Олег Мицура. Рассказ. Птицы пьяно-голосые

Мне казалось, что именно на меня обращены восхищенные взоры женских прелестниц, и от этого я брал такие ноты, которые при других обстоятельствах взять не мог.

Но этому мигу торжества предшествовала череда изнуряющих тренировок сначала на территории училища, а затем ночью в центре города. В ноябре погода во Львове весьма мерзопакостная. Все мои нынешние хондрозы родом оттуда. При температуре в 0 градусов в воздухе постоянно присутствует мелкая водяная взвесь в форме тумана, отчего уже через 20 минут шинель насквозь пропитывается влагой, а ещё через 10 минут тебя начинает колотить мелкий, противный озноб. Те, кто ходили в парадной коробке, имели за пазухой флакон из-под шампуня, наполненный некой горячительной жидкостью, которую они через соломку потягивали как во время прохождения, так и в перерывах между уроками шагистики, отчего вид имели молодцеватый и радостный. Мы же наглости такой ещё позволить себе не могли, а страх быть пойманным за потреблением «огненной воды» во время подготовки к такому знаменательному политическому празднику напрочь отшибал саму мысль о подобном святотатстве. Отчего вид имели на тренировках синюшно-жалостливый и тоскливо-унылый.
Участников хора первого и второго курсов ставили под стенами оперного театра, где они и стояли до полного окончания тренировок по прохождению парадных расчётов, которые длились порой по 4-5 часов и завершались под утро. Уже в самом конце этих испытаний хоровиков загоняли в общий строй училища, и мы, надрывая голосовые связки, уже не пели, а буквально орали песни, пытаясь хоть таким образом разогнать кровь и хоть немного согреться.

В одну из таких ночных тренировок, когда погода была особенно мерзкая, и капли дождя, падая за шиворот, уже не вызывали рефлекторного передёргивания всего тела, безнадёжно утратившего эту способность, Андрей Вакулин обнаружил, что за дверью театрального бара, расположенного в стенах оперного театра, несмотря на график работы, повествующий о том, что рабочий день сего почтенного питейного заведения давно закончился, в нём теплится (и довольно активно) жизнь!

Срочно был собран совет из пяти продрогших хоровиков пятой роты на предмет – твари мы дрожащие, или право имеем?! Срочно подсчитали имеющиеся финансовые ресурсы и поняли – к сожалению, да…твари дрожащие. На пятеро рыл набрался всего один мятый рубль. Но там, за дверью, так весело играла музыка, сквозь чуть приоткрытую дверь так уютно обволакивало тёплым, сухим воздухом, что устоять перед соблазном хоть ненадолго окунуться в этот наполненный восхитительной негой и (чем чёрт не шутит, а вдруг?) пороком мир не было мочи.

Предварительно проинструктировав первокурсников, чтобы нас «в случае чего» срочно вызвали, мы, подталкивая друг друга, несмело переступили порог этого влекущего и манящего заведения. Навстречу нам вышла молодая симпатичная дивчина в безумно модных и от того безумно дорогих, настоящих джинсах, обольстительно обтягивающих налитые бёдра. «Мальчики, вам чего?» – «Нам бы водички попить», – нашёлся «находчивый» Андрюха, за что получил незамедлительный пинок в копчик, так как наш внешний вид убедительно свидетельствовал о том, что с чем-чем, а с водой, обильно стекающей с наших фуражек и шинелей, у нас всё было в порядке. «У нас деньги есть», – показал Тимоха мятый рубль в подтверждение нашей финансовой состоятельности. «Та-а-а-к, – протянула дивчина, быстро оглядев наши мокрые фигуры, жаждущие напиться «водички», – заходите». Мы не поверили своим ушам, но развернуть обратно на улицу нас – не было такой силы на земле!

Перешагнув порог следующей двери, мы оказались в раю! Или в гнезде порока… (это как кому угодно). Негромко играла музыка, всполохи цветомузыки разноцветными огнями подсвечивали уютные диванчики, барную стойку и столы, уставленные импортными напитками и усыпанные шоколадом и конфетами. За столами сидели молодые юноши и девушки из другого мира, не одетого в хаки и затянутого в ремень. Это бармены и официантки после рабочего дня отрывались по полной. В те годы принадлежать к представителям этой дефицитной профессии было практически невозможно. Именно они, небожители ресторанных и барных эмпирий, определяли, кто достоин, а кто нет посетить их «святая святых».

Простой смертный с улицы был обречён вечно стоять у входа в бар или ресторан перед табличкой «МЕСТ НЕТ» в тщетной надежде, что они вдруг появятся. Никогда и ни за что! Все места давно были распределены между «нужными» людьми, входящими в этот тайный орден «распределителей дефицита».

И вдруг… о чудо! К нам снизошли! И уже очень скоро мы гармонично влились в этот молодёжный коллектив барных небожителей, пахнущий импортной выпивкой и французским парфюмом. Андрюха бренчал на гитаре, я травил анекдоты и произносил тосты. Миргородский шептал что-то на ушко сразу двум официанткам, приобняв их за талии, отчего последние пунцовели щеками и смеялись подмигивая друг дружке. Наш мятый рубль был насильно втиснут обратно, всё угощение шло за счёт принимающей стороны, которая (в свою очередь) гуляла за счёт чаевых своих посетителей, а так же «недолива» и «недовеса» оным же.

Спустя два часа мы, слегка пьяные и весёлые, покинули наших гостеприимных хозяев, унося с собой приятные воспоминания, бутылку презентованного «Мартини», шоколадные трюфели, небрежно рассованные по карманам шинелей, но самое главное – приглашение непременно заходить каждый раз и без стеснений! На улице идущий мелкий дождь уже не казался таким отвратительным, окружающее вдруг приобрело цвет и вкус. Жизнь прекрасна! Угостив «молодёжь» конфетами, мы с особым воодушевлением исполнили песнь во славу Красной армии, которая (а кто бы сомневался) всех сильней. Отныне нас пятерых объединяла особая тайна. Теперь мы с нетерпением ждали часа ночных тренировок, наглаживая форму, обильно поливая себя туалетной водой и оттачивая мастерство риторики. Ночью нас ждали в театральном баре, где мы стали любимцами местной «богемы». Этакие «принцы крови» – по-аристократически безденежные, но романтически увлекающие сказочными перспективами. Но как только пробивало три часа ночи, как и положено в сказке о Золушке, мы превращались во второкурсников-хоровиков, одетых в чёрные шинели и спешащих занять своё место в общем строю среди таких же, как и они – доброй сотни «золушков».

День последней ночной тренировки неотвратимо приближался. По негласной традиции последняя ночная тренировка была самая затяжная, ибо вслед за ней, через день, был сам парад. Поэтому всех участников тренировки гоняли до седьмого пота, и этот «потогон» затягивался до пяти утра.

Но пятеро поющих из пятой роты были этому только рады. Значит, час превращения из принцев в «золушков» можно перенести с трёх до четырёх часов утра. А это целых шестьдесят дополнительных минут кайфа, которые мы (как никто) умели использовать по полной. Эта способность была тем «секретным оружием», которое давало нам выгодное преимущество пред нашими «цивильными» (гражданскими) ровесниками. Если последним для завоевания благосклонности прекрасной половины, её обольщения и влюблённости в себя хорошего требовалось от недели до месяца, мы, постоянно ограниченные во времени, достигали подобного результата за один вечер.

Этой ночью отмечали день рождения барменши Дарки. Она специально для нас пригласила своих подруг. Мужчин (кроме нас) в этот вечер в баре не было. На каждого приходилось по три девушки. Вино, шутки и тосты лились непрерывным потоком. Мы были в ударе! А время, между тем, неумолимо приближалось к четырём часам утра. Но покинуть этот «Эдем» на пике восторга и веселья решительно не было сил. После непродолжительного совещания единодушно приняли решение задержаться ещё минут на тридцать. Но всему приходит конец… Боже! Как невыносимо трудно было разрывать страстно-сладостные объятия восхитительных одалисок, чьи тёмные очи обещали блаженство, а бесстыдные пунцово-страстные губы намекали о том, в чём самому себе было стыдно признаться. В затуманенном страстью и винными парами мозгу вдруг стал зловеще проявляться образ ротного Борисюка с его дьявольской улыбкой. «Товарищ курсант, пять нарядов вне очереди во время отпуска!» – громом прозвучало в голове. Из ноздрей его повалил дым, запахло серой, и с презрительным хохотом видение исчезло в смрадной дымке. Я взглянул на часы – было ровно пять утра…

«Все на выход!» – первым вывалившись из дверей бара и бросив взгляд на центральную улицу, вдруг почувствовал звенящую пустоту внутри себя. Центр города был совершенно пуст! Среди гнетущей тишины громовым скрежетом на всю площадь звучал сухой лист, гонимый осенним ветром по львовской брусчатке. Ужас случившегося обрушился со всей мощью на меня. Это значит, что тренировка давно закончилась, и нас, скорее всего, не досчитались. ПАЛИВО! Самое страшное, что могло нам грозить за это – лишение очередного отпуска. А это катастрофа: все планы, которые так долго и тщательно вынашивались всё это время, летели в тартары! Нет, решительно этого допустить было нельзя! Вся пятёрка певунов, поникшая под тяжестью произошедшего, одиноко стояла посреди пустынной площади ночного города, подпирая плечом друг друга. В воздухе слышался тонкий и, вместе с тем, оглушающе громкий звук разбившегося хрусталя. Это рушились отпускные хрустальные планы птиц сладкоголосых!

Тогда я ещё имел хорошую спортивную форму, как-никак КМС по лёгкой атлетике, а, значит, была надежда догнать хотя бы оцепление и подготовить легенду отсутствия нашей пятёрки.

С благословления четверых я рванул вслед ушедшим. Впрочем, рванул – сильно сказано. С первых метров забега меня мотало в разные стороны, как моряка на палубе корабля, попавшего в шторм. Эти проклятые фонарные столбы так и норовили встать на моём пути или подставить подножку.

Я уж не говорю о наглых деревьях, внезапно возникающих из темноты и угрожающе протягивающих корявые ветви-лапы, так и стараясь попасть в глаза. Врёшь – не возьмёшь! Но, по мере того, как свежий ночной воздух проникал в лёгкие, вытесняя из крови алкоголь, тем самым вызывая просветление в мозгах и улучшая координацию движений, шаг становился всё более твёрдым, а бег всё более осмысленным. Чу! Впереди мелькнули красные флажки замыкающего колоны. Ускоряюсь и настигаю колону первокурсников из оцепления. «Хор давно прошёл?» – на выдохе выхаркиваю вопрос. «Да минут как пятнадцать-двадцать назад», – отвечает младший сержант, завистливо поведя носом вслед мне. «Что пил?» – слышу вдогонку вопрос. Не отвечаю, главное – не сбить дыхание.

А сейчас начинается самое трудное – длинный и довольно крутой подъём по улице Гвардейской до самого училища. Не отвлекаюсь на всё чаще попадающие группы оцепления, бредущие на «базу». Вот и ворота училища! Ускоряюсь. Лёгкие работают, как кузнечные меха. Воздух с хрипом и брызгами слюны вырывается через широко открытый рот. Казарма! Дошёл! Стараясь сдерживать дыхание, из последних сил взбегаю по лестнице на крыльцо и из-за неплотно прикрытой входной двери слышу слова комбата, адресованные ротному: «Товарищ капитан, разберитесь! Ваши хоровики разбежались, никого собрать не смогли». Мгновенно просчитываю ситуацию, попутно удивляясь чёткой, холодной рассудочности недавно совсем ещё размягчено-пьяного мозга. Дождаться ухода комбата, отвлечь внимание ротного на себя, дать остальным певчим просочиться в казарму. Главное – не «спалиться»! «Палится» один – «палятся» все. Основная трудность – ротный, сука, не пьёт! По крайней мере, за два года учёбы замечен ни разу не был, а нюх на выпивших имел собачий. Была слабая надежда на то, что за время пробежки моё алкогольное амбре хоть частично выветрилось. Выбора не оставалось – пора!

Открываю дверь и буквально нос к носу сталкиваюсь с ротным:

«Мицура, а где остальные?»

От неожиданности ранее заготовленная версия событий напрочь вылетает из головы, но надо говорить, и я говорю. Краем сознания понимаю, что несу ахинею, и от осознания этого несу «пургу» ещё более крутую, ожидая лишь одного – чтобы он остановил меня, избавив от этого мучения – осознанного бреда.

К моему ужасу, ротный явно с вниманием прислушивается к тому, что я несу, в некоторых местах согласно кивая. «Издевается», – подумал я.

В этот момент распахнулись входные двери, к которым я стоял лицом, а ротный соответственно спиной. В них обрисовался дуэт «птичек». Возглавлял его Андрюша, который и трезвый выглядел пьяным, а в тот момент это была квинтэссенция алкоголика-затейника.

На лице мгновенно происходила смена выражений от идиотски-задумчивого до придурковато-задорного. Держась за стеночку, вслед за ним двигался Петя Омельчук. Шапка на затылке, из-за пазухи предательски выглядывала бутылка водки «Пшеничная». Ротному достаточно было чуть скосить взгляд в сторону, чтобы, увидев живописную парочку, всё понять.

Осознавая это, я повысил голос и стал изображать в лицах, как у кого-то скрутило живот, а кто-то переводил старушку через дорогу (это в пять часов утра!), чтобы её не задавил трамвай.

Наконец, ротный прервал меня: «Так, Мицура, я ничего не понял… Через пять минут проверю, чтобы все были в койках».

Я стоял оглушённый услышанным. Свершилось чудо! Меня не разоблачили, а так как за это время остальных горемык через окно втащили в казарму, через пять минут все были в койках, в чём ротный мог лично убедиться.

Для меня было загадкой – как такое могло произойти?! Ещё ни одному курсанту, хоть мало-мальски употребившему спиртное, не удавалось провести его.

Утром дневальный раскрыл мне секрет произошедшего чуда:

«Ну, Мицура, вчера был номер! Когда вы с ротным стояли друг напротив друга, и ваши колебания синхронно совпадали по амплитуде».

Оказывается, он был тоже подшофе! Всё же, чудеса случаются!

Ни до, ни после, до самого нашего выпуска никто ротного пьяным больше не видел.