Юрий Моор-Мурадов: Израиль – жестокая страна

 

 

Израиль – жестокая страна.

И это правильно.

И это хорошо.

 

Не знаю, в какую страну ехали вы, дорогой читатель, я точно знал, куда еду, что меня здесь ждет.

Я знал, что моим знаниям, моему опыту, накопленному в СССР, долго еще не будет здесь никакого применения (если вообще будет). Поскольку моим главным инструментом (как писателя) был русский язык. А об иврите я знал только то, что на нем пишут справа налево. И был готов выполнять здесь любую работу. Вплоть до рабочего стройки.

И поэтому я не впал в шок, когда увидел, что мои предположения оправдались. Хотел написать – мои худшие опасения – но это неточно, это не были «опасения», это было почти точное знание – мой русский язык здесь на хрен не нужен, как выражаются авторы комментов, он кормить меня не будет.

 

Я уехал из СССР не потому, что там не мог и дальше заниматься тем, чем занимался – писал и публиковал романы, писал пьесы, которые театры брали в постановку. Я уехал потому, что не хотел этого продолжать. Мое желание жить в своей стране оказалось выше привычки по-прежнему писать для другого народа, другой страны.

 

Еще до приезда я знал, что Израиль – жестокая страна, жестокая по отношению к своим гражданам. И каждый день я получал новые тому доказательства.

Вы и сами, уважаемые читатели, можете сложить горестные поэмы о тяжкой жизни, о банках-грабителях, о кабальной машканте, о придирчивой полиции. Власти пытаются латать бюджет, поднимая прямые и косвенные налоги. То и дело сокращают пособия; тех, кого принято относить к слабым слоям общества, гонят на работу. В этих песнях будет такой великий плач, по сравнению с которым плач дев на реках Вавилонских покажется просто милой печальной песенкой в исполнении группы Бони-М.

 

И я во многом с вами соглашусь.

И от себя добавлю.

Как в любой стране, нас всюду подкарауливают мошенники. Многие простые люди обречены на тяжелый труд. Нет здесь кисельных берегов и рек, текущих дармовым молоком и медом. Хочешь есть – работай. Голод не тетка. Работодатели пытаются выжать из работников как можно больше.

 

Израиль безжалостен к сильным мира сего – президента отправляют в тюрьму за приставания к женщинам, премьера судят по обвинению в денежных махинациях, двоих министров уже поселили в тюрьме за присвоение общественных денег.

 

Израиль жесток и к олигархам. Не буду здесь пересказывать судьбу Лернера (Бен-Ари), Гайдамака.

 

Ко всем жестокостям, свойственным любой стране независимо от социального строя, к особого рода жестокостям, характеризующим свободное общество, добавляются свои, специфические, вызванные исключительным положением страны, постоянной опасностью террора.

 

Израиль жесток, это, наверное, единственная страна, в которой могут бросить упрек родителям, горюющим по похищенному хамасовскими абреками сыну: перестаньте носиться со своим горем.

 

Так почему же я написал, что такая жестокость — это правильно и хорошо?

 

Вначале меня подмывало перефразировать Цветаеву: «не мать – а мачеха страна», но это было бы неверно. Ситуация на деле совершенно противоположная. Израиль как страна – не мачеха для своих граждан. Не она пришла в семью, в которой живут чужие для нее дети. Она – именно мать, которая принимает обратно в свой дом своих родных детей, разбросанных по всяким интернатам и детдомам по всему миру. И привозящим оттуда не только то хорошее, что смогли впитать, но и все плохое, что могло в них прорасти против их воли, как то водится в подобных заведениях.

И в такой ситуации матери – именно из любви – приходится иной раз применить и силу, и жестокость. Ради всеобщего блага.

 

Одним из проявлений правительственной жестокости было создание чуть не на следующий день после провозглашения государства подразделений по отлову уклонистов от воинской повинности. И отряды эти действовали решительно, жестоко. В полночь – стук в дверь. «Такой-то?» -Да. –»Пошли с нами». И либо ты берешь в руки оружие и идешь на передовую, либо – в карцер.

 

Жестоко. Сурово.

А как иначе выстоять государству-младенцу, которое подверглось нападению двунадесяти армий?

Ярким проявлением жестокости является расстрел из артиллерии судна «Альталена». Свои безжалостно стреляли по своим, чтобы восторжествовал принцип: одна страна – одна вооруженная структура. (a propo – в этом инциденте проявилось все величие будущего премьера Менахема Бегина. Первой реакцией было – нанести ответный удар по сторонникам Бен-Гуриона, отдавшего приказ потопить «Альталену», которая везла оружие для отрядов Бегина. Но Бегин подавил первый и вполне естественный порыв, сказал своим единомышленникам, которые рвались в бой: «В интересах нашего общего государства, в интересах народа – мы должны отказаться от мести». Он не санкционировал ни одной ответной акции. И будущее показало, что это было мудрое решение).

 

В Израиле редко встретишь семью, в которой не держат траур по погибшим родным. Поэтому здесь не звучит диссонансом упрек к тем, кто свое горе пытается поставить над горем других.

 

Мы жалуемся на банковский грабеж. Но именно суровые безжалостные машканты и стали причиной того, что всемирный банковский кризис почти не затронул израильскую экономику.

 

Когда восемь лет назад власти резко снизили пособия матерям-одиночкам, знакомая молодая женщина вынуждена была пойти на работу. Начала с тогдашней минимальной зарплаты, сейчас получает в два раза больше нынешнего минимума. И счастлива.

Можно эту суровость властей рассматривать как бездушие, черствость, а можно – как уважение к личной свободе. Если ты голоден – тебе дают не тарелку с кашей или манной небесной, а возможность заработать себе на жизнь, не рыбу, а удочку с инструкцией к пользованию. В Израиле считается, что в таком подходе — больше уважения к человеку, чем в подачках.

 

Приходится быть жестоким, если страна лишена природных богатств, зато богата внешними врагами, и оборонные расходы составляют львиную долю бюджета.

Гуляем мы на днях по новой яффской набережной; много народа, чисто, чинно, ни пьяных, ни хулиганья, к девушкам не пристают, пьяные не валяются. И ни одного полицейского. Что обеспечивает порядок? Жестокость. Полиции. Асоциальные элементы на своей шкуре испытали, знают – при любом инциденте кто-то вызовет стражей прядка, мгновенно приедет патруль, жестоко скрутит дебоширов, увезет в участок.

 

Конечно, идеала не бывает, вспомним хотя бы убийство Арье Карпа на тель-авивской набережной – но это скорее исключения из правил. В конечном счете и в том случае виновники были задержаны и преданы суду.

 

Соседи купили новый диван, старый выставили на улицу. Вечером, когда обмывали покупку, постучал муниципальный инспектор, выписал штраф: нарушен подзаконный акт, старую мебель выставлять можно только по средам до полудня. «Мы сейчас уберем!» Инспектор неумолим. «Уберите. Но и штраф заплатите. 300 шекелей».

Сурово – но как иначе?

Друзья на днях получили солидный штраф из минэкологии: некто ехал за их автомобилем и увидел, как дети что-то выбросили из окна. Этот некто оказался внештатным инспектором, настучал, куда нужно. И друзья платят штраф.

 

А как иначе?

 

Жесток Израиль. Некоторые репатрианты жалуются на то, что их здесь заставляют слушать восточную музыку, есть хумус. (Это было шутка, не затевайте спор!)

 

Решение приехать сюда нужно было принять так: я еду в тяжелую, но свободную, в жестокую – но свою страну.

 

Чтобы видеть все в правильно свете, нужно верно определить цель создания и существования Израиля – как последнего и единственно надежного убежища для евреев.

 

И гармония в отношениях между суровыми законами и гражданином наступает тогда, когда гражданин понимает, что эти законы – во благо и ему.

 

Израиль жесток, но справедлив. Это не та жестокость, которая в других странах отбирала, запрещала, сажала, убивала ради завиральной идеи.

 

То, что мы получаем, живя в своей стране, намного превосходит потери от вынужденной жестокости властей.

 

Я – жестокий человек. Сторонник жестокого, безжалостного (к нормальным, здоровым людям) капитализма. Я подаю калекам. Но если вижу, что попрошайка – вполне здоровый на вид человек – равнодушно смотрю сквозь него. Я знаю, что на стройках, на фермах, на заводах всегда нужны рабочие руки.

Я вспоминаю посещение выставки во Всесоюзном институте каракулеводства в городе Самарканде. Там были превосходные каракулевые шкурки – черные, голубые, серебристые, красные, золотые… Прикасаться к ним доставляло удовольствие, они радовали глаз (прошу прощения у Бриджит Бардо – это было 40 лет назад! Я был юн и зелен – в «первобытном» смысле этого слова; сейчас я готов голосовать за «зеленых»).

 

Экскурсию проводил сам директор Института, он рассказал нам такую историю. Министерство каракулеводства (или это был просто главк, неважно) решило увеличить производство каракулевых смушек, за которые заграница готова платить долларами. «Будем разводить каракулевых овец в загонах». Построили десятки ферм, стали кормить овец самым ценными кормами. Назначили ветеринаров. Настало время телиться (или – котиться?), а помет – не каракулевый! Обычно ягнята появляются на свет в таких симпатичных кудряшках разных цветов и оттенков, а у этих овец дети как дети – шерсть прямая, не имеющая никакой долларовой ценности. Неужели не тех овец откармливали и оплодотворяли? Нет, тех самых, которые в прошлом году дали высокоценный приплод. Может, самцы подвели? Опять же нет — те же самые самцы неплохо поработали в каракулевых отарах, где овцы послушно родили правильных ягнят.

 

Признали эксперимент неудачным, и до выяснения причин выпустили овец на пастбища. И на следующий год все те же овцы принесли настоящих каракулевых ягнят! И тут поняли, в чем причина. Овцы, которые без приложения усилий получают вдоволь еды, живут в комфортабельных условиях, ценных каракулевых ягнят не приносят. Они должны бегать по полю в поиске травки, съедобного кустика, за день одолевать десятки километров. Есть не столько, сколько пожелаешь, а столько, сколько удастся таким естественным образом добыть. Ноги должны кормить не только волка, но и каракулевую овцу. Сатира и мораль моего рассказа – хотите добиться хороших результатов – ставьте людей в условия жестокой конкуренции, в стрессовые, экстремальные ситуации.

 

С чего это я привожу параллели из мира животных? Есть у меня пример и про нас с вами, дорогие вы мои венцы природы. В начале 1980-х на одном из Всесоюзных писательских семинаров познакомился я с молодой симпатичной поэтессой с дальнего Севера. Она была представительницей очень малой народности. Дала мне почитать свои стихи. И ее стихи, были полны печали, и в глазах у ней стояла какая-то глубокая грусть. Я спросил: в чем дело? В чем причина? И она ответила: ее беспокоит судьба ее народа. Я ожидал услышать жалобы на несправедливое отношение к ее маленькому, насчитывающему несколько десятков тысяч людей, народу либо со стороны русских, либо со стороны бездушной советской власти. Все наоборот! Она пожаловалась на то, что власти относятся к ее народу слишком хорошо, и это — причина всех бед, причина вырождения.

 

Оказывается, в СССР тогда был закон, по которому (в целях сохранения этой народности и нескольких других на дальнем Севере), на имя каждого родившегося там младенца открывали счет в местном отделении сберкассы и ежемесячно перечисляли на него сто рублей. До дня его смерти. И каков же был эффект? Парни (проблема возникала в основном у них, как у слабого пола) знали, что каждый месяц первого числа на их счету появятся деньги, по тем временам – большие, минимальная зарплата тогда была 70 рублей, начинающий учитель получал 100-120 рублей за тяжелую работу в школе, инженеры получали немногим больше. На фиг ему учиться в вузе? На фиг ему пахать? Ребята спивались. Не хотели заводить семью. И народность катастрофически вымирала.

 

Народ не выживет, если с ним нянчиться, гладить только по шерстке, если ему задарма давать пособия.

И не выживет, если не писать ничего, что ему не понравится. Не ждите от меня статей, в которых я буду гладить вас по шерстке, и жалеть вас, и угождать вам. Не буду вам дифирамбы петь. Это все равно, что закармливать ребенка шоколадом.

Есть только один рецепт стать счастливым. Настройте будильник в своем мобильном телефоне так, чтобы он будил вас по утрам фразой «Вставайте, граф, вас ждут великие дела!» – вскакивайте, ставьте перед собой великие цели и старайтесь их достигнуть.

 

 

* * *

 

Последняя фраза позволяет мне плавно перейти к другой теме. Звучащие в комментах все громче и требовательнее призывы ко мне не писать, эти заклинания: не пиши, не пиши, не пиши, все эти анонимки в адрес руководства сайта с мольбой прекратить меня публиковать, лишний раз убеждают, что я на верном пути, что писать нужно. Мои оппоненты понимают, что мое слово имеет убедительную силу, поэтому они в панике. Мало ли какие глупости помещают в Инете – никто туда не лезет с требованиями запретить.

Другая ободряющая меня причина – все растущее число моих единомышленников. Их поддержка мне очень помогает не разочароваться в общине, частью которой я являюсь.

Эксперты говорят, что сейчас в Интернет-пространстве решаются судьбы стран, народов, систем. И если это так – то не уступайте это пространство нашим идейным противникам.

 

Некоторые мои оппоненты хорошо устроились. Когда я призывал не спускать тем, кто рассказывает глупые антисемитские анекдоты, они подняли меня на смех: «Где чувство юмора?» – вопрошали меня. «Евреи тысячелетиями шутили над собой, юмор помогал выжить, ля-ля–тополя…» – повторяли они тысячелетние же глупости. А когда теперь я отпускаю шутки в их адрес – они же на меня набрасываются: «Не смей!». Ребята, вы что меняете вехи на каждой статье? Куда подевалось ваше чувство юмора? Или оно у вас однонаправленное: всякую мерзость про евреев вы выдаете за юмор, а правду про вас – за оскорбление? Расслабьтесь. Мы просто шутим.

 

Есть один старательный читатель (так мне кажется, что это один и тот же, хотя «ников» там два) который всякий раз, когда я, либо другой публицист на этом сайте упоминает чье-то великое (на его взгляд) имя – скажем, Познера, Бориса Моисеева или даже самого Быкова, то от страха втягивает голову в плечи, уши прижимает и сразу лезет предупреждать: «Как можно, не трогай, не замай, они великие, а ты, автор, ничтожество, ногтя не стоишь…» и т.д. Специально для этого читателя: я выяснял, уже можно. Можно наводить критику на великих – и за это ничего не будет. Пайка не лишат, за границу выпускать будут, хумусом не обделят.

 

Да что там Быков! Будь я истинно жестоким человеком, я отослал бы этого перепуганного и почтительного читателя к своей давней статье «Ставать тебе поводырем», где я – вот ужас! обвиняю в страшных грехах самого Льва Толстого, называю его одним из главных виновников падения Российской империи. А про всю великую русскую литературу 19 – начала 20 веков говорю, что она была великим несчастьем русского народа (и всех других, оказавшихся в зоне притяжения России). Не нужно сотрясать напрасно воздух, пугая меня громкими именами. Сами с усами. Это наша с вами жизнь, «великие» люди прошлого оказались полными банкротами. Посмотрите, до чего они довели человечество со своими идеями. Они были никудышными поводырями. Давайте попытаемся сами искать дорогу.

 

Один из читателей услышал в том моем фельетоне интонации Жванецкого, вспомнил его рассказ «На складе». Прекрасный слух. Да, это был откровенный намек на тот рассказ. Римейк – жанр вполне законный, очень распространенный, нередко подражание ни в чем не уступает оригиналу. Можно сейчас затеять спор, что лучше – рассказ Жванецкого или мой – но верный ответ будет таким: всякому овощу свое время. Опубликуйте сейчас на этом же сайте великолепный, в свое время совершенно заслуженно признанный шедевром тот рассказ Жванецкого – много интереса он вызовет? Сможет ли по рейтингу конкурировать с моим фельетоном? Другой мой фельетон, о болезни знаменитого журналиста – был римейком рассказа Аркадия Аверченко.

 

Римейк – вещь нужная, позволяет поддерживать связь времен, связь поколений, помогает наглядно сравнить разные эпохи, разный подход, высвечивает изменения в нравственных оценках. Самые знаменитые римейки – некоторые басни Крылова: это перепевки басен Лафонтена, которые  в свою очередь были переложениями басен Эзопа.

 

Читатели жалуются на имеющиеся в Израиле недостатки. Они рассказывают мне про них, надеясь перевербовать меня из защитников страны в ее обвинителя. И не подозревают, что я стою на совершенно иных позициях.

Вы думаете, плохо приехать в страну, где масса недостатков, недоделок, несуразностей?

Напротив. Ужасно, страшно приехать в страну, в которой все идеально. Там тебе просто нечего будет делать. Некуда приложить свои силы. Там ты окажешься лишним. Пятое колесо в телеге. А если ты оказался в стране с «недоделками» – то тебе есть где развернуться. Ты привез с собой положительный опыт другой страны, в которой все это устроено лучше – используй, покажи всем, как на самом деле нужно, помоги стране стать лучше, и помоги себе подняться наверх.

 

Отдельные читатели настоятельно советуют мне критиковать не нас самих, граждан, являющихся жертвами произвола властей, а именно эти власти, порядки, законы. Здесь они встревают в давний и очень любопытный спор – что нужнее и важнее критиковать.

Моя точка зрения – оба жанра (нападать на власти и указывать на недостатки рядовых граждан) имеют право на существование. Не нужно далеко ходить – есть и на нашем сайте материалы, острие сатиры которых направлено на власти предержащие. Я и сам иной раз могу навести критику на депутатов, министров. И вместе с тем я убежден, что исправление нравов – путь более продуктивный, более необходимый (хотя и менее благодарный). Со школьной скамьи я крепко усвоил мысль А. С. Пушкина «Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов…» («Капитанская дочка»).

 

Когда ты пишешь фельетон на злободневный тему, обрушиваешься на ту или иную правящую партию, на те или иные сиюминутные недостатки в политическом устройстве, то скорее всего через неделю-другую такой материал уже исчерпает себя, потеряет свою ценность, его можно просто забыть. Меняются обстоятельства, исчезают герои, рушатся государственные системы. А нравы людей… Есть у меня фельетоны, написанные двадцать и тридцать лет назад, я иной раз вытаскиваю их из архива, публикую, не изменив ничего – и они прекрасно смотрятся, читаются, комментируются.

 

Право, не знаю, как реагировать на упрек некоторых читателей, что я родился в кишлаке.

Во-первых – это правда. Я действительно родом из кишлака. Самого захолустного. Место рождения не выбираешь. Утешиться могу только тем, что вырос оттуда до публициста лучших русскоязычных сайтов и газет.

А вот читатель, который попрекает меня моим происхождением, сам, видимо, родился в Кремле. Или в Эрмитаже, либо в Печерской лавре или даже на самой Дерибасовской. Он тоже может похвастаться головокружительной карьерой: из Кремля – в авторы анонимных комментов.

 

Вот читательнице Натали, которая сама имеет сайт и посетовала, что люди массами заходят в мои статьи, но не заходят к ней, чем наносят вред ее шансам заработать на рекламе, у меня простой и очень эффективный совет:

Натали, заключите со мной контракт – и рейтинг вам обеспечен.

 

 

* * *

 

Всем, кто взъелся на меня за шутку о записи на эмиграцию. Не обижайтесь. Ничего плохого я к вам не испытываю. Напротив – сочувствую. И даже хочу помочь. Вот я знаю, что преуспевание в этой жизни в значительной мере зависит от знания языков. И в том фельетоне я как бы вскользь прошелся насчет того, что мой кандидат на эмиграцию в идеальную страну английского не знает. Любой другой зубоскал этим бы и удовлетворился, — только не я!

 

И вот сейчас я сделаю вам скромный подарок — совершенно бескорыстно подарю небольшой отрывок из своей новой, еще не завершенной книги «Занимательный английский» (название рабочее). Если будете хорошо себя вести – будет продолжение.

 

Книга эта моя предназначена для тех, кто уже так или иначе начинал изучать английский, азы освоил, хочет углубить свои знания. Таким людям она может оказать просто неоценимую услугу.

В главе, отрывок из которой я предлагаю вашему вниманию сегодня, я рассказываю о наиболее распространенных идиоматических выражениях, которые я для себя в шутку называют: «воистину идиотские идиомы». В том смысле, что неофиту в языке очень трудно, практически невозможно догадаться, о чем же идет речь, хотя каждое слово в выражении совершенно понятно и просто и элементарно.

 

 

Начнем со знакомой и любимой многими песни Элвиса Пресли, в которой есть такие строчки:

Take my heart,

Take my whole life too

For I can’t help falling in love with you

 

Ну, с первой строкой мало у кого будут трудности – даже если ни одного курса английского вы не брали, и в школе изучали, скажем, немецкий, можно залезть в словарь и легко перевести: «возьми мое сердце», дальше еще легче – «возьми и всю мою жизнь».

В третьей строке есть выражение, которое многих новичков поставит в тупик: «I can’t help». Словарь подскажет: «я не могу помочь». Но как ни кувыркайте эту строку – никакого смысла в ней не будет. На деле выражение означает: «я не могу не». И вся строка в целом: «Поскольку я не могу не влюбиться в тебя». Это выше моих сил. Мне трудно удержаться. Можно еще: «мне не терпится».

 

«Falling in love» тоже идиома, но она легкая, можно из контекста догадаться, что это означает. И потом еще сострить по поводу того, что для англоязычных влюбиться – это несчастье, они «падают» в любовь.

 

Задержимся на движении вниз. Вы, конечно, знаете знаменитую песню «Битлов» с такой фразой: «Hey Jude, don’t let me down». Вот это down обычно и переводится как «вниз».

 

А что означает «don’t let me down»? Весьма распространенное выражение. Одного точного, подходящего ко всем случаям перевода нет, вариантов несколько, выбираем в зависимости от контекста, ситуации: «не подведи меня», «не унизь», «не заставь меня страдать», «не огорчи меня», «не отталкивай меня», «не обидь», «не  сорви запланированное», «не опозорь».

 

«You let me down!» (Ты отверг меня!) – бросает женщина мужчине, который приполз теперь на коленях обратно. Отец отправляет сына защищать Родину: «Don’t let me down».

 

Следующее выражение: «have nothing to do with…» Я почти уверен, что все мои читатели легко и без словаря переведут каждое в отдельности слово в этом выражении. Но одного этого знания недостаточно.

 

Вот, например, заголовок в сегодняшнем номере «The Independent»: «Ratko Mladic says he had nothing to do with the Srebrenica massacre». По неопытности можно подумать, что сербский генерал говорит, что ничего не мог поделать, чтобы предотвратить ту резню, ту бойню в Сребренике. А вот верный перевод: «Ратко Младич заявляет, что не имел никакого отношения к резне в Сребренике».

 

“Nothing to do with devil worship? Are you still certain?”  («Никак не связано с поклонением дьяволу? Вы по-прежнему в этом уверены?» — уточняет Фаш у Лэнгдона в «Коде да-Винчи» Дэна Брауна.

Есть и обратная формула: «A lot is to do» — «сильно связано», имеет непосредственное отношение. Видимо, прокуратура в Гааге так ответит на заявление Младича.

 

Выражение «It’s about me» перевести, казалось бы, легко: «Это обо мне». Но в таком смысле оно употребляется редко. (Эта песня обо мне, это сказано обо мне). Чаще здесь другой смысл.

 

Домохозяйка из английской глубинки доверилась какому-то Интернет-ловкачу, который написал ей, что она выиграла крупный приз, получить его сможет, прислав ему тысячу фунтов. Отправила – ничего не получила. Через месяц написала: «Где же мой приз?» Тот ловкач ответил: «Появились бюрократические препоны, нужно еще 1000 фунтов». Она опять отправила – с тем же результатом. Ведущий телепередачи спрашивает, как же она дважды попалась на одну и ту же удочку? Женщина отвечает: «It’s about me» — я такая. Наивная, доверчивая, простодушная.

 

Помните выше в моей статье фразу: «Любой другой зубоскал этим бы и удовлетворился, — только не я!»

Пиши я статью на английском, то сказал бы: » It’s not about me». Я не такой.

8.06.2011