Давид Фабрикант. Биссектриса

Надежда, любовь, семья… Не это ли основа нашей жизни? Великая отечественная война развела эту семью несколько частей, уничтожив родных, друзей, словно биссектриса перечеркнула их жизни пополам, словно молния ослепила их, и они уже не видели друг друга. Их прошлое осталось в памяти у каждого, но его не вернешь. В каждой части, разделенной биссектрисой, молнией, были свои беды, невзгоды, со временем сложились свои любимые уголочки, от которых оторваться невозможно. В новом виде жизнь продолжилась. Но боль, память нередко возвращает их в прошлое, жжет их сердца. Приходится напрягать мышцы, нервы, чтобы не дать биссектрисе нарушить их новую семью, новую жизнь. Герои первых глав через определенное количество лет встретятся снова. Какое это будет свидание? Прочитаем.

Глава 1. В Калуге

Эстер, вся запыхавшись, забежала в дом, крича: – Папа, мама, немцы ворвались в город. Что делать?
– Тише, Лизоньку разбудишь, – мама Бася убаюкивала двухмесячную девочку.
– Чего ты шум поднимаешь? – с дивана поднялся дедушка Арон, опираясь на палку, сделал несколько шагов и продолжил: – Я в ту войну двадцать пять лет назад воевал с ними. В один из боев нас окружили, пришлось сдаться. У них я жил лучше, чем в этом великом союзе, кормили, как и своих охранников. Да особо нас и не охраняли, могли пойти в город. Мой идиш там пригодился, слегка подучился и мог с ними разговаривать. Во всяком случае, относились ко мне как к товарищу.
– Дедуля, когда то было! Теперь у них Гитлер главный, он ненавидит евреев, все немцы его поддержали. Слышала от беженцев из Польши, что всех евреев убивают или сажают.
– Тебе, Эстер, нужно было рожать дома в Калуге, а не приезжать сюда, – вставила пару словечек мама.
– А кто по телефону мне говорил, что давно меня не видел, соскучился?
– Я говорила, так оно и есть, но про твой приезд ни слова не было, да и кто знал, что начнется война.
– Болтать можно что угодно. К чему сейчас паниковать, теперь мы никуда уехать не можем. Раньше об этом нужно было думать.
Разве могли они что-то прежде предпринять? Отцу Эстер Науму за неделю до начала нападения Германии на Советский Союз пришлось сделать срочную операцию, удалили аппендицит. Выписали его как раз в день нападения фашистов на страну. Он и теперь чувствовал себя не ахти здоровым, отлеживался в спальне.
Эстер вместе с мамой закрыли все ставни, на задвижки заперли входную дверь, хотя был только полдень. Дом был не очень старый, построен в 1910 году. Прежнее жилье семьи Рейзиных было сожжено пять лет назад до постройки нового дома местными молодыми жуликами, которые ненавидели евреев. Полиция не нашла преступников, особо и не старалась. Злата, бабушка Эстер, от расстройства умерла, а молодой еще в те годы Арон пообещал в присутствии скопления поляков во время католического праздника Пасхи убить того, кто попытается что-либо сотворить с его новым жильем или детьми. Семья подзаработала немного денег, и новый дом засверкал чистотой внутри, красотой снаружи.
После поджога сестра Наума Хая вместе с семьей в 1908 году переехала в Брянск, купили квартиру в многоэтажном доме, дети пошли в русскую школу, взрослые открыли кошерный продуктовый магазин. Писали, что у них гораздо спокойнее, приглашали к себе на постоянное местожительство или хотя бы в гости.

Семья Рейзиных жила в городе Лида, до воссоединения в 1939 году с СССР занималась продажей тканей для пошива женской одежды. У Наума и Баси росло два сына-двойняшки Айзик и Зиноаий и дочь Эстер, которая была на два года младше братьев. Все учились в еврейской школе.
Еще вся семья была в сборе, когда отца забрала милиция. Наум Рейзин был хозяином магазина, но новые власти решили избавиться от капиталистов. Его вместе с женой и детьми хотели отправить в Сибирь как эксплуататора, но Наум ведь никогда не привлекал чужих работников, его иногда подменяла в магазине жена Бася. Их спас местный коммунист, возглавивший райком партии. Жена коммуниста не один год заказывала у Наума ткань для платья, а Бася шила. Она уговорила мужа оставить Рейзиных в покое, достаточно, что они остались без магазина.
Наум и Бася очень боялись за детей, поэтому Айзик, Зуся и Эстер решили поехать от родных мест подальше, выбрали город Калуга. Слышали, что там требуются мастера разных специальностей, а братья в Лиде немного занимались ремонтом машин, механизмов. Спустя два месяца после окончания школы к ним приехала Эстер.

Айзик и Зиновий на второй день уже начали трудовую деятельность, первый стал слесарем, второй шлифовальщиком. Их немножко ввели в курс дела, через неделю трудились самостоятельно. Поначалу у Эстер было желание поехать в Минск, но там проще бы было милиции, где она должна по приезде зарегистрироваться, узнать, кто ее родители. Иди, знай, какие меры бы приняли к дочке бывшего владельца магазина. Быстро нашла работу в швейной мастерской, учиться этому ремеслу не было необходимости, так как она занималась вместе с мамой шитьем платьев для богатых клиенток. Уже в двенадцать лет она вполне самостоятельно строчила на швейной машинке, выполняя вначале менее сложные работы, а с годами мать вполне могла положиться на дочь при выполнении заказов. Только не разрешала Эстер снимать мерку и кроить.
Проблема была с изучением русского языка. Немножко она его знала, так как до Октябрьской революции дедушка и бабушка возили ткани, а также готовые платья в Россию, чему-то научились, свои знания передавали младшему поколению. Но чтобы все понимать, читать, изъясняться, детям было довольно трудно. Осваивали науку на ходу.
Братья сняли одну комнату на двоих, несколько ночей у них переночевала Эстер. Все понимали, что так жить нехорошо. Пришлось Эстер найти сдатчицу жилья, отдать последние деньги за другую однокомнатную квартиру, помогли братья. На ее счастье к ней приехала ее соученица Зина, теперь они могли платить за жилье пополам.
Увидев областной город, Эстер была в восторге от него. До этого она даже ни разу не была в ближайшем к Лиде уездном городе Гродно. Калуга не шла ни в какое сравнение с тем, что видела раньше. Первые дни в поисках работы она смотрела и любовалась высокими зданиями, широкими улицами, рекой. Однажды даже заблудилась, но спрашивать не захотела, сама в результате размышлений над дорогами, что привели ее в данное место, догадалась, куда направиться, и благополучно вышла на свою улицу.
А с изучением русской речи ей помог справиться парень из квартиры напротив. Увидела она его в первый же день, когда заносила свой маленький чемоданчик в дом. Он только что открыл двери, подвинулся, чтобы уступить место на площадке, поздоровался и она и ему сказала «здрасте». Вначале парень с ней при встрече на лестничной площадке несколько раз только здоровался, потом начал расспрашивать ее, откуда девушка приехала, чем занимается. Так она познакомилась с Евсеем Файнбергом. Поняв, что девушка не очень хорошо владеет русским языком, предложил ей свою помощь, она согласилась. Он вечерами приходил к ней, показывал на газете, как правильно произносить слова, некоторые обиходные сам писал. Спустя два месяца Евсей поздравил ее с тем, что она молодец, успешно освоила многое, значит, он ей больше не нужен.
Как не нужен? Возмутилась в душе Эстер, но высказала ему в более спокойной форме. Она еще многое плохо знает, безграмотная, неправильно произносит предложение. Так и сказала парню. Главная причина негодования была не в освоении языка, ей Евсей понравился. Она не хотела с ним расставаться, сказала, что будет продолжать учить русскую речь. Тогда он предложил ей совместить учебу и прогулки по городу. Кто ж откажется! Тем более, что вторая жиличка Зина стала над ней подшучивать.
– Ты, Эстер, шустрая, быстро нашла себе дружка. Аккуратней с ним, не то придется люльку покупать.
– Поменьше бы болтала, лучше себе работу искала.
– Работа не волк, в лес не убежит. Где бы мне хорошего парня отыскать, такого, чтобы не нужно было трудиться. Не злись, я в шутку.
– В каждой шутке есть доля правды. Зина, мы уже месяц здесь, а ты живешь за счет денег родителей. Пора устраиваться где-то.
– Тебе хорошо, шить еще дома могла, а я ничего не умею.
– Есть места, где особого умения и не нужно, можно пойти ученицей, как и многие приезжие люди.
– Приму к сведению.

Вечер, довольно холодно, мороз, как сообщили по радио, 15 градусов. Гуляют Эстер с Евсеем по Калуге. Они соответственно оделись, чтобы не простудиться. Когда только она сошла с поезда, ее приятно удивило здание Успенского кафедрального собора, он был необычайно красив. Сейчас, шагая рядом с Евсеем, она восторгалась памятником в честь основания города Калуга, ее удивляли бюсты Луначарского, Баумана, Пушкина, Островского, Циолковского. Последнему поставили лишь три года назад. Большинство из названных имен ей были незнакомы, разве что Александр Пушкин. Поэтому расспрашивала товарища о героях этих бюстов.
– Это не просто памятник, это слава великим людям. Бауман и Луначарский были великими революционерами, Циолковский – гениальный физик-теоретик.
Двинулись дальше. В больших зданиях, мимо которых они шли, светились окна, казалось, они приглашают зайти к хозяевам этих квартир в гости. Огни радуют идущих мимо людей, во всяком случае, Эстер точно приятно смотреть на сверкание, освещающее окружающее пространство. Обратила внимание на почти готовое новейшее огромнейшее здание театра оперы и балета. Такое величественное сооружение видела впервые. Она не знала, что в нем будет, зачем строят такое большое, понимала, что не для жилья.
– Здесь же не школа будет? – спросила у товарища.
Он рассмеялся. – В этом здании будут трудиться самые прекрасные солисты, будут ставить оперы самых известных композиторов мира. – Затем чуть подробнее рассказал, сколько времени здание строится, назвал имена великих музыкантов.
Она частенько подпевала маме в Лиде еврейские мелодии, что же касается музыки Чайковского, Кальмана, Верди, понятия о них не имела. Любили Эстер и Евсей постоять на каменном мосту у Березуйского оврага, кое-где внизу виднелись кусты, небольшие деревья. Находясь у другого моста через реку Сейм, смотрели, как она понемножку у берега начинает покрываться ледяной коркой. Она протекала по центру города, ее предохраняли обрывистые берега, летом они покрыты зеленой травой, сейчас на них лежал снег.
Внимательно осматривая город, Эстер не забывала взглянуть и на попутчика, исподтишка, незаметно. Он ей нравился все больше и больше. Евсей был такой приятный теплый, что хотелось его погладить, как домашнего котенка Бантика, который остался в Лиде, но этого позволить себе она не могла. Ее трогало все: что он такой сосредоточенный, когда что-то объясняет, его внешний вид с непричесанными, разбросанными рыжими густыми волосами, клочья шевелюрыы опускались зачастую на лоб. Наверное, не один гребешок сломал, когда приводил в порядок прическу. А какие у него пытливые глаза, когда обращается к ней. Она не определила точно, какого они цвета: синие или голубые, все зависело от того, в какое время и при каком освещении Евсей обращался к ней. Он смотрит на Эстер, а у нее сердце начинает чаще биться, пульс зашкаливает. Она желает от него каких-то действий, но об этом ни словечка вслух не услышала.
Стояла тихая прохладная погода, сверкание уличных фонарей и свет из окон домов нагнали на девушку такое романтическое настроение, что Эстер не выдержала, прикрыла ладонью правой руки глаза Евсея и поцеловала в губы, тут же отстранилась и отошла на шаг назад. Парень подскочил к ней, схватил за руку, притянул к себе ее тело. Его поцелуй длился гораздо дольше ее. С этого дня инициатива принадлежала ему. Эстер горела в его объятьях. Хорошо, что на мне много одежды, иначе бы я не выдержала такого напора, думала девушка.
Основное время у обоих уходило на работу, не каждый вечер они могли встречаться. У Евсея бывали комсомольские собрания, общественные поручения. К Эстер подходили, предлагали вступить в молодежную организацию, но девушка пока отказалась, сказала, что она новичок в коллективе, еще не знает людей, а они ее. Встречаться после десяти вечера Эсфир и Евсей не желали, ведь завтра снова ей на фабрику, а у него учеба. Во время совместных прогулок он рассказал ей о себе.

– Я тоже не из Калуги, родился и жил я в небольшом городке Кирове Калужской области, не так уж далеко отсюда. Папа Борух часовой мастер, но часы, сама знаешь, не у многих людей есть, разве что «ходики», которые на стенку вешают. Поэтому денег много не зарабатывал. Мама Муся ухаживала за детьми, у родителей, кроме меня, был младший брат Фима, но он в восемь лет умер. Был очень тощим, он не съедал то, что нам давали, желудок не принимал пищу. Один раз съездили к доктору, заплатили ему, он дал какие-то таблетки, но они не помогли.
Летом семью немножко спасали шесть соток земли, что были возле дома, но зима для нас была кошмаром. Чтобы не быть обузой родителям, я сразу после окончания школы около четырех лет назад уехал в Калугу, поступил в педагогический институт. Закончу в этом году, буду в школе преподавать историю СССР. Комнату, к сожалению, мне не дали. Сейчас бы очень нам бы пригодилась.
Когда учился на втором курсе института, некоторые студенты с моего факультета организовали бригаду, которая занималась по выходным, иногда и вечерами разгрузкой вагонов на железной дороге, а также ремонтом квартир. Иногда и я там подрабатывал. Все тебе о себе рассказал.
– Ты слишком худой, тебе нужно меньше работать, пора поправляться, – Эстер притронулась к его щеке.
– Надо сесть за написание письма домой, а то увлекся одной девушкой, – Евсей мило улыбнулся подруге, – забыл про родителей. Хочешь, в выходной поедем к ним?
– Хорошо, что напомнил об этом. Я тоже давно своим не писала. Навещу братиков, поговорю с ними об их делах и напишу. Они тоже, скорее всего, не часто связываются с родителями. Так усердно занялась работой, а в выходные меня кто-то знакомит с Калугой, потеряла счет времени.
Такой разговор о родных закончился продолжительными поцелуями. Им не было дела до проходящих мимо людей, они превратились в одно целое создание. Разве могло такое долго продолжаться?
– Эсти, – так Евсей стал ее называть, – давай поженимся!
– Это объяснение в любви?
– Сама видишь, что мы любим друг друга. Разве не так?
– Вижу. Я согласна, согласна!
После этих слов Эстер бросилась на парня. Она ждала этого мгновения, готова была сию минуту идти с ним в ЗАГС, к нему в его комнатенку. Но не все так просто, нужно подумать и о других проблемах. Хорошо, они распишутся, а жить им где? Они не могут ютиться в малюсеньком отсеке, где обитал Евсей. У нее тоже нельзя разместиться, не выгонять же Зину. Этот вопрос она и задала жениху.
– Мы снимем квартиру больше тех, что мы снимаем, и заживем весело и дружно, – ответил Евсей.
На следующий день заявление о регистрации брака лежало в одной из папок в ЗАГСА. А молодежь в свободное от работы время начала искать подходящее жилье, хотелось бы, чтобы оно было как можно дешевле. Стремились найти комнату, а еще лучше маленькую квартиру, но одинаково удаленную от работы Эстер и от будущей школы Евсея, где он намечал трудиться. Нашли жилье, правда, оно находилось ближе к фабрике, где трудилась она. Девушка стала возражать, но жених заявил, что ему позже выходить из дома в школу, так что лучше больше не заниматься поисками других апартаментов, а снять эту комнату с маленькой прихожей, тем более, что в ней была двуспальная кровать.
Эстер и Евсей заранее сообщили о дате регистрации их брака и тем и другим родителям, но ее папа и мама известили их, что приехать не смогут. Поздравили молодежь, пожелали всего, всего, всего хорошего, а главное всегда любить друг друга. Мать и отец Эстер перевели приличную сумму дочери, как подарок к свадьбе. Борух и Муся, родители Евсея, приехали лишь в день бракосочетания. Эстер очень волновалась, вдруг она им не понравится, и ее брак с Евсеем не состоится. Но все прошло хорошо, отец и мама жениха похвалили девушку, сказали, что она прекрасная невеста, будет хорошей женой их сыну.
Молодожены пригласили в их комнату на торжество землячку Зину, с которой Эстер жила раньше, пришло еще два товарища Евсея Костя и Миша, бывшие его сокурсники. Больше они не могли позволить принимать в своем жилье, итак едва разместились. Некоторую еду привезли отец и мать Евсея.
Родители жениха уехали пораньше, остальные задержались до двенадцати ночи. После поздравлений и уничтожения нескольких бутылок вина и еды, на что ушло не так уж много времени, пели песни, делились впечатлениями от просмотра последних фильмов. Вечер прошел незаметно и весело.
Евсей еще до свадебного вечера заочно познакомил Эстер с ребятами. У Кости была превосходная библиотека, его отец слыл отличным филологом, доктором наук. Сын баловал своих друзей, принося книги, которых не было в университетской библиотеке, некоторые были запрещены советской цензурой.
Когда они ушли, Евсей и Эстер продолжили между собой беседу.
– Хорошие ребята, – отозвалась молодая жена о друзьях. – Жаль, что Костя не еврей, а русский.
Евсея так разобрал смех, что он даже поперхнулся.
– Я что-то не то сказала? – на лице Эстер явно читалось недоумение.
– Все наоборот: Костя еврей, а Миша русский.
Теперь смеялась Эстер, да так, что согнулась, Евсей поддержал ее. Оба парня оказались коренными калужцами, живут с родителями. У Кости прекрасная большая квартира, он единственный сын у папы с мамой. У Миши двое братишек и маленькая сестренка, плюс родители, живут в трехкомнатной квартире. Евсей до знакомства с Эстер дважды побывал у Кости, второго друга посещал гораздо чаще. Родители Миши и его братья встречали парня с такой теплотой, что уходить не хотелось. Но это было раньше, сейчас у него семья, другие заботы.
Прошло несколько месяцев, почему-то Эстер стало подташнивать. Такое состояние было, когда к ней заглянула Зина.
– И часто у тебя такое состояние?
– Третий раз, наверное, питание не свежее. Я суп варю на несколько дней, может быть испортился.
– Теперь же не лето, в доме прохладно, на суп не пеняй. Милая моя подружка, ты может быть беременная?
– Не может быть.
– Ты предохраняешься?
– Как это предохраняться? Не подпускать его к себе?
Зина рассмеялась: – Дитя ты грешное. Есть разные способы, чтобы не забеременеть. – У подруги старшая сестра работала в поликлинике, поэтому она кое-какими знаниями могла поделиться с Эстер. Посоветовала пойти к врачу-гинекологу и проконсультироваться.
– Глупости, все пройдет, я никуда не пойду. Поверь, это, скорее всего, от плохой пищи.
Зина не стала переубеждать подругу, ушла домой. Около двух недель живот ее не беспокоил, но потом началось такое с ее организмом, что ее коллеги по работе тоже подтвердили догадку о беременности Эстер. Она сходила в поликлинику, врач заявил, что у нее будет ребенок.
Вечерком она порадовало этой новостью Евсея. Тот поначалу растерялся, не зная, что сказать, но тут же обнял жену, стал ее целовать. Они несколько часов проговорили на тему, кто родится, что необходимо приобрести, где ребенок будет спать.
– Ты у меня не только прекрасная жена, но будешь такой же матерью, – уверенно заявил Евсей.
Жизнь продолжалась в обычном ритме: у нее шитье одежды, у него работа со школьниками, но старался в выходной заработать дополнительные деньги, помогал обучать слабых учеников у них дома. Один местный писатель дал Евсею, рукописный вариант романа и пишущую машинку, чтобы он его напечатал.
Эстер пополнела, начал выделяться живот. Подруги-работницы ее хвалили, говорили: «Нечего замужество и рождение детей оставлять на потом, пока нагуляешься вволю. Молодец Эстер! Дай бог тебе силы родить нормального ребенка и жить с мужем в любви и согласии».
Ранним утром она оделась и вышла на улицу. Густым слоем лежал снег, в некоторых местах посерел, несколько дней уже зима не обновляла покров земли. Приближался Новый 1941 год. Она хотела купить не елочку, ее негде было ставить, а что-нибудь небольшое, но веселое, для праздничного настроения. Взяла в магазине трехметровую гирлянду с маленькими электрическими лампочками.
Не отошла и пяти шагов, как почувствовала себя плохо, болел живот, в глазах сверкали огоньки. И гирлянды не надо, сквозь боль мелькнула в ее голове. Но у нее же скоро будет ребенок. Кое-как дотянула до поликлиники, ее там приняли без очереди. Сказали, что ничего страшного не случилось, может быть, съела то, что желудок не принял. Никаких лекарств не предложили. Эстер и сама ощутила облегчение. Не зря говорят, что многое зависит от доктора, слова тоже лечат.
Дни бежали незаметно, пошел девятый месяц, как она зачала малыша. Родители предложили ей приехать рожать к ним: дома и стены помогают. Эстер показала письмо своей мамы Евсею, сказала, что она за эти два года не была в Лиде, хотела бы навестить родителей, заодно там и родить.
– Пойми меня, но я поступлю так, как ты скажешь, – заявила она мужу.
– Что ж, езжай, проведешь там свой декретный отпуск. Но я буду по тебе очень скучать. А когда родишь, то по вам обоим буду здорово скучать.
– Сеня, нам необходимо сейчас решить, как назвать ребенка.
– Ты знаешь, кто родится?
– Мы обсудим и женское и мужское имя.
– А я предлагаю одно имя в том или ином случае – Саша!
– Александра? Девочке, если она появится на свет? Давай так договоримся: мальчика назовем Сашей, а девочку Лизой. Так звали мою бабушку. Ты согласен?
– Пусть будет Елизаветой Первой, а он Александром…, нет, не первым, а Александром Евсеевичем.
– Согласна, ведь дочь может действительно быть у нас первой. А сына в детстве будем звать Сашенькой Евсеевичем.

Как только в больнице Эстер назначили декретный отпуск, она сразу взяла билет на поезд, попрощалась у вагона с мужем, села у окна, махала ему рукой до тех пор, пока видела его. На вокзале ее встретили родители, забрали багаж, где кроме ее вещей лежали подарки папе и маме от сыновей. Эстер перед отъездом навестила братьев, те не отпустили ее без того, чтобы купить им что-то нужное.

Были слезы, но это были слезы радости. Приехала любимая доченька, да еще с будущим внуком. За Эстер ухаживали, будто ей три годика, даже не давали мыть посуду, подметать пол, старались приготовить ее любимые блюда. Одной не позволяли уходить в город, только с папой или мамой.
– Знаешь доченька, в мой, прости, в этот магазин завезли такие материи, которые я бы никогда не купил. Мне предложили в нем работать продавцом, но я отказался. Теперь тружусь в книжном ларьке, в нем и книги, и свежие газеты продаются. Слава богу, не голодаем, – Наум понизил голос, – Ты не беспокойся, я в нашем подвале припрятал два рулона прекрасной материи, будет и тебе, и твоему ребенку из чего пошить платье, рубашку. Какой размер одежды у твоего мужа? Мы и ему с тобой и мамой сообразим что-нибудь, сошьем.
– Спасибо папа!
Несмотря на запреты матери, Эстер возилась с козами, приносила им еду, кормила курочек, сбрасывала в сторону с дорожек снег. От дома далеко не уходила, один раз посетила поликлинику, поинтересовалась родильным отделением. Ее попросили не беспокоиться, все будет хорошо, только нужно вовремя придти.
Роды у Эстер прошли довольно спокойно. Как только почувствовало, что ей немного легче, попросила принести Лизоньку. Акушерка вначале не поняла, что за Лизонька, пришлось сказать, что так зовут только что родившуюся ее доченьку. Да, она родила девочку. Эстер глаз не могла отвести от ребенка, поправляла пеленочку, в которую доченька была завернута, гладила по малюсенькой почти голенькой головке. Поинтересовалась, какой у нее вес. Два килограмма восемьсот, ответили ей работницы родильного отделения.
Эстер попросила папу, когда она родит, послать телеграмму Евсею. Он выполнил ее поручение, но сам дочь и ребенка еще не видел. На этаж, где находились роженицы, никого из посторонних не пускали. Наконец, дождались, когда через неделю их выписали. Дедушка Наум поцеловал внученьку и забрал у Эстер малышку. Бабушка Бася хотела отнять ее у него, но не удалось.
– У тебя будет время понянчиться с ней, а Лизоньку домой отнесу я сам. Видишь, она захныкала, когда ты пыталась забрать ее у меня, она поняла, что я ее полюбил. Внученька, я же аккуратно несу тебя, так ведь? Расскажи об этом нашим старушкам.
За время нахождения Эстер в родильном отделении больницы, Наум купил и принес домой кроватку, Бася приобрела постельные принадлежности, пеленки, детские шапочки сшила сама. Молодая мама кормила ребенка грудью, напевала ей на идиш детские песенки, убаюкивала ее. Она почти не отходила даже от спящей Лизоньки. Маме Басе надоело смотреть на такую картину.
– Эстер, выйди прогуляться на улицу. Ты вся побледнела, похудела. Походишь, аппетит появится, да и на солнышке тебе не помешает побыть.
– Оставить Лизоньку одну? Не хочу.
– Почему одну? Я не смогу справиться с этой красавицей? Ты ее недавно покормила, теперь гуляй часа два. Есть поручение: нужно купить в магазине крупы, а то их у меня мало.
Все-таки мать настояла на своем. Эстер шла почти по пустынным дорожкам, кое-где мелькали фигуры стариков и старух. Молодежь на работе. «Нужно вечерком прогуляться, знакомых увидеть, ведь не все убежали из города, как я. Но сожалеть не о чем, ведь встретила такого замечательного человека, моего Евсея. Он скучает, но я приеду, как только доченька подрастет. Городок остался точно таким, каким я его оставляла. Интересно, а я изменилась? Меня узнают? Вот и магазин».
Эстер подошла к прилавку и увидела за ним свою соученицу Катю. Та так обрадовалась встрече, что выскочила к подруге из-за прилавка, обняла ее.
– Знаю, знаю, что ты родила дочь. Но расскажи, как там, в Москве живется, чем занимаешься. Где мужа нашла?
– Мужа не находят, а встречают. Увидела на лестничной площадке возле моей квартиры. И живу я не в Москве, а в Калуге.
– Ты права, главное ни где, а кого полюбила. Эстер, ты же собиралась жить в Минске.
– В столице жить и работать многие хотят, не так просто там устроиться, поэтому я с братьями туда и не поехала.
– А в Калуге у вас все в порядке?
– Да. Катя, мне нужно купить разные крупы. У вас в них какие-либо мошки не завелись? Крысы не нагадили?
– Эстер, мы всех гадов потравили, не беспокойся. Скажи, какие крупы тебе нужны и сколько. Сейчас взвешу, а ты заглянешь в них, прежде чем я их упакую. Как доченька твоя? Мне сказали, что у нее при рождении был маленький вес. Как ты ее назвала?
– Лиза, она уже поправилась.
– Пусть растет здоровенькой. Тебе еще что-нибудь нужно?
– Нет, спасибо тебе. До свидания.
Но они еще минут пять поговорили. Катя рассказала то, что она знает про других одноклассников, где живут, где работают. Большинство осталось в Лиде, каждый нашел себе место для приложения своих рук, для получения заработка. В магазин пришли другие покупатели, пришлось попрощаться.
Лизонька действительно поправилась, выглядела словно куколка: светящиеся глазки, розовые щечки. Доченьке уже около двух месяцев, пора собираться назад в Калугу. Эстер договорилась о дате телефонного разговора с Евсеем. На телеграф пришла чуточку с опозданием, пришлось подождать, когда их соединят. Он сказал, что у него каникулы, он свободен, хочет навестить своих родителей.
– Бери билет и приезжай к нам. Увидишь нашу дочь, познакомишься с моими родителями, а потом втроем поедем к твоим.
– Скажи, ты так и назвала ее Лизой? Какой вес, какого числа она родилась?
– 20 марта, вес два восемьсот.
– Расскажи, на кого она похожа.
– Рыженькая, как и ты.
– Серьезно? А глаза?
– Скорее мои, чем твои. Меньше расспрашивай, а беги к поезду.
Рейзины приняли Евсея как родного сыночка. Старались узнать его вкусы, чтобы угодить зятю. Хороший парень, сказали они дочери. Та была рада такой оценке мужа. Сразу по приезду Евсей бросился к кроватке дочери, вглядывался в ее черты, пока сложно было понять, на кого она больше похожа. Молодые родители собирались уезжать, но у отца Эстер схватило живот. Доктора определи, что у него аппендицит. Его положили в больницу, провели на следующее утро операцию. Евсею пришлось уехать самому, ему нужно было помочь своим родителям. Дочь не смогла оставить папу на операционном ложе, пообещала мужу, что как только отец поправится, сразу приедет в Калугу.

Глава 2 В гетто

Этот дом, где Эстер родилась, где прошли школьные годы, тоже ее дом. Но там, в Калуге, ждет ее и доченьку любящий их муж. В субботу днем, покормив Лизоньку, она стала собираться в дорогу, билет купила заранее, уехать из Лиды должна была в полдень воскресенья. Когда она была у кассы, подул сильный ветер, небо покрылось грозными тучами. Эстер едва успела добраться сухой домой, тут полил сильный дождь.
– Не у добру такая резкая смена погоды, – высказалась мама Бася. – Громыхает, сверкают молнии, будто предупреждают о беде.
– Не накличь ее, не городи чепухи, дождь этот к урожаю, – ответил дедушка Арон.
Cлава богу, отец поправился, по личной просьбе его выписали из больницы, хотя был совсем слаб. Теперь Эстер с Лизонькой могут спокойно поехать в Калугу к ее мужу, к отцу ребенка.
Были в городе разговоры о готовящей войне, но советская агитация через радио, газеты была настолько сильна, что все считали, немцы на Советский Союз не решатся напасть. Ходили, конечно, слухи, что Гитлер антисемит, что в Германии и в оккупированной Польше преследуют евреев, но не верилось. Тем более у нас такая сильная Красная армия, и договор с Германией подписан о ненападении. Нечего особенно волноваться.
Утро всколыхнуло небольшой городок. Где-то невдалеке слышны были взрывы, летали самолеты, чьи – непонятно. Оказалось, бомбили окраину города, где была расположена воинская часть. Так жители Лиды поняли, а днем услышали, что немцы напали на нашу страну. А тут и на них посыпались бомбы. Люди шептались, метались, небольшая их часть, в основном евреи, покинула город. Семья Рейзиных не знала, что им предпринять. Эстер с дочерью направилась на железнодорожный вокзал, но увидев в небе немецкие самолеты, вернулась, решила остаться на несколько дней.
Они оказались трагическими. На следующий день им сообщили, что поезд, в котором собиралась ехать Эстер с Лизонькой, не добрался до Минска, так как были разобраны рельсы, затем людей немецкие передовые отряды отправили назад пешком. Через день несчастные пассажиры появились в городе, подтвердив слухи.

Перед войной в городе Лида проживало 5419 евреев, около 38 процентов от всего населения. Гитлеровская армия захватила город через пять дней после начала войны. Было некоторое время спокойно, но выходить из домов евреи боялись. Семье Рейзиных о происходящем на улицах сообщала семидесятилетняя соседка полячка Ванда. Она была, несмотря на годы, довольно бодрой и шустрой. В мирное время семьи дружили между собой, поздравляли друг друга с праздниками, Ванда и ее взрослые дети с еврейскими торжественными датами, а Рейзины с католическими.
– Знаете, фашисты согнали многих известных евреев интеллигентов и расстреляли их, говорят 275 человек. Ужас что творится. Один район города обкручивают колючей проволокой. Зачем? Не знаю. Боюсь я их, они в Польше выселили людей из домов, загнали, бог знает куда. Пойду к себе, мне и самой страшновато выходить, мало ли что они надумают.
Тут заволновались все, особенно дедушка. Он плакал и просил прощения, что так хорошо отзывался о немцах. Будь прокляты они, говорил Арон. Рейзины узнали, что некоторые белорусы и поляки пошли к немцам служить полицаями. Обстановка была угнетающей, евреям нельзя было появляться на центральных улицах, требовали, чтобы они на одежду нацепили кусок желтой материи в виде шестиконечной звезды. Рейзины, как и другие евреи, не представляли что делать.
Эти самые полицаи и стали вскоре сгонять в район, огражденный колючей проволокой, всех евреев города, добавили из соседних деревень. Людей другой национальности: белорусов, поляков переселили в освобожденные еврейские дома в прочих районах, откуда тех изгнали.
Узникам гетто приходилось терпеть постоянные издевательства. Мужчин и женщин, начиная с четырнадцати лет, заставляли работать. Немощных тут же уводили за колючую проволоку и расстреливали. Узников гетто только раз в день кормили. Те, у кого были с собой драгоценности, прятали, где только можно было в надежде, что их не найдут. Через колючую проволоку меняли на еду ожерелья, золотые колечки, костюмы или платья, если догадались и сумели их захватить.
Местные жители забирали все, насмехаясь над заключенными гетто. Иногда охранники выпускали несколько человек, чтобы они где-то добыли себе продукты. Все думали, как выжить в такой голодной обстановке. Семидесятипятилетний дедушка Арон тоже решил навестить польских соседей, авось у них найдет понимание и получит для своих детей кусок хлеба. Надеялся, что Ванда, которая жила напротив них, какую-нибудь пищу сумеет передать.
– Дед, ты куда собрался? – остановил Арона немецкий солдат, охранявший ворота гетто.
– Мне на двадцать минут уйти надо, буду просить у людей еды для родных. Я вернусь, не могу же так оставить детей, внуков, они кушать хотят, – на идише со смесью немецкого языка объяснил Арон.
– Возвращайся обратно, откуда пришел, я тебя не пущу, – ответил охранник, не совсем поняв, что старику нужно.
Как не умолял его Арон, все было бесполезно, немец отвернулся от него, давая понять, что разговор окончен. Тут подошел полицейский с винтовкой за плечом, спросил, чего этот дед здесь шляется. Услышав ответ Арона, тот подмигнул охраннику, сказал, что он отведет жидка, куда тот хочет, потом вернется. Невдалеке был бугорок, оттуда послышался выстрел. Так погиб дедушка Арон. Этот предатель и сообщил потом, что дедушка хотел бежать, его убили.
Поздним вечерком молодежь выбиралась через лазейки, подкопы под колючей проволокой, шли к огородам, на чужие и свои, ведь ничего не успели убрать. Выросла капуста, картофель, никому до чужих огородов не было дела.
Местные жители тоже побаивались немцев. Туда и направлялась молодежь, школьники. Просили помочь бывших соседей, но чаще воровали. Труднее всего было зимой. Когда парни шли за добычей, порою сталкивались с местными молодыми людьми, завязывалась драка.
Никакого топлива, несмотря на сильные морозы, им не давали. Гибли от лютых холодов старики, маленькие дети. Эстер закутывала Лизоньку в теплое одеяло, которое принес ее отец, только носик ее торчал наружу. О мытье ребенка и речи не могло быть. Прятала ее от глаз немцев, от полицаев. Если ее и остальных членов семьи уводили на работу, то с девочкой оставался кто-либо другой из пожилых людей. Эстер отделила перегородкой-простыней небольшую каморку в спальне, за ней и находилась доченька.
Ее отец занимался прежним своим делом, шил платья для жен гитлеровцев, некоторую одежду и для них самих. За это его поощряли, вручали ему еду, большую часть которой отдавал своим родным. Чтобы иметь еще дополнительные возможности добывать пищу, он обратился к немецкому капитану, который, как видно, был главным в городе, найти для него чистое помещение в городе, чтобы шить одежду для него и других офицеров.
– Здесь грязно, может испачкаться материал, атмосфера не подходящая, вокруг постоянные крики. Дали бы моей семье тихие две комнатки, жена с дочерью мне помогали.
Переводчик, местный польский парикмахер, перевел слова Наума. Капитан помялся, потом сказал, что постарается найти для него и швейной машины место, но находится в том помещении он будет один.
– Я дам тебе документ, что ты имеешь право навещать родных раз в неделю. Но семья твоя останется в гетто. – Капитан развернулся и ушел, дав понять, что разговор окончен.
Наум переговорил с родными, те посоветовали ему согласиться с таким предложением, ведь он все-таки будет более свободным. Через несколько дней капитан с еще одним солдатом пришли за Наумом. Швейную машинку нес немец, отец Эстер взял ножницы, нитки, прочие необходимые для шитья принадлежности, все трое вышли из гетто. Капитан привел их к одному дому, оттуда выбежала женщина, поклонилась офицеру, рукой показала, чтобы проходили вперед. В салоне стоял большой стол, на него поставили швейную машинку.
– Гут? – спросил капитан.
– Данке шон, гут, – ответил Наум.
– Нихт лауфен! Их шиссе дейне вайб унд дейне тохтер. Фарштанен? – немцы покинули помещение.
Ему должны были принести материю, чтобы что-то из нее смастерить. Пока Наум поговорил с хозяйкой дома. Муж у нее пять лет назад скончался, отравился чем-то, спасти не смогли. Дочь вышла замуж за сибиряка и уехала жить к нему. А сына призвали в армию, что с ним Станислава, хозяйка, не знает.
– Ой, что с вашими людьми творят, врагу не пожелаешь. Изверги они. Мы так дружно, спокойно жили, а эти варвары стреляют ни в чем неповинных евреев. Ты, если что надо, скажи мне, постараюсь помочь.
– Спасибо Станислава. Хочу каждые три-четыре дня навещать родных, они там голодают. Постарайся что-нибудь достать, в помощи больше всего нуждается моя внучка, она совсем маленькая, ей и полгодика нет. Ей бы молочка свежего. Я особо ничем тебе не могу помочь, разве что подшить, если есть материя, то и сшить. Дровишки, конечно, наколоть.
– И у нас тоже сложности, нам приходится немцев кормить. Но что-то есть в запасе у меня, навещу соседей, попрошу их помочь вам. Когда соберешься к своим родным, скажи, оставлю тебе немного молочка.
– Буду очень тебе благодарен.
Немецких офицеров в городе было не так уж много, но каждый желал что-то сшить из гражданской одежды в надежде на мирное время, к тому же женатые мужчины были не прочь отправить в подарок своим женам новое платье, кофточку, пиджачок. Где-то находили материи, причем довольно неплохого качества.
Каждые три-четыре дня Наум выбирался в гетто, обычно это делал вечером. У ворот его никто не проверял, знали, что над ним шефствует глава немецкой администрации капитан Вильман. Наум приносил овощи, фрукты, один раз даже пяток мясных котлет. Яблоки, груши он добывал сам, поздним вечерком забирался в пустой двор, где часть из фруктов лежало на земле, но он сбивал палкой более свежие плоды, клал в мешочек, чтобы доставить их в гетто. Жена часть принесенного отдавала жителям дома. Те так благодарили мужчину, что ему становилось неудобно.
– Будь вы на моем месте, точно так поступили, никакого подвига я не совершаю, обычное человеческое отношение. Мы же все находимся в ужасных условиях, не помочь, если есть возможность, это взять грех на душу. Так завещано нам Всевышним.
– Вы знаете Виктора Козлова? – спросил у своих близких при очередном их посещении Наум Рейзин. – Учителем физкультуры был, незадолго до начала войны в партию вступил. Он теперь старший полицейский. Как вам это нравится? Мне рассказали, что Виктор, чтобы доказать свою преданность немцам, выдал прятавшегося у соседей руководителя комсомольской организации по фамилии Пинский и по их приказу сам расстрелял его. Решил доказать свою приверженность к нацизму. Как его только земля носит, родные терпят.
Наум мог бы остаться ночевать с родными, но зачем их стеснять, они и так спят один возле другого. С тяжелой душой возвращался он назад к Станиславе, долго не мог заснуть, переживая за близких ему людей. Наум знал, что то одну группу евреев расстреляли, то другую. Еще раз попросил капитана разрешить проживание его семьи вместе с ним, но тот категорически отказал ему в выполнении его желания.
Когда глава семейства Рейзиных поделился со всеми этим сообщением, все тяжело вздохнули, но изменить ситуацию было не в их силах. Мама Бася только радовалась, что сыновья уехали подальше из Лиды, нужно надеяться, что они живы, у них все в порядке. Об этом сказала мужу и дочери.
– Ой, Бася, там сейчас такое творится, что тяжело предсказать их судьбы. Слышал, как немцы между собой разговаривали, смеялись. «Москва, Москва, Сталин капут!» Никто не знает, докуда они уже дошли. Как тяжело приходится нашему народу, гитлеровцы не люди, а паразиты.
Эстер уже не раз в этом убеждалась. Дедушку убили не за что, да и сотни других. Двух девушек, им еще шестнадцати лет не было, немцы схватили, заволокли в дом, насиловали всем скопом. Одна не выдержала, сошла с ума, толку, что ее сейчас не трогают, на работу не гоняют. Сейчас ходит по гетто и смеется.
Эстер самой пришлось очутиться в подобной ситуации. Она возвращалась к своим родным из бани, где она и другие женщины стирали одежду немецких солдат, офицеров, постельное белье, скатерти из столовой. Проходила мимо одного из домов, в котором жили немцы. Когда Эстер отошла от него метров на пять, один из жильцов вышел на крыльцо, поднял руки вверх, потянулся и увидел прошедшую вблизи молодую девушку.
– Ком цу мир! – скомандовал он.
Эстер ускорила шаг, немец громко повторил свой приказ. Она шла, будто и не слышала ничего, еще увеличила скорость ходьбы. Тот побежал за ней. Эстер тут же завернула за первый, попавшийся на ее ходу, дом, только пятки у нее сверкали. Обошла его, увидев, что он следует за ней, не пошла дальше, а вернулась к предыдущему зданию. Она все правильно рассчитала: гитлеровец, увидев, что ее нет, за тем домом, за который она зашла, пошел вперед. Эстер присела и прождала, пока он вернется обратно в свой дом-казарму, только тогда набрала полные легкие воздуха и выдохнула его.

Прошла зима, наступила весна 1942 года. Многих не стало за это время, одних убили фашисты, другие умерли от голода и холода, несколько человек сумело удрать, вроде бы в партизанский отряд попали.
Вечерело, солнце приближалось к горизонту. Май, праздничный месяц, но разве им до праздника? В любую минуту за ними могли придти, чтобы отвести к месту расстрела, некоторых убивали прямо здесь. Потом самим заключенным гетто приходилось оттаскивать трупы к ямам.
Науму пора было уходить, более чем на час он не мог задерживаться. Поцеловал всех, Эстер решила проводить отца. Все были в домах, боясь высовываться. Они прошли вперед и остановились. Отец сказал, что ей не нужно дальше идти.
– Папа, ты понимаешь, что все это скоро закончится? Гитлеровцы расправятся с нами, потом с тобой. Нужно предпринять какие-то меры. Ты должен выйти на партизан. Тогда я с мамой постараюсь выползти и встретиться с тобой, чтобы уйти в лес. Только так мы можем остаться в живых.
– Ты права доченька, я кое-какие шаги начал предпринимать. Узнал человека, который связан с партизанами, должен с ним встретиться. Потом более конкретно тебе расскажу.
– Если нам не удастся выбраться, ты сам иди в лес, пусть хоть один из нас останется жив. Папа, ты потом должен отыскать сыновей и моего мужа, расскажешь про этих варваров.
Спустя два дня состоялась встреча Наума и представителя партизан Алексея. Рейзин предложил ему свой план: отряд в один из вечеров должен напасть на охрану лагеря, освободить заключенных. Все они убегут в лес. Партизаны в этом должны им помочь.
– Мы не можем этого сделать. У нас в отряде многие без оружия, наших сил не хватит, чтобы вывести такое количество людей. Даже если бы это нам удалось, что мы будем делать со стариками, старухами, малыми детьми? Нас окружат и уничтожат вместе с теми, кого мы выручим, если не в тот же день, то за неделю. Мы стараемся совершать нападения на немцев, на их базы вдали от нашего места расположения.
– Но нас всех убьют!
– Перед тем, как с вами встретиться, беседовал с командиром партизанского отряда. Мы догадывались, о чем пойдет речь, и то, что вам сейчас сказал, это и его позиция. Попытайтесь организовать побег, а наш отряд выйдет к окраине леса, чтобы отбить преследующих вас фашистов. Все, что можем вам обещать.
В очередной раз, зайдя в лагерь, Наум, оставшись наедине с дочерью, рассказал о разговоре с представителем партизан, попросил ее поговорить с людьми физически крепкими, сказать, что только они сами могут спасти жизни свои и родных.
– Сообщи об этом только тем, в ком уверены ты и другие надежные ребята. Дату, когда наметите побег, заранее передадите мне.
Эстер поговорила с шестью мужчинами, четверо были совсем молодыми, им было пятнадцать-шестнадцать лет. Нацисты их держали, потому что они были сильными, выполняли тяжелые погрузочно-разгрузочные работы.
За четыре дня до намеченного побега к Эстер, которая еще с двумя женщинами стирала белье охранников, подошел полицейский, отвел ее в сторону, сообщил, что послезавтра немцы собираются уничтожить большую половину жителей гетто. Он назвал девушку по имени.
– Это точно? Спасибо за сообщение. Откуда знаешь мое имя?
– Я учился в той же школе, что и ты, только на два класса ниже. Ты забудь о том, что это я с тобой поделился сведениями о расстреле.
– Как тебя зовут?
– Игорь Колесников. Прощай.
Что делать? Эстер никак не могла сразу сообразить, что ей предпринять. Как только с работы вернулись ребята, с которыми наладила контакт, рассказала им о том, что ей сообщил полицейский. Возник вопрос, почему вдруг, когда есть много работы у немцев для них, возникла такая ситуация? И кого в этот раз они захотят уничтожить?
Один из парней, которого считали старшим в группе, сообщил, что догадывался о предстоящем расстреле, так как мужчины помоложе три дня копали длинную яму. Шепнул ей, что к побегу готовы около тридцати узников гетто. Когда они начнут убегать, вслед за ними дернут и другие заключенные. Он обещал предупредить всех остальных из их группы.
На следующий день Эстер увидела, как Игоря Колесникова двое немцев куда-то ведут. Руки у него были связаны. Что с ним случилось? Как раз рядом с ней остановился полицейский.
– Куда-то вашего товарища повели?
– Нашла мне товарища. Он отказался расстрелять партизана, хотел его освободить. Того на месте укокошили, а этого сейчас убьют.
Ни матери, ни соседям Эстер ничего не рассказала о готовящемся расстреле. Боялась, что услышат об этом другие, начнутся волнения, об этом быстро пронюхают немцы или их прислужники, тогда ни о каком побеге и речи быть не может. Она постарается маму и дочь спасти.
Всю ночь думала. Раненько утром, еще не совсем рассвело, она завернула Лизоньку в простыни, взяла на руки и вышла из дому. Она понимала, что с девочкой ей не спастись, к тому же хотела предупредить отца о предстоящем расстреле. В колючей проволоке была щель, о которой охранники не подозревали, она была тщательно прикрыта сухой травой. Через нее ребята уходили на добычу еды. Однажды показали это место ей.
Туда и направилась Эстер. Просунула в отверстие ограды Лизоньку, подумала не оставить ли ее здесь, но доченьку могут подобрать немцы или их помощники. Подложить доченьку возле какого-нибудь дома в городе, побоялась. Пролезла сама, схватила пакет с Лизой и бегом к реке. Решила самой зайти к отцу, предупредить его о предстоящей экзекуции над евреями, а затем вернуться в гетто. Подошла к речке, течение Лидеи было спокойным. Эстер искала что-нибудь, чтобы переправиться на другую сторону, но ни одной лодки не было на всем протяжении ее взгляда. Да и оставить маму она не могла.
Но что там чернеет? Она прошла, увидела старый шатающийся деревянный мост, возле него кто-то стирал белье, но увидев Эстер, женщина испугалась, оставила белье возле моста и быстрым шагом ушла в противоположном направлении от нее. Эстер заметила, как кусок фанеры уплывает вместе с частью белья. Держась за перила мостика, чтобы не упасть, молодая мама с ребенком перебралась на вторую сторону реки, бегом двинулась к деревне.
До нее было не очень далеко. Прошла несколько домиков, положила Лизоньку возле одного из них на скамейку, что стояла перед оградой. Поцеловала дочь, сильно стукнула костяшками рук в ставню и спряталась на другой стороне. Из домика вышел мужчина, он тер руками свои сонные глаза. За ним показалась женщина, на спину был наброшен халат.
– Это что за сверток? Ой, там ребенок, с годик, наверное. Зачем нам подкинули? У нас самих трое. Не плачь, дитятко, мы тебя заберем.
– Райка, зачем он тебе?
– Лешка, ты хочешь оставить его здесь подыхать? Пусть побудет у нас. Вон Софья мечтала заиметь еще одного ребенка, да мужа нет, погиб в Финляндии, мы и отдадим его ей.
– Не хватало бабке хлопот, вот тебе боженька забаву прислал. Райка, она тебе нужна? Чем ты ее кормить будешь?
Эстер видела, как эта женщина нежно прижала девочку к груди, и они зашли в дом. Теперь ей нужно было предупредить отца об опасности, посоветоваться с ним, что им дальше делать. Но едва она перешла обратно мостик, как услышала свист, крики на немецком языке, потом смех.
К ней подошли немцы, из их разговора, сопровождавшегося смехом, она поняла, что теперь они гогочут, посчитав, что уплыла часть ее белья. Те взяли ее за локти и повели обратно в гетто.
– Доченька, почему ты так рано встала? Куда ты ходила?
– Я передала Лизоньку в надежные руки. – «Как бы я хотела, чтобы это было так», – подумала про себя Эстер. – Мама, отойдем в сторонку. Сегодня у нас всех будет тяжелый день, так что ты держись за меня. Куда я, туда и ты, ни на шаг от меня.
В этот раз ни одного заключенного не отправили на работу, подтверждая сообщение полицейского. Около десяти утра всех согнали на середину улицы гетто. Появилось порядка двадцати немецких солдат, среди них несколько офицеров, кроме того не намного меньше полицейских. Затем капитан скомандовал что-то солдату, тот подозвал двух местных помощников, и они отделили от толпы узников человек триста, потребовали пройти пять шагов вперед.
Капитан подошел ближе к этой группе, показывал стеком на кого-то, его отводили в сторону. Отбирал он в основном людей до 50 лет. такую же процедуру проделал со следующими группами. В одну из них попала Эстер, но она пошла не одна, а потянула за собой маму. Набралось более двухсот человек. Остальных офицер отправил обратно по домам гетто.
Их вели по широкой шоссейной дороге, гитлеровцы и полицаи шагали по бокам. Громко смеялись, переговаривались, как видно им предварительно разрешили выпить. Эстер с мамой шли вблизи узника, руководителя группы. Оставалось метров сто до вырытой ямы.
– Приготовились, – тихонько сказал старший. И через десять секунд крикнул: – Спасайтесь!
С правой стороны зеленели невысокие побеги ржи, туда рванули все узники, но Эстер, схватив за руку маму, побежала влево, где земля была пустой, предназначена для пастбища, изредка росли кусты. Здесь щипали траву несколько коз, не подозревая, свидетелями чего они станут. Она пригнула голову к траве, слышала, как гремят выстрелы, как кричат немцы. Мама Бася задыхалась от бега, но все равно бежала. Вдруг упала.
– Мама, вставай, нам нужно быстрее от них уйти! – крикнула Эстер, но ее саму на землю потянула рука матери.
– Беги, доч…, – услышала она сиплый голос мамы. Посмотрела и увидела, что та закрыла глаза, открыла рот, а из него льется струйка крови.
– Мама! Мамочка! Пойдем, не то нас убьют. – Мама Бася не дышала, она была мертва.
Эстер не могла сдвинуться с места, слезы лились потоком из ее глаз. Она слышала одиночные выстрелы и залпы, но продолжала лежать рядом с мамочкой. Ей самой не хотелось жить, но у нее была доченька. Она должна сохранить свою жизнь ради нее. Придя немного в себя, осмотрелась. Вокруг ни души, немцы, как видно, погнались за беглецами, оставшихся узников расстреляли, а про нее и маму подумали, что убиты, поэтому оставили лежать на земле.
«Мамочка милая, кто же тебя похоронит? Не смогу, меня же убьют, а я хочу найти свою Лизоньку. Прости, но мне надо сейчас же бежать, пока эти изверги не вернулись. Попробую добраться до партизанского отряда, но где он представления не имею. Прощай, я тебя всю жизнь буду помнить».

Глава 3 Не сдаваться

Эстер посмотрела, на солнце, оно было в зените, значит ей нужно идти налево, на восток, ближе к территориям, где сейчас советские войска сражаются с врагами. Она не знала, сколько ей предстоит шагать, чтобы придти к своим, не важно, это будут красноармейцы или партизаны. Поэтому старалась идти не спеша, чтобы сильно не уставать. Держалась не очень далеко от дороги, шум машин она изредка слышала, но ее никто не видел.
Двое суток прошло с момента побега, за это время Эстер заметила всего одну подводу, на которую мужчина клал сухие ветки для топлива. Она отошла в сторонку, с незнакомыми людьми боялась общаться. Решила, что лучше идти вечером или раненько утром, а днем где-нибудь передремать. Но не всегда такое место легко было найти.
Ей даже однажды попались партизаны, так она посчитала. Эстер услышала далекие голоса и смех, решила посмотреть, кто там шумит. Издали увидела людей с винтовками в руках, одежда на них крестьянская. Она подошла ближе, хотела окликнуть их, но в этот момент услышала хриплый голос одного из троих мужчин:
– Так им, жидам, и надо.
Эстер потихонечку отодвинулась назад. Нужны ей такие партизаны, как корове седло. Тут же в голову полезли воспоминания. У них была корова Шурка, она ее изредка доила, так как обычно это делала мама, ведь нужно было вставать очень рано, чтобы надоить молоко, а Шурку отправить с пастухом и другими буренками на выпас. Она в это время обычно спала. Милая моя мамочка, тебе бы еще жить да жить. Где ты сейчас, мой замечательный папочка? Как тебе живется в новой семье, моя любимая Лизонька?
Вначале Эстер считала дни, потом сбилась со счета. Она вся отощала, быстро уставала, хотя шла медленно. Иногда ей удавалось найти приют в заброшенных домах, сараях, порою в стожках сена, а зачастую выискивала глухую часть леса, куда даже волку не легко было бы добраться. Нет, так дальше продолжаться не может, ей необходим отдых, ей надо добыть питание. До сих пор она питалась осенними грибами, засохшими ягодами. Иногда заглядывала на окраины деревень, при свете луны находила зеленые побеги лука, аккуратно обрывала их и ела, горькоту не чувствовала, бывало срывала полузеленые помидоры. В один из дней она настолько проголодалась, что едва доползла до первых домов села. Стукнула железной защелкой о двери и упала.
Кто-то попытался выйти, но тело Эстер мешало. Раздался женский голос, она звала кого-то. Силой открыли дверь, за ней стояла пятидесятилетняя женщина в ночной рубашке с платком на голове и паренек двенадцати годков, на нем были темные штаны. Женщина тут же послала сыночка за водой, напоила Эстер, помогла ей встать. Оглянулась вокруг, затем завела ее в дом.
– Чайку нагреть? – спросила хозяйка дома.
– Я более двух суток ничего не ела, – шепотом произнесла Эстер.
Женщина тут же принесла несколько ломтиков хлеба, большой кусок рыбы, скорее всего, щуки, но Эстер было не до рассматривания вида еды, она тут же усердно принялась кушать. Но ела осторожно, боясь попадания в горло косточек. Затем на столе поставили чай, а к нему темное сладковатое варенье. Из чего оно сделано, Эстер затруднялась ответить.
– Чего же ты милая девочка бродишь голодная? Где же твои родители? – поинтересовалась хозяйка, приняв ее за совсем молодую девушку.
– Убили моих родителей, – ответила она.
– Как мне жаль тебя, сиротиночку. Но я не могу оставить тебя у себя дома. В деревне одну семью сожгли, они прятали двух сестер евреек. Но переночевать можешь, до рассвета еще часиков пять-шесть есть.
– Большое вам спасибо, я пойду, мне не привыкать. Сейчас самое время, чтобы идти вперед.
– Да погоди ты минутку. Я в дорогу что-нибудь дам. – Хозяйка пошла на кухню, вскоре принесла сверток, вручила Эстер. Та вновь поблагодарила ее.
Эту газетную упаковку она раскрыла во второй половине дня, засев в густом кустарнике, в котором проспала часа четыре. Когда увидела содержимое, обрадовалась, там был большой кусок хлеба и несколько кусочков вареного мяса. Подсчитала, что этого должна хватить раза на три-четыре, чтобы подкрепиться. Хотела сложить обратно в бумагу, ведь она недавно кушала, но не выдержала, отломила корочку хлеба, сунула себе в зубы, сложила все обратно. Только теперь принялась жевать отломанный кусочек.
И вновь дорога, сколько километров она прошла, представить не могла. Шла осторожно, поглядывая по сторонам, часто приходилось залегать, чтобы ее не увидели. Пряталась от всех, никому не доверяла. Еду, что ей дала женщина, она давно съела, снова голодала, хорошо, что еще не наступили холода.
Сегодня ей надоело ждать, когда наступит вечер, вышла на окраину леса. Перед ней был ручеек, за которым виднелась деревня. Эстер зашла в воду, помыла руки, лицо, потом ладошками набрала водички и выпила раза четыре. Несколько суток ничего на глаза не попадалось, кроме одного подберезовика. Если бы ее целью был сбор грибов, то несомненно она бы нашла их больше, но сейчас ее цель дойти до нашей армии. Эстер разузнала у пожилой женщины, где она находится, к своему удивлению поняла, что двигается в нужном направлении. Будь что будет, она должна в деревне найти подходящее место для ночевки.
Не дождавшись, когда стемнеет, Эстер подобралась к одному из огородов. Забор был сломан, не нужно было преодолевать преграду. Увидела несколько красных небольших помидор, сорвала их, один тут же съела, второй положила в карман. Прошла мимо деревянного туалета, улыбка тронула ее губы, ведь для этой цели у нее был лес.
Но ей необходим отдых. Попробовать зайти в сарай? Он стоял метрах в восьми от дома. Медленно, согнувшись, подошла к нему, дверь не была на замке. Кто-то там может быть, прислушалась – тишина. Все же рискнула, зашла, прошла вперед и оказалась прямо перед лошадью, она была привязана, увидев незнакомого человека, тихонько заржала.
– Не бойся, я тебя не обижу, – прошептала Эстер и погладила лошадку по щекам. Та заржала громче. Эстер испугалась, услышат люди, придут и схватят ее. Тут она увидела немного ниже головы коня небольшую кормушку, в ней зерна пшеницы.
– Ты сытая? А это мне оставила? Хорошая ты моя! – Эстер положила во второй карман часть оставшегося корма, обошла лошадь. Позади нее было свободное место, где лежала солома и сено.
Эстер забралась на них. Она пожевала зернышки, закусила помидором, более суток у нее во рту ничего не было. Немножко утолив голод, она свернулась в клубочек и заснула. Проснулась от мужского голоса.
– Нюрка, ты собираешься корову и коз доить? Почему вчера не заперла дверь на замок?
– Федька, я уже здесь. Подкинь малость картошки нашим козочкам.
Когда Эстер услышала шарканье ног, она быстренько зарылась во все, что было под ее телом. Тут же женщина продолжила отвечать мужчине:
– Чего с утра орешь? Я уже здесь. Не заперла, ну и не заперла. Люди побоятся сюда заходить. Федька, ты лучше принеси картошку козочкам.
– Не повторяйся, слышу!
Голова Эстер, вторгшейся в чужой сарай была наружу. Она открыла глаза, еще не рассвело, увидела, что пожилой мужчина стоит в пяти метрах от нее и разговаривает с лошадью.
– Что мне с тобой делать, Орленок? Старый ты стал, а купил я тебя жеребенком. Такой прекрасный, живой, как ты здорово помогал мне по хозяйству, сколько мы с тобой поездили в город, другие поселки, много лет перепахивали наши сотки. Я сегодня для тебя кусок хлебушка принес, ешь, мой хороший. Послужи мне еще хотя бы с годик. Не хворай, а мне пора на работу. Нюрка! Гони скотину на выпас, скоро пастушонок появится.
«Как хорошо, что он меня не заметил, мне бы в потаенное местечко, да где его найдешь», – подумала Эстер.
Она дождалась, когда уйдет из сарая незнакомая ей Нюрка, услышала, как запирается сарай. Тогда и поднялась и прошлась по помещению. Солнце уже хорошо светило, она заметила, что в сарае имеется два отделения, в одном лошадь, а в другом две козы и, наверное, корова, их то и доила хозяйка.
Во втором отделении места было не намного больше, чем в первом, но зато больше сена. Эстер схватила двумя руками охапку сухой травы, перенесла на лежбище, вновь вернулась к месту, где размещались корова и козы. Нашла с десяток вареных небольших картофелин в кожуре. Тут же часть их съела.
«Что же дальше делать? Выйти из сарая я не могу, да и понравилось мне здесь. Нет, конечно, мягкого матраса, теплого одеяла. Но это же не по лесу бродить, удивительно, как меня звери не съели. Кому нужны эти высохшие кости. Интересно, как я теперь выгляжу. Нужно набраться силы и шагать дальше».
Эстер начала размахивать руками, поднимая их кверху, затем опуская кулаки на предплечья. Решила заняться приседанием, но на втором разе упала, оказалось маловато здоровья. Ушла к своей постели, легла и вскоре заснула.
Спала не долго, но вставать не хотелось. Слышала, как вновь пришел хозяин, принес поесть коню и ушел. Эстер подождала немного, встала, решила подойти, посмотреть, чем тот кормит лошадь. К ее сожалению, та все съела.
Теперь затворница намерилась пройтись взад-вперед по этому помещению, до устали топала. Услышала меканье коз, подошедших к дверям сарая с обратной стороны, вернулась в укромный уголок. Нюрка завела вначале мелкую скотину, затем корову. В руках у нее было ведро и кастрюля, она подоила вначале коз, затем буренку, так называли корову соседи Эстер. Женщина ушла, но вскоре вернулась с едой, положила и одной и другим. И в этот раз она закрыла сарай на замок.
Эстер тут же вскочила, подбежала к корове, в посудине которой была какая-то кашица. Она зачерпнула оттуда ладошкой, что там и не пыталась рассмотреть, тут же прожевала ее, повторила еще раз. Теперь по вкусу поняла, что съела кусочки свеклы и морковки. Корова неодобрительно смотрела на нее, молчала, но мотнула головой, мол, шагай отсюда по-доброму.
– Извини, буренка, но ты не знаешь, какая я голодная. – Эстер вспомнила поговорку, которую слышала в ателье: «Делиться надо, так говорил Ленин».
Она направилась к козочкам, может быть, они ее лучше поймут. Козочки отошли в сторону и подозрительно смотрели на новую жительницу сарая. В их кормушке увидела маленькие картошки в мундире. Эстер задрала кофту, которая была светло-коричневой, а стала серой, положила с десяток картофелин и тихонько побрела к своему уголку. Там съела большую часть еды, оставив три штуки на завтрак. Осталась довольная вечерним походом за пищей. Теперь можно было отдохнуть, помечтать.
Днем она выспалась, осталось время для воспоминаний и размышлений. Больше всего она волновалась за отца, ведь он остался в городе в доме у какой-то женщины. Эстер надеялась, что он спасся, весь многие считали его умным человеком. Затем мысли переключились к мужу Евсею. Скорее всего, его призвали в армию, он сражается с фашистами. О дочери она старалась не думать, полнейшая неизвестность волновала ее, но она знала, что попытка спасти Лизоньку, была лучше, чем позволить гитлеровцам в присутствии ее родных бросить живой в яму.
Незаметно сон сморил ее. Проснулась, когда услышала скрип открывающихся дверей сарая. Снова уткнулась в сено, что было под ней. Вошли хозяин и хозяйка. Загремело ведро. Мужчина покормил лошадку, женщина занялась дойкой домашних четвероногих. «Мне бы стаканчик молока оставила», – мелькнула мысль у Эстер. Но не могла она свое желание высказать вслух. Она даже ощутила во рту вкус молока, облизала губы, они были слишком сухие.
Когда хозяева покинули сарай, Эстер поднялась, подошла сбоку к корове, но та повернулась к ней передней частью. Тогда двинулась к козам. У нее в кармане был чистый носовой платок, перед тем как перейти ручей, отделявший лес от деревни, она его выстирала. Теперь достала, присела перед одной козой на колени, взяла за сосок вымени, потянула вниз. Ни одной капельки молока не выдоила, хотя в жизни ей изредка приходилось доить коз, мать хотела, чтобы дочь все в жизни могла.
Эстер перешла ко второй козе. – Ты моя хорошая, поделись со мной тем, что у тебя осталось, не жадничай. – И здесь первые потуги молодой женщины не привели к успеху. Взялась за другой сосок, пару капелек упали на пол. Тогда Эстер положила на руку платочек и стала усиленно доить. Материя намокла, Эстер прямо надо ртом выкрутила его, несколько глотков молока попали ей в рот. Она дважды продела эту операцию по добыче еды, но следующие ее потуги не увенчались успехом, к тому же Эстер устала. Она вернулась в свою «царскую» постель.
Наступило утро третьих суток, в сарае появилась Нюрка, подоила скотину. Эстер тихонечко оставалась на своем месте. Неожиданно услышала голос хозяйки:
– Эй, ты там, выходи, не прячься! Я все знаю, все вижу.
Эстер ничего не оставалось делать, как выбираться из своего лежбища. Встала, отряхнулась и появилась перед женщиной.
– Бог ты мой, совсем девчонка. Тебе сколько лет?
– Двадцать.
– Это ты так отощала? Кожа да кости, на-ка, выпей, – хозяйка достала откуда-то кружку, налила из бидончика молока. Эстер тут же его выпила.
– Тебя как зовут?
– Эстер.
– Забудь это имя, ты Эмма. А я…
– А вас зовут Нюрка. Извините, Нюра.
Женщина улыбнулась. – А тебе палец в рот не стоит класть. Ты знаешь, этот двор опасен для тебя. Мой Федька полицай, не бойся, сейчас он на дежурстве. Но показываться ему тебе не стоит.
– Мне лучше уйти?
– Мы с тобой только познакомились, а ты убегать хочешь. Я тебя так спрячу, что с собакой не найдут. Ты пока займи свое место, а я принесу тебе теплой одежонки и более питательную еду. Еще молока налить?
– Не надо, боюсь за свой желудок. Вы меня извините, я в том углу немного наделала.
– Не беспокойся, я уберу. Для этого дела детский горшок принесу, где-то валяется. Двери закрою, так спокойнее.
Нюра вышла, Эстер заволновалась. Женщина может привести немцев или мужа, и ей конец. Но по голосу, по лицу видно, что она хороший человек, иначе бы не рассказала, что ее Федька полицай. Чего гадать, она все равно не может выйти среди бела дня на улицу.
Полчаса, пока снова появилась Нюра, длились для Эстер, как несколько часов. Она принесла мешок с одеялом и еще круглую кастрюлю с едой. Что там и сколько можно было лишь догадываться. Нюра прошла в другой конец сарая, оттянула несколько тюков с соломой в сторону. Эстер увидела люк, хозяйка подняла крышку, велела ей спускаться вниз. Осторожно по лестнице сползла на дно погреба.
– Эмма, держи одеяло. – Вниз полетел мешок, который свалил Эстер, она тут же поднялась, перенесла все в сторону. Следом спустилась хозяйка с кастрюлей, она подсвечивала себе фонарем.
Погреб был наполнен разной мебелью и одеждой, некоторые из них были в хорошем состоянии. Среди них она увидела небольшой диванчик, спросила, можно ли ей на нем спать. Нюра кивнула. Занялись разборкой одежды. Эстер не понимала, откуда в этой семье платья совсем не подходящие под размер женщины, стоявшей рядом. Она была полная, высокая, но спрашивать не стала, может быть, где-то живет ее дочь или невестка.
В подвале нашлось несколько курток, осеннее пальто, на этом ее поиски остановились. Нюра подвинула к Эстер кастрюльку, дала ей возможность скушать кусочка два мяса с хлебом, несколько картошек с соленым огурцом. Хозяйка спохватилась, как это она не взяла воды, тут же покинула погреб, сказала, что через пять минут вернется. Принесла кувшин воды, пообещала наведываться к ней, вылезла, закрыла крышку, стало темно. Диванчик Эстер нащупала, прилегла, укрылась одеялом, почувствовала, что будто она у себя дома.
Последние дни после гибели мамы ее мысли были о том, куда пойти, где найти что-либо съестное, как согреться. Ситуация выправилась. Спать не хотелось, она могла осмыслить происходящее.
«Моей семьи нет: дедушку убили, маму застрелили, неизвестно жив отец или нет. Хоть бы Лизоньку кто-нибудь подобрал, позаботился о ней. Евсей, скорее всего, если не погиб, воюет с немцами. А я живая, невредимая нахожусь в погребе, лежу на диване и чего-то жду. Жизнь, прости меня за то, что я еще существую. Но мне необходимо выжить, найти дочь, вырастить ее».
Эстер так крепко сморил сон, что не слышала, как к ней пришла хозяйка, она принесла ей большой теплый вязанный шерстяной платок и кружку козьего молока. Проснулась от покашливания.
– Простите меня, Нюра.
– Будь проще, не надо никаких извинений. Тебе что-нибудь еще нужно?
– Нет. Мне бы только переодеться, это такое грязное, что можно выбросить. У вас нет чего-нибудь для меня? Только хотела бы одеться при свете.
– Быстро снимай все с себя. Тебе бы помыться не мешало. Авось найдем время, когда Федька надолго отлучится, сможешь эту грязь убрать.
Вдруг она услышали голос мужа. Нюра моментом взлетела на лестницу, закрыла дверку. Эстер взобралась наверх, стала прислушиваться.
– Что-то ты долго возишься? Сидел дома, надоело, пошел тебя искать. Дай-ка молочком козьим побалуюсь. Так мало надоила? Фирка Бурштейн была очень довольна своими козочками, хвасталась, что надаивает литр молока от каждой.
– Хвастаться не запретишь.
– А я ей верил, она никогда никого не обманывала. Учиться надо было у нее, как кормить коз, как их доить.
– Вот именно, учиться! Чего ж ты их грохнул?
– Не я, так другие убили бы эту семью. Так им, жидам, и надо! Жили они припеваючи, не то, что мы, сколько раз ты деньги у них одалживала. Зато теперь у нас и мебель хорошая, и тарелки фирменные, ложки серебряные. Одежды сколько принес, жаль, тебе не подошла.
– А почему я одалживала деньги? Потому что ты всю зарплату, что получал, пропивал. Вот и не береди душу. Пей грешник молоко и топай отсюда, мне еще буренку доить надо.
На второй день Нюра позвала Эмму наверх, сообщила, что немцы вместе с полицаями собираются уничтожить партизанский отряд, кто-то им сообщил их местонахождение. Основную часть карателей прислали из районного центра.
– Как называется ваш районный город? – поинтересовалась Эмма, она стала привыкать так себя называть.
– А ты не знаешь, где оказалась? Город называется Горки, а живешь ты в деревне Дубровка. Эмма, не задавай сейчас вопросов, не время. Я накипятила воды, иди в дом, мойся, пока мой бандюга не появился. Там все положила: мыло, полотенце.
До чего же Эмма была рада, что есть вода горячая, а когда закончилась, стала еще раз умываться холодной, пока и той не стало. Обтерлась полотенцем, надела другую одежду, которую взяла из погреба.
– Тебя не узнать, – всплеснула руками Нюра, вошедшая в кухню, где Эмма мылась.
– Вы мне тряпку принесите, я пол подотру.
– Под скамейкой тряпки лежат. Ты красавицей стала, женихи табуном ходить будут.
– Я замужем, но где он сейчас не знаю.
– Столько времени ты у меня, а я о тебе ничего не знаю. Рассказывай, у нас время есть. Только сначала я налью тебе борщ, будешь кушать и рассказывать.
Борщ был отличный, мама похожий варила. Затем Нюра подкинула ей макароны с мясом. Эстер потихоньку, опорожняя тарелку, рассказала о своих родителях, о муже, о Лизоньке. Когда говорила о последних днях в гетто, о том, как положила доченьку на скамейку незнакомым людям и ушла, обе заплакали.
– Досталось тебе, милая Эмма, никому не пожелаешь такого. И все же ты молодец! Тебе никуда от меня не надо уходить, дождись прихода Красной армии, тогда и попытаешься разузнать что-нибудь о своих родных. Хочешь, не хочешь, а тебе пора возвращаться на свое место. Тебе не холодно там?
– А я двумя одеялами укрываюсь, бывает, что жарко становится. Спасибо вам, Нюра. Если бы у меня были деньги, все отдала вам.
– Знаешь, за мужа меня грызла совесть, мучилась и днем, и ночью. Но с твоим появлением с меня словно гора с плеч свалилась. Ты мне стала родной дочерью. Я сейчас подумала, что вернется мой сынок с войны, ты станешь отличной невесткой. Он у меня умница, характер хороший, в меня. Так что тебе не нужно никуда уезжать, останешься жить в этом доме.
– Я с удовольствием породнилась бы с такой женщиной, как вы, но я замужем, я его люблю. Мы за разговором и дошли до моего убежища.
– Держи посудину, будет тебе на ужин.
– Я сытая, даже завтрак не понадобится.
– Тебе необходимо приобрести форму женщины, а не худой, неделю не евшей дикой кошки.
Эстер легла на диван, укрылась. «Какая добрая женщина мне попалась, мама родная за мной так не ухаживала. Она вечно была занята кухней, уборкой, шитьем. Нет, она не обижается на нее, мама старалась, чтобы в доме было чисто, а мы, мой папа и дети были накормлены. Но Нюра бесподобна, приютила и кормит беглянку, за что ее могут фашисты убить, а может быть даже сам муж-полицейский. Никогда ее не забуду».
Все вошло в размеренный ритм, как в школе. После дойки коровы и коз, Нюра приносила ей полулитровую кружку молока. Только теперь она угощала затворницу коровьим молоком. Чуть позже Эстер получала на завтрак несколько картошин, а к ним маленький кусочек масла или немного сметаны. В обед ела мясо с кашей, иногда добавлялся суп. Вечером Нюра не всегда могла принести ей еду, так как Федор был дома, но для Эстер оставляла запас хлеба. Ей хотелось обнять Нюру, но застенчивость, одна из характерных черт ее характера, не позволяла этого сделать.
Иногда, выбираясь наружу, она слышала какой-то дальний грохот. Хозяйка ей подсказала, что это залпы артиллерийских орудий. Значит, наши войска не так уж далеко от деревни Дубровка, значит, она скоро сможет спокойно поехать на поиски родных, ее любимой доченьки. Радость наполняла всю душу Эстер. Она бы прыгнула, но сил не хватало, чтобы это сделать. Да и высота потолка была не намного выше ее роста. Однажды утром она встала и ударилась головой о боковой столб, поддерживавший крышу. Пощупала то место, которое болело, шишки не было. И то радость.

Глава 4 На полях сражений

Сергей Макарович Галактионов, директор 12-й средней школы, встал, прошелся взглядом по всем пришедшим в учительскую коллегам, заявил:
– Уважаемые товарищи учителя! Вы видите и хорошо понимаете, в какой ситуации мы оказались. Гитлеровские войска неожиданно напали на нашу страну, нашей армии временно приходится отступать. Необходимо все силы бросить на защиту нашей славной Родины. Это вы и без меня знаете, но я собрал вас не для того, чтобы это сказать, а сообщить вам решение городского Совета и военного комиссара города, что мы должны часть учителей отправить на войну с врагом. Я предлагаю сначала узнать, кто хочет стать добровольцем. Выйдите, пожалуйста, ближе ко мне.
Встало пятеро мужчин и одна женщина, вышли вперед, затем из-за столов поднялось еще трое, но директор школы жестом руки остановил их.
– Товарищ Файнберг, я хотел бы, чтобы вы остались. Нам учителя истории в такой важный момент нужны.
– Думаю, товарищ директор, вы быстро найдете мне замену. Я желаю идти сражаться с немецкими захватчиками.
– Возражать не имею права. Итак, завтра к восьми утра в военкомат отправляются Рохленко, Коновалов, Шлипман, Андреев и Файнберг. Я благодарю вас за то, что вы сами решили вступить в схватку с врагом. Всем оставшимся классным руководителям необходимо объяснять ученикам сегодняшнее положение в стране, доводить до сведения ребят политику нашей коммунистической партии. Сейчас можете идти домой. Вам, уважаемые коллеги, идущие на фронт, желаю успеха в битвах с нацистами, живыми вернуться домой, к нам в школу. Мы будем вас ждать.
Но кто тогда думал, что скоро начнется война и им придется защищать Отчизну.
Евсей пришел в свою квартиру, задумался, не зная, что ему завтра утром захватить с собой. Когда он учился в пединституте на первом и втором курсе, у них были уроки военной подготовки. Он подобрал крепкие штаны, ботинки, темную рубашку, сложил в мешок. Посмотрел в шкаф, а там много еще осталось вещей его и Эстер. И что с ними делать? Ведь сегодня он должен отдать ключи хозяйке квартиры. Вернется он из армии после разгрома немцев, купит новые вещи. Главное, чтобы с ним, его родными ничего не случилось.
Во дворе военкомата их продержали двое суток, спали тут же, кто где приткнется. Днем показывали, как владеть винтовкой, штыком. Затем отпустили на пять дней домой. Евсей хотел поехать в Лиду, но ему сказали, что там идут сражения за город и поезда туда не идут.
Ровно в восемь утра 27 июня отделили от основной массы группу призывников, отправили к товарной станции, где им выдали старое армейское обмундирование. Галифе на Евсее висели, но меньшей одежды не было. Без всякого оружия их поездом отправили в Подмосковье. Здесь вручили винтовки и вновь посадили в товарный поезд. Так они оказались в Белоруссии.
Вначале он попал в 240 стрелковый полк, подносил снаряды к зенитным пушкам, но во время отступления их пришлось оставить. Бои шли в районе Рогачева, Жлобина. Зачастую отступающие солдаты толком не знали, в каком направлении идти. Самолеты противника часто сбрасывали свои бомбы на них.
Во время одной из бомбежек Евсея контузило, бойцы оттащили его подальше от окопов и оставили. Очнулся он ночью, голова трещала, но он понимал, что нужно спасаться. Увидел, что и другие бойцы отходят к Днепру, откуда доносились звуки взрывов снарядов, были видны вспышки ракет. Добрались до реки, а мост уже взорван. Встала проблема с переправой, через Днепр вплавь – такое расстояние не преодолеть. Стали думать. Влево послали одного бойца, вправо Евсея. Протопал километра два, наконец, увидел старика, тащившего большую моторную лодку вдоль берега. Он стал помогать ему.
– Дедушка, остановись. Везу срочное донесение командованию армии, необходимо переправиться мне на ту сторону.
Старик явно не был глупцом, понял, что его хотят обхитрить. Выругался и снова принялся тянуть лодку. Евсей снял с плеча винтовку, припугнул дедушку. Тот, кряхтя, надувшись, молча спустил свой баркас к воде и показал рукой, чтобы солдат садился в него. Попросил обязательно вернуть лодку ему назад, так как это его заработок.
Евсей взялся за весла и вдоль берега направился к ожидавшим ребятам. В эту лодку поместилось еще семеро, правда она была настолько нагружена, что вода почти подходила к ее краям. Завели мотор, перебрались на вторую сторону Днепра. Евсей передал солдату, который должен был возвратиться обратно, чтобы забрать оставшихся, просьбу хозяина вернуть ему лодку.
– Не говори глупостей. Идет война, никому мы ничего не должны. Только бить хорошо нашего врага.
Под утро, уже перебравшись через Днепр, и немножко отдохнувши, Евсей обнаружил, что таких «героев» довольно много. Присоединился к группе солдат, отошли подальше от берега. Их остановил полковник, порасспросил их, показал, куда им нужно подойти. В том месте начали перепись состава, что выбрались из окружения, и имеющегося у них вооружения. В составе новой воинской части отправили на оборону столицы Украинской ССР Киева.
Евсей не мог сказать, какая это атака сегодня. Их подразделению пришлось отступить. Разместились на опушке леса. На какой-то час настала тишина, все расслабились и легли, упали там, где стояли. На передовой приходилось все время быть начеку. Разбудили их взрывы бомб, одна из них упала как раз в том месте, где они спали. Евсея подбросило в воздух, он упал и так ударился о твердую землю всем телом, что потерял сознание. Очнулся он в лазарете, когда его начали раздевать. Болела голова, притронулся к ней – замотана бинтом.
– Хорошо отделался, все кости целы, на теле только царапины и синяки, – сказал врач, осматривавший его. – Через два дня можно тебя отправить обратно в часть.
Но пришлось рядовому Евсею Файнбергу провести больше времени вместе с более серьезными ранеными. Весь лазарет должен был покинуть прежнее место расположения. Как только разобрались с лечащимися солдатами, многих направили в боевые подразделения. У Евсея новая воинская часть, новые сражения с нацистами на Украине, опять пришлось отступать.
Евсей позже удивлялся, как он в этой бойне уцелел. Нацисты почти постоянно с утра до ночи бомбили Киев, обстреливали позиции воинской части. Полк Евсея отступил к окраине города. Одна из очередей из немецкого самолета прошла вблизи его тела. Было убито несколько бойцов и командир взвода. Евсей снял с него офицерскую сумку и взял пистолет.
Их часть переправилась через Днепр, только гораздо южнее прежнего места, когда они выходили из окружения. Сильно потрепанные полки отправили на пополнение, а затем под Москву.
Нацистская армия приближалась к столице Советского Союза. На ее защиту стягивались войска из Сибири, Урала, создавались ополчения. Евсей Файнберг оказался в числе бойцов Западного фронта, вновь попал к зенитчикам. Опять подносил к зениткам снаряды, тягал орудие от одного места к другому. Было ужасно тяжело, но он выполнял свои обязанности. Вскоре, после ранения бойцов с его пушки, он научился сам стрелять из нее.

Вскоре воевать с немцами ему пришлось в пехоте. Здесь каждая минута могла стать последней в жизни воинов. Они едва успевали рыть окопы, как на них обрушивался шквал снарядов, чередовавшихся с налетами самолетов, сбрасывавших бомбы, затем шли атаки танков, немецкой пехоты. Хочешь жить – сражайся!
Евсей успевал различить лица немцев, направлявшихся на их окопы, и мелькала мысль, что они обычные люди, что дома за них переживают родители. А ему приходится в них целиться и стрелять из автомата. Пулемет в этом сражении был передан прибывшему из госпиталя опытному бойцу. Вот один из фрицев упал. Евсей передернул затвор и вновь стрелял, второй задергался, автомат выпал из рук раненого немца, он побежал назад. Атака отбита, сколько их у него было, сосчитать было невозможно, запоминались лишь отдельные.
Лежит его отделение на краю небольшой возвышенности, наблюдают за противником. Рядом с Евсеем припал к земле командир взвода лейтенант Петр Бозиков. Очередное звание ему присвоили недавно. У него в руках бинокль, он временами высовывается из-за бугра, осматривая дальние подступы к их взводу. Потом Петр переворачивается на спину и рассказывает о своей жизни в уральской деревушке где-то в Молотовской области.
– Зимой в хорошую погоду я с отцом ездил в лес заготавливать дрова. Подбирали обломанные сучья, крупные ветки, рубили их, чтобы поместились на сани. Дома мама даст корочку поджаренного хлеба, смазав куриным жиром. Так приятно потом он хрустит. Скорее бы этих фашистов разгромить, и домой к папе, маме, сестричкам.
Бозиков сообщил Евсею, что ему нравилась одна девушка, но он так и не смог признаться ей в любви. Он иногда посылал ей с фронта письма-треугольники, только в них сообщал ей, как она ему нравится. Петр расспрашивал и товарища о его мирной жизни, удивился, что Евсей уже женат, даже дочь есть.
– Нам волноваться запрещено, – говорил Петр, когда его подчиненный сообщил, что ничего не знает о судьбе своих родных. – Мы должны всегда думать, что все будет хорошо.
Евсея вскоре обрадовали, получил долгожданное письмо от родителей, они успели эвакуироваться, попали в Казахстан, город Чимкент. Началась переписка, но, к сожалению, письма редко доходили до них и к нему. Мама сообщила ему, что у них все нормально, трудятся, зарплаты на питание хватает.
Но он не совсем был убежден в правдивости ее слов. Молодые призывники, недавно пополнившие их взвод, порассказали такое про жизнь тех, кто эвакуировался в Среднюю Азию с запада Советского Союза, что очень растревожило Евсея. Люди умирают от голода, от холода, ведь уезжали летом, теплые вещи не захватили.
Его размышления остановил возглас командира взвода: – Приготовиться к бою!
Евсей положил перед собою связку гранат, выставил автомат, выждал, когда немцы приблизились на расстояние, чтобы проще было в них попасть, прицелился. Взвод по команде Петра Бозикова открыл огонь. Нацисты тоже начали стрелять, им помогали танки. Но тут вмешались наши артиллеристы, открыли такой огонь, что более половины танков остались на месте, остальные успели развернуться и удрать.
– Вот и очередная атака фашистов накрылась, – сказал Евсей и повернул голову к командиру взвода. Голова Петра Бозикова лежало на земле, лицо было в крови. Притронулся рукой к его шее, пульса не было. Евсей повернул тело командира, увидел, что на левой стороне лба дырка, оттуда вытекала кровь.
Каких-то полгода он на фронте, а сколько смертей перевидал. Если это было бы в первые дни войны, его бы обуял ужас. Теперь смерть товарищей по оружию стала почти обыденным явлением. Жаль Петю Бозикова, за последний месяц они сдружились, делились воспоминаниями, мыслями о жизни, о войнах. Ну чего этим немцам не хватало, зачем сеют смерть по всей Европе? Мало им своих территорий? Он никак не мог понять, почему Красная армия отступила так далеко. Ведь они пели в институте: «Красная армия всех сильней».
Эх, Бозиков, Бозиков, жить бы тебе, да жить, любить, да детей растить. Вскоре, как Евсей появился в этом взводе, одному из солдат он не понравился. Когда они перебирались через большие дождевые лужи, грязь из-под сапог Евсея попало на сапоги рядом идущего Николая Ященко. Тот выругался матом, затем добавил:
– Ты, жидовская морда, вечером почистишь мои сапоги.
Услышал ругань командир взвода Петр Бозиков, подошел к Ященко и заявил:
– Еще раз выкинешь нечто подобное, отправлю в штрафбат.
Пройдет много времени, но в памяти Евсея останется светлый образ Петра, его чуткое отношение к солдатам. Когда солдаты получали письма от родных с тыла, он интересовался, как там живут близкие им люди.
На погонах у Евсея Файнберга появилось сразу две желтых полоски, ему присвоили звание младшего сержанта, назначили командиром отделения. От тех воинов его взвода, с которыми он вступил в сражения с врагом под Москвой, только он и еще один остались в живых. Такое везение могло закончиться в считанные секунды, но Евсей не желал размышлять на грустные темы.
После того, как немцев отогнали от Москвы, стало немного легче. Атаки стали более редкими, нацисты более боязливыми. У них были другие проблемы, решили захватить Сталинград, а значит лишить Советский Союз возможности переброски войск, резервов, военной техники и боеприпасов, продуктов питания и т.д. с Урала, Сибири в район боевых действий. У Западного фронта была другая задача: не давать немецким войскам переправлять свои вооруженные части к Волге, значит, нужно было постоянно атаковать врага. У советских воинов появилась уверенность, что войска германской армии не смогут устоять перед напором наших частей. Мы обязательно победим врага, так говорили командиры, в это хотели верить солдаты Красной армии.
Очень сложные бои были под Ржевом и Вязьмой. Во время одной из атак советских войск пуля задела бедро Евсея Файнберга. Две недели пролежал в госпитале, хотя раны уже не было видно, но он еще продолжал хромать. Молоденькая девчонка из числа обслуживающего персонала явно не была к нему равнодушна. Она постоянно поправляла ему подушку, одеяло, хотя он вполне сам мог бы это делать, спрашивала, как сильно болит рана, предлагала походить вместе с ней. Она была невысокого роста. Звали ее Рита.
– Школьница, ты в каком классе учишься? – так Евсей прозвал эту девушку.
– Я еще в прошлом году школу окончила, взрослая уже.
– Кто такой Бонапарт, знаешь?
– Знаю, что это не твоя фамилия.
Как-то она, придя рано утром в его палату, когда многие раненые еще спали, поцеловала его в щеку.
– Ты знаешь, почему тебя назвали Ритой?
Девушка вопросительно посмотрела на него.
– Оно от слова Маргарита, это название цветка.
– Это я и без тебя знаю
– Надо еще понимать, что ты только начала расцветать, еще твои листочки вместе, закрыли цветок, не распустились. Это самое прекрасное время в твоей жизни, не спеши свои милые листочки разбрасывать по сторонам, цвети долго и счастливо.
Кажется, до девушки дошли его слова, она стала серьезнее, реже появлялась возле него. Евсей подозвал ее и сказал, что во всем нужна какая-то норма, живи, шути, веселись, будь внимательна к людям, но береги свое сердечко для настоящей любви.
Незадолго до выписки главврач принес ему письмо, в котором сообщалось о его награждении медалью «За боевые заслуги» и присвоении звания сержанта. Вернулся Евсей в 117 стрелковую дивизию, свою роту. Не получилось у него освобождать родные места: Калужскую область, да и Лиду, где до знакомство с ним жила любимая Эстер, его будущая жена, там и доченьку Лизоньку родила, он так мечтал об этом. Только совсем немного дней видел их.
Посылал он письма в разные организации, у которых были списки эвакуированных со всех территорий, попавших затем под немецкую оккупацию, приходили ответы, что таких имен среди эвакуированных в списках не найдено.
Их часть отправили освобождать северные области Украины: Чернигов, Полтаву, много других небольших городов. Освобождая их, Евсея всегда поражало, насколько разрушены были улицы, дома, какая страшная доля досталась тем, кто находился под властью гитлеровцев. Он убедился, что больше всего досталось евреям. Злость охватывала его, она помогала ему уничтожать гитлеровских солдат.
23 июня 1944 года советские войска, в том числе дивизия, в которой воевал Евсей, освободила концентрационный лагерь Маутхаузен. За годы войны он видел многое, но такое, и представить не мог. Он смотрел на живых людей, лежащих на земле, но о них с трудом можно было сказать, что они еще живы. Когда его ранили, он стонал, но не плакал, когда в боях убивали ребят из его взвода, он сжимал зубы, но не плакал. Теперь, глядя, как санитары кладут почти безжизненные тела на носилки, не мог сдержать слез.
Ему показали две газовые печи, в которых сжигали стариков, детей, военнопленных. Часть сожженных тел нацисты не успели убрать, среди них были маленькие дети. Такая страшная картина предстала перед глазами бойцов. Душа Евсея трепетала от увиденного. Он не сможет им простить убийство ни в чем не повинных людей, издевательство над ними. «Утри слезы Евсей, ты отомстишь им!»
Ему очень хотелось, чтобы эта кровопролитная война скорее закончилась, не хотелось новых жертв, ему нужно увидеть своих близких, родных. Когда воинам сообщили, что нацисты подписали безоговорочную капитуляцию, трудно передать ту обстановку, что творилась в частях. Кто-то первый догадался выстрелить в небо, за ним стали стрелять другие. Пальба продолжалась часа два. Смех, радость сопровождались криками «ура!», объятиями, слезами.
Евсей надеялся, что его вскоре отпустят, но пришлось ждать долго. Часть молодых бойцов отправили на Дальний Восток, намечалась война с Японией. Их рота разместилась в Германии городе Кирнц. Военнослужащие, так их теперь называли, по очереди совершали ежедневные походы по городу. В свободное время, а его у них было предостаточно, играли в футбол, волейбол, карты, кое-кто на деньги.
Он регулярно посылал письма родителям, отправил письмо в городской комитет Калугу, чтобы узнать судьбу семьи Рейзиных. Ответ получил лишь через два месяца, в нем было написано, что по сообщениям свидетелей семья Рейзиных в полном составе погибла, расстреляна немецкими фашистами. Далее шел список: Арон Рейзин, Наум Рейзин, Бася Рейзина и Эстер Рейзина.
Евсею почудилось, что он видит папу и маму Эстер, как они так тепло его приняли, будто он их сын, держит на руках дочь Лизоньку, обнимает, целует жену. Она ему что-то говорит. Боль утраты родных людей очень подействовали на него, тем более, что среди них была его любимые жена Эстер и дочь Лиза. Вот почему-то имя дочери в письме не было названо, вполне возможно никто не считался с такими маленькими детьми.
Несмотря, что война закончилась, командование полка относилось ко всем строго. Постоянно проводились занятия по военной подготовке, требовали соблюдения распорядка дня. Евсея наградили орденом Красной Звезды, разными медалями за оборону важных городов, за взятие столиц, присвоили звание старшего сержанта, назначили заместителем командира взвода. Заботы прибавилось, ведь он отвечал за поведение всего взвода.
Но наступило мирное время, солдаты, прошедшие через огонь и воду, хотели расслабиться, отдохнуть от всех кошмаров, они хотели гулять, выпивать, веселиться. Евсей старался объяснить ребятам, что скоро их демобилизуют, отправят домой, но те не хотели этого понять. Они прошли такие испытания, столько горя видели, а у них отнимают радость окончания войны, радость победы над врагом. Они победители, теперь им все можно.
– Мы хотим сейчас свободы, хотим помянуть павших товарищей, хотим любить, ведь мы не притрагивались к женщине несколько лет. Кто имеет право нам запретить это? Что мы в этой Германии делаем? Отпускайте нас домой!
Как Евсей понимал их. Но ему приходилось к нарушителям принимать разные меры, некоторых отправляли трудиться на кухню, других сажали на гаубвахту.
Однажды в их подразделение со слезами на глазах пришла молодая девушка. Она плакала, что-то говорила, но никто не понял, в чем дело. Используя знания идиша и то, что он в школе и институте изучал немецкий, взялся за это дело Евсей. Девушка жаловалась, что советский солдат пришел в ее квартиру, но что он делал дальше, он не понял. Почти все слова перевел, кроме одного. Та стала объяснять подробнее, демонстрируя движениями. Евсей догадался: ее изнасиловали. Такое слово он не проходил ни в одном из учебных заведений.
Начались поиски виновника. Всех солдат роты поочередно строили, а девушка с подполковником и Евсеем обходила ряды. Она узнала насильника, он служил в другой роте. Младший сержант отрицал свою причастность к изнасилованию. Тогда девушка сказала, что тот человек забрал с тумбочки золотой браслет. Обыскали вещи обвиняемого, нашли в рюкзаке эту ценность. Солдата посадили пока на гаубвахту, вопрос о более строгом наказании должно было рассмотреть командование части.
При случае Евсей поинтересовался, как наказали насильника. Ему сказали, что после того, как он отсидел десять суток, его отправили служить в воинскую часть, расположенную на Украине.
– И все?
– Пойми, человеку сорок лет, отвоевал четыре года, столько же лет не видел жены. Но он же мужчина, ему хотелось хоть сейчас испытать удовольствие. Плохо, что он не смог с ней договориться, а изнасиловал ее. Посчитал, что в этой кровавой битве есть и ее или родителей часть вины. Вот поэтому снисходительно отнеслись к этому случаю.
Евсей задумался, нехорошо, конечно, поступил младший сержант, но в чем-то слова, сказанные в его адрес, в какой-то мере смягчают его вину. Сам себе улыбнулся, вслух произнес: «А мы потерпим».

Глава 5 Сижу за решеткой

Настал долгожданный момент, прибежала Нюра, открыла крышку погреба, громко крикнула:
– Эмма, вылезай! Немцы удрали.
Эстер бежала вверх по лестнице, подскочила к Нюре, заключила ее в объятья, несколько раз повторила, что она ее спасительница. Хозяйка повела ее к центральной шоссейной дороге, ведущей в сторону Минска. По ней шли советские солдаты, везли артиллерийские пушки, двигались танки. Крестьяне махали им платочками. У Эстер лицо было искажено гримасой, из глаз текли слезы. К жителям села подошел капитан, его стали обнимать, целовать. Приблизилась и Эстер.
– А это кто такая? – спросил он у присутствующих сельчан.
– Не знаем, впервые видим ее, – отвечали они.
Подошла Нюра: – Я ее прятала от немцев.
– Ты чего ерунду несешь! Капитан, не слушай эту женщину, ее муж полицейский. А эта девка немецкая проститутка! – закричал старый мужчина, кулаком погрозив им обоим.
– Не знаете – не врите. Эмма бежала из гетто, скрывалась у меня в погребе, мой муж ничего не знал. Я никакого отношения к делам Федора не имею. Нагадил – пусть отвечает.
– Мне некогда с вами разбираться, это сделают другие. Милые наши люди! Празднуйте освобождение. Мы одолеем фашистскую Германию!
– Идем, моя хорошая, домой. Подумаем, что дальше тебе делать.
– Идем. Нюра, а где твой муж Федор?
– Сейчас тебе бояться не надо, пусть он боится. Не знаю, куда Федька исчез. Второй день его нет дома. Не нужен мне такой муж, никто его не заставлял идти в полицаи.
Дома хозяйка накрыла стол скатертью, достала бутылку самогонки, не успел Федька все выпить, налила понемногу в стаканы. Появилась и закуска.
– Эмма, выпьем за победу над гитлеровцами! Много крови они попили. Пей до дна, сегодня у большинства деревенских праздник. Поперхнулась? Ты в жизни хоть раз пила самогон? Я так и подумала. Закусывай!
Говорить в этот день Эстер была не в состоянии, она была пьяна, хотя выпила чуть более ста граммов напитка. Утром проснулась и сразу не поняла, где она находится. Над ней светился белый потолок, она лежала в большой кровати, верхней одежды на ней не было. Из окна, которое было рядом с ее койкой, лучи солнца падали на ее лицо. Эстер зажмурилась, присела.
– Ты уже проснулась? Молодец, до десяти утра проспала. Тебе к завтраку налить немного самогонки?
Эстер передернуло при упоминании этого напитка.
– Понятно, а я немножко выпила. Пойдем, покушаем.
Нюра попросила ее остаться на некоторое время, ведь город Лида еще Красная армия не освободила. Эстер пришлось согласиться, хотя хотела поскорее поехать в районный центр, чтобы сделать запрос о муже Евсее Файнберге. Взглянула она на Нюру и поняла, что она до сих пор не знает ее фамилии. На ее обращение к хозяйке дома и ее убежища Нюра ответила, что фамилия обычная – Сидорова.
Как только узнала об освобождении города Горки, Эстер поехала туда, но добиться ничего не могла, начальство было только военное. Ей показали полковника, который остался в городе наводить порядок. Эстер зашла к нему в кабинет, располагавшийся в школе. Объяснила, что ищет Евсея Файнберга, который, наверное, воюет с немцами.
– Вы ему кто? Как вас зовут?
– Я Эстер Файнберг, жена Евсея. Мы жили в Калуге, он работал в школе, я работала в ателье по пошиву одежды.
– Каким образом вы очутились здесь в городе Горки?
– Мои родители жили в городе Лида, я приехала к ним рожать, но эвакуироваться не смогла. Мою мать убили, отца, наверное, тоже. Я бежала из гетто, пряталась в лесах, затем у одной доброй женщины.
– У вас какие-нибудь документы есть?
– Какие могут быть документы у человека, который едва спасся от фашистов? Нас заставляли работать как рабов, убивали, словно мы назойливые мухи. При мне погибла моя мама.
– Как я понимаю, вы еврейка. Удивительно, что вы бежали из гетто, что так долго могли скрываться от фашистских извергов.
– Когда жизнь заставляет, не такие чудеса человек творит.
– Я в чудеса давно не верю. Извините, но я до выяснения обстоятельств вынужден вас задержать.
– Но мне нужно разыскать своих близких. Вы это понимаете? – Эстер готова была расплакаться, но сдержала себя.
– Прекрасно понимаю, но не могу вас сейчас отпустить.
Три дня Эстер просидела в камере при отделении полиции, ее никуда не вызывали, два раза в день приносили еду. На четвертый день ее и еще сорок женщин посадили в грузовик и отвезли в Минск. Это было 17 июля 1944 года.
В камере, куда ее завели, стояла четыре койки в два яруса, незаполненной была только восьмая постель. Взобравшись наверх, Эстер тихонько прилегла, вставала лишь, когда приносили еду. Среди обитателей находились люди разного возраста от восемнадцати лет до сорока пяти. И здесь ее не вызывали две недели. Она не раз требовала, чтобы ее отвели к начальству, стучала кулаком в дверь, но никто не хотел ее слушать. Женщины, находившиеся в одной камере с ней, вели себя расковано, будто они в гостях среди друзей, подшучивали над Эммой.
– Стучи громче и требуй, чтобы пришел за тобой генерал.
Никто из заключенных не спрашивал, за что ее посадили, почему она здесь находится. Говорили о детях, родителях, о своих домах и участках, но ни разу не помянули войну с немцами. Все же Эстер поняла, что среди них большинство тех, кто помогал гитлеровцам.
Иногда вызывали кого-нибудь. Двух женщин привели с разбитыми лицами, а третья вообще не появилась больше. Иди, знай, что с ней случилось: отпустили домой, перевели в тюрьму или расстреляли. Эстер страшно за себя не было, отвыкла бояться. Она волновалась за отца, Евсея, за малышку. Мысль, что с ними, живы ли они, постоянно терзала ее.
Наконец охранник назвал ее фамилию, привел ее на второй этаж здания, завел в кабинет. Перед ней сидел мужчина лет около тридцати в форме старшего лейтенанта. Он что-то писал на листе папки, потом отложил ее в сторону, глянул на стоящую перед ним женщину, показал рукой на стул. Она села, он сначала задавал почти те же вопросы, что и полковник в Горки.
– Рассказывай, скольких ты фашистов удовлетворила?
– Я уже объяснила тем, кто меня задержал, что была в гетто, затем бежала в тот день, когда нас вели на расстрел.
– Сказки будешь заливать кому-нибудь другому, перевидал я таких немало. Ты говорить собираешься или нет?!
– А я что делаю? Сказки я не успела даже своей полуторагодовалой дочери рассказать. Объясните, почему меня так долго держат в камере, ведь я ни в чем не провинилась. У вас нет никаких доказательств, а у меня есть, кто мог бы рассказать, где я после побега находилась.
– Ты бы у меня моментом бы заговорила, да жаль твою еще детскую мордашку. Лучше по-доброму расскажи о своей работе на гитлеровцев. Пойми, нам все известно.
– Что вам известно? – со злостью пыталась достучаться до разума старшего лейтенанта Эстер. – Я видела немцев очень редко, гетто в основном охраняли полицейские. Только, когда вели на расстрел, приехало много фашистов.
Офицер раскрыл другую папку. – Читаю: «Эстер Рейзина выдала немцам руководителя районной комсомольской организации, его фашисты расстреляли. Я очень часто по приказу немецких дежурных приводил ее в дом, где расположились немецкие офицеры. Они сразу обнимали ее поочередно, она с ними целовалась, потом я уходил». Как тебе это нравится такой сюжет? Что скажешь, стерва?!
– Зачем вы мне грубите? Ничего подобного не было. Кто оклеветал меня?
Старший лейтенант и не думал извиняться, у него, к удивлению Эстер, теперь был еще более злой взгляд. Она попросила назвать фамилию доносчика. Николай Пинский, ответил он.
– Знаю его, он преподавал физкультуру в школе, цеплялся к девушкам-старшеклассницам. Знаете, кем он был? Главным полицейским в Лиде! Он выдал и убил комсорга города, фамилию забыла.
– Я тебе даю еще два дня, чтобы свои мозги повернула в нужное русло, а не мычала: я не виновата, я честная девушка… Дежурный! В камеру ее!
В камере вопросительно посмотрели на нее, но она только развела руками. Снова на вторую полку, на матрас. Злость охватила ее, выслушивают предателей родины, а ее, которая фашистов ненавидела, держат взаперти. Неужели они хотят, чтобы люди так же злились на них, как на тех, кто оккупировал города и деревни, убивал мирных людей? Совесть у них есть?
Дверь открыл охранник: – Глазурина! Выходи!
Вызвали женщину, которая уже была избита. Ее место в камере было под постелью Эстер. Глаза у нее всегда были злющие, остальные жильцы старались на нее не смотреть. Кем она была во время войны, никто из них не знал. Русые волосы, как видно, у женщины раньше была красивая прическа, сейчас висели клочьями, приобрели грязный цвет.
Через полчаса охранники притянули ее, вбросили в камеру, тут же за собой закрыли дверь. Эстер и еще одна женщина хотели помочь ей подняться и лечь на койку, но услышали стон и шепот: «Убирайтесь к чертовой матери». Они вернулись на свои места, но продолжали следить за Глазуриной.
Прошло минут семь. Она держась за голову, приподнялась на колени, хотела встать, но боль пронзила ее, Женщина упала. Через несколько минут, скривив губы, все же поднялась и, согнувшись, еле добрела до койки. Легла, и сокамерники не услышали от нее ни стона, ни плача, а ведь все ее лицо было в крови, часть волос валялось на полу, наверное, ее так тягали, что были видны вырванные клочья.
Эстер было жаль ее, в тоже время радовалась, что пока с ней никто так не обходился. Ругали, употребляя мат, но даже пальцем не тронули. Она боялась, что не выдержит пыток, сдастся, согласится подписать все, чего хотят эти злобные люди. Пусть ее расстреляют, повесят, но не бьют. Надо держаться.
Пришла и ее очередь идти на допрос. В кабинете сидел не тот, с кем она разговаривала прошлый раз, а совершенно другой человек. Он был гораздо старше старшего лейтенанта, носил майорские погоны. Поначалу разговор шел приблизительно в том же ключе, что и раньше. Затем его губы тронула легкая улыбка.
– Ты не ругай нас, такая у нас работа. Я понимаю, что ты не могла помогать нацистам, сочувствую тебе, у меня самого три дочери. К сожалению, процесс уже не остановить, я ничего поделать не могу. Эту бумагу мне передал полковник Богомолов, с ним спорить нельзя. Он сказал: «Добейся признания и потребуй самого строгого наказания». Я постараюсь сделать как можно больше, чтобы уменьшить твой срок в тюрьме, но не все от меня зависит. Представлю твои показания начальству, скажу, что тебя оговорили. Пусть проверяют и наказывают виновных. Такова действительность. Я предлагаю тебе: изменить имя и фамилию, а то и там худо будет тебе. Постараюсь помочь в этом. Ты только о моем сочувствии не распространяйся. Могу одно пожелать тебе – держись.
Эстер вернулась в камеру, она была в ужасе. Вместо того, чтобы искать своих близких, ей предстояла дорога в тюрьму, на сколько лет, она пока не знала. Спустя два дня ее снова вызвали, повели опять на второй этаж, но пустили в другую дверь. Там сидел капитан, он дал ей лист бумаги, чтобы она подписала. Сказал, что она осуждена за содействие фашистскому режиму в оккупированном городе Лида на десять лет строгого режима. Такой срок заслужила.
Майор выполнил свое обещание только частично, он с ее согласия, исправил документы. Теперь она числилась как Эмма Фаглина. Не очень изменил, но и к этому привыкать нужно.
После подписания документа, ее отвели в большую комнату, где находилось порядка тридцати женщин. Почти все стояли, только трем удалось сесть на цементный пол. За ними пришли через полчаса, завели в фургон машины, отвезли на грузовую железнодорожную станцию. И здесь сорок минут пришлось стоять в ожидании поезда. Подали два вагоны, в них уже сидела часть заключенных, добавили и новых. Только в кино Эстер видела такие вагоны с решетками на окнах. Куда их везут, никто не знал. В ателье ей пришлось слышать много новых ругательных слов, но такой брани, такого мата, которые звучали в вагоне, никогда не знала.
Как только заключенные сошли с поезда, вышли на привокзальную площадь, подъехали машины с открытым верхом, и они тряслись около десяти часов, пока добрались до места назначения. Всех поместили в большие палатки, с двух ярусным расположением спальных мест. Кто силен да быстр, оказался внизу. Недалеко от них в такой же палатке расположились мужчины, занимавшиеся строительством казарм из деревянных щитов. Между двумя рядами досок они сыпали опилки, бросали какие-то тряпки.
Часть женщин отправили на стройку, другие занимались подсобными работами, помогали заключенным мужчинам. Остальные трудились на второстепенных ролях лесозаготовок, убирали ветки, небольшой группе повезло, готовили еду для всех остальных. Эстер отправили вначале в лес. Тогда Эмма и узнала, что все они находятся в Тюменской области, не очень далеко от городка Медвежье.
Когда она тягала тяжеленные ветки деревьев, ей казалось, что жизнь заканчивается. В один из дней Эмма споткнулась, упала на землю, оцарапала руки и лицо. Во второй раз силы так покинули ее, что рухнула, не смогла встать, ее пришлось подымать.
Увидев, что с такой тощей женщины толку мало, ее перевели на кухню. И здесь было нелегко, нужно было начистить в большие алюминиевые чаны картошку, резать и варить овощи для супов, потом раскладывать к приходу заключенных по кастрюлям.
Дело близилось к осени, стало холодать. Хорошо, что мужчины окончили постройку домиков-казарм, туда вселили всех женщин. В километрах четырех от них находилось местечко, здесь была швейная мастерская. Администрация города по указанию высшего начальства решила на ее базе создать швейную фабрику. Еще до их приезда выстроили здание из кирпича. Основными кадрами стали заключенные женщины, хотя многие из них, кроме иголки с ниткой, ничего никогда в руках не держали. Пришлось их учить.
К Эмме подошла старшая надзирательница Горленко, спросила, правильно в ее документах написано, что она работала швеей. Так ли это? Та подтвердила, что шила женскую одежду.
– Фаглина, чего же ты молчишь? С завтрашнего дня отправляешься на фабрику. Может быть, там с тебя толку будет больше.
Эмма не обиделась. Ей все надоело, даже жить, трудилась, словно она не человек, а автомат. Все дни были настолько однообразны, что она не знала, какое сегодня число, какой день. Вся та же еда, те же походы пешком на фабрику и обратно. Война свела всю ее жизнь, все ее довоенные планы насмарку. Дополнила колония. Эстер с первого дня нахождения здесь даже слезинки не проронила. Жизнь отвергла ее, она про себя называла это время «антрактом в ее жизни». Швейная фабрика ее немного оживила, напомнив о ее прежней работе, от которой она получала удовольствие.
Шили одежду для заключенных, таких, как она. Полосатые рубашки, мужские брюки, синие платья, нижнее белье. Мастер Серафима Драгина, женщина из городка Медвежье, заметила, как Эмма легко и быстро справляется с заданием, причем, без ошибок, поговорила с начальством колонии.
– Фаглина, на твою машинку нашелся претендент. Займись контролем и учебой остальных швей. Научи их мастерству, – сообщила она Эмме.
Теперь ей пришлось общаться с другими людьми, показывая, с чего начать лучше шить, как держать материю. Швеи частенько делились с ней рассказами о себе, своих делах в довоенное время. Вчера еще незнакомые люди, стали близкими, которых хотелось ободрить, убрать слезинки, хмурость с их лиц. Не заметила, что сама изменилась.
Но в колонии были разные люди. Некоторым не нравилось, что какая-то молодая женщина указывает им, как работать, и посылали ее куда подальше. Как-то они шли с фабрику в свои жилища, одна из колонисток подставила ей подножку. Эстер пролетела метра два, но не упала, задержалась на шеренге впереди идущих заключенных. Та женщина извинилась, сказала что нечаянно, но потом с подружками засмеялась. Худенькая Эмма ничего не могла ответить на такой поступок.
Но, как говорит пословица, «мир не без добрых людей». Одна женщина, которой исполнилось шестьдесят два года, о чем Эмма узнала немного позже, подошла к обидчице, когда они уже пришли в помещение, и заявила:
– Если хочешь и дальше работать, а не попасть на полгода в санчасть, к этой женщине не подходи близко. Разбирайся со своими подругами.
Так Эмма познакомилась с Александрой Викторовной Землянской, которая не любила распространяться, каким образом она оказалась в концлагере. Первое время Эмма стеснялась спрашивать ее об этом. А когда, несмотря на разницу в возрасте подружились, та ответила ей:
– Чем меньше знаешь, тем лучше спишь.
Александра Викторовна помогала и потом. Когда мастера цеха Серафиму Драгину начальник концлагеря отправил командовать в другое отделение, вместо нее назначили женщину, уже отсидевшую порядочное время в данном месте. Но она была слишком мягкая, время отсидки не научили ее более твердому обращению с коллегами по несчастью. Начальство стало искать ей замену. Тут Алесандра Викторовна и подсказала им кандидатуру Эммы Фаглиной.
Молодой женщине не очень хотелось конфликтовать с другими заключенными, но старшая подруга убедила ее в том, что тогда ей за хорошую работу могут скостить срок, отпустить на все четыре стороны.
С такой непростой работой Эмма первое время справлялась с трудом. Особенно доставалось ей от Зои, той женщины, которая ей подножку поставила. Будь с ней строже, чем с другими, советовала ей Александра Викторовна. В очередной раз, когда та женщина заупрямилась, сказала, что мужские брюки она шить не намерена, Эмма все таки усадила ее за швейную машинку.
– Зоя, ты чего из себя строишь Зою Космодемьянскую? (В лагере им читали лекции, в том числе рассказали о подвиге девушки Зои Космодемьянской). Я не собираюсь тебя заставлять шить штаны для мужчин, но предложу начальству отправить тебя на лесозаготовки. Надеюсь, ты согласна со мной.
Однажды Александра Викторовна и Эмма остались в своем жилище вдвоем. Землянской пришла очередь убирать помещение, а Фаглина готовила эскиз платья для заместителя начальника лагеря капитана Ирмы Крамской, которой вскоре должно было исполниться тридцать пять лет. Эмма пожаловалось, что очень время длится, прошло более двух лет с тех пор, как ее посадили, терпеть все это больше сил не хватает. Не жизнь, а антракт жизни.
– Чего ты расхныкалась? Тяжести не таскаешь, деревья не пилишь, начальником стала. Я больше семи лет нахожусь за решеткой и не ною. Поначалу землю приходилось копать, кирпичи и цемент тягать, теперь за швейной машиной я отдыхаю.
– Александра, вам еще восемь лет предстоит находиться здесь? С ума сойти!
– Если мой организм выдержит. Это не возле мамочки сидеть и ждать, когда принесут гусятину. Человек жив надеждой, я себя считаю не заключенной, а человеком. И ты о себе так думать должна.
– Простите, а за что вас на такой длительный срок посадили? – не выдержала Эмма.
– Молодость моя прошла в очень трудное и сложное время. Революции, шествия, лозунги, разные партии, разные взгляды на будущее страны. Многие считали, что после октября 1917 года все изменится, не будет ни богатых, ни бедных. В борьбе за правое дело уничтожали один другого.
Я надеюсь, могу с тобой быть откровенной? Мои родители были эсерами, а я тогда толком не знала к кому примкнуть. И большевики, и эсеры, и анархисты говорили много, каждый считал себя правым. Я ходила и к тем, и к другим. Все это аукнулось в 1937 году. Мать моя погибла вскоре после революции, отец работал на государственном предприятии. Семь лет назад в шесть утра громко постучали в дверь, ворвались четверо мужчин из НКВД и посадили нас в камеру заключения. Папу через неделю расстреляли, а мне припаяли десять лет, а вскоре добавили еще пяток..
– У вас не было своей семьи?
– Мой муженек, член райкома партии, сдал меня с потрохами. Сказал, что распространяла листовки с призывами вернуть в страну всех удравших за границу, в первую очередь эсеров, бегаю на тайные собрания. А он такой хороший, предупреждал меня о недопустимости такой агитации. Короче, себя обелил, меня посадил. Не стоит о предателе говорить.
– Вы в каком городе жили?
– В детстве и юности в Петербурге, потом в Ленинграде.
– Красивый город?
– Сама понимаешь, был столицей России.
– Александра, у меня к вам вопрос личного характера. Можно?
– А я тебе о тете Фене, что ли рассказывала? Задавай свой личный вопрос.
– У вас дети есть?
– К сожалению, а может и к лучшему, детей у меня нет. Когда меня арестовали, я была на седьмом месяце беременности. В тюрьме родился малыш, но мертвым. Не выдержал он допросов.
Эмма, слушая Александру Землянскую, очень переживала за нее, ведь и ее судьба не была медом помазана. Она не знала, где ее доченька Лизонька, но все-таки душа согревалась мыслями, что та жива, ее подобрали и заботятся о ней. Она сделала все, что могла для спасения доченьки.
Эмма писала несколько раз на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР Михаила Ивановича Калинина с просьбой о сокращении срока. К этой записи начальник лагеря тоже прикладывал свой листок, в котором просил уменьшить пребывание Фаглиной Э. Н., так как она хорошо трудится, никаких нарушений за время пребывания в колонии у нее не было. Но никакого ответа на эти просьбы не пришло. Эмма уже смирилась, что отбывать наказание придется полностью.
Искала она и Евсея Файнберга, посылала запросы в Министерство Обороны СССР, ответ пришел только через несколько лет. В нем написали, что Файнберг Евсей пропал без вести. Подобных писем у заключенных было немало. Правда, некоторым сообщали номер части, где в настоящее время служит родственник, кое-кто получал похоронки.
Что творится на полях сражений с гитлеровской Германией, заключенные узнавали из еженедельных лекций, но они не давала четкой картины происходящего. Дополнительные сведения получали иногда из уст охраниц, которые были не равнодушны к заключенным. Старожилы тюрьмы знали, что немцев отогнали от Москвы, что идет битва за Сталинград. Удивлялись, как фашисты так далеко забрались в пределы Советского Союза. Свежие сведения приносили новые заключенные, такие как Эмма. Она им и сообщила, что скоро немцев разобьют.
Наступило лето, женщин повели к берегу реки Иртыш. Температура воздуха была двадцать четыре градуса. Эмма никогда не видела такой большой реки. Все скинули себя все одежки, Все вели себя как дети: прыгали, смеялись. Хотя вода была довольно холодной, шли окунаться, плавать, но далеко заходить в воду им не разрешали. Заодно и мылись, ведь в баню попадали раз в две недели.
Эмма никогда не видела такой большой реки. Что тогда говорить о Енисее. Она видела Иртыш зимой, но тогда он был покрыт льдом и снегом, его очертания сливались с берегом, трудно было определить ширину реки.
– Ты одежду бережешь? Кому она нужна? Если и украдут, не страшно, дадут тебе новый выходной костюм с белой сорочкой и галстуком, – громко тараторила ее соседка по нарам. – Побежали, искупаемся, я один раз окунулась. Далеко только не заходи, а то течение завертит, и ты попадешь на Северный ледовитый океан.
Эмма согласилась с ней, вошла в воду и съежилась, но ее отец когда-то учил ее, что в таких случаях нужно окунуться и дрожь как рукой снимет. Так и сделала, даже проплыла вдоль берега с десяток метров. Потом вместе с другими плескались водой и хохотали. Для всех это был миг свободы.
Одно время начальство интересовалось, кто из них работал в медицине или учился в соответствующих учебных заведениях. Нашли пятнадцать женщин, связанных с этой профессией. Им предложили освобождение от заключения, чтобы затем отправить на фронт. Они согласились, надеялись, что там кормят не так, как в колонии. Их тут же машина увезла на железнодорожный вокзал.
– Может быть, мне назваться медицинской сестрой и выбраться отсюда? – спросила Эмма у Александры Викторовны. – Я в школьные годы несколько раз разбивала пальцы до крови, сама и перевязки делала.
– Тебя моментом разоблачат и в лучшем случае припаяют еще пять лет.
Наступила весна 1945 года. Все заключенные радовались победам Красной армии, ведь у многих из них отцы, братья, мужья сражались с врагом, у некоторых родители, дети, родственники находились в оккупированной зоне. Каждому хотелось получить хорошие вести от них.
Эмма трудилась в цеху, продолжала руководить, в этот раз они шили женские юбки. Был срочный заказ, а рабочих рук не хватало, пришлось ей сесть за швейную машинку. К ним заглянула старшая надзирательница Горленко и крикнула:
– Фаглина, ко мне! – Когда Эмма подошла, та продолжила: – Тебя вызывает начальник колонии.
Обычно она просилась к нему на прием. Зачем она ему сегодня понадобилась? Быстрым шагом дошла до домика, где расположилась администрация колонии, открыла дверь. В комнате начальника колонии находился охранник. Неужели меня решили в карцер посадить, мелькнуло в мыслях Эммы. Охранника в ту же минуту отпустили, женщине показали на стул.
– Присаживайся, Фаглина. Не смотри на меня так резко. Мне доложили, что ты хорошо справляешься с работой. Молодец! Сколько тебе осталась находиться в колонии?
– Чуть более девяти лет. всего навсего.
– Наши органы, пусть поздновато, все же разобрались в ситуации с тобой, решили уменьшить твой срок нахождения в лагере. Поздравляю! Ты свободна. – Начальник колонии на несколько секунд прервал разговор, дал ей возможность осмыслить происшедшее. – Я уже дал команду оформить все документы. Так что поздравляю тебя со свободой. Забирай свои вещи и езжай, машина будет вечером, отвезет тебя на железнодорожную станцию. Знаешь, с одной стороны я рад, что такая хорошая женщина обретет свободу, с другой стороны жаль, что покидаешь нас. Ты наладила работу цеха. Молодец! Счастливо, Эмма Фаглина! Паспорт получишь по месту жительства.

Глава 6 Поиски дочери

Вскоре после окончания войны Евсею в присутствии роты, стоявшей на площади, вручили орден Великой Отечественной войны II степени. А в июне 1946 года его демобилизовали, при этом присвоили звание старшины.
Поездом добрался до Москвы, не задержался там, хотя хотелось посмотреть на достопримечательности столицы СССР, переехал на другую станцию. Ждать пришлось совсем мало, сел на поезд, который отправлялся в Алма-Ату. Пассажиров поначалу в вагоне почти и не было, он мог спокойно отдыхать. Родителей он не предупредил, пусть его приезд будет сюрпризом. Пересадка на другой поезд, и он в Чимкенте. Евсей на железнодорожном вокзале расспросил, как доехать до улицы Амангельды, сел на автобус и прибыл к нужному месту. До дома, где жили родители, пришлось добираться пешком, занял этот поход минут семь.
Был поздний вечер, темно, только звезды сверкали на небе. Внимательно смотрел по сторонам, лишь на одном из домов улицы увидел его номер. Стал считать, где же вы, родные, живете? По его расчетам, вот он восемнадцатый дом. Нажал на ручку двери, к его удивлению она открылась. Зашел в прихожую, вдали тускло светила настольная лампа.
– Извините, Файнберги здесь живут?
Из боковой комнаты выглянула мама, она щурила сонные глаза, спросила:
– Вы кто?
Евсей опустил на пол чемодан, на него сложенную шинель и бросился к ней, обнял.
– Мамочка, это же я, твой сынок.
Мама Муся обняла, стала его целовать. Он целую неделю не брился, зарос. Где ты его сразу узнаешь. Ну как здесь без слез?! Тут показался в одних подштанниках папа Борух, всем он обычно представлялся как Борис.
– Чего ты ревешь? – спросил он у жены. – Радоваться, смеяться надо – сын с фронта вернулся живой и невредимый, – отец без слов обнял сыночка. Извини, немножко тебе там досталось, но ты вернулся домой, значит, теперь с тобой все в порядке, ты здоров. Нашей радости нет предела.
Так они простояли с минуту, затем Борис попросил нести на стол еду. Мать пошла на кухню, принесла пару кусочков хлеба, попросила подождать, пока она не поджарит яичницу.
– Мамочка, сядь! Сейчас достану мясные консервы, и мы поужинаем, – Евсей в очередной раз обнял мать. – Вы почему не запираете входную дверь?
– А у нас воровать нечего.
– Мы догадывались, что скоро должен вернуться к нам домой наш сынок, – добавил к словам жены отец.
Их беседа длилась почти до утра. Родители осмотрели его ногу, место ранения едва было заметно, но они должны были в этом убедиться. Расспросили, с кем он служил, как к нему относились, что больше всего запомнил. Затем очередь для допроса перешла к Евсею.
Он из писем знал, что отец работает на складе, мать в больнице, но конкретно ему ничего не сообщали, военная тайна. Отец рассказал, что в Калуге ему пришла повестка в военкомат, но зрение подвело, его отпустили. Когда они эвакуировались и приехали в Чимкент, его направили на военный завод, где выпускали новые виды пушек. Его сразу отправили работать на склад, вскоре назначили контрольным мастером. Но ему часто приходилось помогать слесарям-сборщикам. Опыта никакого, он с год был на подсобных работах, в конце войны внес несколько рационализаторских предложений, но приняли одно. Он пользовался уважением коллектива предприятия, после трех лет работы, оценили его честность, избрали руководителем профсоюзной организации цеха. До сих пор занимает эту неоплачиваемую должность.
Маму Муся взяли санитаркой в госпиталь. Она заочно окончила курсы медицинских сестер и теперь занимала более высокое место в больнице. Ей утром нужно будет собираться на смену.
– Сейчас уже ничего, – сказал отец, – а до сорок четвертого года приходилось голодать, куску хлеба были рады. На заводе трудились по двенадцать часов подряд, а то и больше.
– Папа, мама, а почему вы не возвращаетесь домой, в нашу Калужскую область?
– Нет там никакого нашего дома. Никому я не нужен с прежней профессией часовщика. Здесь у нас коммунальная квартира, постоянная работа, за эти годы привыкли к городу, его людям, климату, появились новые друзья. Привык к ним, к своей работе. Поехать в Калугу, значит начинать жить заново. Мне такое не нравится. А как поступишь ты, твое дело, но хотелось бы жить вблизи друг от друга, мы так соскучились по тебе, дорогой наш сыночек, – глаза отца заблестели.
– Мне хочется поехать в Лиду, узнать точнее, что случилось с Эстер, ее семьей, нашей дочерью. Я писал письма, мне ответили, что всех их расстреляли.
– Сынок, мы тоже беспокоились об их судьбе, тоже писали, получили такой же ответ. Есть ли смысл туда ехать?
– Пока я конкретнее не узнаю, когда это убийство произошло, каким образом, не буду спокоен.
– Правильно, сынок, поезжай, – поддержала его мама. – Потом возвращайся к нам. Найдется и здесь для тебя работа.
– Завтра в военкомат и в милицию, стану на учет. Папа, мама, вы спать сегодня думаете?
– Уже солнце взошло, какой там сон. Нам пора на работу идти.
– Трудитесь, родители, во благо родины, а я прилягу на пару часиков. Сколько там натикало, товарищ часовой мастер?
– Шесть пятнадцать, товарищ старшина.
Евсей не помнил, когда он так спокойно спал. Проснулся в час дня, солнце пригрело его лицо. Он был в доме один, но завтрак уже стоял на кухонном столе. Успешно справившись с едой, парень двинулся решать проблемы с пропиской, заодно знакомился с городом Чимкентом. Зашел в промтоварный магазин, хотел присмотреть гражданскую одежду, надоело ходить в гимнастерке и брюках галифе. Понравился серый костюм, он должен подойти ему по размеру. Цены на нем не было. Подошел к мужчине, который работал в этом отделе, спросил стоимость костюма. Тот назвал и тут же с казахским акцентом добавил:
– Для бойца Красной армии скидка двадцать процентов.
– Хорошо, я приду завтра.
Евсей купил костюм, еще три дня побыл с родителями, прозондировал почву насчет трудоустройства учителем. Ему предложили не только преподавать историю, но и такой предмет как физкультура. Времени для конкретного решения хватало, у школьников только начались каникулы.
Все же Евсей решил ехать в солдатской форме, меньше будет к нему претензий, больше уважения. По дороге в Лиду пришлось сделать три пересадки: вначале прибыл на поезде в Москву, затем в Минск, и вот он в городе, где жила его жена Эстер с родителями и дочь Лиза. Было прохладно, моросил дождик, хотя был разгар лета. Евсей и не подумал везти из Чимкента зонтик, зачем он солдату.
Дом, где жили родители Эстер, он не нашел. Какое-то пространство на этой улице было заполнено травой. Снесли, его, что-ли? Он осмотрелся, решил спросить у соседей напротив. Постучал раз, второй, дверь открыла женщина лет тридцати. Евсей поинтересовался, знает ли она Рейзиных, которые в этом доме жили до войны. Та пожала плечами.
– Слышала, что здесь жили евреи и их убили. Нас сюда поселил райисполком, моего мужа назначили заведующим скотоводческой фермы. Извините, но мы здешними стали недавно.
Хождение по соседям почти никакого результата не дало. Все утверждали, что почти всех евреев расстреляли летом 1942 года, но одна пожилая женщина сказала, что дом Ревзиных был сожжен после бомбардировки, заодно вспомнила, что перед самым расстрелом в гетто был побег. Она знает одного парня, он сейчас работает трактористом в недалеком от города колхозе, но живет здесь неподалеку. Зовут его Лазарь Баранчик.
Евсею сказали адрес, и он довольно быстро нашел нужный дом. Как раз в этот момент из дверей выскочила молодая девушка с тазиком в руках, отошла немного и вылила грязную воду на землю. Увидев незнакомого мужчину, заинтересованно посмотрела на него.
– Здесь, в городе убили мою жену и ребенка. Говорят, ваш муж Лазарь спасся. Так? Я хотел бы поговорить с ним. Он дома?
– Да, Лазарь убежал от гитлеровцев. Это муж моей сестры, он и его жена сейчас на работе. Вы откуда приехали?
– Издалека.
– Проходите в дом, подождите их, Нинка скоро придет, а Лазарь чуть попозже появится, ему добираться дольше.
Молодую девушку, пригласившую его в дом, звали Даша. Расспросила Евсея о его жизни, была очень общительная. Узнала, что он учитель, предложила остаться здесь, сказала, что в этом городе найдется и для него место. Он намек понял, ответил, что не хочет оставлять родителей одних.
Даша отошла на минуту в кухню, вернулась с миской борща, в правой руке держала кусок хлеба.
– Кушайте, он еще горячий.
Как не отнекивался Евсей, но пришлось съесть борщ, тем более, что был голоден, а еда вкусной. Он стеснялся надоедать незнакомым людям. Обещал заплатить, но Даша рассмеялась.
– Разве пристало за такую ерунду брать с солдатика деньги! Прекратите говорить ерунду.
Они мило беседовали, пока не пришла хозяйка Нина Баранчик. Девичью фамилию сестры и свою назвала Даша, Москалевы. Их мать спасла жизнь двум юношам, забрала их в деревню к себе, прятала, пока они не влились в партизанский отряд. Недавно побывали у них, еще раз благодарили ее мать за спасение их жизни, они считают Клавдию Москалеву самым близким родным человеком. Похвалила Даша и Лазаря, сказала, что очень добрый и толковый, на работе все им довольны. Почти все успела сообщить до появления Нины. Очень компанейская девушка. Евсею особого дела не было до ее родни, но заслушался, да и засмотрелся на симпатичную белокурую девушку с синими глазами.
Нина, молодая женщина, возрастом лет на пять старше Даши, была не очень разговорчивой, но поинтересовалась, что в их доме делает этот военный парень. Затем сестры вместе занялась кормлением курочек, подготовкой к ужину. Евсею посоветовали отдохнуть, дали в руки местную районную газету. Наконец, пришел муж Нины Лазарь, поздоровался, в спальне переоделся. Вышел в чистой одежде и спросил у Даши:
– Это твой жених?
– А чем плох? Я согласна. Парень всю войну прошел, здесь его жена погибла. Вообще-то он пришел к тебе, а не ко мне, сам сейчас все тебе и расскажет.
– Давайте вначале поужинаем. Завтра воскресенье, выходной, можно и по сто граммов взять.
Усадили Евсея за стол, Лазарь всем налил по полстакана водки. Приезжему на войне приходилось иногда выпивать солдатские сто граммов, но делал это только под настроение, когда погибал кто-либо из друзей, получил письмо, что его жена погибла. И сегодня не отказался от первой и второй дозы, затем замахал рукой.
Когда Лазарь объявил перекур, узнал, зачем приехал в Лиду Евсей, зачесал двумя руками свою крупную черную шевелюру, глаза стали влажными.
– У меня фашисты убили маму и тетю, они были евреями, отец погиб на фронте, потерял некоторых друзей. А твоя Эстер молодец! Она заранее сообщила хлопцам о предстоящем расстреле. Мы, молодые ребята, мне тогда шестнадцати лет не было, собрались и договорились скопом бежать. О месте расстрела догадывались, сами по приказу немцев яму длинную копали. К тому времени моих родных уничтожили гады.
Убегать мы стали неожиданно для фашистов и полицаев, когда ближе подошли к этому месту. Неподалеку был лесок, дальше гуще. Бежало более двадцати ребят. Я увидел, что в другую сторону удирали Эстер и ее мама. Стреляли по нам и по ним. Махал вашей жене рукой, смотрю, обе упали и не двигаются, понял, что они погибли. Среди нас троих положили, остальные добрались до партизан, там тоже возникли проблемы, мы перешли в другой отряд. Всех убитых немцы побросали в яму и зарыли. Давай, помянем наших близких.
Помянули, еще поговорили и разошлись по спальням. Утром Евсей встал позже других. Его пригласили к завтраку, опять налили водки. Боясь обидеть добрых людей, выпил. Затем Лазарь проводил гостя к железнодорожной станции, но надо было около часа ждать поезд, направляющийся в Минск. Евсей попросил парня возвращаться домой, у него хватает хозяйственных дел. Лазарь крепко и долго обнимал его, попросил остаться, ведь он очень понравился Даше.
В самом деле, на прощанье девушка тоже предложила ему переехать в Лиду, он пришелся ей по душе. Обняла и поцеловала в щеку. Он удивился, что она в нем нашла, в солдате, который старше ее.
Евсей взял билет, уселся на скамейку перед зданием вокзала. Сегодня было значительно теплее, чем вчера. Он подставил лучам солнца лицо, закрыл глаза. Чуть не задремал, встал, потянулся, несколько раз подергал руками, чтобы прогнать сонливое настроение. К нему подошел подвыпивший мужчина, похожий на бродягу. Евсей его раньше видел, распивал с друзьями какой-то напиток.
– Скучаешь? – спросил он. – Что-то я тебя не припомню, наверное, приезжий.
Бродяга помолчал. – Я тоже воевал, левая рука и теперь не работает.
Только теперь Евсей заметил, что у мужчины рука висит, а он жестикулирует лишь правой. Они пожали друг другу руки, познакомились.
– Где же тебе, Сергей, «так повезло»?
– Под Полтавой.
– И я там воевал.
. Пошли воспоминания, затем Сергей спросил, что Евсей делает в Лиде. Тот рассказал ему, удивило его то, что бежала Эстер без дочки. Куда она могла ее деть?
– Погоди, я тебя познакомлю с человеком, он был полицейским, но в расстрелах не участвовал, говорят, помогал партизанам. Посидел чуть больше года в заключении, затем его выпустили. Пойдем к нему.
Евсей растерялся, через двадцать минут поезд, он не успеет к нему. Да, бог с ним! Может этот полицай сообщит ему что-то важное. Вместе с Сергеем пришли они к домику, где жил этот мужчина. Он был пьян в дрезину. Пришлось его отрезвлять холодной водой. Как только к нему вернулся разум, Семен спросил:
– Выпить принесли?
Сергей объяснил, для чего они к нему пожаловали, но тот повторял все тот же вопрос: – Водку принесли?
Евсей выдал Сергею деньги на бутылку водки, тот ушел в магазин покупать ее. В
это время расспрашивал Семена о событиях в гетто. Тот сообщил, что он знал, что у молодой женщины был ребенок, но она старалась от всех скрывать его. Бежала с мамой без ребенка. Появился Сергей, вдвоем выпили почти по полному стакану, Евсей отказался поддержать их, надеялся успеть к поезду. Он попрощался с ними, шел уже к выходу, когда Семен окликнул его.
– Слушай, мне жена Валя рассказывала что-то о ребенке, только водка все мои мозги высушила. Она вот-вот придет.
Евсею пришлось вернуться. Женщина пришла через сорок минут, полноватый живот выдавал ее беременность. Если бы не это, ее можно было принять за школьницу старшеклассницу. Она зашла, сунула руки в бока, подозрительно посмотрела на незваного гостя.
– Опять компанию собрал! – набросилась Валя на мужа. – Я тебя метлою вышвырну из дома вместе с твоими собутыльниками! Пьяница беспробудный! А ты что здесь забыл? – обратилась она к Евсею.
Семен успокоил ее, объяснил по какому вопросу приехал в город молодой человек. Валя глубоко вздохнула, налила себе стакан воды, выпила. Села на табуретку и начала свой рассказ.
– Если ты заметил, мы живем возле мостика через реку. В тот день, когда расстреляли евреев, раненько утром пошла к этому мостику постирать белье, слышу, кто-то идет. Я все оставила и прыгнула в сторону, спряталась возле кустов. Вижу, женщина несет на руках что-то завернутое в темное, думала тоже пришла стирать белье. Когда подошла ближе, слышу, она говорит: «Тише доченька, не плачь, ты обязана спастись».
Перешла она по мостику, прошло минут десять, вернулась, в руках ничего нет. Я хотела выйти, но услышала крик, это немцы ее увидели, подскочили и увели. Я схватила оставшееся белье и домой. потом мне и маме сказали, что почти всех расстреляли. Бедняжка она, жаль ее. Это все, что я знаю.
Евсей поблагодарил Валентину, заодно Семена и Сергея, и вышел на улицу. Ему необходимо было время, чтобы все обдумать. Уезжать сейчас домой нельзя, нужно ухватиться за эту ниточку и выяснить, кому отдала его Эсти Лизоньку, где она теперь. Во-вторых, следует подумать о ночлеге. Не хотелось идти искать гостиницу, ночевать в одном номере лишь бы с кем. Решил вернуться к Баранчикам.
Те удивились, но тут же заявили, что может у них находиться столько, сколько потребуется. Евсей заметил радость на лице Даши. Вечером уселись за стол, поужинали. Начались рассказы о войне, о погибших. Девушка прервала их воспоминания, ведь война закончилась. Предложила лучше спеть песню и запела «Катюшу», остальные подхватили ее.
Евсей пошел спать в ту же спальню, что и вчера. В тиши размышлял о дальнейших своих действиях. Завтра пошлет телеграмму домой, что вынужден задержаться. Нужно посетить то селение за мостом, порасспросить жителей о дочери. Вполне возможно она там, сейчас ей чуть более пяти лет. Вряд ли он узнает ее. У Лизоньки такой же цвет волос, как и у него, носик больше похож на мамин. Он глянул на свои трофейные часы. Около одиннадцати, пора спать, но услышал, что открывается дверь. Увидел только тень, которая приблизилась к нему и превратилась в Дашу, она была в ночной сорочке. Девушка тут же нырнула к нему под летнее одеяло, обняла его, поцеловала в щеку.
– Даша, ты понимаешь, что я сейчас не могу на тебе жениться? Еще нигде не работаю, жить буду вместе с родителями, помогать им. Ты найдешь себе хорошего молодого местного парня. И вообще, тебе еще рано иметь дело с мужчинами, ты не знаешь, что такое жизнь.
– Зато ты знаешь, да и мне, несмотря на молодость, пришлось хватить горя, родителей то наших немцы отправили в Германию, там они и умерли от тифа. Я не знаю, что будет завтра, но сегодня мне нужен ты. Не отворачивайся, обними меня, целуй меня, ведь ты мужчина, а не кусок дерева.
Евсей с огромным удовольствием выполнил ее указания, он в последний раз обнимал Эсти более пяти лет назад. Губы и тела слились в единое целое. Их ласки не прекращались часа два. Неожиданно Даша вскочила, шепнула, чтобы он ни словом не обмолвился с остальными жильцами дома, и выскочила.
Не привыкать Евсею спать всего несколько часов за ночь. Утром он собрался идти по намеченному маршруту, но Даша сказала, что она тоже пойдем с ним.
– Тебе на работу не надо?
Девушка рассмеялась. – Я месяц назад окончила десятый класс, а сейчас свободна. Правда осталось сдать госэкзамены и получить аттестат. Никак не выберу, куда пойти дальше учиться или работать. Но сегодня буду тебе помогать, со мной они будут более откровенными.
– Окончишь школу, поступай в институт. Даша, ты очень толковая, не теряй на пустяки время.
Они перешли мостик через реку, сразу увидели деревушку. Подошли к первому дому, постучали. Оттуда вышла сгорбленная старушка, прошамкала: «Что вам здесь надо?» Спросили про маленькую девочку. Та пожала плечами, ничего не ответила, вернулась в дом, закрыла двери. Двинулись они к следующему деревянному строению. Вышел мужчина лет около пятидесяти.
– Кто вы?
Объяснили, рассказали. Он пригласил их в дом, сказал, что спешит на работу, предложил поговорить с его женой.
– Рая! Тут пришли по твою душу.
Вышла полная женщина, сказала, что поздно за ею душой приходить, отдала ему, своему мужу. Улыбнулась, вопросительно посмотрела на вошедших. Те начали объяснять, Рая их прервала, предложила сесть, попить чайку, затем продолжить разговор.
– Это было ранним, ранним утром. Мы с Лешкой, первым моим мужем, еще спали. Слышим громкий стук в окно. Оба проснулись. Сначала на улицу вышел, в чем спал, Лешка, затем я. Никого нет, но тут кто-то заплакал на скамейке, что у дома. Посмотрели, а там маленький человечек заходится в плаче. Что делать?
Взяли в дом, у него соска возле лица лежала, сунули ее ей в рот, увидели, что это маленькая девочка. Надеялись, какая-нибудь записка будет, не нашли. Мы ее накормили свежим молочком, она заулыбалась, показала несколько своих зубиков. Позже начали расспрашивать у жителей деревни, кто из женщин был беременной, кто мог нам подбросить малышку. Знали, что я учительница, не оставлю ребенка без присмотра. Показали нам одну молодуху. Мы к ней. Разозлилась она.
– Вы не видите, что я еще не родила? Топайте отсюда по-быстрому!
Мы и поняли, что кто-то из города ее принес и оставил. Мы даже не знали, как девочку зовут. Посоветовались мы, у нас есть сынок, пусть будет еще и дочка. Прошло с неделю, деревня небольшая, домов раз-два и обчелся. Нас вскоре такое горе посетило. Немцы забрали моего муженька Алексея, отправили на работу в Германию. Оттуда не вернулся, замордовали его там.
Вы вовремя приехали, мы собираемся перебраться в Минск. Здесь людям не понравилось, что я вскоре после войны вышла замуж за Федора. К тому же детям лучше будет в городе, скорее получат высшее образование. В этих школах обучению уделяется больше внимания. Мы уже обо всем договорились.
– А где девочка? – нетерпеливо перебил ее Евсей.
– Простите. Забегает к нам одна женщина, она здесь жила всего несколько месяцев, звали ее Анеля. Она с мужем бежала откуда-то, кажется, с Польши, он коммунистом был. Началась война, его призвали в армию. Особо с ними никто знаком не был. С мужем что-то случилось. Так вот, Анеля со слезами на глазах умоляла отдать ей девочку, так как у нее пока еще детей нет, неизвестно ли будут. Честно признаюсь, мы еще не привыкли к Машеньке, так мы стали ее называть. Я ей сгоряча отказала, потом попросила придти на следующий день. Поговорила я наедине с мужем, и отдали девочку Анеле.
– А где она живет?
– Ой, мои дорогие, честное слово не знаю. Анеля вскоре уехала из деревни. Понимаете, она узнала, что ей грозит опасность, так как ее муж был членом партии. Но мне говорили, что она дружила с соседкой. Поговорите с ней, может быть она вам поможет.
– Вы мне не сказали, какая фамилия у Анели.
– Никто не знает, я же говорю, прожили они здесь без году неделя.
– Большое вам спасибо, Рая! А где ваши дети?
– У меня сын и дочь, ему уже пятнадцать, а ей четырнадцать. Вы удивились, что увидели только меня и мужа? Мы наших детей отправили на каникулы в соседнею деревню к моей маме. Удачи вам, Евсей, мы будем за вас переживать.
– Имя ваше знаю, а как фамилия?
– Уфимцева я.
Раиса вышла вместе с ними, показала на противоположную сторону, сказала остановиться возле пятого дома, они его сразу найдут, у них зеленая оградка. Хорошо, если они еще не ушли на работу. Евсей несколько раз постучал в калитку, потом в окно, но никто не вышел.
– Придется мне вечером добираться снова сюда.
Даша подскочила, подпрыгнула к нему на шею, без поцелуев не обошлось.
– Чему ты обрадовалась?
– Ты побудешь еще у нас, и ночь будет нашей. Тебе же хорошо было?
– Хорошо. Узнают твои сестра с мужем, меня убьют.
– Ты слишком интеллигентный, все боишься нарушить кодекс чести. Никто тебя пальцем не тронет.
– Ты изъясняешься как Платон. Мне уже не перед кем отчитываться за нарушение кодекса чести.
– Пойдем домой, я тебя угощу малиной, у нас во дворе растет. Евсей, давай я перееду жить к вам.
– Нарожать детей, не поступать и учиться в институт? Прости меня, но наша встреча случайная, вот и помни ее такой. Если хочешь чего-то добиться, учись, а любовные похождения подождут. Ты хорошая девушка, благодарен тебе за помощь, за твои добрые отношения ко мне, но мне раньше днем, позже днем придется уехать одному. Идем, моя замечательная девушка, покормишь малиной.
Они успели даже посреди дня полежать вместе, слушали радио, болтали обо всем, потом пообедали. Даша едва успела отскочить, когда появился Лазарь. Сообщили ему об утренней встрече. Начали собираться, чтобы снова вернуться в ту деревню.
Евсей и Даша появились у дома с зеленой оградкой в шесть часов вечера. Хозяйка сообщила им, что Анеля Долкович спустя нескольких месяцев, как забрала к себе девочку, быстренько собрала свои вещи, их соседи отвезли к вокзалу. Вот и все, что она о ней может сказать. Один немецкий прихвостень захотел с ней заняться любовью, но она послала его подальше. Тогда тот стал ей угрожать, Поэтому испугалась и сбежала.
– Куда, вы знаете?
– В Гродно, сказала, что там ее ждет друг.
– Может быть, более точный адрес знаете?
– Она мне оставляла свой адрес, после войны я написала ей письмо, но ответа не получила. Сейчас поищу этот листик.
Женщина, которую звали Татьяна, рылась в своей каморке более получаса. Наконец, принесла пожелтевший клочок бумажки. Евсей записал в блокнот адрес, имя и фамилию, женщины, взявшей к себе его дочь, поблагодарил Татьяну, и вместе с Дашей они вернулись в дом Баранчиковых.
Эта ночь напоминала прошлую, как только семья Баранчиковых улеглась спать и, скорее всего, заснула, Даша снова забежала в спальню к Евсею. Им было до того хорошо, что после любовных утех заснули. Разбудили их разговоры старших Лазаря и Нины. Даша быстренько оделась, причесалась.
– Доброе утро, – сказала она брату и его жене. – Евсей просил меня разбудить его. Спал, как сурок.
Нина отлично поняла ее и, когда Лазарь отвернулся, показала ей кулак. Вскоре вышел Евсей, так как старшее поколение уходило на работу, попрощался с ними. Те попросили сообщить им о результатах поиска, пожелали удачи и ушли. Тут же Даша напала на парня, продолжила целовать его. Евсей едва успокоил ее, ему нужно уезжать в Гродно, там живет Анеля Долкович, женщина, что увезла Лизоньку-Машу. А затем домой.
Все же девушка заставила его позавтракать, затем проводила к автобусной станции. Он попросил, чтобы при людях она не позволяла никаких поцелуев с ним, надо беречь женскую честь. Даша при последних его словах расхохоталась.
– Ты мне нравишься не только внешне, а потому, что с тобой мне легко, будто я парю в воздухе. Я люблю тебя. Если ты поймешь меня, и тебе я нужна, приезжай. Не знаю сколько, но я буду тебя ждать.
В Гродно Евсей провел двое суток. Пришел на улицу Льва Толстого, нашел нужный дом, квартиру. На пороге стояла маленькая девочка, волосы у нее были такими же жгуче рыжими и кучерявыми, как у него в детстве, совпадал и цвет глаз, такой же как у Эстер. Ему хотелось обнять ее, но боялся испугать ее. Издали послышался женский голос.
– Машенька, зачем сама открыла дверь? – тут же показалась симпатичная, модно одетая дама.
– Простите меня за вторжение в вашу квартиру, у меня к вам важное дело.
– Проходите, – с акцентом произнесла она, пропустила мужчину, обняла Машу и прошла следом. – Садитесь.
– Я не буду ходить вокруг да около, скажу сразу: ваша Машенька – моя дочь Лизонька. Намерен ее у вас забрать. Вас ведь зовут Анеля Долкович?
Женщина широко открыла глаза, внимательно посмотрела на сидящего перед ней молодого человека, сама села на стул.
– Я Анелия. Пожалуй, вы похожи на девочку, волосы у обоих рыжие. Честно скажу, вы с меня гору сняли, так кажется, говорят русские. У меня случилось несчастье, перед самой войной умерла двухлетняя моя дочь Зося. Мне с мужем, когда немцы захватили Польшу, пришлось бежать в Россию.
Вначале жили в Бресте, а за месяц до нападения Гитлера на Советский Союз мы переехали в одну деревню, позже в другую. Когда мне соседка рассказала, что подбросили девочку, я решила попросить отдать ее мне. С тех пор Машенька со мной. Меня в том селе начали преследовать свои же мужчины поляки, поэтому я переехала в этот город, здесь у меня жила знакомая женщина. она приняла меня, но недавно перебралась на свою родину.
Знаете, я начала оформление документов на переезд в Польшу. Но на Машу никаких справок нет. Конечно, это дело можно «обстряпать», так здесь говорят. Сейчас вы приехали ко мне, я и подумала, чтобы начать новую жизнь, ребенок может мне помешать. Поэтому согласна, чтобы вы ее взяли. Вы же за этим ко мне пожаловали? Как обрадуется ее мама! Хорошая девочка, жаль с ней расставаться. Но ничего не могу сделать.
– Мама ее погибла в гетто. Да, я сейчас же заберу ее. Спасибо вам, что заботились эти годы о ней.
– Не скрою от вас, когда она только попала ко мне, я ее часто называла Зосей, называла и плакала. Но Машенька подросла, я успокоилась, была рада каждому мгновению, проведенному с ней.
– Я желаю, чтобы у вас была крепкая надежная семья, дети. Большое спасибо!
– Если у меня родится девочка, назову ее Машенькой. Милая моя, хорошая, за тобой приехал твой папа, обними его.
Машенька внимательно слушала Анелю и Евсея, не понимая, что происходит. Она выполнила просьбу принявшей ее женщины, автоматически обняла Евсея, но радости на лице не было. Ей нужно время, чтобы привыкнуть к нему.
– Доченька моя, попрощайся с Анелией, мы поедем к бабушке и дедушке. Они хорошие, ждут тебя.
Анеля обняла Машеньку, поцеловала ее, пожелала счастья ей и Евсею, вытерла платочком мокрые глаза.

Глава 7 Потерять и не сдаться

Эстер подошла к воротам, показала документы дежурному милиционеру. Он развернул листок, посмотрел, пожелал ей больше не попадать в подобные заведения. Доброму слову и дурак рад, – подумала она. Он отомкнул калитку, и она тихонько, будто боясь разбудить кого-то или не тревожить этого молодого безусого паренька, вышла из осточертевшей колонии. Эстер глубоко вздохнула, сделала медленно десяток шагов, затем быстро зашагала к шоссе.
Женщину предупредили, что рейсовый автобус в Тюмень подойдет часа через два, если во время выедет и не задержится в пути. Но лучше отойти подальше от места колонии, хотя ей предложили подождать, она и лишней минуты не хотела здесь оставаться. Вот и дорога, а чуть дальше виднеется знак остановки. Ее пробирала дрожь от холода, хотя было довольно тепло, от непонятного будущего. Конечно, первым делом, она поедет в Лиду, ей необходимо найти дочь.
Мимо изредка проезжали машины, но Эстер и не пыталась их остановить, кто захочет подбирать бывшую заключенную, о том, кто стоит сейчас у дороги, никто не сомневался . Ей пока еще самой не верилось, что ее освободили.
Она взглянула на часы, которые недавно купила ей охранница за заработанные в колонии Эстер деньги. Прошло почти полчаса, сорок минут, как долго время тянется. Что ж придется ходить влево, вправо, чтобы согреться. Вдали показалась грузовая машина, Эстер отвернула голову в сторону, знала, что пытаться остановить ее бесполезно.
– Эй, подруга, садись! – услышала она и обернулась.
Машина остановилась, водитель открыл дверцу.
– Я тебе не подруга.
– Ладно, уважаемая дама, садись, подвезу куда надо.
– Мне в Тюмень к железнодорожной станции бы попасть. Вы в том направлении едете?
– Куда я денусь. Оплатишь дорогу? Поди, миллион рубликов заработала? Садись, шутки понимать надо, хотя тебя от них отучили. Села, закрой дверцу, теперь поехали. Скажи, а с Тюмени, куда направляешься?
– Вряд ли вы слышали о таком городе Лида, в Белоруссии.
– Как далеко тебя судьба забросила. Я не спрашиваю, за что тебя наказали, сам десять лет назад сидел в тюрьме, да не смогли доказать мою вину, пришлось им меня освободить, но отправили в этот край. Знаю многих людей, некоторых расстреляли, некоторым дали пожизненное заключение, кому-то меньше. Неужели во всем мире так относятся к нормальным людям?
– Нас никто не слышит и не хочет слышать. Нашли дармовую силу.
– Давай мы с тобой познакомимся, меня зовут Аркадий.
– Эстер.
– Спасительница евреев.
– К сожалению, я никого спасти не смогла, ни родителей, ни… – Эстер замолчала.
– Смотрю, ты до сих пор не привыкла к холоду. Много здесь пробыла?
– Около семи лет. У нас таких морозов не было, да и на одном месте быстрее замерзаешь.
– Это точно. Ничего себе – семь лет! Совсем юной туда попала.
– Не такой уж юной, уже замуж успела выскочить, доченьку родить, – на глазах Эстер появились слезы.
– Извини меня, затронул больную тему. Мы подъезжаем к городу, еще немножко и мы у цели.
Они уже видели очертания первых зданий, когда их остановил милиционер.
– Предъявите ваши документы.
Аркадий достал из бокового кармана пиджака водительское удостоверение, еще какую-то бумажку, подал ему. Тот внимательно осмотрел их, затем попросил документы попутчицы.
– Женщина, вам придется выйти и задержаться здесь.
Эстер вышла, открыл двери машины и вслед за ней выскочил Аркадий.
– Я только сегодня получила документы об освобождении из колонии. В чем дело? – сердито спросила она.
– А вы, водитель, езжайте, у вас все в порядке. Вам, – обратился милиционер к Эстер, – придется пройти со мною.
– Вы сейчас отпустите женщину, она вам предъявила настоящие свежие документы. Вы же не хотите, чтобы я сейчас по приезде в город обратился к подполковнику Вышеградскому.
Милиционер ничего не сказал, махнул рукой и отошел от них.
– Садитесь, – попросил Эстер водитель.
– Спасибо, Аркадий! Выручили меня. Вы с высоким начальством знакомы, молодец.
Они были вблизи железнодорожного вокзала. Остановились неподалеку. Аркадий решил проводить Эстер к билетной кассе. Оказалось, что поезд на Москву отправится только завтра утром. Она повернулась лицом к мужчине.
– Очень благодарна за доставку бесценного груза. Вам пора заканчивать работу, уже пять вечера. Всего хорошего!
– Я не могу оставить вас здесь. Поедете со мной, в течение сорока минут я завершу сдачу смены и отвезу вас к себе домой, там одновременно пообедаем и поужинаем, потом выспитесь. К вам не притронусь, не бойтесь.
– Мне кажется, боязнь от меня убежала.
– Ошибаешься, видел, как ты не сразу решилась сесть в мою машину. Идем! – Аркадий не заметил, как в разговоре с женщиной перешел на ты.
Эстер долго не раздумывала, пошла вслед за Аркадием, села на сиденье машины. Прошло полтора часа, и она оказалась в однокомнатной квартире Аркадия. Первым делом, он вскипятил чайник, пока он закипал, готовил что-то на кухне.
– Тебе помочь?
– Здесь особой помощи не надо, открыть консервы, нарезать хлеба и колбасы больших усилий не требуется. Докторская подойдет?
– Мне любую подавай, привыкла в колонии ко всякой пище.
– Вообще-то, есть для тебя работа. Почисть пару картошек, пока будем питаться колбасой и разговаривать, она сварится.
– Хоть на что-то пригожусь. Другой нож у тебя есть? Давай, годится. Аркадий, ты меня пригласил, но не подумал, где я буду спать. Не вдвоем же на диване? Я замужем. Понятно?
В комнате имелись стол, два стула, на стенке висело радио, у другой стенки в стороне от окна стоял широкий диван, на нем вполне могли разместиться она и он. Но это не входило в ее планы, каково его мнение на этот счет, Эстер не знала. Она и высказала свою мысль о том, стоит ли ей оставаться у него в квартире.
Аркадий возмутился, сказал, что в его в планах подобного не было.
– Только пойми меня правильно, ты очень приятная молодая женщина, но я представляю, что тебе пришлось вытерпеть в тех условиях. Поэтому отношусь к тебе гораздо бережнее, чем к себе. Спать ты будешь на диване, а для меня есть раскладушка. Ко мне иногда заезжает товарищ, ночует, поэтому я и приобрел складывающуюся царскую кровать.
–Я на ней буду спать.
– Нетушки, царское ложе никому не уступлю. Ты молодец, картошка уже варится. Идем в комнату, съедим пока то, что готово к употреблению.
С удовольствием съели, что было на столе, затем расправились с картошкой, несколько их штук осталось на завтрак. Было еще довольно рано, только стало темнеть. Эстер решилась рассказать товарищу о том, как она оказалась осужденной на десять лет.
Начала с женитьбы, потом о переезде для родов малышки в свой родной город к родителям. Сообщила, как они жили в гетто, о побеге, как ее спасла незнакомая женщина. Когда речь пошла о заключении ее в советскую колонию, Аркадий возмутился.
– И чем они отличаются от гитлеровских фашистов?! Ты один концлагерь сменила на другой, хорошо, что тебя еще не грохнули. Знаешь, скольких людей погубили эти два людоеда Сталин и Гитлер? Я видел, как уводили ребят из камеры, обратно многие не возвращались. Я попал под сталинскую гребенку в 1937 году, обвинили, что я передаю секреты в Германию, Англию и Америку, ведь в конце двадцатых годов в США побывали мои папа с мамой. Их в 1937 арестовали и в скорости расстреляли. Я в это время находился в армии. Когда в роте узнали, что родители враги родины, со злостью сообщили об этом мне, началось такое, что вспоминая теперь, не верится. Как начальство, так и солдаты, с которыми проходил службу, делали все, чтобы унизить меня. Я не выдержал, убежал. Неделю скитался в лесах, маленьких деревнях, в больших городах. Все же меня выследили, хотя был в гражданской одежде.
Мне необходим был паспорт, ведь никаких документов у меня не было. Стал искать такую возможность, ходил в городах по рынкам, говорил с людьми, которые должны были знать, кто может мне помочь получить новый документ. Мне показали одного пацана, я вначале засомневался. Все же подошел к нему, объяснил, что мне надо, тот попросил придти завтра к вечеру. На следующий день он познакомил меня с сорокалетним мужчиной.
– Юноша, а у тебя деньги на это есть?
– Откуда? Согласен работать, но как? Паспорта то нет.
Пришлось мне стоять «на шухере», пока парни что-то воровали. Тот мужчина пообещал через месяц организовать мне настоящий паспорт. Но не получилось. Меня задержали в парке, в далеком углу, куда люди редко заходят. Я сидел на ломаной скамейке и ел котлеты, купленные в столовой. Вдруг передо мной появляются два милиционера и просят предъявить документы. Я встал, полез в карман, вроде бы их достаю, и бежать. Но один из них подставил мне ножку, и я влетел носом в землю. Поймали меня, хотя был в гражданской одежде.
Отвели в милицейское отделение, затем передали в мою часть. Отсидел десять суток, но на этом не успокоились, судили, дали пять лет строгого режима. Каждую неделю я отправлял несколько писем в разные инстанции. То ли им надоело читать, то ли сжалились над моей молодостью, меня через два года выпустили, но отправили в Тюмень. В какой-то мере повезло.
– Аркадий, откуда вы знакомы с подполковником… , фамилию забыла, Вышинский, кажется.
– Вышеградский. Еду я на этой же машине, смотрю, стоит офицер возле «Газика» и ругает шофера. Остановил автомобиль, подошел к ним. У них колесо проколото, дальше ехать не могут. А запасного колеса нет, водитель не захватил. Я и предложил подвезти подполковника в аэропорт, он на совещание в Москву спешил.
Поговорили мы по душам, я честно признался, что вышел из тюрьмы, что тружусь за копейки, а жить негде, даже в общежитии места не нашлось. Вышеградский обещал помочь, просил, если будут обижать, то позвонить ему. Он добился, чтобы мне выделили квартиру, вот эту самую. Как узнали о моем знакомстве с ним, зарплату повысили.
– Аркадий, мы, кажется, засиделись. Двенадцать ночи, а тебе завтра на работу, а мне на поезд.
– Давай я оплачу тебе перелет до Москвы на самолете.
– Не надо, у меня деньги на дорогу есть, и времени будет предостаточно.
– Тогда спокойной ночи. В ванной есть полотенце, можешь помыться, а я пока из подвала принесу раскладушку.
Эстер так и поступила. Когда после принятия душа вышла из ванной, раскладушка была покрыта одеялом, сверху лежала простынь и еще одеяло. Постель для нее тоже была подготовлена. Она тут же улеглась. Не прошло пяти минут, как крепкий сон сморил ее.
Проснулась рано, в квартире пахло яичницей. Эстер быстренько поднялась, взглянула на часы, стрелка едва перевалили за шесть. Оделась и зашла на кухню. Аркадий заметил ее и спросил:
– Выспалась? Хорошо, что встала уже. Хочу с тобой поговорить. Ты можешь здесь находиться, сколько твоя душа пожелает, могу ключ тебе оставить. Я желаю тебе найти свою дочь, мужа, устроиться, где тебе будет удобно жить. Но в случае другого результата предлагаю вернуться ко мне. С работой для тебя проблем не будет.
– Аркадий, большое спасибо. Ты мне очень помог, но все же я надеюсь найти Лизоньку. Не могли люди быть такими черствыми, чтобы бросить ее, позволить ей умереть. Благодарна тебе за твое приглашение.
– Завтрак готов, идем, покушаем.
– Я еще не умылась, одна минутка, и я у стола, – Эстер быстрым шагом направилась в ванну. «Как мне с ним легко и просто», подумала она.
Ей долго собираться не пришлось, в рюкзаке поместилось все ее имущество. Аркадий объяснил, каким автобусом ей добираться до железнодорожного вокзала. Спросил, не нужны ли ей деньги.
– Что я зря семь лет пахала на эту страну, что не заработала хотя бы на несколько месяцев спокойной жизни? Хватит мне на первое время, не беспокойся.
– Мне, Эстер, в голову пришла другая мысль. Ты поедешь, тебе придется предъявлять документы на железнодорожных станциях, в гостиницах, в отделениях милиции, документы, по которым видно, что ты была осуждена, сидела в колонии.
– Ну и что?
– На тебя будут смотреть совсем не так, как на обычного пассажира, клиента.
– Ты предлагаешь не искать мою дочь? Не ожидала такого от тебя.
– Совсем нет. Я рекомендую тебе получить здесь в Тюмени паспорт, прописку, а затем уже поехать на поиски дочери.
– Хорошо, паспорт мне дней через десять дадут, а кто меня пропишет?
– Я, в эту квартиру.
Эстер подумала и вначале согласилась. Но, если решит остаться в Калуге, а у нее прописка в Чимкенте. Пришлось отказать Аркадию. В самом деле, поездка так далеко может обернуться разными неприятностями, поэтому не стоит ждать, пока она оформит паспорт. Конечно, имея такой документ на руках, к ней было бы большее доверие.
Настал тот день, когда она готова была к дальней поездке в Лиду. На прощанье Аркадий и Эстер по-дружески обнялись, пожелали друг другу удачи. Сидя в вагоне, Эстер подумала, как ей повезло, что встретила такого человека. Мало того, что подвез, но и привел в свой дом, накормил, спать уложил, да еще в дорогу продуктами снабдил. Заботился, как о родном человеке, даже не намекнул, чтобы я с ним легла в постель. Что ж в жизни не всегда должны быть темные пятна.
Сутки, вторые в поезде. Пассажиры менялись, ведь ехала она в плацкартном вагоне. В купейных не только не ездила, но даже ни разу в них не заглядывала. Когда надоедало смотреть в окно, она, положив голову на столик, вспоминала юность, родителей, Евсея и дочь. Плохие мысли гнала от себя прочь.
На длительных стоянках у больших станций выходила размять косточки. Один раз купила мисочку вареной картошки, от нее шел такой запах, будто родной дом распахнул ей свои двери. С удовольствием съела все за один присест. Ей еда так понравилась, что утром следующего дня стала на остановках высматривать, где продают подобное блюдо.
А вот и шумная Москва. Столько людей на привокзальной станции ей еще не приходилось видеть. Эстер перебралась на Белорусский вокзал, поезд на Минск отправлялся через тридцать пять минут. Подошла к билетной кассе, попросила билет в плацкартном вагоне до Минска.
– Нет билетов, все распроданы, есть только места в купейном вагоне. Будете покупать? Учтите, следующий поезд через семь часов.
Она подумала и решилась. В купе сидела семейная пара. Эстер поздоровалась, сняла пиджак, осмотрелась. «Ничего себе, бывшая заключенная едет в шикарном купейном вагоне. Здорово! Ничего, деньги зарабатывают, чтобы их тратить. надеюсь вскорости найти работу».
Время пролетело быстро, быть может, потому, что большую часть дороги проехали ночью. Было уютно, мирные хорошие соседи-минчане. Подружиться с ними не успела, но приятная беседа с ними успокоила ее волнующуюся душу.
Вот он ее город Лида. Еще видны были разрушенные дома, за шесть лет после освобождения этих мест не успели отремонтировать или разобрать. Вот и ее любимая родная улица Песочная, за теми домами дом ее родителей.
Эстер нехотя замедлила шаги. На месте двух домов, где она жила и соседнего, пустырь, травы поросли выше пояса, кое-где пожухли. Даже от дерева каштана ничего не осталось. А посреди какой-то холмик, скорее всего там стояла русская печка. На глаза Эстер навернулись слезы. Увидела вдали на огороде какой-то кустик, подошла ближе. Оказался небольшим кустиком помидор, на нем виднелось несколько маленьких зелененьких помидорчиков. Полюбовалась, вернулась к месту, где стоял дом. Здесь была ее комната с окном, выходившим на проезжую часть дороги. А правее с окнами во двор комната братьев. Долго Эстер простояла на одном месте, начало темнеть. Пора искать, где переночевать, желательно найти гостиницу. В молодости ее не интересовало месторасположение такого заведения.
К счастью место нашлось в номере на четверых, но ночь провела только еще с одной женщиной. Проснулась, поняла, что она голодная, вчера было не до обеда, не до ужина. Спустилась вниз, сытно позавтракала. Когда проходила мимо секретарши, та спросила, собирается ли она подлить пребывание в номере гостиницы. Эстер попросила оформить еще на одни сутки.
В деревню, где более восьми лет назад она оставила свою дочь, решила пойти к обеду. Пока она сходила на рынок, купила яблок и груш, понравились помидоры, взяла пяток. Вернулась в номер, съела по одному фрукту, опять вышла в город. Посмотрела издали на школу, где проучилась десять лет, удивилась, что за все время ни одного знакомого не встретила. Хотя чему удивляться, ведь все друзья, подруги были евреями, а в живых мало кто остался.
Эстер вновь подошла к тому месту, где прошли ее детские и школьные годы. Походила в надежде хоть что-нибудь отыскать из прошлого жизни ее, братьев, родителей. Ничего не увидела, будто здесь никто не жил.
В соседнем доме справа от них, который сохранился, жили Мартовы. Она знала их, но только здоровалась. На второй день войны забрали в армию их сына, кажется, звали Антоном. У них еще две девчонки были, но гораздо моложе ее. Постучала к ним. Дверь открыла старушка, завернутая в платок.
– Что ты здесь бродишь? Вчера видела в окно тебя, сегодня.
– Что вы мне можете рассказать о семье ваших соседей Рейзиных? – Эстер решила не называть свое имя, cлишком тон у женщины был неприятный.
– Убили их, всех в деревне убили. Тебе чего надо? Ты их родственница?
Дальнейший разговор с ней был бесполезен, Эстер сказала спасибо и ушла. Пора ей идти в деревню. Немножко отклонилась от маршрута, по которому шла в тот суровый день, вышла к реке Лидея, но немного левее. Увидела тот же невзрачный шатающийся мостик, как видно, никому до него нет дела. Первый дом, второй… Сердце бьется как колокол в церкви. Постояла с десяток секунд, подошла к калитке, она не была закрыта. Постучала в окошко. Почти тут же из дверей вышла пожилая женщина, взглянула на Эстер, спросила:
– Вы ко мне?
– Вы в этом доме во время войны жили?
– Жили.
– Я однажды оставила на этой скамеечке свою маленькую дочь. Видела, что вышли мужчина и женщина, взяли ребенка. А мне пришлось уйти обратно в гетто.
– Заходите в дом, там и поговорим.
Хотя здание было построено давно, внутри царил полный порядок. Небольшой диванчик, куда села Эстер, оказался очень удобным, стол, стоявший перед нею, был устлан цветной скатертью с вышитыми на ней цветами.
– Я в этой деревне родилась, люди все знакомы. Прежний свой дом оставила сыну с детьми, а сама купила этот. Про девочку все вспомнили недавно. Прежняя хозяйка жилья подобрала где-то ее, потом девочку у нее забрала полька, говорили, что она уехала в Польшу. В те военные годы никто особо не интересовался, кто она такая, откуда приехала, куда умчалась. Вскорости съехали жильцы этого дома, продали мне квартиру почти задаром. К ним старший сын вернулся с войны и перевез их в другой город, кажется в Саратов. Ой, я не поинтересовалась, почему вас эта девочка интересует
– Я вам говорила, я ее мама.
– Мое вам сочувствие. К сожалению, больше сказать о ней ничего не могу. Жива, и слава богу! Желаю вам найти ее.
– Спасибо вам и за это сообщение. Всего хорошего!
Из слов женщины Эстер поняла, что в деревне больше спрашивать не у кого, у всех подобная информация, и не больше. Она вернулась в город, в гостиницу. Умылась и пошла в ресторан при этом здании. Людей было довольно много, но официант нашел для нее место. Напротив сидящий молодой человек посмотрел на нее, решил пригласить ее на танец.
– Извините, я ничем подобным не занимаюсь, поищите другую партнершу, – Эстер быстренько справившись с едой, вышла из гостиницы, ей необходим был свежий воздух, свобода. В ресторане ей показалось, что она в колонии. Она ходила по городу, старалась отвлечься, смотрела киноафиши, читала имена известных актеров, режиссера, участвовавших на съемках. Но дыхание прерывалось. «Почему судьба надо мной так издевается? Я все потеряла, родителей, мужа, дочь. Зачем мне жить? Но мне всего тридцать лет, я вырвалась из колонии. Мне хочется еще быть счастливой, вырастить детей. Я не сдамся!»
Жизнь – это вертушка! Она воротит тебя, как захочет. Мимо тебя пролетают люди, деревья, горы, моря, годы. Ты пытаешься увернуться от всего плохого, зачастую удается, иногда попадаешь в водоворот жизни, стараешься выплыть. Ты школьник, тебе нужно с утра бежать в школу, потом делать уроки, а там подружки делятся своим сокровенным, шутят, а родители просят, чтобы ты помогла им в чем-то. Выросла, у тебя назначено свидание с парнишкой, но от тебя требуют, чтобы ты закончила писать сочинение. Тебе пришла пора задуматься о своем будущем, избрать свой дальнейший путь, но ты застряла в своем городке, смутно видишь, где можешь приложить свои знания, умение. Наконец, избрала будущую профессию, собираешься поступить в институт, но тебя там не ждали. Твоя биография, которая состоит из нескольких маленьких предложений: родился, учился, окончил, не подходит им. Они предварительно заглянули в паспорт, один из пунктов им не понравился. Да, нам приходится вертеться! Так, наверное, и должно быть, главное плыть, пусть порою против течения, и не сдаваться. Нужно помнить: к прошлому возврата нет, и извлекать для себя уроки. Можешь где-то затормозить, подумать, но наметь цель и двигайся вперед.
Эстер отправилась обратно в номер. Пока в нем никого не было. Она брякнулась в одежде на кровать. В комнату входили и выходили то одни, то другие жители номера, но ей до них нет никакого дела. Ее подушка намокла, но подняться она не могла, болели сердце и душа. Все ее надежды рухнули, как карточный домик.

Глава 8 Я не один

– Лапушка моя, ты первый раз едешь на поезде? Ты меня не стесняйся, я же твой папа. Приедем домой, куплю тебе игрушек, будем с тобой книжки читать. Ты знаешь, кто такой Пушкин?
Маша все время молчала, но на последний вопрос отрицательно махнула головкой. Папе очень хотелось найти общий язык с дочерью, подружиться с ней. пока решил называть ее Машей, дома с родителями посоветуется, как лучше поступить, стоит ли поменять ей имя.
– Пушкин написал много интересных сказок, мы тебе их прочитаем. Тебе сейчас нужно поужинать. Будешь сметанку или колбасу? Сейчас достанем баночку сметаны, белый хлеб и покушаем, а потом приляжем.
– Я не хочу спать.
– Тебе нравиться смотреть в окошко? Видишь, там елки растут. Тебе на новый год елку не ставили?
– Нет. Мама Анеля мне подарила мишку, ты видел его.
– Он у нас в чемодане лежит. Но, когда наступит Новый год, мы возьмем в лесу елочку, повесим на нее игрушки, внизу посадим твоего мишку и будем песенку петь: «В лесу родилась елочка, в лесу она росла…». Знаешь такую песенку? Продолжить можешь?
– Зимой и летом стройная, зеленая была.
– Смотри, смотри, там дедушка на лошадке сено везет домой.
– А зачем сено?
– Когда травка вырастает, ее косой, это такой нож на длинной деревянной ручке, срезают. Трава высыхает, это называется сено. Летом коровки, лошадки, козы кушают траву, а зимой на полях лежит снег. Чтобы они не были голодными, им дают кушать сено.
– И люди его едят?
– Есть специальные зернышки, их весной сажают в землю. Когда из них вырастает особая травка, на ней появляется много, много таких зернышек. Их на специальных машинах отбирают, а потом их молотят, разбивают, чтобы они превратились в муку, а из нее пекут хлеб, который мы кушаем. А из целых зернышек можно сварить суп или кашу.
– Ой, а кто там сейчас за окном?
– Не бойся, Машенька, это навстречу нам едет товарный поезд, он идет по такой же дороге, по рельсам, как и мы, только немножко в стороне, чтобы не столкнуться с нашим поездом.
– Но там нет окон.
– Ты правильно заметила, там окон нет. В этих вагонах везут различные грузы, в том числе и продукты. Ты зеваешь, положи голову на подушку, отдохни, у нас путь длинный, еще насмотришься.
Не успела Маша лечь, как через несколько минут сладко засопела носиком. «Какая красивая у меня доченька, лицом немножко похожа на Эсти. Я ее люблю …, не могу точно определить как. Это чудо бесценное, она – моя завтрашняя жизнь. Я сделаю все, чтобы она была счастливой. Как жаль, что Эстер не может ее увидеть, порадоваться милому ребенку. Почему же ты не удрала вовремя? Я же тебе телеграмму послал, чтобы возвращалась обратно. Мои родители спаслись, и ты бы смогла убежать».
Он сам задремал, прислонив голову к стенке перегородки. Когда проснулся, удивился: ему приснилась не Эстер, а Даша. И в дальнейшей дороге ему было о чем подумать. Даша ему понравилась, ее легкий, веселый характер, с ней никогда не соскучишься, но о любви сейчас не могло быть и речи, его волновала только судьба Лизоньки, любимой доченьки его и покойной несравненной Эстер. Как бы им было сейчас хорошо. Его мысли прервала остановка поезда, как раз перед их вагоном увидел центральную железнодорожную станцию, а вверху здания сверкало большими буквами название – Казань.
«Сойду, куплю еды, и Машеньке надо, и мне не помешает подкрепиться».
– Машенька, ты проснулась? Не боишься остаться одна, мне нужно купить что-нибудь к обеду.
– Мама Анеля часто оставляла меня одну.
«Боже мой, весь поезд вывалил. Солнышко греет, почему и не выйти на перрон погреться. Но у меня забота другая, хотя желающих купить съестное не мало. Зря я не спросил, сколько поезд будет стоять. Хотя, вагон недалеко, успею. Возле женщины слева никого нет, подойду».
– Эти куриные окорочка по какой цене продаете? Дороговато. Вы уступите? Дайте штуки четыре. И лапшу в картонную коробочку положите. Груши? Нет, я больше не донесу, уроню, а там меня доченька ждет.
– Возьмите яблоки, одно вам, другое девочке, положите их в карманы. Это подарок вам.
– Большое спасибо!
– Кушайте на здоровье.
Евсей принес продукты в вагон, разложил на столике: – Машенька, питание свежее, первый сорт. Налетай! Укуси кусочек курятины и возьми лапши. Молодец! Такой доченьки как ты, ни у кого нет, кроме меня.
Им обоим надоело ехать, шуточки, третьи сутки в дороге, а еще до Чимкента долго добираться. К тому же частая смена пассажиров их отделения тоже портила настроение. Не успеешь с одними познакомиться, они высадились из вагона, вместо них поселили других. Зато проводница одна и та же, добрая и внимательная. То конфеткой угостит Машеньку, то колбасы с булочкой принесет. Любит поговорить с ней, однажды стала расспрашивать про ее маму, но Евсей прервал ее, позже объяснил, что мама погибла, а ее, пока он воевал, воспитывала другая женщина. Проводница прослезилась, а к девочке стала еще более доброжелательной.
Приехали в Узбекистан город Ташкент. Но им нужно было на самый юг Казахстана, здесь не так уж далеко. Спустя несколько часов после приезда пересели в другой поезд и в тот же день приехали к родителям. Ни папа, ни мама не знали о том, что вскоре увидят сыночка и впервые внученьку.

Не передать их восторга, когда в комнату вошли Евсей и Машенька. Они не знали, с какой стороны к ней подойти, расспрашивали ее, какую еду она любит больше всего, какую игрушку ей завтра купить. То один, то другая брали ее на руки, пока Евсей не выручил Машеньку, попросил дать внучке спокойно посидеть, отдохнуть, привыкнуть к обстановке, к ним самим.
– Папа, мама, Машенька не маленькая, так что говорите с ней, как со взрослой.
Утром родители ушли на работу, с девочкой остался только отец. Он покормил дочь, затем вывел ее на улицу, пусть наглядно познакомится с здешним климатом, обстановкой. Ей стало интересно, когда увидела, что многие мужчины и некоторые парнишки надели на голову кепки. Показала отцу.
– Машенька, каждый народ одевается немножко по-другому. Здесь основное население казахи. Летом жарко, поэтому они приспособились к климату. Чтобы не напекло в голову, надевают такую шапочку, называется тюбетейка.
Когда вернулись домой, Евсей решил серьезно поговорить с доченькой. Он посадил ее рядом с собой на диван, взял ее руки в свои и начал беседу.
– Машенька, ты уже большая или еще маленькая?
Девочка пожала плечами, посмотрела на папу, ожидая, что он ей скажет, какая она.
– По-моему не маленькая. Понимаешь, у человека не всегда все хорошо в жизни, бывает время, когда радуешься, но и такие дни, когда грустно и хочется плакать. В тот день, когда я пришел домой к тебе и к тете Анели, она сказала, что просто взяла тебя совсем маленькой. А почему? Потому, что маму твою убили немцы. Ее звали Эстер. Она была красивая, как ты, но эти плохие люди многих убивали ни за что. Ты тогда была совсем маленькой, только начала первые слова говорить. Я и мама Эстер тебя очень любили. Когда ты родилась, мы тебя назвали Лизонькой, но Анеля не знала этого и дала тебе другое имя – Машенька. У меня к тебе вопрос, как ты хочешь, чтобы тебя все называли: Лизонькой или Машенькой? Подумай, я не тороплю тебя. Как ты скажешь, так и будет.
Дочь смотрела прямо ему глаза, но, как видно, до нее не все стало понятным. Евсей повторил вопрос, какое имя она выберет, чтобы все родные, знакомые, подружки, которые вскоре у нее появятся, называли ее Лизой или Машей.
– Маша, – едва слышно произнесла она.
– Так и будет. Машенька, здесь в городе есть детский садик, в нем много детей, их утром приводят, вечером забирают. Там и кушают. Мне нужно идти искать работу, я договорюсь, чтобы тебя взяли в такой детсад. Забирать оттуда будет бабушка или дедушка. Тебе в саду будет весело. Ты сейчас дома поиграй, а я пойду искать, где же ближайший детсад от нашего дома. Согласна побыть немного времени одна? Я скоро вернусь.
– Да.
Ему вовсе не хотелось оставлять дочь одну, но предстояло стать на учет в военкомате и милиции, приписаться по адресу жительства, договориться о месте для Машеньки в детском саде, затем подумать о своей работе. И это все необходимо сделать за несколько дней.
Детсад оказался недалеко от дома, первая же прохожая показала, где он находится, поэтому он сразу туда и зашел. У него потребовали документы, он предъявил военный билет. Этого мало, сказала заведующая детсадом, все же поняла его положение и согласилась, чтобы Евсей Файнберг завтра привел дочь к ним, пусть она начнет привыкать к общению с ребятишками.
– У меня муж тоже был на фронте, ранили его. Еще сейчас хромает.
Хоть один вопрос решил, а сейчас домой, там доченька скучает. На обратной дороге зашел в книжный магазин, купил несколько тетрадок, цветные карандаши, пусть Маша в них пишет, буквы он ей покажет, и рисует.
Евсей не устал, но к такой жаре не привык. Язык к горлу присох. Вошел в дом, Маша возилась с мишкой, что для нее приобрела Анеля. Он погладил ее по головке, поцеловал.
– Машенька, принеси мне водички попить. Спасибо, моя хорошая. Я забыл у тебя спросить, ты знаешь, как пишутся буквы? Я тебе сейчас покажу, только давай сядем за стол.
Они поработали почти целый час. Успехи были заметными, девочка освоила шесть букв, написала карандашом несколько слов. Отец нашел в обычной книге местного автора несколько коротких слов, показал ей, попросил прочитать, что Маша и сделала. Он увидел, что ей уже надоело заниматься буквами, сказал, что на сегодня хватит, завтра продолжат, а теперь пора обедать.
Мать Евсея еще с вечера позаботилась о еде на несколько дней. Он достал кастрюлю с гороховым супом, отлил в меньшую алюминиевую посуду и поставил на керосинке греть. Пока еда грелась, взял несколько отваренных картошек, порезал каждую на несколько частей, положил на сковороду. Как только суп был готов, снял его, поставил греть картошку. Налил доченьке и себе супа, дал по кусочку хлеба. Остались оба сытыми. Послевоенные времена были такими, что капризничать с едой не приходилось, мясо бывало изредка, покупали наиболее дешевые части. И Маша не была избалована, так как Анеля тоже жила в нужде.
От дневного сна Маша отказалась, они вышли на улицу. Людей видно не было. Побегали друг за другом, потом стали футболить резиновый мяч. Когда невдалеке появились мальчики и девочки, отец спросил у дочери, не хочет ли она подойти к ним, познакомиться. Маша сказала, что она пойдет домой. Вечер прошел в расспросах бабушки и дедушки, как их внучка провела день, и рассказе Маши, что она делала, где была.
– Вы купили карандаши? Я тоже купила. Ничего, пригодятся, так внученька? – бабушка широко улыбнулась, Маша ответила ей тем же.
– Мы завтра идем в детский сад, – объявил Сеня, так его звали родные и близкие знакомые. – А вам, когда я начну работать, иногда придется самим забирать Машеньку оттуда.
– Мы и не возражаем, – ответил отец.
Утром Евсей отвел дочь в детсад, сам пошел по организациям. В военкомате просмотрели его документ, поинтересовались, где он собирается трудиться, пожелали успехов. Обещали, в случае чего, помочь с трудоустройством. В паспортном столе пришлось задержаться подольше, там была очередь. Когда же встал перед молодой сотрудницей, та заявила, что он сумеет получить документы через неделю. Евсей развел руки в стороны, приподнял плечи.
– А нельзя быстрее получить паспорт?
Девушка взглянула на молодого парня, а он на самом деле выглядел моложе своих двадцати девяти лет, сказала, что постарается выдать ему удостоверение личности послезавтра к концу дня. Ни в областной, ни в районный совет образования Евсей не пошел. Сейчас начало августа, школы еще закрыты, успеет завтра пойти узнать насчет работы учителем.
Сегодня он устал, бегая по организациям, но успел забрать Машеньку из детского сада. Вечер прошел в том же плане, что и вчера. Немножко позанимались чтением слов, различными играми.
На следующий день Евсей направился в поисках городского отдела образования. Пришел слишком рано, двери были закрыты, тогда стал ходить по улицам. Увидел кинотеатр имени Алишера Навои, подумал, что в выходные дни можно придти сюда днем с Машенькой, посмотреть детские фильмы. Но пора возвращаться обратно в отдел образования.
Когда он зашел на второй этаж здания, немного прошел по коридору, увидел на дверях табличку «Общий отдел». Годится. Постучал – молчание, второй раз громче. Ему что-то ответили на узбекском языке. Открыл дверь, за перегородкой сидела сотрудница отдела, понял, она из местного населения. Увидела его, немного смутилась, извинилась перед ним.
– Я думала, что это наши ребята балуются. Присаживайтесь. У вас есть к нам дело?
«Не мешало бы ей подучиться русскому языку, а мне казахскому. И кому нужен такой неуч-учитель? Тебя же не все поймут, тем более история, это не математика. Когда я хорошо освою язык? Что-то я задумался, а девушка может подумать, что я немой»,
– Я хочу найти работу для себя. Незадолго до войны я окончил пединститут по предмету история. Несколько дней назад демобилизовался, пришел устраиваться на работу.
– Покажите ваши документы.
Хорошо, что родители побеспокоились и еще в годы войны отправили запрос с просьбой выслать документ об окончании института. Пришел ответ с просьбой прислать их документы и подтверждение, что их сын Евсей Файнберг получил профессию учителя. В итоге им диплом все же переслали. Евсей и предъявил его девушке. Когда она вновь вопросительно посмотрела на него, он сразу догадался, в чем дело.
– Паспорта пока еще мне не выдали, обещали, что через несколько дней я его получу. Тогда я сразу к вам.
– Вы казахский язык хорошо знаете?
– Пока только одно слово: рахмат.
– Понимаете, места в школах есть, но у нас большая часть плохо знает русский язык, им нужно преподавать на узбекском. Вы в каком районе живете? Сейчас я взгляну на запрос из школы номер четыре. Вот их бумага. Требуется учитель русского языка, там преподает этот предмет девчонка, в позапрошлом году окончившая школу. Нуждаются в учителе географии. Нужен учитель по истории СССР. Съездите в эту школу, потом сообщите мне. Я сейчас запишу ваши данные, все оформлю и передам их моему начальнику. Но пока не получите паспорт, разговор о работе не стоит вести.
– Девушка, большое спасибо! Вы чудесная девушка! – Что с нее взять, – подумал Евсей, – конечно, республике нужны свои кадры. Даже немножко я с места не сдвинулся. Пока можно идти домой, а по дороге заглянуть в магазин, посмотреть для дочери букварь на русском языке.
Букварь он не купил, ему сказали, что новые должны придти со дня на день, но в очень ограниченном количестве. Предложили на казахском. Он отказался, отошел от магазина с грустинкой. Не прошел и десяти шагов, вернулся.
– У вас сказки Пушкина есть? Но на русском языке.
Ему принесли довольно объемную книгу, где были стихи, поэмы и сказки прославленного поэта. Заплатил и радостный вышел на улицу. Дома Евсей присел у стола, потом подошел к тумбочке, что стояла у стенки, а наверху висел репродуктор. Включил, местное радиовещание передавало репортаж с колхозных полей, что его не заинтересовало. Вытянул вилку из розетки. Открыл дверцу тумбочки, внутри книги. Достал верхнюю, Виктор Некрасов «Сталинградская битва», наверное, родители недавно купили.
Он прилег на диван, стал читать, с каждой страницей книга ему все больше нравилась. Время промелькнуло незаметно, уже пятый час, а он и не пообедал. Но пора идти за Машенькой. Вместе покушаем.
– Доченька, тебе понравилось в детском саду?
Маша пожала плечами.
– Ты просто еще не привыкла к такой обстановке, не познакомилась хорошо с девочками и мальчиками. Будь смелее, веселее, тогда тебе не будет скучно. Человеку одному плохо, он мучается. У него обязательно должны быть друзья.

Пообедали, папа позанимался с Машей азбукой по обычной книге. Затем оставил дочь возле игрушек, купленных его родителями и им самим. Чем бы ему теперь заняться? Решил вымыть окна в комнате, на кухне. Пришла мама.
– Ты зачем у меня работу забираешь? Думаешь, я старая, ни на что не гожусь? Мне не так давно пятьдесят два года исполнилось.
– Мамочка! Ты молодая, здоровая женщина, на тебя всем нам равняться надо, что я и делаю. Не лынды же мне бить. А у тебя и так работы хватает, да и дома вся кормежка на тебе.
– Трудись, трудись, все равно от меня медали не получишь, только благодарность.
– Она ценнее медали.
– Ты Машеньку не забыл покормить? Внученька, ты не голодная?
– Мы с папой пообедали, – ответила девочка.
Наступил вечер, включили свет. Евсей порадовался, в Белоруссии во многих домах пока еще зажигали керосиновые лампы. Особо света они не давали, поэтому ложились спать пораньше. Вновь перед ним возник облик Даши, ее смех и слова: «Разве за такую ерунду можно брать с солдатика деньги?» Евсей отбросил воспоминания и обратился к родителям. К этому времени Машу уложили на диванчик спать, она уже заснула, поэтому говорили тихо.
– Папа, мама, город красивый, есть чем полюбоваться. Но я жил в России. Мой основной язык русский и немного немецкий. Заново начать изучать казахский язык, значит, по-новому начинать жить, значит потерять много времени. У нас на это средств нет. И Машеньке придется учить сейчас два языка, потом три.
– Какой из этого выход ты предлагаешь? – спросил отец.
– Предлагаю вернуться в Калугу.
– У меня и у мамы здесь работа, жилье, пусть только одна комната, но есть. Предлагаешь снимать в Калуге квартиру? А на какие шиши? Лично я против переезда. Ты парень не глупый, за полгода освоишь разговорный язык.
– Но мне же преподавать надо, а не кирпичи на стену класть, – Евсей рассказал о разговоре в отделе образования.
Вмешалась в разговор мама Муся: – Боря, ты говоришь сгоряча. Подумай, где нашему сыну и внучке лучше будет жить? Конечно в России! Забыл, как тебе было первое время тяжело, на самой простой работе спотыкался. Пусть они едут. Скучать будем, но ничего не поделаешь.
– Родители, мои дорогие! Не волнуйтесь, я устроюсь и заберу вас в Калугу. И работа найдется, лишь бы вы были здоровы. Завтра у нас четверг, хочу за дни до воскресенья дозвониться в Калугу в областной или городской отдел образования. Как отведу Машеньку в сад, так сразу и на телефонную станцию.
– Правильно, сынок, – мама обняла Евсея.
Подошел и отец: – Действуй, как тебе лучше. Мы беспокоимся не о себе, а о вас. Пусть у тебя все сложится, как ты задумал.
Евсей как решил, так и поступил. Правда, на телефонной станции просидел три часа, он хотел уже уходить, но тут его позвали в будку. Из Калуги спросили, с кем он конкретно хочет говорить. Ответил, что с руководителем горкома образования. Тогда подождите, сказали ему. Прошло минут двадцать, его снова пригласили в телефонную будку.
– Кто вы и что вас интересует? – спросила женщина, по голосу явно пожилая.
Евсей рассказал, кто он, заметил, что с неделю назад демобилизовался из рядов Советской армии, до войны жил и учился в Калуге, там и год успел поработать учителем истории. Хочет узнать, есть ли в городе вакансия преподавателя истории, он готов на днях приехать в Калугу.
– Одну минутку, я вас свяжу с начальником, не кладите трубку.
Раздался мужской голос с хрипотцой: – Я вас слушаю.
Снова пришлось объясняться. Теперь мужчина попросил не класть трубку, секретарша все его данные запишет, а он должен приехать за неделю до начала занятий в школе, вакансии пока есть.
Евсей шел и потирал руки. – Ура! Я еду в Калугу. Нет, мы едем в Калугу.
У него было еще две недели свободного времени. Он спросил у родителей, может быть, они знают, где можно на эти дни найти работу. Мать повела его в гастроном, подошла к свободной продавщице, попросила позвать директора магазина.
– Скажите, что Муся Файнберг пришла.
– Мама, это твой любовник?
– Сынок, и не стыдно тебе такое обо мне думать. Однажды я помогла его дочке вылечить ангину. Тише, он идет. – Здравствуйте Сергей Никанорович! Давно вас не видела. Как там поживает Катенька?
– Спасибо Муся Гершовна, что заглянули к нам. Время летит, вы бы сейчас и не узнали мою дочь, выросла. Вы вылечили ее не только от ангины, но и от всех болезней. Она после вашей помощи ни разу ничем не хворала. Тьфу, тьфу! Как я понимаю, вы пришли не только узнать про мою дочь. – Директор магазина опустил голову, чтобы без очков взглянуть на женщину.
– Ну и о вашем здоровье поинтересоваться. Познакомьтесь, это мой сын Евсей. Он только демобилизовался, но хочет вернуться в Калугу, где окончил университет, там ему пообещали должность учителя. Но ему необходимо несколько недель поработать, нужны деньги на дорогу, на первое время жизни, на съем квартиры. Вы бы не могли его где-то на это время трудоустроить?
– Ну, учительских должностей у меня в магазине нет. На местах кассиров, заведующего складом работают люди. Не знаю даже что предложить, разве что грузчиком.
– Я согласен, – не задумываясь, ответил Евсей. – Мне не привыкать, приходилось артиллерийские снаряды таскать.
– Когда думаешь выйти на работу? – спросил Сергей Никанорович.
– Завтра.
Мужчины пожали друг другу руки, Сергей Никанорович поклонился Мусе, пожал руку Евсею, и они разошлись. Дома Евсей достал брюки-галифе, думал, что не понадобятся ему, хотел выбросить. Теперь для такой работы пригодятся, не идти в единственных шерстяных штанах на разноску товаров, тем более продуктов. Они могут быть грязными, подгнившими. И гимнастерка пригодится. В общем, солдат на гражданской службе во имя необходимых денег.
Вот тебе и тренинг, укрепление мышц. Он помогал водителю разгружать товары, спускал их в подвал, а когда давали команду, он нужные ящики приносил наверх к прилавкам. Первый день был трудноватым, но с каждым днем работа становилась легче, проще. Казалось, что он работает грузчиком давным давно.
Продавщицы, все без исключения заметили нового мужчину в их коллективе, улыбались при его появлении, каждая старалась с ним заговорить, обратить его внимание на свою персону. Даже пожилые дамы были внимательны к нему, быть может, думали, что увидели подходящего кавалера для их дочерей.
Особое внимание Евсей ощутил от одной женщины, которая работала в отделе колбас. Ей, на его взгляд, было лет за тридцать. Когда он подносил продукты к ней, она старалась как можно ближе приблизиться к нему, коснуться его рук, тела. Она предлагала ему кусочек дорогой колбасы.
– Подкрепись, дружок, а то ты совсем отощал.
– А тебя за это не выгонят с работы?
– Не волнуйся, нам разрешено в пределах нормы.
Евсей один раз взял, второй, затем объяснил ей, что он здесь временный работник, скоро отчаливает отсюда в другой город, потому не стоит ему уделять столько внимания, он просит не кормить его, дома наелся.
Видя, что та молодая женщина перестала его соблазнять, за это взялась другая. Но он сразу отклонил ее ухаживания, сказал, что ему сейчас не до любви, он воспитывает дочь и скоро покинет гастроном и город.
Приходил домой, и сразу все его внимание было приковано к дочери. Расспрашивал ее, нравится ли ей в детском саду, не обижает ли кто, чем их там кормят, как она себя чувствует. Но в первую очередь, Евсей крепко обнимал ее, а Машенька льнула к нему. Она уже освоилась в доме, не стеснялась, как в первые два дня, гуляла с дедушкой и бабушкой.
– Машенька, тебе снова не хочется покататься на поезде?
Дочь мотнула головой, ей не очень понравилась длительная поездка в вагоне с чужими людьми..
– Извини меня, моя хорошая, нам придется переехать в другой город. Там тоже будет садик, у меня, надеюсь, будет больше свободного времени, будем гулять по городу, поедем в лес, там очень красиво. Очень! Я в том городе жил. Еще две недели побудем с бабушкой и дедушкой, купим билеты, и паровоз нас повезет в город Калуга. А они, – Евсей показал на родителей, – приедут к нам позже. Забыл тебе сказать, что мы будем жить в том же городе, откуда я тебя забрал.
И старшему поколению не хотелось расставаться с внучкой, они предложили сыну, оставить ее у них, вот когда решит все вопросы с работой, с жильем, тогда и заберет или они привезут ее. Евсей согласился с ними.

Глава 9 Ты пойми меня, жизнь

Эстер не спала почти всю ночь, заснула под утро. Не слышала, как другие ночлежники уходили из номера. Проснулась в девять утра, никого не было. Грустные мысли вновь заполнили мозги.
«Почему мне так не везет? Были родители, муж, дочь, а теперь ни единой родной души, все исчезли в огне войны. Я зачем осталась жива, чтобы мучиться? Сидеть в тюрьме, в колонии, трудиться как пчелка? Вышла на свободу, радуйся, но следы от моей любимой Лизоньки пропали. И что теперь мне делать?
Вчера заехала в мастерскую на прежнее довоенное место работы. Из старых швей осталось две женщины. Они обрадовались, обняли меня, сказали пойти к директрисе, чтобы она меня приняла на работу. Зашла, там руководит новая женщина. Та, как только посмотрела мои документы, увидела, что я недавно освободилась из колонии, сразу ответила мне, что мастерская не нуждается в работниках. Постеснялась сказать, что в бывших заключенных, таких как я, тем более еврейке.
Куда теперь податься? Деньги то на исходе, хоть ты иди, попрошайничай, но таких здесь немало. Лучше уж повеситься. Кто мне поможет? Я хочу жить, радоваться, смеяться, а приходится плакать, говорят слезами можно облегчить душу, но мне нужна поддержка, сильная рука, которая выведет меня из этого состояния. Аркадий! Хороший человек, он в трудную минуту оказался рядом, вывел из состояния оцепенения, но не хочется ему больше надоедать, и так много времени на меня потратил. Все же я поеду к нему, он поможет мне устроиться на работу, там сниму квартиру, если не будет общежития. Но стоит ли так расстраиваться, нужно заглянуть в другие мастерские, на швейную фабрику».
Так Эстер и поступила. Получая отрицательные ответы, она уже меньше переживала, так как у нее был запасной вариант – Аркадий. На фабрике ей не отказали, сказали, что они должны расширяться, приходите через полгода. Это была отговорка. Ей и это время необходимо было жить: снимать квартиру, питаться. Если бы можно было бы позвонить к нему, узнать его мнение, но такой вариант не подходил, она не знала его телефона на работе, а дома никакой связи не было. Письма? Долгая песня. Она едет к Аркадию!
Плевать ей на этих трусливых мышей, которые при каждом своем поступке испуганно думают, а что скажет начальство. Почему-то ей пришли в голову строки Михаила Лермонтова: «Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ…» Куда из этой страны, от этих людей денешься!
Три часа дня, она у дверей Аркадия, но его нет дома. Рано приехала, вернее поезд ее доставил слишком рано. Мужчина бы сказал: перекурим, но Эстер никогда не курила, даже убеждения товарищей в колонии, утверждавших, что так время быстрее течет, не убедили ее. Груз у нее не большой – сумка, можно взять с собой, можно оставить возле его дверей, ценностей в ней нет, а документы можно переложить в карманы.
Эстер вышла из подъезда, не задумываясь, повернула направо. Ей было все равно куда идти. Удивилась себе, как быстро нашла дом Аркадия, он сейчас на работе, хорошо, если вернется сегодня.
«Боже мой, разве я смогу здесь жить и работать? Здесь очень много тех, кто эвакуировался, а сколько их было лет пять-шесть назад. Многие вернулись на прежние места обитания. А где мое место в этой жизни? Родные края не приняли меня. Но ведь идут дни, какие там дни! Потеряны месяцы, годы, я осталась одна одиношенька. Не плачь Эсти, у тебя есть друг Аркадий, ты ему не навязывалась, он тебя сам пригласил, поможет, и ты встанешь на ноги. Прогулялась, проплакалась, пора возвращаться назад».
Она позвонила, услышала шаги. Аркадий был дома.
– Рад тебя видеть снова. Разреши, помогу тебе снять кофточку, я повешу ее. Ты явно голодная, но я сегодня не ожидал тебя. Здесь рядом есть рабочая столовая, сейчас она открыта для всех посетителей, мы пойдем, перекусим. Там не хуже кормят, чем в кафе. Не возражаешь? Так что не раздевайся, сумочку прямо здесь и оставь.
– Ты не только добрый, но и культурный человек. Может быть, я что-нибудь приготовлю?
– Конечно, но не сейчас. Пошли!
Людей в столовой было мало, они вдвоем подошли к раздаче, взяли по порции щей и бифштекса, на гарнир рисовую кашу, а запить решили компотом. Сели за столик, друг напротив друга.
– Я думал, ты не вернешься в Тюмень.
– И я так надеялась. Решила, что сумею найти дочь, устроюсь на работу и жизнь начну по-новому. Итог нулевой, дочери след пропал, на предприятии сказали, нам такие не нужны. Мне ничего не оставалось, как приехать сюда. Аркадий, ты мне поможешь устроиться куда-нибудь?
– Я же обещал. Скажи, неужели тебе не хотелось еще раз повстречаться со мной?
– Ты хороший человек, поняла с первых минут нашей встречи в твоей машине, но ты должен понять мое положение, мое желание увидеть Лизоньку живой. К тому же не хотелось обременять тебя заботами о какой-то женщине, потерявшей все на свете, родителей, мужа, ребенка. Все же не выдержала, кроме тебя никто за меня не заступился. Поэтому я теперь здесь.
Эстер рассказала Аркадию, что еще в колонии пришло сообщение на ее письмо, что ее муж пропал без вести, что родителей немцы расстреляли, как она искала дочь, что ее удочерила полька. Где она теперь, не представляет, наверное, в Польше. Можно было бы обратиться в посольство Польши в Москве, но у нее нет дома, нет постоянного адреса. А на поездку и проживание в столице у нее нет денег. Вот такая женщина сидит перед тобою.
– Не волнуйся, я тебя пропишу на постоянное жительство у меня. Учти, это тебя ни к чему не обязывает. Ты у меня бесплатно снимаешь квартиру. По поводу твоей истории скажу, что счастье у любого человека недолговечно. Оно приходит, ты радуешься, но со временем этих счастливых часов на всю жизнь не хватает. Приходится бороться с трудностями, бедами, бороться за новые счастливые минуты, часы. Поэтому не теряй надежды, и тебе улыбнется жизнь.
– Я надеюсь на это. Аркадий, где мне в этот раз ложится спать?
– Знаешь, я зафрахтовал диван за тобой. К сожалению, апартаментов пока мне не выдали, не то бы я отправил тебя в спальню-будуар. На раскладушке еще больше чувствую, что теперь я на свободе.
– Тюремные койки мне не забыть.
– Эстер, меньше о прошлом думай, будет день, будут новые заботы, радости. Спокойной ночи.
Они встали почти одновременно, позавтракали. Аркадий попросил ее подождать, он должен взять отгул, тогда они вместе и займутся ее делами. Он вернулся через час, и они пошли в отделение милиции. Здесь пришлось просидеть порядочное время, было много посетителей. Когда вошли в кабинет, Аркадий попросил прописать Эмму (так написано в паспорте, выданного ей на основании документов из колонии) Фаглину в его квартире.
– Кто она вам? – спросил капитан милиции.
– Двоюродная сестра, – не моргнув даже глазом, тут же заявил Аркадий. – По маме, – добавил он.
Когда он начал беседу с начальником отделения милиции, то назвал свое имя и фамилию. Только теперь Эстер узнала, что он Аркадий Мазурский. Еще десять минут, и они удовлетворенные вышли из здания милиции. Теперь предстояло найти работу. В Тюмени было две швейных фабрики и много артелей-ателье по пошиву одежды. Аркадий поинтересовался, где бы ей больше нравилось работать. Эстер ответила, что в ателье, там интереснее, индивидуальные заказы. Начали спрашивать у прохожих, где находится подобное предприятие. В первой артели их не обрадовали, сказали, что у них коллектив полностью подобран. Не велика беда, пойдем к следующему.
Адрес ближайшего ателье узнали у заведующей первого предприятия. Быстро нашли, заглянули. И здесь неудача. Швеи нужны, но шьют здесь мужскую одежду. Эстер сказала, что, если ничего нужного они не найдут, то придет к ним работать.
Не зря придумали поговорку: «Бог троицу любит». Какую «троицу», не будем уточнять. В третьем ателье, где выполняли заказы женщин, им ответили, что швея нужна, но только с высокой квалификацией.
– А вы испытайте меня, – попросила Эстер.
– Приходите завтра к восьми утра, только не опаздывайте. Я вам покажу ваше рабочее место.
– Спасибо! Всего хорошего!
– Вот и все проблемы решены, – Аркадий взял Эстер под руку. – Не беги, дай мне подумать, как от меня лучше добираться до данного ателье. Тебе не затруднит утренняя пешеходная прогулка минут на двадцать? Мне кажется, лучше чем ждать, а затем ехать несколько остановок в переполненном автобусе, пройтись ножками.
– С меня еще пыль не сыпется. Пройду, развею сон.
– И так, и так вставать придется в одно время. Эстер…, я думаю, что не совсем правильно так тебя называть, когда тебя на работе будут величать Эммой, как и в твоих документах. Буду обращаться к тебе так, как ты посчитаешь правильным.
– Ты прав, тем более в паспорте я Эмма Фаглина. Могу попасть в неловкую ситуацию. Пусть на все оставшиеся года буду Эммой. С сегодняшнего дня я глубоко, глубоко прячу свое девичье имя. Так меня и называй.
– По такому поводу устраиваем праздничный ужин. Пойдем, в кафе или ресторан?
– Не хочу, чтобы ты зря тратил деньги на меня. Согласна отметить прием меня на работу, надеюсь, что я завтра докажу свое умение шить. Давай я, как виновница торжества, организую ужин, но все же пока за твой счет. Сейчас мы купим необходимые продукты, тем более нельзя тебе все время завтракать яичницей или колбасой.
– Эмма, уговаривать ты умеешь. Наверное, чтобы посадить тебя в тюрьму, судью уговорила. Извини, плохая шутка.
Они заглянули на рынок, купили свежее говяжье мясо, овощей, там же заглянули в магазин, купили разных круп. Эмма посмотрела на Аркадия и ахнула: обе руки были загружены, решила пожалеть его. На сегодня и завтра вполне достаточно продуктов, а позже потихоньку сама или с его помощью приобретет другие нужные товары. Она настояла, чтобы он отдал часть покупок ей в руки.
Вернувшись домой, Эмма принялась за приготовление блюд. Сразу положила в кастрюлю мясо, оно долго вариться, затем взялась чистить картошку.
– Милая повариха, так дело не пойдет, – над ее плечами навис Аркадий. – Нож тебе опасно доверять, отдай его мне, не впервой обрабатывать картошку. А ты займись остальными блюдами.
– Хозяин – барин, – она встала со стульчика, передала ему ножик. От такого сравнения Аркадий рассмеялся.
– Барин, говоришь, придется соответствовать такому званию.
Эмма хотела приготовить отбивные, но не из говядины же их делать. Не сообразила в магазине. Сегодня отварим мясо, сейчас дольем воды, там уже мало осталось. Хорошо, что к целой картошечке купили соленые домашние огурчики, вместе с мясом сами в рот просятся. Теперь необходимо приняться за салат, покрошить помидоры, свежие огурцы, побольше лука, жаль зеленого не заметила, придется нарезать репчатый. Поджарю еще колбаску с яйцами. Аркадий уже поставил на огонь картошку, но надо проверить, готово ли мясо, не поспешил ли он снять его с керосинки. Ух, как время летит! Удивительно, быстро сварилось, наверное, молодая коровка была. Можно нести салат к столу, особой посуды нет, как у моей бедной мамочки. Понесу в миске.
– Ты уже водку поставил, но я не пью водки, очень редко употребляла вино, иногда родители угощали настойкой из винограда или красной смородины, у нас ее называли паречка.
– Я тебя спаивать не собираюсь, налью немножко за компанию.

Эстер зашла в ателье. Некоторые работницы уже пришли, одна из них поправляла прическу у большого зеркала.
– Здравствуйте.
– Что-то рано вы пришли, еще заведующая не явилась. Платье собираетесь шить или костюм? – поинтересовалась самая пожилая женщина.
– Я работать пришла, – спокойно отреагировала Эмма. Затем назвала свое имя.
Ее слова привлекли внимание всех дам. Самая молодая, та, что стояла у зеркала, подошла к ней, протянула руку, сказала, что зовут ее Галина. Тут в рабочий зал вошла заведующая Ирина Прокопьевна Зайцева. Вчера Эмма с Аркадием прежде чем уходить из ее кабинета, поинтересовались ее именем.
– Ваше место за этой швейной машинкой. Присмотритесь, чем наши девушки занимаются. В десять часов должна придти клиентка, вы ею и займетесь.. – Ирина Прокопьевна посмотрела на часы, строго взглянула на остальных работниц.
Те без слов расселись по своим местам. Эмме не очень удобно было ходить вдоль работающих женщин, самая молодая из них по возрасту соответствовала новой работнице, то есть ей. Скучать долго Эмме не пришлось. К ним ворвалась дама лет пятидесяти, вся красная, злая.
– Что за платье вы мне сшили? Я в нем выгляжу, как базарная баба.
– Прошу спокойнее, вы отвлекаете работниц от труда. Вы вчера мерили, остались довольны. Что с вами случилось сегодня? – заведующая сквозь очки взглянула на клиентку.
– Ваша швея вчера после примерки, подправила платье, Вечером мне нужно было идти к друзьям, я его надела, а шов на нем разошелся. Мне пришлось краснеть перед знакомыми людьми. Вы мне вернете все деньги, в том числе и за материал, я его с трудом достала.
– Давайте не будем паниковать. Зайдите в примерочную, наденьте его, я посмотрю, что там за огрехи. Галя, ты занималась шитьем этого платья? Бегом в примерочную.
Когда женщина вместе с Галиной вышла, любопытные швеи увидели, что шов на талии расползся. Портниха оправдывалась, говорила, что женщина, перед тем как идти к ним, наверное, мало кушала, платье на ней сидело нормально. Подошла к ним Эмма.
– Можно я исправлю этот недостаток.
– Галина, иди на свое место, про премию забудь. Эмма, надеюсь, у вас много времени эта работа не займет. После примерки позовете меня.
И пятнадцати минут не прошло, как пришлось пойти за Ириной Прокопьевной. Заказчица осталась довольной, заведующая тоже. Тут появилась новая клиентка, заняться ею поручили Эмме. В таком духе прошел первый рабочий день у новой работницы ателье.
Аркадий не каждый день ночевал дома, его часто посылали отвозить груз далеко, там и приходилось ему спать. Эмма первое время была рада его отсутствию, но потом начинала скучать. Придя с работы, ей особо не чем было заняться. Несколько книг у Аркадия лежали на этажерке, но она не привыкла читать и после нескольких страничек зевала.
Свою первую зарплату Эмма выложила на стол, сказала, что это за ее месячное содержание и квартиру.
– Ну как тебе не стыдно? Я же к тебе по-человечески, а не с желанием наживы приютил тебя. Сейчас же забери деньги, купи себе новую одежду, другое, что женщине необходимо.
– Не обижайся на меня, ты действительно многое для меня сделал. Я возьму часть денег, мне понадобятся на покупку продуктов, присмотрю что-нибудь для себя, остальные положи в укромное местечко, пусть лежат, пригодятся.
Прошло месяца три с того дня, когда Эмма вернулась в Тюмень, стала работать. Жили как обычно, Аркадий продолжал спать на раскладушке, она на диване. Он ей нравился, даже очень. Шутка ли сказать, приютил ее, кормил ее. Хотя ее сердце продолжало болеть по погибшим родителям, мужу, доченьке, воспоминания не всегда давали ей порою сразу заснуть. Но понимала, что такое состояние не может вечно продолжаться. И тот миг настал.
В этот день Аркадий пришел немного навеселе. Эмма ничего ему не сказала. Ужинать он не захотел. Немножко повалялся на диване, рассказывая анекдоты, пока она убирала все со стола, а затем мыла посуду. Он позвал ее, пригласил сесть рядом с ним.
– Знаешь, сегодня мы отмечали получение премии. Меня ребята стали подначивать: «Сколько ты еще лет будешь ходить холостяком? Придется нам заняться твоей женитьбой, найдем тебе молодую красивую женщину. Обязательно найдем». Я ответил, что ее уже нашел. Эмма, ты мне с первого дня понравилась, надеюсь, поняла это. Но я не хотел тебя тормошить, ускорять. Тем более, чтобы ты не подумала, что пристаю к тебе только за то, что ты здесь живешь. Боялся обидеть тебя. Эмма, выходи за меня замуж, ты добрая, порядочная женщина, я полюбил тебя. Все не решался тебе это сказать. Выпил – осмелел.
– Ты очень хороший надежный мужчина, многие бы женщины хотели бы быть вместе с тобой. Я не исключение. Но я о тебе ничего не знаю, ты никогда мне ничего о себе не рассказывал, а я стеснялась спросить. Но теперь, когда ты сделал мне предложение, а я согласна выйти за тебя замуж, то у нас с тобой не должно быть никаких секретов.
– Понимаю тебя, просто не думал, что тебе будет интересна моя прошлая жизнь. Отца я не помню, когда мне исполнилось пять лет, вся Россия воевала сама с собой: белые, красные, буденовцы, петлюровцы, деникинцы, юденичи, хватало этого добра. Мой отец был эсером, его группа уничтожила одного большевика, а те, недолго думая, напали на противников, часть убили, часть посадили. В той битве погиб и мой папаша. Это было в 1922 году в Петербурге.
Знаешь, кем он был? Ученым химиком. Нужны были ему эти разборки? Просто революция вовлекла большую часть населения России. Жили до этого мы неплохо, у отца была хорошая работа, мать-бухгалтер на промышленном предприятии, тоже неплохо зарабатывала. Но революция все смешала, кто был ничем, возомнил себя большим начальником, полубогом.
У нас была собственная большая четырехкомнатная квартира. В одной комнате жила моя тетя Вера, когда из Крыма приезжала к нам, в другой папа с мамой. Когда я родился, мама перешла вместе со мной жить в третью комнату.
– Аркадий, – остановила его Эмма, – назови, как звали твоих родителей.
– Папа Герш Мазурский, мама Рива, ее родная младшая сестра Вера. Продолжу свою историю. Папы не стало, мама болеет, мы полуголодные. К нам пришли из НКВД, хотели переселить нас всех в однокомнатную квартиру, тетя Вера еле от них отвязалась, она очень толковая, пробивная женщина, палец в рот ей не клади.
Как тебе сказал, мама болела, часто сердечные приступы, дом валерьянкой пропах. Еще у нее вечные простуды, кашель, насморк. Связался я с одной компанией, начал в десять лет курить, ругаться матом. Нет, дома был послушным мальчиком. Иногда не ночевал дома, спал с ребятами в подвалах, на лестничных площадках. Меня ругали, я говорил, что исправлюсь, но продолжал куролесить.
В двадцать восьмом году снова взялись за нашу квартиру. Папин товарищ, который иногда посещал нас, договорился с будущими жильцами, приезжими семьями, что они поселятся в комнатах, он поможет им оформить жилье на их имя, а они за это хорошо заплатят. Так две семьи перебрались в наш дом, а мы поехали в Крым, где с молодых лет жила тетя Вера. В Алуште у нее был большой собственный дом. Мы переселились, надеялись, что теплый климат благоприятно скажется на болезнях матери, она поправится.
Было соблазнительно: море, тепло. Но меня тянуло к ребятам, которым все проблемы до лампочки. Однажды подрались с другой подобной компанией, в руках некоторых оказались ножи, палки. Меня так избили, что моим товарищам пришлось тянуть меня до нашего дома.
Я и сегодня переживаю за свое дурное детство. Мать настолько расстроилась, что ее положили в больницу. И опять тетя Вера выручала, она единственная зарабатывала деньги, кормила нас. Месяц лечили маму, выписали из больницы, но сердце ее все равно давало сбои. Я старался больше находиться дома, чтобы ей помочь встать, немножко выйти на свежий воздух. Не помогло, она умерла, мы похоронили ее. Я просто не мог сидеть у тети на шее, было стыдно. Работы в свои тринадцать лет найти не мог, разве что опять пойти в прежнюю компанию. В Алуште меня ничего не держало. Решил вернуться в Ленинград.
Меня тянуло туда. Там ребята собрались неглупые, хорошо понимали обстановку в стране, было с ними о чем поговорить, поспорить, таких драчек, как в Крыму не устраивали. Тетя Вера и не пыталась меня остановить, она сказала: «Надоест глупостями заниматься, возвращайся ко мне».
Приехал в город детства, а остановиться негде. Ребята подсказали, чтобы шел в церковь, пока они не найдут для меня убежище. Так и сделал. Не признался что я еврей. Три дня пробыл там, не выдержал, сбежал, не для меня религиозные действия, чтения молитв любой религии… Ты не устала слушать, я вижу, глаза закрыла.
– Нет, я их прикрыла, чтобы вообразить себя на твоем месте. Продолжай.
– Слушать тебе еще долго. Нет, уже поздно. Завтра выходной, тогда и продолжу воспоминания грешника. А сейчас спать, – Аркадий поднялся, подал руку Эмме, помог подняться, обнял ее, поцеловал в губы, отстранился, сказал спокойной ночи и стал застилать свое спальное место.
Продолжил Аркадий свои воспоминания в одиннадцать часов. С утра они позавтракали, потом прогулялись по городу, вдыхая утренний аромат, еще не испорченный газами машин. Когда вернулись, Эмма поставила на стол сливы, яблоки и гранаты.
– Когда в каком-нибудь месте, где жил раньше, появляешься снова, здания те же, трамвай тоже, но что-то меняется, тебе нужно приспособиться к этой атмосфере, к новой жизни. Тем более раньше я жил в хорошей квартире, теперь оказался бродягой, без крыши над головой, – так Аркадий начал следующие страницы своих воспоминаний.
– Старых друзей не застал, кто стал работать, кто попал за решетку, кто уехал. Я тоже попытался устроиться на работу, но ретивый мальчишеский характер не давал мне возможности долго оставаться на одном месте. Зато бросил курить, я и раньше этим редко баловался, а теперь денег на еду не всегда хватало. Надоело скитаться, решил найти постоянную работу.
Как-то под вечер подошел к механическому заводу, как раз выходили рабочие после смены. Надеялся встретить знакомых, но так и не увидел. Остановил я одного пацана, назвал фамилию знакомого, спросил, трудится такой на заводе или нет. Тот ответил, что работает всего полгода, мало кого знает, во всяком случае не слышал такой фамилии. Спрашиваю у него, что он делает. «Токарем работаю», – ответил он. На лице такая гордость, что завидно стало.
Я тут же узнал, где принимают на работу, и зашел туда. Сидит дяденька полуседой, посмотрел сквозь очки на меня, спрашивает:
– Хочешь у нас работать?
– Токарем примите?
– Токари у нас есть. Учеником фрезеровщика пойдешь?
– Я хотел бы токарем, – упрямо твержу я.
– Какая тебе разница? У тебя же никакой специальности нет. давай документы, оформлю тебя учеником фрезеровщика. Поработаешь, станешь умелым работником, а тогда, быть может, появятся вакансии, станешь за токарный станок. Ты станки хоть раз в жизни видел? То-то! У тебя есть где жить? Помогу тебе с местом в общежитии.
Так я стал работником, через месяц работал не учеником, а самостоятельно. С ребятами подружился, трудяги постарше руку подавали. Мне очень нравился пожилой мужчина, работал в нашем цехе на шлифовальном станке, в свободное время научил меня, как на нем шлифовать детали. Звали его Петр Фадеевич Корнев. Был толковым, умным, заставил меня ходить в библиотеку, читать книги. Как-то он вручил мне брошюру о том, что коммунистическое движение приносит только вред народам, просил быть с ней аккуратным, никому даже не показывать ее и не рассказывать о ней.
Прочитал я ее, написано толково, интересно. Я понимал, что смысл напечатанного расходится с политикой нашей страны. Все же скорее был согласен с автором, вспомнил своего отца. Видел, что эти взгляды нравятся и Петру Фадеевичу. Он мне сказал, что есть общество, которое занимается распространением подобных мыслей среди населения. Хотел бы приобщить и меня к разноске бумаг другим людям. Предупредил, что это опасно. Я согласился.
У него была дочь Яна. Как-то она встречала отца после работы. Он познакомил нас. Яна была старше меня на несколько лет, окончила школу, решила поступать в институт. Мы с ней начали вместе проводить свободное время, в основном по выходным. Петр Фадеевич знал, что мы встречаемся, пригласил меня к ним домой. Я, несмотря на свои прежние похождения, стеснялся, но Яна меня затащила в их квартиру. У нее двое старших братьев, один был в армии, второго судьба забросила в Баку на нефтяные промыслы. Меня ее мама всегда старалась покормить, знала, что я живу в общежитии.
Все в моей жизни перевернулось в 1937 году. Арестовали Петра Фадеевича, тогда многих посадили в тюрьму. Вызвали в полицию меня, стали допрашивать. Говорили, что я состою в подпольной организации, которая работает на англичан. Требовали, чтобы рассказал, кто еще, кроме Петра Корнева занимается антисоветской деятельностью. Как раз на того напали. Отвечаю им, что ни я, ни Петр Фадеевич ни в каких подпольных действиях не замешаны, что мы всегда за советскую власть, что они должны освободить и меня, и его.
Несколько раз меня поколотили, но ничего не добились. Как только выпустили, сразу направился к Яне, но при этом следил, чтобы за мной не было хвоста, поэтому шел кругами. Все было спокойно. Яну застал в слезах, тогда я впервые ее поцеловал. Впервые и в последний раз.
На следующий день вышел на работу, ребята удивились, что меня выпустили, но подходили ко мне редко. Прошло два дня меня прямо от проходной снова уволокли милиционеры в штатском. Я пытался вырываться, но меня держали крепко, дернули хорошо за волосы так, что в голове все поплыло. Привели к тому же следователю. Он так улыбается, я тоже в ответ состроил улыбку.
– Теперь Аркаша рассказывай все до мелочей. Где ты познакомился с Корневым, как он вовлек тебя заниматься подпольем, какие поручения ты выполнял.
– Да вы что? Мы с Корневым работали не далеко друг от друга, он меня учил шлифовать. Мне это пригодилось, иногда в цехе давали детали на шлифовку.
– Ты знаешь Шепетова7
– Знаю, токарем работает.
– Вот его показания, он заявил, что ты в очень близких отношениях с дочерью Корнева, что ты дружил с ним, ходил с ним по каким-то делам. Я жду объяснений.
– С его дочерью я дружу. А что в этом такого? Что не имею права после работы гулять? Мало ли что Шепетов вам нашептал.
– Что-то ты слишком обнаглел. Сержант! Послушай Аркашу, парень по-дружески хочет тебе кое-что рассказать.
Вошел мужчина с квадратной мордой, выволок меня в другую комнату, не успел я остановиться, как моя голова зашаталась от удара кулаком. С носа потекла кровь, тут же огреб удар в живот. Я упал, потерял сознание. Сержант облил меня водой, посадил на стул.
– Говорить правду будешь?
Я утвердительно мотнул головой. Он дал мне полотенце, чтобы я вытер кровь и слезы, невольно бежавшие от боли с моих глаз. Продержал минут десять, опять привел к кабинету, а оттуда слышен крик сквозь слезы. Несколько минут прошло, вытаскивают избитого Шепетова. Хоть он и оговорил меня, но стало жалко его, скорее следовало жалеть самого себя.
Настала моя очередь. Захожу, следователь спрашивает у сержанта, как я вел себя. Тот отвечает, что мило со мной побеседовал, что я обещал говорить правду. Я не стал тянуть резину, сразу заявил, что я и в прошлый раз сказал стопроцентную правду. Не знаю, что повлияло на следователя, но меня больше не били, а отвели в тюрьму, где просидел две недели. Потом сказали, что я приговорен к пяти годам строгого режима с пятилетним лишением права находиться в крупных городах Советского Союза. К тому времени я пришел немного в себя, когда прочитали решение, я спросил: «А в больших городах Франции можно?» Тот милиционер улыбнулся, сказал, что теперь моя Франция находиться в Сибири.
Ой, мой язык устал говорить, хорошо, что ты принесла водички. А тебе не надоело слушать?
– Нет, но поняла, что жизнь не баловала тебя. Скажи, Яну ты видел после твоего «путешествия» в эти края?
– Не видел, но поинтересовался. Помнишь, я говорил про паренька, которого встретил возле завода, когда искал работу. Простецкий такой хлопец, как только покинул ограды колонии, вышел на него. Он все узнал и написал мне, что Петра Фадеевича расстреляли, а его жену и дочь выслали в Казахстан. Где они, он понятия не имеет. Дальше все понятно. Я два года отбыл в колонии. К моему удивлению, где-то поняли, что я ни в чем не виноват, выпустили, но просили любимую тайгу не покидать. Таким образом, оказался в Тюмени, чтобы встретить мою коллегу по колониальному царству, а оно у нас довольно большое. Неужели уже обед? Усласти, пожалуйста, мои горькие воспоминания. Ты как хочешь, но мой рассказ немножко потревожил мою душу, она просит грамм сто водочки.
Эмма обняла его, их губы слились в жарком поцелуе. Оторвавшись на секунду, Арсений сказал:
– Обед откладывается на неопределенное время. – Он поднял на руки худенькую Эмму и пристроил ее на диван.

Глава 10 В родной обители

Евсей вышел из вагона на перрон вокзала, затем на Привокзальную площадь города Калуга, остановился. Именно здесь, на этом месте он провожал беременную Эстер, здесь они целовались. Разве мог он знать, что вскоре начнется война, и она не сможет покинуть город, окажется в гетто, где и погибнет вместе с родителями. Рукой протер замутневшие глаза, осмотрелся вокруг. Нельзя с этой болью жить всю жизнь, у него есть любимая дочь, он сделает все, чтобы она как можно быстрее приехала в Калугу, к нему.
– Молодой человек, вам может, квартира нужна? Только на сутки я не сдаю, для этого есть гостиница.
– Далеко вы живете?
– В центре города, на Ленина.
– Тогда согласен месяц пожить у вас.
– Только деньги сейчас.
– Не посмотрев, что вы мне хотите сдать и за какую цену? Так дело не пойдет.
– Идем со мной, милый человек. Насчет денег мы с тобой договоримся. Не забудьте забрать чемодан и шинельку.
Место и квартира ему понравились, да и хозяйка тоже. Евсей еще в вагоне у жителя Калуги, возвращавшегося из Москвы домой, узнал цены на съем одной и двух комнат. Тетя Рая его не обманула, взяла с него столько, сколько предвещал сосед по купе. Он предупредил ее, что пока ему достаточно одной комнаты, но когда появится здесь семья, то готов платить за две, а то и три комнаты. Но в ближайший месяц они точно не приедут.
Евсей разложил небогатый гардероб в свободный шкаф, помылся в душе, прилег на койку отдыхать. Проснулся, когда стемнело. Оделся, вышел в зал. Там тетя Рая смотрела кино.
– Я к вам в щелку заглянула, спите. Вам, холостяку, необходимо поужинать. Не возражайте, не то я вас выгоню ночью на улицу, – Рая засмеялась. – Идемте на кухню, я вас накормлю, приготовила такие котлетки, сами в рот просятся. Я их уже парочку съела, не хватило терпения ждать, когда вы проснетесь. Какой вы хлеб предпочитаете белый или серый? Потом запьете чаем, кофе у меня есть, старый постоялец оставил, я его не пью. Оно, наверное, засохло. Приятного аппетита, а я пойду в зал, послушаю последние известия, а потом будет музыка. Поужинаете, приходите.
«К приятной хозяйке я попал, – понял Евсей, – только почему она одна в какие-то пятьдесят лет. С первой же получки добавлю ей денег. Котлеты вкусные, правильно тетя Рая говорила, кухарка она хорошая».
Утром Евсей побрился, от завтрака, предложенного хозяйкой, отказался, сказал, что боится при такой вкусноте располнеть. Но в столовую зашел, взял омлет, кофе и один кусочек хлеба. Позавтракав, посмотрел на часы, в школу идти еще рано. Решил прогуляться. Шел не спеша по центральным улицам города, неожиданно для себя узнал дом, где нашел Машеньку. Интересно, та женщина еще здесь живет? Как мне помнится, ее звали Анеля.
Евсей позвонил в двери, спустя несколько секунд перед ним появилась полная женщина. Спросила, к кому он пришел.
– Здесь жила Анеля, ее можно увидеть?
– Вы ей кто? Конечно, неважно. Помню ее, ни с кем не разговаривала. С ней девочка маленькая лет пяти была, но потом куда-то исчезла, а через неделю и вашей Анели не стало. Она мне за последний месяц не заплатила.
Евсей не стал женщине говорить, что девочка у него дома, сказал ей спасибо. Теперь можно направиться в Городское управление образования. Тянул время до девяти часов утра. Здесь получил направление в школу № 2, ему объяснили, как к ней добраться, сказали, что директор должен быть у себя в кабинете.
Он проехал три остановки автобусом, вышел, перед ним как раз стояло здание школы. Евсей поднялся по пяти ступенькам, зашел в коридор, по одну и другую сторону увидел классные комнаты. А где же директор? В конце прохода сквозь небольшую щель пробивался свет. Туда и пошел.
– Здравствуйте! К вам можно? – за столом сидела одна более молодая женщина, над бумагами склонилась дама постарше.
– Проходите. Ваше фамилия Файнберг? Мне только что звонили из Гороно, – Женщина из за стола поднялась. – Меня зовут Наталья Григорьевна Сидорчук, а это – она повела рукой в сторону напарницы, – завуч школы Ася Абрамовна Иванова.
– Я Евсей Борисович Файнберг, учитель истории, он – подал ей свои документы.
– Вы родились в Калуге? – спросила завуч.
– В Калужской области городе Киров, но педагогический институт окончил здесь за год перед началом войны.
– Были в армии, воевали? – спросила Наталья Григорьевна.
– Да, есть награды.
– Почему вы их не носите?
– Считаю нескромным ходить в школу в орденах и медалях.
– Сегодня можете идти домой, послезавтра я собираю всех учителей к десяти утра, жду и вас, Евсей Борисович. А 1-го сентября хотела бы видеть на торжественном мероприятии в наградах. До свидания.
– Всего хорошего.
Евсей вышел, потер руки: работа есть! Теперь нужно подумать о дальнейшей жизни. Ему недавно исполнилось тридцать лет, пора завести жену. В этом городе он никого не знает, да и не надо. Ему понравилась Даша, вся такая открытая, жизнерадостная. И он ей, вроде, по душе, в первую ночь отдалась ему, но она не гулящая девка, просто сразу влюбилась в него. Необходимо с ней связаться. Сегодня среда, завтра четверг, потом пятница, суббота и выходной день. Он не знает, насколько в эти дни будет загружен, что ему поручат в школе, но в воскресенье можно поговорить с Дашей. Хотя, зачем тянуть, сейчас пойду на телефонную станцию, закажу разговор на завтра в двенадцать часов дня.
Сделав заказ, Евсей вернулся домой. Ключ у него был, тетя Рая вручила его ему в день приезда. Она работала товароведом на овощной базе. Он включил радио, рассказывали об опере Чайковского «Евгений Онегин». Музыка нравилась, тем более, что сюжет ему еще по школе был знаком. Когда проходили этот роман Пушкина, он несколько пятерок по литературе получил, так как многие куски из него запомнил наизусть. Решил прилечь на диван.
Музыкальное произведение закончилось, Евсей пришел почти под конец передачи и кусочков из оперы. Сейчас начали сообщать о матчах футбольного клуба московского «Динамо» в Англии, где отличился вратарь Яшин. Он так увлекся репортажем, что не слышал, как в квартиру вошла тетя Рая. Она тихо подошла к нему, дотронулась до уха. Он вскочил, извинился.
– Все нормально, отдыхай и слушай дальше. Я принесла для нас нежинские огурчики. Ты обедал?
– Да, здесь недалеко неплохая столовая есть.
– Значит, за ужином проверишь их вкус. Как прошел день?
– С первого сентября я учитель средней школы.
– Вчера хотела спросить, где ты работаешь, да ты уставший с дороги был. Учитель хорошая профессия. Небось, физкультуре будешь детей учить?
– Тетя Рая, вы не угадали, я историк.
– Об истории Советского Союза рассказывать будешь или историю Рима и тому подобное.
– Все, что войдет в планы школьной программы.
– История наша богата и чудаками, и интересными людьми, различными событиями, – тетя Рая ушла в спальню, он не стал уточнять, кого она имеет в виду под словом чудаки.
В школе, куда Евсей пришел через день, директор представила нового учителя всем остальным, сказала, что он будет вести уроки истории с седьмого по десятый класс, а в 7 «В» будет классным руководителем. Далее попросила педагогов через несколько дней принести программы ведения занятий по их предметам.
Евсей едва нашел в книжном магазине необходимые ему учебники. Его немного волновало то обстоятельство, что прошло шесть лет после окончания института, многое позабылось. Поэтому скрупулезно начал вникать в каждую главу учебника. Он читал даже при свете настольной керосиновой лампы.
Пришел долгожданный день переговоров с Дашей. Евсей нервничал. «Может быть, она уехала куда-то, могла выйти замуж, мало ли что за это время могло с ней случиться. А тут еще пришлось долго ждать, когда его соединят с городом Лида. Он сидел, ходил по небольшому помещению телеграфа.
– Файнберг, зайдите в кабинку два, – услышал он и подпрыгнул с сиденья.
– Алло! Алло! Говорите! Даша, это ты? Я заждался здесь разговора с тобой. Нет, я не в Чимкенте, я в Калуге. Как у тебя дела? Что ты делаешь? Сдала все госэкзамены в школе, готовишься к поступлению в институт. Ты умница. Документы уже подала? Слушай, в Калуге есть институт, приезжай сюда, будешь здесь учиться. Яснее говори, плохо слышу. Спрашиваешь, это предложение чего-то? Ты же не маленькая, сама понимаешь. (И уже шепотом) Я тебя люблю, жду тебя! Кто там визжит возле тебя? Ты? От радости. Документы из вашего института забери, здесь найдем им применение. Я тебе сейчас продиктую номер телефона школы, когда будешь знать о времени приезда в Калугу, позвони, но только после двух часов дня, когда у меня кончатся занятия. В понедельник уже позвонишь? Договорились. Я тоже тебя целую.
Евсей вышел из кабинки и глубоко набрал воздух в легкие, затем резко выдохнул . Он почувствовал облегчение, радость заполнила его. «Она приедет ко мне, будет жить со мной, мы поженимся. Забегу в кафе, куплю булочку и кофе. Интересно, люди видят, что я стал счастливее, чем был вчера? Все части моего тела наигрывают веселый марш, нечто похожее на музыку из фильма «Дети капитана Гранта».
Он зашел в парк, а там тир. Почему не пострелять? Все цели были поражены, в подарок за мастерство Евсей получил симпатичную фарфоровую куколку. Сразу назвал ее Дашенькой. Пришел домой, увидел хозяйку квартиры.
– Тетя Рая, ко мне скоро должна приехать моя невеста. Вы разрешите, чтобы она жила со мной? Вы не бойтесь, это не просто какая-то временная девица, мы тут же подадим заявление в ЗАГС.
– Я и сама думаю, что тебе пора жениться, завести семью.
Он промолчал, что в городском комитете ему, как участнику войны, обещали после Нового года дать квартиру, правда, однокомнатную.
Ранним утром, в день, когда Даша должна была приехать, Аркадий сбегал на рынок, купил красные розы, и с ними отправился на вокзал. Когда она вышла, обняла его, стала целовать. Остальные приезжие и встречающие смотрели на них, видели их счастливые лица, улыбались: привалило кому-то счастье. Он довез ее на автобусе домой, сказал, что может сама себе взять покушать и отдохнуть в их спальне, а сам побежал в школу.
Даша нашла высокую банку, налила воды, поставила в нее цветы, затем приставила свой носик к ним. «По-моему, пахнут Сеней, а может и мной, а точнее нашей любовью. Он прав, покушать не помешает». Она заглянула на кухню, на сковороде была поджаренная картошка, но ее нужно подогреть, тут же поставила ее на огонь. Открыла маленький холодильник, он был полон продуктами. Взяла кусок краковской колбасы, нарезала с десяток тонких полосок. Она хорошо подкрепилась, похвалив про себя Аркадия. Жаль кислых огурцов не хватает, с этой задачей она сама позже справится.
Теперь необходимо было найти институт, чтобы отнести документы, быть может, у них недобор и ее примут. Аркадий так спешил, что ничего ей не объяснил, но язык до Киева доведет, а ей намного ближе. Даша переоделась, вышла из квартиры, закрыв ее на ключ. Она вскоре нашла педагогический техникум, но прием заявлений для поступления в него был закрыт. Что ж к лучшему, ей не очень хотелось стать педагогом.
Походив по городу, увидела здания медицинского училища, строительного, но и в них не видела себя студенткой. Хотела возвращаться домой, потеряла ориентиры, шла наугад. Возле одного из зданий заметила много молодежи, подошла ближе, на нем было написано «Политехнический институт», здесь было и химическое отделение, причем прием заявлений продлен до конца сентября. Тут же зашла, написала заявление, приложила документы, передала секретарше. Ей сказали, когда начнутся вступительные экзамены, то ей пришлют письмо-вызов.
Когда пришла Даша домой, Евсей ее встретил у порога. Они обнялись. Поинтересовался, не скучала ли она, как она провела первый день в Калуге.
– Я подала документы в машиностроительный институт.
– Я даже на аттестат твой не успел взглянуть. Инженером решила стать?
– Чего на него смотреть, ты на меня смотри. (Последовали поцелуи).
– Почему не захотела идти по моей стезе?
– Учителем не хочу быть, читать нравоучения ученикам и их родителям, тем более мне нравится химия. Достаточно одного педагога в семье.
– Ты выбрала, тебе учится.
– Аркадий, ты меня прости, я подала документы на дневное отделение, не подумала, как следует. Но я завтра же исправлю эту глупость.
– Дашенька, не волнуйся, правильно поступила. Я об этом хотел тебе сказать, но мы еще не успели нормально с тобой пообщаться. У нас хватит средств, чтобы ты нормально занималась. А пока не учишься, есть предложение посетить ЗАГС. Не будем мы жить дикарями, а станем мужем и женой.
– Я знала, что хороший, но ты лучший в мире человек, поэтому я тебя сразу и полюбила. Учти, все хозяйство будет за мной. Не волнуйся, справлюсь. Я по дороге купила блинчики с творогом, сейчас поджарю, и мы покушаем. В следующий раз всю еду к столу буду готовить сама. Ты пока отдохни.
– Я и не устал. Могу салат приготовить, мне не впервой.
Даша готовила и говорила: – Ты не представляешь, как я скучала по тебе, ожидала от тебя весточки. Знаешь, как моя сестренка Нина, жена брата, меня успокаивала? Она говорила, чтобы я не волновалась, нашла мне замену. Я ее ругала, потом обе плакали и смеялись. Не знаю, бывает такая любовь, но с первой минуты, как ты вошел в дом, стал для меня родным и близким.
– Ты меня слишком высоко оценила, я самый простой человек, таких много.
– Простой? В этом и есть твоя прекрасная душа, и она подходит моей душе. Идем, покушаем.
Тихо, без свидетелей, без обширного торжества они оформили брачный союз, отметив рюмочкой вина такое событие. Даша успевала успешно учиться в техникуме, ходить на рынок, покупать более дешевые, но хорошие продукты, забегала в магазин, добавляла к рациону питания мясные, молочные, крупяные товары. Ее редко можно было увидеть с пустыми руками, разве, когда она ходила гулять с Евсеем.
Во время сдачи экзаменов за первый курс она поняла, что забеременела. Перед ней встал вопрос: сказать об этом мужу сейчас или немножко позже. Вдруг ей показалось, что это тошнота? Вскорости прошло. И живот ее никаких сигналов не посылал. Повременю немного, решила она, зачем зря тревожить любимого. Все же необходимо показаться врачу, пусть он меня успокоит.
Ни Евсей, ни Даша ни разу не затевали разговора о будущем потомстве, каждый из них думал, что не стоит пока ей рожать, пусть окончит техникум. В то же время они не предохранялись. Когда она села на стул перед доктором, та открыла новую папку, занесла в нее сведения о Даше, внимательно посмотрела на девушку и спросила:
– Вам сколько лет?
– Девятнадцать.
– И вы не замужем.
– Я замужем и счастлива.
– Извините меня за такие вопросы, вы еще очень молоды. Я бы вам дала не больше шестнадцати.
После осмотра доктор поздравила ее, сообщила, что у нее будет ребенок. Неожиданно, конечно, но можно было предсказать итоги их горячих вечеров. Осталось сообщить Евсею. Надеюсь, он обрадуется. Не очень удобно будет ходить на занятия, когда появится большой живот, но не страшно, пусть завидуют.
Дома они поужинали, Евсей хотел включить радио, но Даша остановила его.
– Я тебе такое сообщение передам, что ни по радио, ни в газетах не услышишь и не прочитаешь. Готов выслушать?
Евсей вскочил, отдал пионерский салют и прокричал: – Всегда готов!
– Перевожу тебя из ранга пионера в папаши. Я беременна. Держи документ от врача.
– Я поздравляю и тебя, Дашенька, и себя. Только одно замечание: в ранге отца я уже шесть лет.
– Тебя не смущает, что я учусь?
– Ха-ха-ха! Смущаться должна ты, а меня только радует такое положение. И тебе не нужно ни перед людьми робеть, нормальная ситуация. Ты способная, умная, ты все преодолеешь.
Воскресенье, выходной. Утром после завтрака Евсей сказал, что Даше нужно больше находиться на улице, дышать свежим воздухом. Середина июня, было жарко, поэтому он советовал выходить на прогулки рано утром и вечерком, тогда он сможет присоединиться к ней.
Они шли по улице, она взяла его под руку, прижалась головой к его плечу. Ее радость, что у нее есть такой любимый человек, ее муж, что у них появится ребенок, так и выплескивалась в ее настроении, улыбке. Но говорить об этом не хотелось, она уверена, что Евсей чувствует ее, как никто другой, никто так не проникнется в душу, как он, ее единственный и неповторимый мужчина. Когда они вернулись, Даша спросила у мужа:
– Прости меня за мой вопрос. Я росла и училась большую часть времени в Польше, немного я знакома с жизнью некоторых горожан, они жили лучше, чем после присоединения к Советскому Союзу. Ты историк, должен понимать лучше меня разницу между капитализмом и социализмом, ведь побывал в Германии, пусть и после ее поражения.
– Я преподаю историю не по своим соображениям, а по учебникам истории. Хотя согласен с тобой, что в Германии народ жил намного богаче, чем многие люди в нашей стране. Но об этом нужно молчать, иначе мы очутимся в лучшем случае где-нибудь на Колыме. Даша, больше эту тему не будем поднимать.
– Ты прав. Я проверяла, не слепа ли я в данном вопросе.
– К сожалению, слепых в нашей стране много.
Городской комитет по образования сумел выбить некоторое количество квартир для учителей. Одна из них, двухкомнатная, досталась Евсею Файнбергу, учли, что он женат, что они ждут ребенка. . Но он не торопился вселяться. Поговорил с Дашей о том, чтобы вызвать его родителей и дочь Машу к ним в Калугу. Жена сразу подтвердила его намерения. Евсей тут же поговорил с хозяйкой квартиры, которую они снимали.
– Тетя Рая, вы в городе давно живете, подскажите, как обменять двухкомнатную квартиру на трехкомнатную.
– Сколько раз я тебя просила называть меня только по имени? Я с тобой говорить не хочу. Ладно, прощаю. У вас есть своя квартира?
– Несколько дней назад мне дали две комнаты. Но я хочу, чтобы сюда вернулись мои родители.
– Милый ты мой, вам же тесно будет. Стоит подумать об обмене квартиры, можно родителей поселить у меня. Или тебе такой вариант не нравится? Вольному воля, ищи что-то лучшее.
– Я еще не ответил на ваше предложение, а вы обиделись. Вполне приемлемое решение вопроса. Спасибо Рая!
– У вас деньги на обстановку квартиры есть?
– Немного мы сэкономили, маловато, правда, но мы готовы вначале купить основную мебель: кровать, стол со стульями, все зависит от стоимости этих вещей. Будем потихоньку обживаться. Приедут родители, может быть, у них что-то накопилось. Главное, чтобы родители и Машутка были довольны.
– Ты мне нравишься, честный парень. Знаешь, я не богатая, мне моей зарплаты хватает, так что, если надо, можешь мне некоторое время за съем квартиры не платить, отдашь позже.
Евсей решил не ждать, пока купит мебель, послал телеграмму родителям, где сообщил, что квартира для них есть, пусть выезжают. На крайний случай поместит их в той, в которой до сих пор он с Дашей живет. Сам не сложил руки, продолжал поиски небольшой отдельной квартиры для родителей.
Прошло три недели. Евсей с Дашей встречали своих родных на перроне вокзала. Как только остановился поезд, и кондукторша открыла путь к выходу, Евсей вскочил на подножку, затем в вагон, миновал толпившихся в проходе людей, нашел родных, обнял, поцеловал всех. Они спустились последними на площадку. Тут же к ним подсочила миловидная дама.
– Знакомьтесь, это моя жена Даша.
Все пожали ей руку, поцеловали в щечку, только Маша не ответила на ее объятия. Дома стол был заранее накрыт, осталось принести приготовленные блюда. Всем налили вина, кроме Даши, Евсей объяснил, что ей пока нельзя. Родители все поняли, покушали, извинились, они очень устали, слишком долгой и утомительной была поездка. Ушли в спальню. Там уже стояла кровать, была застелена узорчатым покрывалом. Молодая хозяйка отправилась на кухню.
– Пока Даша моет посуду, давай прогуляемся, – предложил Евсей Маше. – Тебе в этом месте не холодно? Здесь не Чимкент.
Когда они вышли на улицу, она ответила: – Нет, не холодно. А эта тетя будет все время жить с нами?
– Об этом я и хочу с тобой поговорить. Я тебе рассказывал, что твою маму, к огромному моему сожалению, убили немцы. Она была моей женой, а ты нашей доченькой. Но так как ее нет в живых, я женился на Даше, она очень хорошая женщина, помогла мне отыскать тебя. Тебе уже почти семь годиков, ты многое понимаешь, тоже немало пережила. Давай вместе с тобой подумаем, как ты будешь называть ее: мама, тетя Даша.
– А тетя Даша можно?
– Ты вполне можешь называть ее мамой.
– Это неправильно, мама бывает только одна. А если ей говорить просто Даша?
– Как ты захочешь, так и будет.
Машу уложили спать в салоне, пока на раскладушке. Молодые люди расположились там же на раскладном диване. Когда девочка заснула, Евсей рассказал жене о разговоре с дочерью, просил принять ее решение, не обижаться на малышку. Даша ответила, что у него красивая девочка, была бы рада, чтобы та назвала ее мамой, но она не будет настаивать на этом. Быть может, время изменит ее мнение.
Огромные усилия пришлось приложить Евсею, чтобы в итоге получить четырех комнатную квартиру. Многократные обмены, продолжительные беседы в райисполкоме с оформлением всех дел. И времени пришлось много потратить, он постоянно не высыпался. Очень помогла Рая, она была в прекрасных отношениях с многими начальниками. Наконец, все дела были утрясены, квартира их, но заселяться рано, нужен ее ремонт. Денег, чтобы нанять настоящих специалистов не было, израсходовали все, что у них было. Родители Евсея привезли с собой энную сумму рублей, Евсей с Дашей одолжили часть денег, но они ушли на непредвиденные доплаты за жилье. Ремонтировать пришлось самим. Основная нагрузка легла на мужчин, мама Муся через два дня после приезда начала трудиться в заводской столовой, отца-пенсионера никто не брал на работу, зато от него и была самая большая помощь. Хотела взять на себя некоторую нагрузку Даша, но Евсей попросил ее, не мешать остальным жильцам исправлять дефекты квартиры.
– С твоим животиком, Дашенька, это опасное дело, береги наше будущее.
Она послушно выполняла указания мужа, но не совсем устранилась от ремонта квартиры. Даша предлагала, какими красками красить стены в салоне, спальнях, кухне, указывала на огрехи маляров, затем говорила, куда лучше поставить ту или иную мебель.
Вот с этим была проблема. Во-первых, денег на покупку новой мебели пока еще не накопили, во-вторых, попробуй ее достать. Дефицит огромный, разве что за хорошую добавку к ее стоимости можно было приобрести у тех, кто имел отношение к складам, магазинам, куда поставляли ее с предприятий производителей. Поэтому решили повременить, пользовались тем, что есть, что можно было купить за гроши, пусть и старые вещи.
Последнюю неделю перед родами Даша измучилась, почти не спала. Ей предложили лечь на сохранение, но она отказалась. Но все же пришло время отправиться в родильное отделение городской больницы. Вся семья в волнении, даже Машенька интересовалась, кто родится мальчик или девочка. Ответа пока не было. Едва окончив преподавание в классах, Евсей бежал к зданию, там его ждал отец. Зная, что сын ничего не кушал, приносил ему бутерброд, сообщал, что пока никаких новостей нет.
Рано утром Евсей снова был у дверей больницы, ему не хотели открывать. Он попросил, чтобы ему сообщили о состоянии Даши Файнберг. Едва дождался, когда выйдет медсестра, подскочил к ней.
– Как она?
– Поздравляю, папаша! У вас сынок родился, вес три двести. Вашей жене пришлось делать кесарево сечение, сейчас она в порядке. В отделение никого не пускают, сами знаете.
Евсей успел в школу к началу занятий. В перерыве зашел сияющий в учительскую и объявил: – У меня родился сын!
Все начали его поздравлять, выражали наилучшие пожелания. Кто-то принялся собирать деньги на подарок новорожденному. Каким-то образом узнали ученики девятого класса, где у него в этот день был последний урок, подняли шум, тоже поздравляли, спрашивали, как сына назвали. На данный вопрос он и сам не знал пока ответа. Едва успокоил школьников, на что ушло минут десять, и поспешил домой, обрадовать родителей.
Много предметов для малыша было уже дома. Их соседка Арина, у которой было трое детей, а младшему более двух лет, увидев с располневшим животом Дашу, попросила забрать у нее кроватку и много вещей для будущего ребенка.
– Больше рожать детей не буду! – категорически заявила она. – Надоели мне эти отпрыски, корми, пои их, а они слушаться не больно то хотят.
Евсей навещал Дашу ежедневно, приносил ей особые продукты, в основном сладости, которые она потом раздавала медперсоналу, о чем призналась ему после выписки. Днем приходили его мать и отец. Забирать ее из больницы пришел он один, пришлось отпроситься с работы, пропустив несколько уроков. Купил самую дорогую коробку конфет и ждал в фойе ее выхода. Вышла с ребенком на руках врач, вручила пакет Евсею.
– Держи, папаша, драгоценный подарок от жены, заботься о них обоих, ведь это ваш первенец.
Забрал сыночка, передал женщине конфеты. Он даже поцеловать жену не успел, но это сделала она.
– Какой красавец у нас с тобой родился! Ты в порядке, ничего не болит?
– Болело, но прошло. Ты сильно на него не дыши отработанным воздухом. Идем домой, там нас ждут.
Взяли такси, прибыли в квартиру. Дедушка Борис был один, он тутже усадил молодых папу и маму на диван, попросил, показать ему ребенка. Почмокал губами возле его лица, отдал им пакет.
– Отвык от таких малят, давно дело было. Евсей, Даша, укладывайте ребенка в кроватку, она готова принять его, что-то он замолчал. Со здоровьем у него все в порядке?
Евсей улыбнулся, вспомнив, как сыночек орал в такси.
– Папа, ты скоро еще спросишь, когда, в конце концов, он заплачет.
Появилась в доме Маша. Посмотрела на всех, прошла молча в свою комнату, услышала плач ребенка, вышла. Даша собиралась кормить девочку.
– Мне на братика посмотреть можно? Ой, он такой маленький?
– И ты была когда-то такой же. Но он вскоре подрастет. Ты играть с ним будешь? – Даша прищурившись посмотрела на Машу.
Та кивнула головой и отошла в сторону. Появилась бабушка, поздравила молодых родителей, посмотрела на внучонка, видя, что мама собирается кормить малыша, тоже покинула комнату.
За ужином с бутылкой шампанского, Борис и Муся еще раз поздравили Евсея и Дашу, выпили за них, спросили, придумали ли они имя мальчику или еще нет. Не было времени, но впереди ночь, засмеялся Евсей.
А она, ночь, была тревожной. Даже когда ребенок был спокоен, Даше казалось, что он хнычет.
– Родился в мае, назовем его Майклом, – предложила Даша.
– Тебе такого Майкла устроят, что забудешь свое имя. Можешь с института полететь, а я с работы.
– Тогда Михаилом или Максимом.
– Так как он не Максим Горький, то я возражаю, а с Мишей, Мишенькой вполне согласен.
– У нас будет расти Михаил Евсеевич Файнберг.
– Трудности с такой фамилией его скорей всего ожидают, но со временем в стране иначе будут относиться к евреям, например, как ты ко мне.
– Сеня, ты не переживай, думаю, наши руководители знают о такой проблеме.
Вновь заплакал Миша, Даша сразу рванулась к нему. В жизни своих племянников, когда они были маленькими, она почти никакого участия не принимала. Погугукает возле них и уходит делать уроки или на улицу к подружкам. Когда ее сестра Нина кормила их грудью, выставляя ее напоказ, то Даша отворачивалась, она даже считала, что это неэтично.
Молодой маме пришлось взять в институте академический отпуск. Поначалу она думала, что справится и с ухаживанием за ребенком, и учебой, но Мишенька потребовал больше внимания к себе, а нанимать сиделку не было резона. Все же Даша договорилась с Евсеем, что пока она не кончит институт, никаких детей у них больше не будет.
С Машей было проще, она большую часть времени проводила с дедушкой и бабушкой. На родителей Евсея ложилась и другая задача: готовка еды, поверхностная уборка помещения. В выходной день этим дружно занимались Даша с Евсееем, на что уходила половина дня, приходилось еще и стирать белье.
К ним иногда забегал Костя, товарищ Евсея по институту. Он первые несколько лет после войны был учителем истории, только в другой школе. Потом его повысили, и он вошел в состав городского комитета образования. Он недавно женился на симпатичной девушке Татьяне, но детей у них не было. В летние каникулы Костя с женой уезжали вдвоем в путешествие по стране. Они заранее планировали свой маршрут, брали с собой палатку, другое снаряжение и отправлялись в путь по великой стране, а потом рассказывали о своих впечатлениях.
– Лежим мы в палатке, отдыхаем после ужина, – рассказывает Константин, – еще не совсем темно, светит луна. Слышу, кто-то возле нашей палатки топает. Высунул голову, а это настоящий олень нашим недельным запасом хлеба питается. Я за топорик, я его всегда ночью в палатку брал. Кричу: «Топай отсюда, пока я тебя на шашлыки не разрубил». Олень посмотрел на меня и продолжает кушать. Я как заору на всю мощь, разбудил Таню, она выкарабкалась, посмотрела на нас дикарей и говорит, что пусть ест, все равно эти продукты никуда уже не годятся. Взяла меня за руку и потянула обратно в палатку.
– Что ты замолчал? Рассказывай дальше, что происходило в палатке,– потребовал Евсей.
– Это тайна за девятью замками, засмеялся друг.
Много интересных историй рассказал Костя, Татьяна обычно молчала, изредка дополняла его. Близился Новый 1953 год. Костя предложил отметить встречу такого праздника у него. Но Евсей договорился, что они встретят Новый год вместе с родителями. Костя настаивал на своем предложении.
– Я должен тебе что-то рассказать, но пока не решаюсь. Быть может под воздействием алкоголя, стану смелее. Бери Дашу и ко мне.
«Интересно, что в голове друга засело, скорее всего, какое-либо приключение во время последней поездки на Урал»,– думал Евсей. Пришлось ему извиняться перед родителями, сказал, что за себя и Дашу оставляет Машу и Мишу.
Собралось у Кости с Татьяной десять человек. Произносили тосты, выпивали, закусывали, разговаривали, снова выпивали. Затем включили магнитофон, начались танцы. Тут Костя подмигнул коллеге и вышел из квартиры. Евсей пошел за ним. Они спустились со второго этажа, вышли на улицу.
– Куда ты меня ведешь? – спросил Евсей.
– Тс-с-с, на свободу, дыши свежим воздухом. За переулком поговорим с тобой.
Они прошли несколько домов, откуда раздавались веселые голоса людей, тоже отмечавших новогодний праздник, звучала музыка. Дошли до перехода, Костя осмотрел все вокруг, поблизости никого не было. Попросил внимательно его выслушать и не перебивать.
– Сразу видно начальник передо мною, – пошутил Евсей.
– Нам, работникам отдела образования, довели до сведения, но сказали, что настолько секретно, что за разглашение тайны могут даже расстрелять. Евсей, ты знаешь, у нас могут такое совершить, просто ужас. Не перебивай! Из Кремля поступил негласный приказ составить списки евреев Калуги. Хотят то ли в Сибири, то ли на Дальнем Востоке организовать большую еврейскую колонию, всех евреев Европейской части СССР выселить туда.
– Не может такого быть! Что евреи плохо воевали, плохо трудятся? Мало нас полегло, чтобы мы с достоинством праздновали победу? Не верю!
– Фома ты неверующий! Очутишься на Колыме, иначе запоешь. О том, что я тебе рассказал, никому ни звука, иначе нам обоим досрочно грозит расстрел. В том числе и твоей Даше. Пойдем обратно, не то скажут, что мы пошли искать на стороне девчат. Запомни мои слова.
– Ты сохранил свой трофейный пистолет? Хвастался, что на нем есть дарственная надпись маршала Рокоссовского.
– Тебе он зачем, застрелиться собрался?
– Нет, кое-кого пристрелить.
– Я его в музей отдал. Сеня, потопали назад, а то нас обвинят в том, что мы убежали на другие гулянки. А на самом деле, просто свежим воздухом дышали.
У Евсея настроение было препаршивое, он бы ушел домой, но не хотел Даше портить такой вечер. Празднование затянулось почти до утра. Евсей с Дашей уехали домой первым автобусным рейсом. Еще один час на отдых и нужно идти на работу.
Пятилетнего Мишу в детский садик отведет бабушка Муся, вышедшая уже на пенсию. Даша тоже спешила на завод, основным продуктом которого было изготовление химических удобрений. Трудилась технологом, вскоре после поступления на предприятие ей начали доверять сложную инженерную работу. Она к этому времени отработала два года, несмотря на не продолжительное время нахождении на заводе, к ее мнению прислушивались. Она решила поступать на заочное отделение института, но опять забеременела и была рада этому.
В эти дни весь советский народ был в тревожном ожидании. Тяжело заболел вождь СССР Иосиф Сталин. 5 марта сообщили о его смерти. Всюду проходили собрания, митинги, люди лили слезы. Евсей Файнберг не знал горевать ему или втихую радоваться. Если Костя прав, то туда этому генералиссимусу и дорога. А вдруг он не прав, никакого выселения евреев и не предполагалось, тогда жаль руководителя страны. Ведь он, Евсей Борисович, не раз на школьных уроках, на лекциях восхвалял вождя народов.
Даше, воспитание детства которой прошло в Польше, эта смерть была до лампочки. Она и высказала мужу: «Умер Максим, ну и черт с ним». Евсей на нее тут же зашикал, мол, нельзя так говорить, не дай бог, кто-нибудь услышит.
– Я же не глупая овечка, только тебе и сказала. Думаю, ты не высокого мнения о нем. Понимаю, ты учитель, обязан скорбеть, но это на людях. Дома не стоит строить из себя нечто наподобие плачущего коммуниста. Я тебе не говорила, когда только сообщили о его болезни, один из цеховых работников тихонько рассказал мне, что всю его семью расстреляли. Родителей его посадили еще в конце двадцатых годов, а старшего брата в тридцать седьмом убили, он и не успел узнать, что та же участь постигла папу и маму, незадолго до его гибели. Этот мужчина, что мне тихонько прошептал о случившемся, уцелел, потому что работал далеко от мест проживания родителей, жил и трудился в Грузии. Он еще спросил у меня: «Сочувствуешь этому тирану?» А у нас в Западной Белоруссии столько отправили в Сибирь, а может и на тот свет. Вот так, мой любимый Сенечка.
Что ему оставалось делать, только промолчать. Задумавшись, сам вспомнил, что на Калужских предприятиях тоже забирали людей ни за что. Были такие нелюди, что по зависти сдавали в КГБ своих товарищей. Узнал это от соседа по квартире, который жил выше.
– Даша, я тоже не был в восторге от него. Но давай лучше говорить и думать о себе, о своих желаниях. Я восхищаюсь тобой, ты из обычной школьницы превратилась в умную толковую женщину. Не зря мое сердце и душа тянулись к тебе.
– Ты прав, он не достоин наших слез. Знаешь Сеня, в последнее время в моих мечтах возникло теплое море, я купаюсь в нем. Вот бы нам всей семьей провести там отпуск. Жаль только, что этот малыш, помешает в ближайшее время воплотить мечту в реальность. – Даша погладила свой выпуклый живот.
Тут из комнаты выползла сонная Маша, она шаркала по полу ногами, шаги были очень короткими. Девочка выросла, с каждым годом становилась все красивее. Ей ведь исполнилось двенадцать лет.
– Ты почему не спишь? – спросил папа.
– Вы громко говорите, я думала уже утро.
– Извини Машенька. Идем в спальню, я с тобой полежу, что-нибудь спою, – Даша взяла девочку за руку и повела укладывать ее обратно в койку.
– Я не маленькая, лучше, Даша, расскажи мне что-нибудь интересное.
Маша ни разу за эти годы не назвала Дашу мамой, но отношения у них соответствовали дочери и той, кто ее родил. У девочки был упрямый характер, но была послушной, ласковой и умной. Она прекрасно справлялась с математикой, но любимым предметом была литература, заслуга в этом была отца, он ей часто читал на память известные стихи Некрасова, Лермонтова, Твардовского. Рассказы, обычно, были за Дашей. Ко всему этому у Маши был хороший голос, она пела в школьном хоре. Ей прочили карьеру солистки, но она и говорить об этом не хотела.
В секрете от родителей она записывала в отдельную тетрадь небольшие рассказы. Тайну разгадала Даша. Как-то, меняя постель на ее кровати, она увидела под подушкой тетрадку. Вначале решила, что Маша вечером, лежа, занималась уроками, отложила ее в сторону. Постелив кровать, Даша открыла тетрадь, увидела на первом листочке рисунок мальчишки, а под ним заглавие «Чертенок Гришка». Дальше читать текст не стала, положила ее обратно, а вечером, когда девочки не было дома, рассказала Сене. Он обрадовался.
– Любое занятие раскрывает человека. Вполне возможно, из нее получится писательница. Я буду только рад. Ты правильно поступила, что дальше не читала. Маша захочет, сама почитает нам то, что сочинила.

Глава 11 Новое место – новая жизнь

Эмма вернулась раньше мужа, зашла в кухню, начала готовить ужин, но что-то при виде еды ей стало плохо. Вспомнила, что нечто подобное было и в Калуге, когда обедала вместе с Евсеем. В тот день ей сказали, что она беременна. «Неужели у меня будет ребенок. Не у меня, а у нас. Мы уже вместе больше года, можно только удивляться, что я раньше не забеременела. Аркадий несколько раз говорил, что желает, чтобы у нас родился сын или дочь. Что ж, порадую его. Прости Лизонька, тебя мне никто не заменит, но надо жить. Я постараюсь вырастить и воспитать из моего ребенка хорошего человека, дать ему то, что не смогла, не успела дать тебе, как бы судьба не крутила мною».
Узнав о предполагаемой беременности Эммы, Аркадий произнес:
– Это то, о чем мы мечтали. Теперь я буду еще больше заботиться о тебе.
– Куда уже больше? Ты отдаешь все деньги мне, приносишь продукты в дом. да разве в этом только твоя забота? Ты меня любишь, а в любви термина больше- меньше не должно быть. Не стоит меня так оберегать, не то превращусь в неподвижную куклу. Будем вместе заботиться и о плоде, а после рождения ребенка о нашем маленьком потомке.
– Я надеюсь, что пока могу тебя целовать и тому подобное совершать.
– Медицина не запрещает.
– А как мы его или ее назовем?
– Прошу тебя, до его рождения никаких разговоров на эту тему.
Опыт с родами у Эммы уже был. В этот раз все проходило гораздо спокойнее, чем в прошлый, когда она рожала Лизоньку. Не хотела вспоминать, но разве такое забудешь. Потолкался малыш в животе и захотел поскорее выйти на свет. А ей почти не было больно. Вот он, милый ее сыночек.
Когда Эмму и ребенка забирали из роддома, Аркадий принес ей букет фиалок, хотел розы, но их еще не было в продаже. Он извинился, что впервые за их знакомство вручает цветы, обязуется исправить эту ошибку. Дома зашел вопрос, каким именем назвать сыночка
– Решение за тобой, – заявила Эмма.
– Мне бы хотелось дать ему имя в честь моего покойного дедушки Ипполита. Очень толковый был, я как-нибудь расскажу тебе о нем. Но в настоящее время почти не встретишь никого с таким именем, поэтому предлагаю, чтобы сына мы называли Ильей, Илюшей. Если ты хочешь, можем назвать его так, как звали твоего отца.
– Аркадий, ты дал мне возможность жить и радоваться, поэтому я поддерживаю твое мнение. Илюша – хорошее имя.
– Он вырастет и заявит: «Я Илья!» – Хорошая рифма, быть ему Ильей Муромцем!
Шли обычные рабочие будни. Лето сменилось осенью, затем наступила зима. Хотя в квартире было тепло, Эмма мечтала о наступлении весны и лета, не любила она холода, хватит, наморозилась в колонии. Лучше и не вспоминать.
Сыночку Илюшеньке исполнилось два месяца, и Даша решила отдать его в ясли, а самой работать. Она и Аркадий надумали откладывать деньги на покупку квартиры где-либо в теплых краях европейской части Советского Союза. Конечно, особо не экономили, ведь у них в семье появился третий человек, которому требовалась забота, коляска, одежда, игрушки.
В швейном ателье почти никто, кроме заведующей не знал, что Эстер прошла долгий путь в заключении, обращались с ней по-дружески. Здесь установили радио, откуда были слышны звуки негромкой музыки, песен, передавали последние известия. Это ничуть не отвлекало от работы, наоборот, помогало быть в хорошем настроении.
Обычный день 6 марта 1953 года. Эмма, как и остальные работницы, пришла на десять минут раньше. Почему-то из радио лилась грустная музыка из какой-то оперы. Вдруг она секунд на десять прервалась, затем все услышали четкую речь ведущего программу:
«От Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР ко всем членам партии, ко всем трудящимся Советского Союза…»
Все в ателье замерли. «Ну, скорее сообщайте, что случилось, новая война или огромный метеорит упал на землю», – мелькнуло в голове Эммы.
«С чувством глубокой скорби извещаем, что 5 марта в 9 часов 50 минут вечера после тяжелой болезни скончался Председатель Совета Министров СССР и Секретарь Центрального Комитета КПСС Иосиф Виссарионович Сталин».
Эмма с нетерпением ждала, когда назовут его имя, должностей его не знала. Как только услышала фамилию Сталина, она подпрыгнула. Все остальные последовали ее примеру, встали, только у них были грустные лица, у нескольких работниц появились слезинки в глазах, а у Эммы лицо сияло. Она еле сдерживала, чтобы не закричать «Ура!» Но пришлось, как и другие, опустить низко голову, сжать губы, хотя сквозь них готов был вырваться радостный крик, смех сквозь слезы радости хотелось аплодировать. «Ну почему не раньше?»
Позже Эмма узнала, что это был повтор сообщения, первое прозвучало в шесть утра, но она только встала и радио дома не включала. Едва дождалась конца смены, хотелось поделиться новостью с мужем. Забрала из ясель Илюшу, немного отойдя от дома, закружилась вместе с ним. Они смеялись, радовались, но увидев удивленные глаза прохожих, мама остановилась. Дома Эмма и Аркадий обнялись, здесь не нужно было скрывать радость в связи со смертью убийцы многих тысяч людей. Они не знали, что в годы сталинских репрессий погибли миллионы безвинных граждан социалистической страны.
– Аркадий, предлагаю день 5 марта считать днем Победы.
– А что мы будем делать с девятым маем, когда немцы объявили о капитуляции Германии? Разве не Победа?
– Девятое мая? Для меня он больше день скорби, поминовения погибших родителей, дочери, всех миллионов людей, отдавших свои жизни на фронтах, замученных в этой войне.
– Оставим твои предложения на будущее. Эмма, милая моя, назови мне свое искреннее желание. Я постараюсь выполнить его, ты заслужила это своей жизнью, своей любовью ко мне. Ты молода, все еще впереди у нас с тобой. Говори, что бы ты хотела получить?
– Есть у меня такое, оно зародилось еще в колонии, но воплощать в жизнь поздно. Я хотела стать доктором или психологом, но учиться на дневном отделении не желаю. Не перебивай, знаю тебя, сейчас скажешь, что ты вполне можешь обеспечить мою учебу. Не надо мне такая жертва. Но на заочное отделение, чтобы получить образование психолога, вполне возможно. Пока давай выпьем чего-нибудь за то, чтобы такие твари, как Сталин, на всем земле больше не появлялись.
– Такое предложение принимается. А по поводу учебы, советую, до начала вступительных экзаменов старательно готовиться. Вполне можешь в этом году стать студенткой заочницей нашего института.
– Илюша, что ты хочешь на ужин? Я тебе сметанки дам. Хорошо?.
– И яичко.
– Сварим тебе яйцо всмятку.
– Скоро, Эмма, тебе придется варить на одно яйцо больше.
– Не скоро, малыш родится только через пять месяцев, потом ему расти, начать ходить, только тогда будет кушать такие блюда.
– Я хочу помолиться, чтобы ты родила двойню.
– А тройню не хочешь? Где ты будешь молиться, если ни в церковь, ни в синагогу не ходишь?
– Здесь в Тюмени синагогу с огнем не отыщешь. Я подыму руки вверх и скажу: – Боженька, прости закоренелого атеиста, помоги моей жене родить двойню, тогда я обязательно займусь своим воспитанием, прочитаю всю библию, узнаю все твои законы. Договорились?
Как видно, договор не состоялся. Родилась только одна девочка. Решение вопроса о том, какое имя ей дать, лег на желание Эммы. Аркадий предложил назвать ее Лизонькой, так как звали погибшую дочь Эммы.
– Аркадий, не хочу, чтобы носила такое имя, не хочу, чтобы на нее пала даже тень трагедии, случившееся с Лизонькой. Мою маму звали Бася, но теперь еврейские имена не в почете, поэтому приближу к ее имени. Я над этим думала, решила, что она у нас будет Белла. Что ты скажешь?
– Двумя руками за твое предложение. Есть у нас Илья Аркадьевич, будет у него сестренка Белла Аркадьевна, а у всех мама Эмма Наумовна Мазурская. Не плачь, моя милая, я хотел тебя развеселить, а получилось наоборот.
– Все в порядке, Аркадий.
Обычные дни, обычные будни. Аркадия повысили, он стал заместителем начальника автобазы, зарплата значительно выросла, но теперь позже приходил домой. в его распоряжении находилось пятнадцать грузовых машин. Он просил высшее начальство увеличить автопарк, так как некоторые машины нужно было ремонтировать, а количество заказов с каждым месяцем росло. Но теперь ему не нужно было ездить далеко, почти все время проводил в депо.
Подрастала маленькая Беллочка, с каждым дальнейшим месяцем показывая свой характер, не в пример Илье. В полгода отказалась от материнского молока, больше нравилась манная каша. В десять месяцев она начала подниматься, держась за ножки стульев, дотягивалась до стола, стягивала скатерть. Взрослые старались ничего не оставлять на столе, иначе все бы попадало. Они приняли решение убрать со стола скатерть. Когда стала самостоятельно ходить, на улице Беллочку нужно было крепко держать за руку, иначе ее тянуло на дорогу к движущимся автомобилям. Когда ей давали бумагу и карандаш, усидеть она могла не более десяти минут.
Пришла еще одна приятная весть – Эмму реабилитировали, прислали документы, что она ни в чем не виновата. Она по настоянию Аркадия послала несколько писем с просьбой о реабилитации, но только сейчас пришел долгожданный ответ. Уже и не надеялась на положительное решение. Хорошо, конечно, но так поздно. Ведь она почти семь лет провела в заключении, семь лет выкинутых из жизни. А где те гады, которые опорочили ее? Где те, кто не верил ей, кто не захотел разбираться с эпизодами военного времени в ее жизни? Вот бы их на принудительные работы в отдаленные места. Они, может быть, и сейчас кого-то засуживают. Что им мы, простые граждане страны, ни разу не согрешившие против нее.
В день получения данного извещения Эмма никак не могла успокоиться. Надеялась придти в нормальное состояние, тогда поделится известием с Аркадием. Но он пришел не один, с ним был мужчина его возраста. Звали его Сергей. Муж извинился, зашел с гостем в спальню.
Вышли они через полчаса, Аркадий достал из шкафчика бутылку водки, стоявшую не открытой с полгода. Эмма без просьбы достала из холодильника колбасу, овощи, нарезала их, поставила на стол. Была приготовлена к обеду рисовая каша, тоже положила в широкую тарелку. Сергей задавал обычные вопросы: как дела, чем занимаетесь, нравиться ли работа. Мужчины, опорожнив бутылку водки, хорошо закусив, встали. Гость попрощался с Эммой, поблагодарил за теплый прием. Аркадий вышел его проводить, почти час отсутствовал, когда вернулся, начал объяснения.
Оказывается, Сергей старый знакомый ее мужа. Были в юности в одной компании. Приехал он в Тюмень по командировке не впервые, случайно встретился с Аркадием. В первый раз зайти к ним у него не нашлось времени. Сейчас после выполнения задания снова увиделся с товарищем и, как заранее договаривались, он заглянул к ним.
– Понимаешь Эмма, я тебе рассказывал, что у меня есть тетя Вера. После войны я писал ей письма, но ответа не было, почтари написали, что адресат не найден. Я решил, что она погибла или умерла во время войны. Когда я впервые встретил Сергея в нашем городе, он мне сказал, что разъезжает по всему Союзу, собирается вскорости поехать в Симферополь. Я дал ему адрес тети Веры, просил его узнать, что с ней случилось. Вот он и сообщил, что она старенькая, но крепится. Обо мне он ей ничего не сказал. Сейчас сяду, напишу ей письмо.
– Проклятая война миллионы судеб исковеркала, – Эмма обняла Аркадия за шею, поцеловала в щеку, добавила: – Не тяни, напиши небольшое письмо и отправь заказной почтой, думаю, более надежно будет. А у меня новость: получила документ о моей реабилитации.
– Я не сомневался в этом. Поздравляю тебя. Тех, кто тебя арестовал и судил, повесить на первом же столбе не мешало.
Прошло чуть более месяца со дня отправки послания. Эмма в почтовом ящике увидела письмо, достала. Сразу не поняла от кого оно. Фамилия на обратном адресе незнакомая – Чеснокова В. Какие имена есть, что начинаются на букву «В»? Валентина, Валерия, Виктория, Ве-ра! Наверное, это от его тети! Но почему у нее такая фамилия? Аркадий придет, объяснит.
– Аркаша, покажи-ка, как ты танцуешь. Спляшешь, получишь письмо.
Он сделал несколько прыжков, похлопал себе ладонями по бокам, взял у Эммы письмо. Прочитал, несколько минут молча смотрел на листочек, потом пересказал ей его содержание. Сама она читать его отказалась. Да, письмо от тети Веры из Алушты. Аркадий начал читать его вслух. Тетя Вера сообщала:
«Я тоже думала, что тебя, мой любимый племянник, в тюрьме сгноили, что бесполезно искать. Очень обрадовалась, когда получила письмо от единственного оставшегося в живых родственника. Аркаша, милый, напиши поподробнее о себе, у тебя уже, наверное, и семья есть. А еще лучше приезжай. Буду рада увидеть тебя, всю твою семью у себя дома. Приезжайте!»
– Как хорошо, что ты отыскал тетю, – у Эммы на глазах сверкнули слезы, да и как им не быть, когда у нее от всей большой семьи осталась она одна.
– С большим удовольствием поехал бы с вами в Алушту, но нам пока не до этого. Нужно хорошо освоиться на одном месте, а потом разгуливать по стране.
– Один-то сможешь навестить тетю, ты просто обязан это сделать. Пройти вам через столько испытаний, не видеть друг друга так долго, это же чудо.
– Без вас я никуда не поеду. Эмма, давай на время закроем данную тему. А письмо ей я напишу завтра, сегодня слишком взволнован, да и ты тоже.
Незаметно подрастали детки. Если сначала Илюша был полненьким, то теперь подтянулся, подрос, стал более самостоятельным. И Белла выглядела красавицей, хоть с нее картины на выставку рисуй. Но иногда на нее находило, начинала капризничать: это кушать не буду, в садик не хочу идти.
– Тебя там обижают?
– Меня? Нет! В садик ходил Толик, но он уехал, мне теперь скучно без него.
– Ты лишилась жениха, понятно. А чем плох тебе Алан? Красивый мальчик.
– Он говорить может только по-татарски.
– Ты же большая, умная девочка, научи его говорить по-русски.
Прошло месяцев восемь со времени получения первого письма от тети Веры. Были еще послания, но последнее не на шутку встревожило Аркадия. Он дважды перечитал ее письмо, потом обратился к вернувшейся с работы Эмме.
– Послушай, что она пишет: «Дорогой Арик! Я очень больна, поэтому хотела бы, чтобы вы, пока я жива, переехали ко мне навсегда. Ты же знаешь, что у меня дом не маленький, если умру, то достанется другим людям. Хорошо подумайте над моим предложением. Я уверена, что вы найдете здесь применение своим умениям, знаниям. Привет Эмме, детям. Мои самые лучшие пожелания всем твоим близким. Будьте здоровы! Целую, тетя Вера».
Аркадий положил письмо обратно в конверт, вопрошающе посмотрел на Эмму.
– Тебя интересует мое мнение по ее предложению? Очень дельное! В этом году Илюшеньке идти в школу, стоит подумать, где он будет начинать учебу. Но ответ за тобой, ведь тетя Вера твоя тетя.
– Я тебе раньше обещал, что твоя мечта исполнится: жить в теплых краях. Она сбывается. Мы поедем к тете Вере.
– Откуда у нее такой большой дом?
– У нее, если мне память не изменяет, пять комнат. Семья ее мужа была очень богатой. Ипполит еще в 1905 году стал коммунистом, принимал активное участие в митингах, забастовках, революции, хотя был богатым. Пришла Советская власть, и Ипполит Чесноков, чтобы спасти родителей, лично передает все нажитые семьей деньги, драгоценности Владимиру Ильичу Ленину. Тот выдал ему охранную грамоту. Но не всегда она спасала.
Вождя пролетарской революции уже лет пять не было в живых, как к ним пришли из НКВД и сказали, чтобы освободили три комнаты для рабочих семей. Ипполит к тому времени был женат, росли две дочери Вера и Муся, моя мама. Поехал он в ЦК партии, показал свой партбилет, выписанный еще в 1905 году, а они разводят руками: ничего сделать не можем, таково решение сверху. Ипполит добился, чтобы его принял Сталин, все ему рассказал, показал бумагу, подписанную Лениным. Тот тут же отдал распоряжение, чтобы не беспокоили семью Чесноковых.
Моя мама вышла замуж, уехала в Ленинград, где и родился твой самый лучший муж на свете. После пяти лет меня забрала к себе тетя Вера, я провел у них десять лет, она стала мне ближе, чем моя родная мама. В Алуште я ходил в детский сад с год, затем в школу, обо мне заботились, как ни о ком другом. Все, что мне хотелось, мне покупали. Тетя Вера рассказывала мне, каких писателей, поэтов стоит читать, мне предложили заняться музыкальным образованием, водили в театр. Но я пытался поскорее освободиться от этого, мне нужна была свобода. Тем более, меня подвел мой слух. Затем я вернулся в Ленинград, там лучшее школьное обучение.
Эмма внимательно его слушала, переживала, порой сравнивала со своей жизнью. У каждого она разная, но кое-какие моменты похожи, особенно в детстве. Об этом и сказала ему, когда он окончил свои воспоминания.
– Ты сейчас говорил о свободе. Один видит ее, чтобы он мог делать все, что в голову взбредет, другому нужна свобода изъявления. Пока мы ходим, гуляем, работаем, мы редко обращаем внимания на эту суть. Только тогда, когда прижмет, когда обрежут тебе крылья, ты спохватываешься, что тебя лишили этой свободы, лишают тебя нормального дыхания. Нас выпустили из колонии, но мы все равно скованы законами страны, общественным мнением. Я отсидела и освободилась, но на мне осталось это клеймо, хотя и реабилитирована. Самый лучший выход не обращать на такие вещи внимание.
– Согласен. Поэтому пойдем в детский сад за нашим Илюшей и Беллой. Нам нужно договариваться об увольнении, затем приобрести билеты. Считаю, что лучше лететь самолетом, чем поездом с пересадками, перетаскиванием багажа. Будет даже дешевле.
По воздуху добрались лишь до Киева, где пришлось пересесть на поезд. Они не смогли заранее забронировать билеты на самолет из Украины. Что ж, кататься в эшелонах им не привыкать.
– Симферополь! Симферополь! Дальше добирайтесь чем угодно, это последняя станция, – громко вещала на весь вагон проводница Шура. – Не забывайте свои вещички. Не задерживайте меня, я тоже хочу хоть разок в море окунуться.
Аркадий Мазурский стоял вместе с Эммой и детьми на платформе, радостно потирал руки, улыбался и обратился ко всей семье, в том числе и к себе:
– Вот мы и в Крыму! Чувствуете, как здесь тепло, приятно! Вы постойте, я посмотрю, кто нам поможет дотащить вещи к автобусной остановке.
– Все уже разошлись, мы здесь последние. Может быть, мы сами потихоньку дотащим наш багаж? – спросила Эмма.
Возле них стояли четыре больших чемодана и две немаленькие сумки, каждый из них, кроме Аркадия, в руках держал сумочки, в которых были предметы первой необходимости, в том числе и еда. Глава семьи попросил их подождать, сам направился к выходу с железнодорожного вокзала. Первым делом подошел к автобусной остановке. Согласно графика, следующий рейс должен был состояться через два с половиной часа. Покачал головой, не зная, что делать.
– Молодой человек, вам транспорт нужен? – перед Аркадием стоял мужчина, на вид чуть постарше его. – Вы куда направляетесь?
– Я здесь не один а с семьей, едем в Алушту.
– Я могу вас подбросить.
– Много возьмете?
– Слушай, деньги – это пыль, сейчас есть, через час исчезли, будто их и не было. Пойдем к твоим, помогу вам.
Водитель первым бодро зашагал к платформе.
– Здравствуйте, девочки, привет парень! – он пожал руку Илье. – Я смотрю, вы сюда надолго собрались, вещей порядочно. Как тебя зовут? – обратился он к Аркадию. Тот назвал свое имя.
– Мы с ним относим два чемодана на Привокзальную площадь, вместе с нами пойдет ваша мама, она останется дежурить у вещей, а мы вернемся за остальными. Понятно? Герой, ты не боишься остаться на три минуты с сестричкой вдвоем здесь? Молодец! Аркадий бери один чемодан и сумку, я тоже возьму. Вы, мама, захватите что-нибудь легкое. Вперед!
Они поставили возле ступенек вокзала вещи, возле них Эмму, сами вернулись за детьми и другими пожитками. Когда вернулись, мужчина попросил подождать несколько минут, он пригонит машину. Действительно автомобиль появился довольно быстро.
– А куда мы столько вещей денем?
– Не волнуйтесь, Васька взялся, все будет в порядке.
Василий, все поняли, что водителя так зовут, погрузил сумки в багажник, а все чемоданы пристроил на верх машины, связал все веревкой, проверил надежность крепежа.
– Милая дама, вы не будете возражать, если ваш муж сядет в кабинку рядом со мной? Тогда рассаживаемся. Все в порядке? Поехали!
Водитель мастерский, отметил про себя Аркадий. Василий попросил его представить всех членов семьи. Затем спросил, они собираются снимать жилье, договорились с кем-то, или у них есть в Алуште знакомые?
– Я тоже сдаю приезжим комнату. хотя я говорил, что деньги пыль, но без такой пыли, нет жизни.
– Мы едем к моей тете, – сообщил Аркадий.
– У нее, наверное, фамилия есть, я в городе многих знаю, здесь родился, живу, только в Великую отечественную пришлось повоевать.
– Чеснокова, – кратко пояснил Аркадий.
– Вера Ипполитовна что-ли? Так ее почти вся Алушта знает. Это такая женщина, такой человек! Если нужна помощь, люди бегут к ней. Я вам расскажу, как я познакомился с ней. – Василий на минуту замолчал, вытер со лба пот, для этого у него сбоку лежало старенькое полотенце.
– Заболела моя доченька Аннушка. Поначалу мы не обратили внимание. А сама она молчит. Как-то заметили, что щеки у нее порозовели, пощупали лобик, померили температуру – тридцать семь и пять. Ничего страшного, дали таблетки, через час снова сунули термометр ей под мышку. И тридцати семи нет, успокоились. А утром она встать не может, вся горит. Нести Аннушку в больницу невозможно, дул такой сильный ветер, что на одном месте не устоять, деревья ломает. У меня тогда машины не было, это теперь я работаю водителем у председателя горкома. Что делать? Ждать, когда стихнет ураган, опасно.
Соседка говорит моей жене, отнесите дочь к Вере Ипполитовне, она мастер на все руки, живет не очень далеко. Можно у нее взять тачку и туда посадить дочь. Я засомневался, а жена говорит: «Сажай Анюту в тачку и бегом к доктору». Я и раньше слышал, что Вера Чеснокова прекрасный хирург. Но не дома же она будет оперировать? Жену иногда слушать надо. Привез я доченьку к ней, постучал.
– Кто в такой буран в мой дом ломится?
Открыла, завезли мы с женой живой груз, доктор велела положить ее на кровать, осмотрела.
– У нее язва желудка, нужна немедленная операция. Скорую вызывать бесполезно, на пути есть такое место, где ветер может опрокинуть машину и сбросить ее в море. – Она к моей жене: мойте руки, сейчас дам перчатки.
Сама накрыла стол чистой скатертью, стул полотенцем, затем достала из шкафа чемоданчик открыла его, стала доставать различные медицинские предметы и класть на стул. Велела нам положить Аннушку на стол, частично накрыла ее простыней.
– Лида, вы будете делать все, что я скажу. Нужно немедленно удалить язву желудка. (Это я ей сказал имя жены).
Я стоял в стороне, иногда садился и вновь вставал, вся одежда моя промокла от пота. Доктор, как я понял, усыпила нашу дочь, что они делали, я не видел. Время для меня тянулось бесконечно медленно, но я даже не догадался взглянуть на свои наручные часы. Наконец операция закончилась.
– Все в порядке, будет жить. Лида, большое вам спасибо за помощь.
– Да вы что? – возмутилась моя жена. – Вам огромнейшая благодарность, что спасли нашу дочь, я только по вашему указанию подавала инструменты.
Встал вопрос, как доставить Анюту домой, тачка здесь не подойдет, разойдутся швы. Вера Ипполитовна говорит, что девочка останется у нее, пока не поправится, Лида тоже, надо же кому-то за ней ухаживать, а я буду доставлять в дом продукты. После всех тревог, когда мы через полторы недели будем забирать Анюту домой, доктор скажет, что моя жена отличная кухарка. C тех пор Вера Ипполитовна для меня бог. Вот мы и в Алуште, немного попетляем, и я вас привезу к дому тети.
– Василий, сколько я должен тебе заплатить за твою помощь.
– Зови меня Васей. Мне за это время оплатит государство, с племянника тети Веры ничего не возьму. Хотя, погоди, дай мне на бутылочку вина, тортик для жены, шоколадку для моей Анюты. Выходите аккуратно, не спеша. Сейчас я сниму чемоданы. Хочу первым порадовать Веру Ипполитовну.
Василий захватил два чемодана поднес ко входу и нажал на кнопку звонка, оттуда послышался глуховатый старческий голос: – Кто не дает мне последние известия послушать? – Дверь отворилась, женщина была в халате, по лицу было видно, что звонок ее разбудил.
– Васек? Что-нибудь с Аней случилось?
– Все мы живы здоровы, чего и вам желаем. Посмотрите, кого я вам привез?
– Кто это?
– Тетя Вера, это я, Аркадий с семейкой. Примите?
– Арик, мальчик мой! Здравствуй! Как рада тебя видеть! Заводи всех твоих в салон. Какие симпатичные детки у тебя! Проходите, проходите, вещи пока в коридоре оставьте. Тебя, мой друг, как зовут?
– Илья.
– Ты совсем большой, Илья. Дай я тебя обниму, давно мужчин не целовала.
– Это моя сестра Белла.
– Здравствуй, Белочка. Теперь представь мне вашу маму. Ты, Илюша очень похож на нее.
– Я – Эмма, – сообщила сама мама детей.
– Эмма, будь за хозяйку. Мне продукты покупает соседка, в основном она и готовит. Ты загляни в холодильник, что нужно, принеси к столу. Знала бы, что вы сегодня приедете, дала бы задание приготовить праздничный ужин. Надеюсь, перекусить всем хватит. Арик, я хочу чтобы вы здесь обосновались навсегда.
– Вера Ипполитовна, я чемоданы занес в свободную спальню, пойду домой.
– Вася, ты не останешься с нами на ужин, не пропустишь стаканчик вина?
– Спасибо большое, мне жена ждет, Аннушка с Толиком.
– Это тебе спасибо! Заходи, когда появится время, я твоих деток давно не видела.
Более двух часов длился ужин. Тетя Вера расспрашивала племянника о его жизни, работе, интересовалась, где он познакомился с будущей женой. Он сказал, что встретил на дороге, но о колонии, из которой она вышла, даже и не заикнулся.
– Симпатичная девушка, она мне нравится. Ей необходимо поправиться, – заявила тетя, когда Эмма вышла в кухню.
– Тетя Вера, мы очень устали. Давайте завтра продолжим нашу беседу.
– Конечно, сейчас покажу, спальни, где вы будете отдыхать. Укладывайте детей и сами ложитесь спать. Спокойной ночи, взрослые и дети.
Легли они, когда еще было только девять вечера, поэтому поднялись в шесть утра. Вышли из спальни, заглянули к детям. Они сидели на одной койке и баловались. Эмма предложила пойти на пляж, она ни разу не видела моря, что уже говорить о детях. Быстренько нашла в чемоданах одежду для купания.
– И чего вам не спится? – встретила их в салоне тетя Вера. – Вижу, вы собрались к морю. Правильно, завтракать рано. Нет, мое море – теплая ванна.
Аркадий без проблем привел их к берегу. К удивлению новых жителей, на пляже было полно людей. Многие плавали, многие загорали. Солнце светило во всю, но жарко еще не было. Быстренько скинули верхнюю одежду и тоже побежали плескаться. Эмма попросила их не заходить далеко, сама боялась опустить все тело в воду. Возле детей был Аркадий, следил за малышами, звал к себе Эмму.
Она зашла в море по пояс, сжалась, затем вся окунулась в воды Черного моря, засмеялась от радости. И поплыла, взмахивая то одной рукой, то другой. Далеко не отплыла, стала двигаться вдоль берега. Вернулась к детям, улыбка не сходила к ее лица.
– Прелесть. Бедлочка, ложись на мои руки и греби не спеша, ножками молоти. Хорошо, сдвинулись с места. Аркадий, вижу твое нетерпение. Оставь ребят, я побуду с ними, а сам поплавай.
Он поплыл, через несколько минут его почти и видно не было. Появился через минут пятнадцать. Стал обрызгивать всю семейку. Те напали на него, Илюша старался удержать руки отца, а Эмма и Белла бросали воду ему в лицо.
– Так не честно, трое на одного. Ладно сдаюсь. Нам пора домой завтракать. Мы переоденемся, а вы, детки, можете идти так, ваши трусики высохнут по дороге. – Аркадий обернул поясницу полотенцем, заменил плавки, этот же маневр совершила Эмма.
– Жаль, что мы не взяли с собой деньги.
– На пляж деньги? Их бы тут же своровали. Если люди и захватят с собой что-то, то мелочь, чтобы хватило на мороженое или пиво.
После завтрака Аркадий и Эмма оставили детей дома, пошли по магазинам. Тетя Вера дала им деньги, Аркадий отказывался их брать. Не израсходовали накопленные ими в Тюмени, но тетя сказала, что и не собирается ему что-то дать, насильно сунула деньги Эмме в карман блузки.
Взрослые решили осмотреть приморский городок, заодно подумывали о том, как они войдут в его повседневную жизнь. Они не просто ходили, но и читали объявления, посматривали по сторонам. Аркадий, прощаясь вчера с Василием, попросил его поинтересоваться, не нужен ли где шофер.
Здания в основном были на возвышенности, но не далеко от берега моря. Эмма увидела легкий одноэтажный домик, окна его были прикрыты легкими занавесками, за которыми виднелись мелькающие люди. Предложила мужу подняться и зайти туда. Так и сделали. Это оказалась парикмахерская.
Они шли медленно, но стрелки часов передвигались быстрее, поэтому все поиски отложили на позже, сами зашли на рынок, купили все необходимое. Эмма показала Аркадию на продаваемые цветы. Купили букет красных роз.
Дома он торжественно преподнес их тете Вере, сказал, что они куплены за их деньги.
– Не рассказывай сказок, обворовали бедную тетушку, – засмеялась она и расцеловала Эмму и Аркадия. – Завтра, мой дорогой, ты остаешься в моем распоряжении. Ваши паспорта, метрики отдаете мне, и мы идем вас прописывать.
— Но как я пойду без паспорта устраиваться? – Эмма вопросительно посмотрела на тетю Веру.
– Не имея штампа в паспорте, что ты здесь постоянно живешь, тебе тоже могут отказать в приеме на работу. Пока поинтересуйся, где твоя специальность нужна, сколько платят, скажи, что на днях придешь.
Вечером вся семья Мазурских была вновь на пляже. Море влекло их, оно было почти гладким, небольшие волны слегка выплескивались на берег, унося бумажки, которые нерадивые туристы бросали у воды. В одном месте волна билась о валун, там многие любили попрыгать, стараясь не подставить голову под ее брызги.
Илья и Белла на берегу лепили из песка крепость, по сторонам сооружения наливали воду, девочка ее носила в пустом стаканчике из-под мороженого. Взрослые в это время плавали. Когда вернулись назад, Аркадий показал детям, как он ныряет. Вынырнул довольно далеко от места вхождения головой в воду.
– И я так хочу! – закричали одновременно Илюша и Белла.
– Вы сначала научитесь хорошо держаться на воде. Сначала попробуйте вдохнуть и долго не выдыхать. Нет, Белла, ты слишком быстро открываешь рот, когда ты окунешься в воду, то она попадет тебе туда, а потом в легкие, ты задохнешься. Тренируйтесь ребята, через день, два возьмусь за ваше обучение. Солнце вот-вот зайдет, идемте домой, а то темно станет, не найдем наше жилье. По дороге расскажете, вам здесь нравится или нет.
Уйти утром на поиски работы у Эммы не получилось, не на кого было оставить детей. Она прошлась вместе с ними недалеко от дома, походили возле детского сада, посмотрели, чем занимаются дети, поговорила с воспитательницей, оказалось нужна справка из районо.
Тетя Вера и Аркадий вернулись в двенадцать часов, он хотел отдохнуть, но Эмма потащила его оформлять детей в детсад. Потом районо закроют. Много времени это не заняло, решили, несмотря на полудневную жару, пройтись по другому району, чтобы поискать ателье или нечто подобное. Оказалось, по информации местных жителей, их здесь несколько. Они решили навестить ближайшее.
– А вы в Алушту надолго? – сразу спросила их заведующая. – Или подработка нужна, чтобы домой уехать?
Эмма показала паспорт с пропиской, заодно трудовую книжку.
– Мы занимаемся в основном шитьем пляжных вещей: плавки мужские, женские лифчики, другие женские купальные принадлежности. Иногда к нам приносят на ремонт платья или штаны у кого порвались. Сейчас появилась новая мода шорты, короткие штанишки, нам нужен мастер по их шитью. Вы могли бы за это взяться?
– Шорты? Я их ни разу не видела, нужно посмотреть и попробовать их сшить. Кто кроить их будет?
– Тот же, кто и шить.
– Я могу завтра придти работать?
– Приходите, рабочий день начинается в восемь утра. Если вы освоите шитье шорт, они пользуются большим спросом, то у вас будет повышенная заработная плата.
Когда они вышли, Эмма спросила у мужа, слышал ли он что-нибудь о шортах. Нет, ответил он. Идем скорее домой, не то я расплавлюсь.
– Я тоже, тогда мы будем одно целое.
– Мы и сейчас вместе с детками одно целое.
Они порадовали сообщением о трудоустройстве Эммы тетю Веру. Она похвалила их, добавив, что могли бы пару неделек понежиться свободой, работа никуда не убежит.
– Где ты молодость? – со вздохом добавила она.
Аркадий и Эмма заметили, что самочувствие тети далеко от хорошего. Она пила много таблеток, частенько уходила в спальню, чтобы полежать, редко выходила из дома. Да и походка выдавала ее самочувствие, хотя она хорохорилась. При ней всегда была палочка, как она говорила, третья нога.
Теперь у них встал вопрос о поиске работы для Аркадия. Он уже заходил на заправочную, спрашивал, может быть им известно, где нужен водитель машины или слесарь по их ремонту. Там ничем не смогли помочь, так же как и таксист, который сказал, что в таксопарке он не слышал, что еще нужны водители автомобилей. Администрация, пояснил он, находится в Ялте.
Эмма работала, дети ходили в детский сад, Аркадий себе места не находил. Как это он с детьми должен сидеть на зарплате жены. Он обошел весь город, согласен был устроиться в ресторан мойщиком посуды, но там, если нужда появлялась, брали отдыхающих, которым платили минимум. Он отправлялся на пляж, подолгу плавал, и сразу же отправлялся домой.
Прошел почти месяц с того момента, как они приехали в Алушту. Аркадий плыл вдоль берега, затем оторвался, поплыл в даль. Когда приблизился опять к берегу, услышал крики: «Тонет! Мальчик тонет!» Он рывками добрался к месту трагедии, мальчик лежал лицом в воду. Аркадий подхватил его на руки, ногами он уже доставал до дна, понес к берегу. Кто-то принес полотенце, он положил паренька на него, потрогал шею, он не дышал. Стал делать искусственное дыхание.
Научился этому, когда находился в колонии. Там хоть редко, но бывали случаи избиения друг друга, некоторые теряли сознание. Один из узников по профессии врач научил его, как привести в чувство такого человека.
Изо рта паренька фонтаном брызнула вода, он начал дышать. Появились родители ребенка, они стояли над пятилетним сыном и Аркадием. Вокруг собралась порядочная толпа. Некоторые возмущались, обращаясь к поднявшемуся от паренька спасателю.
– Почему ты где-то плаваешь, когда здесь у берега люди тонут? Тебя нужно отдать под суд, а ты зарплату получаешь. Где начальство пляжа?
Прибежал, запыхавшись, полный пожилой мужчина, узнал в чем дело.
– Товарищи, не волнуйтесь, мы обязательно примем меры, накажем виновного. Больше такого не повторится. Кто спас мальчика?
Кто-то показал на уходящего мужчину.
– Товарищ, постойте, мне нужна ваша фамилия. Я очень вам благодарен за оказанную помощь.
Из толпы раздались крики: – Чего ты ему жмешь руку, его уволить надо и посадить на несколько лет в тюрьму. И вас нужно уволить, чтобы таких лодырей не нанимали.
– Товарищи, успокойтесь! Я не могу вас перекричать. Спасатель сейчас сидит за пляжем и плачет. А этот товарищ такой же отдыхающий, как и вы, поэтому я выражаю ему свою признательность. Скажите, где вы работаете, я напишу благодарственное письмо.
К Аркадию подошли родители мальчика, обнимали его. от них он услышал столько добрых слов, что смутился. А начальник пляжа не унимался, пытался узнать, в каком городе на каком предприятии он работает. Пришлось объяснять, что недавно приехал в этот городок, но с трудоустройством пока не получается.
– Слушайте, молодой человек! Может быть, вы согласитесь работать спасателем на этом пляже. Я тут же вам премию выпишу за спасение утопающего.
– Что ж. я согласен.

Глава 12 Будни семьи Файнберг

К братику Мише Маша относилась доброжелательно. Когда он был маленький, подходила к его кроватке, качала ее, смотрела на него с интересом, пыталась научить говорить.
– Он еще крошка, ничего не понимает. Подрастет, будешь ему стишки рассказывать, книжки читать, – объясняла ей Даша.
– Но он же улыбается, когда я к нему подхожу.
– Это, Машенька, проще. Но ты беседуй с ним, все это со временем отложится в его головке. Имей терпение. Сама домашнее задание выполнила?
– Да, осталось немножко почитать по литературе.
В салон, где находились Даша и дети, зашли родители Евсея. Борис тянул левую ногу, шаркая по полу, она у него болела, а врачи ничем не могли помочь. Он стал немного горбиться, а Муся держалась прямее, но и у нее хватало болезней. Проблемы были с желудком, начали дрожать руки, хотя она всячески пыталась скрыть этот дефект. На прикроватной тумбочке стояло довольно много различных таблеток, капель. Возраст, – вздыхая, говорили они, – никуда не денешься.
Интересные отношения сложились у пожилых родителей с Дашей. Если Борис без всяких колебаний сразу принял ее как родного человека, то Муся относилась настороженно. Как-никак, человек другой национальности, так она поначалу думала, еще потащит любимого сыночка в церковь. Даша как бы этого не замечала. Прошел месяц, другой, и мама Евсея души в ней не чаяла, невестка стала ее доченькой. Она видела, насколько по-доброму, с душой относится невестка к ее сыну, к малышам.
По возвращении в Калугу приготовление обеда, ужина Муся взяла на себя, за что Даша была очень благодарна, так как учеба в институте занимала у нее много времени. Но если она во время работы свахи на кухне находилась дома, то заходила к ней, интересовалась, как приготовить то или иное блюдо. Во время жизни в Лиде, Дашу эта проблема не интересовала, все делала ее сестричка Нина. Приходилось учиться сейчас.
Евсея кухня не интересовала, если он и забегал туда, то чтобы полакомиться чем-то вкусненьким. Его голова была занята учениками. Как классному руководителю, ему приходилось сопровождать детей в туристские походы. Нужно сказать, что делал свою работу с удовольствием. Возвратившись из леса домой, усталый, но довольный, рассказывал об интересных случаях. Руководил он в этом году 9-А классом. Выпивал кружку холодной воды, садился на диван и начинал свой отчет.
– Каждый из ребят приносил с собой в рюкзаке питание, и все как один пытались угостить меня своими колбасами, яйцами, овощами, фруктами. Я им говорю, что если все съем, то меня нужно будет не автобусом увозить обратно, а трактором с подъемником. Зато я им готовил к их колбаскам целую картошку, часть варили, часть запекали в углях.
Когда они в классе, то все заняты своими делами, чужие какие-то. А в лесу все будто родные. Вначале немножко стесняются, но проходит минут десять и они оживают, смеются, анекдоты, иногда неприличные, рассказывают. Поздно вечером попросил их лечь, ведь завтра дальше идти. На минуту сам заглянул в свою палатку, попил водички, снова вышел. Посмотрел, за деревьями тени, подошел ближе, стоит парочка и целуются. Вначале хотел их прогнать в палатку, но подумал: дело молодое, когда еще обниматься, целоваться. Ушел спать. Утром спрашиваю у парня, что девушку к дереву прижал: – Выспался? Ответил, что выспался.
– Что на весь класс ты один из учителей был? – поинтересовалась Даша.
– Они более-менее послушные ребята. Должна была идти с нами пионервожатая, но в последний момент плохо себя почувствовала. Завуч хотела отменить поход, но молодежь уже настроилась, сказали, что готовы сами пойти на экскурсию в лес. Главное, все нормально закончилось.
– А с тобой никто из девушек не решился целоваться?
– Почему же? Все двенадцать одновременно, никакого выбора. Двое сорванцов не пошли. К лучшему! У них, что по дисциплине, что по предметам неудовлетворительно. Одного вообще хотят перевести в особую школу, не хочет учиться, пропускает занятия, не готовится, двоечник. Да родители на высоком положении, дирекция школы боится его трогать.
Мы наших детей воспитываем нормально, слушаются нас, Маша наша отличница.
Девочка, моя милая, отвлекись на минуту. Кем ты хочешь стать?
– Я еще не думала над этим.
– Мне кажется, тебе нравится литература, – Даша искоса посмотрела на нее, а Евсей строго махнул жене указательным пальцем.
– Литература нравится, английский язык и история тоже. Поживем – увидим.
– Машенька рассуждает как взрослый человек. Правильно говорит, выберет себе профессию к концу учебы в школе, – назидательно произнес дедушка Борис.
Даша не успокоилась. – Мне коллеги рассказали, что один одиннадцатилетний паренек написал рассказ о звездах и отослал в журнал «Юность». Мне обещали его принести. Интересно, что ему прислали гонорар, там думали, что он взрослый человек. У него счета в сберкассе своего нет, родителям отказали выдавать деньги. Тогда они позвонили в редакцию, те прислали новую квитанцию на имя отца.
К этому времени Даша окончила институт, и ее взяли туда же на работу. Она задумала трудиться над кандидатской диссертацией. Но с временем было сложно, так как в хозяйственной опоре семьи, родителей Евсея обострились болезни, то одного, то другого клали в больницу. Теперь приготовление еды легло на плечи Даши, ей немножко помогала Маша, занималась в основном уборкой квартиры. Все же аспирантка могла сидеть до двух часов ночи читать статьи и записывать в тетрадь наметки кандидатской.
Несмотря на трудности, семья была довольна жизнью. Но иногда спокойствие прерывалось и начинались сложности, неприятности. Беда произошла с Евсеем. Его должны были судить.
Ученик Евсея Борисовича Файнберга десятиклассник Женя Росликов изнасиловал одноклассницу. Та дома ревела, в школу отказалась ходить. В учительскую собрали всех учителей, директор школы набросился на классного учителя Евсея Борисовича, сказал, что он просмотрел деяния парня, не занимался его воспитанием.
– Вы прекрасно знаете, – ответил Файнберг, – что я не раз ставил вопрос об отчислении Евгения Росликова из школы за непосещение уроков, за плохую учебу, за такое же поведение. Хулиганские наклонности в классе заметили давно, на собраниях мы говорили об этом, требовали от него изменить свое отношение к жизни. Я вызывал его родителей, но ни разу их здесь не видел. Вот мы и дождались. Нужно потребовать, чтобы правоохранительные органы арестовали его и судили. Слыханное ли дело изнасиловать несовершеннолетнюю девушку. Вы уверены, что она у него первая? И родители должны ответить.
Директору не было чем парировать. Снова позвонили отцу Жени. Тот обещал придти, но сказал, что сможет только в восемь вечера. Очередное собрание учителей пришлось назначить на столь позднее время. Николай Иванович Росликов, заместитель председателя городского Совета не успел войти, как набросился на учителей. Это они упустили воспитание его сына, они разбаловали его, они спускали с руки шалости парня. Теперь сами и несите ответственность за его поступки. Он ни в чем не виновен, это сама девчонка набросилась на мальчика, разделась, заставила Женечку пойти на близкие отношения с ней.
Директор школы Петр Сергеевич Фокин не выдержал, показал отцу Евгения документы, где было записано, сколько раз приглашали родителей в школу, начиная с четвертого года его обучения, какие нарушения он совершал.
– Посмотрите школьный журнал за этот год, ваш милый Женя пропустил две трети занятий, полюбуйтесь его двойками. Он вообще часто отказывался отвечать, выходить к доске, сидел развалившись на парте. И вам, уважаемый Николай Иванович, много раз сообщали об этом. Нечего на учителей бросать тень, они трудятся отлично, класс, которым руководит Евсей Борисович лучший в школе, был бы лучшим в городе, но ваш сын портит всю картину.
Николай Иванович поднялся, лицо его пылало.
– Мы посмотрим, кто виноват. Я на вас всех подам в суд, вам не школой управлять, а в детский садик ходить. Тогда вспомните, кто такой Росликов. Постараюсь, чтобы всех вас лишили права преподавания в школах.
Через несколько дней Петр Сергеевич сообщил учителю, что он написал письмо в Областной Комитет партии, где описал как поведение сына, так поведение и слова его отца. Пусть решают, достоин такой человек занимать высокий пост, руководить людьми или нет.
Евгения Росликова не вызвали в милицию, а пригласили. Поговорили с ним и отпустили. К следователю вызвали Евсея Файнберга, он должен был явиться через два дня. Тихим декабрьским вечером он возвращался домой, в руках у него, как всегда, был портфель. Уже стемнело, фонари горели на столбах, но не на всех, да и стояли они далеко один от другого. Вдруг он услышал крик:
– Получай, жидяра!
Евсей успел шагнуть вправо, отвести в сторону голову. Удар городошной палки пришелся прямо по колену правой ноги. Боль пронзила его до самого сердца, она была сильнее, чем когда его ранили во время войны. Он присел, потом прилег прямо на пешеходном тротуаре. Рядом никого не было видно, никто не мог оказать ему помощь. А до квартиры оставалось метров пятьсот.
Превозмогая боль, Евсей поднялся. Правую ногу переставлять не мог, он ее тащил. Каждый метр давался с трудом, приходилось часто отдыхать. За сколько времени преодолел эти метры до дома, он не знал, но явно прошло не менее часа. Дверь он и не попытался открыть, нажал на звонок. Открыла Даша, Евсей едва удержался, чтобы не упасть на нее.
Она сумела затянуть мужа в квартиру, уложила на диван, осмотрела рану. Колено было разбито. Отец и мать охали возле раненого сыночка, не зная, что предпринять. Даша быстренько оделась, сказала, что старшей остается Маша, а она бежит за скорой помощью. По дороге поймала какого-то мотоциклиста, он быстро довез ее до больницы. Назад возвращалась вместе со «Скорой помощью».
Приехавший дежурный врач ничего не стал предпринимать, велел санитарам положить Файнберга на носилки и отвезти его в больницу. Даша снова дала распоряжение всем успокоиться, опять приказала Маше заняться дедушкой и плачущей бабушкой, дать им валерьянки, уложить спать Мишу, оставила ее старшей в квартире. Все будет хорошо! – заявила она и вышла, чтобы сесть в ту же машину, куда вынесли Евсея.
Маша сама очень волновалась. Пока Даша бегала за «Скорой», она стояла возле отца, принесла ему воды, гладила по волосам. Ей самой было больно смотреть на папу, но сдерживала слезы, хватит, что бабушка рыдает, а дедушка за сердце держится. Она их попросила не волноваться, потому что их слезы негативно влияют на их младшего внука. Немножко витиеваты были ее слова, но как иначе обращаться, чтобы атмосфера не была такой гнетущей.
– Мой папа жив и будет жить, поэтому ведите себя спокойнее, – заявила Маша, и это помогло на некоторое время. – Берите пример с Миши. Братишка, пойдем, я тебе постелю, пора спать.
– Папа заболел? Я хочу подождать маму и папу.
– Придется долго ждать, поэтому ложись в кровать, а утром мама к тебе придет.
Теперь мысли Маши были с отцом, как он там, в больнице, стало ли ему лучше, что теперь делают врачи. Жаль, что она ни хирург, быстро бы провела операцию, и папа на второй день был здоров. Маша принесла еще стакан воды, дала дедушке Борису бутылочку с валерьянкой, когда он накапал, дала выпить бабушке, вторую порцию проглотил дедушка.
Втроем они стали дожидаться приезда Даши. Появилась она уже за полночь, сказала, что еле успела на последний рейс автобуса, была единственной пассажиркой в нем.
– Сене промыли рану, сделали обезболивающий укол, дали пилюлю, чтобы уснул. Сказали, что завтра утром соберут консилиум, решат, что делать с его коленом. Необходимо провести рентген, решили сделать его утром. – Даша тяжело вздохнула: – Какая сволочь так раздробила его колено? Голову ему так бы покорежить. Главное успокоиться. Машутка, тебе большое-пребольшое спасибо. Все, я иду раздеваться, все идут спать. Спокойной ночи, – она двинулась в сторону коридора, где была вешалка, на ходу снимая с себя пальто. Все разошлись по комнатам.
Утром Маша хотела пойти к отцу, но мать не позволила ей этого сделать, объяснила, что папе она помочь не сможет, только разволнует его, так что топай в школу, не нужно пропускать занятий, все будет хорошо. К папе она отправится одна, сейчас позавтракают, Даша отведет Мишу в детский сад, потом уже навестит папу в больнице.
Как только отходило действие лекарства, Евсей чувствовал такую сильную боль, что хотелось кричать, но он сдерживал себя, только изредка из его горла вырывался стон. Евсей сам удивлялся, как он смог добраться до своей квартиры, теперь без костылей не обойтись. Вспомнил, как подобное с ним случилось во время войны, только тогда осколок повредил мякоть той же ноги.
Завтракать он отказался. Наконец после десяти утра появилось двое врачей и столько же медсестер. Старший сделал выговор дежурной работнице, потребовал, чтобы пациенту немедленно ввели обезболивающее в ногу. Затем распорядился, чтобы Файнберга направили на рентген.
– Не волнуйтесь, мы с вами через час встретимся, – сказал он травмированному мужчине. – Зря вы не позавтракали.
Через полтора часа Евсея положили на операционный стол. Ему подправили колено, закрепили кости, так позже сказала ассистентка хирурга, когда к нему вернулось сознание. Он посмотрел на ногу, она стала, благодаря бинтам, раза в три толще, попытался ею пошевелить, но не смог. Почувствовал на мгновение резкую боль, но она тут же прошла, больше экспериментировать он не желал.
Подошла дежурная медсестра, показала шнурок, свисающий над его головой, попросила в случае надобности дернуть за него, в отделении услышат звонок и придут к нему. Надо будет, принесут «утку».
«И сколько времени я буду так лежать? Смогу ли я нормально ходить? Как только увижу доктора, спрошу. Интересно, кто заменит меня в школе? Есть преподаватели, что ведут историю в средних классах».
Евсей прикрыл глаза, начал сгибать руки, насколько позволяла койка. Решил заниматься физическими упражнениями, чтобы тело не превратилось в кусок мяса. И тут ощутил поцелуй в щеку. Приподнял веки, у изголовья стояла Даша.
– А я подумал, что это медсестра.
– Шутишь, значит все в порядке. Я говорила с врачом, что оперировал тебя. Сказал, что тебе порядком придется провести в больнице, слишком тяжелое повреждение. Как себя чувствуешь?
– Нога моя стала похожа на баобаб. Ни поднять ее, ни повернуть не могу, сил не хватает. Лежу все время на спине.
– Думаю, через день, второй часть обмундирования с нее снимут, тебе сразу станет легче. Скажи, ты видел, кто в тебя палку бросил?
– Разве в такой темноте увидишь? Да и не до этого подонка было, чувствовал, будто у меня ногу отняли, так болела.
– Надеюсь, милиция разберется. Тебе родители и детки передавали привет, особенно беспокоится Маша, глазки были мокрые, когда я вчера пришла.
– Скажи, что все будет в порядке, скоро увидимся.
– Она рвется к тебе, но я обещала, что после школы мы тебя навестим. Все, я пошла на работу, а ты быстрей выздоравливай. Целовать тебя не буду, а то ты вновь меня за медсестру примешь.
– Это на тебя не похоже, я еще не забыл твой самый первый поцелуй, когда мы еще почти не были знакомы. – Евсей выпучил губы, Даша его поцеловала.
Утром того же дня главный врач позвонил в милицию, но просил навестить пострадавшего на следующий день, так как травмированный пока плохо себя чувствует. Об этом разговоре сообщил Евсею. Тот поблагодарил его.
Не успел больной позавтракать, как появился следователь. Он поинтересовался его здоровьем, затем попросил врача перевезти Евсея в отдельную палату, чтобы смог поговорить с ним наедине. Пришлось положить раненого на каталку и доставить в пустую комнату. Следователь представился, звали его Иван Коротич, расспросил, где и как это было.
– Вы не видели его, но, может быть, знаете, кого вы обидели, кто мог затаить на вас зло?
– Я – учитель, если ученик не справляется с заданием, указываю ему на его ошибки, плохое поведение.
– В последнее время, кому больше всех досталось?
– У нас большинство учеников хорошо учатся, разве что Евгений Росликов, но его делом занимаются в милиции. Он ведь изнасиловал несовершеннолетнюю девушку из моего класса.
– Рассматривали такой эпизод, но доказательств не нашли, поэтому дело закрыли. Но не я его вел. Значит, вы думаете, что камень в вас бросил Росликов?
– Я могу думать что угодно, но у меня никаких доказательств его причастности к этому инциденту нет, поэтому обвинять Евгения не имею права.
– Какие у вас отношения с соседями, товарищами по работе?
– Я их в выходные и то редко вижу. Никаких споров у нашей семьи с ними не возникало. С коллегами хорошие отношения.
Зашла медсестра, сказала, что больному нужно измерить давление и пора принимать лекарство.
– Можете возвращать его обратно на свое место, я окончил допрос.
Евсей и медсестра удивились, какой может быть допрос, если в данном инциденте бросали биту в него. Он вспотел, отвечая на вопросы следователя. Бесполезное дело, если за изнасилование не смогли Росликова привлечь к ответу, что говорить об этой ерунде с палкой. Так заявил следователь. Что от него, Евсея, хочет прокуратура?
А товарищи Росликовы написали в милицию жалобу, где требуют призвать к ответственности Евсея Борисовича Файнберга за то, что вместо того, чтобы заниматься воспитанием их сына, он только орал на него, обзывал нецензурными словами, выгонял из класса. Поэтому у парня сейчас проблемы со здоровьем, его отправили лечиться на юг. Они требуют взыскать деньги с классного руководителя за душевные травмы сына. Таким как Файнберг не место в школе, написал отец Росликов.
– Они, наверное, газет не читают, радио не слушают. Сейчас не сталинские времена, пусть сами и отвечают за сыночка, воспитанного во вседозволенности. Мне их бояться нечего.
Евсея навещали Даша с Машей и мама, отец себя совсем плохо чувствовал. Его хотели поместить в больницу, но он наотрез отказался, ответил доктору, что достаточно, что там находится его сын. Пришло четверо учителей из его школы, возмутились его сообщением, о клевете на него сотрудников.
– Ты прекрасно знаешь нас, мы никогда на такую подлость не пойдем. Если кто и мог, то разве что Газанов. Мы ему обструкцию устроим. Ты поправляйся, мы тебя ждем в учительской. Соберем все и напишем письмо в Генеральную прокуратуру. Что у нас с ума посходили? Изнасиловали девчонку, а вместо, чтобы его посадить в тюрьму, папаша пишет клеветнические заявления.
Настроение у Евсея сразу поднялось, тем более вскоре пришла Маша, одна, так как мама встречалась с одним из перспективных студентов, с которым решили выпустить брошюру по психологии пожилых людей. Даша попросила дочь извиниться за нее перед мужем, она навестит его, но позже.
Через пару дней к больному заскочил коллега Юрий Якушин. Он сообщил, что сыночка Евгения отец куда-то отправил, а к Евсею у прокуратуры никаких претензий нет. Так прокуратура ответила на совместное письмо учителей школы. Файнберг поблагодарил товарища за добрую весть, тот убежал домой к семье.
Как узнает позже Евсей, они так и поступили, хотя директор сначала возражал, боялся, что это ляжет пятном на всю школу. Все же его убедили. Этим делом уже занимается другой следователь, а Росликова нашли и посадили в КПЗ. Никуда он не уезжал, сидел у родного дяди и трясся.

Три недели продержали Евсея в больнице, выписали, но без палочки обходиться он не мог. Вообще-то уход его из больницы был вынужденный, скончался его отец. Еще после переезда в Калугу Борис держался молодцом, но свои появлявшиеся с каждым годом многочисленные болезни, травма сына, доконали его. За все свои неполные шестьдесят пять лет он ни разу не лежал в больнице. Почти никогда не жаловался, но по его движениям, лицу было видно, что его организм требует починки. Муся постоянно убеждала мужа пойти лечиться в стационаре, а Борис на это обижался, говорил, что она еще успеет избавиться от него. Ему выписывали лекарства, жена смотрела, чтобы он их вовремя принимал, иначе он мог и забыть.
Все время Борис уделял своим внукам Машеньке и Мишеньке. Ходил гулять с ними в сквер, играл в шашки, читал им детские рассказы, сказки. Когда Маша писала домашние сочинения, проверял, помогал исправлять ошибки. Всегда следил, как она справляется с учебой. Мише помогал осваивать азбуку, новые слова, арифметику. Только в последний день он попросил их пойти погулять самим, причем быть осторожными, не выбегать на дорогу. Умер тихо ночью.
На похороны пришли соседи, друзья, возложили венки, цветы на могилу, дома Даша приготовила все, чтобы со всеми помянуть доброго дедушку Бориса Файнберга. Когда все разошлись, она уговорила лечь спать Сеню, сама занялась мытьем посуды, уборкой квартиры. Заодно маму Мусю пыталась успокоить, потом уложила ее в салоне на диван, так как спальня слишком много напоминала пожилой женщине о том, сколько ночей провели она вместе с Борисом в этой постели.
Интересно получилось, Даша называла Мусю мамой, а вот отца Евсея Борисом Григорьевичем. Почему? Она и сама не могла ответить на этот вопрос. Но и с ней и с ним у нее сложились хорошие семейные отношения. Через небольшой промежуток совместной жизни Даша стала для них родным человеком.
Мама Муся тоже была болезненным человеком. Сказалась смерть ее родителей в годы эвакуации, отца скосил тиф, мать умерла от туберкулеза. Голод способствовал развитию болезней у них. Муся держалась, ходила к врачам, не в пример мужу, пила своевременно таблетки. Но после похорон мужа совсем сникла, к столу ее приходилось звать по несколько раз. Однажды Евсей сделал ей выговор.
– Отец умер, мы все когда-нибудь умрем, но пока жизнь продолжается, нужно двигаться, радоваться каждой минуте самим и радовать своих близких. Мамочка, спеки нам тортик с чем-либо сладким внутри. У тебя это раньше прекрасно получалось. Мы с Дашей, внуки оценим твое мастерство.
Как не послушаться родного сыночка. Муся испекла два вида тортов, один с яблоками, другой шоколадный. Всем так понравился второй, что просили добавки, но Даша сказала, что много сладкого вредно. А первый торт оставили на потом, когда расправятся с шоколадным. Даша тут же попросила маму Мусю написать рецепт, чтобы она могла когда-нибудь попробовать проэкспериментировать в изготовлении чего-то подобного.

Несмотря на занятость работой, домашними делами, Даша поглядывала, как Маша возится с Мишей. Девочка иногда шутила с ним, разыгрывала его, иногда была строгой, требовательной, но во всех отношениях чувствовалась любовь к братику, похожую порой на материнскую любовь. Даша была очень рада, ведь ей не всегда хватало времени обучать сыночка чему-то новому. В этом ей помогала Маша. Теперь же не было дедушки Бориса. И когда она сама справляется с учебой? – волновалась мама.
А зря, девочка училась хорошо, за четверти, за год у нее в основном были пятерки, только физика давалась нелегко, но и по ней троек не ставили. Учительница по литературе и русскому языку не могла не восхититься ее способностями.
– Я вполне могу ее оставить за себя, – говорила она. – Маша несомненно справится с таким поручением.
И несколько раз проделала такой эксперимент, даже разрешила оценить знания ее одноклассников. С разрешения учительницы, с ее согласия, что ученица правильно оценила знания ребят, Маша заносила оценки в журнал. Если педагог и не всегда была согласна с молодой «преподавательницей», спорила с ней, и та доказывала правоту своих действий. Приходилось соглашаться с ней, считая иногда, что можно было бы поставить на один бал меньше.
Последнее время у Маши стало меньше времени, она увлеклась игрой в баскетбол. В школе впервые в городе создали женскую баскетбольную команду. Девочка часто оставалась после уроков на тренировки, поэтому общалась с Мишей в основном в выходной день.
Маша в отличие от брата была худощавой, ей пошел недавно шестнадцатый год, хотя подруги Даши давали года на три меньше. Поэтому сестренка заставляла Мишу бегать. Он, бедняга, потел, но слушался ее приказов. Любила подшутить над ним. Однажды играли в прятки. Маша должна была спрятаться, а он искать. Миша обыскал весь двор, а она будто испарилась. Паренек устал бегать. Сестренка появилась через час, оказывается, что пока он жмурил, она пошла к подружке. Миша обиделся, три дня не хотел с ней разговаривать, хотя она пыталась загладить конфликт, угостив его мороженым. Только, когда Маша еще раз извинилась перед ним, сказала, что такого больше не повторится, и подарила красивую машинку, братишка смилостивился.
Маша была красивой девчонкой, многие парнишки хотели дружить с ней, но она никому предпочтения не отдавала, относилась ко всем доброжелательно. Иногда уходила из дому к подружке однокласснице, жившей не очень далеко от нее, но долго не задерживалась. У нее были свои особые мечты, свои тайны от семьи.
В субботу вечером семья старалась собираться вместе, родители хотели больше разузнать, что нового в учебе у Маши, как первоклассник Миша осваивает чтение и письмо. Они следили за их учебой постоянно, но большее время могли уделить лишь в выходные дни. Ужин превращался в отчет и обмен мнениями. Заодно делились планами на воскресенье. Если у Маши никаких мероприятий не намечалось, то все дружно выезжали на природу: зимой становились на лыжи, летом занимались поиском грибов, загорали у реки, купались. Даже Миша научился держаться на воде, но Евсей всегда подстраховывал его.
Как-то, когда все уже лежали на своих местах, было уже больше одиннадцати вечера, Евсей шепотом рассказал новость.
– Всех педагогов собрали в учительской, директор школы объявил, что зачитает вкратце речь Никиты Сергеевича Хрущева на закрытом заседании ХХ съезда КПСС, но она засекреченная, разглашать ее содержание строго запрещено. Он говорил о культе личности Иосифа Виссарионовича Сталина, о тысячах загубленных ни в чем невиновных людей.
Мы все были ошарашены. То возносили имя вождя до небес, то опустили так низко. Переглядывались друг с другом, но сидели тише мыши. И как теперь я должен преподносить ученикам Историю СССР? Когда я задал этот вопрос директору школы, он посоветовал воздержаться от восхвалений заслуг Сталина. Наступит новый учебный год, и появятся, скорее всего, новые учебники.
Даша повернулась к мужу боком. – Знаешь, мой дорогой, о некоторых случаях расправ с ни в чем невиновными людьми я слышала, но тогда не все доходило до моего детского ума. Говорили, что расправились с известными в Лиде коммунистами, которые сидели в царских тюрьмах за подпольную работу. Чекисты, не без ведома вождя, «отблагодарили» их.
– Наверное, я был слеп, что не замечал таких действий, может быть потому, что не касалось моей семьи. Прости меня, но я вспомнил Эстер, она рассказывала мне, что у ее папы забрали магазин, но не посадили, кто-то помог семье не оказаться за решеткой. Подумал, что многих людей раскулачивали, у капиталистов отняли производства. Не задумывался над этой проблемой. Помочь все равно было не в моих силах. Что ж, Никита Сергеевич молодец!
– Не будем и сейчас забивать этим наши головы, спокойной ночи, Сеня.
Даша быстро заснула, а Евсей задумался, могли ли такие люди, как он, противостоять убийству граждан страны без всяких доказательств их вины. Ведь в газетах, по радио говорили лишь о особых случаях расправы над ними: троцкистами, космополитами. Жаль, что он и основная масса людей слепо верила партии, правительству и Сталину. Но почему Хрущев говорит больше всего о нем? Правильно, без него такие надругательства над человеком никто бы не позволил совершить. А где были остальные члены правительства, члены ЦК КПСС? Где был сам Хрущев? Моя голова уже опухла от этих мыслей. Посмотрим, что будет дальше.
Где-то спустя полгода они продолжили разговор на эту тему. Евсей заявил, что нельзя все беды в стране сбрасывать на нашу власть, что люди должны учить своих детей познавать и отстаивать правду жизни, уметь бороться со злом. Даша поддержала его.
– Правильно мыслишь, товарищ педагог, этому ты должен учить не только своих детей, но и чужих.
Даша была интересная женщина, рыжие пятна на лице почти исчезли, посветлели волосы. Она оставалась такой же полненькой, как и при первом знакомстве с Евсеем, любила покушать сладкое, но сдерживала себя, чтобы не стать толстой. Самое интересное, что Даша так поставила себя в коллективе, что, несмотря на внешнюю и душевную привлекательность, никто не посягал на близость с ней. И повода она такого никогда не давала, вся ее душа, сердце принадлежали мужу.
А вот Евсей привлек внимание молодой дамы. Завуч школы, где он работал, ушла на пенсию, вместо нее поставили другую учительницу. На вакантное место преподавателя русского языка и литературы пришла из другой школы симпатичная русоволосая женщина лет тридцати. Звали ее Ангелина Владимировна. Сотрудники между собой бросили шутку: «И приплыл к нам сам Ангел».
Разговорчивая и не глупая, «Ангел» быстро понравилась педагогическому коллективу школы. А ей понравился Евсей Борисович. Почему бы и нет? Стройный, всегда в одетый прилично, и рассуждает интересно. А ей так хочется теплых слов в свой адрес. Как-то после уроков вышли из школы одновременно Ангелина Владимировна и Евсей Борисович. В правой руке она держала тяжелый портфель, который склонял ее тело в сторону.
– Забрала все сочинения учеников с 10-А класса, да еще книги. Вряд ли я сумею за час добраться домой, хотя живу рядом, – пожаловалась она коллеге. – Попробуйте взять его, весит много килограммов.
Евсей взял у нее портфель, он действительно был тяжелым.
– Вы – мужчина, помогли бы несчастной училке дотянуть этот груз до ее квартиры.
Ничего не поделаешь, он ведь человек совестливый, обязан выручить женщину. Оказалось, что рядом, как сказала Ангелина Владимирона, это за три квартала от школы. Но взялся за гуж, не говори что не дюж. По дороге от нее вылетали предложение за предложением. Рассказала, что у нее в квартире порядок, умеет прекрасно готовить, в общем, хозяйка – первый класс. Она и предложила в не учебное время называть друг друга по имени.
Евсей согласился. Правая рука устала, он взял портфель в другую руку.
– Бедненький, я вас замучила. Совсем немножечко осталось. – Ангелина взяла коллегу под руку. – За тем углом моя квартира. Я вам сочувствую.
Жила она в четырехэтажном доме на последнем этаже. Пришлось занести эти сочинения и книги по литературе наверх и в квартиру. Евсей начал прощаться, но Ангелина сняла с него пальто, шляпу, посадила за стол, сказала, что пока он не выпьет чашку чая, она не имеет право его отпустить, шутка ли столько времени нести этот тяжеленный портфель.
– Может вам налить более крепкий чай, вино? Вы какое предпочитаете, сухое или крепленное?
– Я предпочитаю выпить чай и пойти к своей жене и детям.
– Вы правы, я вас не держу, хотя вы мне с первого взгляда понравились.
– Спасибо Ангелина за чай, я пойду.
– Вам, Евсей, большое спасибо за доставку портфеля, в следующий раз буду умнее. Не обижайтесь на меня. Всего хорошего.
Ангелина поняла, что этого мужчину нет смысла соблазнять чаем, напитками, своей красотой. Бесполезно, он любит другую. Жаль, но ничего не поделаешь. Они стали просто добрыми товарищами.

Глава 13 Машенька

Даша видела, что девочка, так она иногда называла дочь Евсея, подросла, поэтому старалась одевать ее лучше, сообразуясь с новыми веяниями в моде, которая за последнее время стала более разнообразной.
В школе проводились раз в месяц в выходные дни развлекательные мероприятия: концерты самих учащихся, танцевальные вечера. Маша была участницей хорового коллектива, но на танцы не оставалась, так как не умела танцевать, поэтому уходила раньше. Об этом узнала Даша, за несколько вечеров научила ее танго и фокстроту, с вальсом пока не получалось.
Теперь Маша оставалась в школе до конца вечера. Через месяц, придя домой, она показала Даше, как школьники танцуют современные танцы. Не редко девушку провожал кавалер, иногда одноклассник, иногда парень постарше. Волосы у нее остались такими же кудрявыми, как в детстве. Даже Евсей не смог сдержать себя, восхищался дочерью.
– Ты всегда была прелестной девонькой, а теперь королева красоты. И жена загляденье. У меня не семья, а призеры конкурса красоты.
Даше порою даже не нравилось, что на нее многие заглядываются. Идет женщина спокойно, никому им не мешает, а ей приходится частенько ловить на себе взгляды мужчин, причем разного возраста. Иные даже отпускают в ее адрес шаловливые комплименты. Противно! Один из таких молодцев, лет за сорок, когда она возвращалась с работы, подошел и спросил:
– Девушка, можно вас проводить?
– Пожалуйста. Только у мужа моего 1-й разряд по боксу. Если он вас «погладит», вините сами себя.
– Вы серьезно или шутите?
– Какие могут быть шутки у матери четырех детей. Няней часом не хотите побыть?
– Извините, я на автобус опаздываю.
Ухажер тут же исчез. Даша улыбнулась. «Отшила одного претендента на близость, даже, если бы была свободна, на такого мужчину и глазом бы не повела: лысый, ссутулившийся, глаза где-то в глубине. Даже свадебное колечко не успел снять. Девушка ему понадобилась! Топай к жене, женишок!»
Вскорости к ней подошел один из инженеров из ее предприятия. Шапочное знакомство состоялось давно. То ли он поссорился с подругой, то ли еще какая-то причина, решил Захар к ней подойти и предложил встречаться. Парень был симпатичный, хорошего телосложения. Она ему объявила то же самое, что и предыдущему незнакомцу.
– Мне все равно, очень ты мне нравишься.
– Ты забыл спросить, нравишься ли ты мне.
– Спрашиваю.
– Парень ты вроде ничего, но я бы рекомендовала тебе заняться свободной девушкой, а лучше всего помирись с супругой, а на мне можешь обжечься.
– Ты и вправду замужем?
– Вот Фома неверующий. Зачем мне такого симпатичного парня обманывать.
– Быть может, попытаться отбить тебя у твоего мужа?
– Захар, бесполезно. Это мой любимый человек. Так что не морочь мне голову, думай о чем-нибудь другом.
– Я по-серьезному хотел предложить тебе свою дружбу, а затем жениться на тебе. Жаль.
– А я еще серьезнее: не трать попусту драгоценное время жизни там, где тебе ничего не светит. Прощай.
Мужчина понял, что у него с ней ничего не получится, и отстал, старался не встречаться с ней. Больше никто к ней с подобными предложениями не подходил, поняли, что Даша серьезный человек, в то же время отмечали ее внимательность, доброту, дружеские отношения с товарищами по работе.
Быстро один за другим ушли из жизни Борис и Муся. Отец Евсея так и не лег в больницу. Утром жена встала, ушла готовить детям завтрак. Затем решила разбудить мужа, сказала, что он заспался. А Барух Файнберг почил вечным сном. После похорон в больницу отвезли Мусю, а через неделю она скончалась.
Всеми домашними делами руководила Даша. Перед уходом на работу говорила, что нужно купить для еды, какую косметическую уборку необходимо сделать, чтобы все выглядело опрятно. Основную уборку Даша совершала в выходной день. Если у Маши было время, она подключалась в помощь к неназванной маме.
Сколько лет они вместе, сколько прожито, ведь всякое бывало: заканчивались деньги, приходилось экономить, летом, кроме пионерского лагеря, что был поблизости от города, Маша никуда не выезжала. Случались между ней и Дашей строгие разговоры, когда школьница, увлекшись спортом, забрасывала математику. девочка не обижалась. Но были случаи, когда неожиданные события принимали душещипательный характер, тогда между ними вспыхивали самые нежные чувства, доходившие порой до слез, до обнимания друг друга и поцелуев, но и тогда из уст Маши не вырывалось слово мама.
Из обычной симпатичной девчонки выросла серьезная высокая девушка, любо посмотреть. У нее недавно получила паспорт, ей 16 лет. Маша стала подругой Даши. Особых сокровенных секретов ни у той, ни у другой не было. Девушка начала встречаться с парнем, который учился в институте на первом курсе. Специальностью своей выбрал биологию. Звали его Борисом.

Наступило лето, было очень жарко. Маша окончила десятый класс, успешно сдала все экзамены. У ее товарища учеба еще продолжалась. Как раз совпал отпуск у Евсея и Даши. Собрали совет семьи, в котором участвовали все четверо. Посоветовались и решили провести свой отпуск вместе. Путевки в профкоме разобрали, им ничего не досталось, придется ехать «дикарем».
Вопрос, куда, сразу отпал, так как Даша сходу предложила поехать на море. Никто из семьи ни разу на нем не бывал. И все же требовалось выбрать конкретный пункт отдыха. Понятное дело, что выбор выпал на Черное море. Евсей достал географический атлас, открыл страницу, где был Крым.
– Смотрите, здесь есть город Ялта, но туда приезжает больше людей, цены гораздо выше. Здесь расположены Севастополь, Алупка, Алушта, Форос, более мелкие курортные места. Что выбираем?
– Я бы хотела в Ялту или Севастополь, – заявила Маша. – Но Севастополь далек от Ялты, поэтому лучше всего Алушту.
– Миша, какой твой выбор?
– Я поеду туда, куда скажет мама.
– Сразу видно маменькин сынок.
– Тогда я согласен с Машей, – надувшись сказал десятилетний Миша.
– Не обижайся, ты Машин братик, – папа погладил сына по голове, затем протянул ему руку, тот пожал ее. – Дашенька, извини, твой выбор не имеет никакого значения, так как дети и я за Алушту. Нас абсолютное большинство.
– Я не собиралась выбирать ни один из этих, предложенных тобой, городов. Мне подавай Атлантический или Тихий океан. – Даша рассмеялась, заулыбались все.
– Хороший выбор, но вместо него можно запросто оказаться в Сибири.
– Поэтому мы все едем в Алушту. Я с Машей буду собирать вещи, а вы, дорогие мужчины, организуйте покупку билетов, – Даша встала и расцеловала всех присутствующих на этом совещании.
Все задания утрясли довольно быстро. Билеты купил Евсей через два дня после их голосования. К дороге им, кроме Миши, не привыкать. А ему все было в диковинку: как мимо их вагона пробегают деревья, домики, а когда стемнеет, сверкание звезд. На остановках какие-то люди толпятся у вагонов и что-то продают. Правда, ему вскоре предлагали ложиться спать.
Автобусом спокойно добрались до Алушты. И здесь проблем не было, молодая полноватая женщина тут же подошла к ним, предложила две комнаты, назвала цену. Евсею показалось, что дорого, но он не из тех, кто торгуется. Согласился с домохозяйкой. Марина, так ее звали, взяла часть груза в свои руки и повела их к месту проживания. Спустя несколько дней, поговорив с такими же отдыхающими как они, Евсей понял, что она взяла с них в пределах обычной нормы. Возле дома их бригаду встретила лаем собачка.
По дороге Марина рассказала, что три недели назад у нее поселились две семейные симпатичные пары, одна более молодая, вторая постарше. Женщины были светлые, вполне возможно крашеные, у одного из мужчин волосы седоватые, у того, кто постарше возрастом, черные. Приехали они одновременно и каждая семья жила у нее в отдельной комнате. Они подружились, вместе уходили раненько утром на море. Что они делали дальше, она понятия не имеет, так как днем работает. И вдруг между ними вспыхнул скандал.
Марина внимательно посмотрела на рядом идущих туристов и продолжила свою речь. Каких-то полторы недели прошло, как они приехали. Пришла она с работы, а, как в одной, так и другой невообразимый шум. Возвращаюсь домой, слышу, грохочут, летят на пол тарелки, врываюсь к ним, сама кричу: «Вы чего мою посуду ломаете!? Быстренько рассчитайтесь за тарелки и бегом из моего дома!»
Оказывается, черноватый мужчина стал ухлестывать за женой второго ее жильца, у них даже близость была. Дальше Марину не интересовала их судьба. Жену старшего мужчины видела на пляже с другим парнем. А те двое: русалка и темный уехали вместе, останутся они вместе или разлетятся в разные стороны, их дело. Ей то какая забота? Приехали в чужой дом, ведите себя культурно.
У порога дома их встретила лаем маленькая черная собачка, только лобик был белым.
– Кузя, не шуми! Не бойтесь, он только пугает, он хороший. Кузя! Прыгай мне на руки, я сейчас тебя покормлю.
Комнаты, предоставленные Мариной, были в хорошем состоянии, чистые. Даша решила, что в одной из них будет спать женская половина, а в другой мужская: Евсей и Миша. Муж сделал серьезное лицо и покивал пальцем. Разложили вещи, надели купальники и вышли из дому, направившись к морю. Они его видели из окна автобуса, но искупаться в нем совсем другое дело. Хотя еда у них была с собой, но зов моря был сильнее голода. Все же кое-что захватили на перекус.

Море встретило их не очень приветливо, были волны, спасатели требовали не плавать, не уходить в море далеко. За одним из храбрецов пришлось им плыть на лодке, так как его стало уносить все дальше в широкие водные просторы. Семья Файнберг разделась, решили хотя бы позагорать. Но увидев в море массу людей, тоже вошли в воду. Евсей держал за руку Мишу, Даша шла под руку с Машей. Вначале были уж очень осторожны, затем освоились, зашли чуточку дальше и стали прыгать и кричать при набеге волны, как и все находившиеся рядом с ними. Иногда их с головой окунал очередной бросок морской воды. Взрослые становились такими же как дети, визжали от восторга, иногда приходилось отплевываться от брызг, попадавших в рот.
Потехе время, а солнышко уже почти убежало за горы. Хотя побыли у моря несколько часов, но тело стало пощипывать. Пора возвращаться домой, только теперь они почувствовали, что их ноги устали.
– Ну как, детки, понравилось море? – в ответ отец услышал громкое «Да!».
– Маша, ты детка, такая же, как и я, – засмеялся Миша. – Так тебя папа назвал.
Сестричка презрительно взглянула на брата. – Ты маленький безграмотный мальчик, раз несешь такую чепуху. Мы для папы и мамы всегда будем детьми, даже когда нам будет пятьдесят лет. Понял, Мишутка?
– Сама ты Машутка. У, это когда будет!
– Не торопитесь, мои дорогие, будет вам и двадцать, и тридцать, и восемьдесят, – Даша опять взяла Машу под руку, Мишу за руку. – Старайтесь всегда, чтобы каждый день, год приносил вам удовольствие, счастье. Главное, чтобы не было больше войны, не гибли понапрасну люди. Мы уже дома. Какую картошку хотите: варенную или жареную?
– Жареную! – наперебой закричали ребята.
Только сейчас вспомнили, что в рюкзаке есть бутерброды с сыром. Даша достала их, понюхала, потом попробовала маленький кусочек, сказала, что съедобно и отдала детям. Последние метры Маша и Миша уже едва плелись.
– Может быть, вас на ручки взять? – решил слегка взбодрить их отец.
Дети явно прибавили шаг, хотя дорога шла в гору. Добрались до съемного жилья. Миша глубоко вздохнул и сразу упал на диван. Но Даша за руку потянула его, велела идти умываться, а она займется приготовлением ужина. У рукомойника выстроилась очередь, но первой разрешили умыться маме, ей предстояла работа на кухне, затем дети пустили к крану отца.
После ужина дети улеглись на свои места, ничего не постелив. Евсей с Дашей тоже решили отдохнуть, но тут пришла хозяйка дома, спросила, как временные новоселы провели время. Те пожаловались, что дорога вверх забирает много сил.
– Ничего, привыкнете вы, привыкнут дети, уже в следующий раз преодолеете этот маршрут незаметно. Главное, не сожгите свои тела на солнце.
Машу пришлось разбудить, чтобы лечь на застеленную кровать, а спящего Илью аккуратненько раздели, Евсей подержал его на руках, пока Даша накрыла широкий диван простыней, затем уложили парнишку. Он так и не проснулся.
– Почему нет еще одной спальни для нас двоих? – пожаловался Евсей, обнимая и целуя жену.
– Чтобы мы соблюдали целомудренность, – ответила Даша, и оба засмеялись, но тут же поцелуем закрыли рты, чтобы не разбудить сыночка.
Утром дружненько встали, съели по омлету и сразу отправились к морю. Родители познакомились с такими же отдыхающими, как и они. Эта пара приехала из Харькова без детей, у них была лишь одна дочь, они оставили ее у бабушки. Звали молодых родителей Ваня и Лола Снаткины. В компании всегда лучше отдыхать. Правда, новые друзья предпочитали обедать в ресторане, Файнберги позволить себе этого не могли.
У Вани намечался животик, он даже на берегу моря любил перекусить. Лола, не в пример мужу, была очень худой, Даша удивлялась, как в таком животе, приросшем к спине, мог вырасти ребенок. Что отвлекало Ваню от перекуса, это стихи. Он писал их прямо на пляже, Лола часто просила, чтобы он прочитал новым друзьям. Ваня с радостью их декламировал. Ни Евсею, ни Даше, ни Маше они не нравились, одним словом это была нескладуха, ни ритма, ни рифмы. Приходилось слушать их. Лола от радости подпрыгивала, бросалась целовать мужа. Маша не выдерживала такого художественного творчества, убегала к младшему поколению. Мише стихи вообще были не интересны, он следовал за сестрой.
– Знаете, Ванечка написал целую книгу стихов, – сообщила Лола, – но в издательстве отказались ее печатать, просили больше с такими произведениями не появляться. Куда это годится? Думаю, если бы им заплатить, то напечатали. Но мы решили не нарушать законы страны.
Когда становилось жарко, Файнберги собирали свою семейку и отправлялись домой, общими усилиями готовили обед, потом отдыхали, чтобы вечером с новыми силами окунуться в воды Черного моря, поплавать.
Неделя промелькнула как мгновение, вот и вторая часть отдыха помахала им веером. Дети не отставали от родителей, у них появилась своя компания. Если кто-то и уезжал, то прибывали новые. Тогда старожилы знакомили их с поведением на море, рассказывали, как и где лучше проводить время, главное, в какое время дня.
Интересно, что в этой группе были ребята разного возраста от пяти и меньше лет до шестнадцати. Маша была самая старшая в этой компании, все старались ее слушать. Порой попадались забияки, готовые сотворить что-нибудь плохое, ругаться, но таких просто просили найти себе подходящую компанию.
Как-то к ним подключился парень на год старше Маши, сказал, что зовут его Джон. Она удивилась, но не выдала своей реакции на его имя. Джон так Джон. Вел себя нормально, но через два дня подошел к девушке, когда она была одна, сказал, что она ему здорово понравилась, приглашает посетить квартиру, где он живет.
– А что мне там делать?
– Парню и девушке всегда найдется, чем заняться.
– Я приехала в Крым отдыхать, купаться в море, любоваться природой.
– Маша, чего ты связалась с этими детками? Мы можем найти ребят нашего возраста.
– А мне с ними интересно, ребят моих лет найду там, где живу и учусь.
– Смотри, не пожалей потом, – молодой парень отошел от нее, больше к ней не подходил.
Маша увидела его как-то вечером, когда родители решили поужинать в кафе. Солнце уже убежало за горизонт, они не спеша шли по улице. Навстречу шла веселая компания, видно было, что они приняли определенную дозу алкоголя. Среди них и был тот парень, он шел рядом с девушкой, его рука покоилась на ее плече. Заметив Машу, поцеловал подругу в щеку.

Немножко в стороне от их обычного места купания была небольшая глубокая впадина, как видно здесь что-то хотели делать, может быть строить. Выкопали котлован, затем затею эту оставили. Место было огорожено канатом с поплавками, но то ли их похитили или сами уплыли, теперь о нем предупреждал лишь спасатель, просил покинуть участок, так как очень опасно там плавать, течением могло затянуть в глубину.
За почти год работы спасателем Аркадию лишь однажды пришлось выручать неумелую пловчиху, которая никак не могла преодолеть течение. Женщина была так благодарна ему, что несколько раз поцеловала его в шею, выше не могла, рост не позволил.
Конец июля, Эмма ушла на работу, Аркадий тоже собрался идти на свою вышку. Илья и Белла не захотели сидеть дома, решили пойти с отцом на море. Они играли в стороне, видели невдалеке шумную гурьбу детей, но они не захотели к ним присоединяться. У местных ребят свои интересы, у приезжих свои.
Аркадий внимательно поглядывал на отдыхающих, просил их не заплывать далеко, но не всегда можно убедить молодых людей выполнять инструкции. Не раз приходилось выезжать на спасательной лодке, забирать непослушных туристов. Сегодня он пригрозил двум парням, которым, по его мнению, было лет по двадцать, штрафом. Не оставлял без внимания своих детей. Однажды Аркадий пришел позже обычного времени. Эмма спросила, почему он задержался.
– Минуточку подожди, умоюсь и расскажу.
Он вышел с улыбкой, обнял Эмму и начал оправдательную речь.
– Собираю все вещи, с минуту на минуту должен появиться сменщик. Глянул в последний раз на всю площадь передо мною. Смотрю, недалеко от берега мужчина тянет руки вверх, что-то лепечет. Я прыжками к нему, а его уже двое, как видно муж с женой, вытягивают из воды. Мужчина лет за шестьдесят без сознания. Стал я делать ему искусственное дыхание. Тут подскочил мой сменщик, я его попросил вызвать скорую помощь. Я не очень долго возился с пожилым человеком, он пришел в себя, но пришлось полчаса ждать скорую помощь. Так этот мужчина едва открыл глаза, говорит мне: «Думал, умру от инсульта, а тут инфаркт нарисовывается». Поблагодарил меня, тут и машина его забрала. Мне потом сказали, что он зашел в море только по пояс, нырнул в воду, тут же выскочил, размахивает руками, шевелит губами, а слов не слышно. Где стоял, там и упал, но сразу эта семья схватила его за белы ручки и повели к берегу. Молодцы ребята!
– Ты тоже герой, искусственным дыханием спас ему жизнь.
– Теперь слушай меня: я сегодня тоже спасла жизнь человеку.
– Он упал в обморок, ты его поцеловала, он тебя десять раз подряд…
– У тебя нет терпения выслушать все до конца. Мужчина прибежал к нам и говорит: «Спасайте! Две пары плавок порвались. Перед отъездом их только купил». Наша заведующая направила его ко мне. Прошу его дать мне плавки, я постараюсь их починить.
– Я их со злости совсем порвал, они же могли меня опозорить перед женщинами.
– Тогда дайте мне материал. –Я ему рассказала, где можно купить, какой сорт нужен. Он принес и спрашивает:
– К какому времени мне завтра придти?
– Вы минут сорок позагорайте и приходите ко мне за плавками.
Сделала свою работу, вручила их ему, а он тихонечко спрашивает меня: – Вы не замужем?
– Моя дочь уже школу окончила.
– Он тебя так и не поцеловал? Какой же он мужчина? Придется мне восполнить это невыполненное задание, – Аркадий долгим поцелуем прижался к Эмме.
– Родители, как вам не стыдно при народе заниматься такой чепухой? – Илья приподнял руки вверх. Он и Белла только зашли в дом.
– То, что мы целуем тебя, тоже чепуха?
– Здесь большая разница.
– Правильно – в возрасте. Ты грамотным стал, подрасти, потом будешь больше разбираться в пороках человека. Главное, поймешь, что такое любовь, – Аркадий потрепал сына по чуприне, взлохматив ее. Позже в кровати он спросит у жены, где их Илюшу научили так относиться к поцелуям мужчины и женщины.
– Наши дети осваивают все гораздо раньше нас, – ответила Эмма. – Не стоит на этом акцентировать внимание.

У семьи Файнберг оставались считанные дни отдыха в Алуште, их ждала в Калуге квартира, работа, Маша должна была готовиться к поступлению в университет, а Мише идти в первый класс. Но как не хочется расставаться с морем, хотелось бы продлить отдых. Лежишь, тебя обвивает ветерок, никаких забот, даже идти в кафе не хочется, но оно в их распорядке дня. Вообще-то никакого порядка то нет, когда захотели – встали, пошли купаться, когда задумали – пошли спать.
Евсею не спалось. Почему-то в голову влезла история его детства. Семья жила довольно бедно. Иногда даже картошки не было. Намажет он кусок черного хлеба гусиным жиром и бежит к друзьям. В основном это были евреи, к их компании присоединился Толька Минаев, не выгонять же его. Как-то он отозвал Сеньку в сторону спросил:
– Почему другие хлопцы называют вас жидами?
– А ты у них и спроси.
– Я им и сказал, что лучших ребят, чем вы, в городе нет.
– Молодец, Толик. Им завидно, что мы дружим, никогда других не обижаем.
Затем Евсею вспомнилось поступление в институт, вдруг в его мыслях возникла Эстер. Образ был таким ярким, что заколотило сердце. Резко привстал, стал раздвигать руки в стороны. Прошло. Прошел на кухню, попил водички, вернулся обратно.
– Что с тобой? – спросила Даша. – Сам не спишь, другим не даешь.
– Милая моя, заснул сразу и очутился в своем детстве. Проснулся: сердце колотится словно спешит куда-то. Подумал, не на тот ли свет. Вспомнил наших детей, и возникла идея. Дети уже выросли, Машу хоть сегодня замуж выдавай, у Миши полно друзей. Остаемся мы только вдвоем. Дашенька, давай попробуем заиметь еще одного ребенка.
– Вот, надумал! С перепугу, что ли? Спи, гвардеец, у нашей семьи сейчас отдых. Приедем домой, подумаем.
Они прижались друг к другу, пытаясь заснуть. Даша не призналась мужу, что у нее замысел родить еще ребенка появился еще с год назад. Но она особого значения ему сразу и не придала. Видя целые гурьбы детей у моря, эта идея вернулась к ней снова. Пока не решалась беспокоить Сеню, а тут он сам об этом заговорил. Долой все мысли, стоит встать, чтобы до жары искупаться, поплавать.

Так и поступила, разбудив детей. Положили в небольшой мешочек немного еды и пошли к морю. Вторично за две с половиной недели оно их встретило так неприветливо, видно решило их наказать за предстоящий отъезд домой. Висели тучи, дул ветер, волны выплескивались на берег, в места, где они обычно отдыхали. Даже раздеваться не хотелось. Евсей с Дашей посовещались и предложили детям пройтись вдоль побережья.
– Что мы там не видели? Лучше я здесь посижу, солнышко иногда появляется, можно еще чуточку позагорать, – возразила Маша. С ней согласился Миша.
– Нам еще лучше, в дороге покушаем мороженое пломбир, – отреагировал Евсей. – Идем, моя хорошая. Предлагаю эскимо в вафельных стаканчиках.
– Э, мы так не договаривались. Купите нам сейчас мороженое и можете гулять хоть до вечера, дорогу домой мы знаем. Согласны по две порции на каждого. Так, Миша? – Маша обняла братишку.
– Евсей, пойди, купи им мороженое. Дети, вы захотели остаться на пляже, близко к морю не подходить. Машенька, остаешься старшей, а ты дружок, чтобы выполнял все, что она скажет. Вот папа и принес вам любимое лакомство, не хватайте большими кусками, даже в жаркую погоду можно простудиться. Мы часа через два придем. Пока!
Дети съели мороженое, присоединились к другим ребятам. Те спорили, когда снова будет нормальная погода, можно будет плавать, прыгать в воде, плескаться. Одни утверждали, что завтра все наладится, другие сомневались и говорили, чтобы море успокоилось необходимо несколько дней.
– Маша пришла! Скажи, кто из нас прав.
– Вы все время шумите, спорите по каждому поводу. Море на вас разозлилось, не хочет вас слушать, видеть. Природе необходимо отдохнуть от вас. Будете вести себя тихо, оно пожалеет вас. Думаю, послезавтра вы сумеете зайти в воду.
У ребят были шашки, Маша вступила в игру с одним более взрослым парнем Василием, но он тоже был на года два моложе ее. Коробочку с шашками приносил он. Василий ей нравился своими размышлениями, спокойным нравом. Он больше времени проводил с родителями, играл с отцом в шахматы и шашки, говорили, что у него есть шанс стать со временем чемпионом мира по шахматам.
Маша знала правила этой игры, но проигрывать знатоку не хотелось, выбрала шашки. Они находились где-то в середине партии, когда услышали детский крик и плач. Оба вскочили, побежали к тому месту, откуда раздавались эти звуки. На волне находилась пятилетняя девочка, боролась с волной, которая пыталась унести ее вглубь моря.
Маша бросилась ей на помощь, схватила за руку и пыталась вытянуть ее к берегу. Тут подскочил Аркадий, взял младшую под руку, старшую за руку. Он мог стоять на земле, только, когда убегала волна. Она несколько раз успела накрыть всех с головой. Спасатель крепко держал девочек, прикладывая все силы, чтобы выбраться на берег. Но вот они на песке.
– Доченька, ты в порядке? Как ты могла в такую погоду пойти в море? Я всех предупреждал, что близко к воде сегодня подходить нельзя. Пусть с тобой мама поговорит. А тебя как зовут? Маша? А ты, ей кто? – спросил он у мальчика, стоявшего рядом с девочкой.
– Я ее братик.
– Какой же ты братик? Ты уже большой, поэтому можно говорить, что ты ей брат. И зовут тебя?
– Миша.
Аркадий продолжил свой допрос. – Белла, объясни мне, пожалуйста, почему ты ни с того, ни с сего вошла в море?
Дочь заплакала. Сквозь слезы срывающимся голосом сказала: – У одной девочки ветер унес куклу, я побежала за ней. Она лежала у самого берега, когда я схватила ее, волна унесла меня в море.
Аркадий обернулся, увидел Машу и мальчонку возле нее, попытался улыбнуться, но переживания за доченьку не позволили ему убрать с лица суровость.
– Прости меня. Ты спасла эту «великовозрастную» пловчиху, тебе огромное спасибо, ты молодчина.
– Это вы спасли и ее и меня. Не знаю, сумела бы я выбраться от этих набегающих волн. Но малышка тоже молодец, другая бы сразу на дно пошла, а она гребла руками к берегу, умеет плавать.
– Но ты понимаешь, что рисковала своей жизнью.
– В тот момент я ни о чем не думала, но была уверена, что кто-нибудь придет мне на помощь.
– А это твой братишка? Он тебя слушается?
– Как когда. Его Мишей зовут.
– Мой сынок Илья тоже должен получить взбучку, бродит где-то, когда сестра попала в неприятную ситуацию. Маша, извини, мне еще два часа дежурить, пойду на свое место. Белла, перестань хныкать, иди найди брата и ждите меня. Отойдите все в сторону от воды, но так, чтобы я вас видел.
Аркадий взял рупор и прокричал: – Дети! Без родителей к морю не подходите. Всем лучше пойти домой, скоро будет гроза.
Через пять минут он потребовал всех удалиться с пляжа. Молнии сверкали одна за другой, полил мелкий дождик. Аркадий оглядел пляж, все поняли его предостережение и убежали с опасного места. Его хорошо намочило.
Дома он, как и обещал детям, ничего не рассказал о происшествии у моря, хотя Даша посмотрела на тройку подозрительно, ей не понравилось их сегодняшнее поведение. Дети сидели за столом необычно тихо, не препирались друг с другом, все, что положили в их тарелки, съели, пустую посуду отнесли в кухню
– Аркаша, тебя не удивило поведение наших детей? – спросила она мужа после того, как уложили малышей спать.
– Чему удивляться? Вели себя спокойно, не бузили за едой.
– Вот и я о том же. Не припомню такого, чтобы так сдержанно вели себя. . – Не волнуйся Эмма, все нормально, просто я попросил их не дергать тебя, так как ты очень устаешь на работе.
– В очередной раз доказал, что ты заботливый муж. Я вскоре после первой встречи с тобой поняла, что ты достойный человек, а затем, что самый лучший муж на свете. Мне страшно, смотри как сверкают молнии, хотят напугать людей. Хоть бы беды какой не случилось.
– На мой взгляд, это очищение в жизни людей от всякой гадости, появление чего-то нового.
– Главное, чтобы оно не было плохим.

Следующим утром Маша, увидев Илюшу и Беллу, взяла их под свою опеку. Она взглянула наверх и помахала Аркадию рукой, дети повторили этот жест. Он оценил эти действия, тоже поприветствовал их и подумал, какая замечательная девушка Маша. Через небольшой промежуток времени заметил, что среди этой небольшой компании появились взрослые люди. Наверное, родители, решил он. Море стало немного успокаиваться, Аркадий спустился вниз, подошел к детям, познакомился с Евсеем и Дашей, сказал, что они воспитали замечательную дочь.
– Хотел бы продолжить с вами знакомство.
Даша рассмеялась, сказала, что они через несколько дней уезжают домой. Аркадий развел руки, попрощался, ему нужно было идти на свое место, но перед уходом пошутил:
– Маша, заменить меня в качестве спасателя не желаешь?
– В следующий приезд, – в том же тоне ответила девушка.
Они хотели разойтись, но Даша поинтересовалась у Аркадия: – Скажите, как вам здесь у моря живется? Такие туристы, отдыхающие как мы, наверное, мешают в повседневной жизни?
– Наша семья не так давно живет в Алуште, приехали из Сибири. Но за несколько лет жизни здесь полюбили эту природу. Для нас море – это свобода! Купайся бесплатно целый год в воде, дыши чистым воздухом, лови лучи солнца, приветствуй приезжих, ведь они главные поставщики экономии в Крыму.
Дома Аркадий рассказал Эмме о знакомстве с интересной семьей, сожалел только, что они вскоре уезжают домой в Калугу.
– В Калугу? Вполне возможно я их знаю. Хотя вряд-ли, я не так много времени там жила. Мог бы и пригласить к нам на чаек. Сколько их?
– Они вдвоем с дочерью и сыном. Знаешь, они подружились с нашими детьми. Маша – постарше, но такая симпатичная, боевая, полезла спасать одну малолетку. Ты права, надо было их привести к нам, но с Машей и Илюшей познакомился вчера, а родителей увидел только сегодня. Я пригласил их, но они на днях уезжают.
Новый день не обещал ничего хорошего для отдыхающих. Солнце заволокло тучами, море подымало волну чуть вдали, но вскоре они стали выплескиваться на берег. Люди приходили, смотрели и уходили. Аркадий оставался на всякий случай на своем рабочем месте. Ему и лучше, не надо смотреть, чтобы не плыли далеко, следить за ребятами, чтобы родители не оставляли их одних без присмотра. Жаль, на работе у Эммы нет свободного времени, шесть дней в неделю должна обслуживать клиентов. А воскресенье, когда у нее единственный выходной в неделю, у него самая напряженная работа.
Но что творится с природой? Море взбушевалось, волны докатываются почти до его поста. Впервые Аркадий видел такое буйство Черного моря. Он посмотрел на часы, пять вечера, напарник, скорее всего, не придет, нечего ему сегодня здесь делать. Пора ему уходить. Вспомнил, что Эмма просила на обратном пути с работы купить свежие булочки к чаю.
Аркадий в булочной купил десяток пампушек, шел домой и столкнулся с новыми знакомыми.
– Сегодня вы безработный, – засмеялась Эмма.
– Моя заработная плата не зависит от природы и количества отдыхающих на пляже. Так что, сегодняшний день тоже будет засчитан, как рабочий. Вижу, вы не больно скучаете по морю, вышли всей семьей на прогулку.
– Нам ничего другого не оставалось делать. Решили пообедать в кафе, но они все забиты, очереди стоят.
– Это же прекрасно! Я своей жене рассказал, что познакомился с приятной семьей, которая вскоре покидает наш гостеприимный город Алушту. Она мне объявила выговор, почему я вас не пригласил к нам домой. Сейчас исправляю эту ошибку. Даша, Евсей, Маша, Миша я вас приглашаю посетить нашу обитель.
– Неудобно как-то, мы с вами знакомы считанные минуты.
– Маша, Миша, дайте мне ваши руки, я вас познакомлю с моей хижиной, родители захотят вас увидеть, пусть обращаются в соответствующие органы.
– Аркадий, вы нас так напугали, что придется присоединиться к вам, – засмеялся Евсей. – Ведите нас вперед, к победе…
– Насчет победы подождем, долго добираться, – перебил его Аркадий, – надеюсь, что сумеем немножко утолить ваш голод.
По дороге дети немного отстали от взрослых. Возле дома Миша увидел кота, позвал его: «Васька, иди ко мне». Затем увидел другого и точно так кликнул его. Маша спросила, почему у него все коты Васьки. Так они же похожи, пожав плечами ответил он.
– Ты не подумал, что вполне возможно это кошка. Тогда ее нужно называть Василисой.
– А мне все равно.
Дома Даши еще не было, не пришла с работы. Аркадий попросил Эмму помочь начистить картошку, сам заглянул в кастрюлю, она почти до краев была наполнена щами. Замечательно, хватит всем. Из холодильника достал селедку, порезал ее, уложил на тарелочку, туда же лук покрошил. К этому времени Эмма справилась с заданием, не позволила Аркадию мыть овощи и укладывать в кастрюлю. Ему осталось лишь поставить ее на огонь.

Глава 14 Мы одна большая семья

Пришла Даша. Увидев полный зал гостей, еще толком не разглядев их, обрадовалась, улыбнулась. Аркадий хотел начать представлять новых знакомых, как услышал вскрик жены.
– Евсей?!
– Эстер!
Эмма бросилась к бывшему мужу, обняла его. Все опешили.
– Мне написали, что ты погиб под Москвой.
– Мне тоже сообщили, что тебя и всю твою семью расстреляли в гетто. Какие только фортели не выкидывает жизнь. Постой, ты еще не все знаешь! Маша, подойди, познакомься, это твоя настоящая мама.
– Что? – из горла Эммы вырвался пронзительный крик, вытянула руки вперед, но до дочери не дотянулась, сделала шаг назад. Она бы упала, но ее успел подстраховать Аркадий, подтащил к дивану. Даша тут же взяла в аптечке нашатырный спирт, дала понюхать, потом брызгали на ее лицо воду, но Эмма задыхалась, ей не хватало воздуха, вскоре потеряла сознание. Ее муж пощупал пульс.
– Очень слабый, но она жива.
Тут же позвонили в скорую помощь, которая попыталась привести ее в чувство, но не получилось. Медики положили ее на носилки и увезли в больницу Симферополя. Никого из присутствующих с собой не взяли.
Аркадий сбегал к старому товарищу Василию, который несколько лет назад привез их к тете Вере. Тот был дома, согласился доставить их в Симферополь. Тут возник вопрос, кто поедет. Даша настаивала, что у постели больной должны дежурить женщины, то есть она с Машей. Но мужчины настояли на том, что поедут они, так как Евсей и Аркадий ее мужья, один прежний, другой настоящий. Пришлось с ними согласится.
Они уехали. Даша обернулась, посмотрела на Машу. Та была сама не своя, глаза ее, не моргая, смотрели вперед, но ничего не выражали, она находилась в полной прострации.
– Маша, очнись!
Девушка встрепенулась, посмотрела вокруг потом на рядом стоящую женщину, краска прилила к ее лицу, из глаз показались слезы. Она прильнула к Даше и заревела во весь голос. «Пусть поплачет, – подумала мачеха, – жизнь слишком многого захотела от нее. Бедная Машутка».
– Поревела немного и хватит, а то у меня самой лицо мокрое. Мы так и не пообедали, правда, нашим мужчинам я успела вручить пакет с колбасой и несколько кусков хлеба. Ты радуйся, наконец, увидела свою настоящую маму.
– Но ее увезли почти не живую. Хоть бы спасли ее.
– Конечно, спасут. Мы же с ней молодые женщины. Или ты меня принимаешь за старуху?
– Даша, ну что ты говоришь? Ты выглядишь чуточку старше меня.
– Спасибо за комплимент. Собирай-ка детвору, устроим праздник, они ходят голодные и косо смотрят на нас. Радуйся, у тебя добавился еще один братик и сестричка. Как их зовут?
– Илья и Белла. Я с ними знакома уже дня три, вместе на море загорали, купались. Только я не знала, что они мне брат и сестра. Вообще, не верится во все, что произошло сегодня, будто кто-то сочинил рассказ и прочитал его мне. Даша, ты прости меня, ты самая хорошая мама на свете для меня и для Миши. Я все сознательные годы мечтала о встрече с настоящей мамой, надеялась, что она состоится, хотя папа сказал мне, что ее убили. Видела совсем другой, больше похожей на тебя. Встреча почти состоялась, а мне не верится в нее.
– Машенька, Эстер поправится, ты поговоришь с ней, объяснитесь. У тебя не может быть плохой матери, она рисковала жизнью, чтобы спасти тебя. У вас одинаковые темные глаза. Все, кончаем болтовню. Дети, за стол!
Было одиннадцать вечера, когда в доме зазвонил телефон. Даша подняла трубку. Звонил Аркадий, сообщил, что Эмма пришла в себя, смотрит на него и Евсея, но говорить не может, голос пропал, врачи говорят, что это от стресса. Завтра утром можешь приехать вместе с Машей, смените нас. Только позвони на работу, пусть дадут денек в счет отпуска.
Даша и Маша встретились с Аркадием и Евсеем ранним утром. Мужчины вернулись из Симферополя первым рейсом. Начались расспросы: как дети вели себя, спрашивали мужчины, как чувствует себя Эмма, вторая часть. Женская половина сообщила, что дети еще спят, о состоянии больной говорил Евсей.
– Мы уходили, она еще не проснулась, вы приедете, надеюсь, Эстер откроет свои глаза. Вы мне и сообщите, что нового. Вас так рано могут не пустить. Хотя, пока до Ялты доберетесь, затем до Симферополя, будет больше десяти. Не придется ждать конца обхода. Попытайтесь взять их на жалость: мол дочь с дня рождения не видела свою мать.
– А я узнаю от вас новости только после конца смены. Отсюда пойду сразу на работу, – заявил Аркадий.
– Ты хоть немного поспал? – заволновалась Даша.
– Да. А тебе тоже нужно как-то сообщить, что не придешь в ателье, взять отгул.
– Хорошо. Не забудь покушать.
Аркадий и Евсей ушли, а Даша с Машей подошли к автобусу, спросили, когда отправляется, им предложили садиться, оплата за проезд прямо у водителя. Когда они появились в больнице, их пустили только взглянуть на Эстер, вскоре должен был начаться обход.
– Машутка, мы с тобой толком не позавтракали. Надеюсь, найдем рядом кафе, посидим в нормальной обстановке.
Даша заказала обоим кофе, булочки, внутри которых было клубничное варенье. Маша удивилась, зачем четыре штуки принесли, на что напарница ответила, что они не знают, когда смогут в следующий раз сюда выбраться. Два съедим, два с собой захватим.
Даша тихонько отворила двери палаты, в которой лежала Эмма. Им Аркадий сообщил, что ей пришлось сменить имя и фамилию, но о подробностях не сказал, не было времени. Она пропустила Машу вперед, тут же зашла следом. Эмма не смотрела в их сторону, но когда те приблизились, повернула голову к ним, улыбнулась, протянула руки. Маша глянула на Дашу, затем бросилась в руки матери. Обе заплакали. Они несколько минут держали друг друга в объятьях, затем Эмма пожалела дочь, которая наклонилась над ней. Она жестом подозвала Дашу, обняла ее и поцеловала.
Говорить она не могла, в один из моментов высунула язык и показала, что хочет его оторвать. Вся троица рассмеялась, даже у Эммы получилось издать некоторые звуки. Мимо проходила медсестра, сказала, что смех поможет ей вскоре поправиться. Даша оставила их вдвоем, сама пошла к дежурному врачу.
– Что с Эммой, доктор?
– У нее маленький, маленький инсультик. Несколько дней, хорошие новости и все пройдет. Не беспокойтесь, больше времени проводите с ней, рассказывайте интересные истории. Вот и все лечение. А вы кем ей приходитесь?
– Родная сестра, а с ней сейчас родная дочь, которую мама много лет не видела. Они заслуживают великодушия. Доктор, она заговорит?
– Я в этом и не сомневаюсь.
Врач ушел в кабинет, а Даша задумалась. «Неужели Маша захочет остаться с Эммой? Я ей, конечно, не родная мать, но относилась не с меньшей заботой, чем к сыну. Люблю, как будто она моя дочь, и хотела бы принимать участие в ее дальнейшей жизни. Даша, очнись! Поставь себя на место Эммы и Маши. Как бы ты сама поступила, отказалась бы жить с матерью, которая родила тебя, пережила столько горя? Пойми Эмму, пойми Машу. Не мешай им принимать важное жизненное решение. Я все понимаю, но вложила в нее свои знания, свою душу».
В глазах Даши появились слезы, она начала злиться на саму себя. Поняла, что пора прекратить глупые мысли, от нее мало что зависело. Быстро спустилась вниз, заказала в кафе пиво. Когда ей принесли полный бокал, растерялась: что с таким количеством делать? А тут с соседнего столика мужчина поднес небольшую вяленую воблу. Обрадовалась, поблагодарила и почти полчаса разбиралась со своим напитком. Выпила до дна и вернулась в больницу. Застала Эмму и Машу в том же положении.
За все время отсутствия Даши мама не промолвила ни одного словечка, она только гладила доченьку по щеке, по рукам. Маша понимала, что сейчас ничего не узнает, что произошло с мамой, как она малышкой оказалась в деревне. Девушка немало читала о прошедшей войне, знала, что погибло много людей, что больше всего досталось еврейскому населению. Ей нужно было понять, почему мать поменяла имя, была Эстер, стала Эмма, почему она не нашла ее, а вот папа отыскал. Вопросов много, но ответа нужно было ждать от той, что сейчас рядом с ней лежит и молчит. Аркадий сообщил, что Эмма многое рассказала ему, но он не хотел бы в данном случае заменить ее мать. Она расскажет точнее и подробнее.
«Мама, бедная мама, видно по глазам, что она любит меня, смотрит почти неотрывно. Я люблю тебя мама, уверена, что сделала все, чтобы спасти свою маленькую дочь. Где бы ты ни жила, я буду с тобой. Только не ревнуй меня к Даше, она замечательный человек, заменяла тебя. Как я ей благодарна, но мама у меня одна – это ты».
– Маша, мне кажется, что твоей маме нужно отдохнуть от такой встряски, и тебе не мешает немного походить. Как вы считаете, Эмма?
Та кивнула головой, поцеловала в очередной раз доченьку и отпустила ее. Маша поняла, что нужно развеяться, изгнать всю белиберду из головы, стать вчерашней Машей. Лучше всего ни о чем ни думать. Договорились, она приедет к ней завтра.
– Выздоравливай быстрее, Эмма, – Даша пожала больной руку, поцеловала в щечку.
Дома в Алуште Евсей сразу после приезда Даши и Маши заявил:
– Тебе нужно подавать документы в институт или университет, тянуть дальше некуда. Ты думаешь возвращаться в Калугу?
– Здесь же мама моя в больнице. Разве имею я право бросить ее в таком положении? Я остаюсь здесь.
– Даша, что ты скажешь?
– Евсей, здесь мое слово не приоритетно. Решение не за нами, а за Машей, хотя не очень хотела бы расставаться с ней.
– Но я как отец настаиваю, чтобы она продолжила учебу.
– Я понимаю тебя. Мы на обратном пути в киоске купили газету, там есть объявление о наборе в Симферопольский университет. Аттестат и все необходимые документы мы ей тут же после приезда домой вышлем. Евсей, она помнит, что ты ей отец, сама мне сказала, что любит нас обоих. Надеюсь часто видеть ее в нашем доме.
– Аркадий, эти женщины сведут меня с ума.
– Евсей, у тебя хороший вкус: обе твои жены чудо. Но Эмму ты не получишь, как бы не прыгал, да у тебя есть Даша, замечательная женщина. Пойми и другую проблему: Маша красивая девушка выйдет замуж, а парень живет где-то во Владивостоке. Это тебе не Крым, не Подмосковье. В Симферополе студенты в основном крымчане, она может влюбиться в одного из них. Так что меньше волнуйся, а каждый год приезжайте к нам, платить за квартиру не надо, места хватит. Евсей, послушай совета: ты и Даша в расцвете сил, родите еще пару детишек.
– Тебе легко советовать, вдруг в твоем доме появилась такая прекрасная девушка, отличница, мастерица на все руки. Ты сразу вырастешь в глазах других людей.
– Я и теперь на пару сантиметров выше тебя. Извини за шутку. Уверен, вы воспитаете хорошего сына и будете счастливы. А Маша вас будет всегда помнить и благодарить судьбу за настоящих добрых родителей.
Вмешалась Даша: – Что вы ведете пустой спор, меряться надумали. Все уже решено, Маша остается здесь. Точка!
– Папочка, мамочка Даша, я буду приезжать к вам на каникулы. Будем ездить в лес, собирать ягоды, грибы, – Маша поочередно обняла отца, Дашу, возле нее даже задержалась, чувствуя некоторую вину за то, что не называла ее мамой. Но ведь это неважно, она ее любила и любит.
Евсею и Даше ничего не оставалось делать, как пойти к снимаемому ими жилью и собирать вещи. Маша присоединилась к ним, ей тоже надо было перенести сумку с ее гардеробом, он оказался не очень велик. Даша уговорила переночевать эту ночь вместе с ними.
Легли они поздно, что не помешало встать всем рано. Добираться далеко, но Евсею и Даше нужно было ехать в Симферополь, отпуск окончился. Втроем приехали на автобусную станцию. Маша хотела проводить их к автовокзалу, но ее уговорили не делать этого. На прощанье девушка расцеловала обоих родителей. Ей нужно было опять идти к настоящей маме, хоть бы она скорее выздоровела.
Эмма очень волновалась. Почему ее Лизонька задерживается? Может быть она уехала с папой и Дашей? Обход прошел, она чувствует себя гораздо лучше, ей разрешили ходить рядышком с больницей. Но она и шагу не сделает без доченьки. А вот и она ее милое дитя. Ой, что у меня из головы всякая ерунда выскакивает. Моя Лизонька намного выше меня, выросла такой красивой девушкой.
– Милая моя, как я рада видеть тебя, не бросай меня, я не переживу этого.
– Мамочка, ты заговорила! Как я рада! Хоть ура кричи. Не волнуйся, все будет в порядке, я с тобою. Пришла позже, так как провожала папу и Дашу, они поехали в Калугу. Теперь я на сто процентов твоя. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо. Только просили, чтобы я много не говорила. Идем вниз, мне позволили выходить, только я за тебя держаться буду. Вдруг захочу упасть или ты убежать. Помоги мне одеть халат.
Они вышли из здания, Эмма почувствовала, что очень жарко, но дочь тут же увела ее в тень деревьев. Там стояли скамейки, кто-то из мужчин курил, некоторые разговаривали между собой. Маша предложила обойти здание, так и сделали. Здесь было всего две скамейки и обе пустые. Сели, обнялись, помолчали.
– Лизонька…, ой прости. Машенька, как получилось, что ты сменила имя?
– Как я могла менять, когда до встречи с папой и не подозревала, что меня при рождении назвали Лизонькой. Те, кому ты вручила меня, решили, что мне подходит имя Мария. Давай лучше отложим на время мои вопросы
– Я тебя никому в руки не передавала, положила на скамейку возле дома, подождала пока выйдут хозяева и заберут тебя. Когда возвращалась, меня арестовали фашисты. А моих родителей…
– Мама, тебе вредно волноваться. Папа рассказывал, что твоих родителей и тебя расстреляли. Он, когда увидел тебя, впал в шок. Как ты спаслась?
– Когда мы узнали, что нас ведут на расстрел, группа молодых ребят договорилась бежать. Они начали удирать в лес, а я не могла быстро бежать с мамой, поэтому решила, что пока немцы будут стрелять по этим парням, мы направимся в другую сторону, быть может, немцы не обратят на нас внимание. Все вначале складывалось хорошо, мы отбежали метров сто. Твоя бабушка начала задыхаться, в этот момент по нас открыли огонь. Мама упала, и я рядом с ней. Так ее убили, а я очень хотела увидеть тебя, поэтому спаслась. Извини, Машенька, у меня в горле щиплет. У нас еще будет время обо всем поговорить. Расскажи о себе, доченька.
– Знаю, что я каким-то образом оказалась у молодой женщины из Польши, которая хотела меня удочерить, но ей не дали разрешения. Об этом мне рассказал папа, он и забрал меня у нее. Мы немножко жили в Чимкенте с бабушкой и дедушкой, потом переехали в Калугу. Ты же тоже там до войны жила. Папа где-то познакомился с Дашей, она приехала к нам. Мама, она прекрасный человек, мы ни разу с ней не поссорились. Папа ее очень любит. Тебя тоже! Мне он рассказывал, как вы вместе жили, работали, даже как познакомились. Сейчас время обеда, а я тебе ничего не принесла.
– Мне не надо ничего приносить, разве что какой-либо деликатес. Пойдем, тебе тоже нужно подкрепиться. Я поделюсь с тобой обедом.
– Мама, тебе нужно поправляться, а не раздавать пищу. Я схожу в столовую, если найду ее поблизости, а нет, то в кафе. Папа с Дашей оставили мне немного денег, ты выздоровеешь, я найду себе подработку. Ты должна покушать и поспать хотя бы часок. Как там в песенке поется? «Жди меня, и я вернусь».
Настроение у Маши было прекрасное, она шагала по улицам города, размахивала маленькой сумочкой и поглядывала по сторонам. Ей нужно было найти здание университета. Пришлось поинтересоваться у людей, чтобы понять, в каком направлении ей двигаться. Вот оно нужное симпатичное здание – Симферопольский государственный университет.
Нашла помещение, куда выпускники школ приносили свои аттестаты. Спросила у женщины, сидевшей за столом, когда кончается срок подачи документов. Оказалось через двадцать дней. Хоть бы родители успели прислать аттестат.
– Мне отец должен отправить мои документы. Если они не придут вовремя, могу ли я сдавать экзамены, а зачислить меня в университет, когда их принесу.
– Что-то новенькое придумала. Поторопи родителей, иначе придется ждать еще год. Еще вопросы есть?
– Спасибо.
Как их поторопишь? Телефона дома у них нет, телеграмму не хочу посылать. Надеюсь, они аттестат уже послали, на днях прибудет. Маша вышла на простор широкой улицы и вскоре увидела столовую. Выбирать тут особо нечего: суп или щи на первое и шницель на второе. Но она не переборчивая, возьмет еще стакан компота, и достаточно.
Вернулась в больницу, поинтересовалась у матери ее самочувствием. Та ответила, что заснуть не могла, перебирала в памяти все моменты прежней жизни, когда Лиза была крохой. Будто кино смотрела, сказала она. Маша предложила выйти во двор больницы.
В это время скамейки были и спереди здания свободны. Хотя время далеко не уползло за полдень, но дул освежающий ветерок, можно было и посидеть. Мама Эмма рассказала, как она скиталась голодная по лесам, пряталась в любой дыре, чтобы поспать, как оказалась в деревне Дубровка, ее спасла женщина Нюра.
– Я обязана ее навестить. Как только стану на ноги, заработаю денег, так сразу туда и поеду. О добрых людях забывать нельзя. Городок расположен недалеко от районого центра Горки. Когда немцы удрали оттуда, поехала узнать что-либо о моем муже, твоем папе. Мне сказали, что он погиб в битве под Москвой. Там меня и арестовали. И посадила меня прекрасная советская милиция в тюрьму на десять лет, правда просидела я больше шести лет, освободили за хорошее поведение, вроде бы нашли человека, оклеветавшего меня.
– Мама, в тюрьме страшно? Бьют заключенных?
– Главное, не поддаваться этому чувству, уметь постоять за себя, найти таких товарищей, которые заступятся за тебя. У меня была такая знакомая, намного старше меня, но очень справедливая.
– У меня есть предложение: ты мне, когда выйдешь из больницы, расскажешь интересные случаи в твоей жизни, я запишу, немножко оформим их и отправим в какой-нибудь журнал.
– Хочешь писательницей стать? Это не так просто.
– Знаю. – Маша наклонилась к маме и прошептала: – Один мой рассказ поместили в журнале «Роман-газета».
– Ух ты! Не ожидала. Хотя я о тебе очень мало знаю, но поняла, что ты молодчина. О чем рассказ?
– О девушках последних лет обучения в школе. Мам, я не буду тебе подробно рассказывать, там много размышлений. Дома почитаешь, я журнал с собой привезла. Потом скажешь, понравился он тебе, или моя работа пустое дело.
– Маша, мне хочется тебя Лизонькой называть, но не буду. Дам тебе второе имя – Лисичка. Ты умная толковая доченька, я тебя люблю больше, чем думала. Не могла представить такой, какая ты сегодня. Мне жаль, что тебе пришлось выбирать между мной и отцом. Он хороший человек, наверное, и папой замечательным был.
– Ты права, мама. Если я поступлю здесь в университет, то на летних каникулах поедем с тобой к ним в Калугу. Согласна?
– Оставить одного Аркадия? Не смогу. Я и ему многим чем обязана.
– Мы все впятером и поедем.
– Хорошее предложение. Ты ближе к следующему лету спишешься с отцом и Дашей. Мы снимем невдалеке квартиру. Тогда я сумею навестить мою спасительницу Нюру Сидорович.
Из больницы выбежала сотрудница из их отделения, потребовала скорее возвращаться Эмме в палату, сказала, все подумали, что она убежала из больницы. Маше посоветовала, когда мама почувствует себя хорошо, выписаться и ехать сейчас домой. Та обещала, что ни одного дня не задержится здесь.
Аркадий расспросил девушку о самочувствии ее матери. Она порадовала его, сказав что мама поговорила с ней. Разговаривая, заглянула в кухню, в холодильник. Из приготовленной еды остался только суп.
– Давайте я поджарю нам картошку. Как вы на это смотрите?
– Сам хотел этим заняться, чтобы не загружать Дашу. Предлагаю тебе обращаться ко мне на ты, мы не можем быть чужими людьми. Все же я сейчас самый близкий друг твоей мамы. Называют таких по отношению к тебе отчимом, но мне не нравится это слово. Не прочь делить свою любовь, как к своим детям, так и к тебе.
– Спасибо Аркадий, договорились.
Маша почистила картошку, нарезала ее на плоские кружочки, часть средней величины на ломтики, и стала жарить на сковородке. Аркадий колбаску московскую настрогал, чайку заварил, куда добавил несколько листиков от какого-то цветочка, сразу приятнейший запах по всей кухне распространился. Вскоре все оказалось на столе.
– Что это ты вкусного наготовил? – спросила у Аркадия соседка Женя, с которой семья Файнберг после приезда в Алушту установила дружеские отношения.
– Я здесь не причем, это все Машенька.
– Придется утвердить ее шеф-поваром в вашем хозяйстве. Молодец!
– Да мы вместе готовили ужин, – смущенно ответила девушка.
– Женя, присаживайся, поужинаем вместе.
– Раньше нужно было приглашать, я уже поужинала. Не видишь что ли, по весу три Маши не сравнятся со мною. Я пришла узнать, как там моя подруга, твоя женушка поживает.
– Я к ней сегодня не успел добраться, да не хотел мешать ее общению с дочерью. Эмма чувствует себя лучше, вскоре ее выпишут, и мы продолжим нашу жизнь впятером. Навещу ее завтра утром. Присядь, Женя, килограммом меньше, килограммом больше…
– Аркадий, издеваешься надо мной?! Ничего у тебя не выйдет. Маша, передай маме привет от меня, пусть быстрее возвращается домой в полном здравии. Все хорошего, соседи. Эх, жаль, что у меня сынок маленький, а то бы я тебя в невестки взяла, очень ты мне нравишься.
Утром Аркадий поехал навестить жену, Маша занялась учебниками по математике. Ее удивляло, зачем человеку, поступающему на гуманитарное отделение в университете, необходимо сдавать вступительный экзамен по математике. Одно дело хорошее знание литературы, языка, истории, но не теоремы, логарифмы. Но она не министр образования, поэтому сиди и учи математику.
Маша собиралась в два часа поехать к маме, но тут она вошла вместе с Аркадием. Дочь бросилась ей на шею, целовала, целовала, пока мужчина не попросил разрешения пройти ему вперед.
– Мамочка, ты полностью поправилась? Тебе не нужно возвращаться в больницу?
– Что я там забыла? Но вот на работу возвращаться надо будет. Сегодня я с тобой, а завтра с утра в ателье. Ну-ка, откройте холодильник, посмотрю, как вы без меня обходились. Ух ты! И супа немного есть, четыре куриных окорочка. Зачем вам тогда нужна такая хозяйка как я?
– Нам нужна прекрасная мать и жена, – любимая ты наша Эммочка, – заявил Аркадий, – но ты, я уверен, позаботишься о голодных муже и доченьке.
– Тогда я пошла переодеться.
И для Эммы, и для Маши жизнь начиналась сызнова. Пожалуй, и для Аркадия: получить в подарок такую дочь – это дар небесный. Он не считал ее падчерицей, а себя отчимом, они с уважением относились к друг другу. Девушка сказала, что Евсея будет называть папой, а его папой Аркадием. Это вполне удовлетворило его.
Для Маши наступил тяжелый период, ей успели прислать аттестат, который вместе с заявлением отдала в приемную комиссию университета. Литературного отделения в этом учебном заведении не было, поэтому будущей своей специальностью назвала журналистику. До экзаменов оставалось всего двадцать дней, девушка усердно села за учебники, за чтение произведений писателей. Многие стихотворения Пушкина, Лермонтова, произведения Максима Горького она прекрасно помнила, но Гоголя, Достоевского стоило прочитать снова.
Первый экзамен сочинение по русской литературе. Маша вчера пролистала учебник. Шла уверено, но все же волновалась. Разве можно иначе? Дали экзаменующимся три темы, одной из них была «Русская женщина в романе Льва Толстого «Война и мир».
Она и взяла за тему. Сказать, что ей очень нравилась Наташа Ростова, было бы неправдой. Увидела мужчину, тут же полюбила его, не зная, что он собой представляет. Но ее радовало, что она может начать сочинение с женских образов в творениях Пушкина, Тургенева, а в конце дать сравнения из произведений советских писателей. Вот они наши современные женщины: свободные, раскрепощенные, знающие себе цену.
Придя в университет на очередной экзамен, студенты не увидели листка с оценками за сдачу предыдущего предмета. Им объяснили, что основной педагог заболел, не успели проверить сочинения, поэтому результаты объявят через несколько дней, а пока дорогие ребята сдайте русскую литературу.
За сочинение Мария Файнберг получила четыре, по устной литературе пять. Сдала она историю СССР, потом математику и была принята в университет на первый курс факультета журналистики. В конце первого учебного года преподаватель русского языка ей объяснил, почему за сочинение она не получила высший бал.
– У тебя слишком звучная фамилия Файнберг – красивая гора. Я спорил, ведь ни одной ошибки в сочинении не было. Они в ответ: тема о женщине девятнадцатого века, зачем она привязала советских героинь. Я проиграл в этих дебатах, но ты все равно осталась победительницей. Главное, что ты теперь учишься здесь, в университете. Успехов тебе!
Мама Эмма, когда приходила с работы, тут же глазами искала свою старшую доченьку. Если не видела, сразу тревожилась, спрашивала у присутствующих в этот момент членов семьи, где она. Когда Маша уходила вечером по своим делам, связанным с учебой, библиотеку, встречей с друзьями, театр, она умоляла ее придти вовремя. И не ложилась спать, пока не увидит доченьку. Аркадию не нравилось ее такое напряжение, но он не укорял ее, понимая ситуацию: найти через шестнадцать лет свое дитя, нехотя будешь волноваться за каждую минуту дочери.
Маша была задорной веселой девушкой. У нее сложились хорошие отношения со многими однокурсниками. Она участвовала в небольших постановках в университете, успевала что-то написать в областную газету, а дома готовила рассказ о молодых ребятах, впервые приехавших в Крым, чтобы отправить его в журнал «Юность». У нее уже три публикации были там помещены. Задумывалась о написании повести, поэтому часто расспрашивала мать и Аркадия об их детстве и дальнейшей жизни. Теперь она не стеснялась набрасывать тексты своих работ в присутствии родителей.
Молодость – это такие годы, когда каждый день может преподнести сюрпризы. Она собиралась пойти в театр, где в этот день артисты Большого театра ставили оперу «Дон Жуан». Она с подругами заранее купила билеты, свой дома положила в недавно купленную книжку «Оперы и оперетты». В этот день не спеша оделась, чтобы не ждать долго начала действия на сцене театра. Взяла книжку, а билета там не было. Спросила маму, Аркадия, они ответили, что не заходили в ее спальню, книжки этой не видели. Маша металась по спальне, по квартире, расстроилась окончательно.
– Иди к театру, кто-нибудь обязательно не придет, а его напарница продаст тебе билет, – посоветовал Аркадий.
Маша так и поступила. Автобусом добралась до Симферополя, вышла у театра. Целыми толпами шли люди на этот спектакль-оперу, но что-то никто не предлагал купить билет. Она чуть не плакала. Прошли мимо ее однокурсники, посочувствовали и зашли в помещение театра.
– Вы билет продаете или хотите приобрести? – неожиданно услышала сбоку от себя вопрос молодого парня.
– Хочу посмотреть оперу, а билет потеряла.
– А у меня лишний, товарищ не пришел, а действия вот-вот начнутся.
– Сколько я вам должна?
– Давайте поговорим об этом на наших местах, времени у нас мало. Я Давид.
– Маша.
Они как раз успели к началу постановки. Пришлось протискаться через колени сидящих, только несколько человек приподнялись со своих сидений. Оба внимательно следили за действиями актеров, вслушивались в прекрасные голоса исполнителей ролей.
Антракт. Давид предложил выйти прогуляться в фойе, Даша кивнула и поднялась. Там уже было немало людей, кто-то направлялся в кафе, кто-то осматривал картины, висящие на стенах фойе. Маша их видела в предыдущие посещения.
– Давид, сколько я вам должна? Я сейчас и расплачусь с вами.
Парень рассмеялся. – Встретить такую чудную девушку и брать с нее деньги? Считайте, что я вас пригласил.
– Я замена той, которая не пришла?
– Нет, должен был придти мой двоюродный брат, но что-то ему помешало появиться на таком замечательном спектакле. Получит взбучку. А девушки у меня на данный момент нет, да и не было. Надеюсь, что вы согласитесь со мной дружить, встречаться.
– Давайте попробуем. Давид – был такой царь в Израиле, значит вы его потомок.
– Оказывается, вы знаете не только историю Советского Союза.
– Я, как и вы из того же рода-племени.
– Не может быть! Маша, Мария чисто русское имя.
– Вы хотели бы, чтобы моя национальность была другой?
– Наоборот, я рад. Простите, но вы мне нравитесь.
– Скоропалительный комплимент, пока у меня о вас нет конкретного мнения, мы едва знакомы. Нас просят пройти на свои места.
Давид после окончания спектакля решил проводить ее домой, оказалось, что он тоже живет в Алуште, вместе веселее добираться автобусом домой. По дороге делились впечатлениями об опере. Обоим понравилась и музыка и игра, пение актеров. парень сказал, что заканчивает медицинское училище в этом году, но собирается поступать в медицинский институт.
– После окончания школы пытались сдать экзамены в институт?
– Делал такую попытку, но не прошел по конкурсу.
– Я так и предполагала.
– Что и с тобой такое было?
– Нет, все окончилось удачно, хотя напряженность почувствовала.
– Где ты учишься?
– Студентка пока еще первого курса университета, факультет журналистики.
– С тобой нужно осторожным быть, иначе в фельетон попасть могу.
– Осторожность со мной тебе не помешает.
Они оба рассмеялись. По дороге домой беседовали на разные темы. Давид рассказал, что его отец, врач по специальности был отправлен в Казахстан осваивать целинные земли, говорил, что там такая глушь, на десятки километров никого не видно. Теперь население пополнилось за счет добровольцев-целинников. Маша поинтересовалась, какую специальность он хочет выбрать. Давид ответил, что хирургию. Парень пытался расспросить о ее жизни, но она уклонилась от такой темы. К сожалению обоих поездка в Алушту, затем пешая прогулка незаметно быстро закончилась. Постояли у дома еще минут пятнадцать и разошлись. Ему хотелось ее поцеловать, хотя бы в щечку, но он сдержал себя. Как бы она отнеслась к его желанию, он понятия не имел, боялся навредить их дальнейшему общению. Насчет будущих встреч договорились созваниваться.
Не прошло и месяца, как мама Эмма поняла, что у дочери появился поклонник, но не хотела расспрашивать Машу об этом. И все же очень переживала, мало ли какой парень провожает ее, вдруг негодяй.
Заканчивалась зимняя сессия учебного года, их ждали экзамены, поэтому свидания на некоторое время прекратились. Парню необходимы были хорошие оценки для предъявления итогов учебы в училище при поступлении в институт. Давид справился с этой задачей дней на пять раньше Маши.
Вот и долгожданная встреча, обоих переполняла радость видеть товарища. Оба кинулись друг к другу, оторваться от губ влюбленные едва смогли. Маша ощущала необычное волнение, чувствовала, что сердце прибавило свой ритм. Дома она поняла, что влюбилась в Давида.
Встречи были не редкими, как минимум два раза в неделю, разве что намечался какой-то серьезный экзамен. Мама Эмма вскоре поняла, что случилось с дочерью.
– Машенька, я бы хотела знать, с кем ты встречаешься, если ты не против, то и познакомиться с ним. Вовсе не возражаю против ваших свиданий, лишь бы ты была счастлива.
– Хорошо, мама. Я поговорю с ним.
Вскоре девушка привела парня в дом, познакомила со всеми родными. Давид понравился Эмме и Аркадию. В темно-синих брюках, голубой футболке, легких босоножках приковал внимание мамы, а больше всего Аркадия. Черные густые кудри парня охватывали не только голову, но и часть шеи. Больше всего вызвала симпатию его скромность.
– У твоих родителей много детей? – спросила Эмма.
– Со мной четверо, я самый старший.
– Далеко от нас живете?
– Минут пятнадцать ходьбы. Но я снимаю квартиру. Мама с папой живут в Каховке. Мне посоветовали учиться одному, чтобы лучше познать жизнь, поэтому я выбрал Крым, Алушту, чтобы быть ближе к морю. Главное они боялись, что моей учебе будут мешать малыши.
– Мама, он к тому же кандидат в мастера спорта по плаванию, – решила притормозить расспросы Маша.
– У тебя братья, сестрички? – не остановилась мама Эмма.
– Две сестрички и один брат, ему всего пять лет, но очень шустрый.
Как-то Маша вернулась домой в два часа ночи. Конечно, мама волновалась, не спала, ходила из угла в угол.
– Разве можно так поздно гулять? Тебе же утром идти на занятия.
– Мамочка, прости. Давид включил интересную музыку, американский ансамбль «Абба» исполнял песни. Я бы хотела, чтобы и вы послушали. На улице поднялся ветер, не хотелось уходить из уютной комнаты. Не беспокойся, он меня проводил до самой двери нашего дома.
– Хотя бы позвонили с какого-нибудь телефона-автомата.
– А мы не чувствовали время, оно не шло, бежало.
Незаметно подошли летние экзамены. После второго Маша пришла домой бледная, совсем другая, чем обычно. Когда пришла мать, она пожаловалась, что ее перед самым заходом в аудиторию стошнило. Эмма тревожно взглянула на дочь.
– Я взяла себя в руки, не волнуйся, экзамен сдала нормально.
– Скажи мне откровенно: у тебя была близость с Давидом?
– Мы близкие друзья…
– Я о другом, вы не только целовались, но у вас были более близкие контакты?
– Мамочка, всего-то один раз, тогда, когда я пришла поздно.
– Так, моя хорошая, одевайся, пойдем в клинику.
В поликлинике сообщили, что Маша беременна. Мать не стала ее ругать, слишком много для нее значила эта родная доченька. Попросила сообщить об этом Давиду, потом рассказать, как он на это прореагирует.
Парня взволновало это сообщение, он сказал, что готов хоть сегодня пойти с ней в ЗАГС. Поговорили, решили подать заявление о регистрации брака после сдачи ею всех экзаменов. У него учебный год кончался на неделю раньше.

Лето. Что делает советский человек? Старается пойти в отпуск и отправиться на юга. Семье Файнберг в этом необходимости не было, они и так жили на берегу чудесного Черного моря. А поэтому решили, как было заранее запланировано, поехать на север. Ну, не совсем в таежные дали, не к белым медведям, а в Калугу, гости к отцу Маши Евсею, к Даше и их сыну Мише.
Предварительно созвонились с семейством Файнберг и ранним утром оказались на перроне железнодорожной станции Калуга. Здесь и произошла встреча. Тут же отправились домой к Евсею и Даше. Хозяйка старательно подготовилась к приему гостей, для них был снят двуместный номер в гостинице, но поселение в нем отложили на вечер.
– Ух, ты, какой гвардеец! За год подрос, – воскликнул Аркадий, увидев восьмилетнего Мишу, сына Евсея и Даши.
– Да и ваши не подкачали, – ответила хозяйка, обняла Беллу и Илюшу. Машу она вообще долго не отпускала из своих рук, потом спохватилась, ей же надо накрывать стол. Ей помогала Эмма, а Машу не отпускали дети, показывали свои игры, рассказывали о своих друзьях.
Чтобы всех усадить, пришлось принести стол из детской комнаты. На стол, кроме закуски поставили бутылку коньяка и сухого вина. Евсей налил взрослым по их желанию, в том числе и Маше, но Эмма тут же отодвинула ее бокал в сторону.
– В чем дело? Она уже большая, – удивился Евсей.
– Она замуж выходит, – объявил Илюша.
– Хотели рассказать вам об этом чуть попозже, а этот болтунишка выдал тайну, но не всю. Наша Машенька беременна!
– Вот за нее и выпьем, – Аркадий встал, поднял вверх рюмку с коньяком.
– И за нее выпьем, и за остальных деток, – согласилась Маша. – У меня другой первый тост: выпьем за нашу большую единую дружную семью. Пусть она цветет и увеличивается.
Руку подняла Даша. – Извините, этот тост относится и к моему и Евсея будущему ребенку. Давайте все дружно крикнем: за нашу большую семью!

Главы романа «Биссектриса»
Глава 1 В Калуге
Глава 2 В гетто
Глава 3 Не сдаваться
Глава 4 На полях сражений
Глава 5 Сижу за решеткой
Глава 6 Поиски дочери
Глава 7 Потерять и не сдаться
Глава 8 Я не один
Глава 9 Ты пойми меня, жизнь
Глава 10 В родную обитель
Глава 11 Новое место – новая жизнь
Глава 12 Будни семьи Файнберг
Глава 13 Машенька
Глава 14 Мы одна большая семья

Произведения Давида Фабриканта

Публицистика
Гомельский станкостроительный – 1979 год
Швейное объединение «Коминтерн – 1989 год
Если бы земля могла говорить – 2008 год
Звездочки не гаснут – 2009 год
Да разве сердце позабудет – 2010 год
Солнце взойдет – 2012 год
Сквозь огненные версты – 2015 год
Мы дети Второй мировой – 2017 год
Шаги в бессмертие – 2018 год
Художественные произведения
Нам не дано предугадать – 2012 год
Не расставайся с надеждой – 2015 год
По ступенькам вверх – 2016 год
За счастьем вдогонку – 2016 год
Слияние рек – 2018 год
Оглянуться – не вернуться – 2019 год
Притронься к сердцу моему – 2020 год
И ты улыбаешься мне – 2020 год
В ритме жизни – 2021 год
Дорогой к счастью – 2021 год
Биссектриса – 2022 год