АЛЕКСЕЙ БРИК: ИСПОВЕДЬ

Я увидел ее, находясь в командировке в Киеве. Лица показалось знакомым. Большие синие-синие, словно небо, глаза, обрамленные густыми ресницами, производили незабываемое впечатление. И вдруг — словно вспышка молнии: передо мною промелькнули события, свидетелем которых случайно стал. В то время я учился в столичном университете и приехал домой на летние каникулы. Поезд прибыл, кажется, в три часа. От станции до моего дома было четыре километра. А что для студента такое расстояние? Где-то около четырех я уже стучал в окно матери. Отворилась дверь. В полутемном небольшом коридоре мы едва не столкнулись — моя мама, которая бросилась целовать меня, и полураздетая молодая женщина с большими синими глазами, выскочившая из комнаты, где квартировал лейтенант-холостяк. Все мы от неожиданности замерли. Нужно было знать мою мать. Через какой-то миг, оставив меня, она подскочила к испуганной женщине:

—                     А ты кто такая!? Почему в моей квартире?! — подняла невероятный шум. Вышел лейтенант. Мы с ним еле успокоили ее. И на второй же день мама таки отказала военному в квартире: очень суровой была она у меня относительно морали.

…И вот мы рядом на эскалаторе метро держимся за поручни. Не мог отвести взгляда. Женщина ощущала, что на нее смотрят. Она гневно подняла голову, что-то хотела резко сказать — и я заметил, что с ней происходит то же, что и со мной несколько минут тому назад. Волнуясь, спросила:
— Извините, не могу поверить… Вы сын той женщины, где Виктор квартировал?

—    Я не понял, о каком Викторе  идёт речь.

—  Виктором звали лейтенанта! Мы вышли из метро вместе. Хотел уже проститься, но она как-то несмело взглянула на меня:

—   Вы не очень торопитесь? У вас, наверное, сложилось обо мне неверное впечатление, и знаете, хотя прошло уже очень много лет, мне и сейчас стыдно. И когда я вас увидела и узнала… Очень прошу уделить мне хотя бы немного времени…

Я ее понимал. Она хотела возвратиться в свою молодость, поговорить о дорогих ее сердцу людях… В ее жизни что-то было не так. Это меня заинтриговало. И когда она предложила: «А не посидеть бы мы нам за чашечкой кофе в каком-нибудь кафе?», – я согласился.

Мы заняли место в  центре столицы. И я услыхал неординарную историю жизни этой удивительной женщины, чем-то схожую на исповедь.
— Я была единственной дочерью в семье. Отец — офицер. Служба его проходила в Киеве. Когда он получил сюда назначение, я училась в седьмом классе. Отца почти не видела, мама нигде не работала. Чтобы как-то заполнить свое свободное время, «учила» меня, как жить. Много девочек-сверстниц жило в нашем доме, но особенно дружеские отношения сложились с двумя мальчиками  из нашего подъезда, моими ровесниками — Виктором (лейтенантом-квартирантом вашей матери), который учился со мной в одном классе, и Сергеем  из параллельного класса — будущим моим мужем. Мы проводили вместе свободное время, иногда ходили в кино, выполняли поочередно друг у друга на квартире домашние задания. Первые неурядицы между ребятами возникли, когда учились в десятом классе. Как вы догадались, «яблоком раздора» была я. Каждый из них стремился завладеть моим сердцем, а нужно сказать, что в то  время я была красивая, на меня заглядывались и другие юноши, Виктор и Сергей в моем присутствии старались чем-то выделиться или унизить друг друга, остаться наедине со мной. Сказать, что я была влюблена в кого-то из них, не могу. Они мне нравились оба и, в первую очередь, как друзья детства.

Виктор был, возможно, более интеллигентный, спокойный, добродушный, уже в то время он интересовался электроникой. Сергей — резкий, темпераментный, настойчивый в достижении цели, иногда даже грубоватый, физически развитый. Они будто дополняли друг друга.   Из-за меня, наверное, вступили в одно и то же военное училище. В то время профессия офицера считалась престижной. Я же училась в мединституте. Теперь они встречались реже, хотя и учились в одном училище, однако не выпускали меня из поля зрения. А мама, наблюдая, как они меня обхаживают, учила, что не нужны мне «бедненькие» лейтенантики, и подыскивала мне мужа из старшего офицерского состава, хотя я и не думала выходить замуж…

Время промелькнуло быстро. Они окончили военное училище,  получили направление в воинскую часть, расположенную в вашем районном центре, — продолжала она свой рассказ, забыв о кофе, который уже успел остыть. — Я их не видела после этого почти два года. Даже не знала, что службу несут в одном гарнизоне. Не переписывались: узнали о «происках» моей матери. Я тоже молчала: гордыня заела. Однажды в Киеве появился Сергей. И я назло матери вышла за него замуж. Поехала с мужем на место его службы. Когда меня ввели в офицерское общество, как жену офицера, в Доме офицеров я увидела Виктора, который при встрече побледнел, поздравил нас, а потом внезапно исчез. После этого избегал нас. Снял частную квартиру у вашей мамы — подальше от места нашего проживания. Как поговаривали, несколько раз подавал рапорты начальству о переводе в другую часть: не отпускали, очень уж был хорошим специалистом по локаторам

Давние друзья при встречах делали вид, что не замечают друг друга. Больше года пролетело с того времени, как я жила с Сергеем в вашем городе. Устроилась врачом в городской больнице. Подобрались хорошие новые знакомые, молодое офицерское общество, развлечения в Доме офицеров.  Нигде не видно было только Виктора, хотя его не оставляли без внимания. Говорили, что готовится поступать в Московскую военную академию, но ему пока что не давали направления, поскольку он был необходимым здесь, хвалили, что за это время овладел сопредельной специальностью — стал замечательным пилотом.

Как-то пребывая у нас в гостях, мой отец грубо по-солдатски спросил: «А когда вы меня сделаете дедом? Почему, дочка, не родишь мне внука? И я призадумалась: «А действительно, вот уже два года живем с Сергеем, а детей нет». При первой же возможности побывала у врача-гинеколога, прошла обследование и услышала успокоительное, что все обстоит благополучно. Но время шло, а я не беременела. Попросила Сергея, чтобы проверился, а он не хотел и слушать: «Причина вся в тебе». Я смотрела на чужих детей. Когда муж был на службе, я  сидела дома, и мне было не по себе. Наконец решила взять ребенка из детдома. Сергей рассердился и выбежал на улицу. Я тогда поняла: он знал, что причина крылась именно в нем. Через несколько дней подошел ко мне, обнял и сказал:

—                     Я понимаю тебя, но детдомовского ребенка брать мы не будем, давай сделаем так, чтобы ты самая родила, хотя одному будет родным. — Теперь я его не понимала. Подняла голову:

—                     Ты что себе думаешь? Я что, побегу кому-то набиваться! Над нами весь город будет смеяться, а офицерское общество? Ведь от него не спрячешься.
Не помню, что я еще по злости наговорила. А у него в глазах слезы. Понимала его: знать, что твоя жена — в объятиях другого  и ты сам послал ее на это, — невероятно тяжело. Не хотела ничего слышать, пребывала в состоянии истерики. А он, успокоив меня, продолжал:

—                     Ты знаешь, что в городе живет человек, который тебя любит не меньше, чем я. Правда, я не знаю, какая на это будет его реакция. Все зависит от тебя. Несколько дней меня не будет дома. Рискни. Он очень порядочный человек. Знает тебя. Если хочешь, скажи ему правду, хотя мне от этого будет еще больнее.

Я сгорала  от стыда, но теперь знала, что мой муж – самый дорогой для меня человек. Не каждый мог на такое пойти. Так я оказалась в квартире вашей матери. Виктор встретил меня слишком холодно, возможно, лишь выпивка сломала его волю —  я осталась у него. Мне кажется, что он понимал причину, но так ничего и не спросил, за что я была ему признательная. Тогда я поняла, как он меня любит…  Когда я ушла от него, почувствовала себя шлюхой. Казалось, что о моей измене знает весь город. На тот раз, к счастью, обошлось.

В скором времени возвратился муж. Ничего не спрашивал. Я тоже молчала. Истек месяц — все осталось без перемен. Сергей понял. Как-то он сказал:

— Я отправляюсь в летные лагеря на два месяца. Виктор остается в городе. Между прочим, ему присвоили звание старшего лейтенанта, посети, поздравь…

Я радовалась за Виктора. Из их выпуска он один получил повышение в звании. Но решила сделать по-своему. Сломала что-то в радиоприемнике и попросила, чтобы отремонтировал. Не хотел идти ко мне, но я его все же уговорила. Мы понимали все, я себя не считала виноватой. Наши встречи длились почти два месяца, хотя уже через месяц я поняла, что моя мечта осуществилась, но для уверенности мы продолжали встречаться.

Возвратился Сергей. По выражению  моего лица понял все. Обнял меня и крепко расцеловал. Я расплакалась, а он, гладя меня, шептал: «Все нормально, забудем…». Но  я  знала, что ни он, ни я этого никогда не забудем.
Как я и предполагала, шила в мешке не утаишь. В городе начали говорить о наших встречах с Виктором. Обо всем рассказали Сергею. Особенно старались перезрелые «войскдамы». А командир части, пятидесятилетний полковник, начал за мной ухаживать и  когда получил по морде, поднял вопрос о «суде чести» над Виктором.
Муж подал рапорт о переводе в другую часть, и по  протекции моего отца его перевели в Киевский военный округ. Виктора тоже оставили в покое, дав, наконец, направление в Московскую военную академию генерального штаба, куда он успешно сдал экзамены и был зачислен. Всю вину возложили на меня.

Спустя некоторое время я родила сына. Хотела назвать Виктором. Сергей был против. Тогда я поняла окончательно, что он всегда все будет помнить. Назвали мальчика Ярославом.

Шло время. Мы жили в Киеве. Сын успешно учился. Мечтал о военной карьере. С годами он все больше и больше становился похожим на Виктора, о котором мы почти ничего не знали. Правда, кое-кто из знакомых рассказывал, что после окончания академии у него были неприятности из-за матери: выехала за границу на Ближний Восток (отец его погиб на войне), а в то время это не одобрялось. Должности высокой не удостоился, хотя и окончил академию с отличием. Проходил службу на юге, где-то возле Афганистана…

Она снова посмотрела на меня: « Я вас не замучила еще своей болтовней?».
К кофе она так и не притронулась. Теперь ее синие-синие глаза были уже другого цвета. Из  их глубины просматривалось что-то черно-зеленое как из морской штормовой среды.

—                     — Можно, я закурю? — обратилась ко мне. Я кивнул…
—   Ярослав пошел дорогой деда и отца: учился в Киевском бронетанковом училище. Когда был на первом курсе, лекцию о тактике боя в горной местности, как рассказывал сын, читал полковник, очень похожий на него. Проверяя по списку курсантов, внимательно посмотрел на Ярослава, спросил об отце. А когда сыну исполнилось восемнадцать лет, сообщили из сбербанка, что на его имя открыт счет и  положена большая сумма. Думаю, это сделал Виктор, даже уверена, что он не выпускал из поля зрения сына все время.

А потом Афганистан, — простонала она. — Сергей был в числе десантников, которые брали президентский дворец. Его зарезал какой-то душман. Вот тогда я и получила первый цинковый гроб. Сын заканчивал училище.
А я молила Бога, чтобы его не послали туда. Даже хотела разыскать Виктора, чтобы помог, и не нашла, хотя знала, что он там: из всего делали тайну. А сын в то время «бомбардировал» рапортами командование, просясь в Афганистан: хотел отомстить за отца. Но его не брали. Не обошлось без Виктора, который, как я узнала позже, командовал там подразделом особого назначения.

И все-таки сын своего добился: направили в Афганистан. Полгода воевал – ни одной царапины. Был награжден боевыми орденами. Однажды их бронетанковую колонну на крутой горной дороге атаковали душманы. Путь отрезан с двух сторон. Машин шесть. Командовал ими Ярослав. Душманов было очень много. Да и укрытие у них было прекрасное: высоко в скалах каменные норы. И хотя танкисты вызвали по рации подмогу, что-то не сработало: возможно, скалы экранировали вызовы, а может, на месте не было вертолетов. Бой длился несколько часов. Остался лишь танк командира. Оттуда звучали короткие пулеметные очереди, а душманы, осмелев, хотели взять смельчака живым. И вдруг над скалами завис вертолет. Все пулеметы его работали на полную силу, сея вокруг себя смерть. Душманы, оставшиеся живыми, снова спрятались в свои норы и открыли неистовый огонь по винтокрылой «птице». Как удалось посадить пилоту машину и вытянуть полумертвого танкиста из горящего уже бронетранспортера, неизвестно. Машина, словно раненая птица, поднялась вверх. По ней стреляли, а она летела. Долетела к своим позициям…

Да-да! Вы верно догадались. Это был Виктор, который с целью инспекции находился здесь, когда разгорелся бой. Взяв вертолет, полетел выручать сына, хотя ему и говорили, что туда не добраться, да и, наверное, там все уже погибли.
Посадил машину. Идти сам не мог: был тяжело ранен, машина имела вид решета.   Вынесли Виктора, а потом —  мертвое тело Ярослава. Он умер в дороге, а может, добили, когда по ним стреляли: тело его было нашпиговано осколками. Когда несли Виктора, он матерился и неистово кричал:

— Что вы наделали, ироды! Зачем эта война?! За что гибнут люди? Почему погиб мой сын? —  А ночью в госпитале он повесился. Об этом ей тайно рассказал капитан, что привёз два цинковых  гроба — сына и Виктора. Виктор был родом из Киева — и гроб доставили сюда, хотя здесь у него никого было.  Ярославу посмертно присвоили звание Героя Советского Союза. Виктору — ничего: не простили его предсмертных слов.

Она замолчала. Имела утомленный вид. Исповедь далась ей нелегко: перед ней словно промелькнула вся ее жизнь…
Тяжело поднялась. Мы вышли из кафе.
— А теперь поеду навестить их. Составить компанию не желаете?

Согласился. Остановили такси. И вот мы на месте. Затененная местность. Здесь памятники тем, кто погиб в Афганистане и возвращался домой в цинковых гробах. Подошли к трем памятникам из черного мрамора. На габровых дощечках выбиты их портреты и годы жизни. На среднем памятнике — юноша в шлеме танкиста. Был очень похож на маминого квартиранта, прожил неполных двадцать четыре года. На груди выбита Золотая звезда Героя, которой он никогда не носил. По правую сторону от него — портрет полковника с мужественным лицом, которого видел в молодости при таких необыкновенных обстоятельствах, а по левую сторону — майор, отец Ярослава по фамилии.

Она подошла к ним, ласково притронулась к каждому и поцеловала сына. Стояла молча, чем-то напоминая скульптурное изображение Матери-Отчизны, которая посылает своих сыновей защищать родную землю.
А за что погибли эти люди?..

Была середина июля. Изобилие зелени и цветов. Нас окутывала кладбищенская тишина.