Юрий Моор-Мурадов : «Русский язык мы привезли в своих сердцах». Интервью

10 февраля в столичном дворце Биньяней а-Ума состоялось торжественное открытие 26-ой международной Иерусалимской книжной ярмарки. В связи с этим журналист Грегори побеседовал с израильским писателем Юрием Моор-Мурадовым.

— Юрий, в эпоху, когда почти любой текст можно найти одним «кликом» в Интернете – книжные ярмарки все еще актуальны?

— Я недавно прочел афоризм: «Писатель – не тот, кто пишет, а тот, кого читают». И сразу подумал, что это немного неверно. Писатель – это не тот, кто пишет, и даже не тот, кого читают – а тот, чьи книги покупают. Сошлюсь на авторитет: В 19 веке Герцен, который издавал в Европе газету «Колокол», настаивал на том, чтобы в России газету именно продавали, а не раздавали бесплатно (хотя он мог себе это позволить). И объяснял: только так я могу знать, нужно ли мое издание в России, хотят ли за нее платить. И в 19 веке, и в нашем циничном 21-м самое объективное голосование за писателя — это готовность раскрыть кошелек и выложить деньги.

Книжная ярмарка помогает автору встретиться с читателем. Это и возможность найти издателя, и автограф-сессии. Мои книги почти все выложены в Интернете – и меня особенно трогает, когда люди приходят на встречи со мной и покупают мои книги, чтобы держать ее в руках, иметь у себя на полке, перечитывать. А сам момент, когда ты подписываешь читателю книгу – не сравнится с десятками тысяч читателей сайтов.

— Видимо, такие ярмарки – не только торговые мероприятия…

— Да, конечно. Вообще-то писательское дело – одинокое дело. Скопом, вскладчину редко удается создать что-то ценное. Но и кустарю-одиночке время от времени нужно пообщаться со своими коллегами по цеху, потереться в этой среде, послушать, посмотреть… Оценку тебе твои же собраться дают уже тем, каким взгляд встретят, улыбнутся и просто хмуро кивнут. Не говоря уже репликах типа: «Читаю тебя, слежу…» Книжные ярмарки и являются среди прочего такими вот полезными, ободряющими тусовками.

— Русскоязычный писатель в Израиле – это не кажется тебе некоторым нонсенсом?

— Если я верно понимаю тебя, ты спрашиваешь, почему приехавшие в Израиль писатели продолжают писать по-русски? Даже те из них, кто уже сносно знают иврит? Я и сам задумывался над этим вопросом… Видимо, тем, кто приехал сюда уже взрослыми, не удается в полной мере овладеть всем богатством нового языка. Я сейчас свободно пишу на иврите, выступаю по израильскому радио, публикую статьи в ивритоязычных газетах и сайтах – и постоянно с тоской ощущаю, что ни на одном другом языке мы, выросшие «в русском», не сможем сказать или написать так, как на родном. На первый взгляд это кажется легко – но попробуйте найти точный эквивалент таким выражениям, как «добротная мебель», «сиюминутная выгода». У нас с нашим русскоязычным читателем есть особая система знаков, которая помогает понять с полуслова. «Образованность свою хочут показать» – и вы сразу поняли, почему здесь появилось неграмотное слово «хочут». Отношения «писатель – читатель» – это сложный взаимовлияющий процесс. Только дилетанты наивно полагают, что книги пишут писатели. На самом деле когда они садятся за стол их рукой двигает будущий коллективный читатель. Люди не станут читать (и не станут покупать) книги, которые не они сами написали.

Недавно меня попросили отрецензировать пьесу на иврите, я хочу написать – «невнятный финал» – и не знаю, как. Вы меня поняли, и русско-пишущий автор понял бы меня – а вот как это написать на иврите для «ивритянина», убей – не знаю. Можно написать: «неясный финал» – но ведь это не то. В слове «невнятный» есть еще что-то, что поможет автору той пьесы. Я не знаю, как сказать на иврите, чтобы добиться той же с тем же воздействием на чувства читателей: «Отлегло от сердца», «пронзительный рассказ»…

Только на русском мы можем сказать комплимент, от которого не поздоровится, например – «смазливый». А вот эти выражения: «шарашкина контора», «взять под козырек», или такое емкое слово, которое стало самым популярным во всевозможных дискуссиях и — «совок».

— Ты думаешь, писатель не должен эмигрировать?

Не знаю. Бывают причины, не связанные с творчеством. Решив эмигрировать, мы относительно легко и без больших сожалений расстались с наработанным для пенсии стажем, с квартирами и домами, с накопленным добром, с близкими нашей душе пейзажами, а с языком — «нажитым», выстраданным — расстаться не захотели, мы провезли его через границу в своем сердце, и ни таможенная служба, ни пограничная охрана не смогли нам в этом помешать.

Не пойми меня неправильно – я не пытаюсь продвигать идею исключительности русского или ущербности другого языка – я просто говорю, что мы, носители русского языка, только на этом нашем родном языке и можем так образно, богато, метко выражаться. Тому, кто приобщается ко второму языку уже взрослым, нужны десятилетия, чтобы хоть как-то приблизиться к тонкостям и нюансам нового для него наречия. И главное – нужен выход на ивритоязычного читателя – а вот в этом почти никакой помощи мы здесь не получили. Поэтому писательская братия хуже всех интегрировалась в Израиле, не в пример, скажем, компьютерщикам, врачам, ученым, спортсменам, музыкантам или инженерам.

— Ты считаешь, что это вина властей?

— Израильский истеблишмент совершил огромную, роковую для нас и очень дорогую для страны ошибку, отправив приехавшую интеллигенцию работать охранниками, уборщиками, на стройки. Власти здесь не поняли, какой капитал привезла с собой эта волна алии. Члены правления Союза русскоязычных писателей Израиля как-то были на встрече с министром, отвечающим за культуру. Мы рассказывали о своих планах, просили о помощи — самой небольшой – но никакого понимания не встретили. Нам отказали во всем. Я смотрел в стеклянные глаза министра и понимал, что у него в голове умещается всего одна мысль: можно ли эту встречу с русскоязычными писателями трансформировать в мандаты?

— Что ты скажешь о тех, кто не стал ломать стену неприятия и продолжает писать для России?

— Это огромный соблазн – отвернуться от здешнего малочисленного (по сравнению с Россией) русскоязычного читателя, но пользы от этого большой не будет. По-моему, нельзя жить в Израиле как на даче и писать для России – это, во-первых, неинтересно россиянам, а во-вторых — немного нечестно по отношению к ним. Как сказала Ахматова одному писателю-эмигранту, который посмел обвинить ее в чем-то: «Вас здесь не стояло». Нас в России «не стояло» – и мы расплачиваемся за свое отсутствие тем, что не понимаем тот народ. Здесь нет никакого упрека — это констатация факта. Точно так же, как российские писатели не смогут оттуда, издалека, понять нас.

Конечно, каждый мечтает писать так, чтобы его мысли, образы и сюжеты были бы универсальными – но это удается немногим, это удел редких гениев – каждый к этому стремится – и может, кто-то достигнет.

— А какова твоя мечта?

— Она поскромнее, и связана с ивритоязычной аудиторией Израиля, я не уверен, что сумею реализовать эту мечту – но делаю все, чтобы приблизиться к ней.

— То есть, ты осознаешь, что твоя места может не осуществиться?

— Да. Иначе назвал бы это не мечтой, а планами на отдаленное будущее.

— И что это за мечта?

— Позволь мне пока об этом не распространяться. Если и когда она станет явью – я сам поспешу рассказать об этом. Не хочу говорить о ней, пока я еще далеко, но когда она осуществится – обязательно расскажу.

Грегори Фридберг

———————-

————————

 

* * *

Юрий Моор-Мурадов – драматург, прозаик, переводчик, публицист, член Союза писателей Израиля, член Союза писателей СССР. В Израиле с 1992 года, живет в Тель-Авиве. Его книги «Занимательный иврит», «Нюансы иврита» и «Прогулки с ивритом» стали бестселлерами на «русской» улице.

Для приобретения книг Юрия Моор-Мурадова:

054-7923229

yuramedia@gmail.com