РОМАН ЛЕЙДЕРМАН ОЛИМША

В пятницу после работы мы с женой уехали в Беер-Шеву к моей маме в больницу. Там мы заехали ещё за папой и в больницу попали лишь к ужину. Я покормил маму и мы тихо разговаривали.

-Вы не видели мои тапочки? — спросила старушка — олимша с соседней койки. Я достал её тапочки из-под кровати и показал.

— Спасибо. Положите так, чтобы я могла их видеть. — Потом она ещё что – то говорила, но я не обращал внимание.

— Позовите врача, мне плохо — опять обратилась она к нам. Пришли врач с медсестрой. Врач взяла за руку старушку и что — то сказала медсестре на иврите. Та сделала старушке укол и они ушли. Вскоре старушка уснула. Мы ещё немного поговорили с мамой, и ушли к папе ночевать.

…На следующий день, рано утром я приехал в больницу покормить маму завтраком. Там около старушки застал женщину, мужчину и двое детей. К моему удивлению, они говорили со старушкой на иврите. Вот тебе и олимша. По обращенному к старушке слову «има», я понял, что женщина — её дочь. Она кормила старушку. Я тоже покормил маму и пошел звонить папе, чтобы рассказать, как прошла ночь. Когда вернулся в палату, то увидел, что со старушкой опять плохо.

— Мама, мама ты меня слышишь? Кто я? Кто эти дети? Ты их узнаешь? — женщина безуспешно пыталась заставить мать что-то сказать, а дети испуганно прижались к мужчине. — Мама…Мама…-старушка немигающими глазами смотрела на дочь.

— Что с вами? Вам что-нибудь нужно? -я тоже обратился к старушке по-русски.

— Позовите врача, — наконец отозвалась старушка и тоже по-русски. Женщина посмотрела на меня. Я перевел на иврит и мужчина ушел.

— Кто эта женщина?- спросил я старушку.

— Моя дочка.-

— А кто эти дети?

— Мои внуки — каждое слово давалось ей с трудом.

— У вас красивая дочка и внуки.

— Спасибо — я скорее догадался, чем услышал её.

— О чём вы говорите? О чём вы говорите? — испугано спросила меня женщина, потом, не дождавшись ответа, обратилась к старушке — Говори на иврите, только на иврите. Я не понимаю по-русски. Не понимаю. Только иврит.- в голосе её звучало отчаяние, потом она обмякла и заплакала- Мама, мама! Что ты со мной делаешь?

Мужчина привел врача, и та попросила нас выйти.

— Почему она говорит по-русски? — скорее себя, чем меня, спросила женщина.

— А я вчера вечером подумал, что она олимша,- ответил я.- Как все, говорящие сейчас по-русски.

— Она действительно родилась и выросла в Ровно, — как бы что — то вспоминая, задумчиво сказала женщина. — Там она вышла замуж за польского еврея, родила сына -моего старшего брата. Потом они через Польшу уехали в Израиль. Я родилась уже здесь. Дома говорили только на иврите. Иногда, чтобы мы с братом не понимали — на идиш. Никогда не слышала, чтобы мама говорила с кем-нибудь по-русски. У нас в киббуце, где мы все живем, есть несколько семей из России. Она никогда не только не говорила с ними, но и не проявляла к ним никакого интереса.- Вышла врач из палаты, и мы вернулись туда. Старушка лежала с кислородной маской. Я ещё посидел с мамой, потом ушёл, чтобы снова вернуться к обеду.

— Хорошо, что ты пришёл, — обратилась ко мне женщина. Она сидела рядом со старушкой и держала её руку в своих. — Она всё время обращается ко мне по-русски.

Вечером в палате около старушки я застал ещё и мужчину, и сразу понял, что это её сын, так он был похож на неё. В палате было сумрачно и тихо.

Женщина, как и днем, сидела рядом со старушкой и держала её руку в своих, а мужчина стоял рядом. Все они молчали, и только изредка за дверью палаты доносились голоса медсестер и шарканье швабры по полу. Свет никто не зажигал. Стало совсем темно.

— Мама, мы должны ехать, — сказала женщина.

— Посидите ещё, — попросила старушка. Женщина посмотрела на меня. Мне тоже пора было уезжать из Беер — Шевы, и я попрощался с мамой. В лифте мы спускались вместе: женщина тихо плакала, брат её угрюмо молчал. Я попробовал что — то сказать женщине, успокоить.

— Нет, нет, — покачала она головой. — Это плохой знак, если сейчас, спустя более пятидесяти лет, мама заговорила только по-русски.

…Назавтра вечером я позвонил папе узнать, как у мамы прошёл день, а потом спросил, что со старушкой, что лежала рядом , на что папа ответил, что не знает, так как на её месте лежит другая олимша.

Беер-Шева. Израиль. 1992г.