Давид Фабрикант
Хайфа 2018 г
О чем этот роман? О любви, конечно. У каждого из героев книги своя судьба, где-то боль, разочарование, где-то радость встреч, глубокие чувства. Об этом замечательно написал в 1806 году Василий Андреевич Жуковский.
О радостях души, о счастье юных лет,
И дружбы, и любви, и музам посвященных?
Нет, нет! Пусть всяк идет вослед судьбе своей,
Но в сердце любит незабвенных…
Перед вами два школьных друга Борис и Женя. После школы они встретились лишь в Израиле. Не всегда шло по накатанной дорожке, пришлось преодолевать трудности абсорбции, жизненные неурядицы. Как у каждой семьи свои проблемы.
В романе еще одна семья, у которой выросли две девушки-двойняшки. С чем и с кем столкнутся они в своей жизни, узнаем, прочитав эту книгу.
Часть 1
Птица с одним крылом
летать не может
Глава 1
Женя Загорин шел не спеша по улицам Хайфы, разглядывал вывески, витрины магазинов, всматривался в лица прохожих, в их одежду. Особых отличий от нарядов России не заметил. Он в Израиле, четыре дня как приехал из Дальнего Востока. Удивлялся самому себе, как это он решил перебраться сюда, где взрывают, стреляют. Но ведь все спокойно, никто не бежит, не тревожится. Нормально. Но волнение все равно присутствовало. А как же иначе? Нужно думать, где жить, искать работу. Кажется, пришел к намеченной цели.
Дзинь… Борис поежился, но так и остался лежать в койке. Опять: дзинь… Он накрыл голову простыней, не помогло. Опять раздалось: дзинь, дзинь.
– Черт побери, только заснул. Кто в такую рань будит меня? Ведь час назад лег после ночной смены. – Пришлось поднять не только голову, но и мягкое место, встать с кровати. С закрытыми глазами, немного покачиваясь, подошел к дверям. Все же разомкнул веки. Вновь услышал трель звонка, на этот раз она была более продолжительной.
− Кому там неймется?
– Германы здесь живут?
Борис открыл дверь, опешил, что еще за гость объявился к ним? Лицо не разглядеть, на лоб накинута фуражка, пиджачок, под ним тенниска нараспашку, на ногах туфли, в это время израильтяне носят более крепкую обувь, глаза сверкают. По высоте, пожалуй, чуточку выше его. В руках дипломат. Боря руками протер свои сонные очи. Пора ответить, сказать, чтобы валил отсюда. Но пришельцу что-то нужно, знает ведь нашу фамилию.
– Да, это квартира семьи Герман.
– Вы ее продаете?
– Кто вам такую чушь сказал?
– А, наверное, квартирантов пускаете. Мне как раз на недельку комната нужна. Я сразу же оплачу проживание.
– Поищите в другом месте. Мы ничего не продаем, не сдаем, – Борис хотел было закрыть дверь, но гость приподнял фуражку.
– А друзьям?
– Не понял?! Не поня…, Женька! Это ты?! Специально шапку вперед нацепил, голос изменил.
– Не я его менял, а годы. Здравствуй, дружище! Здравствуй Борька!
Крепкие объятья были заключены тут же на пороге квартиры. Оба жилистые, мускулистые сжимали друг друга, не жалея усилий. Наконец хозяин жилья опомнился, отпустил товарища.
– Что мы здесь застряли, проходи. Дай я на тебя погляжу. Возмужал, но весу не прибавил. Молодец! Наверное, голодный, сейчас мы с тобой организуем стол.
– Погоди, погоди. Для вашей семьи кое-что привез. – Женя взял свой дипломат, раскрыл, достал оттуда небольшую картонную коробку, она к тому же находилась в целлофановом мешочке. Бережно передал его другу.
– Что же ты здесь спрятал, признавайся.
– Ничего особого – сувенир. Не везти же тебе водку «Столичную» или «Царскую». Побродил по магазинам, ничего интересного. Для женщин вообще не представлял, что купить. В этих вопросах я не мастер. Распаковывай, может быть, понравится.
Борис открыл коробочку, вынул что-то, оно было еще в мешочке. Развязал тесемки.
– Вау! Какое-то чудо!
– Это якорь, не бойся не из золота, а из добротной меди, украшен жемчужинами.
– Красота! Поставлю на столик возле телевизора. Спасибо, Женька!
Борис завел друга в салон, поставил его чемодан возле большого окна, затем оба направились на кухню. Из холодильника хозяин квартиры достал колбасу, коробочку шпрот, помидоры, огурцы, связку зеленого лука. Тут же появилась бутылка водки «Абсолют».
– Привычное название. Я думал у вас какая-то особая водка.
– У нас все есть: и российское, и французское, и армянское бухало, даже «Особая», какое хочешь. Разумеется и местного производства. А сейчас этим побалуемся. Разогреть тебе курятину? Не надо, так не надо, ешь холодную. Пока рассказывай о себе. В гости или навсегда в Израиль приехал? Где остановился? Вижу, вещей при тебе нет. Можешь у меня пожить, места хватит. Бери рюмку, Будь здоров!
– Двоюродная сестра Галина еще в конце восьмидесятых годов репатриировалась в эти края, живет в Нетании, приютила меня. Боря, я к тебе всего на часок, приехал убедиться, что именно ты здесь живешь. Уже с неделю как я израильтянин, так что будем видеться. А где твоя хозяйка? И дочь, если мне не изменяет память, у тебя была?
– Разбежались по своим местам, сегодня ведь рабочий день. Мог бы и меня не застать, хорошо, что я на второй смене эту неделю. Чего же ты мне не позвонил, я бы тебя встретил. Давай, за встречу! Закусывай шпротами, и здесь тебя тоже не удивлю – рижские.
В течение получаса пятисотграммовая бутылка была распита. Пошла оживленная беседа, как кто живет, с кем из знакомых пересекался. Боря рассказал, как он с женой акклиматизировался в Израиле, как давался ему иврит, как бегал в поисках работы. Женя исповедовался о своих трудовых годах на Дальнем Востоке.
Дружба Бориса и Жени зародилась в далекие школьные годы в городе Первоуральске. Посреди года к ученикам четвертого класса присоединился худощавый паренек Женя, семья которого переехала из Дальнего Востока в среднюю полосу России. Когда он в первый раз пришел в школу, завуч завела его в класс, где ученики сидели за своими партами, увидел свободное место возле девчонки за одной из парт, там и приземлился. Услышал только чье-то восклицание «Ух!» Это появление нового ученика не понравилось Борису, главному заводиле класса. В перемене все вышли из класса, тот сразу же подошел к новичку.
– Ты чего к Женьке подсел? Спрашивать надо, какое место свободно.
– Я сел там, где никого не было.
– Ты чё, еще препираешься!
Борис удивленно посмотрел на противника. Повыше меня, но тощий, мышц особо не видно, тут же свалю его. В классе никто не смел слово сказать против него, а этот новичок еще возникает. Верховод класса с силой двинул Женю плечом. Тот в ответ оттолкнул соученика руками. Разве мог такое стерпеть главный силовой авторитет класса. Завязалась серьезная драка. Ребята вцепились друг в друга, давая кулакам простор. Боря все же вырвал правую руку и вмазал в грудь противника, тот чуть не упал, но выпрямился и ответил сопернику ответным ударом в живот. Вокруг стояли ученики не только их класса, но и других, подзадоривали: «Давай! Дай ему жару, Борька!». Женя ловко подставил подножку, Борис начал падать, но продолжал удерживать за рубашку напарника. Оба свалились на пол, пытаясь вывернуть руки руг другу, попеременно оказываясь то сверху, то внизу.
– Ребята, кончайте! Звонок прозвенел.
Они поднялись, отряхнули с одежды пыль. Шли рядышком. Борис улыбнулся, слегка толкнул противника в плечо.
– А ты ничего, молодец, хоть и доходяга. Тебя как зовут?
– Женька.
– Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Ой, не могу! Женька к Женьке подсел! – Борис никак не мог успокоиться, всю дорогу по пути к классу хохотал, а вместе с ним остальные школьники. Затем объяснил товарищу причину своего веселья. – Твою соседку тоже Женя зовут. Ха-ха-ха! Такое и в сказках не бывает. А я Борька. Ладно, сиди себе с ней. Раньше на твоем месте был Гришка, но он пакует вещи, уезжает в Казахстан, батя у него военный, поэтому сегодня уже не пришел в класс. Я только сейчас об этом узнал, а иначе сам бы пересел к ней. Нет, меняться не будем, на Камчатке спокойнее, учителя не так обращают внимание.
С тех пор пара была – не разлей вода. Вместе гоняли футбольный мяч, ходили в Дом пионеров, где Женя занимался греблей на байдарке, а Боря – в секции джиу-джитсу, повзрослев, заступались за девчат, если к ним приставал кто-нибудь чужой, помогали друг другу делать уроки. В старших классах расставались, когда один провожал свою девчонку, другой свою. Кстати, Борис уделял много внимание той, к которой в первый день учебы в данной школе подсел Женя. Он сопровождал ее домой, на разных мероприятиях крутился возле девушки, она была чрезвычайно рада этому.
С приходом в класс Жени Загорина его соседку стали называть Евгенией, порою Генькой, иногда по фамилии — Рагозина. Все удивлялись Борису: такой симпатяга, к которому клеились многие девчата, на протяжении всей учебы в школе, оставался всегда верен только ей: симпатичной, роста небольшого, с прямыми черными густыми волосами. Евгения была ужасной тихоней, ее можно было услышать только, когда отвечала на уроках. Борис же был бойче некуда. Женя постоянством не отличался: сегодня нравилась одна, завтра провожал другую, мог прижаться к третьей. Ему ничего не стоило во время вечера-бала сменить партнершу, оставив ту, с которой пришел, одну, даже не попросив извинения. Но это было напускное, в душе он самый настоящий добросердечный романтик.
Но, как часто бывает в жизни, с окончанием школы дороги ребят разошлись. Борис в том же Первоуральске поступил в машиностроительный техникум, через два года женился на своей избраннице. Женя уехал на Дальний Восток, где поступил в мореходное училище. Он с детства мечтал о путешествиях, решил претворить мечту в жизнь. Во время каникул они почти не виделись, последний раз побывал в городе, когда у Бориса и Евгении уже росла доченька Вика. Ей было два годика. Такая куколка красивая, копия мама.
– Какие вы молодцы! Еще бы вам мальчика, будет полноценная семья.
– А ты чего в холостяках застрял?
– Пока весь в поисках. Нужно сначала устроиться, иметь приличную зарплату. Вообще, посмотрел, как вы живете, позавидовал. Я сейчас большую часть времени провожу в море. Когда на суше, думаешь не о постоянной партнерше, а подружку на недельку, на вторую, а то и дня хватает, чтобы распрощаться. И снова в плаванье. «Море, море, край безбрежный»,– запел Женя
Встречу в Первоуральске оба надолго запомнили, с этого момента много времени пройдет до их новой встречи. Иногда они писали письма друг другу, изредка Женя по приезду в порт прописки звонил товарищу. Но делали это все реже и реже, у каждого были свои заботы. Вскоре настали другие времена. Евреи валом повалили, кто в Америку, кто в Израиль. Борис, Евгения и Вика тоже уехали в Израиль. Вместе с ними их родители. О друге остались одни воспоминания, он был далеко. И, вот те на, объявился!
Женя посмотрел на часы, извинился. Сказал, что сегодня у племянницы день рождения, поэтому сейчас он отчаливает в Нетанию. Пообещал через несколько дней обязательно приехать.
– Дай мне свой телефон, позвоню. Я ведь тебя еле нашел, город, в котором живешь, подсказала твоя тетя Нина, был у нее в Первоуральске. Звонил тебе по телефону, отвечают что-то на иврите, понял, что или сменил номер телефона, или я в спешке неправильно записал. Пришлось с племяшкой идти в какую-то контору, заплатил деньги, чтобы узнать твой адрес. Думаешь, я тебя сразу нашел? Город то не знаю, плутал целый час. Хорошо, что здесь живет много русскоговорящих, то у одного спросил, то у другого. Одна тетя меня вообще в другой район города отправила, но я не дурак, переспросил у другого, тот меня провел до угла, объяснил толком. Так оказался у тебя. Жаль потерянного времени. Но не горюй, мы скоро увидимся.
– Держи бумажку, записал свой телефон. Больше на такой долгий промежуток времени не пропадай. Да и мои будут рады тебя видеть.
– Такой длинный номер? Спрячем ее подальше в карман, так надежнее. Кстати, тетя Нина сказала, что Петька Куликов тоже живет где-то в Израиле. Бросил жену с ребенком, женился вторично на еврейке и переехал в эти края. Ты не в курсе? Нет, в каком городе она не знала. Все. Будь здоров! До встречи. Гад буду, тебя не забуду.
– Я тебя отвезу к вокзалу на машине.
— Знаешь, а у меня прав на вождение так и до сих пор нет. Придется здесь идти в первый класс, учиться рулить.
– Может быть сразу в четвертый? – засмеялся Боря, выводя друга к автостоянке. – Женька. Лучше всего приезжай к нам под выходной, чтобы я мог тебе уделить внимание, а не отпрашиваться с работы. Позвони заранее.
Вечером домой пришла Евгения, Борис собирался снова на работу в ночную смену. Жена внимательно посмотрела на него, с удивлением спросила:
– Ты чего улыбаешься на все тридцать четыре зуба?
– Своих зубов у меня уже гораздо меньше. Женька приехал!
– Какой еще Женька?
– Загорин, наш одноклассник.
– Серьезно? Где же он?
– В Нетании, у двоюродной сестры, но обещал вскоре навестить нас. Не поверишь, я его еле узнал. Особо времени у нас не было поговорить. Утром доскажу тебе все, убегаю, могу опоздать на завод.
Глава 2
Борис Герман был неплохим специалистом. Получив диплом об окончании машиностроительного техникума, перед ним встала проблема, куда пойти работать. Уезжать из Первоуральска он не хотел, к тому времени был женат на любимой Женечке Рагозиной, с которой учился, дружил с первого класса. Она, окончив школу, устроилась швеей на фабрику. Борису пришлось задуматься. В небольшом городке было немного предприятий, можно было попытать счастье в МТС, но идти туда ему не хотелось, слишком грязная работа. Поэтому он, захватив необходимые документы, направился в отдел кадров швейной фабрики имени Клары Цеткин.
Начальник отдела кадров внимательно посмотрел его бумаги, взглядом оценил молодого парня: довольно рослый, из рукавов тенниски выпирают крепкие мышцы, по глазам видно, что не глупый человек. Опыта, конечно, никакого.
– Слесарем в ремонтный цех пойдешь? Брякнем начальнику цеха. …Алло! Иван Сергеевич, приветствую тебя. Как дела? Можешь на минутку зайти? У меня паренек стоит, окончил техникум, согласен работать слесарем. Лады, ждем.
В отдел кадров зашел Иван Сергеевич, высокий, поджарый мужчина лет за пятьдесят, поговорил с начальником, затем с Борисом и увел его к себе в небольшой кабинет ремонтного цеха. Посмотрел его диплом, там одни отличные отметки.
– Садись, чего стоишь. Работа у нас не такая уж сложная, нужно досконально знать конструкцию конвейера, швейных машинок, их капризы. Будет и другая работа. Слесарем я тебя не возьму, мне нужен мастер. Через неделю заканчивает работу прежний бригадир, меняет предприятие, ему предложили лучшую должность. Ты будешь трудиться вместо него. Звоню в отдел кадров, пусть оформляет тебя мастером. Пока с испытательным сроком.
– Никитенко! – крикнул Иван Сергеевич в сторону участка. Зашел низенький с округлившимся животом мужчина. – Игорь, Борис будет вашим новым мастером. До обеда покажи ему швейный цех, расскажи о нашей работе, в обед сводишь в столовую, потом передашь Петру Петровичу, я его предупрежу. Ребята, вы свободны. Борис, к девочкам нашим особо не приставай.
– А я женат.
Новый мастер пришелся «ко двору» в ремонтном цехе. Быстро освоил специфику работы. Он не только руководил слесарями, но принимал непосредственное участие в ремонте машин, другого оборудования, часто задерживался на работе после окончания смены. С каждым месяцем становился опытнее, мог стать к токарному или шлифовальному станкам. Главное, он уважал трудяг, хороших специалистов, умел поставить на место нерях. Первое время к нему относились со смешком, более старые опытные рабочие за глаза называли его салагой, но вскоре зауважали. И мастерицы-швейницы благоволили к нему, старались обратить его внимание, иногда выдумывали причины, чтобы подозвать к себе, поговорить. Когда он уходил, девчата между собой перекидывались шуточками.
Жена Евгения успевала работать швеей и учиться на заочном отделении медицинского техникума, ее в доктора со школы тянуло, но аттестат зрелости был недостаточно хорош, чтобы поступить в ВУЗ. К тому же забеременела. Девочку, что родилась через полтора года после женитьбы, назвали Викой. Родители растили ее, баловали. Она была такой сладкой, что ее и соседи любили подержать на руках, а при необходимости могли и оставить на некоторое время у себя, пока молодожены сходят в кино, по другим надобностям.
В конце восьмидесятых родители Бориса Александр Львович и Дора Борисовна пришли в гости к детям. В ходе беседы зашел разговор об отъезде за границу. Уже несколько семей хороших знакомых выехало, кто в Америку, кто в Израиль. Писали, что их хорошо приняли, все в магазинах имеется.
– Вы понимаете, с какими проблемами мы столкнемся? Вам вот-вот на пенсию, неизвестно как мы устроимся. Здесь у вас государственная квартира, у нас кооперативная, а там, кто вам даст жилье? – Борис разозлился на предложение родителей.
– Твою квартиру можно продать, будут деньги на первое время. Приходят письма из Америки, довольно положительные, из Израиля – все рады-радёшеньки, что удрали отсюда. Помозгуй немного, видишь, какая ситуацию в стране, все дорожает, продукты не достать. Боишься оставить «демократическую» страну? За кого будешь голосовать в следующий раз? У нас же широкий выбор, – с сарказмом закончил речь отец.
– Голодными не ходим, всегда в холодильнике есть чем поживиться. Женя, а ты как думаешь?
– Сложная проблема. В чем-то отец твой прав. Чтобы купить килограмм мяса, приходится выстаивать часовую очередь, неизвестно достанется тебе кусочек или нет. Даже молочные в дефиците. Стоит задуматься.
Прошло несколько лет, пока ждали вызов из Израиля, пока собирались. Наконец можно идти увольняться. Когда Борис сообщил начальству о своем решении уехать из страны, начальник цеха Иван Сергеевич разозлился и разволновался:
– Я о тебе заботился как о родном сыне. Сам на пенсию через полгода уйду, хотел рекомендовать тебя на мое место. А ты из страны, которая тебя вырастила, выучила, дала профессию, удираешь? Говорить с тобой не хочу! Уму непостижимо, что вы в этом Израиле нашли. Ее на глобусе в лупу не разглядишь. Подумай хорошенько.
Время не бежало, а летело. Только в 1993 году семья Герман была готова к вылету в Израиль. Действительно, первый год в новом государстве был трудным для Бориса и Жени. Родителям стали выплачивать пенсионное пособие, а молодежь, после кратковременного изучения иврита в школе для репатриантов, бегала в поисках работы.
Первым нашел свое место Боря, он считал, что ему повезло – устроился у частного предпринимателя разгружать и грузить электротовары. Платили по минимуму, но трудился половину дня, затем был свободен. Стал помогать хозяину в небольшом мясном ларьке. Заодно старался с ним изучить лучше иврит. Через полугодие работал токарем на большом заводе, где освоил процесс труда на станках с программным управлением. Начальство заметило его трудолюбие. Евгения быстро изучила иврит, успешно сдала экзамен для поступления в университет на медицинский факультет. А пока успевала подрабатывать по вечерам, трудилась медсестрой в доме для немощных пожилых людей.
Они большую часть времени проводили на работе, чтобы заработать лишнюю копейку. Дочь Вика зачастую была предоставлена сама себе. На второй год проживания в Израиле Германы взяли ссуду и купили трехкомнатную квартиру. Ее до сих пор продолжали выплачивать. Ссуда росла, увеличивалась с каждым месяцем, поэтому решили собрать деньги и надеялись ее заранее выплатить. Тем более что Евгения, после окончания университета, прошла стажировку в больнице Бейт Сион, через год стала работать самостоятельно. Жаловаться особо им было не на что. Они никогда не скулили, не плакались, как некоторые, а трудились.
Вика училась в школе, оценки были неплохие, но родители не всегда были довольны дочерью. Их не редко вызывали в учительскую – дисциплина ее хромала. Была заводилой в классе, могла уйти с уроков, если что не по ней, могла и ударить товарища по классу. Борис и Евгения понимали, что разбаловали дочь, никогда не ругали, не наказывали, ведь она у них была одна-единственная. Лучше стало, когда Вика стала заниматься вечерами в каких-то кружках, приходила домой поздно, усталая и голодная. В выходные могла заночевать у подруг, забывая предупредить родителей. С ней беседовали, объясняли, что так вести нельзя, что они волнуются.
– Не беспокойтесь, школу окончу.
Боря шарил по карманам в поисках смартфона, кто-то к нему дозванивался. Наконец достал, открыл. Звонила жена. Смена окончилась, знает, что скоро приду, зачем я ей в сию минуту понадобился?
– Я через сорок минут буду дома. В чем дело?
– Боренька, маму забрали в больницу Кармель, инсульт.
– Когда это случилось?
– Мне позвонила Вика, сказала, что бабушке плохо. Я тут же приехала, вызвала скорую помощь. Мы сейчас все в больнице.
– Сейчас выеду, – Борис сдал только что появившемуся напарнику смену, переоделся и выскочил на улицу. У них была машина «Хонда», но её больше эксплуатировала Евгения, ездила на работу, Борис добирался на завод общественным транспортом, предприятие оплачивала проезд в обе стороны. Идти к автобусной остановке не захотел, тем более, потом нужно было бы пересесть на другой маршрут. Попытался остановить такси, первое было занято, второе притормозило. Борис сообщил водителю название больницы. Не повезло, пришлось застрять немного в пробках, Он нервничал. Вот и на месте. По ступенькам забежал на третий этаж. В коридоре возле палаты сидели жена и дочь, они поднялись.
– Она в восьмой палате, – ткнули они пальцем вправо.
Борис прошелся по коридору, и с той, и с другой стороны были палаты, в которых находились больные. Он нашел нужный номер комнаты, мать лежала на койке рядом с дверью без сознания, она была подключена к кислородному баллону, сверху стояла капельница. Он взял стул, сел возле нее. В палату зашла медсестра, говорила она на русском языке.
– Не волнуйтесь, ваша мама спит. Конечно, будет жить. Сделали ей энцифилограмму, есть небольшие нарушения. Доктор говорил, что никаких операций ей не понадобится. Вам лучше идти домой, она проснется только утром. Придите навестить маму часов в десять. Нет, она ничего не слышит, это враки, когда говорят, что в коме человек слышит говорящего. Нечего убаюкивать себя сказками, – молодая женщина вышла.
Борис взял мамину руку в свою. – Что ж ты, мамочка, меня подводишь. Три дня назад угощала вкусным пирогом, была в полном порядке, шутила, а сегодня лежишь здесь и молчишь. Кто ж меня побалует ванильным тортиком? Я и не заметил, что твои волосы седыми стали, меньше переживай. Извини, что редко навещал тебя. Поправляйся скорее. – Он поднялся, поцеловал в щеку и вышел в коридор.
Женя и Вика тут же подскочили к нему. – Нас не пускали к ней. Ты говорил с мамой? Как она себя чувствует? Рассказывай.
– Девочки, домой, здесь мы пока ничем нашей маме, к сожалению, помочь не можем. Она без сознания. Завтра навестим ее.
Евгения с Борей договорилась, что по утрам Дору Борисовну будет посещать она, вечером после работы он. На следующий день жена сообщила ему по мобильному телефону, что мама на какое-то мгновение открыла глаза, тут же их прикрыла, ничего не говорит. Позже к ней заглянул сын. Мать лежала с закрытыми глазами. Если вчера ее лицо было бледнее полотна, сегодня на щеках появился розоватый оттенок. Кислород от нее не отключили, дыхание было частым, но ровным. Борис посидел с час возле нее, рассказывал о новостях в стране, спрашивал, как она. Ближе к позднему вечеру мать иногда стала подымать веки, смотрела на сына несколько секунд и вновь их опускала. С глаз по щеке пролилось несколько слезинок. Никаких слов от нее не услышал.
– Мамочка, не волнуйся, все будет хорошо, ты скоро поправишься. Хочешь, я к тебе Вику подселю?
– Зачем? Пусть школу не пропускает, – услышал ее шепот, приглушенный маской. Удивился.
Наступила пятница, у Бориса было два выходных. Утром он позавтракал, немного размялся на спортплощадке, находившейся недалеко от дома. Не спешил, в больнице с утра был обход. К десяти часам он снова сидел у матери. Она лежала с открытыми глазами, капельницу сняли. Он взял ее за руку, позвал, мать пошевелила пальцами руки на его пожатие. На лице появилось нечто подобное улыбке.
– Мама, скоро мы пойдем домой. Как ты себя чувствуешь?
Она хотела что-то сказать, но вырвались какие-то непонятные звуки. Речь стала хуже, чем в прошлый раз. Тогда мать подняла большой палец, показывая, что все в порядке. Затем покачала ладонью, подсказывая, чтобы сынок отправлялся домой. Борис еще посидел немного, прижался к ее щеке, сказал, что вечером навестит ее. Зашел в кабинет доктора.
– Все идет нормально, с неделю полежит у нас. Мы все делаем, чтобы ваша мать поскорее пришла в норму. Не беспокойтесь. Ваши посещения влияют на нее положительно. Вы молодцы. Приходите чаще к ней, но не все сразу.
Жила Дора Борисовна на съемной квартире одна, два с половиной года назад умер муж Саша. Жили дружно, спокойно, вдруг сердце у него отказало. Боря успел застать его живым, он что-то шептал ему, но настолько тихо, что сын отца не понял. После его смерти Борис предложил маме переехать к нему, но она воспротивилась. Зачем мешать детям, да и где она расположиться – в одной комнате сын с женой, в другой – Вика, в гостиной до позднего вечера смотрят телевизор. Где же ей спать? Останусь в этой дыре. Она улыбнулась, на иврите квартира – дира. Пообещала как можно чаще навещать детей, внучку.
Через два дня Дора Борисовна смогла говорить, во всяком случае, ее можно было понять. Сквозь наворачивающиеся слезы, она попросила сыночка подумать, как быть с ней дальше. Ведь вряд ли она сможет обслуживать себя, как раньше: ходить в магазин за продуктами, мыть окна, убирать квартиру.
– Мама, мы уже все решили, я беседовал с Женей. Ты будешь жить у нас, поселим тебя в комнате Вики, а она будет спать в салоне.
– Испортила я ваш обычный распорядок дня. Если буду мешать, выгоните меня туда, где живут такие же, как я больные. Сынок, тогда нужно отказаться от съемной квартиры, забрать все необходимое, сами решайте, что выбросить. Захвати все документы. Мне в этой жизни не много чего надо. Сообщите в компании, чтобы сделали окончательный расчет за воду, газ, телефон, электричество.
– Мамочка, не волнуйся, мы ведь уже жили на съеме. Знакомы с такой процедурой. Справимся, ты нам поможешь.
– Нашел помощницу, как бы мне до койки самой доползти.
В один из выходных дней всей семьей поехали на квартиру матери. Она уже несколько дней находилась дома у сына, но навестить свое жилье пока не было у нее сил, да ее бы дети все равно не взяли с собой. Сортировкой вещей занималась Женя, она укладывала их в чемоданы, посудой – Вика, упаковывала их в старые газеты, затем в картонные коробки, документами, бумагами – Борис. Тут же позвонили хозяину квартиры, чтобы забрал ключи, его заранее предупредили, что мать съезжает отсюда. Пришлось заплатить за квартиру еще за два месяца, исходя из заключенного ранее с ним договора, который сейчас расторгли.
Многое из маминого гардероба они выложили на скамейку возле забора, авось кому-нибудь пригодятся. Все бумаги положили в большую сумку. Дома заранее освободили часть шкафа для маминого гардероба, часть сложили в пустующий чемодан. Сумку с документами сунули на антресоль – будет время, разберемся.
– Мама, с новосельем тебя, – в шутку произнес Борис.
Несколькими месяцами позже Вике понадобился рюкзак, собиралась в турпоход. Спросила у мамы, где он. Женя поставила стул, забралась на него, заглянула в антресоль. Она была набита всякими ненужными в данное время вещами. Где время взять, чтобы навести здесь порядок? Многие вещи давно просятся на свалку. Впереди лежала сумка с бумагами тещи. О боже, куда это годиться?!
– Боря, нечего телевизор смотреть, возьми мамину сумку. Сколько она может валяться, занимать место? Разберись с ее бумагами. Я бы на твоем месте сразу бы их выбросила. Никак до рюкзака добраться не могу. Вот он, нашла, передай его дочке.
– Выбросить? Ты что! Там же документы, фотографии. Накопила маманя бумаг, наверное, ничего не выкидывала за все годы жизни в Израиле. Здесь дня не хватит, чтобы все посмотреть, почитать, – Боря почесал редеющую голову. – Квитанции за воду, послания из банка. Здесь столько бумаг, сегодня не успею. Дала ты мне, подруга, работы. А по телевизору такой интересный боевик показывают.
Борис решил, что можно и фильм посмотреть, и с документами повозиться. Перенес все в салон, выложил все бумаги на пол, сел на маленький табурет. В первом конверте лежали два рекламных листочка: приглашали на концерт рок-группы, второй – на театральную постановку. Но дата посещения – 94 год, то есть, четыре года назад. «Может, отправить маму сегодня на эти концерты», – усмехнулся сынок. Дальше шли банковские отчеты о приходе, расходе ее пособия, счета за электричество, телефон, все давно прошедших лет. Борис рвал их пополам и складывал в целлофановый мешочек.
«Справку из израильской организации «Клеймс конференц» о выплате ей денег как беженке Катастрофы сохраню, может пригодиться. Немецкие марки она, конечно, получила, но, иди, знай, могут еще что-нибудь подкинуть. Пошли наклейки на двери или холодильник, предлагали свои услуги маклеры, ремонтники бойлеров, сантехники. Тут же большое количество реклам из магазинов, причем на иврите, который мама Дора не освоила. С кранами в ее жилье я до сих пор и сам справлялся. Оставлю просмотр бумаг на завтра, а то я уже устал, спину не разогнуть. Еще вот эту пачку, и прилягу на диван, глаза часто моргать стали».
Борис собрал ненужные бумажки в мусорный мешок, поставил у входа, будет выходить – их выбросит, остальные положил обратно в сумку, отнес в спальню. Ничего не случиться, если они полежат денек-другой.
– Женя! Иди сюда, помассируй мне спину, не могу разогнуться. И поясницу тоже. Где еще найдешь такого специалиста во всех делах. Дай поцелую тебя. – Он снял с себя рубашку, лег на живот, расстегнул пояс.
– Ох, нелегкая это работа, тереть спинку кого-то.
– Я тебе никто-то, спина моя та часть, которую ты редко видишь, так что не спорь, а усердно трудись. Тебе зачтется. Я рад буду помассировать то, что сейчас надо мной склонилось. Как ты на такую перспективу смотришь?
– То ойкаешь, притворяешься больным, то тебе кое-какие мои прелести погладить захотелось. Всему свое время, шалун.
Мешочек с письмами пролежал еще несколько дней в углу спальни. О них вновь напомнила жена. Бумаг осталось не так много. Женя теперь уже уселся на диван, воспользовавшись тем, что Евгения надолго застряла на кухне, готовила обед. Засунул руку в мешок с остатками маминых бумаг. Достал какой-то конверт, от которого веяло стариной.
«Это что за старинный конверт? Пожелтел как осенний лист. На адресе – фамилия Лифшиц. Кто это такой? Имя мамино – Дора. Тезка, что – ли? У нее все и выясним. Конверт открыт, можно заглянуть. Внутри письмо лежит. Посмотрим, что там написано. Сколько лет этой ветхой бумажке, нужно быть очень осторожным, чтобы она не разлетелась на кусочки».
Борис развернул листик, еще более пожелтевший, чем конверт. Буквы едва можно было разобрать, побледнели. «Сообщаем, что ваш муж Арон Лифшиц погиб в результате авиакатастрофы 16 ноября 1967 года. По поводу пенсии по утере мужа просим обращаться в пенсионный отдел горисполкома. Наши соболезнования. Секретарь горисполкома Дударин».
Борис аккуратно положил листок обратно в конверт. «Ну и что с этим делать? Какой-то документ столетней давности, ему больше тридцати лет. Надо у мамы спросить, что за бумага, нужна она ей или нет. Выбросить всегда успею. Интересно, кто такой Арон Лифшиц? Что за родственник? Так, что там дальше? Фотографии любительские: мама молодая, а это похоже я в детстве. Ну и физиономия! Лицо круглое, как мячик. Сколько мне здесь лет? Наверное, года три-четыре. Здесь народу собралось больше, кажется, мамины родственники, что-то отмечают. Она мне их давным-давно показывала.
Вечером после ужина смотрели по 9 каналу последние известия. После них показывали старый художественный фильм, маму он ее не заинтересовал. Она пожелала всем спокойной ночи, направилась в свою комнату. Следом за ней, захватив привлекший его внимание конверт, в спальню заглянул и Боря.
– Ты что-то хотел, сынок?
– Да, мама. Нашел в твоих бумагах вот это, – он протянул ей письмо.
– Покажи. Боже мой, я давно об этом забыла, да и не было желания тебе рассказывать. Где ты его нашел? Милый мой, ты много чего не знаешь. Скорее всего, я сама виновата, не хотела тебе ничего рассказывать. Раз нашел, придется покаяться. Ты взрослый – поймешь меня. Садись, это долгая история.
Я с родителями до Великой Отечественной войны жила в городишке Клинцы Брянской области. Немцы наступали, я с мамой эвакуировалась в город Троицк Челябинской области, мне было то всего одиннадцать лет. Мама работала по специальности бухгалтером, а я ходила в школу, вязали перчатки для воинов, нитки нам выдавали. Она приносила домой кусочек хлеба, делила пополам. А ведь маме нужно было самой питаться лучше. Она заболела малярией, следом и я подхватила инфекцию. Так прожили все годы войны. В 1945 году в 15 лет пришла на трубопрокатный завод, взяли меня учетчицей, приходилось работать в полторы смены, заменяя порою рабочих-специалистов. Скидок на возраст никаких не было, ежедневно по 12 часов в сутки мы вкалывали. Нас позвала к себе тетя, сестра моего папы, она жила в Первоуральске Свердловской области. Там я стала за токарный станок, но через два года окончила заочно техникум, тот же в котором учился потом ты. Работала в технологическом отделе прокатного завода.
Здесь я познакомилась с Ариком Лифшицем, который вернулся с фронта, его направили технологом на этот же завод. Был статный, красивый, левая рука была частично парализована после ранения в Германии. Мы поженились. Боренька, он и есть твой настоящий отец, – Дора Борисовна замолчала. Она достала платочек, стала вытирать мокрые глаза.
– Мама, что ты говоришь? Мой отец Александр Львович Герман, а не Лифшиц.
– Саша тебя любил как родного, сам знаешь, не мне тебе говорить. Я ему многим обязана, извини меня и не перебивай. …Это случилось 16 ноября 1967 года. Арик Лифшиц с другими специалистами организовал в Первоуральске непрерывный прокат труб. Его послали в командировку по обмену опытом в Узбекистан. Сел в самолет, рейс Свердловск – Ташкент. Ил-18 едва не успел набрать необходимую высоту, рухнул на поле. Погибло 67 пассажиров, в том числе, твой отец Арон Лифшиц, да еще экипаж, – из глаз Доры вновь потекли слезы. …Такая история с этим письмом. Не представляешь, как мне было трудно: тебе было чуть больше двух лет. Работа моя приносила мне мало денег. Хотели с мамой вернуться в Клинцы, но нам сообщили, что там проблемы с жильем, трудоустройством. Мы и остались в Первоуральске.
Однажды на День Победы коллектив нашего цеха выехал в Свердловск, где устанавливали памятник погибшим воинам. Там встретила и познакомилась с Сашей Германым, он с молодежью приехал поминать погибших. Оказалось, он участник войны и живет в нашем городе. Саша вправе считать тебя своим сыном. Усыновил тебя, уделял тебе много внимания. Не мне тебе рассказывать, какой он хороший.
– Мама, почему ты мне никогда ничего не рассказывала? Пусть был маленьким, но я сто лет как взрослый, у меня самого дочь большая. Не понимаю тебя. У меня в голове все перемешалось: папа Саша, папа Арик. …У тебя фотография настоящего отца есть?
– Где-то в старой сумочке должна быть. Я тебе ее отдам. Прости меня, что не рассказала тебе раньше. Когда был жив Саша, не хотела расстраивать его, потом упустила это дело. Но все в жизни когда-нибудь становится ясным. Согласна, давно должна была тебе рассказать, подзабыла, мой хороший. Не обижаешься на меня, сынок?
– Нет, мама. Все же правду я должен был знать. Она ничуть не умоляет заслуг в моей жизни Александра Львовича, я не перестану считать его своим вторым отцом. Принеси мне фотографию Арона Лившиц и расскажи, какой он был.
– Лицом ты похож на него, но волосы у твоего отца были светлые, только нос выдавал его принадлежность к евреям. Умница, каких сыскать не просто. Очень внимательный, доверчивый, ласковый. Я иногда его котиком звала. К сожалению, наша совместная жизнь оказалась короткой. Мне было трудно работать, растить тебя, тут и познакомилась с Сашей Германым. Его характеристику тебе давать не нужно, знаешь.
Глава 3
Только через полторы недели Женя смог выбраться в Хайфу к друзьям. Необходимо было зарегистрироваться, записаться в больничную кассу, полюбопытствовать насчет работы. Дни просто мелькали, дома у двоюродной сестры не успевал нагреваться. Он приехал в Израиль в начале апреля, было тепло, в некоторые дни даже жарко.
Женя по натуре был человек деятельный, общительный. Узнал, что в Хайфе есть организация, которая занимается морскими делами, он и решил попытать счастье здесь. К тому же для него иврит не был абракадаброй, года три до отъезда стал изучать язык. Конечно, досконально не смог бы разобраться в сложных предложениях, но говорить смог сносно, в чем убедился по приезду в страну.
Еще вечером в среду Женя набрал номер телефона товарища, сказал, что завтра во второй половине дня нагрянет к нему. Просил не встречать, так как собирался окунуться в теплые воды Средиземного моря.
– Какие теплые? Вода пока еще всего 22 градуса, брр… и ты намереваешься купаться? – голос Бориса задрожал.
– Для бывших жителей страны Советов она слишком теплая. На какой пляж посоветуешь пойти? Мне сказали ехать до станции Хоф Кармель. Боря, я купил телефон, запиши номер.
– Там обычно большие волны, лучше доезжай до станции Бат-Галим, здесь волнорез не дает морю разгуляться. Хотя были дни, что волны камни в середине преграды смывали. А сегодня погода хорошая. Счастливого плавания.
Когда Женя добрался до пляжа, увидел лишь пятерых купающихся. Удивился, ведь так тепло. Снял с себя одежду, плавки догадался одеть их еще дома. Вещи никто не украдет, не то придется голышом идти к Борису.
– Молодой человек, вы явно из России приехали. Решили поплавать? Я постою у вашей одежды, буду охранять от всяких посягательств. Не бойтесь, мне они не подойдут.
Перед Женей стояла довольно плотная женщина, чувствовалась мощь ее телес, кое-где жиру многовато. На ней был теплый плащ, он был расстегнут, модная шляпа, на ногах сапоги. На лице краски с избытком, губы пылали огнем. Она явно готова была передать часть жара заблудившемуся мужчине.
Женя поблагодарил даму, подошел к воде. Были небольшие волны, он купался и в худшую погоду. Залез в воду. Боже, какая благодать, выходить неохота. Поплавал полчаса, позагорал и снова в море. Удивился, видя людей в куртках. Что за мерзляки такие? Сплошное лето, круглый год можно плавать.
Женщина с вожделением смотрела на него. Почему нет? Мужчина высокий, весу раза в два меньше, чем у нее. Как только Женя оказался возле, стала расспрашивала его: кто он, откуда, где живет, с кем приехал. Познакомились, правда, через час он и не вспомнил бы, как зовут даму. Вопросам не было конца, но Женю спасало море. Когда в последний раз оказался на берегу, дал возможность просохнуть телу и плавкам. Решил, что на сегодня хватит. Время и честь знать, Борис, скорее всего, уже дома.
– Ох, устал я, наработался.
– Разве плаванье работа? – удивилась все та же женщина.
– Не только плаванье, но и кушанье, – Женя специально взглянул на большой торчащий живот дамы.
Она не обратила на это внимание. – Вы пригласите меня к себе, я с удовольствием по-дружески помогу вам трудиться за вашим столом.
– Увы, я здесь в гостях. – Жене надоело общение с ней. Плавки были мокроватыми, но он их позже подсушит. Пришлось спрятаться за будку спасателей, чтобы сменить плавки на трусы. На его счастье, на связь вышел Борис.
– Ты до буйков плавал? Правильно, зачем подвергать себя риску. Я подумал и решил, что мы идем сегодня в ресторан. Пора по-настоящему отметить твое появление в Израиле. Поэтому я подъеду к тебе на машине, это не близко, буду минут через сорок. Не бойся, я тебя найду, – Борис положил трубку на место. Тут и застал его голос дочери:
– Папа, куда ты это собрался? В ресторан? С кем? Забыл, что у тебя есть дочь? Напоминаю, я тоже иду с тобою. Чего мне одной скучать.
– Вика, я встречаюсь с моим другом детства. Ты должна его помнить, он приезжал к нам в Артемовск. Извини, тебе тогда была совсем маленькой. В ресторан идут только взрослые.
– Новости! Можно подумать, что я не была в ресторанах на разных днях рождения родственников. Никаких возражений не принимаю. Должна же я познакомиться с твоим другом. Я придумала, придумала! Ты выдашь ему меня за свою жену. Здорово, а!
– Рассмешила. Давно ли ты от соски отлипла? Он прекрасно знает твою маму. Ладно, знаю, от тебя отцепиться невозможно.
– Ну и что! Ты развелся и снова женился. Тебе понравилась молоденькая девушка.
– Одевайся, чирикалка, только не так, как на ваши танцульки. Ой, что мне будет от мамы! Она тоже придет, но чуточку попозже.
Вика взвизгнула и побежала в свою спаленку. Сняла с плечиков в шкафу беленькую кофточку с маленькими рукавами в виде крылышек, на груди большими буквами было написано: GOOD GIRL, светлые короткие шорты. Одела, заглянула в ванную, потратила несколько минут для выбора одной из маминых помад, взяла розовую, намазала губки, повертелась у зеркала. У Вики была короткая прическа, густые черные волосы, обрезала в пятом классе, чтобы не возиться с косичками – старомодно. Сейчас она одну прядь подвернула на щеку, прижала. «Ну, как я? Нормально!» – Папа, ты готов?
– Давно. Ты чего так вырядилась? Мы с тобой не на танцы идем. Хочешь, чтобы мама меня отругала? Очуметь от тебя можно. Последнее время не узнаю тебя. Еще дитя, а думаешь, что ты королева Шантеклер.
– Папочка, я взрослая.
– Рассмешила. Ты мне с мамой об этом говорила, когда тебе пять лет было. Натянула мамины туфли, а когда она потребовала, чтобы ты их сняла и одела свои, ты кричала: «Я взрослая, взрослая!» Я у тебя спрашивал, во сколько лет человек становится взрослым, ты ответила, что с детства. Замени хоть твои шорты, там может быть холодно, и накинь куртку, апрель пока что.
– Так оно и есть, я родилась взрослой. И не спорь, пожалуйста. Старшие должны уважать младших, мы ведь под вашей защитой. Папа, я закрою двери, иди заводи машину. Скорее бы мне можно было сдать на права. Я переоделась, иду в джинсах.
Борис посмотрел на дочь, от разочарования приподнял вверх плечи. На коленях Викиных штанов зияли прорезы. Боже, что возьмешь с сегодняшней молодежи, творят, что хотят, и никто им не указ. Думал добираться пешком, но с дочкой лучше на автомобиле. Любит она находиться на переднем сидении. Пора ехать.
Подкатив к пляжу, поставил машину на стоянку. Вика пересела на заднее сидение, осталась ждать мужчин. Борис зашагал по асфальтовой дорожке вдоль моря, выискивая издалека друга. По песку не хотелось идти. Женя беседовал с какой-то грудастой дамой, пришлось оторвать его. Борис не захотел подходить близко, сложил рупором руки и несколько раз прокричал: «Же-ня!». Никакой реакции, здорово заболтался с дамой. Наконец тот обернулся. Борис помахал рукой. Друг что-то сказал женщине, пожал ей руку и пошел к тротуару, где его ждал одноклассник.
– Извини Женя, оторвал тебя от такой приятной собеседницы.
– Хорошо, что оторвал от такого тяжеловеса, пристала как репей, слишком мнит о себе. Она не в моем вкусе. Сказал ей, что я сегодня уезжаю.
Они подошли к машине, Вика вышла из нее.
– Знакомьтесь, это моя…, – Борис не успел договорить.
– Это мой муж, – протянула руку Вика.
Женя раскрыл рот. Он ведь хорошо знал жену Бориса Евгению, а тут какая-то молоденькая дивчина. Пожал ей руку, присмотрелся и засмеялся.
– Ты же вылитая мама, такая же черненькая, и ростом в нее. Не знаю как сейчас, а в старших классах она была точно такой, как ты теперь. Не нужно меня разыгрывать, Вика.
– Нет, чтобы пойти на мою задумку, сразу Вика, Вика. Какие вы все прямые, скучные. И разыграть вас невозможно.
Они расположились на веранде ресторана, так как внутри все столы были заняты. Здесь стояло всего четыре столика, за один из них они сели. Звучала тихая спокойная музыка. Только успели посмотреть меню, выбрать нужное и сделать заказ официанту, как появилась Евгения. Они долго держали друг друга в объятиях, всматривались, какие изменения произошли с ними за долгие годы расставания.
– Ты здорово выглядишь, возмужал, стройный, но лицо такое же добродушное. Боря, а что эта подружка здесь делает? – набросилась она на мужа. – Смотри, оделась, как на свидание. Где ты в это время был? Вика, марш домой!
– Милая, ты всего не знаешь. Она решила срочно выйти за меня замуж, – ответил Борис, мужчины рассмеялись. – Женщина, эта, случайно, не ваша дочь? Прошу у вас ее руки, она вполне созрела для замужества, только не всегда слушается. Шутки в сторону, давай пожалеем ее, не пешком же ей домой добираться.
Евгения смилостивилась, тем более, что на Вику была уже заказана еда, к которой Евгения ни в жизнь бы не притронулась: кальмары и устрицы. Муж давно изучил вкус жены, поэтому для нее принесли говяжий язык.
– Женечка, ты еще прекраснее стала, тебе идет эта прическа, костюм. И чего я не отбил тебя у Борьки, ведь с первого взгляда оценил твою неповторимость, твою красоту, поэтому с разбегу сел возле тебя, за что получил взбучку.
– Ишь, распетушился, – Борис насупил брови. – В четвертом мало тебе дал, придется повторить первое наше знакомство.
Вика достала из кармана брюк конфетку-карамельку. Развернула бумажку.
– Желающие есть?
– Ты не сможешь тогда съесть своих каракатиц, – Евгения пожала плечами, глядя на дочь. – Ну и вкусы у сегодняшних деток.
– Нашла мне детку. Не волнуйся, еще больше аппетит будет.
– Точно так ты говорила, когда была маленькая. «Я большая!»
Борис рассказал, как сегодня отпрашивался с работы. Объяснил хозяину, что приезжает друг, нужно купить в магазине продукты, встретить его. А он: «Сколько ты его не видел?» «Сто лет, говорю». «А сколько тебе тогда лет – 150?» Куда ему деваться – отпустил. Женя бросал в адрес женщин комплименты. О личных историях за годы, что не виделись, решили поговорить завтра в выходной день.
К их столику подошла знакомая Германым пара. Муж ушел забронировать столик, а его жена весело щебетала. Вика и Женя явно скучали. Она внимательно смотрела на папиного друга, но старалась, чтобы другие этого не заметили.
– Папа, идем танцевать.
– Ты же видишь, что мы беседуем. Пригласи дядю Женю.
Друг Бориса возмутился: – Почему девушка должна меня приглашать? Вика, позвольте вас пригласить на танец.
– Дядя Женя, вы не против своего желания идете? Действительно хотите потанцевать со мной?
– Идем, не будем мешать твоим родителям.
– Вы гораздо моложе папы. Можно будем на «ты», как принято в Израиле, и обращаться просто по имени?
– Пожалуйста. Ты в каком классе учишься?
– Что за дикость! Зачем такое у молодой девушки спрашивать? Не все равно в пятом, десятом, двадцатом. Вы мне понравились. Я о том, что хорошо свободно двигаетесь, не то, что мои предки, но трижды наступили на мои бедные ножки.
– Прости, не проходил школу бальных танцев, к тому же давно не держал под руку такую принцессу. У твоих родителей, как и у меня, не было времени на хождение по клубам, тем более в кафе, вскоре после десятилетки поженились. И я не участвовал в конкурсах. Твой отец сказал мне, что ты лет пять посещала танцевальный кружок. Чего бросила, разонравилось? Может быть, увлекло что-то другое.
– Не было настоящего партнера.
Они вернулись, сели, родители Вики были уже одни. На столе стояли салаты, креветки, мясные закуски, бутылка вина. Борис налил рюмки, чокнулись за встречу. Началось пиршество в честь гостя.
– Женя, в воскресенье с утра я иду на работу, чем ты займешься? – спросил Борис.
Вмешалась Вика: – Я во второй половине дня буду свободна, предлагаю поездку в Рош Аникра, там три озера, залюбуешься, такая теплая водичка, рыбки покусывают. И много их! Буду гидом. У тебя плавки есть?
– Вика, как ты разговариваешь с дядей Женей? Он же старше тебя, – Евгения даже покраснела, делая выговор дочери. – Смотри, ей делают замечания, а она хоть бы что! Будто родилась в семье дикарей.
– Мамочка, что ты хочешь, Дарвин утверждал, что мы потомки обезьян. Мы живем в Израиле, здесь со всеми беседуют одинаково почтительно, но на «ты». Я попросила разрешения у дяди Жени, он дал добро.
– Правильно, когда говорим на иврите, на русском же незнакомым и старшим людям говорят на «вы». Такая большая, а учить тебя надо.
– Верно заметила – большая. У тебя семь пятниц на дню: то маленькая, то уже большая.
Часть семейной трагедии семьи Загориных Борис знал. Когда Жене было шесть лет, от неопределенной медиками заразы скончался его отец Михаил. Мама Лиза вскоре вновь вышла замуж. У паренька с первых дней не сложились отношения с отчимом Лазарем Кацманым, еще была жива память об отце. В 1972 году они собрались уехать из Советского Союза. Бабушка Жени Аня Гуревич воспротивилась, сказала, что пусть они устроятся, а там будет видно стоит забирать сыночка или оставить с ней. Видя обоюдное неприятие Лазаря и Жени, Лиза нехотя согласилась с таким решением.
Жили они тогда в Приморском крае городе Артем. После отъезда дочери бабушка Аня переехала с внуком в Первоуральск, где у нее была своя квартира. Женя успел окончить три класса. Позже, когда он учился в морском институте, бабушка умерла. Дочь ее Лизу, маму Жени, что уехала в Соединенные Штаты Америки, в Советский Союз на похороны матери не пустили. Все заботы о предании земли тела бабушки Ани взяли на себя друзья старушки, соседи, в том числе родители Бориса Германа.
Боря и Женя выбрали для беседы небольшой дворик, в котором стояло несколько скамеек, но они не были заняты. Вокруг росли небольшие деревца, в центре обложенный камнями круг, внутри цветы. Женя начал свои исповедальные воспоминания.
После окончания института ему дали месяц свободного времени, он приехал в Первоуральск. Побывал на могиле бабушки, памятника на ней все не было, но он поклялся, что как только заработает, соорудит бабуле самое прекрасное надгробие. Повстречался с друзьями и вернулся во Владивосток.
В первые годы много времени проводил в плаванье на корабле «Дальний». Потом его позвали в управление Дальневосточного морского пароходства. В один из отпусков Женя вновь посетил родные места, но семью Герман уже не застал, они уехали в Израиль. Тогда он и поставил памятник любимой бабушке Ане. Вначале он хотел, чтобы написали на нем только его имя, но затем передумал, не хотел страданий своей совести, впереди постамента добавил: «От дочери Лизы и внука Евгения». Возложил большой букет цветов. Рядышком с надгробием посадил молодую березку. Перед тем как уехать в Израиль, вновь побывал на кладбище. Пришлось убрать листья, накопившийся мусор, подправлять покосившуюся ограду, подкрасить буквы, немного обрезать ветки березы, которая вымахала вверх и ширь, затеняя памятник.
Молчание Жени перебил Борис: – Про родителей ты никогда ничего не говорил, а мы не спрашивали. Сам-то семью завел или нет?
– Какая семья! Я дома почти не нагревался, много ездил по портам Дальнего Востока. У меня была квартира однушка. Иногда приводил туда девчат. Так мне было удобно. Еды хватало в управлении, дома кофе, молоко зачастую прокисало. Лежали конфетки, шоколадки, вафли. В выходные закупал только самое необходимое на эти дни, утречком в понедельник, прежде чем идти на работу, остатки выбрасывал, чтобы не пахли. Оставлял только консервы. Мне нравилась беззаботная жизнь, когда хочешь — ложишься спать, когда хочешь – встаешь, никто тебя не дергает, никому ничем ты не обязан. Привык к такому безалаберному распорядку.
– Ты так и не думаешь заводить семью, детей? Я, когда вижу свою доченьку Вику, у меня сердце радуется, душа поет. Ты же умный мужик, должен понять, сегодня ты справляешься с кухней, ходишь в ресторан, но завтра, не приведи господи, заболеешь. Кто тебе поможет? Найди хорошую женщину, вдвоем тебе будет веселее, обязанностей, конечно, прибавится. Дети будут плакать, кричать, не давать спать. Но ты будешь рад каждому их слову, каждому шагу, даже когда они сделают что-то не так, как тебе хотелось. Молодую женщину возьмешь – спать тебе подолгу не даст, будешь доволен своей судьбой.
– Врать не буду, в последнее время задумывался над этим. Приведу здесь жизнь в порядок, найду женщину, которая станет мне душевна близка, женюсь. Честное слово, женюсь. Скажи, где найти такую, как твоя Евгения?
Женя даже сейчас не мог все рассказать близкому другу. Зачем ворошить прошлое, нужно жить сегодняшним днем. Хотя те годы жизни до репатриации в Израиль нередко возвращались к нему в сознание. Женя никому в классе не говорил, что отчим, когда мать не видела, несколько раз ударил его. Десятилетний паренек не выдержал, заявил, что жить с ними не будет, переберется к бабушке. «Я вас ненавижу! И тебя, и тебя», — направил он поочередно указательный палец на мать и отчима. Женя был рад, когда бабушка не дала увезти его в Америку. Она и привезла мальчика в Первоуральск, где он познакомился с Борей и Евгенией. Так в классе стали называть его соседку по парте, чтобы правильно отзывались, когда кому-то из них хотят что-либо сказать или вызвать к доске.
Не безоблачно было и на личном фронте во время работы в пароходстве. Затащить лишь бы кого в кровать особого желания не было. Даже для таких целей девушка должна была ему понравиться, чем-то захватить его. Такие не часто попадались. Когда приходил с рейса, ему необходим был спокойный отдых, хотел хорошо расслабиться, лучше всего одному. После этого мог заглянуть в кафе, пересечься с друзьями. В кругу своих ребят Женя был компанейский, но среди незнакомых – необходимо было его растопить. Конечно, безгрешным он не был. Но не одна из девчонок, которые появлялись на ночку в его квартире, не смогла зажечь сердце моряка, дать то тепло, чего не хватало ему в раннем детстве. Все же однажды случилось…
Познакомился с девушкой на одном мероприятии, точнее на банкете. Среди массы людей, пришедших на торжество по случаю юбилея предприятия, некоторых знал хорошо, с другими просто здоровался, третьих видел впервые. В кафе взял один бокал пива, затем второй. С ним и стоял, когда к нему подошел мужчина немного старше его с незнакомкой, где-то с ним он пересекался, попросил присмотреть за девушкой. Сказал, что должен отлучиться на полчаса, навестить сестренку. Жене девушка сразу понравилась: стройная, красивая, рыжие вьющиеся волосы приподняты, кофточка немного приоткрывала выпуклости грудей. Одним словом, сказка наяву, он загляделся. Предложил свой бокал с напитком, она отказалась. Поговорили о музыке, что била в уши, оркестранты старались во всю мощь, особенно глушил ударник.
– Что-то долго нет твоего кавалера.
– Какой там кавалер? – фыркнула девушка. – Станцевали одно танго, он и сбежал. Кому он нужен. Только сегодня встретила его, столкнулись у стойки бара, познакомились. Вы его знаете, он с вами работает?
– Близко не знаком, скорее всего, работаем в одном учреждении. Я – Женя, – он вопросительно посмотрел на девушку. – Не согласишься пока потанцевать со мною? Твой друг не приревнует? Я согласен подраться с ним за тебя.
Девушка насмешливо посмотрела на Женю, но промолчала, лишь протянула тонкую белую ручонку. Станцевали танго, затем рок-эн-рол, а ее кавалер все еще не приходил.
«Меня попросили присмотреть за девушкой? Я и присмотрю. Разве можно такую красивую леди заставлять ждать? Предложу-ка ей погулять со мной на природе», – решил Женя и увел ее с банкета в парк. Девушка не возражала сбежать с вечера, ей надоело лицезрение посетителей от мала до велика, хорошо хоть симпатичный незнакомый парень стоит возле нее. Здесь ей явно не было чего делать.
– Твой парень тебе понравился? – спросил он у дамы, гуляя в парке.
– Правильно сделали, что утащили меня с банкета, неинтересно, духота неимоверная, шум, здесь в основном одни старпёры. Кстати, может быть, представитесь, некрасиво – иду вместе с вами целый час, а имени вашего не знаю. Комедия какая-то. Наверное, я погожа на девицу легкого поведения. Действительно вы так думаете?
– Я – Женя, сообщал тебе свое имя. Извини, к тебе уже обращался на «ты», так что и ты со мной спокойно можешь говорить также. Сказала «старпёры», а я не из их числа?
– Ну что вы! Прости, что ты. Я заметила тебя раньше, долгое время стоял с бокалом в одиночестве, будто сюда случайно попал. Скучали здесь и я, и ты. Почему пришел один? Нет жены, нет подруги? Не везет тебе. Ах, да! Меня зовут Мариной. Тебе же сказали, когда просили, чтобы ты меня охранял, – девушка рассмеялась.
– Ошибаешься, встретил тебя, а не охранял. Разве плохо? Как быстро темнеет, вышли – было светло, а теперь и разглядеть друг друга проблема. Но я еще там увидел, что есть в тебе непознанная красота, привлекательность. Мне хватило нескольких минут, чтобы засмотреться на тебя. А сейчас, когда ты рассмеялась, я вообще вздрогнул. Почему не встретил тебя раньше? Марина, как ты насчет рюмочки хорошего вина на моей кухне, или саке предпочитаешь?
Девушка сощурила синие глазки, помолчала несколько секунд, глядя на попутчика, мотнула слегка рыжими волосами, прикрывшими ее голые плечи, промолчала. Женя понял это как согласие, взял под руку и повел ее в свою однокомнатную квартиру. Придвинул низкий столик поближе к дивану, достал рюмки, шоколадку. От саке Марина отказалась, удовлетворились оба «Бургундским». После второй рюмочки Женя обнял ее за плечи, прижался губами к ее шее, повернул лицо девушки к себе, слегка коснулся ее губ. Они были пухленькими, мягкими, не хотелось отрываться от них. Марина прильнула к нему, распахнула слегка свои губки. Обоим понравилось. Она расстегнула верхнюю пуговицу его рубашки, просунула одну руку к нему на грудь, стала гладить. И он проделал с ней такую же операцию, стал сжимать соски ее набухших грудей. У обоих сердце стало набирать скорость. Биение своего сердечка он не ощущал, а Марининого — прекрасно. Пульс явно усилился.
– Ты, Женя, ловелас, – шепнула она ему в перерыве между сладкими поцелуями, – столько лестных слов мне наговорил, я и растаяла.
– Где же ты растаяла, лежишь целехонькая. Сказал бы гораздо больше, но язык от прикосновения к тебе засох.
В эту ночь им было не до сна. Только под утро успокоились, когда уже солнце хорошо заглядывала в окно спальни, Марина тихонько освободила руку из-под него плеча, встала, подошла к холодильнику. Нашла баночку просроченных шпрот, в морозилке кусок замерзшей сухой колбасы. Увидела чайник, в котором стояла вода с незапамятных времен. Вылила ее, налила новую. Как не хотелось Жене подыматься, а пришлось. Накинул халат, заглянул в ванную, умылся, причесал волосы. Они у него слегка курчавились, ниспадали большими локонами. Он решил, что пришла пора их подрезать. Мама утверждала, что он брюнет и не хотела, чтобы свои волосы сынок укорачивал. Теперь можно появиться в кухне. Подошел тихонько сзади к Марине, обнял ее за талию, прижался губами к ее шее.
– Сразу видно, что здесь живет холостяк, – встретила Марина его. – Садись, попей кофеек, насчет завтрака ничего не придумала. Из воздуха ничего не сваришь, не поджаришь. Даже хлебных крошек у тебя не нашла.
– Думаешь, я не слышал, как ты ручку свою нежную из-под меня вытаскивала? Хотел посмотреть, чем ты займешься.
– Так ты оказывается притвора.
– Мариночка, десять минут и я что-либо принесу. – Женя выскочил за двери квартиры, сбежал по ступенькам вниз, двинулся к гастроному. Накупил молочных продуктов, несколько сортов колбасы, коробочку шоколадных конфет, свежий батон. Чтобы еще купить, чтобы порадовать ее? Мед, написано что естественный. И овощей немножко с фруктами захвачу, пригодятся. Я никогда столько пищи не носил домой.
– Молодец, молодец, как соленый огурец, – встретила его Марина.
– Нужно было купить соленых огурцов? – забеспокоился Женя.
– Это поговорка. Всего достаточно.
Позавтракали, попили кофе, убрали посуду. Женя хотел было опять завлечь девушку в спальню, но она сказала, что ей необходимо домой, пообещала придти к нему вечером следующего дня. Она ушла, а он задумался. Девушка приятная, но ведь были здесь у него в будуаре и другие, не менее симпатичные, но почему-то ему непременно захотелось снова увидеться с Мариной. Он увидел в ней нежную неизбалованную мужским вниманием натуру. Его тянуло к ней, он желал, чтобы девушка обосновалась у него.
Больше года жил он с Мариной. Как там у Крылова: «При красоте такой и петь ты мастерица…». Она к тому же была начитанной, умницей, хотя петь не пыталась. В каком-то институте училась. Родителям сказала, что перебралась в студенческое общежитие, заниматься легче, есть конспекты однокурсниц. Женя очень любил окунуться лицом в ее чудесные волосы, тонкая шея девушки стала излюбленным местом для поцелуев. Он настолько привык к ней, что когда она отсутствовала, Женя сразу начинал скучать. В его голову закралась крамольная мысль – жениться на ней. Те, другие, что посещали его скромную обитель, были ему неинтересны, он выпроваживал их и забывал. Интересно, какое место занял он в его голове Марины, и что она ответит на предложение о женитьбе. Может сказать, что я ей вовсе не нужен, что не вхожу в ее планы о семье. Ничего не говорить? Скажу правду: я хотел бы ее назвать своей женой.
Первые полгода Марина соблюдала чистоту в квартире. В свободное от забав время корпела над учебниками. Затем наступила резкая смена настроения, на ее лице стала реже появляться улыбка. Но, увы, ко всем прелестям стала страшной неряхой. Мама с трех лет научила Женю прибирать за собой, он к этому привык. А Марина стала оставлять все на своих местах: немытую посуду, незастеленную кровать, не хотела убирать в квартире, что-то не ладилось с учебой в институте, хотя он предлагал свою помощь. С Женей была страстной, желаемой. Он ни грамма не разочаровался в ней, и они мирно продолжали жить вместе. Порою просил, чтобы она убрала за ними, она исполняла. Парень решил, что он виноват, забывал поблагодарить девушку за ее труд. Женя решил поговорить с Мариной. Поздним вечерком спросил, не хочет ли она узаконить отношения. Та отрицательно помотала головой. Он удивился, внимательно взглянул на девушку, пожал плечами.
– В чем дело, Марина? Неужели не нравлюсь?
– Милый мой, хороший мой, я люблю тебя, – заявила она. – Ты чудесный парень, мне с тобой хорошо, но я больна. Летом ходила в поликлинику, направляли меня на разные проверки. Ты в это время был в плаванье. Мне сказали, что у меня раковая опухоль, еще через несколько месяцев, что много метастаз. Не бойся, болезнь не заразная. Поэтому, извини меня, не было желания следить за собой, за чистотой в доме. Я на этой земле недолгий гость, зачем вносить в паспорт ненужные записи, они ничего не значат. Мне с тобой и так хорошо. – И после продолжительной немой паузы спросила: – Мне от тебя уйти?
– Нет, чудесная моя, – Женя нежно обнял ее, стал гладить, целовать. Они сидели на диване, Марина прилегла, положив голову ему на колени. – Мариночка, может быть еще не все потеряно? Нужно обратиться к другим врачам. Если ни здесь, то стоит поехать за границу, там лучшие специалисты. Я готов сделать все, чтобы ты поправилась. Ты для меня самое ценное в жизни. После встречи с тобой, я изменился, спешу к тебе, стал ценить каждую минуту с тобою.
– Мы с мамой были и у других врачей, диагноз тот же. Кстати, я сообщила родителям о наших отношениях. Понятное дело, в такой ситуации они меня не ругали. Женечка, ты такой хороший, нет слов. Я бы хотела прожить с тобой всю жизнь, и это мое желание исполняется, жаль, что мне придется скоро упорхнуть от тебя. Хочешь, чтобы я осталась с тобою или переселилась к папе с мамой? Я пойму тебя, не обижусь.
– Зато я обижусь. Никогда никому не говорил о любви, в том числе тебе. Не знаю, с первого взгляда, со второго, с первой ночи или десятой, но сейчас хорошо знаю, что очень люблю тебя, не хочу с тобой расставаться.
Разве мог Женя позволить ей уйти. Марина жила с ним, пока не начались сильные боли, не положили ее в больницу. Он был возле нее до последнего вздоха. Она скончалась, держа в своей руке его руку. Родители Марины после похорон искренне благодарили парня, что не бросил их дочь в беде, все время был с ней рядом, помог с организацией похоронной процессии. Только теперь он узнал, что фамилия его подруги Ласкина. Шли годы, но подобной девушки Женя пока так и не нашел. И не хотелось лишь бы с кем связываться. Прервав нахлынувшие воспоминания, он продолжил свою беседу с Борисом. Но о Марине ни слова, время, проведенное с ней, он спрятал за семью замками.
– Так пробегали дни, месяцы, годы, – продолжил разговор с Борей Женя. – Последнее время стало трудно работать, многих уволили, некоторые сами ушли. Мне предложили руководить доставкой груза из Таиланда. Обрадовался, посмотрю новую страну, узнаю, как там люди живут. Прошло несколько рейсов нормально. Однажды в порту Бангкока подошел ко мне русский мужчина, попросил перевезти небольшой чемоданчик. Чтобы я не сомневался в грузе, вынул все из чемодана, мол, никакой контрабанды. В нем были специфические южные фрукты, пакеты зеленого чая, местная глиняная фигурка. Мужчина умолял передать другу, у которого вот-вот день рождения. Я не выдержал – взял. Груз не особо тяжелый, чемоданчик на колесиках. Для себя ничего интересного не нашел, поэтому вес небольшого чемоданчика не напрягал меня.
Прибыли во Владивосток, встретила меня женщина. Когда передавал этот подарок, мне преподнесли другой – арестовали. Не знаю, может быть, все было спланировано кем-то. У меня позже возникло подозрение, что основную часть наркоты перевозил другой человек. Я был отвлекающей подставой. Привели меня в каталажку, потом к следователю. Рассказал всю правду. Когда увидел его, решил подольститься. «Вы очень похожи на моего отца, ваше фамилия не Загорин?» Тот улыбнулся, покачал головой. Не знаю, что повлияло, но меня отпустили. Тогда я понял, что нужно отсюда рвать когти. Мог попасть в такую передрягу.
– С мамой ты больше не виделся?
– Один раз я вырвался на Майями. Мама уже жила с другим дядькой, постарше ее. Знаешь, ничего мужчина, при капитале, добрый, так, на первый взгляд, мне показалось. Предлагали остаться, обещали найти хорошую работу, помочь с деньгами, с квартирой, но не тянуло меня в Америку. Сам знаешь, школьных знаний иностранного языка хватало лишь на первые минуты разговора: здравствуй, до свидания. Это около трех лет назад. Когда я учился в школе, мать постоянно пересылала бабушке деньги. Это нам здорово помогало, на пенсию бабы Ани не прожили бы. Теперь я здесь, в Израиле. Мама написала, что ее муж умер, оформляет документы, чтобы тоже переехать ко мне. Она к тому же больна, проблема с ногами. Большую часть времени находится дома, сидит и ездит на коляске. Предложил ей приехать за ней, но она сказала, что сама в состоянии до самолета добраться.
– Чем сам думаешь заняться?
– Сын двоюродной сестры посоветовал обратиться к администрации хайфского порта. У него там знакомый работает, который может мне помочь. Завтра займусь поиском небольшой квартиры на съем, затем трудоустройством. Мама горит желанием соединиться со мною, не знаю как мы сживемся, столько лет не виделись, я не знаю ее характера, она мой. Послезавтра с самого утра пойду искать работу.
– В добрый час, Женя.
Глава 4
Вике недавно исполнилось пятнадцать лет, но выглядела старше. На груди у нее появились заметные выпуклости, могла и покрасить губы, если не нужно было идти в школу. Да и вела себя, не так, как одноклассники. Она была дружелюбной со всеми, в тоже время выделялась самостоятельностью, решительностью, взрослостью. И занятия с детских лет выбирала серьезные, не классики, не прятки, а плаванье, участие в школьных спектаклях, стенгазета. Попытки мальчиков приударить за ней Вика сразу отсеивала. Если что-то не нравилось, объявляла, пыталась изменить. Так было с гимнастикой. На соревнованиях преподаватель не правильно оценил ее мастерство, поставил по итогам выступления в конце первой десятки – Вика тут же собрала свою амуницию и больше на кружок не ходила.
Ростом она пошла в маму, стройная, но не высокая, с такими же темными волосами и слегка узковатыми черными глазами. Прическу Вика изменила уже в четвертом классе – обрезала косы, стала похоже на мальчишку. Родители поначалу ужаснулись, Евгения обвинила в этом мужа, мол, своенравие от него. Тот защищался, доказывал, что всегда был со всеми обходительным. Вика темные мамины глаза иногда прищуривала, как бы старалась лучше рассмотреть, понять находящегося перед ней человека, заглянуть в душу. И частенько это у нее получалось. Родители ее любили и уважали. До седьмого класса Вике не нужно было дважды говорить, в чем нужно маме помочь, сама напрашивалась подсобить ей. Родители редко спрашивали, сделала ли она уроки. С возрастом она изменилась, характер испортился. Зачастую слова мамы или папы проходили мимо нее стороной. В таких случаях папа Боря говорил, что избаловали они дочь до невозможности. А с Вики, как с того кота Васьки, который слушает да ест. Часто со старшими ребятами отправлялась в походы, особенно любила сплавляться на лодках по реке, ночевать в шалаше. О том, что она придет только завтра, не сообщала.
Вика могла позволить старшему товарищу проводить ее домой, своих одноклассников к себе она не допускала. Не целованной уже в пятнадцать лет она не была. Ей нравилось внимание ребят, но ни на одном взор не сосредотачивала. Проводил раз-другой – хватит. Десятикласснику Леону она позволила сопровождать ее больше десяти раз. Вика получала удовольствие от его поцелуев, в них чувствовалась сила, большое желание, стремление к чему-то другому. Она прижималась к его телу и трепетала. Однажды он расстегнул ее кофточку и начал трогать ее грудки. И это было прекрасно, Вика задыхалась, ждала особых слов. Но, кавалер молча полез в ее трусики, затем решил снять их. Девушка взбунтовалась, сказала, что он маньяк, чтобы близко больше к ней никогда не подходил, не то узнает результат на своей физиономии. А ей было чем угрожать – отрастила острые киптюры.
– Подумаешь, принцесса. Никому ты и не нужна, тем более мне, – Леон повернулся и тихонько вразвалочку зашагал к себе домой. Вика впервые в своей сознательной жизни заплакала. Затем остановила себя: не стоит он моих слез, найдутся более приятные ребята, но бессовестно лапать меня, делать все, что ему вздумается без моего желания, не получится, не на ту напал. Все у меня еще впереди. Плакала не потому, что он ушел, а от понимания, что с ней самой не все в порядке, что ей необходимо саму себя менять. Не знала толком, как это сделать, но к ней пришла уверенность, что сумеет исправить нити своего характера. Она вытерла слезы и с гордой головой зашагала домой. Там ее всегда ждали любимые родители. Хотя Вика частенько не обращала внимания на их беспокойство о единственной дочери, но ее душе была приятна их любовь, забота. Она их тоже любила, правда, поступала часто наперекор им, идя по пути, выбранному самой, не хотела никого вмешивать в свою жизнь. Свою привязанность к маме и папе не афишировала. Сейчас призадумалась. Но надолго ли хватит ее, сумеет ли определить верную дорожку или будет петлять, как делала до сих пор?
Когда Вика впервые увидела Женю, в сердце что-то ёкнуло, захотелось подольше быть возле него, с ним. Она прекрасно понимала, что он для нее может быть лишь старшим товарищем, но голова отказывала мыслить реально, в ней все завертелось, перемешалось, загорелось. Отвечать в данные моменты за свои действия, сладить с ними она не могла. Ей даже во время уроков вспоминалось, как она с ним танцевала танго, о чем они говорили, как Женины руки лежали на ее талии. Потом он беседовал с ее родителями, она не слышала, о чем шел разговор, а сосредоточилась на выражении его лица, на движении губ. И ее рот открывался в такт его устам, руки сжаты были в кулаки.
– Вика Герман к доске! Я уже в третий раз вызываю тебя, а ты где-то витаешь в облаках, – сердилась учительница математики Ирен.
Она решила задачу не без помощи математички, вернулась на свое место. И вновь ее думы витали далеко от предмета изучения. «Дам ему годика два на размышление, потом от меня не отвертится, – решила Вика. – Будем надеяться, что никакая Джульетта или Жаннетта его не уведет». В данный момент у нее не было времени ухаживать за Женей, были серьезные проблемы в школе, нужно срочно заняться математикой, лучше освоить религиозные законы – скоро конец учебного года. Нужно будет попросить папу помочь освоить непонятное ей. Но как хочется видеться с папиным другом.
На следующий день Вика заполнила рюкзак необходимыми вещами и с Женей, как было задумано, поехали автобусом в бассейн Рош Аникра.
– Держи, – девчонка передала Жене шапку с козырьком. – Мама верно угадала, что она понадобится тебе, сейчас солнце печет, хоть еще весна. Могут волосы повыпадать, лишние мысли в голову ударить, хорошие убежать.
– Мне кажется, что ты меня с собою попутала.
Они обошли все озеро пешочком, часто залезали в воду, чтобы остыть от жары, постояли под маленькими водопадами. И вновь в бассейн. Вика ухватила Женю руками за шею, половина ее туловища было на его плечах, вторая в воде, она лишь тихонько ногами шевелила. Спросила, не тяжело ли ему. Отпустила его, поплыла рядом. Переплыли на противоположный берег, немного устали, присели на травку.
– Ты плаваешь как настоящий моряк, – похвалила она его.
– Я и есть моряк. Ты тоже неплохо держишься в воде, особенно на моей спине. Часто ходишь в водные бассейны, на море?
– Не очень. Мне понравилось за тебя держаться. Ты сильный, симпатичный мужчина. Тело загорелое, мускулистое.
– Комплименты оставь для кого-нибудь другого.
Они вернулись к своему месту расположения, где на траве было расстелено покрывало. Сидели рядышком на поляне, трава своевременно скашивалась. Вика достала из сумки бутерброды: белый хлеб с колбасой, вручила один напарнику, принялась кушать свой. Запили захваченной с собой водичкой, покончили с запоздалым завтраком. Вика направилась к контейнеру с мусором, выбрасывать шелуху, крошки, вернулась. Женя лежал на покрывале, прикрыл глаза. Она надела темные очки, примостилась возле него, положила голову к нему на живот. «Как бы не замурлыкать от счастья», – подумала Вика.
– Поспи, малышка, немножко, поспи.
Ее тут же подняло, она присела. – Чудак ты. Какая я тебе малышка? Постыдился бы так говорить. Лучше взгляни на меня, заметишь кое-что интересное, я – девушка, а не пионерка. Ты лежишь, как-будто перед тобой пятилетнее дитя. Я – взрослая, и прошу тебя так и относиться ко мне, – Вика нагнулась, неожиданно обняла его за шею и поцеловала в губы. Женя оторопел, но тут же скинул ее с себя, встал.
– Прошу тебя больше не твори таких глупостей. Мало того, что вдвое старше тебя, я близкий друг твоих родителей. Дал бы тебе по мягкому месту, да права не имею. Пойдем в бассейн, поплаваем, мозги твои немного остынут. Ой, Вика, Вика, дитё ты малое, а считаешь себя взрослой. Насмотрелась фильмов и думаешь, что готова к настоящей полноценной жизни совершеннолетнего человека. Живи и радуйся каждому мгновению юности, оно у человека одно, а глупые мысли выбрось. Ведешь себя, как уличная девчушка. Брала бы пример с родителей, они замечательные, хорошие папа и мама. Они с первого по последний класс учились вместе, но такого себе не позволяли. Не обижай их.
Вика надулась, отвернулась от Жени, не захотела идти плавать с ним. Женя ушел один. У девчонки от нервного напряжения клацали зубы. Нет, она не могла сидеть на месте. Хотела было уехать домой одна, но вовремя поняла, что сама затащила Женю на озеро. Тоже мне мужчина, на него вешается такая девушка, а он сбегает от нее. Хоть ты провались сквозь землю. Подожди, сам бегать за мной будешь. Найду хорошую работу, заработаю кучу денег, оденусь красиво, не отличишь от актрисы. Она обошла все озеро, Женя уже начал волноваться, поглядывал во все стороны. Вещи ее на месте, значит, никуда не могла уехать. Наконец увидел ее, бредущую в его сторону, начал собираться к отъезду.
Вика и после поездки появлялась неожиданно перед ним, целовала Женю в щечку, просила сходить с ней куда-нибудь. Эти встречи беспокоили его, заставляли нервничать. Он умолял ее найти кавалера моложе, вообще прекратить терроризировать его, человека намного старше ее. Вот напасть на мою голову. И находит меня каким-то образом, думал он, стараясь при этом избегать взгляда ее черных глаз.
– Что на мне свет клином сошелся? Ты меня интересуешь только как дочь моего друга, о чем тебе неоднократно говорил. И не подумаю с тобой куда-нибудь пойти. Я с твоим папой одногодки, перевари в своих извилинах такие данные.
– Да, клином сошелся. Но я люблю тебя! – возмущалась Вика. – Неужели тебе это непонятно? Почему ты избегаешь меня?
– У меня есть девушка, поэтому твои приставания бесполезны. Больше не приближайся ко мне, ты глупая, если до сих пор не поняла, ты мне даже как временная подружка не нужна. В Союзе говорили: катись колбаской по Малой Спасской. Извини за грубость, нетактичность, но больше ко мне не подходи.
Он никак не мог отвязаться от Вики. Возмущенный Женя решил позвонить другу Борису, но тот опередил его, сам попросил о встрече с ним. Договорились побеседовать в небольшом кафе, недалеко от порта. Борису пришлось ждать полчаса, он начал нервничать, да и тема для разговора была слишком трудной. Женя позвонил, извинился, сказал, что выезжает. Пришел, снова извинился, задержало начальство. Они стояли один напротив другого: жилистый полноватый Борис, весь в напряжении, излучал уверенность, солидность и элегантный Женя, не понимавший, с какой целью позвал его товарищ.
– Здорово дружище! Давненько мы с тобой не встречались. Как у тебя дела, как Евгения?
– Почему ты не спрашиваешь, как Вика? Что у тебя с ней? – с первых секунд набросился Борис на Женю. – Знаешь, что она заявила недели две назад? «Я люблю Женю». Какого Женю? «Твоего, папочка, друга». – Лицо Бориса стало черным, глаза сверкали гневом, ладони сжаты в кулак, будто он сейчас ударит собеседника. – Ты с ней что-то сделал? Я же тебе верил, как самому близкому человеку, а ты лезешь в самое больное место. И после этого называешь меня другом? Говори прямо, ты с ней спал?
– Боря, матерью клянусь, я к Вике не притрагивался и не посмел бы. Дал ей понять, что у меня есть девушка, что никаких отношений с ней у нас не может быть. Но она назойливая, приходит меня встречать с работы, липнет ко мне. Сколько раз убеждал Вику найти парня молодого, интересного. Что мне делать? Поговорите с ней, объясните, что я ей в отцы гожусь. Не вру, я встречаюсь с молодой девушкой, все серьезно. Ты мне как брат, она как племянница. Не бить же ее мне. Если бы не работа, уехал в другой город. Зря нападаешь на меня, совесть моя чиста перед тобой и Евгенией. Сам знаешь, что мне верить можно. Образумь Вику. Нельзя ли ее отправить подальше, за границу, быстрее успокоится.
Борис притих. – Говорили уже ей не раз, а она в пример Аллу Пугачеву выставляет. Вот свет пошел, замуж выходят, женятся на двадцать-тридцать лет моложе себя. Слава их манит, деньги – не поймешь. Элита хренова! Попробуй отвадить Вику от себя. Придумай что-нибудь. Ты меня прости, сам понимаешь – любимая единственная дочь, родная кровинушка.
– Я три дня назад разговаривал с ней и довольно резко. Надеюсь, одумается. Боря, я никогда ни тебе, ни твоей семье ничего плохого не сделаю. Будь уверен. Подключи Евгению, женщина с женщиной быстрее разберутся в ситуации. Хватит о ней, расскажи, как ты поживаешь, как твоя мама.
– Крепиться. Когда мы приходим, всегда о тебе спрашивает. Как восприняла Израиль твоя мать?
Лиза Загорина трижды была замужем, но своей фамилии не поменяла, осталась на той, которую дали папа с мамой. Последний муж американец Луис Вайс не был бедняком, когда умер все состояние: два дома, небольшое предприятие перешло к вдове, так как близких родственников у Луиса не было. Лиза очень любила мужа, в день его смерти у нее так заболел позвоночник, что не смогла ходить. На похороны вынуждена была ехать в санитарной машине, после лечения передвигалась в коляске. С помощью адвоката продала предприятие, один дом, второй намеревалась оставить, чтобы наезжать в Америку и не искать жилье, но по совету сына перед отъездом в Израиль и с ним рассталась.
Женя приехал ее встречать в аэропорт. Если бы не видел женщину, бегающую глазами по толпе, ищущую кого-то, притом в инвалидной коляске, не узнал бы свою мать. Она настолько была худа и измождена, вся седая, что даже по фотографиям, присланных несколько лет назад, нелегко догадаться, что это именно его мать.
Ему пришлось зайти с ней в помещение аэропорта, чтобы забрать ее багаж. В Америке собрать вещи и завезти к самолету ей за плату помогли. Женя привез маму к себе, привел в спальню, сразу велел ей отдыхать, сам пошел готовить бульон. Мясо уже было отварено, поэтому вся процедура подготовки пищи заняла немного времени. Накормил, расспросил, отчего умер Луис, почему она истощенная.
– Если готовишь не сам, то кушаешь без аппетита, еда не идет в рот. Еще и одиночество мешало нормально чувствовать себя, не говоря, что двигаться в коляске не приятное удовольствие. Надеюсь, израильские врачи помогут стать на ноги.
На следующий день она почувствовала себя гораздо лучше, сама разложила свои вещи в шкафу, смогла выбраться с сыном в город, слегка познакомиться с ним. Он вез ее в коляске, комментируя открывающуюся панораму. Время шло незаметно. Вместе с Женей нашли и купили в Хайфе в районе Шауль двухэтажный особняк. После долгих пререканий, записала на имя сына, хотя он был против ее поступка.
– Мамочка, это же твои деньги, почему не записала на себя? У меня квартира, пусть съемная, но есть.
– Женя, тебе в особняке жить, растить будущих детей. Нечего зря платить деньги, они тебе пригодятся. С вами буду до тех пор, пока не надоем. Если свихнусь, отправите меня в дом для стариков-инвалидов. Не обижусь, честное слово. Моя совесть по отношению к тебе и теперь, спустя столько лет, не дает мне покоя. Дурная была, что вторично вышла замуж, что оставила тебя с бабушкой. Слишком самолюбивая была, хотелось хорошей жизни. Знаю, ты простил меня. Этот дом – мой выкуп.
– О чем ты говоришь? Какой выкуп? Я тебе не чужой, твой единственный сынок, ты моя любимая мать. Мы ведь наладили отношения с тобой? Вот и весь разговор. Хорошо, хорошо, перееду к тебе, думаю, моя будущая избранница не будет против.
Со временем ноги Лизы стали более подвижными, боли поутихли. Она стала выходить во двор, общаться с соседями, иногда делала небольшие покупки. Основные продукты покупал сын. Женя и за эти походы ее корил, говорил, что сам в состоянии снабдить ее всем необходимым, пусть только заранее скажет, что купить. Мать сердилась.
– Может быть, ты и лифчик мне пойдешь покупать? Радуйся, что я двигаюсь, что могу в магазин зайти. Арбузы же не таскаю, воду в упаковках не ношу. Так, по мелочам. Чем плохую я тебе тенниску купила? Сам же благодарил меня. А вишенки, какие хорошие? Набираю максимум килограмм, бывает чуточку больше.
– Мамочка, успокойся. Живи и бегай еще долгие, долгие годы.
– На радость тебе и моих внуков? Да?
– Далеко загадываешь, может я неспособный.
– Не тебя мне учить, все познается на практике.
Глава 5
Семья Рейнгольц жила в Ленинграде в трех комнатной квартире на седьмом этаже двенадцатиэтажного дома, ее главе семьи выдал городской исполнительный комитет за заслуги перед народом. Главная заслуга заключалась в том, что Вячеслав Давидович удачно прооперировал первого секретаря райкома партии Петра Ивановича Свиридова, избавив его от гнойного аппендицита. Когда Рейнгольца вызвали в данное учреждение, он не понял зачем. В чем он провинился перед партией? Он ничем не согрешил перед страной строителей коммунизма, никогда в Коммунистическую партию не вступал и не собирался.
В райкоме он встретился с Петром Ивановичем Свиридовым, кого два года назад прооперировал. Поинтересовался здоровьем партийца, тот и на сей раз поблагодарил его, со словами большое спасибо, пожал ему руку. Секретарь райкома пригласил Владислава в кабинет, дал ему письмо, которое нужно было занести в горисполком. Здесь ему вручили ордер на трехкомнатную квартиру. Слава настолько обрадовался такому подарку, что слова не мог выдавить, только кивал головой. Сразу и не поверил счастью. А на каком небе была его жена Мирра, не описать.
– Это не орден, а ордер! – восклицала она. В ее восторге не было никакой подковырки. Дело в том, что Вячеслава Рейнгольца выдвигали на получение ордена «Знак почета», но не досталось – то ли металла не хватило, то ли фамилия подвела. В списке награжденных его не было. Он особо и не расстраивался. Что из него щи хлебать?
Жизнь совсем не баловала Вячеслава Рейнгольца. Медицинский институт он заканчивал, не имея за плечами опоры. Его родители умерли от голода во время блокады Ленинграда. Ему было всего три года, когда началась Великая Отечественная война. Маленького Славу забрали в детский дом, который эвакуировали в Тюменскую область. Зимы были холодными, дети и персонал детдома мерзли, с едой были проблемы. Более взрослые ребята шли в деревню, воровали. Слава заболел дизентерией, его положили в больницу. Сам главврач сомневался, что он выживет, был похож на скелет, по которому в школе изучают строение человека.
Он выкарабкался. Ко времени возвращения в Ленинград окреп. Славу нашла его тетя Рахель, папина сестра. У нее детей не было, она называла паренька сыном, отдавала ему не только то, что могла приобрести за небольшую зарплату, работала технологом на молочном заводе, но и всю свою душу.
В первых классах его дразнили, прозвали «шкелетиной», слишком худой был. Ему было обидно. Узнал, что есть различные кружки, попросился в группу борцов. Взглянули на него, не хотели принимать. Слава расплакался. Тренер Родионов согласился взять, первые полгода занимался с ним единолично. Иногда после тренировки забирал к себе домой, где жена подкармливала паренька. Слава возмужал, на руках и ногах появились бицепсы. Смог бороться со своими сверстниками, кликуха сама по себе отпала. После учебы в школе, поступил в институт, а после его окончания его направили в 1-ой медицинскую больницу, жил в общежитии в ужасных условиях – четверо в одной комнате, питался в столовых. Сам вечно был занят на работе, но это его не очень беспокоило, привык с детства к подобным перипетиям. Зато от своей специальности получал преогромное удовольствие. Если бы в больнице была маленькая спаленка, там бы дневал и ночевал.
Будущую жену Слава встретил случайно, когда возвращался в общежитие после тяжелого операционного дня. Устал настолько, что необходимо было немедленно отдохнуть. Он начал высматривать в сквере, через который ежедневно проходил быстрым шагом, свободное местечко, где можно присесть. Заметил скамейку. На ней сидела только девушка, он не хотел ей мешать. Уже почти прошел, но увидел, что ее голова припала к коленям, плечи сотрясались от плача. Разве мог врач пройти мимо. Слава подошел, спросил, что с ней.
– Вам не все равно? – резко ответила она, выпрямилась, стала утирать слезы. – Идите своей дорогой.
– Конечно, не все равно. Такая славная девушка плачет. Печаль не может быть вечной, пройдет, счастье улыбнется вам. Можно я присяду?
– Мне дело, садитесь. Я не девушка, а вы не успокоительные капли.
– Говорят, что если расскажешь незнакомому человеку о своем горе, то становиться легче. В груди освобождается место для свежего воздуха, дышишь свободно. Слезы высохнут, и все горести как рукой снимет. Попробуйте.
– Вы с этим согласны, проверяли на себе? – более спокойным голосом спросила она. – И почему именно незнакомому?
– Незнакомый человек посочувствует, облегчит душу вам и уйдет. Быть может, вы его никогда не увидите больше, вам никогда не нужно будет стесняться вашей сегодняшней ситуации, вашего горя, ваших слез. Выпрямитесь, вздохните глубже на всю грудь. Правильно. Еще несколько раз. Легче стало, так? Теперь улыбнитесь. Какая вы симпатичная женщина! Вам на роду написано не плакать, а быть бодрой и улыбаться.
– С вас хороший доктор получится.
– Почему получится? Я и есть доктор.
– Серьезно? Но я не больная. Меня бросил муж, с которым прожили четыре года. Я хотела рожать детей, но он не соглашался, предохранялся, хотел жить только для себя. Мы разругались, он обозвал меня всякими мерзкими словами, забрал вещи и ушел. Сегодня развелись. Праздновать по такому поводу, что-ли? Вы не знаете, как одной трудно, одиноко. Пока замуж не вышла, не думала об этом. Были подруги, за эти годы они нашли себе хороших мужчин, появились дети. А мне не повезло. Я с друзьями перестала встречаться. Теперь словно рыба, выброшенная на сушу, никак не избавлюсь от воспоминаний. Никогда не сидела на шее Олега, зарабатывала, ухаживала за ним, готовила вкусную пищу.
– Может быть, у вашего супруга кто-либо завелся?
– Возможно, я об этом не задумывалась. Он мне позже рассказал, верно или нет, не знаю. Вам такие дела лучше знать.
– С чего вдруг?
– Откуда вы так поздно возвращаетесь? От подружки! Потом милой женушке будете лапшу на уши вешать: я работал, у меня операция, заседание. Не можешь представить, как я устал. Ужин приготовила?
– Вы актриса.
– Я – актриса?! Раз в школе затянули меня в театральный кружок. Послушали меня, сказали, что нет смысла его посещать.
– Жизнь поправляет черты нашего характера. Такая реакция вам на пользу. Вы стали совсем другой, может быть в вашей жизни именно этого и не хватало. Оправдываться не буду, в данный момент вы ни мне, никому другому не поверите. Можно я вас провожу? Не боитесь меня? Приставать к вам не буду.
– Ха-ха-ха! Может мне как раз этого хочется.
– Повременю, пока ваши желания будут соответствовать моменту истины. Быть может нам с вами по пути. Вы где живете?
– Сразу испугались. Если далеко, бросите одинокую женщину?
– У вас резкое проявление отрицательных эмоций. Поговорим о чем-нибудь интересном, хорошем. Вам необходимо отвлечься от воспоминаний о бывшем муже, о разводе. Почувствуйте запах природы, полюбуйтесь людьми, что окружают в данный момент вас. Смотрите, деревья размахивают своими ветками, они обволакивают вас, успокаивают. Сходите к друзьям, на танцы. Воспряньте духом, у вас еще все впереди, встретите хорошего человека, влюбитесь…
– Я же говорю вам, что пора целоваться, – перебила его женщина и рассмеялась. – Простите, шучу. Вы забавный человек, не зря подошли ко мне. Назовите ваше имя, как к вам обращаться. Надеюсь, в отчестве нет необходимости.
– Вячеслав, друзья зовут Славкой.
– Если имя соответствует характеру, то очень приятно. Я – Мирра.
– Тогда между нами должен быть славный мир.
– Ха-ха-ха! Вы меня смешите, я действительно забыла про все прошлые беды. Спасибо вам. Я уже дома, видите ту четырехэтажку, в ней доживаю остаток дней моих.
Теперь уже рассмеялся Вячеслав. – Остаток дней? У вас еще впереди минимум семьдесят лет, счастливых лет. Признаюсь, с каждой минутой вы мне все больше нравитесь. Мирра, хочу вам назначить свидание на завтра, а сейчас познакомлю с частичкой моей биографии: женат ни разу не был, сегодня действительно задержался на работе.
– Слава, простите, не хотела вас обидеть. Я ведь не злая, не плакса, проблема выбила меня из равновесия. Даже вспоминать об этом не хочу, противно. Принимаю ваше предложение – увидимся завтра в том же месте, в то же время. Или вы будете лечить своих пациентов? Мне от работы близко к этому скверу.
– Надеюсь, срочной операции в конце смены не будет. Постараюсь придти вовремя.
Мирре показался приятным этот случайный прохожий. Она только сегодня развелась с мужем Олегом Бахмутовым. Вместе работали на мясокомбинате, наглядно знали друг друга давно. Шли однажды после смены, разговорились, начали встречаться. Через пять месяцев поженились. Ей тогда было всего-навсего девятнадцать лет. Поначалу было все хорошо, во всяком случае, ей так казалось, со временем изменилось, когда произошло, она сама не поняла. Вроде особо не сорились, но за четыре года совместной жизни отдалились. Олег приходил с работы, ужинал, затем смотрел телевизор или читал свежую газету. Иногда уходил, говорил, что к друзьям. Мирре хватало забот по дому: готовка обеда на завтра, уборка, стирка белья, не обходилось, конечно, без просмотра интересных передач по телевизору. Ведь купили они его не так давно. Все решил разговор о рождении потомства. Олег так резко себя повел, что она от удивления слова не могла сказать. В первые годы после женитьбы, да, они решили повременить с беременностью. Но прошло столько лет. Мирра не могла представить себя без будущих деток.
Неужели она проморгала Олега, неужели он завел себе любовницу? Последние месяцы он частенько и по выходным убегал из дому. Так мне и надо! Закопалась в домашнем хозяйстве, забыла друзей, оставила без внимания мужа. И кому нужен до блеска начищенный пол, котлеты по-японски, киевский торт? Кому я такая нужна? Набралась смелости, поговорила с мужем. Тому ничего не оставалось делать, как признаться во всех своих грехах. Он сказал, что влюблен в другую женщину, не говорил потому, что не хотел огорчать жену. Но коль затронула такую тему, то он согласен разбежаться. Тут же пообещал, что оставит однокомнатную квартиру ей, сам со своими вещами уйдет к своей даме сердца. Что ей оставалась делать? Ушла в спальню и не выходила, пока он с чемоданом не ушел, пока не услышала щелчок двери. Плакала дома, вышла в город, надеялась, что в сквере станет легче. Но слезы не уходили. Хорошо, доктор подошел. Не хотела ему признаваться, что Олег в самом деле ей изменял.
…Мирра потихонечку взбиралась на третий этаж, продолжая размышлять. Пожалел меня прохожий, посочувствовал. …А дальше? Нужна я ему, как зайцу стоп-сигнал. Вообще, мужчина симпатичный, высокий. Может, действительно не врет, что холостяк, что возвращался с работы. Чего гадать, завтра, дай бог, встретимся, поговорим более обстоятельно. Как хочется хорошего семейного счастья, родить деток, их нянчить, вместе с ними гулять, песни петь, читать им интересные рассказы. А Слава разве хочет иметь детей?
Мирра зашла в квартиру, скинула с себя все лишнее, одела ночнушку, умылась и бухнулась в койку, укрывшись теплым одеялом, вскоре заснула. Приснилось, что работает в детском саду, вокруг нее бегают девочки, мальчики, а она их успокаивает и обещает рассказать сказку, спеть песенку: «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам…». А ты, маленькая, чего плачешь, кто тебя обидел? Ну-ну-ну, мальчик! Когда проснулась, на ее лице сияла улыбка. «Это и есть мое желание, моя песенка», – подумала Мирра.
Они встречались, познавали друг друга. Гуляли по городу, ходили в кино, а вот на танцы не получалось. Однажды попали на балет «Лебединое озеро», им не понравилось. Красиво, конечно, но непонятно о чем они хотят сказать, зачем ручками, ножками взмахивают. Просто не наш репертуар, не наше хобби. Когда они оказывались в том сквере, где впервые встретились, у Мирры останавливалось дыхание, вспоминала, как она ревела, как он успокаивал ее, говорил: дышите глубже. И она дышала свободнее. Женщина влюбилась в него по самые уши. Но не надеялась, что Слава когда-нибудь предложит соединить их судьбы, ведь она была замужем, а он нет.
Мирра рассказала, что ее родители живут в Узбекистане, куда эвакуировались во время войны, работают, у них с жильем все в порядке, есть собственный дом. Она там и родилась, училась в школе, но захотелось жить в большом городе Москве или Ленинграде. Столица не приняла ее, а второй город дал ей не только работу на мясокомбинате, но и мужа, черт бы его побрал. Хотя, пусть живет, как ему вздумается.
Дора дождалась. Слава через два месяца с их первой встречи предложил пойти в ЗАГС, но она попросила подождать. – Я после Олега боюсь ошибиться, – призналась Мирра. Сложно было решиться, ведь ему уже тридцать два года, да и ей двадцать восемь… «Ужас! Старики! Но если не рожу ребенка, что я тогда за женщина? Хочу ребенка! Женюсь и рожу, да не одного, а двух, трех. А потом может уходить. Я справлюсь! Нет, этого я так просто не отпущу. Какая я глупышка, «подожди, подумаю…», радуйся, что тебя в жены хотят взять. Слава поднял твое настроение, подымет твою жизнь. Он славный Слава, видно, что меня тоже любит, голубит. И в постели он настоящий мужчина!»
Она сама предложила побывать у нее в квартире. После многочисленных поцелуев Мирра почувствовала, что мужчине невтерпеж, предложила разделить с ней постель. Дней через пять она специально завела его в заветный сквер, тихо спросила:
– Не передумал? Я согласна.
В загсе были только они одни. Слава пошутил: «Может быть, стоило в качестве свидетеля пригласить твоего бывшего Олега?» Женщина так на него глянула, что он не помнил, как сказал да, когда спросили, согласен ли он взять в жены Дору Бахмутову. Расписались, вернувшись домой выпили по стакану шампанского, купленного по дороге, съели по кусочку торта, приготовленного заранее невестой. Дора тут же повела Славу в койку. В первый же выходной он забрал свои немногочисленные вещи из общежития и перебрался в квартиру Доры. Жизнь потекла по новым семейным традициям, законам. Муж всегда был готов помочь по дому жене. Она не могла нарадоваться заботам Славы о ней, внимательности в любое время по любому случаю.
Время не шло – летело. Через положенное время Дора поняла, что беременна. Ее обуяла такая радость, что на работе сотрудники удивились ее веселому настроению, спрашивали, в чем дело. Но она промолчала, никому не выдала секрет о своем положении. Дома Дора бросилась Славе на шею, он вначале не понял в чем дело.
– Мой самый дорогой человек. Ты настоящий мужчина! Я беременна, я беременна! Не представляешь, как я тебя люблю! – Она закружилась вместе с ним по комнате. Ее от радости распирало, они хохотали целый вечер. Дора не знала, как ублажить мужа, он совершил с ней чудо, у них будут дети!
Думали-гадали, как назвать Риммой или Машей, остановились на имени Маша. Римму решили оставить на будущее. Очередной анализ показал, что у них будет двойня. Вначале Мирра испугалась, мало ли какие осложнения могут быть, но потом решила, что немало женщин рожает двойни, тройни и более деток. Успокоилась. На свет появились две прелестных девочки. Так семья Рейнгольц пополнилась близнецами Машей и Риммой. Но больше детей они не завели. При рождении девочек пришлось делать маме кесарево сечение, что-то было нарушено. Пришлось мириться, что детей больше не будет, спасибо за этих двух чудесных дочерей. Сейчас малышам нужна не только забота, внимание, но их нужно одевать, обувать, платить за кружки. К тому же их не на кого оставить, оба работают. Да и время бежало быстрее их желаний.
Как только появились две дочери, Рейнгольц решили купить пяти, в крайнем случае, четырех комнатную квартиру. Подсчитали свои ресурсы – очень мало денег. Решили пойти по добрым знакомым, одни одолжили, другие только пообещали, третьи пожали плечами. Не состоялось это приобретение. Вячеслав и Мирра поняли, как нелегко им достанется выплата долгов, да еще покупка мебели в новую квартиру. Так и ютились вчетвером в одной комнатушке с маленькой кухней, но с балкончиком, на котором на зиму заготавливали квашеную капусту. Дети ходили в ясли, затем детский сад, пошли в школу. Через три года Славе выделили эту самую трех комнатную квартиру. Росли дети, родители не могли налюбоваться ими. Как бы ни было трудно в их жизни, они были счастливы: с ними милые глазам и сердцам прекрасные девчушки. Слава с Миррой жили без ссор, в любви, в согласии.
– Помнишь,такую счастливую, радостную заботливую жизнь ты мне предрекал при первой нашей встрече в тенистом парке, где я ревела в три ручья, сидя на скамеечке. Разве могла такое предполагать?
Совсем недавно Мирра укачивала детей в кроватке, возила в коляске, затем за ручки отводила в садик, наблюдала за ними во дворе, теперь они школьницы. На них с первого класса заглядывались взрослые. Девчонки всегда вместе, редко их увидишь хмурыми, обычно щебечут между собой, хохочут. Вот будут нам волнения, когда подрастут, когда от парней отбоя не будет, беспокоилась мама. А ведь это не за горами. Надеюсь на их ум, сообразительность.
Женщина улыбнулась. Маша однажды попыталась на ее день рождения состряпать торт, но он получился пересоленный, подгоревший, кривой. Она надулась на сестру, которая решила, что в тесте мало соли и сыпанула горсть. Но разве можно долго обижаться на Римму? Сама виновата, пекла его сама. Через полчаса после ужина девчата весело говорили друг с другом. Говорили они между собой так быстро, что мама не все понимала, на каком жаргоне щебечут. Что поделаешь, дети быстрее осваивают языки.
– Маша, Римма, о чем вы там шепчетесь? Ох, выведу вас на чистую воду, тогда узнаете вкус свободы, расселю вас по разным комнатам.
– Придется в таком случае тебе с папой спать в кухне, – засмеялась Маша. Ее поддержала сестренка. – Было бы у нас пять комнат, мы и сами бы разбежались.
Двойняшки, но по характеру довольно отличались друг от друга. Маша была более шустрой, более живой. Она порой терзала Римму, хотела, чтобы та всюду следовала за нею. Пойти в кружок бального танца решила Маша после просмотра телефильма о Плисецкой. Затащила туда и Римму. Два года ходили. Маше дали нового партнера, кавалер ей не понравился, попросила тренершу заменить его. Но руководительница заупрямилась. Римма предложила поменяться с нею парнями, сестренка отказалась.
– Все, хожу на эти блюзы последний год. Я иду в спортивную секцию, скорее всего на волейбол, – заявила Маша.
– Тогда и я уйду, – отреагировала Римма.
– Чего вдруг? Ты в кружке в примадоннах ходишь, скоро на соревнованиях выступать будешь. Гляди, станешь чемпионкой мира.
– Попробуй стать хотя бы чемпионкой области. Это не так просто. Нет, я с тобой уйду, мне тоже разонравились танцы.
На вид человек мало знакомый с ними вряд ли бы различил сестер, настолько они были похожи. Классная руководительница просила, чтобы одна из них в школе носила какой-нибудь опознавательный знак, например, другую прическу. Они согласились, Римма нацепила бантик, но иногда в шутку закрепляла волосы шелковой лентой не она, а Маша. В классе менялись местами. Почему не подурачиться самим, не ввести в заблуждение одноклассников, учителей. Пользовались таким приемом редко. Соученики и учителя вскоре смогли их распознавать, разве что появлялся среди них новичок. И самим надоело обманывать кого-либо.
Обе сестренки уже в младших классах стали посещать шахматный кружок. И папа им помогал осваивать азы игры. Римма быстро изучила премудрости шахмат, обыгрывала даже старших по возрасту. Она по натуре была более целенаправленной, усидчивой, чем сестренка. К десятому классу у нее был первый разряд, она участвовала в районных и городских соревнованиях. Иногда занимала призовые места.
Маше игра быстро надоела. Ей хотелось каждый раз попробовать что-то новое. Она едва выдерживала год-два в кружках, они переставали ее прельщать. Свою энергию переключила на спорт, тут ее больше хвалили. К славе, благодарностям сестрички относились по-разному: при получении грамот, медалей Маша сияла, светилась, Римма была рада, но без особых эмоций воспринимала награждение. Подумаешь, еще медалька будет висеть на книжном шкафчике. Они ходили пока и на шахматы, и на плаванье. В спортивных кружках первенствовала Маша. Она очень не любила, когда кто-нибудь ее опережал, неважно в школе, соревнованиях. Даже, когда шла с сестрой по дороге, видя впереди себя, пусть и далековато, человека, она стремилась догнать и перегнать его, тащила за собой Римму.
И все же у них была обычная судьба девчат. Еще в седьмом классе парнишки пытались заполучить их расположение, предлагали поднести портфель, спрашивали разрешения провести домой. Но сестры редко на это соглашались, им нравилось поболтать вдвоем. А темой разговора могли стать те же ребята. Если Маша могла иногда позволить, чтобы одноклассник довел их до дома, Римма не возражала. Она шла немного впереди, не мешая им. В пятнадцать лет они уже могли дать ту оценку парням, которых они заслуживали. Разрушить союз сестер было невозможно.
Став немного постарше, они стали больше уделять внимание ухажерам. То одна, то другая уходила вечерком, чтобы пройтись с парнем, заглянуть в кафе, чтобы выпить соку или съесть мороженое, пойти на вечерний сеанс в кино, где можно позволить кавалеру поцеловать себя. Позже сестрички все до мелочи рассказывали друг другу. Никогда никаких секретов между ними не было, делились подробностями проведенного вечера. Порою поздним вечером так хохотали, что к ним приходили разбуженные родители.
Семейный совет был в полном составе: папа, мама и дочери Маша и Римма. Различить их и в более зрелые годы дано было не каждому, все черты двух семнадцатилетних девушек совпадали. Но с такой задачей легко справлялись родители. Девчата на днях сдали последний экзамен в школе. Оценки в аттестатах, которые еще не получили, были хорошие. Взрослым сестричкам необходимо принять решение об их дальнейшей жизни, учебе. В выборе своей завтрашней судьбы Маша не сомневалась, понятное дело, должна идти в журналистику – ее несколько статеек были опубликованы в «Пионерской правде», затем изредка появлялись в молодежных изданиях, в периодической печати. Она написала рассказ, но в редакции ей сказали, что необходимо доработать, что нужен более завлекающий сюжет. Маша осталась недовольна, переделывать его ни за что не захотела, несмотря на уговоры родителей. Она считала, что все в нем написано прекрасно, решила его сохранить, отнести к нормальным журналистам. Римме первой доверялось прочтение заметок, зарисовок сестры. Иногда она давала дельные советы.
– Ну и что это за специальность – журналист? Ты не вникла, как следует в практику этой профессии. Беготня по предприятиям, колхозам, разбирать доносы, пытаться доказать истину, а это значит, что кто-то может обидеться, начнутся кляузы, – стал объяснять отец Владислав Давидович Рейнгольц. – Заработная плата мизерная, токарь на заводе больше получает. Я бы посоветовал идти в медицинский ВУЗ, учиться на хирурга, терапевта. Бери пример с Риммочки. Можно в политехнический институт, будешь трудиться инженером на заводе, профессия творческая, интересная. У них заработок раза в два больше, чем у корреспондентов газет.
– Тебе хорошо говорить, сейчас главный хирург, а начинал с чего. Сколько лет угрохал, пока пришел к этой должности? Сколько лет укалывал по-черному, приходил домой только к ночи, когда внедряли новое медицинское оснащение? На мой взгляд, такая работа не вяжется с Машиным характером. Пока мы должны помочь им приобрести специальность по душе, потом замуж выйдут, пусть тогда мужья и заботятся о хлебе насущном, – перебила изливания мужа Мира Самойловна. – Они уже взрослые девушки.
– Ага, вечно вы, женщины, на нас, мужиках, привыкли ездить. Я желаю, чтобы моя дочь была самостоятельной личностью, меньше зависела от своих избранников. Посмотри на соседку, она не работает, муж пьянствует, иногда и кухталя ей дает, денег приносит домой мало. Вот и нищенствуют, хорошо, если хлеб дома есть. Что она может сделать на свою мизерную получку, ничего. А ведь у них трое деток, младшему всего четыре годика, старшим детям Егорке и Ване тринадцать и десять лет. Учатся через пень колоду, таких родителей бесполезно вызывать в школу. Окончат ее, вряд ли смогут пойти учиться дальше, скорее всего подмастерьями на предприятия, пока не приобретут хорошую специальность. Чтобы нормально жить, человек должен состояться. Когда у тебя хорошая профессия в руках, ты диктуешь условия жизни, не ждешь подачек, смотришь на происходящее другими глазами. Трудно, но достижимо.
Маша не выдержала наставлений родителей: – Хватит меня учить уму-разуму. Не нужно за меня думать, я взрослая, сама выберу себе дорогу в завтра. Спасибо за советы, мы им всегда рады. Я хочу быть журналистом и буду им, буду поступать в МГУ. Ничего страшного, прекрасная работа. Бывала в редакциях газет, журналов. Спокойно читают письма, пишут статьи, вполне нормальные люди, про них не скажешь, что они бедняки. Если хотите, после окончания университета у вас первых возьму интервью. Расскажете, как вы меня воспитали, дерзкую и непослушную. Договорились?
– Дерзкой ты никогда не была, ну а непослушание – удел всех детей. Чем старше, тем они более самостоятельны. Будь и дальше такой смелой и практичной. Пусть тебе помогает Всевышний, – пошутила мать. – Моя судьба была нелегкой, она многому учила, не дай боже вам, мои милые, самостоятельные доченьки. Теперь у нас с папой жизнь совсем другая. Нужно с неприятностями уметь бороться.
– Жизнь чему хочешь и чему не хочешь научит, – философски заметила Маша.
С Риммой было проще, она тоже не хотела идти по стопам отца, больше всего она увлеклась изучением иностранных языков. Хорошо могла общаться на английском, французском. Как-то ее товарищи подковырнули, что она не знает языка своей нации. Римма в течение полгода освоила иврит. Вообще, была более покладистая, а Маша – немного резковатая, напористая. Родители были уверены – она пробьет дорогу в жизнь.
При поступлении в университет Маша написала сочинение на хорошо, остальные сдала на отлично. Удивилась, когда увидела, что в списках поступивших ее нет. Наверное, ошибка. Девушка, с которой познакомилась на экзаменах, получила на бал меньше ее, но она была в списках принятых на факультет журналистики. Маша прорвалась к ректору, хотя его секретарша не хотела ее пускать. Но разве можно остановить пылающую гневом будущую студентку? Она не слышала, что ей говорила вслед секретарша. На Машины претензии ректор университета развел руками.
– Такова ваша фемида, комиссия решила, что вам еще необходимо набраться знаний. В следующем году приносите ваше заявление, аттестат. Учтем ваше горячее стремление к учебе в нашем заведении. А сегодня извините, комиссия учла все оценки, а также предоставленные печатные работы. У вас их было мало и не достаточно квалифицированные. И сочинение у вас на четыре, значит есть над чем работать. Не забывайте, что наш университет, в первую очередь, готовит национальные кадры.
Передать состояние Маши можно, разве что сравнить его с бурей, с торнадо. Она рвала и метала, глаза извергали огонь. Если бы не мать, от аттестата остались бы одни клочья, она положила его подальше от глаз дочери. Девушка надумала писать письмо президенту страны Ельцину, но отец отговорил, сказал, что бесполезно. Подавай документы в другой город, поступай в другой ВУЗ, советовал он.
– Я знаю выход, – заявила дома разъяренная Маша. – Я еду в Израиль, советую и всем вам подумать над этим. Римма, ты со мной, или будешь прозябать в этом болоте, где вся правда утопла в болоте? Узнаю, какие документы нужны, соберу их и подам в израильское посольство. Решайтесь!
– Такая процедура, Маша, занимает много времени, – отец пристально посмотрел на дочерей. – У нас много знакомых живет сейчас в Америке, Израиле. Им пришлось оформлять тьму справок, переводить документы на английский язык.
– Рядом с тобой стоит переводчица, – Маша кивнула в сторону Риммы.
– Доченька, надо бы нам до пенсии доработать, – просительно промолвила мама.
– О чем ты говоришь! Уедешь в другую страну, никто и не подумает тебе платить твою копеечную пенсию. Если собираешься навострить лыжи, забудь о ней. Нужно рвать из этой страны как можно быстрее.
– А за счет чего мы будем жить? – вмешалась в разговор вторая дочь.
– Пахать, Мирра, то – есть, работать. Поначалу помогут, а потом рассчитывай на свои силы. Дармоеды никому и нигде не нужны, – ответил отец.
Вмешалась Маша: – Скоро получите пенсию, а прожить на нее сумеете? Мама, папа, поинтересуйтесь у одних, других, кто связан с родственниками, друзьями в Израиле, послушайте, что те пишут. Затем помозгуйте, что дальше делать: ждать нищенских рублей, терпеть пренебрежение к нам, евреям, или рвать отсюда, да побыстрее. Я в любом случае еду, как только получу разрешение. Завтра же начну этим вопросом заниматься. Пока подыщу временную работу, чтобы быть немного самостоятельной.
Так судьба сделала крутой поворот: семья Рейнгольц полным составом решила переехать в Израиль. Поступление в ВУЗ пришлось отложить. Даже Римма решила пока не подавать документы в институт. Стала подрабатывать переводчиком. Прошло около года, семья собралась в салоне квартиры в полном составе.
– Девчонки, летим в Израиль, готовьтесь. Но вам придется хорошо изучать не русский язык, а иврит, немножко сложнее, там пишут справа налево. Так ведь, Римма? – спросил отец.
– Когдаа едем? – вскочила Маша.
– Мы только вчера получили документы из Израиля. Теперь будем готовить наши справки, отправим их куда нужно. Придет разрешение на выезд, купим билеты, соберем наши вещи и махнем на юг. Пока можете на карте посмотреть, где находится эта страна, я вам расскажу, что знаю о ней. А Римма может для нас стать педагогом по изучению иврита.
Весной 1991 года семья Рейнгольц приехала в Израиль. Вячеслав Давыдович без труда сдал необходимые в стране экзамены, устроился на работу врачом в поликлинику. Спустя некоторое время хирургом в больницу «Рамбам». Мирра Самойловна прошла более трудный путь от уборщицы до старшей медицинской сестры в доме для престарелых людей. Отработала в Израиле четырнадцать лет, заработала небольшую пенсию. Вячеслава, когда пришел пенсионный возраст, не отпускали. Он был рад этому, нужно было поднять дочерей. Только в семьдесят лет он ушел из больницы, уступив место молодым специалистам. На нормальную жизнь оба заработали. Нашли свое признание и Маша с Риммой, о них можно было особо не беспокоиться.
Мирра подошла к окошку, увидела, как дочери вышли из подъезда. Девушки оглянулись, посмотрели вверх на окна своей квартиры, дружно взмахнули руками и пошли дальше. Это был обычный ритуал. Мама не могла нарадоваться ими: дружные, послушные, да и умные. Маша учится в университете Тель-Авива, будет журналистом, как и мечтала в Петербурге. Уже сейчас выполняет задания редакций двух газет. Тот рассказ, что не приняли в одном из журналов Ленинграда, прошел в приложении к газете «Новости недели». У Риммы тоже котелок варит, учится в Технионе Хайфы, будет психологом. Но, как видно, у нее другая стезя: переводит различные материалы с иврита на английский и наоборот, осваивает другие иностранные языки. Настойчивые девчонки, будет с них толк.
Глава 6
Минуло два года, как Женя Загорин устроился на работу в морской порт города Хайфы. Разговорный язык он слегка освоил еще в России, технический познавал по ходу жизни и работы в новом государстве. Ему приходилось трудиться как внутри порта, так и выезжать по вопросам грузоперевозок в другие страны. Такая жизнь была для него не в новинку, пригодился опыт работы во Владивостоке. Женя быстро влился в коллектив, даже главный шеф при встрече похлопывал его по плечу, спрашивал на русском языке «Как деля?» и тут же, не ожидая ответа, шел дальше. В одну из суббот часть персонала выехала рано спозаранку на Мертвое море – так администрация порта вознаграждала членов своего коллектива за успешный труд.
На Мертвом море Женя был впервые. Удивился, что можно спокойно лежать на воде животом к небу и ничем не шевелить. Гостиница «Леонардо» была одна из лучших. От обилия еды можно было за те несколько дней, что они в ней, потолстеть. Поэтому Женя не очень усердствовал в ресторане. Зачем портить стройную фигуру? Он старался кушать поменьше, хотя еда была разносторонней, и за все оплачено. Вначале дня можно было окунуться в воду, но затем жара загнала всех внутрь помещения.
После обеда поворочался на койке, заснуть не смог. Женя встал, спустился на лифте вниз, посетил бассейн с водой Мертвого моря. Ему не понравилось, слишком много народу набилось, ушел. В номер не хотелось, забрел на второй этаж, побродил. Здесь можно было выпить стакан вина, пива или съесть мороженое. В фойе за столиками было полно людей, разбившись компаниями, о чем-то судачили, что-то жевали, взятое в буфете. Никого из знакомых, скучно, но возвращаться обратно не хотелось. А что за компания собралась за столиком в стороне от буфета? Женю заинтересовала эта группа. Подошел, удивился – вокруг в основном мужчины, а в центре молодая девушка сражалась в шахматы с бородатым дяденькой, остальные болели. Разглядел он еще одну девушку, стоявшая позади шахматистки, снова удивился – она была явная копия играющей. «Двойняшки, пожалуй, сразу не отличишь их», – подумал Женя. Когда-то во Владивостоке он неплохо играл. Остался наблюдать за ходом баталии. Перевес в партии был явно на женской половине, но мужчина не собирался сдаваться. Молодая леди сделала очередной ход, и тут бородач поднял руки в гору.
– Сдаюсь. Вы хорошо играете, мне учиться и учиться нужно.
Публика стала расходиться. Женя застыл в задумчивости, не зная, куда бросить свои стопы. Девушка, находившаяся позади сестры, спросила:
– Желающих больше нет? Слабаки! Мужчина, вы сумеете отличить короля от королевы? Садитесь, не дом же проигрывать, разве что дачу, если она у вас есть. – Слова явно были обращены к нему, Жене.
– Не пойму, с кем из вас я должен играть, – улыбнулся он, взглянув на девушку, сам уже усаживаясь в кресло напротив шахматистки.
– Вы сначала сразитесь с нею, потом я подумаю, какой мат вам поставить.
– Лично вам сдаюсь заранее. Какими изволите играть, белыми или черными? – спросил он у девушки, сидящей напротив.
– Возьмите белые, будет для вас фора.
– Честное слово, не откажусь.
– Прекрасно, ваш ход.
– Е два на е – четыре.
Игра шла ровной. Женя выиграл лишнюю пешку, но особого перевеса в игре не было. Разменялись ферзями, исчезли с поля слоны и офицеры, поубавилось пешек. Пока девушка думала над очередным ходом, Женя изподтишка наблюдал за ней, иногда подымая взгляд повыше, на сестру. Та, что стояла позади, внимательно смотрела за передвижением фигур, когда сестра проиграла пешку, закусила нижнюю губу. Шахматистка особых эмоций не выдавала. Обе молодые леди были одеты в легкие голубые спортивные комбинезоны без рукавов, они подчеркивали узкие талии девчат, их фигуру. Прически тоже были одинаковы – черные слегка волнистые волосы спускались с плеч, немного не доходя до пояса.
– Можно побеспокоить вас? Вы не туда смотрите, я уже две минуты назад сделала ход. Жаль, нет шахматных часов, не то вы бы давно проиграли. – Партнерша внимательно смотрела на шахматного противника. Женя смутился, извинился. Все шло к ничьей. Он сделал ход и развел руками. Девушка еще раз осмотрела доску с небольшим количеством фигур, глянула на соперника, протянула руку в знак согласия не продолжать бессмысленной игры, ведь все ясно – ничья.
– Римма, – сообщила она, пожимая напарнику руку.
– Римма, вы не из Рима? Я – Женя.
Вступила в разговор ее двойник: – Я ее младшая сестра, родилась на пять секунд позже ее. Зовут меня Маша.
– Явно из Уралмаша. – Все дружно рассмеялись.
– Вы с какого города приехали? Хайфы? И мы в Хайфе живем, на улице Яд лебаним. Приходите сразиться, в клубе работает шахматный кружок. Будет спортивнее, увлекательнее. Но меня интересовало, где вы жили в Советском Союзе до приезда в Израиль. Может быть, мы и там, и здесь земляки? – спросила Маша.
– Репатриировался из Владивостока.
– А мы из Ленинграда, – повернув голову, улыбнувшись, заявила девушка.
– Боже мой, – Женя изобразил на лице серьезную мину, схватился двумя руками за голову, – куда вас занесло! От Владивостока сразу и не долетишь к вам, на поезде и за неделю не доберешься. В какую глушь вы забрались!
Вновь зазвучал дружный смех шутке мужчины.
– Но вы все-таки до Ленинграда долетали? Или предпочитали неделю ехать в поезде? Зато много городов из окна видели.
– Милые хорошие девушки, честное слово, ни разу не был не только в Петербурге, но даже в столице Советского Союза Москве. Минула меня эта участь. Что ты будешь делать, не повезло мне.
– Жаль. Таких как вы в той стране немного найдется. Там прекрасные музеи, театры, достопримечательности.
– Например, Медный всадник. У нас на Дальнем Востоке свои достопримечательности. Конечно, жаль, что столицы России не увидели меня, а я все прелести этих городов. Но у меня есть еще время посетить их?
– Есть, есть! – дружно ответили девушки. Затем Римма переспросила: – Я не услышала от вас ответа на приглашение сыграть в шахматы.
– Я не только за. Мой телефон…, сейчас поищу на чем записать. – Женя достал из кармашка использованный талон на проезд в автобусе, неизвестно с каких пор завалявшийся у него, взял в кафетерии авторучку и на обратной стороне написал номер своего мобильного телефона, отдал, попрощался, развернулся и пошел искать своих сослуживцев. Девушки отошли от столика, глянули мужчине вслед и одновременно засмеялись.
– Маша, ты зачем интересовалась, где он жил раньше? У тебя же есть жених.
– Мне он понравился, веселый, хорошие шутки. Римма, я же не для себя старалась. Как он тебе? Староват, да?
– От него порядочностью пахнет. Лет на пять точно старше. Но мы за него не собираемся замуж выходить. Он, скорее всего, женат. Посмотрим бумажку… Маша, его зовут Евгений, надеть на него костюм и шляпу, станет похож на Онегина. Забыла, он ведь назвался: Женя. – Римма промолчала, что во время игры ее сердце почему-то так громко билось, что казалось слышно метров за десять от нее. Шахматных партнеров у нее было не счесть, но ей хотелось бы узнать, что он подумал о ней. Пока девушке это не удалось сделать.
– Может быть, Онегин или Евтушенко, будет стихи тебе читать. Риммочка, мы ничего не теряем. Встретишься, поговоришь, разузнаешь, чем он дышит. Тебе понравился? Это главное! А у жены отобьем, надо будет – убьем ее.
– Жестокость тебе не к лицу. Хорошо, что мы здесь сейчас одни, никто из полиции тебя не слышит. А то бы загремела в тюрьму лет на десять. Пришлось бы мне носить тебе твои любимые блинчики с мясом.
– Пойдем сестричка складывать вещички, завтра утром уезжать. Не слишком ли много внимания уделяем человеку, которого видели десяток минут.
В это время Женя сидел на койке в своем номере. У него замечательное настроение. Дело не в том, что сыграл вничью в шахматы с умелой партнершей. Девочки врезались в его голову. Они были особенными, с удивительными карими глазами, казалось в них можно исчезнуть, они завораживали. Он больше смотрел на них, чем на шахматы. «Как я не продул партию? И такой приятный смех, надеюсь не надо мною. Какой-то неимоверный свет, особое притяжение. Римма делала ход и не думала, а смотрела на меня, то ли пыталась угадать мои мысли, дальнейший ход, то ли еще зачем то. Но, когда обе заулыбались, от них исходил необыкновенный свет, который словами и передать сложно, они манили, если задумывались – отталкивали. В них можно было что-то прочесть. Но я не смог. Эти лучи от глаз Риммы я чувствовал не только своим органом зрения, но и сердцем. Неужели она ведет себя так со всеми партнерами-игроками? У девушек даже прическа одинаковая: огненно рыжие густые, кучерявые волосы спадали на плечи, только спереди лежала на лбу маленькая челка. Когда Римма встала, у нее оказалась исключительная фигура. И у Маши копия такая. Жаль Римма не дала свой телефон, завтра бы позвонил. Старик, старик, что ты замыслил?»
Через четыре дня Римма позвонила Жене, телефон молчал. Неужели написал неверный номер, неужели прохвост? Но спустя сутки он отозвался.
– Рад был, что вы позвонили. Я не был в Израиле. Готов встретиться сегодня вечером. У вас найдется время?
– Приходите в клуб Йосеф, там сражающихся в шахматы много, жители близлежащего района. Начало в восемь. Знаете, где это?
– Найду. С дальних улиц принимают?
– Конечно. Я вас представлю в качестве тренера. Шучу.
Женя пришел в клуб немного позже, не сразу нашел, заблудил на улицу выше нужной. На шахматных досках баталии были в самом разгаре. За одной из партий заметил Римму, левая рука подпирала щеку, она была сосредоточена на игре. Соревнования длятся до десяти вечера, сообщили ему ребята. Девушка увидела его, они поприветствовали друг друга взмахом руки. Она сыграла две партии, одну выиграла, другую вничью. Женя молча наблюдал, переходя от одного столика к другому. Среди игроков были довольно пожилые мужчины и школьники старших классов. Среди женского персонала – Римма и девушка приблизительно одних лет с ней. Работник клуба предложил Жене сесть за стол, сыграть в шахматы, но он отказался, в данный момент интереснее было наблюдать за другими. Иные так зевали, что сами хватались за голову. Были и серьезные партнеры.
Римма подошла к нему, извинилась, что не сразу встретила его, оставила одного. Пообещала сыграть с ним в другой раз, так как спешит домой, ждет сегодня дома еще работа. Они поднялись по ступенькам вверх и вышли из клуба. С ее разрешения он пошел провожать Римму. Жила она не так уж далеко, причем дорога вела вниз. Беседа шла на разные темы, перескакивали от терроризма к развлечениям молодежи, от израильского климата к делам в России. Пришли к ее дому, обычному четырехэтажному, времен пятидесятых-шестидесятых годов, причем один этаж уходил вниз от входа. Немного постояли возле подъезда, она не предлагала зайти, он и не мечтал, что его с первого свидания поведут в дом. На прощание пожали друг другу руки. Ее рука была гораздо теплее, чем его. Это было его первое настоящее свидание с девушкой за все время проживания в Израиле.
Несколько женщин на работе пытались обратить внимание Жени на себя, но он прошел мимо них, мимо томных, порою, нахальных взглядов. Римма ему еще на Мертвом море понравилась. Единственное, чего он боялся, ее молодости. Ну, зачем ей такой старик как я? Наверное, есть у нее кавалеры моложе. Но тогда бы она мне не позвонила, не согласилась на свидание. Только, чтобы сразиться в шахматы? Расставаясь с Риммой, Женя договорился о дальнейших встречах. Сейчас не спеша шагал домой.
Следующее свидание назначили на набережной Средиземного моря. Женя ходил взад-вперед, держа в руках красивый букет из белых роз. Она опоздала на полчаса. Он взял девушку под руку, второй вручил букет. Она поблагодарила его, даже слегка коснулась губами его щеки. Гуляющих, сидящих на скамейках людей разного возраста, было полно. Девушка рассказывала, что любит купаться в море, но это удается довольно редко. Больше всего ее привлекают путешествия, особенно любит бывать на природе. Она ведь всюду разная, даже в пустыне не одинаковая. И там есть интересные животные, растут кое-где пальмы. Женя внимательно слушал, затем, продолжая держать ее за руку, спросил:
– Маша, почему вы пришли, а не Римма?
Девушка покраснела: – Как вы догадались, кто с вами идет?
– У вас голоса слегка различаются.
– Прошу прощения, Римма не смогла придти. Я здесь потому, что моя сестричка более скромная, не сможет узнать, кто вы, что из себя представляете. Вы старше нас, наверное, женаты. Тогда зачем вам встречаться? Я права?
– Я не женат и никогда у меня жены не было. Но не из за какой-то болезни, так получилось, работал на Дальнем Востоке, часто находился в плаванье. Были у меня женщины, не скрываю, но той, которую смог бы назвать женой, не нашел. Хотя, чего скрывать, любил одну девушку, но она умерла тогда, когда надумал на ней жениться. Здесь живу с мамой. Она не могла ходить, была на коляске, затем передвигалась по квартире с помощью алехона. После лечения ей стало лучше, изредка выходит из дома. Не отрицаю, я лет на семь старше вас с Риммой. Годы назад не повернешь. Если это повод для прекращения знакомства, значит, так тому и быть. Я не имею право навязываться.
– Женя, не обижайтесь, пожалуйста, на меня. Это я убедила Римму разрешить мне увидеться с вами наедине. Вы понравились нам обоим, Римме особенно. Но запомните, я об этом вам не говорила. Хорошо? Поверьте мне, здесь я только из-за сестры. У меня есть парень, хочет отвезти меня во время отпуска в Турцию. Очень переживаю за сестричку, желаю, чтобы ее жизнь хорошо сложилась. Она мне дороже всех на свете.
– Вас прекрасно понимаю. Все, что интересует вашу сестру, расскажу без утайки.
– Женя, давайте будем общаться проще, как друзья. Думаю, мое предложение понравится и Римме.
– Сам хотел предложить. Надеюсь, на этом дружба наша не остановится. Только не нужно подменять сестру в подобных случаях.
Они гуляли по набережной больше часа. Маша рассказала, что она окончила университет, работает третий год в ивритоязычной газете. Римма при Хайфском университете трудится переводчицей, у нее тяга к овладению иностранными языками. Иногда подрабатывает от той же газеты. Я, по поручению главного редактора, приношу материалы, которые хотят в ней поместить, но их нужно перевести с другого языка: это в основном с английского, бывает с арабского, русского на иврит и наоборот. Работы ей хватает.
– Живем с родителями, – сообщала дальше Маша, – папа работает в больнице, мама сейчас возиться с чужими маленькими детишками. Нас воспитала, теперь за других малышей взялась, у нее хорошо получается. Но мечтает нянчить своих. Я уговорила их уехать в Израиль, очень боялась, что им здесь не понравится. Но вижу, что родители довольны. Надеюсь, что у тебя с Риммой все сладится. О ней ничего тебе рассказывать не буду, сам узнаешь, какая она. Хочешь что-либо ей передать?
– Машенька, мне передатчицы не нужны. Я ей позвоню.
– До чего приятно прозвучало «Машенька»!
Женя шел домой, легкая улыбка не сходила с его уст. Он еще раз убедился в особой привлекательности сестер Риммы и Маши. У них были удивительные глаза. Зеленые, порой зеленовато-голубые, казалось в них можно утонуть, как в омуте. Но когда они улыбались, от них исходил необыкновенный свет, его словами и передать сложно. Эти глаза притягивали, завораживали. Он разобрался в небольшом различии голосов: у Риммы он был более внутренним, но сказать что-то об их характерах затруднился бы.
Свидания Жени с Риммой начинались обычно возле кафе «Фиеста», иногда они заходили туда, но чаще всего шли дальше. Он звал ее к себе домой, но она отказывалась, Римме никогда в жизни не приходилось заходить в незнакомую квартиру. Вскоре она пригласила в свой дом, где он познакомился с остальными членами семьи Рейнгольц. Со временем стал там частым гостем. Иногда привозил им морских рыб, креветок. К нему было такое отношение со стороны родителей девушек, что сразу почувствовал их душевно близкими. Римма познакомилась с мамой Жени. И в одной, и в другой семье были рады встрече детей с человеком, который любил их ненаглядное дитя. Это было хорошо видно, хотя пара продолжала вести себя скромно.
В один из вечеров, когда Женя зашел за Риммой, Владислав Давидович пригласил его присесть. Дочь еще не готова была к прогулке, застряла в туалете у зеркала. Они поговорили о работе, о матери Жени. Отец Риммы спросил у кавалера Риммы:
– Вы, моряк, наверное, объездили весь мир?
– К сожалению, нет. Немного побывал на Дальнем Востоке, здесь успел посетить лишь Турцию, и то был всего несколько дней.
– А я с Миррой воспользовались тем, что мы уже не в Советском Союзе, где не все могли выбраться за границу. Зато здесь немного поколесили по странам и континентам. Использовали каждый отпуск, вначале с детьми, а когда они подросли, им с нами стало неинтересно. У каждого ведь свои предпочтения, мы стали ездить вдвоем, но в основном по Европе: Испания, Франция, Италия, Чехия, Австрия, Скандинавия, да и в Таиланде побывали, – Владислав на мгновение замолк, затем продолжил: – Не только интересно проводишь время, не только познаешь новые места, культуру других народов, но и знакомишься во время поездки с интересными людьми, потом продолжаешь с некоторыми общаться и после возвращения домой. Жаль, что делаем это редко по телефону, водителями мы не стали ни там, ни здесь.
– Мне хочется побывать в Париже, посмотреть Лувр, Эйфелеву башню. – Женя в Европе никогда не был.
– Раз про Париж зашла речь, расскажу, как мы там обедали. Франция была нашей первой поездкой за границу. Наша группа половину дня провела вместе, осматривали картины Лувра, затем гид дал два часа свободного времени на обед. Все разбрелись. Вначале просто походили недалеко от нашей остановки, боялись потеряться. Но голод брал свое. Вблизи увидели кафе. Нас встретил работник, посадил за столик, там все они были рассчитаны на двух клиентов. Вручили нам меню. А мы смотрим на него как два барана. Официант над нами завис, ждет наших распоряжений. Что нам до свинины, говядины, курицы, этого мы еще в Союзе наелись, хочется чего-то новенького. Мы ведь в Париже! Я рассердился сам на себя: «Черт бы меня побрал, лодырь-недоучка, не смог там выучить хоть такой популярный в мире язык». А кушать хочется. Развожу руками, мол, подскажи, гарсон, что у тебя не традиционного есть.
Официант заулыбался и на чисто русском языке спрашивает: – Кальмары, гусятина, крольчатина, яйца бараньи подойдут?
– – Яйца бараньи? Ты что в своем уме?
– Есть в меню и такое. Так что выбираем?
Посмотрел я на Мирру, она сквозь свои очки на меня смотрит: выбирай сам.
– Ес! – воскликнули мы вдвоем. – Неси крольчатину. Ты чего все время молчал, когда мы тупо смотрели на меню? Не мог сразу признаться, что владеешь русским? Мы здесь головы ломали, чуть аппетита не лишились.
– Вначале я не знал, что вы из России. Потом стало интересно, что же вы выберете. Вы не одни такие здесь. Поэтому меня и пригласили сюда, чтобы помогать людям, не могущим разобраться в нашем ассортименте.
Немного утолив аппетит, разговорились с официантом. Звали его Анатолий, приехал он около десяти лет назад во Францию, вернее сбежал, когда его волейбольная команда выехала за границу на товарищеские матчи. Сам он из Одессы. Когда Анатолий узнал, что мы приехали из Израиля, принес бесплатно два бокала чудесного вина.
– Значит, вы из Израиля. А откуда тогда я? Да, одессит, но сбежал сначала в Польшу, затем в Израиль, только потом в Париж. Здесь перепадают хорошие чаевые. Но свою страну не забываю, ежегодно навещаю своих родителей, брата.
С нас он отказался брать чаевые. Вот вам и достопримечательности французской столицы, действительно город чудес. Вот Женя, как бывает тяжело, когда плохо учишься. Но здесь с помощью моих умных девочек стал я осваивать азы английского языка. А вот и доченька подошла в полной боевой готовности. Извини, что своими сказками морочил тебе голову.
– Очень хорошо даже, не дали скучать.
Мама Лиза уже надоела Жене, спрашивая, когда он женится, подарит внуков. На этот вопрос у них уже был ответ. Маша с женихом Амиром все еще собирались поехать в Турцию, посетить Стамбул. Задержка произошла из-за парня, у него были нерешенные дела в Израиле. Обещал вскоре все уладить. Договорились, что по их возвращении из Турции, и будет намечена дата свадьбы Риммы и Жени, скорее всего, и Маши с Амиром.
Женя шел с Риммой, держа друг друга за руки, по проспекту Амегиним, им нужно было купить краски для принтера, прежние закончились. Заодно поинтересовались образцами новых компьютеров, затем перешли в отдел смартфонов. Времени у них было много. Посоветовались, решили пока купить только краски, цены на новые хорошие телефоны слишком кусались. Можно посмотреть в других магазинах. Они вышли, как вдруг навстречу нарисовалась Вика. Она улыбалась на все тридцать четыре зуба, подошла и моментом обняла Женю руками, захватив и ладони Риммы, прижалась к его губам.
– Милый, любимый, как рада тебя видеть. Хочу купить колечко, пойдем, посоветуешь, какое лучше.
Римма широко раскрыла глаза, не понимая происходящего. Веки ее быстро заморгали. Затем повернулась и быстро зашагала в обратную сторону. Женя пытался остановить ее, но Вика крепко держала его за рубашку.
– Зачем она тебе? Пусть идет, с тобой я на все согласна.
– Еще раз таким Макаром ко мне подойдешь, получишь по физиономии, не посмотрю, что ты женщина. Я тебя не любил и не люблю, уясни это раз и навсегда. То, что ты творишь, называется подлостью, а такое не прощают. Беги, куда шла, мне дороги не порть. Не хочу тебя видеть ни сегодня, ни в будущем. Мне перед отцом твоим пришлось краснеть, хотя ни в чем, ни перед ним, ни перед тобою нисколечко не виноват. Беги, откуда пришла. Ведешь себя, то ли, как пятилетняя капризная девочка, то ли как проститутка.
Глава 7
Женя тут же позвонил Римме, но та попросила больше к ним не приходить и не звонить. Вот тебе бабушка и Юрьев день. Казалось, ничто не могло помешать их любви, помешать их свадьбе, а из-за этой чертовки все поломалось. Он ходил сам не свой, не знал, что предпринять для примирения с Риммой. Пытался опять ей звонить, но девушка сразу сбрасывала его номер. Напиться что ли? Но Женя никогда не употреблял алкоголь один, только в компании, и то в малых дозах. Даже коллеги заметили, что с их товарищем что-то неладное творится. Спрашивали, но он молчал, зачем говорить, ведь не помогут. Он был весь на нервах, едва сдерживался, чтобы не нагрубить коллегам. Понимал, они-то ни в чем не виноваты.
Нужно ее забыть, но как. Женя не хотел забывать, она засела в его душе. В выходные дни стал ходить по утрам к прогулочному парку, где усердно тратил время на тренировочных снарядах. После завтрака шел пешком к морю, хотя до него было километра три. Купался, загорал, тело приобрело темно-коричневую окраску. Но валяться на пляже целый день он не мог, хотя появилось много знакомых, даже женщин. Можно кого-то пригласить, увлечь, но подобные мысли он отгонял прочь. Труднее всего было во второй половине дня. В русской библиотеке Женя брал книги. Читает он, как герои в первый день знакомства целуются, ложатся в кровать, занимаются любовью. Женя не хотел таких отношений, хотя чего греха таить, раз или два на Дальнем Востоке с ним приключались подобные истории. Он листал страницы книги, но буквы убегали куда-то, а перед его глазами появлялось лицо Риммы. С ней он хотел бы связать всю свою жизнь, отдать ей всего себя. Женя был не влюблен, он действительно по-настоящему полюбил Римму, и не хотел терять такую прекрасную девушку. Но не все зависело от него. Он отбрасывал книгу в сторону, уходил из дому, петлял по улицам, забегал в кафе. Не помогало. Стал проситься у начальства в командировку, но в этот период ничего подходящего не было.
Спал Женя беспокойно, снилось, что на него нападают длинноволосые зверята, обнимают его, тащат в заросли. Он спотыкается, падает… и просыпается, весь горячий, липкий от пота. В горле пересохло. Пьет воду, смотрит на часы, стрелка только перевалила за час ночи. И больше ни на минуту он не может заснуть.
Спал Женя беспокойно, снилось, что на него нападают длинноволосые зверята, обнимают его, тащат в заросли. Он спотыкается, падает… и просыпается, весь горячий, липкий от пота. В горле пересохло. Пьет воду, смотрит на часы, стрелка только перевалила за час ночи. И больше ни на минуту он не может заснуть.
Беспокойные мысли одолевали Женю часто. И сейчас, идя поздним вечером с работы, вглядывался, нет ли среди прохожих Риммы. Шел медленно, будто прогуливался. Пришел домой, мама предложила сесть за стол, но он кушать отказался, ушел в спальню. С последнего расставания его и Риммы прошло около месяца, но рана в душе у Жени не заживала, уж очень милой, неповторимой казалась ему девушка. Он все пытался понять, почему Римма отвернулась от него: его возраст или морда кривая? Он слышал, что позвонили в дверь, но проигнорировал звонок. Мать пошла открывать.
– Заходи Римма, заходи. Рада тебя видеть. Женя, к тебе пришли! – громко крикнула она в сторону спальни.
Он вскочил, как был без рубашки, так и вышел в коридор, хорошо хоть шорты были на нем. Перед ним стояла Римма. Оба опешили, девушка, несмотря, что они были уже знакомы порядка трех месяцев, впервые при свете дня видела его до пояса раздетым. Женя чувствовал себя не очень комфортно. Одно дело стоять в таком виде на берегу моря, другое в комнате перед любимой девушкой. Римма переводила свой взгляд от его лица, к груди, где в напряжении застыли крепкие загорелые мышцы. Наконец выдавила из себя.
– Здравствуй Женя. Прости меня, есть срочный разговор к тебе. Я давно собиралась тебе позвонить, но все откладывала, не знала, как ты примешь меня после долгих дней молчания. Подтолкнула придти к тебе одно происшествие.
Женя решил не извиняться, каким застала, таким увидела. Сама виновата, не предупредила о своем приходе. – Проходи, пойду, одену рубашку.
Ему не хотелось говорить с Риммой при маме, поэтому предложил пройтись. Римма попрощалась с Лизой, из дома вышли молча. Они пересекли двор, шагали по тротуару, ни говоря ни слова. Добрались до скамейки внутри другого небольшого дворика, присели.
– Женя, прости меня. Я при нашей последней встрече ничего не смогла понять. Перед моими глазами все время, что мы не встречались, стояла девушка, она впилась в твои губы, назвала любимым. Я онемела, у меня все внутри горело, голова была чумная. Иного решения в тот момент, чем скорее убежать с этого места, у меня не было. Шла домой, как в тумане. Легла, проплакала всю ночь. Я решила, что ты играешься со мною, что ты встречаешься с нею. На днях меня нашла Вика. Так ее зовут? Она рассказала все о ваших с ней отношениях, папа заставил ее пойти ко мне извиняться. Пойми меня правильно, что в тот момент я могла подумать. Пойми и прости. Если нет, я сейчас же уйду. Я бы раньше или позже поняла абсурдность той минуты, может быть не сегодня, а через несколько дней встретилась бы с тобой и выяснила твое отношение к тому событию. Не перебивай меня, выслушай. Я с трудом выдержала это испытание, меня даже сейчас пронизывает дрожь.
– Римма, я тебя любил и люблю, рад, что с этим недоразумением покончено. Мне не за что на тебя сердиться, твое положение в тот момент прекрасно понимаю. Рубикон пройден, так? Разреши поцеловать тебя, я совсем забыл вкус твоих губ. Запомни, я буду с тобой до тех пор, пока ты меня сама не оставишь.
– Милый, я тоже не переставала любить тебя, – на лице Риммы появились слезы. – Ты нежный, добрый мужчина. Но я пришла не только по этому поводу. У нас беда – пропала Маша, – Римма зашмыгала носом.
– Как пропала? О чем ты говоришь?
– Это долгая история. Ты ведь знаешь, что она встречается с парнем. У него отец турок, а мама наполовину русская, наполовину еврейка. Маша и Амир говорили, что скоро поженятся, может быть, в тот же день, что и мы. Ты об этом знаешь. Вначале они должны были поехать в Турцию, навестить каких-то родных отца, отдохнуть и посмотреть страну. Как я стала догадываться, в мыслях ее жениха возникло решение остаться там навсегда. Беспокоилась за Машу, ведь другая страна, другая религия. Они уехали, целую неделю Маша звонила нам, а вот уже четвертый день от нее ни слуху, ни духу. И мы к ней дозвониться не можем. Что делать, не знаю. Может быть, ты что-то посоветуешь. Женя учти, наши отношения к моему обращению к тебе по поводу Маши не связаны. Мы – одно, проблема с сестрой – другое. Не захочешь помочь, не обижусь, я все равно останусь с тобой навсегда.
– Где она находится?
– Если бы я знала. Звонила Маша из Стамбула, затем с города Милет. Собиралась еще посмотреть другие места страны.
– Стоит ли так волноваться? Загуляла, ходит по интересным местам, поэтому ей не до звонков. Дело молодое. Возможно потеряла мобильник или он разрядился.
– Взяла бы аппарат у Амира. Она же не отвечает на наши звонки. Я волнуюсь, думаю, что-то случилось. Хочу поехать в Турцию, выяснить.
– Сейчас лучше всего обратиться в Министерство иностранных дел Израиля, пусть они сделают запрос в Турцию.
– Согласна. Поедем в Тель-Авив вместе, сама там растеряюсь, – с надеждой посмотрела в его глаза Римма.
– Тогда я должен завтра утром пойти на работу, на денек отпроситься у начальства. Пожалуй, за день мы ничего не сделаем, нужно брать отпуск. У тебя с работой никаких проблем не будет? Утром буду ждать возле железнодорожной станции. Ехать на машине нет смысла, в Тель-Авиве будут сложности с парковкой. Захвати свои документы.
– Я ухожу, до свидание.
– Ты ничего не забыла?
– Если забыла, приду еще раз.
– А ты оставь сумочку, быстрее вернешься. – Женя обнял Римму, прижался к ее губам. Римма вначале пыталась оттолкнуть его, ему показалось, что он ей безразличен, но пока удерживал девушку. Его тело содрогалось от желаний. Вот и ее губы затрепетали, раскрылись. Она забилась в его руках. Сейчас она станет навсегда моею, подумал Женя, Но Римма уперлась ему в грудь, оторвалась от его губ, оттолкнула от себя.
– Сейчас не могу, успокойся.
В порту Жене предоставили отпуск, сказали: гуляй сколько нужно. Раненько утром следующего дня они ехали на поезде в Тель-Авив. В дороге Римма сообщила, что вчера вечером звонила Маша, разговор был короткий. Сестра плакала, просила идти в МИД, Амир ее насильно задерживает. Она находится в городе… Тут Машу и прервали. Так что, где она сейчас не известно. Ой, чувствую, что в отношениях у нее с Амиром полный разлад. Это еще мягко сказано.
– Кто-то забрал у нее мобильник, – попытался объяснить ситуацию Женя. – Как бы нам узнать, откуда был звонок, стало бы проще ее разыскивать.
В министерстве иностранных дел их погоняли по разным комнатам, наконец, добрались до нужного деятеля. Он попросил подробно написать все о Маше и ее женихе. Римма знала фамилию и имя кавалера сестры, город, где, как он говорил, жили его родители. Сотрудник министерства тут же отпечатал текст на компьютере и отправил в посольство Израиля в Турции. Попросил подождать несколько дней, обещал связаться с Риммой, сказал, что обратится за помощью для определения места, откуда сестра Риммы звонила… Пока ехать им в Стамбул не советовал, так как там не очень спокойно.
Позвонил он через три дня, сказал, что Машу разыскивают, но результатов пока нет, Турция ведь страна большая. Звонок так и не определили, слишком коротким он был. Римма осталась недовольна разговором с сотрудником МИДа Израиля, слишком много времени зря потратили, давно могла поехать туда и начать действовать самостоятельно. С бюрократами связываться – пустое дело.
– Женя, ты меня простил, за мое бегство от тебя?
– В тот же миг, как увидел тебя снова. Давай мы забудем о том времени, будем считать, что ничего подобного не было.
Девушка обняла его и прижалась на десяток секунд к его губам. Он обвил руками ее талию, не хотел отпускать, но понимал, что они на улице города, не стоит вести себя так вызывающе нескромно. Ему давно не восемнадцать лет.
– У меня за два года неиспользованный отпуск, поедем в Турцию вместе.
– Ты золото, нет, просто замечательный человек. Мне тоже нужно сообщить на работе. Придется брать за свой счет, отпуск я использовала. Мне не откажут, тем более, у меня такая работа, что редко нужен срочный перевод.
Прошло два дня. Самолетом долетели до Анкары, ходили по городу, побывали в израильском посольстве, затем в МИД Турции. Ничего нового им не сообщили. Сказали: ждите. Перебрались в Стамбул, Римма была как на иголках, терпение ее иссякало. Женя старался отвлечь ее, показал некоторые достопримечательности самого большого города Турции: собор Святой Софии, голубую мечеть Сулеймана, прошлись по почти полукилометровому мосту Галата. Кое-что о Стамбуле Женя знал, однажды был здесь по заданию своего начальства. Времени хватило, чтобы ознакомиться с примечательными улицами города. Так они убили день. Сняли два номера в одной из гостиниц, переночевали. Вновь навестили израильское посольство, но им сказали, что нужно ждать, этим делом занимаются вплотную.
Римма предложила ехать в город Милет, откуда был предпоследний Машин звонок. Сели в туристический микроавтобус, места были, и поехали. С собой они захватили компьютер-планшет. По дороге заглянули в Википедию. Милет называли «жемчужиной Ионии» – историческое греческое наименование района. Женя хотел читать все подряд, высказывал свои соображения, но Римма торопила его, просила читать текст дальше, пропускать мелочи. Наконец показались развалины города. Автобус подъехал непосредственно к ним.
Населения здесь как такового не было, просто чисто туристический объект. Спросить о Маше было некого. Но коль здесь, то стоит взглянуть на старинные достопримечательности. Экскурсовод вел группу из Соединенных Штатов Америки, объясняя туристам на английском языке историю городка. Женя и Римма воспользовались возможностью что-то познать новое о Милете. Перед ними находился древний храм Аполлона Дедимея, руины древнего амфитеатра. Чтобы пройти внутрь, нужно заплатить пять лир.
– Римма, у тебя же с собой фотографии Маши с Амиром. Давай покажем обслуживающему комплексы персоналу, могли и приметить их. Конечно, русскоговорящих бывает в Турции немало, но чем черт не шутит.
– Ты не только хороший, но и умный человек. Уверена, мы с тобой найдем их. – Римма порылась в сумочке, достала фото. Разговаривала с местными экскурсоводами она, лучше знала английский язык. На вопрос: не видели ли этих молодых людей, двое ответили отрицательно, третий отмахнулся, мол, не мешайте мне работать, зарабатывать на хлеб насущный. Подошли к женщине, она с минуту держала перед глазами карточку, затем сказала
– Видела, мужчина красавец, засмотрелась на него. Куда они потом делись, не знаю.
– Для местного населения он действительно красавец, темный, кожа коричневая, но у меня о нем другое мнение. Его вид меня не покорил, – Римма осталась недовольна ответом, но, понятное дело, разве могла проследить экскурсоводша, куда уехали ее клиенты.
Женя с Риммой обошли еще нескольких сопровождающих, безрезультатно. Он тянул ее обратно, ведь всех вроде опросили, но подруга отказывалась уходить.
– Хочешь застрять в Милете? Здесь и переночевать негде.
– Сейчас уедем. Не могу я просто так бросить наши поиски. Если одна увидела, может быть, найдется другой, скажет, что-то более вразумительное о них. Куда все подевались? Смотри, уборщик, подойдем к нему.
– Что уборщик может рассказать? Он от метлы не отрывается, – Женя устал, хотелось убраться отсюда, посидеть хотя бы в автобусе или маршрутке, скорее убежать от жары. И проголодался он, пожалуй и она. Но Римма уже подходила к старику-уборщику. Спросила у него на английском, тот не понял. Она стала изъясняться жестами, показывая фотографию. Дедушка посмотрел, произнес «Я, я», закивал головой. Но ребят интересовало, куда делась та пара. Женя показал на стоящий вдалеке автобус, покрутил руками, потом ртом пропипикал.
– Ес, ес, – обрадовался уборщик, вспомнил он еще одно слово, давая знать, что понял их. Это были единственные слова на английском, которые тот знал. Он сам закрутил руками, издал какие-то нечленораздельные звуки, имитируя шум отъезжающей машины
– Айды. Айды, – услышали они несколько раз из его уст. Женя решил, что уборщик их посылает подальше от него. Ничего не поняли, хотелось добраться до истины. Женя отошел в сторону, оторвал на минуту от проходящей группы экскурсовода, попросил перевести. Тот послушал старика, рассмеялся.
– Не Айды, а Айдын – город в километрах восьмидесяти отсюда. Он сказал, что эти люди спрашивали, как туда доехать. Старик им объяснил. И вас интересует этот городок? Любая маршрутка вас отвезет.
Римма рвалась скорее поехать в Айдын, но Женя предложил пообедать в кафе Милета. Он показал на большую палатку, откуда доносился аромат шашлыков и прочих блюд. У них с утра во рту не было ни одной крошки. Зашли, заказали баранину в соусе, питы, принесли им с пылу-жару, бутылку кока колы. Настроение у них поднялось: накормили хорошо, и хоть какой-то след отыскался. Ребята захватили с собою еще одну бутылочку минеральной воды. Можно было двигаться в направлении названного городка. Первый же таксист назвал цену и повез их в Айдын. Им говорили, что прежде, чем делать покупки в Турции, нужно поторговаться. Но им не захотелось спорить с местным аборигеном, скорее бы добраться до Айдына, узнать о сестре.
– Когда уборщик сказал «Айды», я решил что оно означает «идите». Слышал такое слово от казахских работников в России, – оправдывался в дороге Женя. – Хорошо, что рядом оказался экскурсовод. Молодец, что подошла к уборщику.
Теперь уже захохотала Римма, да так громко, что таксист вытаращил глаза в зеркало обзора. В дороге она заснула, положила голову на плечо Жени. Он боялся пошевелиться. К городу приехали под самый вечер. Перешли по мосту через реку Большой Мендерес, стали ходить по гостиницам. В одной из них сказали, что люди эти ночевали в отеле одну ночь, затем уехали. Вроде бы из их беседы между собой собирались в Анталию. Время было позднее, поэтому Жене с Риммой пришлось заночевать в Айдыне. Дошли до гостиницы «Конак Пансион». В холле никого не было, только через пятнадцать минут появилась женщина в довольно старом халате, спросила, что им нужно.
– Нам два номера, – заявил Женя.
– Все номера заняты, – ответила, зевая дежурная. – Постойте, один, по-моему, час назад освободился. Сейчас посмотрю. – Не спеша, двигаясь словно девяностолетняя старуха, она стала подыматься по лестнице вверх.
– Что будем делать? – обратился Женя к Римме. – Искать другую гостиницу?
– Серьезный вопрос. Уже темно на улице. Думаю, и в одном нам тесно не будет, – сощурив глазки, произнесла она.
В номере стояла одна двуспальная кровать, шкаф, в котором двери отсутствовали, столик, повидавший нашествие греков в древности, к удивлению, на этом столике стоял сейф. Постельное белье было чистым, но погладить его забыли. Женя поинтересовался, с какой стороны она любит спать.
– Конечно, с твоей. – Римма выключила электричество, стало темно, но не настолько, чтобы ничего не видеть. Она сняла с себя блузку, попросила расстегнуть лифчик, нырнула под легкое одеяло. Женя даже при тусклом свете успел воочию увидеть ее тонкую талию, стоящие упругие груди. Он зажмурил на мгновение глаза, разделся и последовал за ней в койку. Ему явно мешало одеяло, в которое она закуталась.
– Разве нам покрывало нужно? Если тебе холодно, я согрею, – прошептал он, сбросил одеяло к ногам, приблизил свое горячее туловище к ее спине. Его губы начали обследовать всю нежнейшую кожу девушки: вначале лопатки, затем шею. Римма повернулась, легла на спину. С ее шеей, губами, щеками он был давно знаком, теперь очередь дошла до остальных частей тела. Она трепетала, губы горели, желала его, гладила все места, куда доставали ее руки. Это были не минуты секса, а мгновения животрепещущей любви. К ней они оба стремились давно, но скромность не позволяла дойти до такого момента. Теперь обоих сжигала страсть, Римма оставалась нежной, сладкой, Женя – нежным, но сдержанности хватило не надолго. Их дыхание участилось. Они достигли наивысшего наслаждения. Удовлетворение, казалось, проходило, но через несколько минут они возбуждались, организм опять настаивал на близости, к соединению душ и тел. Это было узнавание, как процесса любовного общения, так и того, что они нужны друг другу. В эти мгновения Женя вложил огромное желание обладать Риммой, силу и терпение. Не запомнить их было невозможно.
Время для них остановилось. Не видели, когда перед гостиницей погасли фонари, появились звезды, когда они исчезли, не заметили, когда рассвело. К десяти утра они едва разомкнули веки. Неужели закончилась ночь? Женя прижался к спине Риммы, руки легли на ее груди. Обоим хотелось продолжить диалог тел и душ, но нужно было продолжать поиск Маши. Они с усилием оторвались друг от друга, поднялись. Долгий поцелуй в губы.
– Милая моя, я тебя очень люблю.
– Принимается без доказательств.
– Римма, это не аксиома, а теорема, поэтому я тебе должен ее постоянно доказывать. – Женя любовался Риммой. Все в ней от прически до нижних конечностей было в полной гармонии с его миром.
После бурной ночи, появился не шуточный аппетит. Плотно позавтракав, проглотив заказанное кофе, они выехали в Анталию. В дороге выспались. Номер гостиницы был более комфортабельный, чем в Айдыне. Широкое окно смотрело на одну из магистралей, в ванне были джакузи, бутылочки с мылом и кремом для тела.
Часть 2
Ты меня не забывай
Все гляжу и гляжу,
Оторваться не в силах
От веселых-веселых,
Бесовских во пляске кудрей,
От бесстыдно зовущих,
От страстно и сладостно милых:
Милых губ,
Милых глаз
И летящих бровей.
Ну, люби!..
Ну, люби!..
От любви
Никуда нам не деться.
Ну, люби же, люби!..
Я давно этой радости ждал.
Мы одни. Никого.
Убежало стыдливое детство.
Страх метался в заре
И за краем земли пропадал.
Василий Федоров
Глава 1
К сожалению, время потрачено много, а результатов ноль. Женя и Римма опять стали ходить по отелям, в четвертом метрдотель посмотрел в журнал записей, сказал, что был Амир, заказывал номер, в нем эта пара ночевала три ночи. В гостиницу приходило двое мужчин, спрашивали его, затем втроем куда-то ушли, вернулся только один Амир. Вскоре они сдали ключи, расплатились. Когда выезжали, молодая женщина ругалась с парнем. Он, как видно, ее успокаивал, крепко держал за руку. Девушка пыталась вывернуться, но Амир вывел ее к проезжей части улицы, взял такси, и они уехали. Куда? Метрдотель пожал плечами, он не знал.
– Какого числа это было? – спросила Римма.
– 23 октября, – ответил ей метрдотель, проверив свои слова в журнале. – В два часа дня и тридцать минут, – уточнил он.
– Точно, отсюда был ее последний нормальный звонок, когда ее голос был спокойным, но не 23-го, а 21 октября, – от воспоминаний о сестре Римма зарделась, краска покрыло и лицо, и руки.
– Значит, она пробыла в гостинице еще двое суток. – В разговор с местным работником решил вступить Женя.
– Скажите, вы знаете таксиста, который их увез?
– Знаю, Назир постоянно развозит от нашей гостиницы туристов, но сегодня его не будет, уехал на свадьбу в другой город, далеко от Анталии. Завтра раненько утром продолжит работу у нас. Возьмите другого таксиста, они все отлично знают город, окрестности, и про историю наплетут, что профессора удивиться могут.
Целый день прошел в унынии, особенно это касалось Риммы, хотя спутник всячески пытался успокоить ее. Только однажды он бывал в Анталии, мимоходом. Решил показать ей местный рынок. Поводил Римму по лавкам, где продавцы чуть ни силой пытались заманить проходящих туристов, в каждом они видели потенциального клиента. В одном из уголков мужчина европейской наружности играл на гитаре и пел песни на английском языке, затем перешел на русский. Они никогда не слышали их, как видно, музыкант сам их сочинял. Возле него, если кто и останавливался, то на минутку. Постояли, послушали, бросили в футляр от инструмента доллар.
Женя решил отвлечь Римму: – Рассказать тебе, как в Ереване познакомился с одним композитором? В советские времена очень непросто было выпустить свое произведение. Сочинит автор песню, ораторию, затем с пианистом проигрывает ее, только потом ее можно было вынести на суд экспертов, где обсуждали текст и музыку. Могли сказать, что-то лестное, что им не нравится, значит нужно переделать или выбросить прочь. У моего знакомого сочинителя жена была известная в Ереване пианистка. Она ему во многом помогала, подправляла, ее в Совете композиторов уважали. Поэтому большинство его творений проходило с первого раза.
– Сочини и посвяти мне фугу или романс, – попросила Римма.
– Я не только сочинять, но и петь толком не могу. Названия нот слышал, запомнил, но ни к одному инструменту меня не тянуло. Хотя люблю хорошую мелодичную музыку, песни, но не нынешние речитативы.
– А я так надеялась услышать от тебя серенаду, посвященная мне.
На следующий день они поймали таксиста Назира, который прекрасно изъяснялся на английском, немного знал русский язык. Он вспомнил Машу и Амира, не глядя на фото, которое было в руках Риммы.
– Такая красивая девушка? Да, отвозил их в другой район города Стамбула. Могу отвезти и вас туда хоть сейчас. Мужчина, как, говоришь, зовут его? Амир, что-то говорил ей на русском языке, а женщина молчала всю дорогу. Он игрался с мобильником, она хотела забрать его, а тот посмеивался. Сказал: все у тебя будет, моя милая: и машина красивая, и деньги. Но их тебе предстоит заработать. И хохотал до упаду. Нельзя так красивую девушку обманывать, смеяться над нею. Ты его тоже знаешь? Он совсем нехороший.
Таксист привез их в довольно глухой район, показал дом, в который двое разыскиваемых вошли. Ребята заплатили ему больше, чем он запросил.
– Я могу уезжать? – таксист стоял у дверки автомобиля.
– Постой! – Женя повернулся к Римме. – Как будем действовать дальше?
Девушка пожала плечами. – Нужно ворваться в дом и забрать Машу. А ты как считаешь?
– С наскоку ничего не добьемся. Он нас на порог не пустит, еще и полицию вызовет. Мы едем обратно в гостиницу. По дороге пообедаем, можем поехать в бухту, где стоят яхты, там рыбаков полно, часами с удочками стоят. Вечером я сам приеду в эти края, буду вести наблюдение за этим домом.
– Почему ты поедешь один? А я что буду делать?
– Потому, что тебя этот черт Амир хорошо знает, меня – нет. Ты можешь спать, кушать, смотреть турецкое телевидение. Самой ходить по улицам города не рекомендую. Зайди в кафе, надеюсь, никто приставать не будет. Ты моя ненаглядная, не хочу, чтобы с тобою что-то случилось. У меня нет никого дороже, любимей тебя.
Женя договорился с Назиром, назначил время отъезда от гостиницы. Ребята побродили по городу, пообедали в кафе, кое-что захватили в номер. После возвращения в номер, легли отдохнуть. Женя стал обнимать Римму, ласкать ее, но она заявила, что нет настроения, просила вначале найти Римму, потом заниматься любовью. Обижаться на нее не было смысла – сестра и самый лучший друг пропала.
К месту приблизительного проживания Маши и Амира Женю привезли в сумерки. Таксиста он отпустил. Присесть было негде, он стал ходить взад и вперед, иногда задерживался на углу улиц. Прохожие не надоедали, с каждым часом их становилось меньше. Слегка наискосок от дома на противоположной стороне стояло одинокое дерево. Женя прислонился к нему, ноги устали, следовало отдохнуть. Хорошо, что он захватил летнюю курточку, вечером стало холодать, накинул ее на себя. А днем такая жара стояла. В том домишке зажгли свет, но, что в нем творится, он не видел, окна были плотно завешены. Женя прошелся вдоль них, слышен был разговор, но настолько невнятный, что он ничего не понял.
Стало темно, но дорожки возле домов освещались светом окон. На улице ни одного прохожего не видно. Едва успел отойти от дома, в котором по сведению шофера находился Амир, как увидел приближающиеся две легковых машины, они остановились. Из первой вылезло трое мужчин, из второй – один, с огромным животом. Они подошли к порогу дома, что-то крикнули, дверь отворилась, все протиснулись в нее. Через минут пятнадцать Женя услышал сильные голоса, кричали на турецком языке. Он подошел к самому окну. Ему показалась, что слышит резкий женский голос, возможно, он принадлежал Маше, не разобрался. Затем сочетания русского и турецкого. Что делать? Нужно ее выручать, но там пятеро сильных мужиков, а может быть и больше, он не справится. Если ворвусь, меня могут убить, и Римма не будет знать, где я, где Маша. Кто ей поможет? Нужна дополнительная помощь.
Дверь резко отворилась, из нее выскочил мужчина лет шестидесяти, за ним другой. Свет на них падал из коридора. Женя едва успел спрятаться в тени дерева, растущего рядом с домом. В первом он узнал толстяка со второго автомобиля, второй, судя по фотографии, походил на Амира. Первый кричал громко и визгливо, второй старался успокоить его. О чем они спорили, Женя не понял. Главное, он уяснил, что Амир здесь, значит и Маша должна находиться в этом доме. Нужно ехать в гостиницу, поговорить с Риммой, продумать дальнейшие действия. Только тогда что-то предпринимать. Пока он наблюдал, не в состоянии предпринять какие-либо действия, толстяк махнул рукой и уехал. Амир стоял, раскрывши руки, как только машина скрылась, он повернулся к двери, вновь посмотрел назад и вошел в дом.
Женя приехал в гостиницу поздно ночью, ведь на данной дикой улице никакого транспорта не было, в такое время в таком месте и такси не увидишь. Он прошел довольно порядочное расстояние, очень боялся заблудиться, прежде чем вышел на одну из центральных магистралей. А куда дальше идти? Начал останавливать проезжающие машины. Наконец один из водителей соизволил притормозить. Но это был не таксист, а халтурщик, который доставил его к ночлегу. Римма не спала, хотя лежала в кровати.
– Рассказывай, – бросилась она к нему.
– Позволь скинуть обувь, куртку. Риммочка, я их нашел, – с уверенностью заявил Женя, – она действительно в том доме, я слышал ее голос, видел этого подонка Амира. У него с Машей не все просто. Она кричала что-то.
– Почему ты ее не забрал?
Женя рассказал ей все по порядку, объяснил, что вступать в драку с турками было бесполезно. Проблему так не решить. – Моя умница, давай доспим оставшиеся до утра несколько часов, затем еще раз обсудим и подумаем, что делать. Я так устал, что валюсь с ног, я их просто не чувствую. Представляешь с семи вечера до… Сколько сейчас? Два часа ночи? А я не присел, к тому же сильно замерз. Ты, мой ангел, позволишь мне сегодня улечься, согреться возле тебя и задремать?
– Ложись, мой милый херувим, спи.
Утром позавтракали, стали обсуждать сложившуюся ситуацию. Соваться им самим было рискованно, идти в полицию – вряд ли те поспособствуют решению проблемы русских евреев. Амир, пожалуй, предусмотрел подобный вариант. За деньги все в Турции решить можно, где их взять, они же не миллионеры. Нужно найти такого местного человека, который не побоится ввязаться в борьбу с преступником.
– У тебя никого в Анталии нет? – поинтересовалась Римма
– Никого. Погоди, в прошлую мою командировку познакомился с одним русским парнем из России, торговал компьютерами. Я у него на рынке покупал батарейки, правда, они были настолько плохие, что по приезду домой выбросил их. Как же его звали? Ваня! Самое простецкое имя – Ваня! Но что он может сделать?
– Он может оказаться той соломинкой, которая вызволит Машеньку.
– Римма, а ты права! Едем на базар, заодно посмотришь себе что-либо из одежды, или просто безделушку на столик. Главное, чтобы он был на месте. Прошло несколько лет, иди знай, Ваня еще работает или смотался обратно в Россию.
Они бродили по огромному рынку, на котором и заблудиться можно запросто. Женя не помнил, в каком районе находится магазинчик, где трудился его знакомый. Что и неудивительно, слишком мало времени провел в данном месте. Пришлось спрашивать у других русских продавцов. Но те знали только свой участок, остальными продавцами не интересовались. Рынок большой, за половину дня они не смогли обойти его. Температура днем поднялась, Женя с Риммой сняли с себя куртки, они едва передвигали ноги, до того устали. Разочарованные они вернулись в гостиницу. Спешно помылись в душе и упали на постель. Благодать: жары не чувствовали, тела освободились от липкой одежды. Им хватило несколько часов отдыха, чтобы затем заняться любовными ласками.
На второй день они вняли совету местных жителей, пришли на рынок во второй половине дня. Нашелся турок, который обрадовался, когда ему назвали имя человека торгующего электротоварами. Он не сказал, где необходимый магазин, а самолично повел их к Ване. Нашли, молодой мужчина находился в магазине, где стояли десятки компьютеров разных моделей и принадлежности к нему. Ему было менее тридцати лет. Крепкий, жилистый, лицо, руки, вся видимая часть тела очень загорелая. Он о чем-то спорил с толстым мужчиной-турком. Освободился, они к нему и подошли. Ваня не узнал Женю, у него за день проходит перед глазами не одна сотня покупателей, которые иногда заходят просто поглазеть. Пришлось ему напомнить, что за груздь нарисовался перед ним. Обрадовался, долго держал Женя в объятиях. Когда смеялся, лоб его ужасно морщился, в тот момент казался старше своих лет.
– Как же я тебя не узнал, такого симпатичного парня? Помню, конечно. Мы с тобой болтали долго. Это твоя жена?
– Ты угадал, жена
– Где бы мне такую красивую найти?
– Поезжай в Россию, найдешь. Ваня, мы к тебе по делу. – Женя рассказал подробно историю Маши, сестры Риммы, попросил помощи.
– История не нова, но ситуацию можно решить. Где говоришь этот домик? Ольга! – Ваня подозвал сотрудницу. – Мне необходимо уйти, будь внимательной, чтобы не всунули тебе фальшивых купюр. Могу задержаться, будешь уходить, закрой двери, не забудь о сигнализации. – И, обращаясь к пришедшим, продолжил: – В Турции столько фальшивомонетчиков, что берегись, подсунут, а ты потом гадай, кому ее всучить, да чтобы полиция тебя не заграбастала. Так Женя мы живем. Как же мне вам помочь? Есть у меня дружок среди полицейских. Здесь без их дружбы, как без рук. Иногда я ему подбрасываю энное количество долларов. Он помогает мне и от фальшивок избавится.
Ваня посадил их в русские «Жигули», повез. В дороге говорил без умолку, как видно соскучился по русскому языку, хотя помощнице в магазине отдавал распоряжение на этом языке. Первым делом, сказал он, рад видеть друзей, затем добавил, что помочь землякам его обязанность. Стал расспрашивать, большая ли семья, в каком городе обосновались.
– Знаю, знаю, что вы из Израиля, но вы все равно русские. Родились там, жили там, язык знаете лучше меня. Расскажите, как вам живется в Израиле. На жизнь хватает? Еще и остается?! Ха-ха-ха! Мне отец рассказывал, как он служил в армии. У солдат спрашивали, хватает ли им еды. «Так точно, – отвечали они. – Хватает, еще и остается». «А что делаете с остатками еды?» «Доедаем, товарищ начальник». Там, на той родине сейчас тяжело. Здесь, в Турции, каждый день свежая копейка попадает в мой карман, не обижаю своих помощников. В Союзе каждый думал только о себе, как работает предприятие, им было до фени. Здесь они заинтересованы в прибыли, потому что получают определенный процент от нее. Оп-па-а, приехали. Заходим вместе в полицию, но вы постойте в коридоре. Надо будет, позову.
Женя и Римма прождали минут пятьдесят, надоело, выскочили на улицу. Когда Ваня вышел, спросили, чего так долго, у них каждая минута длилась бесконечно. – Телефон у полицейского беспрестанно звонил, с ним невозможно было говорить, к тому же коллеги его мешали, – ответил он. – Не знаю, понял ли тот все, о чем ему растолковывал, – объяснил Ваня.
– Не волнуйтесь, капитан скоро освободится. Сейчас Махмет выйдет. Хочу предупредить вас, что задарма он пальцем не пошевелит.
– Сколько? – спросила Римма.
– Тысяч десять точно запросит, в долларах, конечно.
– Где мы их возьмем? – обратилась Римма к Жене.
– Купим в магазине или ограбим банк,– пошутил тот. – Я ведь банковскую визу не зря захватил. Не волнуйся, хватит и капитану, и на нашу свадьбу.
– У меня сейчас мысли только в одном направлении: выручить Машу и поскорее убраться из Турции. Ведь умница, а на такую аферу попалась. Ох, получит взбучку от родителей, и по заслугам. Меня всегда учила: будь с парнями осторожнее, нахалов и дураков не подпускай близко. Самой не мешало пройти школу бдительности. Видишь, пришлось тебя подключить, хоть бы скорее все по-доброму кончилось.
В этот момент из комнаты вышел полицейский, в египетских рангах они не разбирались, но явно офицер. По полноте он чуточку уступал борцам самбо. Ваня представил его, но у ребят имя в мгновение выскочило из головы. Выбрались на улицу, здесь пришлось Римме выложить всю историю на английском. Полицейский что-то сказал Ване, махнул рукой, стал что-то горячо объяснять всем находящимся с ним рядом.
– Он не может с нами поехать, боится неприятностей. Его за вмешательство в частную жизнь могут уволить из полиции, – перевел Ваня. – Что же делать? Не оставлять же эту девушку в руках насильника. В любом случае не брошу вас в беде, постараюсь помочь. Надеюсь, что Махмет сгоряча отказался. Деньги ему нормальные предложили, пусть денек подумает. А я с Женькой навещу этот бардачок. Поехали, друзья!
К домику Амира пошел только Ваня. Он притворился гомосексуалистом, стал требовать себе партнера. Ему пообещали через неделю найти подходящего мужчину, пока предложили на выбор любую девушку. Ваня всех внимательно осмотрел, отрицательно покивал головой. Амир записал его телефон, сказал что сообщит ему. Конечно, номер был дан фальшивый. Когда тройка возвращалась домой, позвонил полицейский, сказал, что завтра во второй половине дня он свободен готов встретиться с ними, и они поедут выручать девушку.
– Ребята, я вас отвезу в гостиницу, – пообещал Ваня.
– Скажи, ты женат? – спросил по дороге у него Женя. Ваня приподнял брови, посмотрел на него.
– Зачем это нужно! Извини, Римма. Лишние расходы. Вот у меня помощница Ольга. Знаешь, какие у нее глаза? Как летнее небо синие, но если ее разозлишь, они напоминают небо в грозу. А какой работник! Находится в одном конце магазина, разговаривает с покупателем, и видит, что творится в противоположном боку. За все годы ее работы винтика не украли. Она на все спец: заменяет меня в магазине, а дома жену.
– Вот и женись, – посоветовала Римма. – Смотри, могут увести.
– Наверное, ты права. Пора решиться.
После обеда Ваня приехал в гостиницу, забрал Римму и Женю и они поехали домой к полицейскому, адрес он сообщил Ване. «Жигули», на котором приехали, пришлось оставить здесь, Махмут в ней бы не поместился, слишком много жира накопил. Сели в его автомобиль, за рулем ее хозяин, дороги не знал, но выручал навигатор. Вот эта улица, вдали дом, в котором должна обитать Маша. Автомобиль Махмет поставил за несколько домов от цели поездки. Все вышли из нее. Женя пальцем показал на нужный объект.
– Как будем действовать дальше, Махмет? – спросил у полицейского Ваня.
– Вы останьтесь возле машины, – приказал полицейский Жене и Римме. После возражений, объяснений, что они хорошо знают похищенную Машу и похитителя, он разрешил пойти мужчине – Жене. – Махмут сказал, – переводил дальше Ваня, – чтобы никакой самодеятельности. Все движения согласовывать с ним, так как власть здесь он.
Был полдень. Солнце палило неумолимо, они еще в машине хорошо нагрелись, ведь в ней не было кондиционера. Все были потные. Но в бардачке машины оказались бумажные полотенца, Махмет достал и оторвал кусок себе, затем передал рулон ребятам. Втроем двинулись к дому. В нем стояла тишина, неслышно была ни одного звука. «Сейчас не время приема», – пояснил Ваня. Полицейский постучал раз, второй. Открыла немолодая женщина, увидела полицейского в форме, пропустила в помещение. Все вошли.
– Амир! – крикнула женщина, глядя на лестницу, ведущую на второй этаж. Показались ноги, затем и весь он. На его лице было спокойствие и благодушие. Он спустился вниз, глянул на офицера полиции, широкая улыбка осветила его физиономию, раздвинутые руки обхватили все пространство. Амир обнял полицейского, стал что-то говорить. Женя ничего не понял, но можно было догадаться, что хозяин этого заведения очень рад видеть дорогого гостя в его доме, что к его выбору любая женщина его заведения. Потом на лице Амира проскользнуло удивление и беспокойство. И тут Женя расшифровал его, ведь обычно гости заваливают сюда поздно вечером, в чем он вчера сам убедился. Что ж ты дальше будешь делать, думал Женя, оглядывая салон, в котором сейчас находились. Он был довольно большим, чем могло показаться снаружи. В нем стояли две тахты, шесть столиков со стульями. В одном из углов находился бар, на полках виднелись напитки разных видов, но за стойкой никого не было. На потолке помещения висели две люстры, они были включены, но в салоне было тускло.
Хозяин послал работницу наверх, затем крикнул пару резких слов на турецком языке, типа: быстрее! Сверху стали спускаться одна за другой женщины, возраст у них колебался от пятнадцати лет до пятидесяти. Одни были тощие, будто их месяц не кормили, другие полноватые, несколько белокурых, остальные делили другие цвета от красного до черного. Каждая старалась показать наиболее выдающиеся части тела. Одеты по разному, но довольно элегантно. Пока что Амир угощал гостей вином, шоколадными конфетами, фруктами. Спустившиеся женщины плавно проходили мимо, соблазнительно поглядывали, совершали круг почета.
Амир с ожиданием посматривал на гостей, дескать, выбирайте. Махмет обернулся к позади стоящему Жене, ожидая от него утверждения, что одна из женщин та, которую он ищет. Но тот сморщил нос, показывая, что он ее не видит. Заметил это и Ваня. Он и обратился к хозяину заведения, который предлагал в эти минуты полицейскому хорошее вино:
– Где русские женщины? – спросил Ваня. Амир показал на одну из присутствующих. – Ты мне голову не дури! Веди всех, кто у тебя есть.
Капитан полиции насупился, стал грозным: – Где? – громко произнес Махмет. Его лицо ничего хорошего не сулило Амиру. Но тот до конца не понял, что от него хотят. Может, притворился невинной овечкой.
– Все здесь, господин начальник.
– Подымайся со мною. И вы с нами.
На втором этаже было много комнат. Они раскрывали двери одну за другой, никого не нашли, все пустовали. Одна из них показалась Жене подозрительной. Он вернулся, присмотрелся: стояла низкая кровать, маленький столик, как и в остальных будуарах.
– Ваня, давай вот в эту еще раз заглянем. Смотри она гораздо меньше других, – предложил Женя, показывая на комнату, из которой недавно вышел.
Действительно, комната в длину раза в два была меньше остальных. Женя стал внимательно осматривать стены, в середине одной из них увидел отверстие. – Ключ! Быстро! – потребовал он у Амира.
– Там пусто, всякое барахло.
Но Женя не отступал, сказал, что сейчас взломает ее. Из комнаты послышалось мычание. Амир достал из кармана пачку ключей открыл. На кровати полулежала Маша, она была к ней привязана, рот залеплен клейкой лентой. Она хотела рвануться с кровати, но не смогла. Женя развернулся и резко ударил Амира в челюсть. Тот упал. Махмет отрицательно покачал пальцем в его сторону, затем подошел ближе к Амиру, что-то ему сказал, да так врезал тому в челюсть, что он еле поднялся. Девушку освободили от пут, от ленты. Маша бросилась в объятия к Жене. Слезы с ее глаз стекали на тенниску товарища. Он гладил ее по спине, успокаивал, говорил, что все позади. Ваня увидел в углу небольшой сейф, показал пальцем Махмету. Женя понял, что здесь делать им нечего, помогал Маше преодолеть ступеньки лестницы.
– Тащи его вниз, – приказал полицейский Амиру, кивнув на сейф. Тот было начал выступать, что это деньги женщин, с ними нужно расплатиться, но, как говорится: «против лома нет приема». Пришлось ему взять сейф и спускаться по ступенькам вниз. Увидев, как Маша нежно прижалась в Жене, полицейский с акцентом сказал на русском языке «Хорошо!» Не без помощи хозяина открыли сейф, там было порядком местной лиры, долларов, в нем лежали и документы женщин. Тут же их роздали владельцам.
– Это мне за то, что ты, – показал он пальцем на Амира, – заставил меня тащиться в такую глушь. – Махмет продемонстрировал пачку долларов всем и вложил себе в карман. – Сколько вас? – продолжил он, глядя на женщин. – Десять? – полицейский подсчитал количество пачек – двенадцать. Раздал по пачке, не глядя, в какой валюте деньги, всем женщинам. – Вы свободны, делайте, что хотите. Ваня, ты тоже заслужил, работал не зря, держи лиры. Последние деньги оставим хозяину, ему надо как-то выходить из положения. Мы ведь не бандиты. Мы мирные люди, а я стою на страже закона. Ты понял? – обратился он к Амиру. – Не вздумай беспокоить полицию или своих дружков, будет только хуже. Тогда уже не отвертишься от тюрьмы. Женщины, вы чего стоите? Хотите остаться работать на него? По домам!
К этой речи добавил Женя: – Амир, если увижу тебя в Хайфе, тем более, возле сестер, одним хуком не отделаешься. Заранее пиши завещание.
В эту минуту в дом забежала Римма, она не смогла так долго терпеть в неведении происходящего здесь внутри. Увидев Машу, бросилась к ней. Они обняли друг друга, прижались, говорить не могли, глаза у обоих были мокрые. Помещение потихоньку пустело, вначале ушли женщины, которых заставляли обслуживать приходящих мужчин, затем и остальные. Но одна остановилась и обратилась к Жене.
– Не оставляйте меня здесь, возьмите с собою. Я приехала заработать деньги, обещали устроить в семью, где нужно было ухаживать за пожилым человеком, но меня эти наглецы обманули, заставили заниматься проституцией. Здесь я одна, мои все родные в деревне Смоленской области. Здесь я погибну. Не оставляйте, пожалуйста, возьмите с собою.
– Но мы ведь не из России, мы с Израиля.
– Не знаю точно законов, к нам сведения не очень доходят. Но я слышала, что даже внучки евреев имеют права на жительство в Израиле. Мой дедушка Семен Глазин был еврей. Он в 1941 году эвакуировался с родителями из Смоленска, так мама моя рассказывала. Он вскоре после приезда работал в на ферме в колхозе, где познакомился с бабушкой Катей, женился. Через полтора года его забрали на фронт. Писал письма, но уже под Берлином погиб. У моей мамы сохранились все документы, его письма. Она его не помнит, ей было чуть меньше годика, когда отца призвали. Скажите, имею я право приехать в Израиль, жить и работать там?
– Думаю, имеешь. Но с тобой в данный момент нет никаких документов, подтверждающих родство с дедом. Ни одно посольство не позволит тебе ехать в другую страну, разве что российское. Тебя как зовут?
– Глаша Сидорова.
– Идем на выход, поговорим с девчатами.
Маша сказала, что познакомилась с Глашей после доставки ее в этот дом, согласилась, что девушке нужно помочь. Но вначале ей нужно обратиться в русское посольство, уехать из Турции домой, там уже заниматься документами, связанными с дедушкой, затем думать о приезде Израиль.
– Ребята, я не знаю, куда идти сейчас, где ночевать, да боюсь остаться одна в городе. Здесь этих тварей хватает, могу снова влипнуть в историю. Даже не знаю, как добраться до посольства, где оно.
– Пойдешь вместе с нами, – безаляпиционно заявила Маша. Слезы на ее глазах уже высохли, только лицо было слишком бледным.
Ее поддержала Римма: – У нас номер большой, попросим пару раскладушек для Маши и Глаши. Уверена, не откажут.
Возле дома остался только Амир, лицо его было хмурым, ведь разрушили его дело, забрали почти все деньги. Главное, никому не пожалуешься. Он сообразить не мог в данную минуту, чем он завтра займется. А так хорошо было все налажено. Позарился на красивую девчонку. Может быть, зря я ее принуждал, могла быть красивой женой. Надеялся огрести миллионы за такую прелестную проститутку. Но с самого начала дело застопорилось. Она ни за что не слушалась меня, хотела сбежать, но я не позволил. Хотела расцарапать мне лицо, узнав, с какой целью привез ее сюда, но не на того напала. Я связал ее, а чтобы не мешала другим получать удовольствие, заклеил рот клейкой лентой. Снимал, когда нужно было кормить ее. Как они смогли меня найти? Ведь никто не видел, когда привез Машу в этот дом.
У машины Женя с девушками хотели отдать доллары Махмету или Ване, но оба отказались, сказали, что они получили и им вполне достаточно того, что конфисковали у Амира. Удивились, что они не хотят брать деньги. Вначале полицейский привез их к своему дому, где они пересели в Ванин «Кабриолет», затем он доставил ребят в гостиницу. На прощанье женщины расцеловали его. Он расцвел, ведь стал главным героем освобождения Маши. Ребята пригласили его в гости в Израиль.
– Девушки, дайте насмотреться на вас. Таких красавиц нигде не встречал, ни в России, ни здесь. Маша, если не найдешь подходящей кандидатуры в Израиле, приезжай ко мне. Буду любоваться тобой и лелеять. Можешь хоть сейчас остаться. Уезжаешь? Жаль. Всего хорошего вам, друзья!
Зайдя в номер, Маша первым делом пошла в ванную. Женя спустился вниз, чтобы купить еды. Идти в ресторан дамы отказались. Когда он вернулся, Глаша спокойно сидела на стуле, а сестренки завалились на кровать и ревели, проклиная такую жизнь, всех мужиков, особенно Амира. Они все еще не могли успокоиться.
– А я здесь причем? – в шутку, но сурово спросил Женя.
– Ты не просто мужчина, мужчина тире прекрасный человек.
– Девушки, кончайте слезы лить по аферисту, негодяю, мерзавцу, у меня не хватает нормальных слов, чтобы дать ему настоящую характеристику. Радуйтесь и улыбайтесь, все теперь в порядке. Как-то я прочитал в интернете высказывание одного философа. Вытрите ваши прелестные глазки и слушайте. Один профессор раздал студентам по листику бумаги и предложил им написать то, что они на нем видят. Глянули ребята, а на белом листке стоит одна черная точка. Они и написали, что в таком-то месте видят точку, кое-кто и расстояние измерил ее расположение от краев листа. Профессор покачал головой и сказал: – Вы видите маленькую точку на бумаге, но не видите сам белый лист, он гораздо больше черной точки. Так и в жизни – мы частенько рассуждаем о темных пятнышках в нашей жизни: проблемы со здоровьем, ресурсами, сложными отношениями с окружающими нас людьми. Но эти темные пятна настолько малы по сравнению с окружающей нас действительностью, так стоит ли уделять им столько внимания. Наслаждайтесь теми моментами, что дарит вам жизнь. Такова притча ученого. Внемлите и следуйте по таким правилам.
Оставаться больше в Анталии ни у кого желания не было. Деньги Женя снял в банке, отдал, согласно договоренности, Махмету, он взял, Ваня отказался принять даже сотню долларов. Переночевали, затем Маша и Римма стали собирать вещи, а Женя повез Глашу на такси к консульству России. Она обняла его, поблагодарила за помощь, обещала, когда приедет в Израиль, обязательно побывать у них дома.
Билеты на самолет до аэропорта Бен-Гурион в ближайшие дни израильтянам не достались, расхватали до их приезда. Маша ни на минуту не хотела оставаться на этой земле. Пришлось направиться в порт. Заметили большую израильскую яхту, ее владельцы собирались плыть обратно в город Ашдод. Женя слегка обрисовал владельцу судна события, в которых оказалась Маша, спросил, не могут ли они подбросить их в Израиль. Хозяин лодки, услышав трагедию девушки, возмутился и пообещал отвезти их в любое место Израиля.
Дамы почти всю дорогу провели на палубе яхты. Волны Средиземного моря их успокаивали. Ветерок, шедший в результате движения лодки, их не особенно беспокоил. Главное, что Машенька освободилась. Немногим менее чем через двое суток яхтсмены доставили их в порт Хайфы. Было раннее утро, солнышко начало показываться из-за горизонта, еще не потушены фонари, но машины двигались по улицам города. Кое-где показались одиночные фигуры людей. Некоторые из них бегали. На такси доехали к квартире родителей сестренок. Женя обнял их и поехал к себе домой. Прощаясь, он спросил у Риммы:
– Когда я тебя увижу?
– Не знаю, нужно побыть с Машей дома. Созвонимся. Запомни, от своих слов не отказываюсь, я обязательно буду с тобой.
Глава 2
Не прошло и часа, как Женя появился на работе, после приключений в Турции, его вызвали к начальнику порта. Погулял парень, сказал шеф, хватит. – Ты и еще твой коллега Дэни Розен отправляетесь в Россию. Начальник глянул в свои бумаги и продолжил: на Урал. Все документы отдал Дэни, ознакомься, берите билеты и в путь. Возникнут вопросы – свяжитесь по телефону. Счастливо!
Женя тут же позвонил Римме: – Меня и еще одного сотрудника-инженера отправляют в командировку в Россию, как видно, надолго, может быть, на месяц. Буду недалеко от мест, где учился в школе, постараюсь заглянуть на бабушкину могилку. На работе сказали, что отдохнул, теперь трудись. Больше посылать было некого. Мой напарник ни одного слова на русском не знает, разве что непристойные. Буду переводчиком. «Хлеб» у тебя забираю. Не беспокойся, поделюсь. Мне так не хочется с тобой расставаться. Милая, не скучай, буду тебе звонить. Позаботься о себе, о маме. Не переутомляйся, береги здоровье.
– И я буду по тебе скучать. В уралочку не влюбись, а то они песенок тебе народных напоют, ты и уши развесишь.
– Только ты одна в моей душе, только ты – моя единственная и неповторимая, ты – моя песня. Беру с собой твое фото, за неимением оригинала буду целовать изображение. До встречи, не скучай.
Утром следующего дня Женя и Дэни поездом добрались до аэропорта. До отправления самолета оставалось более двух часов. Зарегистрировались, походили по магазинам, Женя обратил внимание на красивую статуэтку – трех слонов, скрепленных вместе. Куплю, подарю Римме. Больше ничего примечательного не увидел. Позвоню, надеюсь, она не спит.
– Здравствуй, моя хорошая! Не разбудил тебя? Ах, ты все еще в кроватке. Маленькой девочке хочется понежиться. Нет, еще не улетел. Как там Маша? Спокойнее стала? Она сильная женщина, уважаю. Тебя? Само собой, разумеется, уважаю и люблю.
– Я послезавтра в два часа дня еду на экскурсию в Иерусалим, посмотрим вечерний город, а до этого побываем в Яд ва Шеме. Маша не едет, хочет отдохнуть. В последнее время стала отшельницей, не узнаю ее. Я уже бодрая, сейчас под душ пойду, позавтракаю, начну собирать вещички, зайду в Иерусалиме на арабский рынок, может, что-нибудь интересное найду. Никто кормить нас бедненьких не собирается, возьму с собой бутербродик, мне хватит, голодной не буду. Счастливого полета тебе, мягкой посадки. Звони. Будь, мой милый! Конечно, буду осторожной, можешь, не беспокоиться.
Римма после окончания школы редко ездила по Израилю, хотя нравилось ходить с туристскими группами, правда, слишком много шума, болтовни. Бывала во многих городах, в том числе в Иерусалиме, но большей частью с родителями, с Машей. В этот раз ее соблазнила Эсти, бывшая сокурсница по университету, сказала, что нельзя киснуть дома, пусть даже за работой. Нужно разнообразить жизнь. Римма согласилась с нею.
Автобус был набит до отказа, в основном молодыми ребятами и девчатами. Римме и ее подруге Эсти досталось место в середине транспорта. Людской говор заглушал рев мотора, голос экскурсовода, сообщавшего через какие места они проезжают. Он махнул рукой, дескать, на месте поговорим. Их высадили недалеко от Шхемских ворот. Вначале Римма с Эсти шли в хвосте группы, предложила подруге идти быстрее, но та отказалась. Она догнала экскурсовода и шагала с ним рядом. Интересно послушать, иначе, зачем было ехать. Рассказывал он очень живо, иногда шел, поворачиваясь к людям, пятясь задом наперед. Говорил конкретно о лицах, фотографии которых висели на стенах музея.
– Скорее всего, и у вас, туристов, есть старшее поколение, которое пережило ужасы войны. Мой дедушка воевал, был тяжело ранен в правую руку, она перестала ему подчиняться. Главное, что он с этим не смирился, а всю жизнь доказывал, что с одной рукой он человек. Кончил институт, защитил кандидатскую, докторскую диссертации, работал до отъезда в Израиль в Новосибирском университете. Сейчас, мои хорошие, сделаем двадцатиминутный перерыв. Необходимо подкрепить наши уставшие силенки.
Римма и Эсти съели захваченные бутерброды, запили водой из припасенных бутылок. Без воды в стране с высокой температурой воздуха обойтись невозможно. Всегда перед поездкой предупредупреждают: захватите бутылки с водой.
– Как вас зовут? – спросил экскурсовод у Риммы. Она ответила. Свое имя – Гидон, он назвал еще в Хайфе, в начале рейса. Позже он расскажет, что в Советском Союзе его звали Геннадием. Мужчина выделялся среди толпы, следовавшей за ним, высокий, стройный, грива рыжих волос спускалась ниже шеи, лицо европейское, очень загорелое. Возле него крутилось еще несколько девчат с претензиями на его внимание к ним. Гидон относился ко всем одинаково, останавливал группу, чтобы подтянулись отставшие туристы, только затем продолжал свой рассказ о достопримечательности данного места. Он неплохо знал Тору, приводил из нее выдержки, в согласии с местом их нахождения.
В Яд ва Шем Римма попала во второй раз, но почему тогда у нее не сложилось ясное впечатление о музее. То ли отвлекали, то ли у самой настроение было не для просмотра замечательных экспозиций о жертвах Катастрофы. Тогда она не видела этих конусных стен, увешанных фотографиями, не прочувствовала историю гибели десятков миллионов людей различных возрастов. Она читала, ей рассказывали о зверствах нацистов, здесь было все очевиднее. Разве, несмотря на более чем шестидесятилетний срок, можно смотреть на все, как на картинки? Глаза ее увлажнились, протерла их салфеткой. Не переживать, — заставляла она себя. Даже сердечко Риммы стало колотиться сильнее, быстрее. Может быть, среди дальних маминых родственников был кто-то в гетто. До сегодняшнего дня не интересовалась, не уточняла у нее данный факт, а стоит расспросить. Отец, когда она и Маша еще учились в школе, рассказал. Сейчас она решила сообщить это экскурсоводу.
– У моего папы, – обратилась она к Гидону, – дядя и две тети с семьями погибли в концлагерях. С ними и совсем маленькие дети были.
– Где их уничтожили?
– Дядя Нохим жил в Могилев-Подольске, а тети с детьми в Минском гетто погибли.
– Их имена есть в этом музее? Можно проверить в интернете.
– Да, папа посылал данные о всех, кого вспомнил. Накануне начало войны родилась у дяди Нохима девочка, отец имени ее не знал. Это пятый ребенок в этой семье. Всех расстреляли, а может и живьем закопали. Но и семье моего папы досталось, его родители умерли в блокаду Ленинграда от голода. Он остался один, но через месяц одна семья нашла его полуживого на улице, они подобрали его и по Ладожскому озеру вместе с ним выбрались из блокадного города. Привезли в Челябинскую область. Рассказывал, что и там беженцы очень голодали.
– Увы, таких печальных историй миллионы.
– Мамины родители успели эвакуироваться, она и родилась в одном из поселков Казахстана.
– Сегодня ты довольна своим положением, жизнью?
– Несомненно.
– Я вожу экскурсии и по будням, присоединяйся, сделаю тебя своей помощницей.
– Даже не знаю, что сказать. У меня есть работа, правда она не требует моего постоянного присутствия на месте. Иногда можно и попутешествовать.
– Жду через два дня, то – есть в понедельник на том же самом месте в восемь утра. Надеюсь, что ты придешь? До встречи.
Гидон понравился Римме – обаятельный, умный, толковый, приятный собеседник, с ним не скучно. И на вид парень хорош. А переводами можно и вечерами заниматься. Удивительно, целый день была на ногах, а усталости не чувствую. Когда ты занят делом, беседой, время бежит быстрее, тело не чувствует нагрузку. Поеду, полюбуюсь природой нашей страны, и для физического самочувствия полезно.
За месяц Римма побывала в девяти экскурсиях: на Голанах, у водопадов Гамла, Двора и других, ночевала один раз в палатке в районе Сде-Бокер. Место ей очень понравилось, но ночлег в шатре доставил беспокойство и бессонную ночь. Вечером Гидон предложил ей спать в одной палатке с ним, но она отказалась. Она вытаращила глаза, но ничего не сказала, отошла от него. решила, что он без слов все понял. Тоже мне нахал, такое предлагать. Она ворочалась с боку на бок, было душно, вылезла из нее, походила в одиночестве возле лежбища, замерзла слегка, вновь легла. Лишь под утро задремала, а тут подъем. Вот наказание!
Маша все знала о том, куда сестра так часто отлучается, с кем проводим время. Римма, как всегда, делилась с ней новостями. Сестре не нравилось ее новое увлечение. Молчала до поры, до времени, но однажды высказалась:
– Хочешь знать мое мнение? Ты не тем увлеклась. Зря ты занялась знакомством со страной и людьми. И так ее неплохо знаешь. Чем тебя увлек экскурсовод? Тебя же не только прельщают красоты природы, а еще что-то, вернее кто-то. Точно знаю, что лучше, чем Евгений тебе мужа не найти. Он старше, но это не беда. Если не любила, не любишь его, так честно скажи ему в лицо и уйди в сторону. Зачем обманывать хорошего человека? Помнишь, ты меня предупреждала насчет Амира, а я, глупышка, не послушалась, о чем до сих пор очень жалею. Взвесь все хорошенько, обрати внимание на мои слова, прими решение. Не окажись в положении, чем-то похожим на мое. Этот твой гид, на какой день тебя в палатку хотел затащить? Ты не первая и не последняя, игрушка для развлечения. Хорошо, что отказалась спать вместе, не сглупи дальше.
– Маша, мне интересно. Я ведь не только с ним общаюсь, а с разными людьми. У каждого есть что рассказать. Бывают интересные случаи, я тебе пересказывала. Сестренка, родителям ни слова. Обещаю, контакта с экскурсоводом у меня не будет. Скажу тебе, он тоже занимательный субъект. Увлек меня? Пожалуй, да. Обещаю, все будет в порядке.
– Заверял волк кобылу, оставил хвост и гриву.
Гидон уже не единожды похвалялся своими фотографиями из интересных мест мира, которые сохранял дома. Он частенько ездил за границу, брал напрокат автомобиль, путешествовал в одиночку по незнакомым местам. Говорил, что любит ходить самостоятельно, не хочет от кого-то зависеть. Внес предложение совершить поездку с ним в Африку или Южную Америку. Римма никак не отреагировала на эту фразу, хотя в голове пробежала мысль: чего же ты нарушаешь свое одиночество. Гидон был настойчив, взял ее за руку.
– Неужели тебе не интересно посмотреть на моих снимках красивые пейзажи в разных странах? Увидишь своеобразие каждой. Тогда и возникнет жажда увидеть их воочию. Сегодня же предлагаю полюбоваться морем, когда оно пениться, бурлит, орлом, стремящимся вниз за добычей, падающей Пизанской башней, или с высоты горы заливом Хайфы. Время не позднее. Голодом не замучаю. У меня всегда есть что-либо вкусненькое. Римма, я же тебе саму не заставляю лезть на Гималаи.
– Я очень устала, мне нужно бросить свое тело на мягкий диван, закрыть глаза и, хотя бы два-три часа беспробудно спать.
– Диванчик есть и у меня. Не хочешь – не надо. Давай завтра вечером встретимся на берегу моря, пройдемся вдоль пляжа. Во сколько заехать за тобою?
– Не раньше семи вечера. Нужно иметь совесть, поработать над переводами. предварительно позвони, я выйду.
Гидон приехал за ней точно в договоренное время. Море было полно купающихся, а вдоль ходили толпы отдыхающих. В числе вольношатающихся были Гидон с Риммой. Жара к этому времени немного спала, дышать стало легче. Часам к девяти ей надоело бесцельное хождение. Напарник стал уговаривать посетить его квартиру, посмотреть фотографии, заодно поужинать. И Римма перестала сопротивляться, дала добро. Они вернулись, сели в его машину и поехали через одну из небольших вершин горы Кармель к нему домой.
Квартира экскурсовода располагалась на четвертом этаже в районе Новей Давид. В ней было довольно чисто. С балкона, куда вышла Римма, открывался прекрасный вид на море. Пока он доставал помидоры, огурцы, соленую горбушу, хумус, она рассматривала открывшуюся красоту пейзажа. Вдоль большого шоссе, находившегося рядом с домом, широким почти беспрерывным потоком двигались автомобили, мотоциклы, скорая помощь. Шум просто вваливался в квартиру. Она вошла в салон, начала его осматривать. На небольшом столике стоял компьютер, рядом фотографии, на одной из них были Гидон, женщина и ребенок лет шести. Что ж ты, Гидон, даже не заикнулся, что у тебя есть полноценная семья?
– А где сейчас твоя жена с дочерью? – спросила Римма его.
– Отдыхают в Друскининкае. Им там нравится, я же предпочитаю Западную Европу. Садись, – он придвинул к ней стул. Ты любишь белый или темный хлеб? Чего я спрашиваю? Сейчас и такой, и другой подам. – Гидон сел рядом с ней, налил в бокалы красного вина. Римма не успела заметить название на бутылке. Ей стало не по себе. «Глупая, чего я заявилась к нему? У меня, что крыша поехала?»
– За дружбу и любовь!
Они выпили по второй и третьей рюмке, Он ей все время подливал. Хозяин квартиры хотел принести вторую бутылку вина, но Римма отказалась больше пить. У нее уже начало шуметь в голове. Зачем вообще такую дозу вина выпила, подумала она.
– Теперь можем и посмотреть то, зачем пришли. Это моя спальня. В ней далеко не все поместилось, остальные лежат упакованные в нише спальни. До них очередь дойдет позже.
Римме понравились виды Мадрида, Неаполя, Бостона, были и израильские фотографии: у Стены плача, высотные здания. Главное – виды природы: водопады, снежные горы, снимки, снятые в зоопарках. Подписей под ними не было, поэтому она часто спрашивала: «А это где фотографировал?» Он объяснял. Шли дальше. Гидон положил руку на ее плечо и водил по комнате. Подошли к снимку, его лучше всего назвать картиной. На фоне Эйфелевой башни была изображена целующаяся пара. Он был темнокожим, а она блондинкой. Им не было интересно, что о них думают люди, снующие мимо, улыбающиеся, а может и завидующие этим влюбленным. Пару сжигал жар желаний. Римма задержалась возле этой картины.
– Нравиться? – спросил Гидон.
– Очень. Ее можно послать на конкурс.
Более получаса ушло на осмотр картин. Пора домой, решила Римма. Гидон развернулся, оказался перед ее лицом, припал к ее губам. Римма автоматически ответила на это прикосновение. Поначалу поцелуй показался приятным, но в тот же миг растерялась. Потом она вспомнила, где она и с кем, оттолкнула мужчину.
– Ты с чего это вдруг полез целоваться? Я дала тебе повод?
Продолжая крепко держать ее талию в правой руке, левой полез к пуговицам кофточки. – «Мы так близки, что слов не надо», – процитировал он строку из одной старой песенки. – Римма, ты мне очень нравишься. Мы с тобой давно знакомы, почему же нам не стать еще ближе. Таких женщин как ты, нужно на руках носить. Можно я тебя отнесу туда, куда прикажешь. Ты останешься довольна. Такую красивую редко встретишь. Наша встреча не была случайной, сам бог велел нам соединиться в экстазе.
– Отпусти, пожалуйста, руки свои. Что ты себе позволяешь! Я пришла посмотреть картины, а не глупостями заниматься.
– Какая же это глупость7 Тебе обязательно слова любви надо? Ты замечательная, любимая, я тебя обожаю.
Она вырывалась из его рук, но он не уступал, припадая губами к ее щекам, шее, несколько пуговиц от кофточки полетели на пол. Ее тело было прижато к спинке дивана, она никак не могла вырвать руки из его цепких пальцев. Мама, дай мне силы.
– Прими свои грабли, а не то разукрашу твои щеки. Не думала, что ты такой нахал. У меня есть тот, кто будет носить меня и целовать.
– Уверен, я у тебя не первый, что же ты капризничаешь?
Римма собрала все силы, оттолкнула Гидона. Наконец удалось освободиться от объятий. Отошла в сторону, тяжело дышала.
– Никогда не приближайся ко мне, считала тебя интеллигентом, а ты грязный подонок. Я ухожу. Не беспокойся. Дорогу найду.
Глава 3
Почти через день Женя звонил Римме, но частенько не заставал ее дома. Ему отвечали ее родители, что она путешествует по стране. Когда дозванивался, она рассказывала о том, где была, что видела. Голос был усталый. Усталый? Может быть, я перестал ее интересовать, нашла моложе меня? Женя жутко переживал. Хотелось быстрее увидеть его любимую девушку. Но дела не отпускали его. В Екатеринбурге он пробыл сорок два дня. Работа была не сложной, никаких физических нагрузок, но из-за переживаний чувствовал себя как на углях. Он жаждал очутиться дома в квартире, рядом с Риммой.
Наконец, самолет приземлился в аэропорту Бен Гурион. Два часа и пятнадцать минут, и он дома. Быстренько принял душ, переоделся, позвонил Римме.
– Ты уже вернулся? С приездом! Тебе понравилось? Я рада. Нет, я не могу приехать к тебе. И ко мне не надо. Женя, прости меня, я плохо себя чувствую, у меня ко всему апатия, никого не хочу видеть. Позволь мне вылезти из этого состояния. Я тебе обязательно позвоню, договоримся о встрече, поговорим.
– Риммочка, я тебя люблю.
– Я знаю, но наберись терпения.
Женя с сожалением положил телефон на место. Напиться, что-ли? Нет, это не метод избавиться от плохого настроения. Он услышал поворот ключей в дверях. Римма? Но у нее нет ключей.
– Сынок, никак ты появился в родных пенатах. Здравствуй, дорогой! Чего у тебя вид на Мадрид? Что в России не получилось?
– Все в порядке, мама. Просто устал.
– Ложись, отдохни.
Женя послушался совета матери, забрался в койку. Но заснуть не смог, его мысли были заняты Риммой. Он понимал, что-то в их отношениях изменилось, ухудшилось. «Я ее не обижал, не раз говорил, что она самая прекрасная девушка, что она — любовь моя. Женя просто не мог понять, в чем дело. Зачем ей понадобился перерыв? Наверное, потому, что долго отсутствовал в Израиле? Он же не виноват. Объяснить можно только тем, что у нее появился мужчина интереснее меня, моложе. Римма, не уходи от меня. Римма не уходи, Римма-а-а-а-а…» Женя заснул. Но видение любимой девушки продолжало мелькать в его дремлющей голове. Он ей что-то говорил, она смеялась, он ее целовал, она снова смеялась.
…Женя проснулся, ему хотелось бы видеть Римму всегда такой радостной, смеющейся. Прошло несколько дней. Женя усердно трудился в своем заведении, ему повысили зарплату. Но это не особо радовало его.
Молодой работник, недавно переехавший на постоянное место жительство из Франции в Израиль, попросил его подвезти в магазин электротоваров, нужно было купить микроволновую печь и еще какие-то товары. Женя сказал сослуживцу, что может подождать его, чтобы завести покупку к нему домой. Спешить ему было некуда, тоже решил побродить по магазину. Здесь и столкнулся лицом к лицу с Викой. Она была с молодым высоким парнем.
– Давненько не виделись, – лицо девушки просияло. – Ты что-то покупаешь?
– Да так, по случаю здесь. Вижу, ты в надежных руках. Как дела в школе, занятия не пропускаешь?
– Я? Школу окончила, даже в армии в армии служила. Что-то твои надежные руки опущены. – Вика повернулась к парню: – Георгий, посмотри, пожалуйста, электрический чайник, купим маме подарок. – Тот послушно ушел в один из отделов магазина. – Ты не рад встречи, Женя? Почему ты не с девушкой, забыла, как ее зовут? Расстались? Как жалко, такая симпатичная. Ах да, я ее на днях видела с молодым человеком. Красавец, сама на него загляделась. Мне сказали, что он водит экскурсии по Израилю. Водит кое-кого кой-куда. Ты бы слышал, как они весело ворковали! Извини, пойду искать Георгия, а то мы разминемся. – Вика улыбалась и не отходила от Жени. – Скажи, как мой избранник, он тебе нравится? Хороший, послушный парень.
– Почему он мне должен нравиться? Твой выбор. Ищи его, а то убежит. Рад за тебя. Совет вам и любовь. – Женя взмахнул в знак прощания рукой, повернулся и пошел к выходу. Морочит мне голову, как обычно. Неужели правду сказала, что Римма нашла мне замену? Действительно, похоже, она не была рада моему возвращению в Хайфу. Не поверю, пока с ней не поговорю. Римма, Римма, ты меня с ума сведешь. Обещала позвонить мне, надо ждать, сам напрашиваться не буду. Я ей верю больше, чем разным сказителям. Залезу в автомобиль и включу кондиционер, здесь слишком душно.
Римма сидела на балконе квартиры. Перед нею небольшая дорога, но она была полностью загружена транспортом, час пик. Между двумя полосами движения лежал метровой ширины цветник, который время от времени обновлялся. А по тротуару шли люди, одни стремительно куда-то спешили, другие с палочкой в руках еле двигались. Но сегодня она этого не замечала. Десять минут как приехала от Гидона, сразу полезла под холодный душ, вытерлась и в халате выскочила на балкон. Здесь постоянно стоял маленький столик и два складных стульчика. Можно было почитать, покушать фрукты, но ей ничего не хотелось.
Девушка пыталась отогнать мысли, которые преследовали ее на протяжении последних двух дней. Еще недавно она была рада знакомству с экскурсоводом, он казался Римме умным, толковым, эрудированным, умел развлечь ее, развеселить. Неужели он был ей не безразличен? Сегодня она порвала с ним. Почему раньше не разглядела в нем сущность обычного бабника, причем женатого? Ослепнуть до такой степени! Римма вычеркнула его из своей жизни. Какой там жизни – всего три недели знакомства. Она сидела и думала о нем, и о Жене. Сопоставляла их. Один — молодой, высокий, стройный, хороший рассказчик. Второй – нередко молчаливый, ироничный, светлый душою, сердечный, искренний. Перед нею стоял Женя, то улыбающийся, то немного насмешливый, то серьезно сосредоточенный на проблемах, в том числе, на ее личных, вернее Машиных. Разве не определен ее выбор еще в первые дни знакомства? Он же обо мне с Машей заботился, как о самых близких людях. Что со мной творится? Сама не пойму, но не могу посвящать в это других.
Думай, Римма, думай! Женя замечательный, а экскурсовод просто минутное наваждение, глупость, головная боль. Признайся сама себе: ты влюблена в Женю по самые уши, но ты боишься семейной жизни, хотела убежать от нее, поэтому ходила в походы с этим ловеласом. Вовремя спохватилась. От настоящей любви не уйдешь. Ты же видишь, что вы оба нужны друг другу, вас объединяет не дружба, а более тесная связь, отношения. Прислушайся к голосу Жени, он боготворит тебя, не может налюбоваться тобою. Это и есть настоящая любовь. Не сопротивляйся, повернись к нему лицом. Будь смелее, ты ведь не трусиха.
Но разве я в чем-то виновата? Ведь ему не изменила, не поддалась чарам Гидона. Виновата! Ты убегаешь от него, после приезда говорила с ним, как с чужим, боишься встретиться с ним. Ведь целый месяц его не видела. Римма, хочешь жить с настоящим человеком, другом, любовником в законе, хочешь любить и быть любимой? Одевайся и бегом к нему. Кто знает, найдешь ли еще такого искреннего, доброго человека, который в тебе души не чает.
Ей показалось, что она слышит его голос. Женя стоит перед ней и зовет: Римма, Риммочка… Она встрепенулась, покинула балкон, скинула халатик, надела свежую одежду и вышла. Ей необходимо было переговорить с сестрой Машей, которая в данный момент была на работе в редакции газеты. Но перед выходом позвонила ей, сказала, что нужно встретиться. Маша уже вернулась домой.
Римма зашла в квартиру. На диване в зале сидели родители, Маша стояла перед ними и, жестикулируя руками, что-то громко доказывала. – Чего сидите днями дома, нахохлившись как совы? Вышли на пенсии – конец жизни? Берите пример с других, даже более пожилых чем вы. Они ездят на море, плавают, некоторые и зимой, записались в библиотеки, поют в хорах, а их в городе довольно много. Вам необходимо чем-то заняться. Утром пару километров пройти. Сколько можно времени проводить у телевизора? Кому нужны политические передачи из России или Украины? Римма объясни родителям, что им делать.
– Что ты на них напала, они не так давно перестали работать. Дай им вздохнуть свободы, сами определятся. Ты же знаешь характеры папы и мамы. Нужно им адаптироваться к новым условиям, к новой жизни. Все образуется, сестричка.
Родители молча покинули салон, дети были правы. Они вчера сами между собой обсуждали вопрос, куда пойти, чем заняться. Когда девчата остались одни, Маша спросила у Риммы, где та гуляла. Разговор с сестрой получился бурный. Римма не ожидала от Маши такого напора. Она обозвала ее дурой, глупой, самонадеянной простушкой.
– Неужели ты до сих пор не поняла, кто такой Женя? Неужели не видишь в нем качеств настоящего мужчины, джентльмена? Ты раскинь не только мозгами, но дай своим чувствам волю, не запирай их. На твоем месте ни минуты не думала, схватила бы за руку и спросила: когда мы пойдем в раввинат.
Римма вернулась домой, ей оставалось просмотреть в последний раз перевод на английский язык книжки-повести. Закрыла папку с листочками книги, подумала, что могла бы сочинить более интересное произведение. Позвонила автору, сказала, что может завтра принести деньги и забрать свое творение. Подчеркнула последнее слово. Телефон не выпускала из рук, задумалась: звонить Жене или лучше завтра. Стоит ли тянуть важный разговор. Ей очень хотелось, чтобы он воспринял все правильно, она ничего не утаит от него. Набрала номер, чужой голос, ошиблась. Что со мной, забыла номер его телефона или руки дрожат? Еще разок. Есть!
– Римма! Я целую вечность жду твоего звонка.
– Здравствуй Женя. Прости меня. Но чем оправдываться по телефону, давай встретимся, поговорим. Выбор места за тобой.
– В нашем кафе. Найдешь?
– Через полчаса буду.
Женя зашел в ванную, глянул на себя. Утречком брился, но щетина растет ни по дням, а по часам. Особо правда незаметно, разве что захочет в щечку поцеловать. Оставим лицо таким – мужчина с волосами – настоящий мужчина. Одеться нужно приличнее, все-таки свидание с девушкой. Шорты в данном случае неуместны, брюки и голубую тенниску. Упрямую чуприну пригладим расческой, чуточку одеколона не помешает. К встрече готов. Неужели она меня отторгла? Тогда зачем встречаемся? Эх, Маша, Маша – заноза ты наша. Извини, не Маша, а Римма. Не завозился ли я слишком?
Они почти одновременно подошли к кафе. Женя был у дверей, когда заметил в конце улицы знакомый силуэт. Он подождал. На ней было голубое приталенное платье, на шее завязан цветной шелковый шарфик, туфли на высоком каблуке. Лицо было серьезным. Женя открыл перед ней двери кафе, пропустил вперед.
– Римма, здравствуй. Рад тебя видеть. Людей мало, где сядем?
– Я тоже рада. С правой стороны столик свободный, на двоих.
– Что ты бы хотела заказать?
– Не голодная, попроси два кофе-экспрессо. Женя, я пришла сюда не кушать, а поговорить. Не хочу, чтобы кто-то тебе что-то рассказал. Поэтому о своих проблемах, можешь назвать их грехами, сама тебе и сообщу. Когда ты уехал, мне стало чертовски скучно. Решила попутешествовать по Израилю. В группе был красавец гид, я приглянулась ему. Мы вели между собой беседу, иногда спорили по некоторым вопросам. Он меня стал приглашать на другие экскурсии, водил группы два раза в неделю. Честно признаюсь, мне было интересно. Рассказывал о том, что до сих пор не знала. Незадолго до твоего приезда он предложил пройтись с ним вдоль моря, затем посмотреть красивые фотографии. Дома пытался соблазнить меня, овладеть мною, но я убежала. Больше с ним не хотела иметь никаких дел. Вот и весь мой рассказ.
– А дальше что?
– В тот день поняла, что люблю только тебя, что только ты мне один нужен. Это был для меня своеобразный урок, экзамен. Я должна была понять, что лучше тебя нет никого на свете. Ты простишь меня?
– Не вижу в твоих поступках никакой вины. Он хотел, но ты ведь отстояла свой выбор. Я даже благодарен тебе за это. Перед тобой стоял молодой человек, а где-то за три моря гораздо старший мужчина. Ты избрала меня, большое спасибо. Мои чувства к тебе еще более окрепли. …Кофе принесли, сдвинем наши чашки за верность, за любовь. И запомни еще одну вещь: если однажды найдется человек, которого ты полюбишь, жду честного признания. Я тебя упрекать не буду, все прощу, потому что я без ума от тебя.
– Не надейся, я с тобой навсегда.
В небольшом коридорчике был долгий, долгий поцелуй. Они взялись за руки и гуляли по улицам города, любовались цветущими кустами. Шли молча, говорили их души. Им сегодня близость не нужна была, все намечено на будущие добрые дни. И они используют такую возможность довольно часто, почти ежедневно. Договорились о дне свадьбы, надеялись, что в этот раз никто и ничто им не помешает.
Ну, зачем связывать свои судьбы каким-то брачным договором, или записью в паспорте? Хорошая или плохая это традиция? Женя и Римма не спрашивали, какой обряд на своей свадьбе совершали родители, если судить по кинофильмам, просто в ЗАГСе. Но раз они в стране евреев, подобный процесс не грех и здесь провести по законам религии. Они последуют примеру своих предков.
Обстановка в семьях была напряженной, все думы родителей были сконцентрированы на подготовке к свадебному мероприятию. Прежде чем начать поиск ресторана, нужно составить и согласовать список приглашаемых гостей. Поначалу Женя и Римма хотели обойтись небольшим количеством людей, позвав в кафе самых близких. Но воспротивились родители Риммы: «Как это не позвать двоюродную сестру с ее детьми, да и друзей не мешает пригласить». Стали считать: это – родственники, не скажи – обидятся, эти – настоящие друзья. Ну, как без них, да с работы не мешает позвать сослуживцев, начальство. Они записывали, вычеркивали, переписывали заново. Исчеркали десяток листиков бумаги, список оказался довольно приличным, в итоге набралось около ста пятидесяти гостей. Многовато, еще найдется пара-другая, кого не учли, не пригласили, но нужно. Высказал свое мнение-вопрос Женя:
– Список закрываем, ни одного человека больше не зовем на свадьбу.
– А Вику с мужем пригласить не хочешь? – хитро улыбнувшись, спросила Римма.
– Это подначка? Нет? На твое усмотрение, дорогая.
– Чем они нам могут помешать? Были раньше у тебя какие-то дрязги с Викой, но это все в прошлом. А Борису и Евгении будет приятно видеть дочь среди нас. Пусть радуются. Не расстраивайся, наш союз они не разрушат.
– Правильно Римма – никто не разрушит нашу любовь. Договорились – приглашаем. Плюсуй еще двоих. Необходимо созвониться со всеми, чтобы они подтвердили свое присутствие на торжестве.
– Когда двинем с тобою в поисках ресторана? Нужно не только смотреть на меню, но и на музыку, которая будет там. Старшее поколение любит потанцевать, и молодежь не отстает.
– Верно глаголете, дорогая невеста, желательно и хорошего солиста или солистки. Посетить и посмотреть эти заведения стоит под вечер, когда своими глазами увидишь, что там творится. Есть смысл расспросить знакомых, они могут посоветовать что-нибудь подходящее.
Женя с Риммой потратили две пятницы на поиски ресторана, который бы удовлетворял их желаниям. Главным инспектором стала Римма, Женя во всем с ней соглашался. В первом ресторане им не понравился сам зал, на меню они даже не взглянули. Во втором ансамбль был настолько примитивен, обычен, что сразу ушли. Во вторую неделю поехали в третий ресторан. Музыка понравилась, салон был человек на 300, хорошо обставлен: столы стояли в стороне, отдельно возвышенность для оркестра, место для танцев. Но, во-первых, ассортимент блюд не подходил под их требования, во-вторых, заказать данный ресторан могла еще какая-либо группа. Был бы невообразимый гвалт, пришлось бы перекрикивать один другого. Они уже раз были в подобном месте. Забраковали одно увеселительное заведение, другое.
– Я уже устал ходить, – заявил Женя, выходя из этого ресторана. – Может все-таки удовлетворимся…, – он показал на двери помещения, откуда только что выскочили. – Кто сюда приходит наесться? Приходят встретиться, погалдеть.
– Если они не будут довольны хоть одной из трех главных составляющих предложений ресторана: меню, музыкой, обстановкой, то уйдут разочарованными. Тебе это нужно? Все общение пойдет насмарку. Им покажется, что все здесь плохо, значит, мы никудышная пара. Сам же говорил, зачем нам такой огромный зал.
– Римма, ты меня разгромила. По-моему здесь недалеко отсюда слышны звуки музыки. Прислушайся… У тебя ножки не болят?
– Спасибо за заботу, выдержат. Веди туда, где бьют литавры.
Салон нового ресторана был поменьше, компактнее предыдущего. Но мест для количества намеченных гостей хватало. Они подозвали одного из официантов, снующего между посетителями, попросили пригласить к ним хозяина ресторана. Но он их повел к небольшой каморке, где сидел полноватый сорокалетний мужчина, хозяин заведения Дани Кешон. Он очень обрадовался новым заказчикам, поздравил с предстоящим бракосочетанием, минут пять показывал им меню, рассказывал о репертуаре музыкальной группы. Оказывается, этот ресторан Дани купил совсем недавно, отремонтировал его и только две недели как заведение начало функционировать. Поэтому те, кто оформит заказ в ближайшее время, получит скидку.
– Зачем я вам все это говорю? Вы все можете увидеть сами. Пойдемте со мною.
Он усадил их за один из пустых столиков, подозвал официанта, шепнул ему на ухо несколько слов. Сам, попросив извинить его, отправился обратно в свою комнату. Через десять минут на их столе стояла чаша с салатом, в котором, кроме овощей и зелени, были грибы шампиньоны. Тут же официант предложил им попробовать рыбу на выбор: соломон или мушту, которую очень обожают местные жители. Вскоре принесли антрекот. Он спросил, какое вино хотят молодые гости, но они сразу же отказались. Попробовали одно блюдо, другое, им понравилось.
– Вкусно, – констатировала Римма. – Знаешь, что я заметила, глядя в зал ресторана? Официанты очень внимательны, как только заметят, что кто нуждается в них, сразу направляются к нему. Это о чем-то говорит. Мне здесь нравится.
От шашлыков, предложенных официантом, они отказались, от устриц тоже. Внимательно стали изучать меню, тут же составлять список блюд и подсчитывать приблизительную стоимость всей праздничной трапезы. Затем зашли к Дани Кешону оформлять заказ на нужное число, на количество людей. Они попросили, чтобы рыбу немного подсолили, потому что обычно аборигенам ее подают совершенно без соли. Говорят полезно. Включили в меню красную икру, копченую скумбрию, много другого из обычного ресторанного меню. Дани выдал экземпляр с наименованием блюд и ценами, сказал, что ребята могут посоветоваться и изменить меню за три дня до свадьбы. Женя выписал чек-предоплату, отдал хозяину ресторана.
– Не праздник, а обжорство, – рассмеялся Женя, выходя на улицу.
– Лучше так, чем прослыть жадинами, – усмехнулась Римма.
Пока все купили, хорошо набегались. Следующий день объявили днем отдыха, но утром решили посвятить его раздаче пригласительных, одних навестить, другим разослать. Оформлены открытки, благодаря стараниям Маши, были прекрасно: на передней стороне букетик фиалок, ниже два сцепленных золотых кольца в ореоле сердечка. Развернув, можно было слева прочесть приглашение с фамилией гостя, адрес, дата и время события. Справа – два отдельных фото: Риммы и Жени, между ними букет алых роз.
Стали обзванивать друзей, большинство нужно было обойти и вручать пригласительные открытки. Когда Женя в единственном числе посетил Бориса и Евгению, те обиделись, почему на приглашении нет имени Вики и ее мужа. Пришлось объяснять, что он не знает фамилии ее супруга, поэтому оставил место на открытке. Сейчас он допишет их. Теперь впервые услышал новую фамилию Вики – Гвидошвили, муж – еврей из Грузии. Звали его Георгий. В Израиль приехали евреи из разных мест Советского Союза, из разных стран мира. Вика с мужем жили на съемной квартире, отдельно от родителей.
Теперь остановка была за покупкой надлежащей свадебной одежды. Костюм для Жени нашли быстро, правда, он предлагал идти в том, что у него есть, ведь надевал свой синий пиджак и брюки только по праздникам, на зимние концерты. Но женщины его раскритиковали: на свадьбу только в новом. Нашли ему светло-кремовую пару, сшито как по мерке, тут же приобрели белую рубашку, синий галстук, Женя их вообще не любил носить. В обувном магазине купили желтые туфли. Жених был прилично одет.
Себе Римма решила не шить, а тоже приобрести все готовое. Какой смысл идти к портнихе, шить платье, которое один раз оденешь, а потом можешь только глазеть на него. Женю отстранили от этой работы, нечего пялиться на одеяние невесты до свадьбы. К Римме присоединились ее мама и Маша. Вновь пришлось брести от одного магазина до другого, ездили в другие города, пока не набрели на нужные товары в Нагарии на улице Мориа. Перемерили пяток платьев. Вокруг них усердно вилась продавщица, утверждавшая, что только у них самые лучшие платья для невест. Римму заставляли каждый раз вертеться по несколько раз. Порою мнения присутствующих не сходились. Шел жаркий диспут.
– Римма, это тебе подойдет. На поясе чуточку приталим. Мне оно нравится. Как ты считаешь, Маша? Лучше я пока не видела, – Мира Самойловна еще раз обошла вокруг дочери. – Выбор за тобой, моя хорошая.
– Мама, если мы его приталим, у нас обратно его не примут.
– Мы ничего резать, кромсать не будем. Осторожненько я уберу на талии чуточку лишнего и все. На следующий день после свадьбы верну все на свое место, к нам не придерутся. Лучше этого мы не видели.
Платье белое, атласное, шикарное. Полустоячий воротник был по краям украшен бисером, которые при свете электрических лампочек переливались, излучая радужное свечение. Хотелось все время этим любоваться. Внизу платье было расклешено и заканчивалось оборкой из голубого шелка, нечто похожее было на героине фильма, которую исполняла Людмила Гурченко в фильме «Карнавальная ночь». За выбором обуви для невесты проблемы не было. В первом же обувном магазине набрели на светло-голубые туфли с высоким каблуком и высоким задником, спереди переплеты охватывали стопу ноги.
– Теперь по высоте я сравняюсь с Женей, даже на пару миллиметров буду выше, – надев туфельки и позируя мамам, сказала Римма.
Вот долгожданный день настал. С одной стороны он особенный, с другой – обычное явление, сколько раз бывали на других свадьбах. Но это же наша свадьба! Волнения захлестывали Римму и Женю, и самых близких родных, принимавших непосредственное участие в ее организации. Как бы все прошло нормально, чтобы все приглашенные пришли и остались довольны.
Жених и невеста стояли близко от входа в салон ресторана. Приехали на час раньше. К их удивлению возле угла помещения крутились две пары. Они приехали из Ашкелона. Поезда, автобусы под их желания не ходят, поэтому оказались здесь так рано.
– Заходите, посидите, придется подождать.
Время двигалось быстро, гости пошли потоком, кто вдвоем, кто большей группой. Молодожены временно спрятались, гостями занимались родители девушек. Перед зданием, где на втором этаже расположился ресторан, находилась специальная площадка, на нее вынесли хупу – высокий квадратный белый шатер. Здесь должна была пройти церемония бракосочетания. К Жене и Римме подошел раввин.
– Ребята, пора нам начинать, а то и до темна не управимся.
Вокруг хупы сконцентрировались гости. Зазвучал марш.
– Расступились! – крикнул кто-то.
Через всю толпу важно спокойно вышагивала невеста в окружении ее родителей. Вошли в шатер, родители отошли на задний план. Теперь настала очередь шествовать жениху, его сопровождала мама Лиза, с другой стороны за неимением отца шел Борис Герман, чуть позади скромно топала Маша. Гости дружно сопровождали этот пешеходный кортеж дружными аплодисментами, криками, улюлюканьем. Кое-кто просто визжал от восторга. Здесь с пришедшими повторилась та же церемония. Женя и Римма выдвинулись немного вперед.
Начался религиозный еврейский церемониал возведения жениха и невесты в ранг супругов. Некоторым гостям пришлось становиться на цыпочки, чтобы все увидеть. Раввин читал молитву, некоторые слова молодые повторяли за ним. Нужно было быть знатоком Торы, чтобы все хорошо понять. Раввин закончил чтение молитв, открыл бутылку красного вина, сам выпил бокал, затем налил Жене и Римме. Те выпили по глоточку. Жених положил пустой бокал вниз, топнул по нему ногой. Чтобы никто не поранился, он был завернут в бумажную салфетку. Вновь громкие крики. Первыми поздравили молодоженов родители, затем двинулись гости. Некоторые пожилые старались поцеловать невесту в губы. Приветствовали новую семью и шли занимать места в ресторане. И здесь был свой порядок.
Владислав Рейнгольц, отец Риммы, и Борис Герман помогали рассадить пришедших гостей за столы, которые были пронумерованы. Заранее гости были распределены по местам, Женя с Риммой и Машей старались, чтобы за одним находились близкие родственники, знакомые. Так им интереснее, проще общаться. И пошел пир горой. В Израиле редко напиваются до умопомрачения, хотя на столах выпивки хватает.
Всю эту процедуру и дальнейший ход торжественного праздника снимал нанятый ребятами фотограф. Женя и Римма посидели немного за одним столом с родителями, затем стали ходить среди народа, который усердно поглощал пищу. В руках они держали бокалы с вином. Гости подымали за новобрачных тосты, все дружно чокались, выпивали. Молодожены лишь делали вид, что пьют вино, и шли к следующим столам.
Поначалу музыканты играли тихонько, не мешая гостям питаться, затем перешли на танцевальные мелодии. Солировали молодая дама и мужчина постарше. Они пели то в одиночку, то вдвоем. Тамада, один из музыкантов, пригласил жениха и невесту станцевать вальс. Они кружили, глядя друг другу в глаза. Гости вскоре освоили центр свободной площадки. Шла спокойная музыка: танго, фокстрот, потом пошли быстрые ритмичные буги-вуги. Молодежь захватила пространство, руки, ноги, плечи выдавали различные быстрые движения. К ним подтянулись люди постарше, один из них заслужил даже аплодисменты остальных танцующих..
Немного устав от танцев, Женя и Римма отошли в сторонку, прислонились к барьеру. К ним подошла Вика с молодым парнем.
– Здравствуйте. Извините за опоздание. Знакомьтесь – Георгий, мой муж.
Поприветствовали рукопожатиями друг друга. Парень был спортивного телосложения, довольно симпатичным, черная грива волос оседлала его голову, смуглое восточное лицо, одет элегантно, этакий франт. Голову держал высоко, смотрел несколько иронично на молодых. Как дела? Что нового? Поговорили с минуту и разошлись.
– Римма, я ее раньше видел совсем с другим парнем. Мне он не очень понравился, этакий пижон, Георгий смотрится более серьезным человеком. Хотя слишком задирает нос. Дай боже, чтобы у них все было нормально.
– Милый, не будем осуждать других. Ей подходит, ну и ладно. Тем более, мы с ним только сейчас познакомились.
Гости начали расходиться, наконец, остались лишь самые близкие. Отец Риммы пошел к хозяину ресторана Дани Кишону, расплатился за предоставленные услуги. Женя и Римма дали ему деньги, поручили рассчитаться за прекрасно проведенный вечер, угощения, выделили отдельно чаевые официантам.
– Если бы ты знал, как я устала, – Римма прилегла слегка на плечо мужа. – Хочу скорее в кроватку, распластаться и заснуть.
– Хорошая моя, у нас же первая брачная ночь!
– По-моему, она у нас была гораздо раньше. Мы с тобой страшные грешники. Бог здорово нас накажет. Точно попадем в ад.
– Мы что-то плохое сделали? – с удивлением спросил Женя. – Хотя настроение было далеко не хорошее, оба той ночью остались довольны. Для чего же боженька приставил к Абраму Еву? Они же без свадьбы, без раввина совокуплялись, родили детишек, не провели обрезание. Мы с тобой немного все же будем соблюдать каноны Торы.
– Нельзя смеяться над святыми делами. У тебя сегодня хватит силы на подвиги? Сам едва не шатаешься.
– Пока мы приедем домой, уже будет завтра. Значит, к тому времени мы отдохнем и займемся святым делом.
– Ты ненасытный жук. Грешником был, грешником и остался. Что не сделаешь для молодожена, придется грешить.
– Это не грех, а благое дело.
Спустя две недели Женя и Римма купили билеты до Петербурга, где полазили по выставкам, посмотрели достопримечательности города, вылетели в Норвегию, где любовались фиордами. Посетили Вигеланд-парк, с множеством скульптур, крепость Аксерсхус, музей кораблей викингов, музей Кон-Тики. Это было их свадебное путешествие. Выбрались на несколько дней в Финляндию, оттуда до Петербурга рукой подать. Вернулись домой уставшие, но чрезвычайно довольные. Две недели отпуска прошли в хорошем настроении.
Глава 4
Второй год служила Вика в воинской части. Часто с боевыми товарищами участвовала в поимке террористов, охране аэропорта, когда в Израиль приезжали руководители других государств. Она не рассчитывала попасть сегодня домой, но во второй половине дня сказали, что отпускают на два дня – езжай, отдыхай, заслужила. Вика стояла на развилке дорог, голосовала. Пятнадцать минут прошло, но никто не остановился. Начинало темнеть, стало страшновато. Но вот серебристый «Нисан» притормозил возле нее. Вика осторожно подошла, знала, что нельзя садиться в первую попавшуюся машину, мало ли кто там едет. Может террорист или насильник. Последних она не очень боялась, прошла хорошую боевую подготовку, могла дать отпор, разве что их наберется несколько человек. Приоткрыла дверку, глянула – салон пустой, за рулем вполне порядочное лицо, забросила свой мешок с вещами на заднее сиденье, села, пристегнулась. Водитель поехал.
– Мне бы в сторону Хайфы, – просительно произнесла она, не глядя на шофера.
– В сам город?
– Да, – только сейчас Вика прислушалась к говорящему. Голос был негромкий, приятный. Повернулась к нему лицом, присмотрелась. Ух, ты! Красавец! Темный, но стриженный, с усами, руки волосатые – джигит! Да и по годам не на много старше ее, где-то лет под тридцать.
По дороге разговорились, познакомились. Парня звали Георгий, он был профессиональным спортсменом, занимался плаванием. Беседовали не только об этом, хотя спорт он считал главным в своей жизни. Он интересовался, как ей служится, что собирается делать после демобилизации. Поделился с девушкой свежими анекдотами. Оба дружно похохотали. Время шло быстро, скоро въехали в Хайфу. Георгий привез ее прямо к дому.
– Вика, приглашаю тебя в кафе.
– Сегодня не могу, извини меня. Посмотри, который сейчас час. Мне необходимо отдохнуть немного. Служба – это не игра в домино, и с родителями немного побыть не помешает. Давай перенесем свидание на завтра. Георгий, ты сможешь?
– Никаких проблем.
Они поженились через месяц. Свадьбы, как таковой, не было. Тихо без торжеств, без гостей, без друзей. В небольшом кафе собрались жених и невеста, родители Вики. Оказалось, что отец и мать Георгия погибли в результате террористического акта, когда возвращались домой из Тель-Авива. Об этом он сообщил невесте перед самым бракосочетанием. Вика была очень удивлена тем, что только теперь жених ей об этом рассказал. Зачем было сохранять в тайне такое трагическое событие? Не доверил ей самое сокровенное.
Сказать, что молодой человек не понравился Германым, будет неправдой. Им он показался серьезным человеком, спортом усиленно занимается, брал призовые места на соревнованиях. О внешности и говорить не приходится. Главное, чтобы Вика была довольна, ей же с ним жить. Что ж, будь счастлива, доченька!
Прошло около полугода, молодую жену начало тошнить. Проверилась, оказалась она забеременела. Дождалась возвращения Георгия, решила порадовать его. Реакция мужа для нее была очень неожиданной. Он схватился за свою стриженую голову, стал бегать по комнате, затем схватил ее за плечи и завопил:
– Ты что, с ума сошла?! О каком ребенке может быть речь! При наших денежных доходах мы себя едва можем прокормить. Тебе нужно было предохраняться. – Немного успокоившись, добавил: – Мы ведь с тобой только начинаем жить, стоит ли обременять себя детьми.
– Мне, говоришь, предохраняться? – не выдержала Вика. – А ты почему не думал, что в результате наших отношений может кто-то родиться? Почему сам не предохранялся? Мы создали семью, так я думала, чтобы потом родить детей, растить их и воспитывать. Если у тебя были другие планы, нужно было поделиться ими и принимать меры, в первую очередь, самому. А ты всю вину на меня взваливаешь.
– Согласен, я виноват, извини. Но положение такое, что с малым ребенком нам очень трудно придется. Сама рассуди. Где мы его будем держать? У нас не квартира, а пристройка, хотя деньги за съем платим не такие уж маленькие. Нужно идти к гинекологу и сделать аборт, чем раньше, тем лучше. Подожди! Ты ведь можешь по этой причине уйти из армии. Возьми у врача справку о беременности и передай своему начальству. Тебя тут же отпустят, пойдешь работать. Детей заведем, когда немного заживем лучше.
В чем-то Георгий был прав, но его правота била ее в сердце, в душу, она хотела бы не соглашаться с ним, но противоречить было бессмысленно. За это непродолжительное время Вика уже поняла, что он жестоковатый человек, что лучше ему не перечить, хотя поначалу этого качества характера жениха, затем мужа не замечала. Что делать, она любит его, дрожит, когда видит, хочет его всей душой, телом. Не в чем отказать ему не может. Но одно дело чувства, другое дело сама жизнь. Маленький грузик, лежавший на ее сердце, с каждым днем становился тяжелее. Она уволилась из армии, вскоре сделала аборт. С этого времени еще больше почувствовала, что их взаимоотношения разлаживаются, что с каждым днем они становятся более чужими. Вполне возможно, что и раньше закрадывались дурные мысли, только она не давала им развиваться, останавливала.
Устроилась Вика няней в детский сад продленного дня. Ее смена была всегда утром, об этом попросила ее сменщица Зина. У нее дети учились в начальной школе, после обеда за ними могла присмотреть ее мама, а с утра было некому. По вечерам Зина помогала старенькой женщине. Поэтому Вика работала с семи утра до часу дня. К сожалению, платили по минимуму. Ее муж Георгий нигде не трудился, не только тратил ее деньги, да еще в такую кабалу она из-за него влипла, что голова лопалась от дум, как из нее вылезти, как выплатить долг. Хоть ты на улицу иди побираться, можно, конечно, заняться другой работой – торговать своим телом. Там, говорят, девушки хорошие прибыли имеют. Нет, я не такая уж пропащая женщина, родители помогут, сама что-нибудь придумаю.
Им нужны были деньги. Вроде на еду немного уходило. У Вики была возможность пообедать в детском саду. Георгий, когда бывал на тренировках, его бесплатно кормили за счет спонсоров. Но он почти ничего не вносил в домашнюю кассу. Частенько по вечерам уходил из квартиры, приходил домой под утро. Оправдывался, что никого, кроме нее, у него нет. Просто днем бассейны заняты клиентами, поэтому они тренируются по ночам. Клялся, что ни разу ей не изменил. Она ему верила.
В один из дней, когда Вика вернулась с работы, Георгий еще лежал в койке. Он обнял ее, стал целовать, быстро раздел. Его горячность тут же увлекла ее. Более часа они предавались любви. Потом оба поочередно приняли душ. Он попросил ее присесть на стул. Вика была рада его хорошему настроению, таким хотела видеть всегда, ради этого стоило жить, подумать, где найти дополнительный заработок. Хорошо, что ее родители подкидывали деньжата. Несколько дней назад Жора сообщил, что уходит из спорта, слишком много завистников, они и выжили его из соревнований.
– Викуша, сама видишь, у нас с деньгами проблема. Я начал поиски работы, но то меня не берут, то предлагают такой мизер, что нет смысла идти туда трудиться. Еще неделька, другая и, надеюсь, найдется для меня подходящая работа.
– Почему бы тебе не пойти тренером по плаванию?
– В сборной Израиля все вакансии заняты, в бассейнах школ оплата очень низкая. Это нас не спасет.
– Какой же выход? Я тоже начну искать дополнительную работу. К сожалению, у меня нет никакого образования, специальности.
– Я поразмыслил и решил, что нам нужно взять ссуду в банке.
– Кто ее нам даст? На мою зарплату глянут и скажут: в рассрочку тысчонку можем предложить. Это нас не спасет. Тебе тоже не дадут.
– Но есть ростовщики. Ничего страшного, возьмем деньги, за два-три года рассчитаемся. Скажи, твой отец не может меня устроить на завод? Там платят отлично.
– Я говорила с папой, он там не настолько силен, чтобы рекомендовать взять тебя на работу. И кем ты мог бы там работать: слесарем, мастером, крановщиком, менеджером? Ни у тебя, ни у меня нет достойного образования.
– Пойду официантом, там и чаевые дают. Я уже толковал с одним хозяином ресторана, он просил, чтобы я зашел к нему после выходных.
– Это уже ближе к делу.
– Вика, так что насчет обращения к ростовщикам?
– Что ж пойди, займи деньги.
– Нужно тебе к ним идти. Мне не хотят давать, так как я пока безработный.
– А подождать нельзя?
– Нет, мы обнищали до невозможности.
Георгий завел Вику в ресторан «Бэр» – «Медведь». Оставил ее у стойки бара, сам пошел на второй этаж. Пробыл недолго, вышел, махнул ей рукой, чтобы поднималась по ступенькам вслед за ним. В комнате сидело двое мужчин: один среднего телосложения, выпирало небольшое брюшко, другой – высокий, тощий, как будто месяц его не кормили. У первого на голове волос почти не было, от лысины отражался свет от электролампочек. У второго мужчины голова была в густых черных кудрях, позади макушки была сплетена косичка. Он покрутился на кресле, попросил подойти поближе, спросил у Вики:
– Знаешь, чем все заканчивается, если во время не вернешь деньги? Вместе с процентами вы должны будете, не позже чем через два года, вернуть двадцать тысяч долларов. Перед тобой бумага, внимательно посмотри, прежде чем подписывать, чтобы потом не было вопросов, слез, истерики. В любом случае ссуду мы с вас взыщем. Не буду рассказывать, какие меры мы предпримем. Обоим жизнь адом покажется.
Вика кивнула головой, взяла предложенный ей листок. Все перед глазами плыло. Она тряхнула волосами, поморгала несколько раз, стало доходить то, что написали на страничке. Посмотрела на мужа, вздохнула и подписала.
Георгий стал работать официантом, но не долго. Его выгнали, как нерасторопного работника, но, главное, за то, что он прикарманивал деньги клиентов ресторана. Вика почти ежедневно ругалась с мужем. Он молчал, старался не спорить, тут же убегал. Однажды все же проговорился, что не изменяет ей, а ходит в казино. Обещает ей вскоре стать богатым, он уже хорошо изучил систему игры в казино. Потерпи немножко.
После получения денег у ростовщиков, Георгий рассчитался с долгами картежникам, но Вике показалось, что он входит в новые долги. Тут и обратила внимание, что он начал употреблять наркотики. Она подняла бунт, но разговаривать с ним на эту тему было бесполезно. С ней в школе учился один парень-наркоман, родители что ни делали, все было зря. Вика решительно собрала вещи и ушла к папе и маме. Пришлось самой подавать на развод, хотя Георгий не хотел соглашаться, продолжал клясться в любви. В раввинате он заявил, что к ссуде не имеет никакого отношения, она взяла, пусть и рассчитывается. Вот тебе и приехали! Этого она совсем не ожидала. Красивый парень оказался дерьмом.
Спать совсем не хочется, голову будоражат мысли. Георгий, Георгий! Я ведь думала, что мы с тобой будем жить долго и счастливо. Ты казался таким надежным, уверенным. Мы оба допустили ошибку. Неужели кроме спорта ничего не можешь делать? Но дело прошлое, расстались, нечего попусту голову ломать. Долой эмоции, иначе снова начну плакать. Родители, скорее всего, послали меня не просто отдыхать, а чтобы я по настоящему задумалась о своей жизни. Сколько беспокойства им доставила. А начиналось все просто замечательно.
Когда Вика вернулась домой, родители обрадовались. Дочь раньше им рассказывала о пристрастиях Георгия, сообщила им, что взяла деньги у ростовщиков. Она никогда раньше не плакала, сейчас ревела, положа голову на плечо матери. Отец пообещал, что предпримет все усилия, чтобы этот долг закрыть.
Минуло года два после свадьбы. В одном из магазинов встретились Женя и Римма с Борей и Евгенией. Поговорили на ходу о том, о сем.
– Давно мы с вами не пересекались. Загляните ко мне, есть разговор.
Женя не придал особого значения словам друга, хотя обещал выполнить просьбу. Они пожали друг другу руки, разошлись каждый по своим делам. Желание Бориса он забыл. Тот позвонил, напомнил товарищу об обещании. Пришлось Жене бледнеть, краснеть, извиняться. Неужели старею, подумал он, надо тренировать память. Тут же позвонил Римме, просил ее не задерживаться с работой, так как их позвали на ужин Борис и Евгения.
К Германым они пришли около семи часов вечера. Стол был накрыт, довольно скромный, ведь это ужин. Съели по кусочку жареной рыбки, был и зеленый салат на столе, выпили чай, кофе с тортом и удобно разместились на кожаном диване. Евгения спросила, как им живется-можется, ведь давно не виделись. Ответили. Борис решил обрисовать проблему, которая его мучила последнее время.
– Беда с Викой, не знаю даже чем помочь ей.
– Рассказывай.
– Вы многое о ней не знаете. После окончания школы учиться дальше не захотела. Ее призвали в армию. Она встречалась с одним парнем, другим, но долго с ними не гуляла. В годы службы особо свободного времени для личной жизни у нее не было. Однажды, когда Вика возвращалась домой, ее на своей машине подхватил молодой мужчина. Георгий был спортсменом, как он утверждает, получил серебряную медаль на соревнованиях в Израиле по плаванию. Вика с ним приходила на вашу свадьбу, так что имеете представление, каков он внешне. Красавец, стройный, к тому же умеет заговаривать зубы, за словом в рот не лезет. Сами знаете – внешность бывает обманчивой. Несколько дней назад смотрю, моя доченька приходит пришибленной, смурой. Я к ней с расспросами, что да как. Оказалось, что Георгий заядлый игрок в казино. Проигрывает все деньги, что оба зарабатывают. Это не так уж много, они не миллионеры. Какой может быть у него спорт в таком положении.
– Извини Борис, разве в Израиле есть казино?
– Официально нет, но знаешь, кто ищет, тот находит. Где-то на территориях есть подпольные казино. Когда-то было на корабле, который уходил в открытое море за пределы границ страны. Георгий считает себя хорошим игроком, но в последнее время ему не везло. Раз за разом проигрывал. На все вопросы нашей дочери он отшучивался. Вскоре у него появилось еще одно увлечение – марихуана. Вика об этом не подозревала, но затем поняла по его поведению, увидела следы уколов на руке.
– Ну и что? – ответил он ей на ее обвинения.
– Как что? Ты же наркоман! У тебя вся рука исколота. Я забыла, когда ты мне приносил деньги. Если бы не родители, ходили бы голодными.
– Я не наркоман. Подумаешь, разок в неделю уколюсь, и все. Давай я тебя угощу ампулой, увидишь, какой кайф получишь. Еще потом попросишь.
– Да пошел ты к черту! Чего я тебе прилипла? Думала настоящий спортсмен, вместе с тобой буду ездить на международные соревнования по разным странам. Тебя же выгнали с секции плаванья. Угадала? Я ухожу от тебя, ты мне не нужен.
Борис тяжело вздохнул и продолжил: — Так они расстались. Это не первая беда в их жизни. Вика до выхода замуж забеременела, Георгий настоял, чтобы она сделала аборт, дескать, у нас не хватит средств, чтобы еще содержать детей. Одна беда догоняла другую. Незадолго до того, как она поняла, что он собой представляет, Георгий уговорил ее взять ссуду, но не в банке, а у ростовщиков, ее нужно вот-вот вернуть. А он ее продул в казино за одну неделю. «Я все верну, все сам верну», – утверждал мот. Пустые слова дурной головы. Могла же Вика, прежде чем брать в долг деньги, с нами посоветоваться. Не пойму, что за характер у нее, делает все не думая. Поздно она послала его, сами знаете куда. Теперь она живет с нами, злая, расстроенная.
– Скажите друзья, есть у вас возможность одолжить деньги года на два?
– Боря, сколько?
– Нужно двадцать тысяч долларов. Но мы будем рады любой сумме. Если не можете, скажите, мы не обидимся. Сами попали в заварушку, самим и выпутываться. Не представляете, как я зол на Вику. Сколько она крови попортила.
– Боря, Евгения, понимаете, сумма солидная. Нам необходимо посмотреть на наши ресурсы. постараемся помочь. Да, Римма?
– Что за вопрос, выручим.
– День, максимум два, мы сообщим о сумме, которую сумеем вам предоставить, – добавил к словам жены Женя.
В разговор вступила Евгения: – Не волнуйтесь, мы отдадим с процентами.
Ее тут же перебил возмущенный Женя: – Вы за кого нас принимаете? Помочь друзьям наш долг, мы не ростовщики, не спекулянты. Дома обсудим сей вопрос и сообщим вам.
– Нам, честное слово, неудобно, – Борис подавил глубокий вздох. – Всю жизнь старался быть никому не должен, а тут…, – он взмахнул рукой. – У нас есть выход – срочно продать дом, снять жилье. Не очень хочется на это идти. Перетаскивать мебель, вещи. Евгения и надоумила обратиться к вам. Мы очень благодарны вам.
– А без жены ты не знал о нашем существовании? Правильно поступили, мы ведь давние друзья. Евгения, чаще учи уму-разуму своего благоверного.
Необходимая сумма была собрана и вручена Борису. Вика получила развод, георгий обязан был ежемесячно выплачивать ей определенную сумму. Но у него не было постоянной работы, а значит, деньги Вика не получала. Борис с Евгенией раз в полугодие переводили на счет Жени определенную сумму сэкономленных денег.
Родители обрадовали Вику. Ей перед ними было очень стыдно. – К сожалению, у меня таких друзей нет, завидую вам, – с грустью заявила она им. В тот же день Борис с дочерью поехали к ростовщикам, вернули все до последнего шекеля, что должны были. Вика забрала расписку, которую давала при получении денег, тут же порвала на мелкие кусочки, выбросила в урну подальше от данного места.
Чтобы быстрее отдать долги Жене с Риммой, Вика в послеобеденное время стала работать спасателем в бассейне. Окончив смену в детском саду, по-быстрому перекусив дома, отправлялась на дополнительную работу. Жора, бывший муж, не мог зарабатывать на жизнь, она же способна была работать день и ночь. Вика пообещала родителям, что, пока не выплатит долг, не возьмет ни одной агоры с денег, получаемых ею за свой труд.
Самое интересное Вика узнала после развода – Георгий ее обманывал, говоря, что его папа и мама погибли. Она их увидела, они на легковой машине приехали забирать и успокаивать бедного сыночка из раввината после развода. Чудеса! Разве можно жить с таким обманщиком, лентяем, картежником? Прежде чем выходить замуж, нужно хорошо понять, что он собой представляет. А то обрадовалась красивой физиономии, вот и получила мужа лгуна и бездельника. Вика, тебе винить некого, только себя. Учись, на старших глядя. Немножко головой думать в моей жизни никакого Георгия. нужно, а не мягким местом. Кажется, мои мысли повторяются. Забыла, забыла, забыла его! Не было в моей жизни никакого Георгия.
Глава 5
– Загорин, вас просил зайти Лев Марон, – сообщила сотрудница отдела доставки товаров. Женя поднялся, начальник порта зря не вызывает. Пришел в кабинет, там находились двое работников порта. Лев Марон тут же прервал разговор с ними и сообщил вошедшему Жене, что нужно срочно тщательно проверить качество поступившего материала, разгрузка которого в данный момент заканчивается.
Погода была очень жаркой. Пока дошел он до разгрузочного участка, весь вспотел. Проверил большую часть доставленного материала, тут же на бумаге отметил его пригодность. Он не стал ждать разгрузки последнего контейнера, который находился на барже, зашагал мимо крана в контору. Как раз над ним и завис упакованный ящик. Крановщик резко засигналил, Женя задрал голову, груз падал прямо на него. Он резко отскочил в сторону. С шумом, треском ящик свалился вниз и развалился. На него посыпались щепки, картонные коробки. Большой кусок доски ударил убегавшего Женю прямо по икре левой ноги. Невыносимая боль парализовала его, он упал, стукнулся головой об асфальт и потерял сознание.
Скорая помощь прибыла через семь минут (так ему позже сообщили) и забрала Женю в больницу Рамбам. Не прошло и получаса, как туда добралась Римма, впопыхах она не разобралась, кто ей позвонил. Вся в мыле дошла до приемного покоя, ей сказали, что нужно подняться на четвертый этаж, где находилось хирургическое отделение. Женя еще был на операционном столе. Дежурная медсестра шепнула, что у мужа повреждена кость ноги, но никакой опасности для жизни нет. Прошел час, второй, а из отделения никто не выходил. Римма садилась и тут же вскакивала, ходила от одного угла до второго, оборачиваясь на любое движение позади ее, на стук обуви. Едва дождалась выхода из палаты хирурга.
– Доктор, что с моим мужем?
– Мадам Загорина? Вашего мужа сейчас отвезут в обычную палату. Не волнуйтесь. Мы вправили малоберцовую кость, закрепили несколько обломков. Травма серьезная, но ходить будет, быть может, с палочкой.
– А спина у него не пострадала?
– Есть несколько царапин, но это несущественно, не беспокойтесь.
– К нему можно?
– Почему нет, можно. Но он проснется часов через двенадцать. Не вижу смысла находиться с ним. Лучше приходите завтра.
Тут и вывезли каталку с лежащим на ней прооперированным Женей. Все тело его было накрыто простыней, голова была забинтована, на лице кислородная маска. Ничего себе, не волнуйся! Куда делся хирург? Разговаривает с другим посетителем.
– Доктор, что у него с головой?
– Небольшое сотрясение. Еще два дня и снимем повязку.
Римма стала догонять каталку с Женей. Успела заметить, куда санитары повернули, вместе с ними успела войти в лифт, затем в палату. Присела на стульчик возле него, взялась за его руку, она была ледяной, ведь в операционной всегда холодно. Она посидела с часок, та часть лица, которую видела Римма, была синеватой. Она подправила ему прическу на голове, раскрыла простыню, что лежала на Жене, посмотрела на ногу в гипсе. Решила, что хирург прав, действительно лучше придти к мужу завтра.
Утречком Римма вновь была возле Жениной койки. Присела на ее краешек. Ему поставили капельницу, медсестра систематически навещала его, поправляла приборы. Кислород все также продолжал поступать через маску. Женя порою стонал, изредка открывал глаза, но на голос Риммы, зовущей его, никак не реагировал.
– Он вас пока не видит, но говорят, что такие больные слышат, – объяснила медсестра. – Потерпите еще сутки, боль у него пройдет, сумеете с ним поговорить. Придет время, еще станцуете с ним, а то и спляшете.
На следующий день Римма заметила перемены: дыхательный прибор был снят, убрали и повязку с головы. Женя дышал самостоятельно, только сейчас она заметила, какое лицо у него бледное, чуть не расплакалась. Взгляд стал осмысленным. Он пожал ей руку, попытался улыбнуться, но не получилось. Римма прижалась губами к его щекам, услышала, что он что-то шепчет, но не совсем расслышала его.
– Повтори.
– Лю-блю.
– Беречься надо было, тогда бы и пригодилось твое «люблю».
Она отвернулась, платочком вытерла слезы. Женя покачал головой, намекая, что плакать не нужно. Во все дни, которые муж провел в больнице, Римма навещала его, а иногда и два раза в день, кормила его. Она знала, что по утрам самое его любимое блюдо – манная каша с изюмом. Здесь манку давали, но без ягод. Римма делала ее вкусной и сладкой.
– Расскажи, о чем ты мне говорил, когда лежал без памяти.
– Сама сказала без памяти. Мне казалось, что я на высокой горе, а передо мною пропасть, вокруг туман. Кто-то снизу тянет ко мне руки, зовет, но я боюсь упасть. Не стоит такое вспоминать. Моя прекрасная леди, мне кажется, что вижу тебя сейчас больше, чем дома.
– Радуйся. Вернешься с больницы, сбегу от тебя. Обрадовался, что все тебе здесь угождают, возле тебя бегают.
Действительно, бегали. Когда он пришел в себя, ему чертовски было неудобно пользоваться «уткой», поэтому слегка окрепнув, преодолевая мучительную боль, стал вставать с койки и с помощью алехона, стараясь не повредить раненую ногу, волочил ее, кое-как добирался до туалета. Навещала Женю мама, но он просил, чтобы приходила как можно реже, обещал ей звонить ежедневно. Но разве маме прикажешь. В этот день к нему пришли не только мать, но теща с тестем, и друзья Боря и Евгения Германы. Женя в шутку стал шуметь:
– Что вам здесь медом намазано? Слетелись как пчелы в улей. Из-за вас меня не выписывают. Приносите сладости, фрукты, я ими угощаю персонал, поэтому держат в больнице. Брысь по домам!
После того, как он стал понимать, где он находится, к нему пришли из порта. Посетили еще несколько раз. Сегодня вторично навестил коллега по работе Моше Брайнин, старожил порта, у Жени с ним с первых дней прихода его на предприятие завязалась дружба. Как обычно, Моше был в черной кипе, белой рубашке, снизу ее были видны кцицот. Оба рады были видеть друг друга.
С первых дней устройства Жени на работу, его начал опекать семидесятисемилетний Моше Брайнин. Небольшого роста, полноватый, только по бокам свисали седые волосы. Появился перед ним неожиданно в первый день работы в порту, как раз незадолго до обеденного перерыва. Женя удивился: перед ним был очень пожилой мужчина, немножко сутуловатый. Чего такому старику здесь делать? На отдых давно пора. Годы порядочно уменьшили рост Моше. И все же энергии, живости у него хватало. Женя вначале не знал, как отнестись к этому человеку. Старичок ходил от одного работника к другому, все были рады ему, беседовали с ним. Непонятно, в какой роли Моше находится на данном объекте предприятия. Женя замечал, что того изредка приглашают к начальству.
– О, у нас молодое пополнение! – воскликнул он при первой встрече, глядя на мужчину средних лет за одним из столов в администрации порта. Тут же похлопав Женю по плечам представился – Моше. – Что оставалось делать ему, подал руку, назвал свое имя. С тех пор и завязалась дружба двух мужчин, хотя Жене недавно исполнилось тридцать пять лет, а Моше – был более чем на тридцать лет старше нового знакомого. Но о его возрасте Женя узнал гораздо позже.
Новичку объяснили, что Моше Брайнин – консультант на важных переговорах администрации порта с местными и зарубежными дельцами. Раньше он часто ездил за границу, теперь годы, болезни не позволяли летать самолетом. И Евгений Загорин, скорее всего, будет ему заменой. Готовься к поездкам.
Как-то глядя на документы, которые оформлял Женя, Моше ткнул пальцем в одну из строк, попросил его еще раз проверить написанное. Молодой работник внимательнее ознакомился с тем, что было на странице, увидел ошибку. Хотел поблагодарить, но Моше был уже в другом краю помещения. Свое искреннее признание он выразил ему позже. С этого времени между ними проскочила дружеская искра, и они часто разговаривали на различные темы. Как-то Моше переспросил его, почему Женя до сих пор не женатый.
– Хороших девушек расхватали, некоторые прячутся, никак не найду подходящую невесту. И меня никто не хочет любить.
– Эх, парень! Выдал бы я за тебя свою внучку, так ты же настоящий еретик. Нет, чтобы постоянно ходить молиться в синагогу, соблюдать еврейские традиции. Ты в жизни хоть раз кипу надевал, в бейт кнессет заходил?
– Конечно, интересно ведь, что собой представляет религиозное еврейское собрание. Знаешь Моше, мне понравилось, как они дружно в унисон поют. Это было на пейсах. На меня надели талес, дали в руки молитвенник. Я едва выдержал получасовое моление, сам то ни бельмеса в той книге не понял, ушел. Был еще несколько раз.
– Что толку с безбожником говорить. Нет, внучку свою я тебе не отдам.
– А я так надеялся. Смилуйся, мой любимый Моше. Я с нее сделаю настоящую атеистку. Будешь смотреть и удивляться.
– Смеешься? Можешь мою дружбу потерять.
– Моше, я же в шутку. Желаю, чтобы твоя внучка и другие потомки нашли себе достойные пары, настоящих ортодоксальных ребят или девчат. Не обижайся.
И вот его старший друг у него в палате. Он передал привет от сослуживцев, поинтересовался состоянием больного, спросил, когда Женю выпишут из больницы.
– Сам должен это лучше знать, ты ближе к богу. Моше, ты случайно не Машиах? Жаль, я так надеялся.
– Женя, а ты еще не надумал стать настоящим евреем, ходить в бейт кнессет? Неужели не веришь, что все сотворено богом? Мы уже с тобой на эту тему говорили.
– Хочешь сказать, что я попал под ящик не случайно, бог меня наказал? За что? И ты желаешь, чтобы я ему после травмы возносил молитвы?
– Вполне возможно, что ты наказан. Все что не делается, происходит с его благословения. Я должен подарить тебе Тору, и все, что необходимо для молитв. Ты ведь в душе человек верующий, просто капризничаешь.
– Спасибо Моше. Ты веришь в бога, десять раз на дню возносишь ему молитвы. А он, бац, забрал у тебя любимого сыночка, погиб от террористического акта. Что-то здесь не нормально. Согласен, всякий живущий на этой земле должен во что-то верить. Мы с тобой оба верующие, только в отличие от тебя моя вера – хороший человек, будь он иудей, христианин, мусульманин, человек, который творит добро в демократическом понимании этого слова. Вы утверждаете, что бог хороший, справедливый. Сколько миллионов человек убито во Второй мировой войне, из них более шести миллионов евреев. Сколько людей гибнет сейчас в войнах, стычках, террористических актах? Частенько свой своего близкого уничтожает. А теперь и меня уложил на больничную койку? За что? Кому я нагадил, пожелал плохого? Где же его справедливость? И тогда, и сейчас гибли маленькие дети, вспаривали животы беременным. В чем малютки виноваты? Разве это доброта? Моше, знаю ты – хороший человек, пусть тебе помогает жизнь, бог. Я надеюсь на себя и добропорядочных друзей. Среди них ты. Я не раз говорил, что уважаю тебя, ты многим помогаешь. Ты для меня и есть олицетворение бога. Извини, разболтался я.
– Несешь ты околесицу, парень. Считаешь, что от обезьяны произошел род человеческий? А все вокруг нас?
– Обезьяны не губят друг друга, не взрывают.
– Все же советую сходить несколько раз в синагогу, может быть, поймешь праведность религиозного образа жизни.
– Религия – это зависимость. Возьми иудаизм: сидеть в автобусе рядом с женщиной – грех, купаться вместе – тоже, специальные пляжи, определенные дни для мужчин, определенные для женщин. Десять раз на дню возносите молитву и провозглашаете, что скоро Машиах придет и весь мир станет счастливым. Ты хоть раз с девушкой танцевал? С женой. Нет просто с девушкой. Ага, в Союзе. Когда я приглашаю незнакомую девушку, чувствую гармонию прекрасной музыки и ее тела. И нет никакого насилия, соблазнения, оба станцевали, поблагодарили друг друга и разошлись. Что говорить: трезвый пьяного не понимает. Кто из нас трезвый – я умолчу. Спасибо тебе, мой хороший товарищ, что приходишь навестить больного телом и душой человека. Еще пару десятков лет и ты меня убедишь в своей правоте.
Пролежал Женя в больнице больше трех недель, ему надоела здешняя пища, хотя она была довольно вкусной. Надоело отлеживать бока, соседство чужих людей, где каждому интересна твоя жизнь. Больше недели умолял доктора выписать его, можно и выгнать, он не против. Когда врач смилостивился, Женя хотел подпрыгнуть, но подумал, если неудачно приземлиться и ойкнет, его обратно завернут в больничную постель.
Забирать его пришла Римма. Она привезла его домой на коляске, где он попал в объятья мамы. Посидел немножко за столом, съел полдесятка вишенок, затем его отвезли в спальню – больному положено отдыхать. Женя попросил самую интересную книгу, Римма принесла ему роман Жюль Верна «Дети капитана Гранта». Фантастика тебя вылечит, будешь мечтать, плыть по морям-океанам, лазить по горам, падать в пропасти. Это лучше, чем подставлять свои тело и ноги под случайные доски, сказала Римма и вышла, чтобы принести ему водички, пить нужно больше, тем более больному. Женя раскрыл книгу, она ему в детстве очень нравилась. Он читал этот роман, но можно еще раз вспомнить героев, события, окунуться в фантастическую жизнь.
– Да отложи ты на минуту книгу. У меня есть для тебя новость, – Римма присела к нему на кровать.
– Хочешь, я угадаю? Ты получила диплом лучшей переводчицы во всем мире.
– Шутник ты, а здесь не до шуток.
– Ну, не пугай меня, рассказывай.
– Я не знаю, для тебя эта новость будет хорошей или плохой.
– Римма, не тяни.
– Женя, я беременна, – она внимательно посмотрела на мужа.
Для него это было неожиданностью. – Беременна? – Он резко повернулся на бок и ойкнул. – Ты серьезно? Римма, милая, не прячь свое личико, отдай его мне, я должен тебя целовать и целовать, и целовать. Ты богиня красоты, богиня моего счастья! Нет женщины в мире лучше тебя! Римма, люблю тебя, боготворю тебя! Я счастлив с тобой, ты – чудо!
– Я напугала тебя? Чего ты так вскочил, ведь у тебя еще рана не совсем зажила. Лицо мое в твоем распоряжении, а к остальному допуск получишь после полного выздоровления. Не нужно лезть, куда не нужно! – Римма обняла его голову, их губы слились в длительном поцелуе. – Ты так и не ответил, понравилось ли тебе мое сообщение.
– Ох, эти женщины! Неужели по мне не видно, что чертовски рад, еще больше буду радоваться, когда увижу малыша и смогу держать его в своих руках. Признаюсь, пока не знаю, как нужно держать такую кроху. Никогда в жизни не приходилось иметь дело с новорожденными. Кстати, а кто у нас родится, кто пополнит семью Загориных?
– Женя, ну откуда я знаю, ведь наш малыш в моем животе-хранилище всего два месяца, еще столько пройдет и рентген покажет, кого нам ждать.
– Риммочка, дорогая, я еще могу с тобой полежать в кровати, обнимать тебя, желать тебя? Уже столько времени все один да один.
– Господин Евгений, какие у вас непристойные мысли. Вы жуткий развратник. Но если бы сам, а то и меня совратил. Придется тебя иногда допускать к моему телу, если твоя нога не будет этому помехой.
– Ты всем рассказала о беременности?
– Моим родителям и Маше, твоей маме не сказала, ждала тебя.
– Может быть, не стоило преждевременно сообщать об этом?
– И тебе не надо было говорить? Беременность в сейфе не сохранишь, без ключа откроется.
– Ты права. Сколько ему уже месяцев? Два с половиной? И ты мне так долго не говорила?
– Тебе не угодишь, то надо было держать в тайне, то сообщить с первой минуты. Я, как и все женщины, не сразу почувствовала, что беременна. Узнала тогда, когда ты лежал в больнице. Чего тебя волновать?
– Риммочка, я рад! Ты мое счастье! Можно тебя поднять и покружить?
– С этого и надо было начинать, но пока сам научись нормально двигаться без тележки, геройствовать не нужно.
Хотя он был дома, врач потребовал от него один раз в неделю приходить на перевязку, вернее ездить. Возила его Римма. Он несколько раз спрашивал у нее, зачем ей инвалид. Она пригрозила, если он еще раз подымет такую тему, покалечит вторую ногу или отрежет язык и сварит его, обильно смажет горчицей, затем ему же подаст. Больничный лист Жене еще долгое время выписывали. К нему домой приходило его начальство. Сотрудники, желали скорейшего выздоровления. Ему же не терпелось начать нормальную трудовую жизнь.
Некоторое время Женя находился на коляске, нужно было беречь травмированную ногу. «Лошадкой» была его Римма, она радовалась, что у нее такая работа, которая позволяет уделять больше внимания мужу. С каждым днем он набирал силы, забросил алехон, начал ходить с палочкой. Поначалу прогуливался вдоль улицы, затем стал выбирать более длинные маршруты. если находил по пути лавочку, мог присесть, почитать газету, прихваченную из дому.
Женя забыл, когда в последний раз приходил в порт. Во-первых, было еще трудновато ходить, во-вторых, не хотелось красоваться с палочкой. Окрепну, тогда и займу свое место. Ему несколько человек объяснили, что он должен получить хорошую компенсацию за принесенный ущерб его здоровью. Женя позвонил в бухгалтерию, ему ответили, что вопросом компенсации занимаются, но пока конкретного решения не принято.
Через три месяца после получения травмы пришло письмо от администрации порта. Неужели уже смогу получить деньги за травму? Открыл конверт. В нем сообщалось, что в связи с долгим отсутствием господина Загорина Евгения, его замещал другой человек, который теперь принят окончательно на данное место. В связи с этим Е. Загорин считается уволенным с занимаемой должности. Ему будут выданы заработанные деньги, а также пенсионные начисления.
«Как это уволен? Мне еще до пенсии работать и работать». Женя тупо смотрел на бумажку, толком не понимаю, что с него хотят. «Я уволен?» – несколько раз повторил он. Догадался позвонить Борису, как более опытному товарищу, попросил придти.
– Никакого права уволить тебя у них нет, ты на больничном, – с возмущением заявил друг. – Обнаглели! Тебе нужен хороший адвокат, ты выиграешь дело, предприятие выплатит тебе все, даже расходы на адвоката и судебные издержки.
Его поддержала Римма: – Завтра я тебя отвезу на работу, поговори по-человечески с начальником порта. Потом уже найдем адвоката. Если хочешь, я сама поеду и устрою им бучу. Думают, что на новичка нарвались, то им можно все.
– Женя, к тебе рвалась Вика, но я сказал, что передам ее пожелания здоровья и всего прочего, что и делаю, – Борис пожелал другу скорейшего выздоровления.
– Спасибо и тебе Боря, и благодарность Вике. Пусть будет она счастлива. Ты меня не раз выручал, ты самый лучший друг.
Женя уговорил Римму остаться дома, сказал, что сам допрыгает, ведь он уже в полной спортивной норме. Все будет нормально, могу даже без палочки ходить. Но возьму ее, этой палочкой пройдусь по кой-кому. Он вызвал такси и поехал в порт.
Знакомые и не знакомые служащие порта здоровались с ним. Более близкие ребята останавливались, спрашивали как здоровье, когда выйдет на работу. Он шел по коридору, ведущего к приемной начальника порта, встретил председателя профсоюзного комитета данной организации Эли Шатрана.
– Евгений, рад тебя приветствовать! Давненько тебя не видел. Слышал, слышал. Извини, что не навестил, дел невпроворот. Ты уже приступил к работе?
Женя показал Эли письмо от руководства порта. Тот стал внимательно читать, лицо стало краснеть. – Они что, сдурели? Решили, что ты оле хадаш, что можно запросто от тебя избавиться? Пойдем в мой кабинет, он развернулся на сто восемьдесят градусов и быстрым шагом двинулся к своему месту работы. Женя едва за ним успевал.
– Садись! Эли тут же позвонил секретарше начальника порта. У него был прямой выход на него, но не воспользовался им. Ему ответили, что шеф занят, у него гости с Ашдода, но, вроде бы собираются вскоре уйти. Эли попросил сообщить ему, когда те покинут кабинет.
Прошло пятнадцать минут, они зашли в приемную. Оттуда вышли двое мужчин и начальник порта, пожали друг другу руки и ушли.
– Ты ко мне?, – спросил шеф у Эли Шатрана, он сделал вид, что не видит Загорина. – Проходи, садись.
Эли пошел в кабинет, махнув рукой Жене, чтобы тоже следовал за ним. Руководитель предприятия сел, но пришедшие продолжали стоять
– Слушаю тебя, – сказал шеф, проходя к своему креслу.
– Натан, объясни, в чем дело? Кто, зачем и на каких основаниях уволил этого замечательного, исполнительного работника, хорошего человека? Помню, ты сам хвалил его недавно. И вдруг он получает письмо, что уже не в штате предприятия.
– Загорин, выйди, пожалуйста.
Руководитель профсоюза тоже попросил его подождать в приемной. Женя вышел, подумав, как это начальник вспомнил его фамилию. Молодая смуглая черноволосая секретарша предложила ему сесть. Она внимательно рассматривала его, затем предложила выпить кофе. Женя отказался, он весь был в напряжении, то подымался со стула и ходил в помещении, немного прихрамывая, то садился, растирал рукой ногу. Она, почему то, стала больше ныть. Каждая минута ожидания превращалась в десятки минут. Было из-за чего нервничать. Попробуй, найди нормальную работу с хорошей заработной платой. А ему уже за сорок лет.
В приемную позвонили. Секретарша подняла трубку, тут же поднялась и вошла в кабинет начальника. Почти сразу вернулась, что-то напечатала на компьютере, сняла на принтере и понесла шефу. Не прошло и минуты после ее возвращения на свое место, из кабинета вышел Эли Шатран.
– Держи этот листок, храни как зеницу ока, может пригодиться. Ты не восстановлен на работу. Я шучу. Просто приказ о твоем увольнении считается недействительным. Поздравляю! – Они обнялись. – Евгений, ты можешь в любую минуту выходить на работу, буду рад тебя видеть. Пока же поправляйся. Ах да! Сегодня же будет решаться вопрос о компенсации за травму. Немного займет время. На бога надейся, но советую нанять адвоката. Пусть попотеет. Так будет надежнее.
– Эли, я тебе так благодарен, нет слов.
Женя вышел из порта в приподнятом настроении. Молодец Эли, чтобы я без него делал. Говорят, что профсоюзы ничего не стоят. А зря. Вот и «Макдональдс», куплю ка я на радостях мороженого. Он начал есть «Эскимо». Тут зазвонил его мобильник.
– Да! – Это беспокоилась жена.
– Ты еще в конторе? Чего же не звонишь?
– Не успел, две минуты как вышел. Римма, все в порядке, они отозвали свое решение об увольнении, я буду руководить своим отделом, как только поправлюсь. Так что жду от тебя поздравления. Подробности дома, скоро буду. Пока я с тобою беседовал, у меня мороженое потекло, хорошо, что не на костюм.
– Ты с кем разговариваешь, с мороженым, костюмом или со мной?
– С тобою, милая, конечно. Но здесь такое вкусное «Эскимо»! Пальчики оближешь.
– Привези мне.
– В сумочке холодильника нет.
– Вечером пойдем с тобой, купим по несколько порций разных сортов. Съел уже мороженое?
– Ага, вместе с палочкой. Хочешь я куплю тебе его поближе к дому. Оно не успеет растаять. Какой сорт предпочитаешь? Бегу домой.
– Иди спокойно, не спеши, я в Хайфе, а не за тридевять земель.
– У меня наш город ассоциируется с одним словом – Римма.
– Ох, и любитель ты разбрасывать комплименты.
Глава 6
Когда Женя более-менее стал нормально ходить, вышел на работу. Днем к нему подошел Моше Брайнин.
– Ты почему мне ничего не сообщил?
– О чем вы? Что выхожу работать?
– О том, что тебя собирались уволить.
– Растерялся, не знал, к кому кинуться, кого звать на помощь. Боялся, что мне уже никто не поможет.
– Эх, ты! Учиться тебе и учиться. Не придуривайся, тебя ведь хотели уволить, выбросить из данной организации. Жаль, меня в тот день не было, я бы этому Натану лысую голову песком посыпал. Не знал, что он такой паршивый человек. Явно рассчитывал кого-то пристроить. Компенсацию получил?
— Начали по частям выплачивать.
– В этом хоть не обидели?
– Нанял адвоката, вместе с ним утрясали итоговую сумму.
Однажды в конце рабочего дня, Моше находился рядом с Женей, делились мнениями о претендентах на политический Олимп. Старший коллега предложил пойти к нему домой, дочка, с которой он жил, спекла изумительные круасаны, пальчики оближешь. Принести только тебе, ребята обидятся, а всем не хватит. В это время к ним подошел мужчина средних лет, с небольшой бородкой, в кипе.
– Вы Моше Брайнин? Я редактор приложения «Ветеран и воин» к газете «Вести». Меня зовут Лазарь Данович. Мне посоветовали поговорить с вами, говорят вы интересный человек. Надеюсь, получится неплохая статья. Мое удостоверение, – журналист протянул Моше карточку, но тот и не взглянул на нее.
– Насчет того, что я интересный человек, кто-то явно сочинил. Вот спросите у него, – Моше ладонью показал на Женю, – он скажет, что я датишный, ничего не понимаю в этом мире, устарелый человек.
– Моше просто капризничает, хочет, чтобы его похвалили, – вмешался Женя. – Он самый порядочный человек на этом свете.
– Знаете, Лазарь, мы уже собрались идти домой. Хотите с нами пойти?
– Прекрасно, в домашнем обстановке еще лучше беседовать.
Данович посадил их в свою машину «Субару», и под руководством Моше привез к его дому с небольшим участком. Хозяин познакомил их с девушкой, той самой внучкой, о которой раньше толковал Жене. Жена его умерла девять лет назад, всем хозяйством управляла дочь Сара. Моше пригласил всех за стол, сам убежал. Вскоре на нем лежали те самые круасаны, которыми хотел угостить Женю. Их принесла автор-изготовитель дочь Сара. А отец доставил бутылку вина. Лазарь повертел ее в руках, но этикетки не было.
– Это вино его собственного изготовления, свой патент Моше держит в секрете, – сообщил тихонько Женя корреспонденту.
Они выпили по рюмочке вина, гостям очень понравилось, оно было не очень сладким, но вкусным, закусили круасаном. Все оставшееся Сара тут же убрала. Данович достал записывающее устройство и приступил к Моше с вопросами, вернее попросил его рассказать о своей молодости, работе.
– Это долгая песня. Чего только не было в моей жизни. Вы слышали про городок Городок, вернее это было местечко. Да, так называется небольшой городишко в Минской области. Но, когда я родился, район принадлежал Польской республике. В 1939 году мы стали советскими гражданами. Там я жил, ходил в хедер, постигал науки. С отцом по субботам посещали синагогу. В том же году в школе начали преподавать только на белорусском языке, синагогу превратили в склад горюче-смазочных материалов. А ведь там более половины населения были верующими евреями. Остальные поляки.
Началась война. Я в военкомат: готов, дескать, отдать жизнь за любимую родину. А мне говорят: подожди хлопец, тебе еще только шестнадцать лет исполнилось. Езжай в Минск, будешь окопы рыть. А в Минск через четыре дня вошли немцы. Что делать, куда деваться? Вернулся я к родителям, с нами еще три младшие сестренки жили. Пионерки. Там уже гитлеровцы командовали, они захватили Городок на третий день с начала войны. Никто не успел убежать.
Всех евреев загнали в гетто. Мучили, насиловали, расстреливали. Я с Изей, моим товарищем, решили уйти к партизанам. Уже подбегали к лесу, как немцы, которые ехали на машине в город нас перехватили. К нам присоединили еще восьмерых мужчин, сказали, что они связаны с партизанами, и повели на расстрел. Стоим мы рядочком, а напротив нас ни одного немца, только полицаи. Передо мною мой соученик по училищу Санька Дробыш, вместе в футбол гоняли, он – нападающим, а я защитником. Смотрит на меня нагло, будто я ему что-то должен, усмехается. Но молчит, пошел в сторону, опять вернулся. Тут и полицаев построили, чтобы прикончить нас. Я упал в неглубокий ров вместе со всеми.
Очнулся я в сарае, понял это по мычанию коровы, что стояла в метрах пяти от меня. Что со мною, не помню, в плече сильнейшая боль. Потрогал – перевязано оно. То ли опять задремал, то ли в беспамятстве оказался. Проснулся, темновато. В воротах сарая было окошко, оно днем и давало свет. Слышу, скрипнула дверь. Ко мне подошел старик, вообще-то ему было лет пятьдесят, в те годы это считали старостью.
– Как ты здесь, малость оклемался? Я тебе творожку принес и хлебушка немного. Сильно болит? Денька за два пройдет.
– Где я? Кто вы?
– Давай поговорим об этом завтра. Сейчас покушай это, потом принесу тебе сладкого чаю. Тебя как кличут?
-– Моше.
– Я так и подумал, что ты еврей. Меня зовут Дмитрием, можешь называть дядей Митей.
Он пришел, когда едва рассвело. Принес черного хлеба, кусок мяса. Спросил, как я себя чувствую. Пока я поглощал пищу, дядя Митя рассказал, каким образом я очутился в сарае. Оказывается, полицаи расстреляли нас, ушли пьянствовать, но закапывать нас поленились. Собрали по местечку троих мужиков и велели им сделать эту работу. Но пока их не было, вернулся твой знакомый Сашка Дробыш, заметил, что ты жив. Он тебя и вытащил, увидел меня и попросил спрятать. У тебя плечо все в крови, вокруг чернота, как видно землей рану присыпало. Схватил тебя, положил на плечи и домой. Жинка промыла твою рану, смазала самогоном, ты так заорал, что мы боялись, что соседи могут услышать. Она перевязала тебя, налила в твое горло стакан самогону. Ты и заснул. Дома оставлять тебя я побоялся, перенес в сарай. Здесь хорошо, скошенной травой пахнет. Кушай да поправляйся быстрее, как бы ищейки не пронюхали, что я тебя спрятал. Потом снова пошел ко рву, мужики на меня заорали: «Где прохлаждаешься? Мы за тебя работу должны делать!» Послал я их, конечно. Сынок, подхарчевался немного? Приду только вечером, никто меня не должен видеть здеся. Мы с тобой еще поживем.
С каждым днем мне становилось легче. Жена дяди Мити Аня, мазала рану мою какими-то травами. Хотел сообщить своим родным, что я жив. Но в тот день Дмитрий пришел весь черный, на меня не смотрел. Опустил миску с едой на траву и хотел уйти.
– Дядя Митя, в чем дело?
– Было село, Моше, и нет его.
– Как так?
– Собрали всех евреев из гетто, пригнали еще с других мест и сожгли всех до единого. Твоих тоже, что ты будешь делать.
В меня как будто снова выстрелили. Здесь жили родители и три мои сестрички-малолетки, младшей исполнилось недавно три годика. Она любила забираться мне на плечи и смеялась. Я ее очень любил, да и остальных тоже. Как же я без них? Боже, что творится на белом свете? За что их убили? За что их сожгли? Теперь у них своей могилы не будет. Какие изверги, фашисты! Будьте прокляты! Пусть и ваших детей настигнет такая кара! Как я провел ту ночь, трудно сейчас сказать. Вставал и ложился, ходил по сараю, проклиная всех гитлеровцев. Сжимал кулаки, но что я, раненый, мог сделать. Ни на минуту не заснул.
… У Моше в глазах были слезы, он замолк. Женя и Лазарь сидели и тоже молчали, глотая слюну. Что они могли сказать пожилому человеку, пережившему такую трагедию. Такое исправить невозможно. Моше достал платок, вытер слезы, высморкался, снова продолжил свой исповедальный рассказ.
– В одну из ночей, еще не рассвело, мы с дядей Митей пошли в лес. Углубились километров на десять. Нас остановили партизаны, которые охраняли лагерь. Я остался, а мой спаситель вернулся домой. После партизан, когда нас освободила Красная армия, повоевал с год. Мне дали автомат Калашникова. Честное слово, пуль не жалел, сколько фрицев угрохал – не считал. Вернулся в родной Городок. Там сделали для всех погибших общую могилу, небольшой холм. Сожгли в тот день, а это было 11 июля 1942 года, девятьсот евреев, семьсот двадцать из нашего местечка и сто восемьдесят из ближайших деревень.
Натворили немецкие гитлеровцы бед. В 1950 году я уехал в Польшу, оттуда в Израиль. Приняли меня, душевно обогрели. Вот моя биография. Лазарь, может не стоит она того, чтобы писать на всю страну? Таких, как я, немало. Горя хватило на всех.
– Моше, вы больше в те места не приезжали?
– Был три раза. Хотел поставить общий памятник погибшим евреям с надписью на идиш или иврите. Первый раз не разрешили. Снова приехал спустя пять лет, обратился в обком партии. Те смилостивились. А почему нет, за мои же деньги. Все сделал, договорился с художником, чтобы изобразил идущих на смерть евреев, со строителями возвели плиту. Последний раз был четыре года назад, кое-что нужно было подправить. Живет Городок, но ни одного еврея там не найдете. Чужой стала для них эта земля, город. Жаль, ведь столько крови пролито. Хотел бы чаще приезжать на могилу родных, да сил нет, возраст дает знать – хватит скакать Моше.
Лазарь Данович и Женя, выслушав откровения Моше, глубоко вздохнули. Через их сердца прошли переживания Моше Брайнина. Он немножко рассказал о жизни в Израиле, Женя его дополнил.
– Почему ты не рассказываешь журналисту, скольким работникам смог помочь, направить на верный путь? Лазарь, меня без него давно бы выгнали с моей службы, если бы не Моше. Он ценный работник, поэтому, несмотря на возраст, держат в порту. знаю, незаменимых нет, но он прекрасно знает весь производственный процесс, а главное – он душа коллектива.
Пора было прощаться. Журналист закрыл записывающее устройство, обратился к интервируему:
– Трагичная, но важная история, Моше. Многие сегодня не представляют тех бед, которые коснулось вашего поколения. Правда и сейчас хватает горестных событий, но такого, когда ни за что, ни про что погибли миллионы, не случалось. Ваш рассказ очень важен, надеюсь, его прочтут не только израильтяне, но и за границей. Огромное вам спасибо! Будьте здоровы. Я вам пришлю несколько экземпляров газеты «Вести» с вашей исторической биографией.
Женя и Лазарь поблагодарили хозяина за угощение и интересную беседу, вышли в подъезд. Через две недели в порту повесили газету с рассказом Моше Брайнина «Никогда не забуду». Женя купил в киоске несколько экземпляров данного выпуска, один отдал Моше, второй отнес в порт, третий оставил себе.
Глава 7
– У меня сегодня проверка в отделе гинекологии, – сообщила Римма мужу.
– Что-то у тебя не в порядке? – забеспокоился Женя.
– Нет, плановое посещение. Узнаю, кто мой животик с каждым днем увеличивает, из-за кого меня тошнило.
– Я пойду с тобой.
– Зачем? Меня не нужно каждый раз сопровождать, я не маленькая. Вот когда начнутся схватки, от помощи не откажусь. И я иду не сию минуту, мне назначено на двенадцать часов. Что-либо интересное узнаю, позвоню тебе на работу. Теперь шагай трудись, тебе нужно зарабатывать деньги, а то нечем будет кормить нашего ребенка.
– Не знал и никогда не слышал, что сейчас мужчины кормят малышей своей грудью. Она же у меня совсем малюсенькая.
– Мы поделим наши обязанности. Ты кормишь меня, а я до определенного возраста того, кто пока в моем животике.
– Совсем другое дело, я было испугался, растерялся, разволновался. Риммочка, ты меня успокоила.
Каждый занялся своими делами. Женя отправился в морской порт, Римма занялась хозяйством, нужно было успеть сварить к ужину что-либо вкусненькое. Вчера Женя принес телячий язык, его порядком нужно варить до готовности. Поставила кастрюлю с мясом на огонь и села за компьютер. Перед ней лежала книга израильского историка, которую необходимо было перевести на английский. Рядышком стопкой лежали словари: иврито-английский, англо-ивритский, русско-английский (иногда и к нему приходилось обращаться, чтобы перевести с иврита). Она вовремя спохватилась, у нее же очередь к врачу. Успела попасть, даже минут десять просидела, ожидая ухода предыдущего клиента. Доктор осмотрел ее, удивил и озадачил. Не ожидала такого результата. Но все плохие мысли прочь, придет Женя, поговорим. А пока телефонный звонок, чтобы не беспокоился.
– Еду домой. Все в порядке, подробности, когда придешь.
– Как самочувствие твое и ребенка? Кто будет? Кто? – последние слова он просто прокричал в мембрану телефона. Рядом находившиеся удивленно обернули свои лица к нему.
– Не переживай, все здоровы, ждем с нетерпением тебя. Приедешь, все расскажу, ничего не утаю. Целую и жду.
– У тебя все в порядке? Что-то голос взволнованный.
– Все в полном ажуре. А волнения в порядке вещей, все-таки кто-то в животике растет, начинает шевелиться.
– Опять кто-то! А конкретно?
– Успокойся, пожалуйста. Я подъезжаю к дому, закончу готовку обеда для нас с тобой. – Римма отключила мобильник.
Хорошо говорить: не переживай. Не зря в ее голосе изменения, что-то не так. Если бы было нормально, сразу сказала бы: мальчик или девочка. И с работы раньше не убежишь, нужно сегодня закончить проект. Женя то присаживался к столу, то начинал бегать по комнате. Даже сотрудники заметили, что он в ненормальном состоянии, о причине этого они догадались по его разговору с женой. Одна из женщин принесла ему стакан горячего зеленого чая с сахаром, сказала, что успокаивает. Глотая напиток, он к концу дня закончил работу над проектом, не попрощавшись, выбежал из комнаты, затем из здания порта.
Приехав домой, взбежал по лестнице в квартиру. Сразу не мог попасть ключом в замочную щель двери. Открыл, прошел в салон. Увидел накрытый стол, удивился, но ему вовсе не хотелось видеть, что на нем стоит. Римма вышла из спальни, прильнула к нему, поцеловала несколько раз, затем спросила:
– Ужинать будем?
– Риммочка, теперь я по твоему настроению вижу, что все в порядке. Но сначала скажи, что показала УЗИ, что сказал доктор.
– Мой хороший, все в полном порядке, но есть сюрприз, можно сказать, два сюрпризика. Угадаешь, вручу подарок.
– Пожалуйста, не тяни, говори.
– У нас будет, будет… двойня! – Она опять бросилась к нему на шею. – Прости, милый. Ты доволен сюрпризом?
– Я в ступоре, не могу поверить. Это замечательно! Ты следуешь примеру твоих родителей. Погоди, а кто же будет: мальчик и девочка?
– Две девочки. Ты не разочарован?
– Я? Рад, словами не описать! С мальчиками было бы проще. Я бы с ними в футбол играл, в спортивную школу определил. Но мы же еще молодые, будут и мальчишки. Римма, дай мне твои прелестные губки, я их расцелую.
– А девочки спортом не занимаются? Мы с Машей в детстве так гоняли мяч, что мальчики завидовали. Вообще, мы спортивные девочки. Посмотри, какие у меня на руках мышцы. Позавидовать можно, – Римма завернула наверх рукав и рассмеялась. Рука была довольно худой, особых выпуклостей не наблюдалось.
– Кто может сравниться с Матильдой моей… Теперь нам есть о чем поразмышлять: как их назвать. Но прежде давай отметим это событие.
– Вино и еда на столе.
Женя не успел направиться к столу, как в этот миг позвонили в дверь. Пришли родители Риммы и мать Жени. Поздравления, поцелуи. Говорили о том, как назвать малышек. Но будущие родители попросили с предложениями не спешить, положиться на решение отца и мамы девочек, которые должны появиться на свет чуть менее чем через пять месяцев. Молодожены об этом не пытались задуматься. Пусть родятся здоровенькими, а за именами проблемы не будет.
После того, как Женя узнал о том, что станет отцом двух девочек, восторженное настроение от него не уходило. Он был на седьмом небе, и старался сберечь жену от нагрузок, помогая по хозяйству, на кухне, убирал в квартире, пытался предугадать и выполнить любое ее желание. Римме не всегда это нравилось, говорила, что она не инвалид, что ей просто необходимо что-то делать, не нужно все время перебегать ей дорогу.
Беременность протекала с осложнениями. Врач выписал направление в больницу, где она две недели находилась под наблюдением специалистов. Женя разволновался. Римме немного надоело его беспокойство. Потребовала, чтобы он больше был с ней на воздухе, пригрозила, что уедет рожать за границу, если не перестанет без повода дергать ее.
– Не крутись, как белка в колесе, иначе положу тебя в кастрюлю, сварю и съем, – шутила она над мужем.
– Белка не петух, ее запрещено кушать, «зеленые» тебя арестуют и саму съедят.
– Они же не людоеды. Да и не вкусная я.
– Еще какая сладкая! А насчет этих ребят – бывают и похуже людоедов.
Римма продолжала трудиться над переводами. Зашла в квартиру к одному из клиентов, чтобы взять рукопись для перевода с русского языка на английский. Оказывается детство Зигмунда Граника прошло в Лодзи, но в 1939 году родители отправили его вместе со старшим братом Болеком в Советский Союз, сами должны были выехать через неделю. Они были коммунистами, оставаться в стране, захваченной фашистами, было опасно, но они помогали евреям перебраться в Россию. После войны Зигмунд узнает, что его родители оказались в Лодзинском гетто, затем их загнали в газовую печь. Зигмунда и Болека доставили поначалу в Белоруссию, затем в район Воркуты. Через год старший брат ушел добровольцем на фронт, погиб сражаясь в родных краях. Зигумнд побывал, в освобожденной от немецких захватчиков, Лодзи, но от переживаний сильно заболел, поэтому решил вернуться в страну, которая приютила его в годы войны. Он освоил специальность сварщика, женился на девушке из еврейской семьи. У них родилось двое сыновей. В 90-е годы приехал в Израиль. Говорил он на русском языке свободно, но писать грамотно не мог, боялся за свой стиль. Вот и обратился к Римме, чтобы она помогла не только с переводом на английский, но и подправила его стиль.
Матиас показал напечатанные на компьютере и снятые с принтера листки. Она внимательно просмотрела, договорились об изменении названия книги, о сроках и стоимости перевода. На столе, за которым они сидели, лежали еще несколько книг. Римма посмотрела их обложки, одна из книг на русском языке заинтересовала ее. Полистала страницы, где-то останавливаясь, спросила у Матиас, где он купил эту книгу.
– Женщина подарила мне ее, я хотел, чтобы подписала – ни за что не согласилась. Очень скромная женщина. Она просила найти ей спонсора, чтобы перевести книгу на английский язык, но где я их возьму.
– Познакомьте меня с ней, а лучше всего дайте ее телефон.
– Пожалуйста, записывайте.
Книга рассказывала о судьбах многих людей, прошедших через концентрационные лагеря и гетто, причем события автор раскрывала настолько убедительно, как будто присутствовала при этом. Римма успела посмотреть один эпизод, где паренек, когда евреев вели на расстрел, прыгнул с мостика в холоднющую воду, спрятался под мостом, пролежал мокрым более двух часов до наступления темноты. Чудом не заболел. Так он спасся. Автор не только сообщал об интересных, в то же время сложнейших и труднейших переживаниях людей, но и увлекал читателя в те годы, в те перипетии.
Прошло с неделю, когда Римма позвонила автору книги «Никогда не забудем» Галине Шайкевич. Она была дома, согласилась встретиться в любом месте, где ей назначат. Даже не спросила, зачем она понадобилась Римме, знала только, что та мельком ознакомилась с ее книгой и она ей понравилась. Договорились придти в сквер, чтобы до него добраться пешком обоим хватило бы полчаса.
Когда Галина пришла в сквер, стала оглядываться, искать того, кто ей звонил. Римма уже сидела на скамейке. Поднялась, махнула рукой. Женщине было лет семьдесят. Была довольно полной, но стать была прямая, волосы темные, гладкие, коротко постриженные. Обрадовалась, заулыбалась.
– Я вам книгу принесла в подарок, – сказала Галина, после пожатия рук.
– Вы всем дарите книги? Почему не продаете?
– Кто же у меня их купит? Я нигде не смогу их реализовать. Не идти же с ними на рынок.
– Вам кто-то помог издать ее?
– Сейчас же. Знаете, сколько мне пришлось заплатить за компьютерный набор, издание книги? Компьютера у меня нет. Хорошо хоть подработка есть, на пенсию много не опубликуешь. Пишешь и думаешь: зачем я это делаю?
– Галина, я хочу взяться за перевод вашей книги. Вы согласны?
– Где же я деньги возьму? Очень хотелось бы, чтобы ее читали не только русскоязычные жители Хайфы, но и коренные израильтяне, за границей. Я подарила книгу мэру города, говорила, что неплохо бы перевести ее, но прошел год и ни одного слова в ответ. Понимаю, у него других забот хватает.
– Галина, я займусь этой работой бесплатно. Нужны только деньги на типографские работы. Сумеете найти их?
Женщина развела руками, сжала губы, затем тихо произнесла, что будет пытаться экономить, но чтобы собрать нужную сумму много времени понадобится.
– Римма, огромнейшее вам спасибо, подумайте, стоит вам ли этим заниматься. У меня знакомая, убираю у нее, она с детства без ног. Хорошо, что родители живы. Она рисует такие обалденные картины, диву даешься, а продать не может. Хотела отдать на выставку – не берут. Там все забито именитыми художниками. А мы ведь без имени, без фамилии, самодеятельные авторы. Простите меня, сама знаю, всем не поможешь. Если переведете, буду вам очень благодарна.
– Я над этим подумаю, а пока примусь за перевод вашей книги. Насчет ее издания тоже поразмыслю. Всего хорошего.
Галина в действительности права, на всех ни времени, ни денег не наберешься. Кто главный советчик у меня? Конечно, Маша. Нужно обмозговать с ней данную проблему. Она шустрая, соображает быстрее меня, хотя часто говорит тоже самое обо мне. Надеюсь, сестричка мне и поможет найти решение.
Римма позвонила домой, трубку взяла мама. Она поинтересовалась делами дочери. Когда Римма спросила насчет сестренки, мать сказала, что она еще не появлялась после окончания работы. Постоянно чем-то новым увлекается. Она твоя сестра, но выдержки ни грамма. Раньше вы вместе были, чаще и больше времени дома. Обещаю сообщить Маше о твоем желании поговорить с ней. Доченька, нашла бы ты ей хорошего парня.
Звонок прозвучал, когда Римма с Женей уже легли спать. Римма быстро схватила телефонную трубку и убежала в туалетную комнату.
— Где носит мою любимую сестричку?
— Была в спорткомплексе, занималась на тренажерах, наплавалась, уходить с бассейна не хотелось. Потом подхватила одного паренька спасателя, пацан еще, погуляли, зашли в кафешку. Он смешной, хоть и участвует в первенстве Израиля по гимнастике. Накаченный, мышцы играют, но по уму ребенок еще, немного хвастун. Сказал, что он готов со мной хоть на край света. Нет, я им не увлеклась, а развлеклась. Дома скучновато. Как у тебя дела? Ты что-то хотела спросить?
– Ты уже однажды развлеклась.
– Ой, и не напоминай. Римма, мне что теперь дуть на холодную воду? Я теперь в поиске, ищу человека похожего на твоего Женю. Но пока попадаются безголовые спортсмены, дети вроде сегодняшнего. Как там твой муженек?
– Он спит, я смылась с телефоном в ванну. Маша, давай завтра встретимся, есть тема для разговора. Ты придешь ко мне, или я к тебе?
– Часов в пять освобожусь и заеду. У тебя никаких планов на вечер? Ой, забыла, у меня же вечером встреча с одним важным профсоюзным босом. Мы могли бы днем и на моей работе переговорить. Приезжай в любое время, я отпрошусь на минут двадцать. Хватит столько для вопросов и ответов? Вот и договорились. Иди, приляжь бочком к твоему муженьку. Повезло тебе, сестричка, а я на распутье.
Когда Римма появилась в редакции газеты, сестра налила две чашки кофе, и они вышли в коридор. Поболтали о том, о сем, ведь у женщин всегда полно тем для беседы. Наконец Римме надоело обоюдное стрекотание, остановила переброску новостями, рассказала, что взяла для перевода книжонку, что работа без оплаты, слишком нищая писательница.
– Где можно достать для оплаты подобных работ деньги? Эту книгу переведу, но есть много людей умных, с интересной судьбой, которые могли бы о ней рассказать, но средств для издания не хватает.
– Пей кофе, остынет.
– Молодец, что напомнила. У меня с собой такая запеканочка с яблочками, что губки оближешь. Не торопись, сейчас достану. – Римма достала, завернутое в бумагу, свое изготовление, оно было на разовой тарелочке. Запеканка исчезла в одно мгновение, не успели оглянуться.
– Почему хорошего всегда мало? – вытирая губы бумажной салфеткой, удивилась Маша. – Хотя знаю – большую часть ты оставила Жене. Когда я выйду замуж, буду у тебя брать уроки кулинарии.
– Мама будет лучшим учителем.
– Удивляюсь, вместе росли, вместе в школу, на спортивные занятия бегали, ты умеешь печь, а я нет. Почему?
– По кочану. Помоги в вопросах добычи денег.
Посоветовавшись, сестренки решили обратиться к редактору газеты выходящей на иврите «Израиль сегодня» Игалю Битману, по совместительству и хозяину, ведь там трудилась Маша. Они тут же зашли к нему в кабинет. Маша представила сестру, объяснила проблему. Битман пообещал переговорить с главным спонсором газеты, с другими богатыми людьми, а также опубликовать объявление в газете. Но, сказал редактор, необходимо конкретное лицо, конкретный человек для организации амуты. Никто из кармана в карман деньги сейчас не передает. Нужно открыть отдельный счет, милые мои, куда будут стекаться шекели, а за их трату вы отвечать будете. Чтобы вы знали, Марии нежелательно официально в этом участвовать, так как она корреспондент газеты. Не уходите, сейчас попробую дозвониться к одному человеку.
Битман долго разговаривал по телефону, девушек он жестом попросил сесть на стулья. В какой-то момент так расхохотался, что Маша с Риммой тоже заулыбались. Наконец он попрощался с собеседником, поблагодарил его и обратился к сидящим сестрам.
– Остановка за открытием счета. Нужно в твою команду, Римма, принять еще несколько человек, это просто формальность, для отчета. После банка придешь ко мне, хочу быть первым спонсором. С меня четыре тысячи шекелей. И господин Анашидзе обещал тысяч десять перевести. Договорились? Учти, спонсоров не рекомендуется афишировать без их согласия. Дайте мне денька три-четыре, потом приходите. Тогда и чек выпишу. За это время одного-двух добрых дядечек попробую найти. Хорошему начинанию нужно помогать. Маша, я думал ты одна такая на белом свете красавица, оказывается, есть еще такая прекрасная девушка. До чего же вы похожи, только разная одежда помогла мне разобраться, кто из вас кто, не то бы запутался.
Для Риммы и Маши это была дополнительная работа. Как говорится: назвался груздем, то полезай в кузовок. Прослышав про их почин, к ним пришло много желающих, всех удовлетворить было невозможно, поэтому девчата, прежде чем обещать помощь, старательно рассматривали кандидатуры, нуждающихся в ней, узнавали их возможности. К сожалению, иным приходилось отказывать. В их компанию подключилось еще пять грамотных человек, стало легче работать. В основном приходили пожилые люди, приносили свои воспоминания о войне, об эвакуации, о жизни в концлагерях. Были и романы, рассказы, но больше всего стихи. Поэты получали отказ. На выпуск книг с большим объемом средств не хватало, таким авторам они советовали идти в муниципалитет или искать самим других спонсоров. Римма так увлеклась, что заметно сократила свою непосредственную работу. Подыскала двух грамотных женщин, которые вышли на пенсию и прекратили трудиться, включила их в общественную работу.
Римма была очень рада, что их семья пополнится двумя девочками-двойняшками, традиция ее родителей повторяется. Внимательно наблюдая за реакцией Жени, осталась очень довольной. Муж был настолько вовлечен в рождение будущих дочерей, что не позволял жене и шагу лишнего сделать, кастрюльку с водой поднять и поставить на плиту.
Раза два в неделю Женя прикладывал к ее животу ушки-растопырки и прислушивался, как плод шевелится, ему казалось, что там не двое, а пока единое целое. Он приходил в восторг, если чувствовал их живое бузотерство. Называл, услышанное, чуточку иначе: пузотерство. Женя хотел, чтобы Римма кушала больше, покупал фрукты различных видов. Если она говорила, что лишний жир может только навредить девочкам, он просил уточнить это у врача. Фрукты и овощи – это витамины, убеждал жену Женя.
Римма заметно располнела. Женя поехал в универмаг, самостоятельно купил ей более широкое платье. Она примерила его, оказалось намного выше колен. Посмеялись вдвоем. Такое она не могла носить. Скорее всего, оно тебе больше подойдет, заливаясь, шутила она. В таких случаях лучше посоветоваться со мною, подскажу. Римма обняла мужа, попросила не переживать. Пришлось им вдвоем пойти в магазин, сдать купленное платье, приобрести другое. Здесь увидели беременную женщину, на которой была одета коротенькая кофточка. Можно было лицезреть ее огромный голый живот вместе с пупком, заодно и часть полных грудей. Римма возмущалась, говорила, как можно так ходить. Отойдя от дамы, они долго до слез хохотали. Была бы та дама молодой девушкой, а то, пожалуй, этот ребенок ее последнее приобретение, больше рожать ей возраст не позволит.
Когда срок беременности у Риммы перевалил за семь месяцев, Женя попросил ее чаще сообщать ему о своем состоянии. И сам не ленился потревожить ее несколькими звонками среди ясного дня. Они и в гости к родителям, к друзьям почти перестали ходить. Но папа и мамы их не забывали, тем более, что с Жениной мамой жили вместе.
Женя, беспокоясь о жене, внимательно следил за своей машиной, старался, чтобы в ней бачок был всегда заправлен бензином, проверял уровень масла, следил за работой тормозов. Машина должна в любую минуту быть готова к выезду. К этому времени он стал заправским водителем, ни одного нарушения прав вождения у него не было. Знал, где можно ездить быстрее, где быть более осторожным. Обгонял лишь в случае, если впереди кто-то тащился очень медленно. Заранее убеждался в том, что при обгоне никакая машина или пешеход ему не помешает.
В эту ночь Римма спала очень беспокойно, вернее – почти не спала. Часто просыпался и мучился вместе с нею Женя. Он предложил ей кружку чая, она выпила, а от сладких вафель отказалась. Она присела на кровать, держа Женю за руку.
– Что-то ребятня моя разволновалась, – скривившись, пожаловалась Римма. – Они что между собою боксом занялись? Я здесь ни причем, мы с Машей росли спокойными. Это, наверное, твои гены. Девочки, потише, пожалуйста.
– Конечно, ты этот момент хорошо помнишь, – шуткой решил успокоить жену Женя. – Лучше маму свою расспроси. Если сама помнит, расскажет. Судя по моему характеру, я в те минуты был спокойным младенцем. Смотрю на тебя, даже мне видна их борьба. Может быть, борьбой суммо увлеклись? Ты в роли главного тренера.
– Они же двойняшки, у каждой небольшой вес, какое может быть суммо. … Ой, мама, не могу, больно. Женя, который час?
– Четыре двадцать. Римма, одеться можешь? Поедем в больницу. Скорую вызвать? Давай я тебе помогу надеть платье.
– Помоги встать. Никому звонить не нужно. Меньше им волнений, меньше и нам. Вместе как-нибудь дотопаем до твоей тачки. Думаю, лучше отправиться в больницу Ротшильд. … Ой, ё-ёй… Крепче держи меня. Поеду в тапочках, не нужны мне туфли. Потихонечку, потихонечку, чтобы не трясти меня. Тебе нелегко меня держать, весу прибавила, нас все-таки трое.
Из своей комнаты выскочила мама Лиза: – Деточки, в чем дело? Римма рожает? Ну, вроде близко к сроку. Вы поезжайте, я следом за вами. Хоть чуточку приведу себя в порядок. Или лучше с вами поехать?
– Куда ты в таком виде поедешь? Мы тебя в роддоме подождем.
Шли они, едва передвигая ноги. Женя поддерживал ее за спину, правая рука Риммы лежала на его плече. В дороге она крепко сжимала свои губы, но все равно время от времени из ее рта вырывался стон.
– Заводи машину, я за дверку подержусь. Нет, только на заднюю половину, там будет мне гораздо легче.
Женя посадил ее на сиденье, убрал с пола подол платья, закрыл дверку. Сел сам, включил зажигание, оглянулся. Руки Риммы лежали на животе, все лицо покрылось потом, она еле сдерживала себя, чтобы не кричать. Женя выбрался на дорогу и набрал скорость. Мчался он быстро, но соблюдал правила движения, разве что кое-где ехал километров на десять больше, обозначенной на шоссе скорости. Вот и здание больницы. С трудом нашел место для парковки. Женя повел скорчившуюся Римму к входу помещения. Там уже двое сотрудников больницы вышли навстречу, подкатили каталку, уложили на нее Римму и повезли в родильное отделение. Женя следовал за ними. Акушерка посоветовала ей не сжимать губы, а кричать, если сильная боль. Когда приблизились к палате, спросили у него, хочет ли муж находиться рядом с женой. Римма слышала этот вопрос и отрицательно покачала головой. Женя ответил, что он останется в коридоре, будет здесь ждать результата. Молодожены заранее договорились, что ни Женя, ни родители присутствовать при родах не будут.
– Я сильная, упрямая, все пройдет так, как нужно, – успокаивала Римма. – Тоже мне придумали: мужчина смотрит, как рожает его жена: с криками, в муках. Ну и картина! Я сгорю со стыда, забуду, что должна рожать. Хватит, что помог забеременеть, теперь мне нужны усилия. Отдыхай, гуляй Вася.
Женя бегал вдоль палат из одной стороны в другую. Подумал, что может быть, все же стоило уговорить Римму и быть рядом с нею. Родители могут обидеться. Тут он вспомнил о них. Нужно же сообщить такую новость. А не лучше ли подождать пока она родит? Он достал смартфон, набрал дрожащей рукой номер телефона. Услышал автоответчик, оказывается, неправильно набрал цифры – сказалось волнение. Немножко подождал, успокоился, позвонил. Трубку взяла мама Риммы Мирра. Он и сообщил, что их дочь рожает.
– Мы сейчас же одеваемся и выезжаем.
Женя всегда удивлялся созвучию их имен: Римма – Мирра. Главное ведь не имена. Вся семья Рейнгольц нравилась ему: что отец, что мать, что сестричка Маша. В их душах было заложено доброта, честность. Все они относились к нему, как к родному человеку. Он знал, что никогда в жизни их не подведет. …О чем это я думаю? Жена на родильном столе, а меня посторонние мыслишки одолели.
Первыми приехала мать Жени, потом родители Риммы и Маши, все взволнованные, взбудораженные. Вячеслав сбегал к своей машине, принес кофейник с горячим напитком. Разовые стаканчики нашлись в отделении. Известий о состоянии Риммы не было. Женя хотел бы зайти в родильное отделение, но предупреждение жены останавливало его. Около часа они провели в мучительном ожидании. Двери родильной отворились, вышла акушерка.
– Вы вовремя привезли жену. Поздравляю вас с увеличением вашего семейства. У вас две хорошие девчонки-красавицы. рада за вас. Вес два килограмма триста грамм у каждой, хороший вес для двойняшек. Сейчас ее отвезут в палату.
– А к ней зайти можно?
– Можно, но не все сразу. Берегите ее. Она еще совсем слабенькая. Вы куда? Дай пять минут, чтобы роженицу положили на койку. Маску, маску оденьте.
Никто не возразил, чтобы первым отправился в палату Женя. Римма была бледная, изнеможенная. Женя поцеловал ее в щеку, взял руку.
– Держись милая, ты сегодня стала дважды мамочкой. Я интересовался, сказали с девочками все в порядке. Сейчас главное, чтобы ты восстановила свои силы. Ой, заболтался я. Как твое самочувствие?
– Все будет хорошо, – едва слышно прозвучало из уст Риммы. – Пока еще не привыкла, что я мама. А ты как?
– Что у меня может быть? Здоров как слон. Счастье двойное. Я с твоей мамой пойду в универмаг, купим все необходимое.
– Женечка, ты малышек видел? Нет? Еще увидишь. Я тоже счастлива. Пока слабость, но завтра обязательно встану на ноги.
– Не очень торопись, береги силы. Как только от тебя выйду, попрошу, чтобы мне показали наших девочек. Что это такое, весь роддом их видел, а папаша нет. Ты, Риммочка, не торопись вставать, окрепни – тогда и пойдешь. Я тебе это уже говорил. Там к тебе очередь, все просто млеют, так хотят тебя увидеть, поздравить.. Нужно уступить место родным, ты их долго не задерживай, тебе необходим отдых. Я еще к тебе сегодня наведаюсь. Что тебе принести?
– Сегодня не нужно приходить, и тебе, и мне необходимо отдохнуть. Мы всю ночь не спали. Я хочу мороженое ванильное.
– Боюсь, тебе пока нельзя мороженое. Погоди, не спеши. Посоветуюсь с врачом.
Женя вышел, пропустил в комнату остальных, они зашли втроем. А он обратился в регистратуру, сказал, что его жена родила, спросил, когда ее выпишут. Может через неделю? Ему ответили, что долго в родильном отделении женщины не задерживаются, два-три дня и домой. Разве что клиентка находится в тяжелом состоянии. Нужно тщательно обследовать малышек. Все зависит от состояния здоровья мамаши, деток и их самих. Терпение, папаша.
Молодой папаша поблагодарил работника роддома, подождал выхода родителей из палаты Риммы, затем все зашли туда, где держат только что родившихся детей. Посмотрели, как две запеленованные малышки спят. Долго прохлаждаться в палате им не позволили, выгнали. Женя отправил маму с Римминым папой домой. Сам с Машей и молодой бабушкой Миррой, которые были горды за рождение племянника и внука, поехали в универмаг. Здесь он полностью положился на знания и опыт тещи, Женя никогда ее так не называл. Ни он, ни она не любили это слово. Мирра попросила называть ее просто по имени. Мамой ее называли дочери, по отчеству в Израиле не принято говорить, а слово теща вызывает отрицательные эмоции. Все согласились с тем, что Женя будет обращаться к ней, как к обычной женщине, по имени.
Они закупили целый ворох детской одежды, много подгузников, большую коляску на двух девочек, кроватку, разделенную на две части. Женя удивлялся, как поставщики на все случаи жизни все предусмотрели. Нужно что-то и Римме купить, она ведь стала мамой. Что у нее не хватает? Нашли красивые легкие босоножки, увидели фарфоровую симпатичную скульптуру: женщина держит на руках годовалого ребенка, правда это был мальчик. Очень понравилось им изображение. Они еще спросили, нет ли точно такой, но чтобы мама с девочкой была. Нет, так нет, купили с пареньком.
К выписке Риммы из родильного дома собралась вся родня. В руках Жени и мамы Мирры были живые цветы. Новоиспеченный папаша зашел в помещение. Оттуда появился через пятнадцать минут вместе с Риммой, на руках у каждого было по ребенку. Цветы и привезенные конфеты Женя, по предложению Риммы, отдал акушерке. Их встретили дружными приветственными возгласами. Маша с фотоаппаратом была наготове, щелкала беспрестанно. Малышки переходили из рук в руки, каждому хоть на мгновение хотелось их подержать. Затем вернули их маме и папе, сели в два такси и поехали домой к молодым родителям.
Здесь их ждал почти накрытый стол, осталось достать только часть продуктов из холодильника. Малышек уложили в постельки. Цветы из комнаты для детей Римма попросила вынести на балкон, новорожденным нельзя дышать насыщенным ароматом цветов, может повредить им. Тосты, поздравления, пожелания дальнейшего увеличения семейства. Тут же зашел спор, на кого девочки похожи. Кто-то говорил, что на маму, кто-то на отца, на бабушку или дедушку. Скорее всего, шутили они, на соседа. Новоиспеченный дед Вячеслав заявил, что сравнивать будем хотя бы года через два, а то и десять. Опыт у них был.
– Римма, Женя! А имена у девочек есть? Открывайте завесу тайны, – потребовала Мирра. – Не годится им ходить безымянными.
– Мама, успокойся. Пока начнут ходить, время есть, будут у каждой из них свое имя. Когда мы останемся одни, подумаем, обсудим предложения и выберем подходящие имена.
– Гости, не расходитесь, уберем и помоем посуду, наведем чистоту, тогда будете свободны, – потребовала Лиза.
За работу взялись бабушки, только большие тарелки помог поднести в кухню Вячеслав. Втроем они быстро справились мытьем тарелок. Затем он и Женя вышли из квартиры подышать свежим воздухом. Римма и Маша заглянули на балкон. Обе немножко устали.
– Сестренка, как я тебе завидую, у тебя замечательная семья, муж бесподобный. Не подумай, моя зависть не черная, желаю тебе долгого счастья вместе с Женей, с детьми. Мне не везет, попалась раз на удочку, трепетала как рыбка на крючке, а зря. С тех пор никакого мужчины у меня нет, трепета тоже. Хорошо, что ты недалеко от меня, что наши интересы зачастую совпадают, что у меня есть любимая и любящая меня сестренка.
– Ты же никогда не ныла, это тебе не свойственно. Найдешь своего суженного, будешь счастлива. Я всегда в твоем распоряжении, в чем смогу – помогу. Тебе необходимо немножко спокойствия, рассудительности. Познакомишься с хорошим парнем – приводи. Я его моментом раскушу. Помнишь, ты напросилась на свидание с Женей, вместо меня пошла.
– Я удивилась, он меня сразу распознал. Риммочка, я пойду сейчас домой, но прежде гляну еще раз на малышек, какие они замечательные. Вижу, что вы очень устали. Отдыхайте. – Сестренки обнялись, расцеловались. Маша убежала.
Они остались вдвоем: Римма и Женя. Дети тихо сопели в кроватке. Жена пожаловалась, что не прочь бы лечь в кроватку и вздремнуть минут на триста. Но тут заворочалась одна дочурка, за ней захныкала вторая. Наверное, настало время кормить их. Римма отправила Женю отдыхать в салон, стала кормить одну, затем другую. Она еще стеснялась выставлять грудь при муже. Интересно, а другие мамаши сразу двух кормят? Нужно спросить, пусть поделятся опытом. Прошло полчаса, она вышла, муж не спал.
– Как девчонки?
– Их дело сейчас кушать и спать. Они напомнили нам, что пора дать им имена. Что ты хотел бы предложить? Но прежде пойду в спальню, валюсь с ног.
– Давно думаю над этим. Например, Роза и Лилия. Два прекрасных цветочка.
– Не плохо, но мы ведь живем в еврейской стране, желательно и соответствующие имена дать.
– Навскидку и не вспомню. Есть цветок ирис и такое же имя.
– Открой ноутбук и глянь в него. Будем вместе выбирать.
Женя принес в спальню компьютер, открыл, набрал «девичьи еврейские имена», стал читать. «Анат – петь»… Посмотрел на женушку, та отрицательно покивала головой. «Рахель – овечка, символ чистоты». Римма поморщилась, овечка есть овечка. «Бина – мудрая»… Мне нравится.
– Женя, читай дальше.
– «Наоми – приятная».
– Неплохо, – прореагировала Римма. – Продолжай, хочется, чтобы имена были созвучны, как в стихах ритм. Посмотри еще.
— «Рина – радость»? Бина – Рина, нормально!
– Согласна с тобою. Ты не видел, а я заметила возле соска одной из них меточку – красненькая маленькая точка. Вот ее и назовем Биной, а вторую – Риной. Как ты на такие имена смотришь? Так нам проще будет различать. Думаю, подрастут, у них будет больше отличий друг от друга, чем у нас было с Машей. – Римма рассмеялась. – Как ты смог разглядеть во мне свою любимую, отличить от сестры?
– Да, теперь улавливаю у вас небольшую разницу. Поначалу, когда впервые встретились, смотрел на вас и думал, что вы совершенная копия друг друга. Даже не верилось, что у взрослых сестер может быть такая идентичность.
– Маша недавно вспомнила, как ты подловил подмену, когда она явилась вместо меня. Ха-ха-ха! Молодец! Умница! Ой, захвалю я тебя, задаваться начнешь. Смотри, уже темно. Как день быстро прошел. Давай спать, ведь девчонки могут в любую минуту проснуться, побеспокоить нас.
Статья размещена с помощью волонтёра сайта. Общественные интересы волонтера : культура, искусство, борьба за социальные права людей с ограниченными возможностями. Волонтер сайта не несет ответственность за мнения изложенные в статье. Статья написана не волонтером.