Александр Печерский знал себе цену

Чудо, что Печерскому удалось за три недели сплотить вокруг себя евреев из самых разных стран, с разным бэкграундом, разных убеждений, разного возраста, говорящих на разных языках (сам-то Печерский говорил только по-русски, не знал даже идиша), заставить их поверить себе и повести за собой.

Чудо, что человек, по сути не имеющий воинского опыта, планирует целую операцию по уничтожению эсэсовцев и последующему побегу, причем этот план срабатывает почти во всех важнейших деталях.

В день рождения Александра Печерского

(он родился 22 февраля 1909 г.) 

Илья Васильев, глава фонда Печерского,

созданного по иннициативе его потомков, размышляет о том, почему об этом человеке, который возглавил легендарное восстание в лагере смерти Собибор в 1943 году — о нем ходят легенды, снимаются фильмы — так мало говорят в Израиле на официальном уровне.

Почему в «Яд Вашем» нет почти ничего об истории восстания в Собиборе.

И почему эта история была неудобна по разным причинам СССР, Польше, Голландии и другим странам.

— Почему единственное успешное восстание в нацистском лагере смерти много десятилетий находилось на периферии истории Второй мировой войны и Холокоста? Связано ли это только с историей СССР? Или со стереотипами, которые сложились о евреях во время войны?

-Действительно, эта история долгое время находилась на периферии общественного внимания. И это при том, что у заключенных, бежавших из Собибора, был очень сильный императив рассказать миру о том, что там творилось, они были «заряжены» на свидетельство. Прежде всего это касается самого Печерского, но не только: то же мы можем сказать о Томасе Блатте, Моше Бахире, Станиславе Шмайзнере и других. Многие собиборцы оставили мемуары, давали интервью, выступали на судебных процессах против эсэсовцев, служивших в лагере. То есть они были готовы говорить. Проблема в том, что их мало кто хотел слушать.

Илья, Васильев, глава фонда Печерского

Да, был недолгий всплеск интереса (в первую очередь в Советском Союзе) в самом конце войны и год-два после: тогда вышло несколько газетно-журнальных статей, мемуары Печерского. А потом история Собибора на долгие десятилетия стала заложницей меняющейся конъюнктуры, как мировой, так и внутренней, в каждой стране своей. Для советского человека символом фашистских зверств стали Освенцим и Бухенвальд, для западного — тот же Освенцим и Дахау. А восставшие собиборцы оказались неудобны практически всем, хотя и по разным причинам.

Польше — потому что многие из бежавших были тогда убиты польскими антисемитами и просто мародерами. Голландии (а в Собиборе погибло больше 30 тысяч голландских евреев) — потому что в стране выжило в процентном отношении гораздо меньше евреев, чем в соседних Франции или Бельгии, и это ставило перед обществом неприятные вопросы. Западу в целом — потому что началась Холодная война и подчеркивать подвиги вчерашних союзников стало не принято. С Израилем понятно — жители нового государства первые десятилетия вообще старались не вспоминать о Холокосте, а история восстания в Собиборе к тому же противоречила стереотипному образу забитого галутного еврея, на противопоставлении которому во многом строился образ израильтянина как «еврея нового типа». Про Советский Союз тоже объяснять не приходится – еврей, военнопленный, восстание в лагере для уничтожения евреев — неважный примером для воспитания подрастающего поколения. Хотя как раз в СССР было несколько всплесков интереса к Собибору, о нем писали в центральных газетах, в годы оттепели вышла даже большим тиражом в знаковом издательстве «Молодая гвардия» книга Валентина Томина и Александра Синельникова «Возвращение нежелательно», сыгравшая важную роль в судьбе Печерского и его товарищей.

Как бы то ни было, эта история была в мире основательно забыта. Не случайно американский писатель Ричард Рашке в 1982 году начинает свою книгу «Побег из Собибора» фразой:

«Об Освенциме и Дахау знают почти все. Гораздо меньше людей слышали о Собиборе».

Или другой пример.

В 1967 году власти Бразилии задерживают и выдают Западной Германии Франца Штангля, коменданта Собибора, в августе 1942-го переведенного в Треблинку. В тюрьме с ним беседует писательница Гитта Серени, на основе этого интервью подготовившая книгу «В эту тьму: от убийств из милосердия к массовым убийствам. История Франца Штангля, коменданта Треблинки». То есть в заглавии, которое должно привлекать внимание читателя, упоминается Треблинка, а не Собибор. И это понятно – Собибор гораздо меньше известен, он, простите за выражение, не «бренд».

— Вы много знаете о герое. Каким был Александр Печерский?

• Александр Печерский был удивительным человеком. Конечно, то, что он совершил в Собиборе, — невероятный, беспримерный подвиг, настоящее чудо. Чудо – сам факт восстания в лагере смерти. Чудо, что Печерскому удалось за три недели сплотить вокруг себя евреев из самых разных стран, с разным бэкграундом, разных убеждений, разного возраста, говорящих на разных языках (сам-то Печерский говорил только по-русски, не знал даже идиша), заставить их поверить себе и повести за собой. Чудо, что человек, по сути не имеющий воинского опыта (Печерский, как известно, был штабным делопроизводителем), планирует целую операцию по уничтожению эсэсовцев и последующему побегу, причем этот план срабатывает почти во всех важнейших деталях.

Александр Печерский. Фото: архив

То есть действительно чудо. И все-таки мне жаль, что три недели в Собиборе заслонили от людей четыре с половиной десятилетия, прожитых Печерским после войны. Потому что вся последующая его жизнь была жизнью настоящего праведника. Он целиком посвятил себя поиску бывших узников, разоблачению преступников, сбору материалов о Собиборе. Он пробивал публикации, организовывал памятные мероприятия, переписывался с десятками людей в Советском Союзе и за рубежом. Отдельная страница – выступления Печерского перед школьниками: несколько сот встреч в самых разных городах, от Самары до Махачкалы. При этом он был нездоров, вся эта деятельность была ему физически и особенно психологически тяжела. Он быстро уставал, при воспоминаниях о Собиборе ему становилось нехорошо – и тем не менее не останавливался практически до последних дней своей жизни.

В нем удивительно сочетались скромность и сознание того, что он с товарищами совершил подвиг. Он знал себе цену, гордился совершенным, но при этом всегда говорил именно о Собиборе, а не о себе. У него не было чувства, что лично ему что-то недодано. Он хотел, чтобы о Собиборе помнили не ради прославления лейтенанта Печерского, а потому что это одна из вершин человеческого духа.

В одном из писем он рассказывает про Собибор и говорит, что не умеет делать ничего для себя, поэтому не мог бежать один, у него ничего не получилось бы, пришлось организовать общий побег. И это меньше всего поза, он действительно был таким человеком. Он помогал товарищам по восстанию получать квартиры, объяснял им, как нужно для этого себя вести, что делать – но сам до конца жил в коммуналке. Он два года в начале 1960-х был депутатом райсовета, и в отчетах пишут, что его «коллеги» прогуливают, а Печерский благоустраивает дворы и чинит заборы и вообще всегда готов встретиться и помочь.

— Соответствует ли его образ – образу, воплощенному в двух фильмах о восстании? Который из фильмов ближе к правде?

 —Я не готов сравнивать эти фильмы. Во-первых, я не кинокритик. Во-вторых, не могу быть объективен – не секрет, что наш Фонд Александра Печерского и я сам связаны с картиной Константина Хабенского, она делалась при нашем активном участии. В-третьих, не вполне понимаю, о какой «правде» идет речь. Мы понимаем, что есть правда факта и правда искусства, и они далеко не всегда совпадают.

Оба эти фильма сыграли свою положительную роль. После фильма Джека Голда о Собиборе – правда, на короткое время – вспомнили в Америке. Итогом фильма Хабенского стала нынешняя всемирная известность Печерского, интерес ко всему, что с ним связано: открываются выставки, выходят книги, вы берете у меня интервью.

Основная проблема фильма Голда в том, что там минимизирована роль советских военнопленных, не показано их ключевое значение для успеха восстания. Кроме того, там странный кастинг: Рутгер Хауэр – замечательный актер, но он не имеет никакого отношения к Печерскому, совершенно другой типаж. Известно, что и сам Печерский, и его жена были в недоумении и говорили, что «истинный ариец» Хауэр скорее уж мог сыграть коменданта лагеря или кого-то из эсэсовцев.

Фото: кадр из фильма » Собибор»

«Собибор» Хабенского стал фильмом-событием, причем не только чисто кинематографическим, но и общественным. Не случайно его смотрели одновременно в Кнессете и в Совете Федерации, в Совете Европы, в Европарламенте, в ООН и т.д. Но и эстетические его достоинства, мне кажется, очевидны. Просто надо понять режиссерский замысел. Хабенский сдвинул жанр исторического блокбастера в сторону притчи, превратил рассказ о конкретном эпизоде войны в глобальный разговор о Добре и Зле, насыщенный символикой, библейскими и античными реминисценциями. Это не байопик, не историческая реконструкция. Динамический грим плюс компьютерные технологии, как вы понимаете, вполне позволяют сделать актера неотличимым от прототипа – вспомним хотя бы Безрукова-Высоцкого в фильме «Спасибо, что живой». Здесь такой задачи не ставилось. Это фильм о внутреннем освобождении, которое человек переживает в самом, казалось бы, не подходящем для этого месте – в лагере смерти.

— Справедлива ли критика в адрес фильма по поводу исторической достоверности?

• С фильмом сложилась странная ситуация: миллионы зрителей по всему миру, пресса в России, Израиле, Польше, США, ведущие кино-обозреватели, от Антона Долина до Андрея Плахова, лидеры еврейского сообщества России Александр Борода и Алла Гербер, уполномоченный по делам Холокоста в Госдепе США, генсек Совета Европы, ведущий мировой собиборовед Марек Бём  фильм, пусть и с некоторыми оговорками, хвалили и говорили о его важности. Ругали же, как выяснилось после успешного проката по всему миру, по преимуществу в русско-израильском сегменте фейсбука отдельные отставные русскоязычные журналисты и некоторые историки Холокоста. Причем все они, казалось, были убеждены, что режиссер ставил перед собой задачу «следовать правде» (одно из интервью заведующего архивным отделом НПЦ «Холокост» Леонида Терушкина так и называлось – «Кто мешал следовать правде?»), но с задачей не справился и правду исказил. Можно было, конечно, ответить на эти замечания, но нам казалось и кажется до сих пор, что неловко объяснять уважаемым людям, что у художественного фильма вообще-то совершенно другие цели, что одна из основных заслуг Хабенского-режиссера как раз в том, что он не стал делать фильм-иллюстрацию, попытался отойти от простого «раскрашивания» исторического материала.

Критика фильма с точки зрения исторической достоверности выдает, увы, полное непонимание его художественной специфики, языка, на котором говорит со зрителем режиссер. Подавляющее большинство отмеченных «ляпов» при более внимательном рассмотрении оказываются необходимыми фрагментами создаваемой режиссером мозаики. Почему эсесовец Френцель предлагает Печерскому за хорошую работу яблоко, а не сигареты, как было в действительности? Да потому что яблоко – символ искушения, режиссеру важна именно эта ассоциация. Почему Люка «слоняется» по лагерю «с маникюром на изящных ручках»? Да потому что она, простите, «то ли девочка, а то ли виденье» — да, реальная заключенная, но еще и ангел-хранитель, дух места, она выделена из основной массы узников, в том числе визуально. Режиссерский замысел был полностью проигнорирован, отчего у критиков вызвала недоумение, например, сцена прибытия поезда в начале фильма с оркестром или пьяная оргия эсэсовцев в ночь накануне восстания (кстати, нечто подобное – вопреки мнению «специалистов», невнимательно изучивших англоязычные воспоминания узников – в Собиборе действительно происходило, хотя и до прибытия в лагерь Печерского и его товарищей). Даже очевидная ирония во фразе про «товарища Сталина» не была считана, отчего эту реплику восприняли как апологию вождя и учителя.

Но главное не в этом. В том же интервью Леонида Терушкина был такой фрагмент:

«Конечно, хорошо, что наконец об этом событии узнают, но узнают и без фильма: открыты выставки, экспозиции, в Ростове открыли бюст Печерского». Не надо иллюзий: без фильма ничего из перечисленного скорее всего не было бы – ни книг, ни выставок, ни бюста, а если бы и было, то об этом узнали бы в лучшем случае 738 друзей и подписчиков вышеупомянутого Терушкина, да и то вряд ли… Хорошо это или плохо, но важнейшим из искусств в современном обществе по-прежнему, как и сто лет назад, является кино. Фильм, который посмотрели многие миллионы человек в России и за ее пределами, стал мощнейшим инструментом привлечения массового внимания к теме нацистских лагерей, Холокоста, трагедии и героизма советских военнопленных. Само слово «Собибор», которое год назад мало кто слышал, сегодня известно большинству россиян – благодаря многолетнему труду режиссера, продюсеров, актеров, всей съемочной группы. Но вместо благодарностей они получили злую и чаще всего несправедливую критику от основных бенифициаров всей этой ситуации – от людей, профессионально занимающихся теми темами, которые после выхода картины Хабенского оказались в центре общественного интереса. Попросту говоря, создатели фильма сделали за этих людей существенную часть их работы по пропаганде и увековечению памяти о Холокосте – и были за это оплеваны.

Самое удивительное здесь – та необъяснимая интонация личной обиды, которая была явственно ощутима в газетных и фейсбучных репликах диспутантов. Как будто у людей похитили некое тайное знание и распространили его среди профанов. Сложилась группа людей (по преимуществу из «русских» израильтян), неделями бегавших из блога в блог, из аккаунта в аккаунт с одними и теми же «антихабенскими» репликами. При этом складывалось впечатление, что многие критики фильма его попросту не смотрели. Так, израильский журналист Владимир Бейдер в своем малопристойном по тону и лексике отклике на протяжении пяти абзацев пенял авторам за то, что они не показали, как один из персонажей, польский еврей Хаим, убивает своего мучителя-эсесовца, — но такой эпизод в картине есть, более того, является там одним из ключевых. В другом месте Бейдеру мерещатся в фильме «ножницы бдительного редактора»…

Константин Хабенский неоднократно говорил, что в истории собиборского восстания его едва ли не больше всего поражает тот факт, что Печерский смог за считанные дни объединить вокруг себя людей разного происхождения, из разных стран, говоривших на разных языках. Как показало обсуждение фильма «Собибор», даже люди, говорящие на одном языке и занятые одним и тем же делом, зачастую, увы, с куда большим энтузиазмом отдаются демаркации искусственных границ, нежели осмысленной совместной работе для достижения общей цели.

— Как вы думаете, с чем связано невнимание к Печерскому и этой странице истории со стороны Яд ва-Шем и делается ли что-то, чтобы изменить ситуацию?

-Действительно, в мемориальном комплексе Яд ва-Шем экспозиция о Собиборе занимает одну страничку размера А4. Причем в единственном коротком предложении, посвященном восстанию, не упоминаются важнейшие факты: что восстание было успешным, что благодаря ему лагерь был по личному приказу Гиммлера уничтожен, что возглавил восстание советский офицер Александр Печерский.

Памятник в Тель-Авиве.. Фото: википедия

На самом деле Печерский на наших глазах превращается в символ еврейского героизма, в эпического героя, подобного Иуде Маккавею или Самсону. Однако в самом известном мемориале Холокоста по-прежнему практически отсутствует информация о нем. Более того, несмотря на многочисленные обращения, в том числе от общественных деятелей и организаций, музей упорно отказывается вносить изменения в экспозицию и довольствуется бессмысленными отписками в худших традициях советских учреждений, десятилетиями не позволявшим Печерскому развернуть масштабную рботу по увековечению паяти героев Собибора в СССР. Для всего мира именно Яд ва-Шем применительно к теме Холокоста символизирует еврейский народ и государство Израиль, поэтому печально, но неудивительно, что дочь Печерского Элеонора, узнав об отказе мемориала изменить экспозицию, написала «Это вопрос совести Израиля»…

Пока же остается надеяться, что причина не в нежелании признавать еврейским героем офицера Красной Армии, а просто в том, что Яд ва-Шем превратился в неповоротливую бюрократическую машину, боящуюся любых перемен.

— Какие важные, интересные открытия были сделаны в исследованиях этой страницы истории? Есть ли загадки и разгадки в этой истории?

— Сейчас мы с моим коллегой по Фонду Михаилом Эдельштейном заканчиваем научную биографию Александра Печерского, так что какие-то новые документы, факты появляются практически каждый день. Удалось, например, распутать историю, про которую долго ходили легенды, — с исключением Печерского из партии и уголовным делом против него.

Другая красивая легенда – о том, что командир формирующегося под Москвой штурмового батальона летом 1944-го, впечатленный рассказами Печерского о Собиборе и восстании, якобы на свой страх и риск отпустил его в Москву давать показания и в результате Печерский встретился с Кавериным и Антокольским и те написали очерк в «Знамя». Увы, ничего подобного, видимо, не было: к Антокольскому Печерский пришел уже после ранения и госпиталя, в начале 1945-го, с Кавериным не встречался вовсе.

Очень мало известно о родителях Печерского, но вот недавно мы выяснили, что его отец служил юристом в чаеторговой фирме Высоцкого, так что, возможно, переезд семьи в 1915 году из Кременчуга в Ростов-на-Дону был просто переходом из одного филиала фирмы в другой.

Всплывают некоторые подробности детективной истории 1965 года, когда Печерского ждали в Польше на открытии первого памятника в Собиборе, и даже газеты сообщили, что он выступал на церемонии, а он так и не приехал. Выясняется, что помехой стал Советский комитет ветеранов войны, не давший необходимые документы.

Что до истории Собибора, то она неплохо изучена, но что-то новое можно, конечно, найти и тут. В Центральном архиве Министерства обороны, например, обнаружилось донесение о Собиборе подполковника НКВД Семена Вольского с уникальными фотографиями 1944 года. Подробности дня восстания существуют во множестве разных, часто противоречащих одну другой версий. Не идентифицированы некоторые участники, не ясен персональный состав подпольного комитета, который существовал в лагере и предложил Печерскому возглавить восстание. Всем этим мы занимаемся.

Ну и, конечно, не только мы. Интересные письма участников восстания к писателю Валентину Томину со многими яркими и важными подробностями их пребывания в плену и в Собиборе опубликованы в книге Терушкина и Константина Пахалюка. Недавно вышла замечательная книжка люблинского историка Адама Копчёвского о руководителе собиборского подполья Леона Фельгендлера. Копчёвский занимается биографией Фельгендлера 15 лет, итогом этой работы стала 20-страничная брошюра. Чуть больше, чем по странице за год штудий. Но в этой брошюре по крупицам собраны все факты, которые удалось найти.

В общем, коллективная работа идет, я уверен, что в ближайшем будущем нас ожидают новые находки.