Владимир Спектор. Вдали от пророссийских тополей

                                  

                  

           

   *    *    *

Яблоки-дички летят, летят…

Падают на траву.

Жизнь – это тоже фруктовый сад.

В мечтах или наяву

Кто-то цветёт и даёт плоды

Даже в засушливый год…

Яблоня-дичка не ждёт воды –

Просто растёт, растёт.

    *    *    *

Не изабелла, не мускат,

Чья гроздь – селекции отрада.

А просто – дикий виноград,

Изгой ухоженного сада.

Растёт, не ведая стыда,

И наливаясь терпким соком,

Ветвями тянется туда,

Где небо чисто и высоко.

    *   *   *

Выжить… Отдать, получить, накормить.

Сделать… Успеть, дотерпеть, не сорваться.

Жизни вибрирует тонкая нить,

Бьётся, как жилка на горле паяца.

Выжить, найти, не забыть, не предать…

Не заклинанье, не просьба, не мантра.

Завтра всё снова начнётся опять.

Это – всего лишь заданье на завтра.          

  *   *   *

Дым воспоминаний разъедает глаза.

Память о доме, как воздух, закачана в душу.

Дом пионеров. Салют! Кто против? Кто за?

— Ты ведь не струсишь поднять свою руку? – Не струшу.

Трусить – не трусить… Любишь вишневый компот?

Помнишь рубиновый цвет и обманчивость вкуса?

Память с трудом отдаёт. Но, зато как поёт…

Дым превращая в дыханье. А минусы – в плюсы…

  *  *   *

Вдоль шерсти, против шерсти – как в гору и с горы,

И, кажется, удача поёт, как Пугачева.

А память – это песня про школьные дворы,

Где если скажешь слово, оно важней второго.

Там тени фотовспышек – как мушки в янтаре,

И мы с тобой там, помнишь, — планируем вернуться.

Вдоль шерсти, против шерсти… Пока что мы в игре,

Как сморщенные яблочки  на разбитом блюдце.

  *   *   *

                             Ну, что с того, что я там был…

                                 Юрий Левитанский

Ну, что с того, что не был там,

Где часть моей родни осталась.

Я вовсе «не давлю на жалость»…

Что жалость — звёздам и крестам

На тех могилах, где война

В обнимку с бывшими живыми,

Где время растворяет имя,

Хоть, кажется, ещё видна

Тень правды, что пока жива

(А кто-то думал, что убита),

Но память крови и гранита

Всегда надежней, чем слова.

Ну, что с того, что не был там,

Во мне их боль, надежды, даты…

Назло врагам там – сорок пятый!

Забрать хотите? Не отдам.

     *   *   *

И музыка играла, и сердце трепетало…

Но выход был всё там же, не далее, чем вход.

Не далее, не ближе. Кто был никем – обижен.

Я помню, как всё было. А не наоборот.

Я помню, помню, помню и ягоды, и корни,

И даты, как солдаты, стоят в одном ряду.

А врущим я не верю, Находки и потери

Приходят и уходят. И врущие уйдут.

    *   *   *

Лумумба, Дэвис, Корвалан…

Кто помнит звонкость их фамилий.

От «жили-были» до «забыли» —

Тире, как от «пропал» до «пан».

А я вот помню. «Миру-мир»

Кричал на митингах со всеми.

Прошло своё-чужое время.

Конспект зачитан аж до дыр.

А мира не было, и нет.

Похоже, здесь ему не рады.

И эхо новой канонады

Летит, как бабочка на свет.

     *   *   *

Времена упадка Рима далеки, необозримы.

Времена упадка – это проходили мы с тобой.

То ли в школе, то ли дома… Незнакомое знакомо.

Нас учили. Мы умеем продолжать незримый бой.

Мы умеем. Днем и ночью. Стал никем. А был рабочий.

Был товарищ, стал – не очень. Если что – готов продать.

А соседи не готовы. Справа дело, слева – слово.

День вчерашний, дым домашний ищут, словно благодать.

Слово выстрелить готово. Времена упадка снова.

Времена упадка чести и отчасти всех основ.

Слышу снова, как когда-то: «Аты-баты, брат на брата…»

Кто-то падает. Упадок. Будь готов! Всегда готов!

     *   *   *

Библейская провинция у моря…

Еврейским ликам нынче здесь привольно.

Неряшливы, беспечны, говорливы,

Надменны и застенчивы, носаты,

Худые, полные, весёлые, не очень…

Несхожие друг с другом абсолютно,

И только тень незримая витает

Во взглядах иногда. А, может,

Вот эта тень их всех объединяет

И вопрошает: «За что и почему всё это было

Во Львове и Освенциме, и дальше,

Везде, где убивали без печали,

Где гнали их толпой полураздетой

Под пули и под пытки, под побои.

Таких несхожих, разных, повседневных,

И праздничных, скупых и добрых,

Нежных и смешливых,

Насмешливых, сочувственных,

И грубых. Тупых и гениальных,

И навеки исчезнувших,

Казалось. Но воскресших

В провинции у моря, где пустыня

Своим дыханием так жарко согревает

И не даёт замерзнуть, усомниться,

Что это не мираж».

Они идут, несхожие друг с другом,

И вместе с ними вечный вздох:

«За что?…»

   *   *   *

Русская речь в древних улочках Яффо

Бодро витает сквозь эхо и память

Древнего Рима, арабских прозрений,

                                         семитской печали…

Русская речь обитает привольно,

И улыбается, и вопрошает.

Кажется, Пушкина тень пролетает…

Нет. Это просто прохожий, похоже.

Просто прохожий?

                      А, может быть, Пушкин… 

   *   *   *

Чужая речь становится своей,

Родная речь родною остаётся.

Вдали от пророссийских тополей,

Поближе к обжигающему солнцу.

И средиземноморская жара

Внимает жгущим пушкинским глаголам.

И, кажется, «пора, мой друг, пора»

Понятней здесь и грустным, и весёлым…

  *  *  *    

Бессмертие – у каждого своё.

Зато безжизненность – одна на всех.

И молнии внезапное копьё

Всегда ли поражает лютый грех?

Сквозь время пограничной полосы,

Сквозь жизнь и смерть – судьбы тугая нить.

И, кажется, любовь, а не часы

Отсчитывает: быть или не быть…

  *   *   *

В своих безбожных небесах

«Шестидесятники», устав от волейбола,

Поют Булата, слушают «Спидолу»,

Читают. Женя, Роберт и Андрей…

Но небеса — темней, темней, темней.

И мрак предательством пропах.

Внизу всё тот же неуют.

Чапаевцы, как тени в пыльных шлемах,

Плывут куда-то с капитаном Немо,

И с косами — не ангелы стоят,

И не понять — кто прав, кто виноват,

И что там у костра поют.

Ломают памятники в дым,

И те, кто в небесах, понять не могут,

Зачем, куда, в какую путь-дорогу

Собрались те, кто, перепутав след,

Осваивают тот и этот свет,

Где страшно мёртвым и живым.

*   *   *

Время меняет адрес,

                           среда переходит в четверг.

Мир, май, июнь — потеряны календарём.

Визитки прошлых героев

                           под ветром – то вниз, то вверх.

Вниз, без виз, где время кричит: «Старьё берём!»

Кажется – всё внезапно,

                             но время смеется в ответ.

Память ищет на свалке своё барахло.

Время меняет адрес, но нет его, нет его, нет…

И поле вчерашних снов быльём поросло.

   *   *   *

«Натюрлих», Савва Игнатьевич,

                   «Розамунда» плачет, смеясь.

Маргарита Павловна, увы…

Меж количеством и качеством

                    Нарушена временно связь.

Куда ни глянешь – «рука Москвы»…

Савва Игнатьевич, «фюнф минут»!

                    Мы идём из войны в войну.

«Не для радости жить нам». Ну, что ж…

Горько там, и не сладко нам тут –

                    На пути из страны в страну.

Только ты, друг, как прежде, хорош.

 Даже когда «с утра – за дрель».

                     А помнишь — перитонит…

Снова средства нелепы, как цель.

                     Савва, это душа болит

    *   *   *

Завтрашний воздух – в отсеках  стальных  облаков,

Завтрашний мир — как дыханье воздушной эскадры.

Завтра узнаем, возможно, расскажет Песков,

Что там за тайны в небесном прогнозе  на завтра.

Завтрашний воздух – дышать им не передышать.

Даже когда от прогнозов бессовестных плохо.

В завтрашнем небе парит, как всегда, хороша

Сладкая вата еще непочатого вдоха.

   *   *   *

Условно делимы на «право» и «лево».

Как славно незримы «король, королева,

Сапожник, портной»…

Это со мною и с целой страной,

Где всех поделили почти безусловно

На «любишь — не любишь», на «ровно — не ровно»,

А будто вчера —

Жизни беспечной была, как сестра,

Страна, где  так быстро привыкли к плохому,

Где «эныки-беныки» вышли из дому,

А следом свинец,

Хочешь — не хочешь, но сказке — конец.

*  *  *

Принимаю горечь дня,

Как лекарственное средство.

На закуску у меня

Карамельный привкус детства.

С горечью знаком сполна —

Внутривенно и наружно.

Растворились в ней война,

И любовь, и страх, и дружба…

     *  *  *

А вы из Луганска? Я тоже, я тоже…

И память по сердцу – морозом по коже,

Ну да, заводская труба не дымится.

Морщины на лицах. Границы, границы…

И прошлого тень возле касс на вокзале.

А помните Валю? Не помните Валю…

А всё-таки, помнить —  большая удача.

И я вспоминаю. Не плачу и плачу.

Глаза закрываю – вот улица Даля,

Как с рифмами вместе по ней мы шагали.

Но пройденных улиц закрыта тетрадка.

Вам кажется, выпито всё, без остатка?

А я вот не знаю, и память тревожу…

А вы из Луганска? Я тоже. Я тоже.

  * * *

Как будто карандаши,

Рассыпались дни и недели.

Поспали, попили, поели…

Но сердце спешит. Спешит.

И как мне их всех собрать,

Друзей, что рассыпались тоже

Средь старых и новых бомбёжек,

Хотя бы в свою тетрадь,

Собрать карандашный цвет,

Он звался когда-то «Мистецтво»,

Раскрасить дорогу, как детство,

Как счастья былого след.

    *   *   *

— Всё хорошо. Только небо сердито,

Гром, как внезапный разрыв динамита

Или как эхо ночной канонады…

— Может быть, хватит, об этом. Не надо…

— Всё хорошо. Только дождь без просвета.

— Это преддверие бабьего лета,

Дальней зимы и мужской непогоды…

— Капля за каплей, за годами годы

Всё хорошо, — повторяю я снова,

Мальчик из прошлого. Дедушка. Вова…

  *   *   *

Как у ящиков – двойное дно,

Так и люди – «нашим-вашим».

Говорят – и слышится «вино»,

А на деле – «простокваша»

Слушать и не слышать нелегко.

Привыкаю постепенно.

Вижу, хоть смотрю на молоко –

Убегающую пену.

  *   *   *

Небо Аустерлица

                       проглядывает сквозь синеву.

Оно прямо здесь, надо мною,

                                       и я его вижу.

Что происходит?

                      Сгущается мрак не во сне, наяву.

И гром канонады внезапно,

                                     бессовестно ближе.

Князя Андрея зрачки отразились

                      в чужих небесах.

И вечность читает на русском,

                                    не чувствуя боли.

Там, в облаках, леденеет

                      Ещё не прочитанный страх,

Который остался забытою книжкою в школе.

      *   *   *

Медальный отблеск крышек от кефира

Остался за границею веков.

Остались там же – очередь за сыром

И пионерский лозунг «Будь готов!»

Другая жизнь, хорошая, плохая,

В которой по соседству – зло с добром.

А для кого-то отраженье рая

В той крышке с её мнимым серебром.

    *   *   *

И, в самом деле, всё могло быть хуже. –

Мы живы, невзирая на эпоху.

И даже голубь, словно ангел, кружит,

Как будто подтверждая: «Всё – не плохо».

Хотя судьба ведёт свой счёт потерям,

Где голубь предстаёт воздушным змеем…

В то, что могло быть хуже – твёрдо верю.

А в лучшее мне верится труднее.

  *  *  *

На окраинах воздух свежей,

На окраинах дышится легче.

Там «Ещё», позабыв про «Уже»,

Беззаботно шагает навстречу

Дню и ночи, не думая впрок,

Кто удачливей – принц или нищий?

Тот – не близок, а тот – не далёк…

Ну, а воздух – действительно чище.

        *   *   *

Мне все ещё как будто невдомёк,

Мне кажется, что я не понимаю…

Стучит будильник,

                    но молчит звонок,

Звучит симфония,

                    не первая – седьмая.

Какой сумбур!

                    Какая благодать!

И первый день похож на день последний.

О чём там говорить,

                                о чём молчать,

Когда уже ломают дверь

                                     в передней

   *   *   *

Эпоха непонимания,

Империя недоверия.

Не поздняя, и не ранняя —

Бесконечная империя,

Где хищники пляшут с жертвами,

То с левыми, а то —  с правыми…

Где нужно быть только первыми

И правдами, и неправдами.

  *   *   *

На берегу чужой реки

Сижу и жду своей погоды.

Но проплывают только годы,

Как междометья вдоль строки.

Уйти? Могу и не могу.

И слышу, как она смеётся,

Собою заслоняя солнце,

Чужая тень на берегу

   *   *   *

Было и прошло. Но не бесследно.

Память, словно первая любовь,

Избирательно немилосердна,

Окунаясь в детство вновь и вновь,

Падая в случайные мгновенья,

Где добром отсверкивает зло…

Счастьем было просто ощущенье,

Что осталось больше, чем прошло.

   *   *   *

Тёплый ветер, как подарок с юга.

Посреди ненастья – добрый знак.

Как рукопожатье друга,

Как улыбка вдруг и просто так.

Жизнь теплей всего лишь на дыханье,

И длинней — всего лишь на него.

Облака – от встречи до прощанья,

И судьба. И больше ничего.

    *   *   *

Всё своё – лишь в себе, в себе,

И хорошее, и плохое.

В этой жизни, подобной борьбе,

Знаю точно, чего я стою.

Знаю точно, что всё пройдёт.

Всё пройдёт и начнётся снова.

И в душе моей битый лёд –

Лишь живительной влаги основа.

    *   *   *  

Увидь меня летящим,

                                но только не в аду.

Увидь меня летящим

                                в том городском саду,

Где нету карусели, где только тьма и свет…

Увидь меня летящим

Там, где полетов нет.

    *   *   *

— Ты слышишь, как сердце стучит у меня?

— Нет, это – колёса по рельсам…

— Ты видишь – дрожу я в сиянии дня?

— Ты мёрзнешь. Теплее оденься…

— Ты видишь – слезинки текут по щекам?

— Нет, это дождинки — к удаче…

— Ты чувствуешь – я ухожу к облакам?

— Я вижу, я слышу… Я плачу.

    *    *    *

Не хочется спешить, куда-то торопиться,

А просто – жить и жить, и чтоб родные лица

Не ведали тоски, завистливой печали,

Чтоб не в конце строки рука была –

В начале…

========================================

Об Авторе

Владимир Спектор родился в Луганске. После службы в армии работал конструктором, пресс-секретарем на тепловозостроительном заводе. Начиная с 90-х годов, занимался совсем другим — был главным редактором региональной телекомпании, собкором газеты «Магистраль». Редактор литературного альманаха и сайта «Свой вариант».  Автор более двадцати книг стихотворений и очерковой прозы, изданных в Донецке, Луганске, Киеве, Москве. Заслуженный работник культуры Украины. Лауреат нескольких литературных премий, в том числе имени Юрия Долгорукого, имени Арсения Тарковского, имени Сергея Михалкова.

Среди последних публикаций – в журналах «Нева», «Слово-Word», «Новый Континент», «Новый Берег», «Радуга», «Сетевая словесность», «Дети Ра»,  «Зарубежные задворки», «Этажи», «Берега», «Чайка», «Золотое Руно», «Камертон», «Литературная Канада», «Особняк», «Интер-Фокус», «Новый Гильгамеш», «Связь Времен», «Клаузура», газетах «Литературная газета», «День Литературы», «Поэтоград», «Литературные известия»…

В 2015 году стал лауреатом международного литературного конкурса «Открытая Евразия». В 2017 году — серебряным призером Германского международного литературного конкурса «Лучшая книга года на русском языке» в номинации «Поэзия».

С 2015 года живет в Германии.