Молодой следователь. Глава 2. Прокуратура

 

В кабинет следователя вошёл молодой человек в военной форме без знаков различия. Манжет левого рукава его гимнастёрки был подогнут, что говорило об отсутствии кисти левой руки.

— Здравствуйте, — обратился он к сидящему за столом пожилому мужчине, — Ребров Георгий Степанович. Направлен республиканской прокуратурой в ваше распоряжение, Нодар Анисимович. Вот мои документы.

— Здравствуйте, — хозяин кабинета протянул руку, — очень рад, что, наконец, перестану вариться в собственном соку.  Вам в прокуратуре обо мне, я вижу, рассказали. Расскажите о себе. Давно с фронта?

— Уже три месяца. В госпиталях отдыхал. Пора и за работу.

— Отдыхал, говоришь? А воевал, на каком фронте?

— Первый Белорусский.

— Пехота?

— Она, родная.

— Образование?

— Юрист. Учился в Москве. Последний госэкзамен сдавал уже, когда война началась. Практики никакой, но вы не волнуйтесь, я легко обучаемый человек. И рука не помеха.

— Да я и не волнуюсь, сынок. Где остановился? Когда приехал?

— У знакомых. Приехал вчера вечером. Надеюсь, найду какое-нибудь жильё. Я один.

— О твоём жилье я позабочусь. Ты завтракал?

— Нет. Очень спешил к вам. Боялся, что вы уедете по вызову. Но мне повезло.

— Чуть позже позавтракаем вместе. Вытерпишь? А сейчас поедем к медикам. Интересно, что они там нарыли. Георгий – это по-русски Жора, а по-нашему Гоги. Не возражаешь, если я буду так тебя называть? Откуда здесь знакомые?

— Сделайте одолжение. Меня мама так называет. А знакомые – это семья маминой школьной подруги. Они вместе учились в Тбилиси.

— Вот как! А где она сейчас?

— На фронте. После отца и мама ушла на фронт. Они медики. Оба в прифронтовых госпиталях сейчас.

— Пошли, Гоги. А то я тебя голодом уморю. Что я скажу тогда твоей маме?

По дороге следователь рассказал Георгию о цели их визита к судмедэкспертам.

— Хочу тебя сразу поставить в известность, Гоги, человек, к которому мы идём, Серго Давидович, гениальный человек. Мы с ним всю жизнь вместе проработали. Мы с ним такие дела раскрывали…. Без него я ничего не мог бы сделать, честное слово. Ты его внимательно слушай. У него лишних слов не бывает.

Когда они вошли в отделение судебной экспертизы, навстречу им поднялся пожилой импозантный мужчина с добрым лицом и ироничным взглядом больших карих глаз.

— Здравствуй, дорогой Нодар. Рад, что, наконец, в твоём полку прибыло. Здравствуй, молодой человек, протянул он руку Георгию, — садись и рассказывай, кто ты есть. Что ты с фронта, знаю. Что юрист, знаю. Где учился?

— Несколько классов в Тбилиси, остальные годы в Москве.

— В Тбилиси учился? Грузинский язык знаешь?

— А как же?

— Кто родители? И где они?

— Родители оба медики. Сейчас – на фронте, в прифронтовых госпиталях работают.

— Слышишь, Нодар, люди в прифронтовых госпиталях работают, а я здесь твоих трупов режу.

— Завёлся! Ты не моих трупов режешь, а проводишь экспертизу. И не морочь голову, Серго. Ближе к делу. Мы очень спешим. Что ты выяснил?

— Хорошо, но прежде, чем я расскажу вам интересные вещи, приглашаю вас сегодня вечером к себе.  Итак, этот тридцатилетний парень не хлипкого телосложения, но… я почти уверен, что убил его пацан. Нож прошёл между рёбер, не задев их, и попал прямо в сердце. Заинтересовал меня нож. Я замерил разрез, и нарисовал лезвие ножа. – Он положил на стол лист бумаги, на котором было нарисовано узкое лезвие длиной 8см. – Во время проникновения ножа в тело этот парень сидел.

— Откуда ты это взял? – Насторожился следователь.

— Пальто у него было расстёгнуто, а пиджак застёгнут на две пуговицы. Если бы он стоял или лежал, борт пиджака, прикрывал бы то место, куда пришёлся удар ножом. А когда человек сидит в застёгнутом пиджаке, борта его немножко оттопыриваются. Нож пробил только рубашку. Таким ножом нельзя убить человека, если не попасть прямо в сердце, не преодолевая никаких препятствий. Это попадание было случайным. Вообще, такие ножи носят пацаны. Они часто пускают их в ход во время поножовщины, но при этом практически никогда не получают серьёзных ранений. Мы сейчас сходим к криминалистам. Там Датико собрал большую коллекцию ножей, в том числе точно таких. Очень многие подростки ходят с такими ножами.

В отделе криминалистики Датико подвёл их к узкому и длинному столу, стоявшему у дальней стенки, и снял покрывающую его парусину. К зелёному сукну были прикреплены тонкими проволочками ножи. Коллекция состояла, как бы, из двух блоков. В первом блоке были собраны различные ножи, финки и даже, вошедшие во время войны в моду, кортики – ножи с длинными прямыми лезвиями и круглыми наборными рукоятками. Второй блок состоял из небольших ножей, не отличающихся принципиальным разнообразием. Рукоятки большинства ножей состояли из обработанных накладок: деревянных, алюминиевых, целлулоидных. Серго Давидович отсоединил один нож с рукояткой из красивого розового целлулоида.

— Вот таким ножичком был убит твой клиент, Нодар

— Датико, ты уже отправил в Тбилиси запрос с его отпечатками и данными, найденных у него документов?

— Отправил с нашим сотрудником. Буду держать вас в курсе дела, Нодар Анисимович.

— Серго, он долго находился в воде? – Спросил следователь.

— Совсем немного. Основное время он находился на отмели, куда его вынесло течением. Скажу тебе больше, Нодар, в воду он попал на глубоком месте – все пуговицы на его одежде целы. Кроме одной маленькой на левом рукаве пальто. Но её могло и не быть к этому моменту. Учитывая всё это, думаю, что он попал в речку недалеко отсюда, выше пешеходного моста метров на пятьдесят – семьдесят. Там глубоко и там, на берегу большой пустырь. Берег обрывается очень круто.

— Спасибо, Серго. Ты мне очень помог. Мы с Гоги сейчас же идём туда. До вечера.

Следователи двинулись по берегу реки вверх по течению.

Пока берег был более-менее отлогим, они шли быстро. С увеличением крутизны берега прибрежная полоса становилась всё уже, а продвижение — всё более затруднительным. Особенно для Нодара Анисимовича, который был в туфлях, далеко неотвечающих условиям передвижения. Гоги был в сапогах и чувствовал себя комфортно. Остановившись в том месте, где берег особенно круто обрывался к воде, они остановились и огляделись.

— Дальше мне уже сухим не пройти, Гоги. Ты, пожалуйста, пройди вперёд и достань во-о-он тот свёрток… или это газета. Мне кажется, что она не старая.

Гоги по кромке воды подошёл к кустику, за которым находилась газета, и поднял её. Следователь внимательно рассмотрел газету.

— Это уже кое-что, Гоги! Газета вчерашняя. На ней следы крови, и они смазаны. Возможно, ею вытерли ножик. Посмотри своими молодыми глазами, там что-то есть. – Он указал рукой на верх склона. Но ты отсюда не достанешь. Пойдём наверх. Во всяком случае, мы уже почти уверены, что убили его здесь.

Они вернулись до того места, где берег был более пологим, и поднялись наверх. Гоги подошёл к краю обрыва и радостно воскликнул:

— Нодар Анисимович, это рукоятка финки, наборная! Как вы её разглядели оттуда? Её лезвие в земле. А ещё на глаза жалуетесь.

— Я тебя научу смотреть с пристрастием. Вот осмотри внимательно газету. Что ты можешь рассказать?

—  Ну, газета вчерашняя. Следы крови. Ею вытерли нож, потом скомкали и выбросили в речку. Но она не долетела, зацепилась за куст. Вот тут в серединке газета немножко надорвана. Наверное, когда зацепилась за куст. Вроде бы, всё.

— Не всё, Гоги. Дай газету. Посмотри на этот камень. – Осторожно расправив газету, следователь положил её на камень в том месте, где было едва заметное углубление. – А теперь сравни вмятину в камне и на газете. На ней сидели, Гоги. И надорвалась она, когда убитый упал с камня. Значит, в момент убийства он действительно сидел. Какой мудрый, этот Серго. Только осмотрев труп, всё нам рассказал. А мы всего лишь находим подтверждение его словам. А финка эта — не детский ножичек. Такие ножи предназначены убивать. А вот и пуговичка. Возможно, от рукава пальто убитого. Потом проверим. Теперь давай восстанавливать картину убийства. Так. На камне мог сидеть только один человек. И, скорее всего, сидел убитый. Где же находился убийца? Вот я сижу на камне. Стань напротив, Гоги. Где мог быть нож? В кармане, в рукаве, в сапоге….  Да, — рассуждал сам с собой Нодар Анисимович, забыв о существовании своего помощника, — спереди бить неудобно, да и нож пришёлся бы в область шеи, ключиц, хотя и здесь сколько угодно случайностей. Справа от сидящего убийца вряд ли мог находиться – рядом обрыв. Слева. Самое вероятное местонахождение убийцы. Но, опять же, нож угодил бы в верхнюю часть груди или в шею. А если он сидел? Это уже теплее. Но на чём?  На камне места для второго нет. На корточках?  Вряд ли… мог потерять равновесие и когда вынимал нож, и когда наносил удар. Гоги! Сегодня походи здесь. Поинтересуйся у жителей крайних домов на этой улице. Может быть, кто-то что-то видел или слышал. Вдруг повезёт…

— Иду.

— Не сейчас, Гоги. После завтрака. Пойдём. Здесь пока больше делать нечего.

Вторую половину дня Георгий провёл на улице, упирающейся в пустырь, где произошло убийство. В конце дня к последнему дому, граничащему с пустырём, подошла женщина, возвратившаяся с работы. Она была последней его надеждой, так как встречи со всеми жильцами до сих пор оканчивались неудачей: прошлым вечером все сидели дома, и никто не выходил на улицу. Георгий устремился к хозяйке последнего дома.

— Вечером? Выходила на минутку, покормить кошку.

— Вы, случайно, не видели здесь мужчину? Высокий, стройный в чёрном пальто и шляпе.

— Видела. Только он был не один. Здесь, в конце тротуара, его ждал мальчик. Когда мужчина подошел к нему, мальчик громко спросил: “куда идти дальше?” Я не расслышала, что ответил мужчина. Он говорил тихо, да и голос глухой. Не то, что у мальчика. Мальчик взял чемодан, он стоял возле него, и они пошли на пустырь. А почему это интересует прокуратуру?

— Мы разыскиваем этого мужчину. А вы не помните, в котором часу это было?

— В семь часов я прослушала последние известия по радио. И почти сразу вышла. Это было между семью и половиной восьмого. Было уже темно.

— Вы говорите “мальчик”. А сколько лет ему, примерно?

— Да совсем мальчик. Лет двенадцати, может быть, тринадцати. Мне трудно сказать. Я же не думала, что это может кого-то заинтересовать.

— Так. А на каком языке они говорили?

— На русском.

— Огромное вам спасибо. Вы нам очень помогли.

— Что-то нехорошее произошло с мальчиком?

— Нет, нет. С мальчиком всё в порядке. Просто выясняем кое-какие обстоятельства. Ещё раз, большое спасибо.

Вернувшись в прокуратуру, Георгий не застал старшего следователя. На следующий день он появился только вечером. Секретарь сказала, что вчера Нодара Анисимовича вызвали по какому-то делу. В этот же вечер и Георгий был подключён к этому делу. Ещё через день из Тбилиси возвратился работник прокуратуры, посланный туда для выяснения личности убитого мужчины.

— Вот, Гоги, полюбуйся, что за тип был этот наш убитый. Рецидивист. Отбывавшие с ним заключение характеризуют его, как жестокого и подлого человека. Воровал всегда в одиночку. Никому не доверял. Документы, которые были при нём, фальшивые. И паспорт, и освобождение от воинской повинности по инвалидности. Вынуть нож на малолетку! Каким же мерзавцем надо быть. Жизнь мальчишки висела на волоске. Просто мальчик очень быстро среагировал. Наверное, от страха. Теперь он очень переживает.

— Вы так думаете? А если это убийство выведет его на кривую дорожку?

— Не думаю. Не знаю почему, но не думаю. А если, не дай бог, это случится, то мы сможем с ним здесь побеседовать.

— Вы так говорите, Нодар    Анисимович, как будто не собираетесь разыскивать этого пацана.

— Не собираюсь, Гоги. По крайней мере, пока. У нас с тобой дел невпроворот. Только вчера произошли два убийства. Да не таких мерзавцев, а очень достойных и уважаемых людей. Закрывай дело. И за работу!