— Пожалуйста, сфотографируйте меня! — выкрикнула женщина из очереди за куртками и одеялами от ООН для беженцев.

На вид ей было лет 55, она была цветасто и невпопад накрашена, но ее все ещё яркие глаза искрились молодостью.

   — Меня никто никогда не фотографировал. Вот, моего дома не осталось, зато может где-то себя увижу? — мечтательно улыбнулась она.

Старый ангар, холод, по углам много мешков с надписями:

«Лекарства, еда для грудничков, куртки, одеяла, продукты.»

Много людей, один стол и пачка бумаг в замерзших, с синими прожилками руках у  уставшей женщины с воспалёнными красными глазами.

— Прошу вас, показывайте документы! – терпеливо повторяла она беженцам из Донбасса.

— Мне нужны паспорта, мы можем выдавать детские куртки и одеяла только в одни руки!

Поникшая молодая женщина с ребёнком на руках, тихим голосом и без всякой надежды:

— У меня нет паспорта, я не могу ничего получить?

— Нет.

—  У меня ничего нет. Мы успели только сбежать. Куда мне идти?

Февраль 2015 года. Одесса без устали принимает беженцев с востока Украины. Я нахожусь в штабе волонтёров, неуместная в дорогой тёплой куртке и с хорошим фотоаппаратом. Объявление в соцсетях заставило меня прийти сюда.

ООН передали гуманитарную помощь, им нужны были фотографии детей и взрослых, кому эта помощь предназначалась.

Серым промозглым утром я толкнула тяжёлые холодные двери и попала в другой мир. Старики, растерянные женщины, неловкие мужчины и много детей. Толпы людей в надежде получить помощь.

• Сколько одеял я могу взять? Предприимчивая тучная дама деловито осматривала хорошо упакованные коробки от ООН.
• Только одно, но нам нужны ваши документы.

— Почему только одно?  У меня семья! Мы пострадали, у нас ничего нет! — дама продолжала что — то выкрикивать.

Маленькая высохшая старушка молча стоит в углу. Ничего не просит. Однажды у неё это уже было- война. Ей не нужны ни куртки, ни одеяла, но непонятно куда идти и зачем.

Дети с интересом все разглядывают. Их глаза полны доверия и надежды. Я прошу надеть куртку на первого ребёнка. Девочка не капризничает. Она надевает куртку и улыбается в камеру. Васильковые глаза рвут объектив.

Следующий.

Трехлетняя спокойная девочка жуёт печенье. Видно, что ей безмятежно вкусно.

— Можно я тебя сфотографирую?

Кивает головой. В глазах ее мамы вопрос: «зачем?»

Я отвечаю, нам нужно отследить помощь по назначению.

-Хорошо, -с облегчением улыбается она. — Дочка, улыбнись тёте, скажи, как тебя зовут?

Диалог, съёмка, диалог. Людей становится больше. Все надеются. Напряжение нарастает. Волонтёры методичные и твердые как хирурги. Они знают, что всем не достанется. Значит, нужно выбирать посылки самым слабым.

Глядя в детские глаза, определить самого слабого, на мой взгляд, невозможно. Эти глаза верят. Им всем больше некуда идти, кроме этого старого, тёплого только от дыхания людей, ангара.

Но пока детские глаза этого не знают.

Печенье вкусное, разные люди снуют туда-сюда, и здесь есть терпеливое, человеческое тепло. Тех, кто помогает помогать. И тех, кто даёт надежду. Дети это всегда чувствуют, и потому они спокойны.

Я замечаю красивого, отрешенного подростка, хочу его снять на камеру. Он отказывается.

— Даже не предлагайте! — говорит мне женщина рядом с ним. Он никому не доверяет и не любит фотографироваться. На его глазах взорвалась бомба и их дом, понимаете? — шепчет мне она.

— Я поговорю с ним, —  уверенно двинулась я к нему.

— Привет!

— Привет, — равнодушно отвечает он, глядя мимо меня.

— Тебя как зовут? — стараюсь не замечать его нежелания со мной общаться. Через несколько минут он уже смотрит мне в глаза. Есть контакт. Мы болтаем о пустяках и он расслабляется.

— Можно я тебя сфотографирую?

Подростки в таком возрасте чувствуют фальшь за километр. Но я ему не лгу. Я ничего не обещаю. Потому что мне нечего. И эта правда нас сближает через ужасы войны и боль его внутренних переживаний. У него тоже нет ответов. Смотрит в камеру прямо.

Я продолжаю фотографировать.

Екатерина, молодая женщина, кто работает волонтером уже много лет, а теперь с беженцами, все время разговаривает по телефону. Как только она кладёт трубку, к ней бегут с тысячью вопросов люди вокруг. Ответ, вопрос, ответ, телефонный звонок.

Я ловлю ее на улице. Мы курим и я спрашиваю главное:

— Как вы это выдерживаете?

— Разве у нас есть варианты? — она улыбается. В ней нет ни надрыва, ни тяжести. Она привыкла.

«Я бы так не смогла», — думается мне, но Катя словно читает мои мысли.

— Смогла бы! Кто-то же должен смочь? — она снова улыбается и убегает помогать и раздавать помощь ООН.

Вечером, я должна идти на концерт.

Роскошный зал, нарядные люди, прекрасная музыка.

Там нет и намёка на всех этих людей, словно призраков из другого мира.

Я лежу обессиленная в тишине и темноте дома. Концерт пройдёт в этот раз без меня.

Но голоса, глаза и одеяла с куртками из страшного мира «война» останутся со мной навсегда.