Главная / Новости / Связь со страной исхода / ВСЕМИРНЫЙ СМОТР ИМЕНИ НЕПЕЙВОДЫ

ВСЕМИРНЫЙ СМОТР ИМЕНИ НЕПЕЙВОДЫ

Фото курсанта Виктора Андрусова, ЛВВПУ-72

 

 Владимир Галайко

 

 

Есть у меня товарищ, военный журналист, именующий себя коротко и несколько устрашающе — МАЗ, что в переводе на обычный и понятный язык расшифровывается как Михаил Александрович Захарчук.

Надо сказать, что водит он свой «МАЗ» не всегда осторожно, иногда гоняет так по газетной полосе, что мозги остаются на капоте (иногда не очень понятно чьи именно мозги — свои или чужие).

Миша много и очень хорошо пишет о нашем училище: находит самые теплые слова, отыскивает какие-то малоизвестные и трогательные факты из его истории, а самое главное, считает (и тут мы все с ним согласны), что наша Львовская политуха — лучшее, что сумела создать советская власть в области военных вузов за все годы своего существования. Кстати, на нашем курсе учился Сережа Манюков, известный аналитик, который может доказать эту же мысль уже с конкретными цифрами в руках (при этом он утверждает, что самым лучшим курсом ЛВВПУ является наш — 1977 года выпуска, полностью разделяю это верное мнение).

Но иногда складывается впечатление, что МАЗ как бы ищет повод для публикации — «вот, дескать, исполнилась четвертая годовщина чего-то» или «двенадцатая со дня смерти» или. На ум так и просится фраза нашего старшего товарища по училищу Володи Макогона, который когда-то, будучи редактором дивизионки, разъяснял сослуживцам по политотделу, что: «семнадцатая годовщина трудовой деятельности на посту учетчицы комсомольских билетов Марьи Ивановны еще не есть повод для издания в типографии газеты поздравительного адреса в ее честь».

Вот и недавно совсем МАЗ, по довольно «некруглому поводу» написал материал о бывшем нашем заместителе начальника училища полковнике Непейводе Константине Александровиче.

А оказывается, повод то тут имеется очень даже «круглый», юбилейный. Столетний! В следующем 2018 году исполнится век с момента появления Константина Александровича на свет! И я решил воспользоваться таким великолепным случаем и рассказать о «своем полковнике Непейводе!»

 

Судьба моя, как и жизнь многих моих сотоварищей, разделилась ровно в тот миг, как я ступил на порог Львовского военно-политического училища и с тех пор существует в двух отрезках: до поступления и после него.

До сих пор ощущаю утреннюю свежесть львовского утра, было это 30 мая 1973 года, когда я сошел на старинном вокзале с ужгородского поезда. Еще позавчера я сидел в лесу под закарпатским городом Берегово и наблюдал, как подвыпившая компания, как бы в шутку, хочет попробовать перебежать в Венгрию. От околицы Берегово до заграничной мадьярской деревни всего 800 метров и многим, после пары бутылок вина (бора, по-местному), кажется, что уйти за рубеж можно легко — одним прыжком. Но за все послевоенные годы все нарушители границы пытались пройти тут вот так «легко», а потому лес здесь ископан «волчьими ямами» и затянут малозаметными заграждениями — так густо, что если в них попадала собака, то там и оставалась — ее уже и не спасали. Ну, а если желающие уйти, перли дальше, то мы стреляли.

В этот раз компания, видимо, решив попробовать свои силы в пограничном спринте в следующий раз ушла. Наступившую тишину неожиданно разбудил «колокол» — позвали к телефону. Старшина Владимир Юкш спросил: не передумал ли я поступать во Львовское училище? Да я-то не передумал, но место по разнарядке было только одно, его «приватизировал» чей-то руководящий племянник. Мне же предложили идти в погранучилище, но я отказался.

— Танцуй, — с легким эстонским акцентом сказал Владимир Францевич, — этого парня забодали по здоровью. Если согласен, завтра после обеда надо ехать во Львов.

Утром, пока мне собирали поновее форму, начальник заставы майор Меркушев, видя мой несколько растерянный вид, провел инструктаж:

— Не бойся, не святые горшки обжигают. Всем говори, что ты приехал учиться и научишься!

На заставе обычно просыпаются после обеда (ночью гоняют по лесам, а утром спят) — многие проснулись и вышли проводить. Все наши заставские собаки дружно залаяли вслед, а Пират, которого я подкармливал еще со щенка, как мне показалось, завыл-заплакал по своему, по-собачьи. Чего-то уже и перехотелось покидать этот привычный уют…

Вот таким наполовину одичалым я оказался на львовском вокзале. Добрые люди подсказали, на каком трамвае ехать к военному училищу. Было очень рано, трамвай пусто прогремел на стрелках мимо прекрасного готического собора на Привокзальной. Моя остановка была у какого-то здания также необычной архитектуры — выяснилось, что это местное КГБ. Потом наверх через парк и вот КПП училища, где, уставший от огромного наплыва абитуриентов солдатик, устало указал конечный адрес маршрута:

— В спортзал.

Но не успел я сделать несколько шагов по училищному асфальту, как меня окликнул курсант.

— Брат, ты с какой границы?

— Западной.

-Я — с Восточной. — Он подошел и подал руку.

Это был Володя Никитенко, который поступил годом ранее. Мы с ним дружили долгие годы, до его кончины.

 

ЛВВПУ в те дни напоминало библейский Вавилон, только военный. Такого смещения «военных рас» (родов войск и видов вооруженных сил) мне ни до того ни после того видеть не приходилось. Какие-то десантники в голубых беретах и мундирах непомерно расшитых золотыми галунами, моряки, авиаторы, связисты, ракетчики, пограничники. Береты, бескозырки, пилотки, фуражки с околышами самых разнообразных цветов. Тысячи абитуриентов со всех сторон огромного Советского Союза прибыли сюда с одной мыслью — стать курсантом. И всем почему-то хотелось стать курсантами факультета журналистики, задирая тут конкурс до космических высот, сопоставимых с ВГИКом и МГИМО. Дабы немного «разгрузить» конкурс на журфаке, училищное начальство предприняло оригинальный и, как оказалось, эффективный ход: наряд на кухню стали формировать только из его абитуриентов. Некоторые дрогнули и переписали заявление — на факультет культпросветработы, а другие навсегда остались верны журналистике, сколько бы «грязной посуды» и «грязного белья» им не пришлось перемыть.

Лично мне лето 1973 года запомнилось постоянными львовскими дождями, в перерыве между которыми я мыл посуду на кухне. Стоял у ванной, наполненной грязными алюминиевыми тарелками, тер тряпкой тысячную тарелку и не отводил взгляда  от лежащей перед мной книги. Чаще всего это был учебник истории. Не знаю, что уж тут повлияло, но огромная книга, страниц на 500, каким-то чудным образом отпечаталась в моем мозгу — я мог ее цитировать с любого места, будь то очередная русско-турецкая война, причины и движущие силы восстания Пугачева или апрельские тезисы тов. В.И. Ленина.

Размещалось абитуриентское войско в спортивном зале. Вначале койки стояли в два этажа, потом — в три. «Журналистов» селили отдельно от капээровцев, в разных углах. Естественно, между ними возникли трения. Рукоприкладства не было — «воевали» словами. Мы дружно скандировали известное выражение о том, что в армии есть три дуба: начхим, начфин и начальник клуба. Наши друзья отвечали ядовито-неумной фразой о члене и корреспонденте…

С высоты нынешнего опыта можно только порадоваться тому, как нас готовили к поступлению:

из округов и флотов нас собрали за два месяца до экзаменов и читали лекции, проводили семинары и практические занятия.

Очень, скажу, гуманной была та власть и щедрой для абитуры.

 Как сейчас помню Романа Давидовича Цивина, рассказывающего что-то по русской литературе. Он стоит перед столом, балансирует, в какой-то странной позе: удерживается двумя руками за стол и стоит на правой ноге, при этом, носок левой он поставил на носок правой.

Он заканчивает лекцию на высокой ноте о любви к литературе и спрашивает: «Есть ли вопросы?». Сидящий рядом со мной Володя Новиков, крупный парень в авиационной форме, боксер-тяж (кило на 110), быстро подымает руку: «А правда, что Гоголь — гермафродит?»

У настроившегося на высокое литературное искусство Цивина такой вид, будто ему Новиков «боксанул» промеж глаз. Но он по-еврейски элегантно выходит из ситуации: «Судя по этому вопросу, вопросов больше не будет!» — и закрывает занятие. К слову, в тот год Новиков не поступил, но стал он курсантом позже…

Все абитуриенты постоянно находились под мощным психологическим прессом — за любое, даже самое маленькое нарушение обещали отчислить. Удивительно, но никаких таких «массовых казней» память моя не оставила, а вот другой случай запечатлелся. Помню, небольшого матросика, который неожиданно напился и его пьяным застукали спящим прямо на пороге спортзала. Казалось, в одну минуту отправят назад, в часть. Но он оставался, сдавал экзамены (не помню, правда, поступил ли) — оказывается, был он «морским котиком» с Балтики. У них там случился какой-то трагический случай — он один из всего отряда подводных диверсантов остался живым, остальные погибли в какой-то катастрофе. Таким прощали даже выпивку.

Кроме тех, кто зависал над учебниками, учился и зубрил в училище также прибыло много парней, которые поступать и не собирались — просто хотели провести лето не в караулах воинской части, а свободным — в большом и красивом европейском городе, которым и тогда был и сейчас является Львов. Эти ребята жили по своему распорядку.

Понятно, что управлять столь разношерстной массой было очень непросто.

В полной мере удавалось это только одному человеку.

Как уже догадались читатели, этим человеком и был  полковник Непейвода.

…Его появление напоминало приближение грозы — какие-то дальние облака приблизились и превратились темные тучи. Потянуло холодом.

«Непейвода идет, Непейвода идет, Непейвода идет», — прошелестело.

Неожиданно куда-то испарились начальники от капитана и повыше, а все оставшиеся, особенно, прапорщики, сразу как-то приобрели виноватый вид. Просто мгновенно.

Да какой же он, этот полковник

Непейвода?

Картинки по запросу полковник непейвода

Воображение рисовало, чего скрывать, богатыря — огромного сильного, властного. Но вот по дороге, из-за спортзала вышел небольшого роста офицер. Ну где-то в районе 1 метр 65 сантиметров. Его сопровождает прапорщик очень ухоженного вида, впоследствии выяснилось, что это комендант КПП прапорщик Казак, участник Великой Отечественной войны, уважаемый Константином Александровичем человек.

Несмотря на маленький рост, все остальное при нем — властность, сила, как сейчас говорят, харизма. Сразу бросаются в глаза манеры — по крайней мере — царские. Никаких лишних движений — все распоряжения в основном только указательным пальцем за которым начальники начинают следить трепетно и внимательно.Картинки по запросу полковник непейвода

И еще, при нем как бы девальвируются все остальные полковники. С его появлением становится само собой понятно, что единственным настоящим офицером и начальником здесь является именно он.

Слова им говорятся негромко (все начальники вокруг сразу превращаются в одно большое внимательное ухо), говорятся, я бы даже сказал, нарочито себе под нос с неистребимым украинским акцентом. Вот оно первое (и так запомнившиеся) слово к народу:

— Моя фамилия Непыйвода, пышется вместе. Я являюсь замыстителем начальника училища и прыдсыдателем прыемной комиссии, так что, — он неожиданно заканчивал свою фразу, — любого из вас я могу отчыслить! — Его палец прочертил круг, показывая, кого он может отчислить — всех.

Окончание фразы, как бы оптимизма не добавляло.

Тут надобно напомнить, что в период, когда мы, абитуриенты, не учились и не мыли посуду, то еще работали и на кафедрах: выгребали скопившуюся там за многие годы грязь, вязали веревками какие-то рукописи и просто — мыли полы. Для получения бесплатной рабсилы утром, к 9.00 час., к месту нашего развода собирались начальники кафедр, служб, отделов.

Прошу, друзья, вспомнить тех начальников тех кафедр. Как правило это были мужи около двух метров роста, ухоженные красавцы — золотые оправы очков, барские усы, богатые, набитые серебром шевелюры. По памяти называю: капитан 1 ранга Ищенко, полковник Варченко, капитан 1 ранга Сегунов. У кого мозги посвежее — могут продолжить этот список.

Эти блестящие офицеры, красавцы, еще раз употреблю это слово, легко бы могли затмить свиту самого Наполена, со всякими там легендарными Мюратами, Даву и Богарнэ.

И что наши «харизматические 165 см» должны стать рядом с этими «ливанскими кедрами» и потеряться в их двухметровых зарослях?

Нет. Полковник Непейвода не спеша шествует мимо них, подходит к  зданию клуба, с того боку, который ближе к стадиону. Там неспешно подымается на какую то возвышенность и сразу становится на целый метр выше всех этих красавцев (и еще раз с удовольствием употреблю это слово), которые благоразумно остались внизу и почтительно застыли в ожидании команд.

Далее в действие опять вступает указательный палец. Полковник Непейвода направляет его на очередного начальника кафедры, (это — кандидат и лауреат, умница, светлая голова и, особо отмечаю, капитан 1-го ранга) и лаконично формулирует вопрос:

— Сколько? — То есть сколько тот желает получить абитуриентов для бесплатной работы на кафедре.

— Восемь!

-Четыре! — безапелляционно корректирует цифру Константин Александрович и, разумеется, никаких торгов.

Отсчитывают четверых абитуриентов. Непейвода командует им — опять пальцем, показывает и громко вслух говорит: «К капитану».

Понятно, что речь идет не об обычном капитане, а капитане 1 ранга, то есть, полковнике, Но Константин Александрович считает, что хватит и этого — «к капитану». Все робко хихикают…

Иногда поступает «заказ» на особо одаренного работника, к примеру, умеющего рисовать. После недолгих поисков его сумели обнаружить — из толпы появляется матрос.

Руководящий палец направляется в его грудь:

— Фамилия?

Тот принимает строевую стойку:

— Матрос КозЭл.

— Матрос КозЁл. Рисуешь?

— Так точно! Маслом!

— У меня будешь салом!

Помнится в одно утро было объявлено, что сегодня будут работать, как вчера — все должны уйти на те кафедры, на которых работали. Казалось бы, все просто. Но и среди абитуриентов были шутники. Когда Непейвода спросил, есть ли вопросы, тот неожиданно поднял руки.

— Слушаю, — удивленно сказал Константин Александрович.

— Товарищ полковник, — разъяснил тот свою проблему, — Я вчера трубы носил с кафедры тактики на кафедру философии. Сегодня мне на какую кафедру идти?

Грянул хохот и вместе со всеми смеялся и строгий Непейвода. Если мне память не изменяет, то он в тот день забрал остряка на работу в штаб.

Каждое утро развод превращался в представление, на котором основным и главным затейником был полковник Непейвода.

 

Познакомиться, лично встретиться с полковником никто не рвался — все благоразумно обходили стороной. Мне же удалось коротко пообщаться.

Как я уже сообщил, в период, когда мы, абитуриенты, не учились и не мыли посуду и не работали на кафедрах, то еще просто мели территорию. Веник в руки — и аккуратно, не подымая пыли.

Мне досталась кусок асфальта у столовой, ближе к лестнице, ведущей в медсанчасть. Мести можно было с полной самоотдачей — не обращая ни на кого внимания, устав разрешал не отдавать честь во время выполнения хозяйственных работ. Я что-то повторял по истории и махал веником. Неожиданно, краем глаза заметил в трех шагах полковника Непейводу. Можно было повернуться к нему «кормой» и махать веником дальше. Но какое-то чувство, видимо, выработанное и отшлифованное в пограничной учебке заставило меня выпрямиться. Я лихо, будто это была шашка, прижал веник и отдал честь.

Палец посмотрел мне в грудь:

— Фамилия?

— Абитуриент факультета журналистики младший сержант Галайко.

И все. Впрочем, оказалось, что встреча имела последствия.

Рассказ о том, как мы сдавали экзамены, пропускаю.

Апофеозом всего процесса поступления была, как принято в военных учебных заведениях, мандатная комиссия. Проходила она в главном учебном корпусе, в очень необычном помещении. Этот класс, как мне помнится, имел окна в трех стенах, а в четвертой была дверь, через которую мы заходили и выходили. Под этими окнами, огромной буквой «П» стоял стол, за которым размещалось огромное число различных училищных начальников. Напротив входа размещался «президиум»: начальник училища генерал Василий Петрович Новиков, а по сторонам его — начальник политического отдела полковник Журавлев и первый зам полковник Непейвода.

Я вошел, доложил, что прибыл и стал ожидать своей судьбы. Все экзамены я сдал нормально: сочинение — 5/4, история-5, география-4, аттестат школьный-5 (медаль). С такими отметками можно было быть спокойным. Но я нервничал — у меня не было еще одного важного документа — направления из редакции. Публикации были, а вот попросить на их основе рекомендации —  я постеснялся.

На мандатной комиссии первую скрипку, как и следовало ожидать, играл генерал. Красиво седой, уверенный, какой-то всегда праздничный.

-23 балла,- чей-то голос, видно, кадровика, громко доложил о моем результате. Но нет направления из редакции!

— Нет, — сразу огласил вердикт генерал, — без направления принять не можем!

Наступила тишина. все молчали!

Пауза затянулась, мне уже виделся поезд, на котором я возвращаюсь на родную 16-ую погранзаставу заставу, к родному Пирату, я даже почувствовал, как он радостно лизнет меня в лицо.

Ну, если не я сам за себя, то — кто?

— Разрешите, товарищ генерал!

— Да!

— У меня, действительно нет направления, но у меня есть публикации — я протянул несколько вырезок из газеты «Советский пограничник». Он довольно безразлично полистал их. Понимая, что сейчас решается моя судьба, решил привести те самые резоны, которые мне подсказывал начальник погранзаставы майор Меркушев.

— Товарищ генерал, я ведь приехал учиться и я выучусь!

Видно в моем голосе прозвучало что-то такое, что генерал вступил со мною в диалог.

— Да я вижу, что ты, товарищ Галайко, парень умный, но ты понимаешь — это же творчество! Тебе сколько лет? Двадцать, а Пушкин в восемь лет уже стихи писал!

— Товарищ генерал, да это же Пушкин! Он один такой! А я выучусь и буду хорошим журналистом!

Опять пауза. Я осмотрелся. Начальники кафедр и служб, сидящие вокруг стола, встречая мой взгляд, как мне казалось, несколько виновато и даже жалостливо отводили свои взгляды.

Рядом с генералом я увидел Непейводу. Он открыл мой военный билет и читал запись о том, что я награжден знаком «Отличник Советской Армии». Неужели это мое спасение?

Дело в том, что если военнослужащий был награжден этим знаком и с момента награждения прошло более одного года, он получал право поступать в военный вуз даже с тройками, вне конкурса.

Тут последует крохотное отступление. До армии я окончил в Киеве радио-механический техникум и немного разбирался в электрике. В первые дни моей службы в Закарпатье случилась жуткая гроза. Она практически уничтожила небольшое наше стрельбище, от огромных зарядов пострадала заложенная в землю проводка. Стрельбище было парализовано отсутствием электричества. Приехал начальник огневой подготовки погранотряда майор Старовойтов и, узнав, что я «знаком с фазой и нолем» попросил произвести ремонт стрельбища. Еще с одним парнем в течение недели мы его восстановили. В благодарность майор Старовойтов и наградил меня этим знаком. Дело в том, что в пограничных войсках этот знак ничего и не значил, воспринимался, как смешная награда, за «пузатую форму» его у нас называли «самоваром». Вот «Отличник погранвойск», это награда!

Тем не менее, аккуратный майор Старовойтов оформил все приказом начальника погранотряда и внес соответствующую запись в мой военный билет.

…Я смотрел, как полковник Непейвода что-то говорит генералу и показывает ему страницу моего военного билета.

Неужели спасение?!

Но спасение неожиданно пришло совсем с другой стороны. Когда генерал, слывший все-таки демократом, пусть и военным, громко спросил у всех: «Какие будут предложения по судьбе товарища Галайко?» — неожиданно вскочил начальник кафедры физической подготовки майор Полковников:

— Да какие тут могут быть предложения, товарищ генерал? Парень кандидат в мастера спорта по боксу, нам скоро команду на первенство округа выставлять. Принять, — и первым поднял руку.

Вторым ее поднял Непейвода. А потом все начальники кафедр и служб. Генерал обвел взглядом сидящих за столом. Поняв, что остался в одиночестве, он взмахнул рукой, ладно, пусть будет по вашему! Он взял огромный цветной карандаш (с одной стороны синий, а с другой — красный) и что-то написал на лежащем перед ним листе бумаги. Написал красным!

Я вышел так до конца и не поняв, принят я или нет.

За дверью на меня набросились друзья:

— Почему так долго?

— Ты чего такой красный?

— Так тебя приняли?

Я не знал, что ответить. Тогда Лешка Теплов, как самый сообразительный, взялся перебирать документы, которые я держал в руках. Дело в том, что сидевший рядом с генералом начальник политического отдела училища полковник Журавлев у тех, кого зачисляли, сразу отбирал учетную карточку члена ВЛКСМ. Не обнаружив ее среди моих бумаг, Теплов прокричал: «Да тебя приняли! Буфет еще работает!»

Видимо на мне силы у мандатной комиссии закончились, было объявлено, что она продолжит свою работу завтра.

Конечно, мы сразу пошли в буфет и там я, уже «законный курсант», угощал своих друзей, которые еще целую ночь были всего-навсего абитуриентами. «Не хныч, абитура, — утешал я их, — у вас тоже всё получится»

…Полковник Непейвода был к нашему курсу ближе и роднее, чем к другим. Дело в том, что его младший пасынок Саша Князев, учился на нашем курсе и Константин Александрович частенько заглядывал к нам уже в качестве отца. Помню как-то он зашел не один, а с супругой, невысокой очень красиво сложенной женщиной, прекрасно, с большим вкусом, и богато одетой. Надо сказать, что в ее присутствии он выглядел совсем нестрашным, а даже, я бы сказал, немного подкаблучником.

Что качается Шуры Князева, то, невзирая на столь высокое родство, он нос не задирал и вполне мирно откликался на присвоенное ему прозвище «Щенок». «Щен», как мы его в обиходе называли, был хорошим спортсменом и когда в нашем училище под командой упомянутого майора Полковникова была предпринята афера по обману министерской комиссии, проверяющей физо, активно принял в ней участие. Добыл на факультете КПР танцевальные сапоги, которые были на пару кило легче обычных и гонял в них на все дистанции. Афера вскрылась, досталось всем, но это уже другая история.

Короче, нормальный пацан. Отношения с у меня ним немного «поржавели», когда произошла эта «свара» между Украиной и Россией — написал ему письмо в Одноклассниках и не получил ответа. Но тогда, в самом начале «свары», даже родные люди ругались. Сейчас, как мне кажется, все вернулось в нормальное и доброжелательное русло…

 

Но вернемся к нашему герою. От старших курсов к нам передалась легенда о том, что Непейвода — это выдающийся военный талант, которому судьба обещала головокружительную карьеру. И что эта карьера началась стремительно. Что Непейвода студентом ушел на фронт, а оттуда вернулся майором с пятью орденами, включая полководческие. Что якобы, он когда-то пережил большую личную трагедию — застал с кем-то свою неверную первую супругу и разрядил в них пистолет. Его поступок сочли преступлением, совершенным в состоянии, аффекта, а потому простили. Но это сломало его блестящую карьеру. И вместо того, чтобы командовать как минимум военным округом, его направили воспитывать таких вот придурков, как мы. Но, дескать, в случае войны, ему армия гарантирована т.д.

Весь этот военный фольклор я слышал от культпросветработников, но несомненно в нем чувствовалось участие и военных журналистов, людей творческих и с очень богатой, ничем не ограниченной фантазией.

Конечно, что-то можно было узнать, когда мы проводили на первом курсе мероприятие, посвященное Дню победы. Я был избран в бюро ВЛКСМ и оказался ответственным — писал сценарий, организовывал материальную сторону и даже вел его.

Надо сказать, что в те годы на ЦТ блистала Валентина Леонтьева, тётя Валя, ведущая передачу «От всей души». Вела она ее очень хорошо, на таком немного нервном надрыве, всегда со слезою — особенно, если встречались люди после многих лет разлуки. Тётя Валя любила организовывать такие встречи!

Я решил работать по ее методу. Мой однокурсник Володя Уватенко (по-нашему «Ухват» или «Ведро») как-то сообщил, что в 1944 году его папа, тогда командир минометной батареи, во время боев в предгорьях Карпат, часто поддерживал своим огнем батальон капитана Непейводы. Никогда они не виделись. Ну вот, не надо было быть тётей Валей, чтобы воспользоваться…

Короче, Щен пообещал, что Константин Александрович будет. Через него же удалось отвоевать место для проведения праздника — выделили второй этаж нашей столовой. Зал, в котором принимали пищу иностранцы, по тем временам — ресторан.

На угощения собрали немного денег. Наш однокурсник Самвел Чатян предложил закупить кофе в зернах, поджарить его, смолоть и заварить — подавать по-взрослому. Мы были молодыми и, не побоюсь этого слова, симпатичными, а потому легко «завербовали» молодых сотрудниц столовой и все получилось по высшему разряду: сервировка, сдоба, выпечка и кофе — ветер разнес его запах по всей территории.

Еще живы были многие участники войны, некоторые еще и служили, так что проблем с выступающими не было. Но курьез случился. мы пригласили полковника Орлова, который при нас был начальником факультета журналистики, правда, всего несколько месяцев. Его сняли за то, что из окна выпал курсант и разбился, полковника Орлова пожалели отправлять на пенсию и назначили старшим преподавателем на кафедру журналистики. Был он страшным флегматом, просто черепаха Тортилла. Смотрел на всех округлыми большими глазами и молчал. За эти глаза ему влепили кличку «Рыба» и тот день, когда он читал лекции, называли «рыбный день». Мы пожалели старика, пригласили, предоставили слово.

Орлов воевал с империалистической Японией в качестве стрелка-радиста воздушного корабля. Он рассказал, что первый бой сложился для него не совсем удачно. Он нашел в прицеле своего пулемета вражеский самолет и дал очередь. Выяснилось, что он ошибся — каким-то непостижимым образом сбил свой же самолет — из хвоста дал очередь по кабине, что ли. Очередь получилась эффективной, бомбардировщик вспыхнул и камнем вниз.

Они, к счастью, удачно выпрыгнули всем экипажем, и сквозь леса добрались к своим как раз к заключению мира. Второго боя не было. Империалистическая Япония капитулировала без него. Мы все, нырнув под стол, сдерживая гомерический хохот, слушали рассказ об этом подвиге.

Но вот наступил апофеоз праздника — я рассказал предысторию и объявил о встрече Непейводы и Уватенко. Старые солдаты обнялись, потекла легкая слеза. Тётя Валя была бы довольна. Я ждал рассказ Константина Александровича. Но, непривычно мягкий, рассказал не о себе. А о своем сослуживце Владимире Петровиче Майборском, который повторил подвиг Александра Матросова — закрыл своим телом амбразуру немецкого дзота и остался жив. Такой молодец, точнее, оба они молодцы, так как Непейвода командовал батальоном, в котором воевал Майборский.

 

За эти годы количество легенд вокруг Непейводы возросло. Вот их часть, совсем небольшая.

По училищу ходил подвыпивший сомалиец, их приехало на учебу несколько человек во главе с целым генералом. Был он генерал-губернатором какой-то сомалийской провинции и даже соперником тамошнего президента Моххамеда Сиад Барре (пишу эту фамилию по памяти, как услышал от знакомого сомалийца). Сомалийцы расселены между арабами и центральноафриканскими неграми, они довольно светлые и неграми себя не считают. Так вот, этот пьяный сомалиец попался на глаза полковнику Непейводе и тот попытался его урезонить.

— Товарищ негр, ко мне!

Тот, забродило, видимо, выпитое и гоноровое возразил:

— Я не негр, я — сомалиец!

— Товарищ сомалиец, мне лучше знать, негр вы или не негр! — «срезал» его полковник товарищ. — Ко мне!

 

Среди нас грыз военно-журналистскую науку бывший студент ВГИКа, изгнанный оттуда за какие-то шалости. У нас же он пришелся ко двору. С этим парнем, который учился на старших курсах, связан целый ряд юмористических приключений. В частности, якобы, когда во Львов приехали снимать сериал о разведчиках — «Путь в «Сатурн», «Конец «Сатурна», «Бой после победы…», то бывший вгиковец договорился об участии в съемках курсантов — они изображали, в основном, эсэсовцев.

И вот вечером полковник Непейвода, попрощавшись с дежурным, медленно пошел аллей от штаба к КПП. Неожиданно ворота распахнулись и на территорию училища начали въезжать мотоциклы с эсэсовцами. Полковник якобы отпрыгнул за дерево, несколько раз протер глаза — не наваждение ли это. Нет, громко фырча моторами, мотоциклы стали выруливать на плац, эсэсовцы противно гоготали в люльках, из их сапог виднелись деревянные ручки гранат…

Видя эту до боли знакомую картину, якобы полковник перебежками, от дерева к дереву, добежал до штаба и крикнул дежурному:

— Немцы, подымай всех по тревоге!

— Откуда у нас тут фашисты? — удивился тот.

— Вон на мотоциклах, эсэсовцы.

— Товарищ полковник, забыл вам доложить, это у нас тут кино снимается. И вечером курсанты приезжают на ужин, чтобы время не терять, прямо в гриме…

Как утверждала курсантская молва весь этот «эсэсовский эскадрон» был в полном составе отправлен на гауптвахту, на мотоциклах.

 

А еще был курсант, который имитировал голоса. И в первую очередь, полковника Непейводы. Например звонил на четвертый курс культпросветработников и голосом Константина Александровича, который невозможно было ни с чьим спутать, приказывал построить возле штаба всех в парадной форме и с котелками. Котелки эти хранились в вещмешках, привязанных к матрасам наших кроватей, снизу. И вот народ, чертыхаясь доставал эту посуду и брел к штабу. Когда же старшина докладывал Непейводе, что ваше приказание выполнено, тот, уточнив обстоятельства, отправлял «шутника» на ту же гауптвахту.

А еще этот имитатор развлекался тем, что 5 мая, когда журналисты давали в клубе концерт, посвященный Дню советской печати, читал басню Крылова «Ворона и Лисица». Никакой такой видимой крамолы не было. Но слова Вороны он читал голосом начальника училища Липенцева (он был еще до Новикова), а слова Лисицы — голосом Непейводы.

И вот такая картина. В третьем ряду сидят первые лица училища — генерал Липенцев, полковник Непейвода, начальник политотдела и прочие руководители, а с трибуны льется басня озвученная голосами, такими знакомыми всем курсантам и преподавателям. Сказать, что все смеются — ничего не сказать, все ревут от восторга. Генерал Липенцев смеется вместе со всеми, а полковник Непейвода сидит молча, только лицо его наливается красным цветом.

И вот Лисица голосом Непейводы говорит:

Голубушка, как хороша!

Ну что за шейка, что за глазки!

Рассказывать, так, право, сказки!

Какие перушки! какой носок!

И, верно, ангельский быть должен голосок!

Спой, светик, не стыдись! Что, ежели, сестрица,

При красоте такой и петь ты мастерица,-

Ведь ты б у нас была царь-птица!

После этих слов смех в зале перерастает в гомерический хохот и тогда Константин Александрович вскакивает и требует прекратить это безобразие. Естественно, имитатор прямо со сцены был отправлен на губу.

«А как же генерал?» — спросите вы. А никак. Полковник Непейвода любил такую фразу: «Мы с генералом посоветовались, и я — решил!»

Перечень подобных легендарных историй можно было бы продолжать и продолжать. Но вряд ли много они добавляли к уже сложившемуся у нас образу великого и загадочного Непейводы.

Впрочем, лично для меня кое-что со временем стало проясняться. Как помнят питомцы ЛВВПУ, коридоры училища были украшены огромными и цветными портретами руководителей Вооруженных Сил. В перерыве между лекциями я внимательно их разглядывал и научился различать высокие награды военачальников — ордена и медали — по цвету колодочек (мне эти знания потом так часто помогали — мгновенно по орденским планкам мог определить, что человек защищал Заполярье или Закавказье, освобождал Кенигсберг или Будапешт — это позволяло быстро найти общий язык, что для журналиста немаловажно).

И вот с этими своими познаниями я изучил висящие тут же портреты руководства училища и с удивлением обнаружил, что среди наград Константина Александровича действительно имеются довольно редкие ордена — Александра Невского и Кутузова III степени. Полководческие.

 

Кстати, у нас Константин Александрович на третьем курсе читал какой-то предмет, что-то об организации полкового хозяйства, но ничего подробнее о нем узнать не довелось. Видели мы его редко — его часто отвлекали и он просил изучать предмет самостоятельно.

 

А потом был выпуск. Пьянящее чувство свободы. Служба в дальних и ближних гарнизонах и постепенное угасание воспоминаний об учебе. Иногда в будничной суете молнией пробивала мысль о том, что обязательно надо съездить во Львов, увидеть тех, кто нас учил, кто выводил нас в люди. Ладно, думалось, в следующий отпуск, обязательно. Тем более, что хотелось все-таки и прояснить некие «белые пятна» из жизни «загадочного полковника».

 

Господи, как же все таки быстро пролетела жизнь. Теперь, к сожалению, многих уже никогда ни о чем не спросишь.

Может быть так бы оно все и осталось, если бы материал Миши Захарчука о Константине Александровиче — интерес он разбудил.

Нахлынули воспоминания. И так захотелось найти ответы на те вопросы, которые появились еще в курсантские годы. Кстати, нынешнее время в этом смысле — познания истории — предоставляет удивительные возможности. В частности, можно ознакомиться с наградными документами фронтовиков. И дело тут не только в описании подвигов. Здесь есть еще много другой информации об этих людях.

Итак, что удалось узнать из знакомства с наградными листами Константина Александровича.

Родился он сто лет назад, в 1918 году. Появился на свет в Полтавской области Кишеньском районе в деревне Новый Орлик. Это самый юг Полтавщины, очень близко к Днепропетровску, места исконно казацкие. Еще в 1657 году была создана Кишеньковская сотня, которая входила в состав Полтавского, потом Кременчугского, опять Полтавского полков.

Кишеньки (являлись еврейским местечком, отсюда, наверное и название) теперь не районный центр, а обычное село. Деревни, в которой родился Непейвода, уже вообще нет. В шестидесятые годы прошлого века она была затоплена созданным Днепродзержинским водохранилищем, население переселили в специально отстроенное село Радянское (Советское). В связи с нынешними событиями, происходящими в Украине, и водохранилище и село — переименованы.

По национальности — украинец, кто бы тут сомневался!

Стало известно также, что он был членом ВЛКСМ.

В армию Константин Александрович был призван в 1939 году и в следующем 1940 году три месяца участвовал в войне с Финляндией.

Теперь о самих его наградах. За годы войны Константин Александрович был удостоен четырех орденов (Красной звезды, Отечественной войны, Кутузова, Александра Невского) и медали «За отвагу»

Но и тут есть некая загадка. Как можно понять из приведенных документов, Константин Александрович войну начал буквально 22 июня 1941 года. А вот первую награду получил только в 1943 году. Согласитесь, как бы не совсем понятно. Тем более, что из этих же документов становится известно, что он был за это время трижды ранен (27 сентября 1941 года, 14 января 1942 года, 29 января 1943 года). Чем можно объяснить отсутствие наград в период с начала войны до января 1943 года?

У меня есть своя версия. Она заключается в том, что Константин Александрович воевал в 24-й Железной  дивизии. Она, как известно, вступила в бой на западной нашей границе в районе Гродно и сразу оказалась в самой «мясорубке». Выходя из одного окружения и попадая в следующее, дивизия практически была уничтожена. В декабре ее расформировали.

Одним из поводов для этого трагического решения явилась утрата Знамени дивизии при выходе из очередного окружения. Позже, уже после войны, было установлено, что в августе 1941 года Знамя находилось при инструкторе политотдела дивизии старшем политруке Барбашеве, который 6 августа 1941 года погиб около деревни Анютино Чериковского района Могилёвской области. Местный житель колхозник Дмитрий Тяпин обнаружил на теле погибшего командира Знамя дивизии и похоронил тело вместе со знаменем на местном кладбище. После освобождения деревни Анютино советскими войсками в 1943 году Знамя было извлечено и направлено на реставрацию. 20 февраля 1944 дивизии было вручено реставрированное Знамя прежней 24-й стрелковой дивизии. За спасение Знамени Д. Н. Тяпин был награжден орденом Красного Знамени и навечно зачислен в списки 1-й роты 7-го стрелкового полка дивизии. Пока был жив Тяпин приезжал в дивизию и на праздники можно было видеть удивительную картину — знамя прославленного соединения нес просто одетый пожилой человек, а вслед за ним во всем своем блеске шел почетный караул бойцов Советской Армии. У каждого, кто был свидетелем этого, на глаза наворачивались слезы.

Для дивизии эта история закончилась благополучно, ее восстановили. Но последствия все-таки были. Это прославленное соединение, вот его полное наименование: 24-я мотострелковая Самаро-Ульяновская, Бердичевская ордена Октябрьской Революции трижды Краснознамённая орденов Суворова и Богдана Хмельницкого Железная дивизия — так и не стала гвардейской.

Гвардия по традициям русской армии знамя терять не может ни при каких обстоятельствах.

Известно, что часть или соединение, которое потеряло свое знамя, не только расформировывалось. Все его офицеры предавались суду военного трибунала. Полагаю, что в труднейшие месяцы 1941 году тех немногих  офицеров Железной дивизии, которые живыми вышли из этих страшных боев, могли и не отдавать под суд, не время было. Но вот не награждать — могли!

Впрочем, есть и еще одна версия. Вполне может быть, что своевременным награждениям Константина Александровича как раз мешали эти многочисленные ранения, госпитали и эвакуации! Могли теряться документы. Может быть, они где-то лежат в архивах и ждут.

Но вернемся к наградным документам нашего героя.

Итак, 30 января 1943 года на адъютанта старшего (начальника штаба) 2-го батальона 7-го стрелкового полка 24-й стрелковой дивизии лейтенанта Непейводу было оформлено представление на награждение орденом «Красной Звезды». Вот что в нем написано:»Работая Адъютантом во 2-м батальоне до периода наступления (10.1.43) безукоризненно выполнял все порученные ему задания. В момент наступления полка, будучи на переднем крае пехоты, он точно засекал огневые точки противника и давал заявку в батарею на уничтожение их. Его корректировкой на высоте 126.1 было подавлено 3 огневые точки противника. Сломив сопротивление противника полк продвинулся до реки Рассошка. Адъютант старший был ранен его назначают, с порученной работой справляется хорошо. На его боевом счету уничтожено до 30 гитлеровцев. Своим личным примером подымал боевые порядки и вел пехоту в бой.

Достоин правительственной награде орден Красная Звезда.

Командир 7 стрелкового полка подполковник Куяров».

Эту же награду 2 февраля 1943 года утвердил и командир 24 стрелковой дивизии генерал-майор Прохоров. Но Военный Совет 65-й армии (командующий генерал-лейтенант Батов и член Военного Совета полковник Лучко) 20 февраля наградил лейтенанта Непейводу лишь медалью  «За отвагу».

Следующее представление было оформлено 8 января 1944 года — теперь уже на старшего лейтенанта Непейводу Константина Александровича, адъютанта старшего 2-го батальона 7-го стрелкового полка 24-й стрелковой дивизии. Вот что написал командир батальона майор Татаринов:

«Показал образцы постановки работы штаба и управления боем батальона, проявил мужество и отвагу.

19.8.43 г. в боях за деревню Беспаловка умело руководил боем и внезапно и без потерь личного состава овладел деревней. 22.9.43 г. Кураедовка противник перешел в контратаку и стал нажимать на наши боевые порядки, тов. Непейвода возглавил личный состав батальона и умело отразил 3 контратаки пр-ка, одна за другой.

31.12.43 г. в боях за деревню Солотвин организовал четкое управление боем по занятию деревни и смело продвигался вперед. Учет и отчетность боевых действий составлялся своевременно благодаря умелой расстановке и у правление боем сумел сохранить личный состав и технику.

Достоин Правительственной награды ордена «Красная Звезда».

Его поддержал командир 24-й стрелковой дивизии все тот же генерал-майор Прохоров. 2 января утвердил это представление командир 52-го гвардейского корпуса.

Но и в этот раз не суждено было Константину Александровичу получить орден Красной Звезды. 31 января 1944 года командующий 18-й армией генерал-лейтенант Журавлев и член Военного Совета армии генерал-майор Колонин повысили награду — ему вручили орден Отечественной войны 2 степени.

Очередное представление произошло 4 мая 1944 года, командир 7-го стрелкового полка майор Минаков так описал подвиг адъютанта старшего 3-го батальона капитана Непейводы: «17.4.1944 г. в боях за высоту 360.6 в момент артиллерийского обстрела и бомбежки противника наших частей, он сам лично, находясь в боевых порядках, организовал бойцов на отражение наступающего противника, превосходящих сил противника и шел впереди всех в бой воодушевляя своей смелостью и отвагой всех бойцов, которые видя это, с энтузиазмом бросились вперед и отбили наседающего противника.

На реке Быстрая в момент тяжелого положения он самолично переправлял бойцов, где занял оборону на правом берегу, не дав возможности противнику подойти к переправе.

Достоин Правительственной награды ордена «Красная звезда».

Это решение утвердил комдив генерал-майор Прохоров, командир 11-го стрелкового корпуса генерал-майор Иван Терентьевич Замерцев и Военный Совет 18-й армии. Так, с третьего раза Константин Александрович получил орден Красной Звезды.

Ещё представление, составленное 20 сентября 1944 года командиром полка майором Минаковым уже на командира 1 стрелкового батальона капитана Непейводу. Кстати, из него становится известно, что к предыдущим троим ранениям еще добавились и контузия, Константин Александрович был контужен 9 декабря 1944 года.

Текст описания подвига. «За время наступательных боев с марта месяца 1944 года тов. Непейвода проявил мужество, стойкость и отвагу в бою, а также умение руководить боем. Будучи адъютантом старшим 2 стрелковго батальона, все время находясь в боевых порядках, воодушевлял личный состав и личным примером увлекал на боевые подвиги.

За это время батальон прошел с боями до 800 километров и как лучший батальон всегда ставился на ответственные участки который с поставленными задачами справлялся хорошо.

9.3.44 г. в боях за село Забижья на реке Южный Буг батальон обходным маневром ударил противника с тыла, в это время тов. Непейвода лично руководил стрелковыми ротами по ликвидации группировки в районе сахарного завода, а также умело организовал тылы и спецподразделения для уничтожения отступающего противника из села Новый Пиков на переправу. В этом бою батальон уничтожил до 140 гитлеровцев и 35 человек взято в плен из которых большая часть была расстреляна.

С 22 по 28.3.44 г. в тяжелых и неравных боях в районе Сатанов, когда противник превосходящими силами перешел в контратаку тов. Непейвода, находясь в боевых порядках, лично руководил стрелковыми ротами, отрезал пехоту от танков и стал уничтожать наступающего противника, в этих боях батальон уничтожил до 150  гитлеровцев, взял в плен 12 солдат, подбит танк противника и захвачено 2 грузовых автомашины на гусеничном ходу.

С 1 по 3.8 44 г. в районе Мизунь Новый противник перешел в контратаку из направления Выгода, Вельдзиж, Навошин Пшеничник, отрезал батальон и начал с тыла прорываться тов. Непейвода, командуя батальоном, умело организовал круговую оборону и сдерживал натиск превосходящих сил противника в течение 3 дней, все контратаки были отбиты. противник оставил на поле боя до 80 трупов солдат и офицеров.

Достоин Правительственной награды «орден КУТУЗОВА 3 степени».

Генерал-майор Прохоров привычно утвердил представление, его поддержал командир 95-го стрелкового корпуса генерал-майор Иван Иванович Мельников и Военный Совет 18-й армии.

И последняя фронтовая награда Константина Александровича. 5 февраля 1945 года все тот подполковник Минаков оформил представление на командира 1 стрелкового батальона майора Непейводу:

«Тов. Непейвода является участником всех боевых операций проведенных полком в преодолении Карпат в трудных условиях горно-лесистой местности. Он умело руководит батальоном, проявляя при этом личную инициативу, мужество и отвагу. За период наступательных боев он провел десятки усиленных боевых операций батальона.

10-14.10. 44 г. в боях за высоту 734.0 когда противник 10 раз переходил в контратаку, пытаясь возвратить эту высоту, подбрасывая все свои резервы, тов Непейвода умело организовал оборону и прочно удерживал занятый  рубеж. Неоднократные рукопашные схватки для противника дорого обошлись. До 150 гитлеровцев нашли свою могилу на этой высоте, а также 45 пленных. Лично уничтожил до 10 гитлеровцев.

19.10.44 г. в боях за деревню Изворена Гуша его батальон совершил обходной маневр и зашел в тыл противнику, занял выгодный рубеж. навел панику, уничтожил до 50 мадьяр и до 20 пленных.

24.1.45 г. сделал смелый обходной маневр батальон, преодолевая большой тяжелый путь через гору из деревни Жанаровце, вышел на Кровлю Волошки и шоссейную дорогу, отрезав противнику пути отхода, уничтожив  при этом до 40 гитлеровцев, 12 взял в плен, захватил легковую автомашину и другое имущество.

Достоин Правительственной награды ордена «Александр Невский».

Генерал-майор Прохоров утвердил это представление 18 февраля 1945 года. 6 марта Военный Совет 18-й армии (командующий — генерал-лейтенант Гастилович и член Военного Совета генерал-майор Колонин) также поддержал награждение.

 

Прошу простить за столь подробное цитирование наградных листов полковника Непейводы, но, честно скажу, когда я читаю подобные документы настроение у меня улучшается, как от хорошей классической музыки!

Да что там улучшается, оно становится просто бесподобным!

 

…Прежде, чем завершить этот свой исторический этюд о нашем училищном командире, расскажу еще об одном уроке, полученном от него всеми нами, курсантами факультета журналистики, обучавшимися в ЛВВПУ с 1973 по 1977 год.

Видимо начать надо с того, что в названный период комендантом училища являлся капитан Ромасюк. Маленького такого невзрачного вида человечек, но с огромной и мне совсем непонятной ненавистью ко всем нам курсантам. Свою фамилию он не выговаривал и произносил ее приблизительно так: «Капитан Д-Д-Домасюк».

Если говорить о его ненависти к нам, то ярким примером может служить отношение этого «служаки» к нашим курсантским увольнениям. Увольняться из училища необходимо было через основное КПП на улице Гвардейской. Но многим необходимо было выйти, чтобы сэкономить время, с противоположной стороны училища — на улице Суворова (кажется, именно так она и называлась). Многие, собственно, так и делали, срок увольнения был коротким, а дел у курсанта предстояло немало. Поэтому, сберегая драгоценные минуты увольнения, мы сигали через забор на улицу Суворова у санчасти.

Вот чтобы воспрепятствовать подобным нарушениям, капитан Д-Д-Домасюк начал надстраивать этот забор в высоту. И хотя тот поднялся уже довольно высоко, тем не менее курсанты, в силу прекрасной физподготовки, продолжали его легко преодолевать. И тогда упомянутый капитан пошел дальше — стал мазать забор …солидолом.

Кроме отечественных курсантов, одновременно с нами в ЛВВПУ учились представители многих зарубежных армий. Сомалийцы, о которых я уже писал, болгары, чехи, монголы, кубинцы, вьетнамцы, йеменцы, конголезцы и еще какие-то черные племена. К нашему счастью, они раньше нас «получали волю» и устремлялись за пределы училища. И конечно, многим из них надо было выходить через улицу Суворова. Они-то первыми и стирали солидол капитана с забора. Вы представляете состояние этих людей, настроившихся на быстрое свидание с родными, близкими и любимыми и друг оказавшимися в густом, ароматном отечественном мазуте. Такое было впечатление, что два дня на тракторе ездил.

Матюки в честь «мозговитого» Д-Д-Домасюка звучали на всех языках мира. И только его личное отсутствие (можно так выразиться?) спасало капитана от жестокой немедленной расправы. Его били бы «возможно даже ногами»…

На втором курсе мы с удивлением узнали, что капитан получил очередное воинское звание, стал майором. Этот факт наш преподаватель по философии полковник Юрий Чернышев квалифицировал, как действие одного из законов материалистической диалектики: пример перерастания количества в качество, после многих лет службы Ромасюк стал старшим офицером. И уже в этом качестве был назначен дежурным по училищу.

Вместо того, чтобы организовывать учебный процесс, кормежку личного состава, уборку территории и прочие важные дела (не забыть о самом важном курсантском деле — увольнении), этот маленького роста и, как выяснилось, и такого же небольшого ума человек, зачем-то покинул территорию училища и забрел в близлежащее кафе. Называлось оно, если память не изменяет, «Весна», мы же именовали его просто — «Белая лошадь», это где-то в районе водного стадиона.

В это время там отдыхали от тягот и лишений военной службы три парня из нашего курса. Они спрятали автоматы в угол, забросали их своими шинелями, заказали бутылку шампанского и стали оказывать знаки внимания трем местным девицам, которые эти знаки охотно принимали.

Всю эту идиллию испортил вновьиспеченный майор. Угрожая разными карами, действуя как шантажист, он отобрал у курсантов военные билеты и пошел себе обратно, додежуривать.

Вечер наших боевых товарищей был непоправимо испорчен. Они вынуждены были попрощаться с девушками, взять автоматы, шинели и также отправиться в училище. Придя они узнали, что непоправимо испорченным у них теперь может оказаться не только вечер, но и более длительный временной отрезок, а точнее, вся остальная жизнь.

Тут надо сообщить читателю, что генерал Новиков, как раз в это время, училище покинул и на его место был прислан заместитель начальника политического отдела армии полковник Зиновьев. По сравнению с нашим блестящим, умным и образованным начальником, его сменщик оказался «шагом назад». Тот — мог часами без никаких бумаг делать доклад, вести речь о сложных и умных вещах. Этот — косноязычный, мог только что-то почитать по бумажке. Тот — красив, подтянут, образец здорового образа жизни. Этот — вечно потный, обрюзгший (выяснилось потом, что скрытый алкоголик). Тот — образец мужского отношения к женщинам. Этот, зайдя в комнату, и видя, что по команде «Товарищи офицеры» женщины (начальники кафедр и преподаватели) не встали — набросился на них и потребовал встать, после чего ни о каком уважении к нему в курсантской среде не могло быть и речи.

В общем, никакого сравнения «этот» с «тем» не выдерживал!

Но как «новая метла» полковник Зиновьев, которому доложили о задержании трех курсантов в кафе «Весна», потребовал их примерно наказать, а одного — немедленно отчислить!

И тут стали думать и гадать — кого же отчислять? Курсанта Сережу Лаврентьева (кличка «Пельмень» — образовалась от одного абстракционистского и слегка матерного анекдота, который тот любил рассказывать) сразу решили не трогать. Его папа генерал-майор Лаврентьев возглавлял отдел печати ГЛАВПУРа и когда наезжал из Первопрестольной в Львов, то мы особо готовились к этому визиту. И даже проходили всем училищем перед ним церемониальным маршем, под оркестр.

Вторым штрафником был курсант Игорь Парфенов (кличка Кнаб, по-немецки — дитя, моложав был очень) также не подлежал расправе. Его отец хотя и был всего-навсего подполковником, но возглавлял корпункт «Красной Звезды» в Группе Советских войск в Германии. Там как раз проходили какие-то очень важные учения. И как раз в эти дни вышел номер газеты, где на первой полосе был помещен снимок Министра обороны СССР маршала Гречко и начальника ГЛАВПУРа генерала Епишева, беседующих с участниками учений. А между этими военачальниками стоял с блокнотом в руках отец Игорька и внимал высочайшим руководителям. Фото было так талантливо исполнено, что голова подполковника Парфенова была даже больше военачальников. Решили также не связываться.

А вот третий штрафник, курсант Володя Купцов (кличка «Скыр» — производная от одного также абстракционистского и слегка матерного анекдота, который тот любил рассказывать) на Зиновьева впечатления не произвел. Папа — какой-то мелкий партийный клерк из районного центра Казатин Винницкой области. Просто анекдот какой-то — Казатин. (Кстати, одна из украинских народных поговорок гласит: куда бы ты по Украине не ехал, все равно в Казатин попадешь). Короче, решили всех нас учить на примере Купцова.

Память уже не сохранила многие подробности да и расспросить уже у некого (все эти три курсанта уже ушли от нас в мир иной), но помниться, процедура исключения Скыра из курсантского сословия была жестокой и молниеносной. Приблизительно, по моим представлениям, с такой жестокостью была произведена «гражданская казнь» Федора Михайловича Достоевского при проклятом царизме. Может быть, только шпагу над головой Скыра не ломали.

Произошло это печальное событие в субботу. День запомнился потому, что вечером мы шли в увольнение и Вова Купцов уже в солдатских погонах открывал нам калитку на КПП. Исхудавший и почерневший от переживания. Мы его искренне жалели.

Но! Видимо Скыр не только калиткой занимался. Он сумел найти время, добежать к междугороднему телефону, а его будка как раз стояла напротив КПП, и позвонил в «легендарный» Казатин.

А дальше события развивались следующим образом. Ранним утром отец Вовы, партийный секретарь местного райкома, прибыл поездом во Львов и сразу последовал к своим друзьям по партии.

Тогда же, в понедельник, состоялся очередной обычный развод на занятия курсантов. На нем с сообщением о «преступлении» нашей троицы курсантов выступил полковник Зиновьев. Как всегда косноязычно сообщил о том, что один из них уже изгнан из училища, а еще два ждут своей участи. Далее шла бредятина о «каленом железе», которым он будет выжигать и наводить дисциплину и порядок! Сейчас вот думаю — это каким же глупым и неумным надо быть педагогом, чтобы тысяче молодых людей с утра так портить настроение.

Полковник Зиновьев победным шагом отправился в штаб и там ему сообщили: его срочно вызывают на заседание бюро Зализнычного райкома партии, членом которого он являлся. Через час он был там, а еще через 15 минут ему впаяли строгий выговор с занесением в учетную карточку — за дискредитацию партийных работников, которые ведут сложную идеологическую борьбу с противниками, а их бьют в спину. Короче, там ребята были опытные, жалобы папы Скыра восприняли в полной мере и свой выговор оформили правильно.

Когда офигевший полковник, до этого за тридцать лет службы не получивший ни одного взыскания, а тем более такого, вернулся в свой роскошный кабинет и дрожащими руками налил стакан коньяка, зазвонил телефон. Он снял трубку и чуть не опрокинул стакан, это был член Военного Совета округа, генерал-лейтенант. Он спросил строго — что там за история с курсантом Купцовым. И не слушая еще более косноязычного бормотанья полковника объяснил тому свой интерес. Дескать, только что звонил его коллега, член Военного Совета Одесского военного округа, дядя Володи Купцова, и просил правильно разобраться там во всей этой истории.

Короче, допив бутылку конька, полковник Зиновьев принял самое разумное в этой ситуации решение. Он позвал, конечно же, полковника Непейводу и попросил его, как ветерана училища, знающего все его тайны, правильно разобраться в истории с трема провинившимися курсантами-журналистами.

Что происходило потом мне рассказал Сережа Лаврентьев:

«Нас троих вызвали к Непейводе. Он встретил нас в своей приемной. Молча и довольно зло осмотрел каждого. Просто испепелял взглядом. Если бы мы были из бумаги, то вспыхнули бы. Поругал и приказал сесть там же, в приемной. Мы угрюмо заняли места на трех стульях, ожидая очередного этапа расправы.

Потом Непейвода попросил дежурного найти майора Ромасюка и направить его к нему в кабинет. Через несколько минут, буквально вприпрыжку мимо нас проскочил майор Ромасюк, победно оглядев наши сумрачные фигуры. Он закрыл дверь, но полковник потребовал дверь открыть и мы стали слышать весь их диалог.

Константин Александрович спросил:

  • кем был в тот день Ромасюк? Тот бодро отрапортовал, что являлся дежурным по училищу.
  • А что вы, являясь дежурным, делали в этом кафе? — Задал он неожиданный вопрос. Майор поперхнулся и замолчал. Этот вопрос Непейвода повторил еще несколько раз. Ромасюк искал какие-то ответы, но его голос становился все тише, а потом он совсем замолчал. А мы сидя в приемной прямо ожили, даже улыбнуться захотелось.

Короче, драл он этого Ромасюка, со всей пролетарской беспощадностью. Вспомнил все жалобы на этого предурочного коменданта. Закончил свою беседу словами», Товарищ майор, найдите себе работу! Иначе я ее сам вам найду!»

Ромасюк пулей выскочил из кабинета. За ним медленно и устало вышел Непейвода. Оглядел все таким же строгим взглядом. И сказал: «Идите, учитесь и не нарушайте!»

Мы так потом и делали. Учились и старались не нарушать.

А теперь мораль. На кафедре журналистики такой зубр, как подполковник Бугаец учил нас, что нужно не просто писать, а что-то в конце еще и предлагать.

Вот я и хочу предложить встретить столетие нашего командира и учителя таким мероприятием, которому он посвятил всю свою жизнь — строевым смотром. Это ведь не так трудно. Узнать у Шурика Князева точную дату его появления на свет и в этот день провести, если хотите всемирный смотр курсантов ЛВВПУ имени полковника Непейводы! Ау, Европа, Азия, Африка, Америка! Понятно, что не маршировать, не смотреть белизну подворотничков и блеск обуви, а произвести перекличку, посчитаться.

Поднять рюмку за живых и вспомнить уже ушедших от нас.

В такое тревожное и разделяющее нас время было бы здорово, если нашлось что-то нас соединяющее.

Лучше всех это сделает имя Непейводы!

…Если бы Бог своим могуществом позволил мне вновь встретить дорогих моему сердцу людей.

Я бы поцеловал бы руки Лидии Фоминичне Борисовой, отдал бы осторожно честь Константину Александровичу Непейводе, а Василию Петровичу Новикову сказал:

«Товарищ генерал, я смог, я научился!»

И всем бы поклонился низко.

Нет, стал бы на колени перед ними…

 

—————————————-

Владимир Мусиевич Галайко, служил срочную в Погранвойсках КГБ СССР, младший сержант, выпускник факультета журналистики ЛВВПУ и ВПА им. Ленина, полковник запаса, автор нескольких книг и лауреат литературных премий.

Фото Владимира Галайко.

О Александр Волк

Александр Волк  ( волонтер до 2021) Хайфа

34 комментария

  1. Хайруллин

    Потрясно! Ай да Галайко! Писано сердцем, на одном дыхании. Плюс к тому и подготовка была произведена в соответствующем архиве. Преклоняюсь перед юмором, знанием до тонкостей той жизни и быта, вторые «Очерки бурсы» Помяловского. Со своей стороны, хочу отметить, что обрисовка образа Непойводы легко совпадает с тем образом, который и в мою память запал. Вот два кадрика. № 1. Поступал в Уссурийске в 1974 г. после почти 3-х лет службы на ТОФе. Получил там от п/п-ка Пархневича справку о поступлении и зачислении на ф-т ж-ки. Прибыл в ЛВВПУ 25 авг. Сразу оказался в штабе в приёмной у кабинета зам. нач. училища. там же ждали приёма ещё четверо — поступившие на КПР из ГСВГ. Заводят нас пятерых к Непейводе. Знакомится с каждым, поздравляет с прибытием. Спрашивает: есть ли вопросы? Поднимаю руку: есть! Спрашиваю: какую форму носят курсанты ф-та журналистики? ответ: общевойсковую. Вопрос: а можно мне носить свою, флотскую. Ответ: вас переоденут обязательно. Такой оборот мне пришёлся не по вкусу. Непейвода испытывающе смотрит на меня и говорит: не нравится — пишите рапорт на отчисление! Конечно, я не был идиотом… Второй эпизод. Летом при переходе с 3-го на 4-й курсы мы с Аньковым возвращались после стажировки на Северном флоте через Ленинград. В аэропорту Пулково возле эскалатора встретили Нашего Непейводу по гражданке с супругою. Вот это была встреча! Мы обняли и расцеловали нашего бывшего замначальника как отца родного. Константин Александрович был также очень взволнован встречей, тыкал пальцем нам в грудь и говорил супруге: это мои хлопцы…

  2. Марат просто

    Галайко молодец! Спасибо просто от всех лиц татарской национальности!

  3. Иван Рудич

    Спасибо Володя, что воспоминаниями о К.А. Непейводе ты побудил нас ещё раз вспомнить о наших прекрасных курсантских годах.

    Вспомнить о товарищах, с которыми учились, о тех, кого уже, к сожалению, нет с нами.

  4. Иван Рудич

    Володя, прочитал твои воспоминания и будто снова вернулся в наши незабываемые курсантские годы.

    Много историй и у нашего курса было связано с Константином Александровичем Непейводой.

    Он у нас преподавал секретное делопроизводство.

    Спасибо тебе, Володя, и за добрые слова в адрес того, кто наставлял нас на путь истинный.

    Кстати, не помню чтобы по инициативе Константина Александровича за какие-то провинности отчислили хоть одного курсанта. На «губу» некоторым из нас он «путёвки» выписывал.

  5. В легендарное ЛВВПУ поступив в 1983-м, когда первым замом начальника училища был полковник Кобозев, но горжусь нашим земляком, украинцем Константином Александровичем Непейводой, которого знает весь военный Интернационал!!!

  6. Виктор Андрусов

    Легендарный полковник Константин Непейвода… Это мой личный фотоснимок, на котором я заснял его при получении ценного подарка.
    Хочется похвалить Владимира, что написал о заместителе начальника ЛВВПУ так интересно и подробно, как не писал до него ещё никто.

    Я расцениваю материал как научную дисссертацию.

  7. Борис Анушкевич, ЛВВПУ-72

    Владимир Мусиевич, спасибо!

    Замечательные слова о замечательном, справедливом фронтовике-Командире!

    16 мая сего года на своей страничке в ФБ я разместил короткий пост о Константине Александровиче и повторяться не буду.

    Добрую память оставил о себе этот невысокого роста Большой Человек!

  8. Александр Овчинников

    Володя! Спасибо за экскурс в нашу юность и за столько теплых слов в адрес замечательного человека — справедливого, великодушного и понимающего.

    Жаль, что их не так много.

    Поддерживаю тебя в предложении «строевого смотра».

    Пусть каждый выскажет, поделится своим…

    С наступающим 2018-м! Здоровья, удачи, благополучия!

  9. Владимир Гондусов

    Володя, спасибо тебе за такие добрые слова о нашей курсантской юности и наших наставниках.

    Благодаря им, мы состоялись в жизни.

    Всех коллег поздравляю с Новым годом.

    Побольше в жизни светлых и радостных дней, и по минимуму — мрачных и ненастных.

    Удачи во всем.

  10. Марат Сыртланов:

    Хорошего автора — на щит!

  11. Спасибо, Володя!

  12. Спасибо, Володя! Рад за тебя, как мастера пера

  13. Владимир Сосницкий:


    К.А.Непейвода — это не просто легенда ЛВВПУ,

    а его духовный стержень — Батяня.

    • Галайко

      Привет, Володя! с южным Новым годом! Крепкого здоровья, успехов в творчестве!
      Что касается «Батяня» — мне кажется к этому образу ближе Утыльев, который учил нас в ВПА. Непейвода — это что-то «выше по должности». Это как такой сгусток воли и добра.

  14. Павел Береговский

    Володя! Саня! Здорово!

    Материал очень содержательный и интересный.

    Супер! Поздравляю!

    Такой материал делает честь не только его автору,

    но и Сане Волку, да и всему нашему славному ЛВВПОКЗУ!

    Спасибо, дорогой Володя!

    Спасибо, дорогой Саня!

    • Галайко

      Привет, мой калужский друг! Ты уж расхвалил! писать о таких людях — большой почет!
      Тебя же с праздником, все твоих родных и близких. Здоровья, успехов, удачи!

  15. Василий

    Спасибо за очерк. Прочитал на одном дыхании. И хотя мы, курс 1977-1981 г.г.учебы, имели дело с «молочным братом» Непейводы, полковником Кобозевым, очень похож типаж, характер и даже поступки этих легендарных ветеранов-фронтовиков.

    Наверное, само то время и сама (неблагодарная, и мне кажется, даже собачья) их должность «зампострою», ответственных за дисциплину и порядок в элитном ввузе, диктовала такой стиль командования и обучения.

    Очень точно переданы воспоминания, мысли, переживания, чувства и даже запахи той незабываемой атмосферы поступления, обучения, взаимоотношений на курсе, в училище.

    А почему бы не создать нам галерею таких воспоминаний о наших учителях, командирах, наставниках, о славном нашем училище?

    • Юрий Сидоров, выпуск 1975, КПР

      Спасибо, однокашник, душевная статья! Полковника Непейводу помнят все, кто учился в славном ЛВВПУ в годы его службы и даже после его увольнения. Статью эту прочёл только в мае 2020-го, благодаря Саше Волку, который разместил её в своей интернет-газете. Одна поправка в ответ на один коммент: Константин Александрович никакой не украинский, он — Советский Офицер, коими многие выпускники и остались!

  16. С большим интересом, перечитывая по нескольку раз отдельные места, прочел статью.

    Спасибо автору за невольную возможность перенестись в воспоминаниях в те далёкие славные времена.

    И в моей жизни, моей молодости было ЛВВПУ, учёба на его легендарном журфаке. Пусть жизнь распорядилась так, что шагать по карьерным ступеням военной журналистики мне не пришлось, положа руку на сердце скажу: годы службы и обучения во Львовском училище стали для меня поистине судьбоносными.

    Когда-нибудь (Бог даст!) заставлю себя сесть за компьютер и написать свои воспоминания об этом удивительном времени.

    Есть что вспомнить!

    И в этих воспоминаниях, конечно же, найдется место – и не последнее – легенде ЛВВПУ – полковнику Непейводе. А полковника Бабушкина, начальника журфака, разве можно будет обойти вниманием?

    Еще раз Владимиру Галайко – сердечная признательность за эту публикацию. С наступающим 2018 годом, здоровья, бодрости, оптимизма!

    P.S. Хорошо помню Володю Новикова. Поначалу, встретив его имя в статье, подумал: надо же какое совпадение! И у нас на курсе учился всегда пышущий румянцем добродушный простоватый здоровяк точно с таким же сочетанием имени и фамилии. Оказалось, никакого совпадения, и речь – об одном человеке.

    Просто я не знал, что у Новикова Володьки была неудачная попытка поступления на журфак ЛВВПУ – годом ранее…

    • Галайко

      Дорогой Автомат Калашникова!С праздником! С Новым годом! Здоровья, удачи и хорошей оружейной смазки.

  17. Эдуард Лунев

    Володя!

    Много, Умно, разнообразно.

    Самое интересное, что у Наполеона был такой же рост, у Ленина — 1м62см, у Сталина -1м64см.

    Интересно, кем бы мог стать Непейвода в другой исторической конфигурации?

    • Галайко

      Эдик! С Новым годом! Здоровья, удачи, успехов!

      • Тезка. Больше известный в миру как Мироха.

        Володя! Рад был услышть о тебе. Я тоже с теплотой вспоминаю дядю Костю. Наверное если бы каждый из нас написал своё о Непейводе-получилась бы книга, достойна встать в один ряд с бессмертным творением Ярослава Гашека…

        А того курсанта, что пародировал звали Ваня Зенов.

        Возмущенный Непейвода вопрошал:

        «Товарищ Зенов! Кто командует училищем? Я или Вы?

        Рад был встретить в коментах и Боба Анушкевича,и Сашу Рамазанова, и Витю Андрусова, и Эдика Лунева, и Марата Сыртланова…

        Я — за встречу!!!

  18. Юрий Бова, ЛВВПУ-77, КПР

    Большущее спасибо тебе за публикацию очерка п-ка Вл. Галайко о легендарном п-ке Непейводе.

    Воспоминания и еще раз воспоминания,

    как будто-бы побывал в родном училище:

    еще раз большое спасибо!

  19. Рамазанов Алескендер

    Редактору: Саня, в один мах прочитал о Непейводе!

    Знаешь, когда я о нем впервые услышал?

    В 1979 году, в Белой Церкви, от покойного Мишки Семенова,
    а потом от многих и много.

    Вот, лично не знал полковника, а образ сложился из сотни рассказов.

    Молодец полковник Галайко!

    Душевно написал, с легкой грустью и любовью.

    • Галайко

      Спасибо. С Новым годом! Здоровья, счастья, удачи! Могли мы с Вами в одно время служить в Закавказье?

  20. Дышев Сергей

    Какой прекрасный очерк о великом человеке, Константине Александровиче Непейводе, ты написал, Владимир Мусиевич!

    Будто вернулся в ту замечательную эпоху, когда у руля страны еще стояли фронтовики.

    Спасибо!

    Дышев Сергей.

  21. Валерий Галкин, ЛВВПУ-КПР-74

    Спасибо за статью!!! Я тоже обязан поступлению К.А Непейводе. А продолжению учёбы Новикову В.П.

Оставить комментарий к Эдуард Лунев Отменить написание

Ваш email нигде не будет показан