Ян Топоровский. ОБЬЯСНЕНИЕ В ЛЮБВИ ИЗ БЛОКАДНОГО ЛЕНИНГРАДА

Однажды в общежитии минабсорбции Израиля поселились новые репатрианты – семья Ривы Мазовецкой-Шнейдерман. Все знали, что муж Ривы – Исаак – всю войну находился в блокадном Ленинграде. Затем – погиб. И вдруг от него стали приходить письма и открытки в Израиль.

Я ознакомился с семейным архивом Мазовецких. И попросил объяснить, почему письма от 1941-1944 года стали приходить в Израиль от погибшего человека. И услышал следующую историю: семья Ривы Мазовецкой оформила документы и должна была отбыть из СССР, на таможне вдруг решили, что письма не пропустят. Рива заявила: «Без этих писем я никуда не поеду!»  Вначале ее дети не знали, что делать. А потом сообразили. Накупили конверты, разложили по ним письма погибшего отца, отдали родственникам, и те раз в неделю отправляли по письму. Письма из блокадного Ленинграда приходили в Израиль в течении нескольких лет.

Эра, младшая дочь поведала мне, что эти письма находились при матери всегда. И во время войны, когда они жили в Костроме, и в Красноярск, куда затем переехали, а после войны письма проделали обратный путь – в Ленинград.

Когда отменили карточки, вся семья собралась за столом: впервые за долгие годы пили сладкий чай и ели французские булочки с маслом. И младшая дочь сказала: «Мамочка, нам больше ничего и не нужно. Пусть всегда будет так, как сегодня!»

Рива внимательно посмотрела на дочь и ответила: «Да, пожалуй, пусть будет так. Но я прошу тебя запомнить, что главное, что у нас есть, — это наша честь и папины письма, в которых он часто пишет о наших еврейских корнях!». Затем она вытащила письма и стала читать их вслух, и о чем бы ни писал Исаак – о болезнях, погоде – везде было объяснение в любви своей семье. Но рядом с этими письмами всегда хранились и воспоминания самой Ривы: и тоже о любви, и семье!

«Только Исаак – и больше никто!» (Из воспоминаний Ривы)

«Мне делали несколько предложений выйти замуж. Но я сказала папе: «Только Исаак – и больше никто!» А Исаак молчал. Единственное проявление его интереса ко мне заключалось в том, что вечерами, когда я с подругой приходила в дом культуры на танцы, он появлялся в восемь часов, проходил в читальный зал, а приблизительно к девяти появлялся, подходил ко мне и говорил: «Ривочка, хватит, идемте домой» Я подчинялась. Трудно сказать: то ли потому, что он был старше меня, то ли потому, что он был другом моего отца, а может быть потому, что я его любила.

В 1924 году у нас была свадьба. Папа венчал нас в квартире моей сестры Фани. На свадьбе было много народа, а потом целую неделю мы ходили с визитами. За эту неделю мы порядочно устали. Папа хоть и был уже болен, но на свадьбе станцевал «казачка».

«…Где приземлились моя голубица» (Письмо Исаака)

Л-д    6.XI – 42 г.    

«Моя милая и любимая женушка Ривочка!

Сегодня в канун XXV рождения нашей новой родины исполняется 18-летие нашей совместной жизни. Много думал и сегодня о пройденном совместном пути, не менее думал и о сегодняшнем нашем положении.

Сегодня ночью, стоя в нашем (нрз.-Я.Т), мои мысли переносились в два города: Кострому, где родилось 18 лет назад наше счастье, и в Красноярск, где в настоящее время приземлились моя голубица с нашими птенчиками.

Ведь пройденный нами путь сравнительно большой, и есть, о чем вспомнить. К сожалению, все это приходится делать в одиночестве. В этот день, знаменательный для нас, хочется думать только о хорошем, что я стараюсь делать. Прочь всякие временные невзгоды, перед тем, что живет и здравствует вечно. И человеческое счастье, и достоинство – бессмертны.

Сегодня я занят, а завтра у Розенсонов соберемся втроем и выпьем за наше счастье, за жизнь и здоровье всех наших детей… За нашу быструю победу над ненавистным врагом.

Обнимаю и целую тебя, моя любимая.

Твой Исаак.

«Уезжайте отсюда», — сказал Раби провожающим» (Из воспоминаний Ривы)

«В Архангельске Исаак работал в отделе культпросвета. Русской интеллигенции почти не было, а потому евреи были очень нужны на поприще ликвидации неграмотности. Через год у нас родилась дочь, и в честь папы ее назвали Цвия. В Архангельске мы жили два года. Холода мне очень надоели, и Исаак, будучи в командировке в Москве в комиссариате просвещения, попросил Крупскую о переводе в более теплые края. Исааку предложили Ростов-на-Дону. Я поехала с ребенком в Кострому, а Исаак – в Ростов-на-Дону. Там он проработал почти год, а приехав в отпуск, написал в Ленинград бывшему сотруднику, просил помочь с устройством на работу. В Ростове невозможно было достать жилье.

В январе 1927 года Исаак уехал на работу в Ленинград, через месяц он снял меблированную комнату в центре. Работал он в Леноблоно. Время было страшное, а потому мы почти ни с кем не завязывали знакомства. В нашем доме жили два брата.  С ними Исаак бывал в синагоге, и даже провожал Раби, которого власти выпустили, кажется, в Палестину. 

«Уезжайте отсюда, — сказала Раби провожающим, — здесь нет нашего будущего».

«Умри, но не будь изменником!»  (Письмо Исаака)

Л-д. 5.XII – 42

Моя милая, дорогая доченька Цвиенька!

Решил сегодня с тобой побеседовать наедине и поделиться некоторыми мыслями.

Сегодня общенародный праздник – День Конституции, да к тому же старый новый год на исходе, и мы находимся в преддверии нового 1943 года. Вести с фронтов Отечественной войны тоже улучшились, и есть основания предполагать, что в скором времени на нашей улице будет действительно праздник, чего мы от всей души желаем. К всему этому хочется мне вспомнить еще один полу-праздник, который совпадает как раз с этими праздниками – чисто еврейский – Ханука.

Гитлер ненавидит все народы и стремится истребить их, но особую ненависть питает он к евреям давно, еще до войны он поклялся их уничтожить. Мы все платим ему той же монетой.

Неудивительно, что в рядах нашей Красной армии имеется очень много воинов-евреев, награжденных медалями и орденами.

В ханукальных событиях есть два случая: о героях-женщинах, свято хранимые народно памятью.

Это женщина Хана с семью сыновьями и девушка Юдифь. Ассирийцам удалось захватить в плен семь сыновей Ханы. Каждого убеждали стать изменником. Мать — каждого из сыновей — провожала с твердым наказом: «Умри, но не будь изменником!».

Так погибли все ее сыновья, оставаясь честными патриотами своей родины. И сама мать погибла от своих рук, чтобы не попасть в руки врага.

Другой случай героизма такой. Чтобы внести смятение в ряды ассирийских войск, решено было убить их главнокомандующего Олоферна. На этот подвиг пошла молодая девушка Юдифь. Ночью она пробралась в лагерь врага и убила Олоферна. Этим поступком решен был исход последнего крупного сражения.

Вот, моя милая доченька, как перекликаются исторические события, отдаленные друг от друга тысячелетиями.

Теперь, доченька, поздравь от меня мамочку, Эрочку с Новым годом. Пожелай им много счастья, сил и здоровья.

Поручаю тебе крепко обнять их и расцеловать за меня, а тебя, в свою очередь, я крепко обнимаю и целую, да и мамочка это сделает от себя и от меня.

Будь здорова, моя доченька. Обнимаю и целую тебя крепко-крепко.

Жду от тебя писем. Передай всем от меня привет.

 

«… Может потому Бог и уберег!» (Из воспоминаний Ривы)

«Всем мальчикам в нашей семье делали до войны брит, и даже когда в нашей квартире у соседей родился мальчик, то пригласили нелегально к нам моэля. И он делал ему брит в нашей комнате (у соседей комната была крошечная и узкая). Для того, чтобы другие не заподозрили чего-либо недозволенного приготовили для моэля рукомойник в комнате и белый халат и объявили, что отмечаем день рождения новорожденного. К счастью, все обошлось, и теперь этот человек уже сам отец семейства. Кстати, в время бомбежки нашего дома его мама вышла на кухню, а в это время в их комнату попала бомба. Часть квартиры рухнула, а Семочка (так звали этого ребенка) остался висеть в своей кроватке между балок. Приехавшие пожарные вынули его из кроватки целого и невредимого.

Как-то в начале 50-х годов шли мы с дочкой Эрой в синагоге на новый год и встретили там Сему с его мамой. Конечно, вспомнили тот брит. Она сказала: «Спасибо вам и Исааку Давидовичу, может потому Бог и уберег Семочку».

 

«Ах, если бы все благополучно кончилось» (Письмо Исаака)

Л-д. 5.IV – 42

Моя родная троица: Ривочка, Цвиенька и Эрочка! 

Сегодня у нас в городе большая радость. После многолетнего перерыва пошли несколько маршрутов трамвая. У меня также есть возможность теперь большую часть времени ездить трамваем и таким образом сохранить свои ноги.

Вчера был у врача, который меня осмотрел. Ничего страшного не обнаружил, только указал, что имеется некоторое истощение и начинается цинга.

Из-за обнаружения цинги предложил пить хвойный напиток (витамин С), что я и делаю. Успокоил меня, что цинга скоро исчезнет. В отношении сердца нашел, что оно вполне нормальное. Единственное, что меня тревожит, это левая рука и отек ноги. Это последствия невралгии и переутомления.

Сейчас тут стоит прекрасная погода, сухая и теплая, — и это относительно придает бодрости и радости.

Ах, если бы все благополучно кончилось и вы, мои дорогие, были бы со мной. Какое это великое счастье! Придется, по-видимому, немного потерпеть, и надеяться, что благополучно дождусь этих радостных дней.

Ваш папа

«Однажды ему припомнили сионистское прошлое» (Из воспоминаний Ривы)

«В облоно большинство докладов готовил Исаак. Однажды он пригласил меня пойти вместе с ним на съезд ученых – многие из них с мировыми именами. Некоторых Исаак знал лично.

Начались выступления, дошла очередь до Исаака. Объявили, что выступит представитель облоно. Тогда ему было немногим больше тридцати, и, конечно, в сравнении с пожилыми солидными участниками он казался юным. В зале тишина, и он начал говорить – сначала тихо, а затем с нарастающим увлечением, не заглядывая в конспект, рядом со мной сидели два пожилых человека, Я слышала, как они зашептались, удивляясь его выступлению и ораторскому искусству.

Исаак был человеком книги. Даже идя с работы домой, он по дороге всегда читал. Однажды пришел с разбитым носом – не заметил строительных лесов и стукнулся. Дома его тоже всегда можно было видеть с книгой или газетой. Он любил дочек и выдумывал для них всевозможные развлечения: качели посреди комнаты, детский театр…

Но ему припомнили его сионистское прошлое и однажды вызвали в «Большой дом» на Литейном. В тот раз это кончилось благополучно, его отпустили домой».

«…Минул год, как мы расстались» (Письмо Исаака)

Л-д. 7.VII-42

Мои родные и дорогие Ривочка, Цвиенька и Эрочка!

Получил от вас, дорогие мои, письмецо от 20-VI. Большое спасибо, мои милые, что вы скрашиваете своими письмами мою одинокую жизнь. Вы не думайте, что скука меня заедает. Отнюдь нет! Я нахожу известное упоение в работе и общении с людьми, которые меня окружают. По роду своей работы приходится много читать, а также посещать лекции, так что время проходит разнообразно. Но при всем при этом вас-то, милые мои, мне и не хватает, а это ничем не заменить. Что ни говори, а семья буквально незаменимая вещь.

Сегодня минул ровно год, как мы расстались. Вспоминаю каждую мелочь этого дня: получение эвакуационного документа (нрз. – Я.Т.), упаковка вещей, поездка на вокзал в сан-автомобиле, посадка в вагоны, и, наконец, последние прощальные минуты и ваш отъезд. Помню долгое ожидание вашего первого письма и сладость от прочтения.

Много воды утекло за это время и еще больше… Единственное, что изменилось, — это ясность совершающихся событий и более открытые перспективы. Теперь надо терпеливо ожидать счастливого исхода и возобновления нашей совместной жизни.

По случаю годовщины нашей разлуки послал вам троим на память по открытке с лучшими пожеланиями.

О себе писать много нечего. Продолжаю работать по-прежнему и в ближайшее время буду очень занят, т.к. меня перебрасывают (временно) на паспортизацию, которая начинается в ближайшее время. Это весьма ответственная работа, и проведена она должна быть в самые короткие сроки.

Ваш папа

«Может быть, я не уберегла мужа, но я спасла детей» (Из воспоминаний Ривы)

«…1941 год подвел еще одну черту в моей жизни. Началась война. Немец так стремительно стал продвигаться, что у нас с Исааком мелькнула мысль отправить наших девочек с интернатом. Другой вариант был – отправить их в Кострому, к Анюте. Но пока решили младшую отправить в эвакуацию с детским садом. Сутки я вместе с соседями по квартире метила белье. Начтал последний день перед отъездом. Я шла удрученная по улице и вдруг вижу автобус, увозящий детей. Одна девочка звала: «Мамочка, мамочка!» А та стояла на панели, махала ей и судорожного сдерживала рыдания. Я ничего Исааку не сказала, уложила детей спать, а ночью меня начали душить рыдания. Исаак проснулся, увидел меня плачущую и сказал: «Ты – мать и сама должна решить, как поступить». Я ответила: «Исаак, я не могу отпустить детей».

Может быть, я не уберегла мужа, но я явно спасла детей, так как позднее я узнала, что почти все эшелоны с детьми или были уничтожены во время бомбардировок, или попали в руки к немцам.

Через несколько дней в жилищной конторе были вывешены списки женщин с детьми, подлежащих эвакуации. Я не работала и, таким образом, была в этом списке.

… Нас провожал Исаак. Поезд тронулся, а он бежал до конца платформы, махал нам рукой и смахивал слезы из-под очков. Это было 8 июля 1941 года.

В Кострому мы ехали долго. На человека разрешили взять шестнадцать килограммов. Приходилось помогать молодым мамам с маленькими детьми. В последнюю минуту вспомнили о нашем валяющемся одиноко узле с пожитками. Для детей еще что-то взяла на зиму, а для себя только жакет. И одну подушку на троих».

«К семье вернусь незапятнанным» (Письмо Исаака)

Л-д 10-III-43

Моя дорогая Ривочка! 

Получил сегодня два твоих письма и открытку. Все не февральские. Ты не можешь себе представить, моя роднуша, как я был рад этим письмам. До них получился известный перерыв, и я уже соскучился по твоим письмам.

В письме ты затронула ряд таких вопросов… На них я решил ответить в личном письме. Да и вообще хочется с тобой поговорить наедине, и это можно только в письме, адресованном тебе личною Правда, письмо – это не то что говорить с глазу на глаз, но пока ничего не поделаешь. Не мудрено, что эти месяцы довольно долгие, принесли тебе седину. Это вполне нормально для настоящего времени, когда месяц равен годам. Теперь мы с тобой выровнялись. Ведь и у меня виски серебристые. Слава богу, ведь мы люди не первой молодости, и отчаиваться нечего. Надо лишь друг другу пожелать пережить все невзгоды и вернуться друг к другу.

Насчет разговоров относительно меня, то плюнь на всех.

…Никаких интересов, кроме как скорой нашей победы над врагом и счастливой встречи со своей семьей, для меня не существует.

…Слишком много я пережил и еще больше видел, чтобы заниматься пустяками. К своей семье я вернусь с полным сознанием своей честности и незапятнанным.

В прошлом месяце я выслал 550 рублей, в этом месяце я постараюсь еще выслать. Ты, моя дорогуша, не беспокойся за меня. И если даже ради семьи я поступлюсь своими интересами, то тоже не беда. Я перед вами в большом долгу. Этого никак нельзя обойти.

Меня очень радует, что дети наши повзрослели за это время. Ах, как бы я хотел на них посмотреть! ничего, встретимся все вместе.

Твой Исаак

«Казалось, что беда нашу семью миновала» (Из воспоминаний Ривы)

«Исаак писал часто. В разлуке мы были единым организмом. Он писал: «Люблю тебя до боли в сердце». Все эти годы Исаак был в Ленинграде. Пережил блокаду, был в народном ополчении. После прорыва блокады был награжден медалью «За оборону Ленинграда». Потом его перевели на работу в милицию. Он пользовался там большим уважением, писал все отчеты и готовил доклады для начальника, который был не слишком грамотен. Время шло, и казалось, что беда нашу семью миновала. В своих письмах, а Исаак посылал их почти ежедневно, он писал, что скоро наступит мир и мы сможем вернуться в Ленинград. «Потерпите еще немного», — писал он. Все письма с первого до последнего я сохранила. И все конверты пронумеровала и проставила даты. Это был уже настоящий архив».

«Несмотря на фронтовую обстановку» (Письмо Исаака)

Ленинград. 23.9.43

Доченька родная, милая Эрочка!

Видимо, ты отдохнула за это лето хорошо и теперь сможешь отлично заниматься, чтобы в будущем году начать учебу в Ленинграде.

Здесь, несмотря на фронтовую обстановку, также вывозили детей на дачи и в пионерлагеря. И сейчас можно видеть по городу много детей с портфелями и сумками, которые идут в школу.

Напишите мне, какие предметы сейчас вы проходите и есть ли изменения у вас в нынешнем году, поскольку ты учишься в женской школе.

Твой папа

 

«Он предпочел арест «выгодной службе» (Из воспоминаний Ривы)

«1 октября я вернулась в Кострому с дочками. Цвия сдала экзамен в педагогический институт еще в Красноярске и сразу же приступила к занятиям в институте в Костроме. Эра пошла в пятый класс. И тут-то стряслась беда. Исаака арестовали за дезертирство: он перестал ходить на работу в милицию, ружье поставил в углу комнаты и лежал на диване.

Вернувшись в Ленинград приблизительно в сентябре, Фаня (сестра Ривы. – Я.Т.) пошла в милицию узнать об Исааке, и ей сказали, что он арестован.

Причину мы так в точности и не выяснили. Известно. Что его вызывали в «Большой дом» (городское управление НКВД. – Я.Т.) и предлагали работу и отличную квартиру. Что за работа? Так и не ясно. Но ясно одно, что он отказался и предпочел арест «выгодной службе».

Вместо тюрьмы или лагеря его направили в штрафной батальон. Тогда были тяжелые бои в Эстонии. Он был ранен и отправлен в госпиталь. Письма с указанием места, где находится госпиталь, я так и не дождалась.

Кое-какие сведения о его последних месяцах в Ленинграде я получила от его родственников. Что-то было связано с сионистским прошлым Исаака. Видимо, он не шел на какую-то сделку. Фане рассказывала, что ей дали свидание, но Исаак ей тоже не мог ничего сказать. 

Только одно: для семьи он сделал все, что мог, чтобы ее сохранить.

Я многие годы писала запросы, ездила в Москву, но ничего не удалось узнать. Прошло какое-то время, с него сняли судимость, а на младшую дочь дали «пенсию».