дети. Давыд — программист-компьютерщик, Денис – инженер-автостроитель  или как это там правильно называется? Девочки у старшего — одна красивей другой. Правда, характерцы у современной молодёжи… Ну,  ничего, они ещё в пубертате барахтаются. Только бы современные германские нравы их стороной обошли. Разврата, как бытовой нормы,  она не перенесёт.
Такой устоялась осень жизни Денисовой Анны Семёновны, и всё бы ничего, да в дом напротив въехала ещё одна русскоязычная семейка — престарелый отец, дочь и сын, внук, соответственно. Отца и деда звали Андрей Андреевич Дэль. Эффектную даму, сорокалетнюю практикантку в праксисе отоларинголога, дочь — Ириной, а внука, такого же «малыша», как Анны Семёновны внучата, — Сергеем.
Жизнь Андрея Андреевича была много куда много спокойнее, чем у Анны Семёновны. Во-первых, мотаться никуда не надо было. Разве что с внуком — в жутко далеко расположенную музыкальную школу. Одного его отпускать было пока несколько страшновато. Несмотря на рост,   уже за метр семьдесят, молодой человек имел телосложение изящное -тонкокостное, лицо юного Рафаэля, только много красивее, хотя, казалось бы, куда уж красивее? К дедову отчаянию, юный музыкант отрастил волосы, и они лежали по худеньким плечикам сияющей блондинистой волной. Ужасно! Что за мужчина с такими патлами?! Особенно после школьных занятий и ветреной погоды. Действительно — кошмар для деда, бывшего майора милиции.
По некоторым объективным причинам  продвижение вверх по званиям очень «ведущего» и незаменимого судмедэксперта Дэля сильно тормозилось. Однако пенсионер продолжал честно и плодотворно работать, к большому неудовольствию некоторого контингента, как по ту, так и по эту сторону закона.
В один прекрасный момент любимая дочурка майора Андрея Андреевича Дэля сильно обиделась на что-то, расскандалилась и всё-таки увезла папу в Германию. За полгода жизнь в новой квартире устоялась, и ничто, абсолютно ничто не предвещало каких-либо семейных катаклизмов и прочих потрясений. В один, в свою очередь, нехороший день, возвращаясь домой с остановки U-бана — ну почему, почему у неё еще нет машины?! — Ирина познакомилась с Анной Семёновной Денисовой и по пути сильно разболталась  (оторвать бы ей язык, «усталой»!).  Выяснилось, что крохотная хорошенькая дама — соседка из дома напротив. Сердце-вещун нехорошо шевельнулось,   когда дама сказала, что живёт одна. Но кто знал? Можно ли было предполагать у такого надёжного, рассудительного, положительного, наконец, отца, способность к идиотскому » кобеляжу»?!!
И она, Ирина, сама (!), своими руками, т.е. ногами,  привела в свой благополучный дом эту «миленькую» Анну Семёновну Денисову. И не споткнулась.
А и надо-то было всего лишь научиться » заводить» блинчики. Анна Семёновна умела их делать, в отличие от Ирины, да ещё и различными способами.
Блинчики они «завели» самым простым и быстрым способом, cделали их целую кучу, выставили на стол взбитые Анной Семёновной сливки, свежую нарезанную клубничку в сахаре, открыли крохотную баночку красной икры из русского магазина. Анна Семёновна быстро настрогала вкуснейший салатик: свежая капустка, сладкий красный перчик, чесночок, укропчик-петрушечка и лимонный сок с душистым подсолнечным маслицем, опять же из русского магазина за углом.
В общем, устроили такой необычный, прямо-таки праздничный ужин. Идиотки. Одна идиотка — Ирина.
Заявившийся с Серёгой Андрей Андреевич сначала несколько оторопел, завидев «миленькую» соседку. Потом элементарно обожрался блинами со всеми добавками, запивая их чаем со смородиновым листом (лист, опять же, соседкин). Причём, обжирание судмедэксперту Дэлю было совсем не свойственно. Хотя Серый тоже сноровисто «метал блинчики за воротник», да и Ирина сама хорошо нагрузилась.
После приятного ужина Андрей Андреевич жутко развосхищался мастерством Анны Семёновны, расшаркался и поцеловал ручку, творившую такую вкуснятину. Чем вызвал неприятное удивление у дочери и бестактное хмыканье поперхнувшегося последним блинчиком Серого. Мальчишка так вытаращил и без того огромные карие глазищи, что Андрей Андреевич пожалел о безвозвратно ушедшем в прошлое дедовском обычае стучать ложкой по провинившемуся лбу. После недолгих светских разговоров юный виртуоз отправился заниматься досадной математикой на завтра. Правда, под обязательные звуки «Маленькой ночной серенады» Моцарта. Что было немедленно взято на заметку Анной Семёновной. У Эдика с математикой — тоже не очень дружеские отношения.
Итак, внук сел за уроки. Ирина взялась за посуду, а Андрей Андреевич зачем-то отправился провожать соседку. Ну к чему? Не нагулялся ещё с внуком?
Тут идти-то — через дорогу перейти. Вернулся дед и отец почти в десять (!) часов. Что можно было делать на улице почти три часа?!  Мало того, Андрей Андреевич сиял, как начищенный самовар в том же русском магазине, и насвистывал «Элегию»  Массне.
Оказывается, пожилые «молодые люди» сначала прогулялись по родной улице, потом зашли к Анне Семёновне, где послушали СD с музыкальной классикой.
Перед сном Андрей Андреевич пытался поделиться с дочерью своим восхищением соседкиным невероятным количеством узамбарских фиалок и глоксиний. Это великое множество ещё и цвело. Изумлённый Андрей Андреевич даже не знал, что фиалки и глоксинии бывают таких оттенков.
Окно в жилой комнате Анны Семёновны заплетал вьющийся фикус, весь в гроздьях восковых звёздочек, одуряюще пахнущих и истекающих прозрачными медовыми каплями. Верх окна в спальне оккупировала нежная белая «невеста». Она, слава Богу, не пахла, а то как бы Анна Семёновна могла спать? Действительно. Так и до головной боли недалеко или до аллергии.
— Да тебе-то, папа, какая забота? — раздражённо отозвалась Ирина, с остервенением возя щёткой по зубам. Она уже поняла, какую глупость сморозила, притащив случайную соседку на блины. С этого вечера, с этих блинов кончилась спокойная жизнь в семействе Дэлей, а также  не сразу понявших, откуда ветер дует, Денисовых.

— Мама, мы рассчитывали, что ты поживёшь у нас неделю,  пока мы не вернёмся из Испании, — изумлялся Давыд. Но Анна Семёновна стояла,  как «панфиловцы под Москвой». Её даже не очень волновало, что девочки останутся одни в доме. Эдик отправлялся с родителями.

— Ну почему, мама? — вопрошал сын.
— Что будет с моими цветами, ты подумал? — отвечала маленькая мама, задирая голову на сынулю. — И потом через три дня Андрей Андреевич принесёт совершенно крохотного щеночка мальтийской болонки. Он купил его мне в подарок, чтобы не было так тоскливо и одиноко по вечерам. Как же я буду у вас жить? Тем более, что мы с Андреем Андреевичем регулярно гуляем перед сном. Мне это очень полезно, а ему так просто необходимо. Надо помочь сердцу прийти в порядок. А….
— Мама, ну что нам за дело до какого-то Андрея Андреевича? Что это за новый прихехешник у тебя такой? Не по возрасту как-то, — раздражался сын.
Сноха Калерия с тайной улыбкой прислушивалась к разговору в прихожей. Мужики. Они не видят и не слышат того, что происходит вокруг, вблизи. Только «там, за горизонтом» да на работе. Уж о том,  что женщина и в девяносто остаётся женщиной, им, конечно, невдомёк.   Надо бы посмотреть на этого Андрея Андреевича, а завтра позвонить Ольге. Предупредить, чтобы строила планы вне свекровиного присутствия. Грядут большие перемены.
Оба семейства Денисовых, в смысле глав — Давыда и Дениса, а так же детей, пребывали в растерянности и недоумении. Бабушку, ранее безотказную и самоотречённую, невозможно стало выманить из дома, где она ранее только ночевала.
Заведённый снежной белизны крохотный пушистый комочек — мальтийский рыцарь, иначе Рицы, вкупе с дарителем, «бабушкиным кавалером» Андреем Андреевичем, занимали теперь все заботы и разговоры Анны Семёновны.
Пожилые единомышленники, во-первых, съездили одни (!) на вохенэнде на остров Майнау. Откуда привезли кучу восторгов по поводу цветов, бабочек и орхидей. На что домашние скучно поджимали губы и постно улыбались. Не прошло и месяца, как очумевшие старики поехали в Париж!!!  И крошечная собачка не помешала. Таскали с собой. Кстати, теперь у Анны Семёновны дома цвела ещё и орхидея, подарок Андрея Андреевича Аннушке. Свихнулся старик.
О блинах Ирина теперь не могла даже слышать, а Сергей, как назло,  всё время ныл,  просил блинчиков. Наконец,  мать взорвалась: «Не смей мне говорить о блинах! Это какой-то троянский конь! Воистину путь к сердцу мужчины лежит через желудок!  Мы деда теряем из-за этих твоих блинов!»
Серый не очень врубился, причём здесь блины и троянский конь? Зато Денис Денисов, телефон которого, порывшись в телефонной книге, нашла Ирина, с жаром поддержал жертву поздней любви. Только в его случае роль троянского коня исполнял крохотный мальтиец Рици.
Заручившись поддержкой Денисовых, Ирина завела с отцом суровый разговор. Она объяснила ему, как нелепо и даже неприлично смотрится его старческий » кобеляж»,  жалкие потуги выглядеть стареющим денди. Фи. А эта старушка-поскакушка… Всю отповедь Андрей Андреевич слушал, поглядывая на часы, — приближалось время очередной прогулки, но последние слова «старушка-поскакушка» привели его в ярость. Старый судмедэксперт побагровел до корней волос так, что седая, тщательно причесанная шевелюра словно бы встопорщилась, взлелеянные и украдкой слегка надушенные усы выглядели нелепым белым пятном на тёмно-бордовом лице.
—  Я очень любил твою мать,  Ирина, — прохрипел Андрей Андреевич. — И свято храню память о ней. Но Всевышний там, наверху, решил подарить мне напоследок ещё одну коротенькую жизнь. Любовь к этой замечательной женщине.  Замолчи!  —  притопнул отец на порывавшуюся что-то возразить дочь. Сердито сдвинув брови, ужасно разгневанный, Андрей Андреевич закрыл за собой дверь.
— Не жди. Ночевать не приду, — буркнул он растерянной Ирине. Женщина метнулась к окну. На противоположной стороне улицы уже появилась маленькая фигурка Анны Семёновны с белым комочком на руках. Она растерянно оглянулась, не видя запаздывающего кавалера.  А вот и отец. Знакомой бодрой походкой торопится через дорогу, распахивает руки. Восхищается, приветствует поджидающее его общество. Даже сквозь стекло, через дорогу, видно, как приподнимаются бровки Анны Семёновны и сияет её лицо, обращённое к Ирининому отцу. Руки стариков встречаются и, вот ужас-то! — Андрей Андреевич чуть наклоняется и целует Анну Семёновну в щёчку. Движущаяся вдоль улицы парочка смотрится немного комично. Маленького росточка, недоросшая до полковниковых метра шестидесяти, полутораметровая Анна Семёновна и крохотный белый колобок около неё.
— П-а-а-шли, п-а-а-шли, — голосом старой сплетницы с Привоза проскрипел будущий Шопен, возя носом по стеклу.
—  Пусть идут, — вздохнула Ирина и подумала, — даже не оглянется.
А он как раз и оглянулся. Состроил Серому рожу и расплющил себе большим пальцем нос.
— И это ведущий судмедэксперт семидесяти лет! — ненатурально ужаснулась дочь. Жаль, что многочисленные внуки и внучки Анны Семёновны не видели свою сияющую бабушку, то чинно выступающую под ручку с кавалером, то девчонкой подпрыгивающую рука об руку с ним. С пушистым «мальтийским рыцарем» под мышкой впридачу.
Следующим на редкость ясным утром умильная картина прогулки маленькой троицы повторилась с той лишь разницей, что влюблённые вышли с одной стороны улицы и из одного подъезда. И, дай Бог, пусть она повторяется не один год.

О Александр Волк

Александр Волк  ( волонтер до 2021) Хайфа

Оставить комментарий

Ваш email нигде не будет показан