Мужа Фейги Шнайдер Иосифа в первые дни войны призвали в армию. Город Кишинев вскоре оказался в прифронтовой зоне. Женщину парализовало, она ходила на костылях. Все же ей удалось вместе с другими эвакуированными сесть в середину эшелона и отправиться на восток. Не раз приходилось менять места новых станций, деревень. С приближением гитлеровцев снова бежать.
При налетах немецких самолетов всем пассажирам было приказано покинуть вагоны. Но Фейга не в состоянии была двигаться, она была беременной. «Будь, что будет», – думала она и оставалась в вагоне. Отъехали от фронтовой полосы, вздохнули, но в очередной раз объявили тревогу. Вновь Фейга осталась в одиночестве. Сжалась, минуты бомбежки казались вечностью. До нее после взрывов донеслись крики людей, стоны раненых. Передняя и задняя часть эшелона полыхали, дым проникал в вагон, где находилась Фейга. В этом уцелевшем убежище и родилась Татьяна.
– Я не видела тех бомбежек, того огня, – рассказывает сегодня Татьяна Шнайдер,– но подсознательно боюсь пламени, яркого красного цвета, военные фильмы, в которых стреляют, убивают. Родилась я 7-го марта, следующий день женский праздник, но не чувствую себя в этот день счастливой, ведь мама и я столько натерпелись.
Слава богу, наконец, дали пристанище беженцам, мы оказались в селе Красноармейское Энгельского района Саратовской области. Маму тревожила мысль, что делать дальше, ведь с ней маленькая дочурка Танечка. Кормить ее необходимо, для этого нужна работа.
Она заворачивала меня в теплые тряпки, чтобы не окоченела, и оставляла дома, это был небольшой чуланчик. В обед прибегала кормить дочурку. Молока своего не было, мать заворачивала хлебный мякиш в марлю и давала сосать малышке, добавляла в ее рацион жидкость от супа.
В селе мама договорилась с одной школьницей, что она будет присматривать за мной. Девчонка делала в нашей хижине уроки, заодно беспокоилась обо мне. Однажды моей несовершеннолетней няне крикнули, что с фронта возвратился их знакомый парень, раненый. Школьница бросила меня, да так шмякнула, что сделала меня инвалидом. Отвезли меня в больницу, прооперировали, но я долго не могла ходить.
…После освобождения Кишинева Фейга с дочерью вернулись в родные края. На месте их дома остались камни и пепел, пришлось искать прибежище, снимать уголок. Мать нашла работу, снова Таня оставалась одна. Фейга сажала ее на подоконник, оставляла хлеб и воду и уходила. Иногда к ней заглядывали соседи, кормили ее. Они знали, где лежит ключ от входа в жилье. Танечка смотрела в окошко, видела людей, наблюдала, как мальчишки играют в футбол, девочки в классики. Ей было завидно, но она ходить не могла, лишь ползать.
Таня вспоминает такой эпизод ее детства. – Это было в конце 1945 года, очередной скучный день. Услышала стук в дверь. Кто это может быть? Наши соседи знают, где находится ключ, остальным здесь делать нечего. Прислушалась, опять тук-тук, только громче. Любопытно все же. Сползла с подоконника, по длинному коридору двигаюсь дальше, а бряцанье продолжается. Дверь близка, но перед нею три ступеньки. Две преодолела, а третья более высокая, никак не поддается. Все же добралась, глянула в небольшую щель дверей: увидела солдатские сапоги, подняла глаза повыше – стоит рыжеватый дядя в бушлате. Он тоже заметил меня, присел на колени, глаза у него стали влажными. Дрожащим голосом спросил:
– Ты Таня?
Я кивнула головой. Мужчина понял, что я калека.
– Я твой папа. – Помолчал, вытер глаза платочком. – Скажи маме, что я пошел к другу.
Так и осталась я сидеть у дверей. Когда вернулась мама, накричала на меня:
– Почему валяешься на полу? Марш на свое место!
Как будто я могла самостоятельно взобраться на подоконник. Рассказала про отца. Мама посадила меня на кровать и убежала к друзьям. Я отца долго не признавала, хотя он был очень добрый, мучила обида на него, какая-то боль. Позже узнала о его фронтовых дорогах: Россия, Прага, Вена, Будапешт…, был ранен, контужен. Он узнал наш адрес, писал письма, мама сообщила, что у него родилась дочь Таня. О том, что я не могу ходить, мама, как видно, не написала.
…Таня некоторое время обижалась на отца. Вскоре ее мнение об отце изменилось. Сейчас отзывается о нем с большой теплотой и нежностью. Иосиф всячески старался помочь ребенку выбраться из состояния неполноценности: доставал лекарства, нашел профессора Красильщикова, договорился в больнице о месте для лечения. Таня пролежала год на вытяжках, ей трижды в день кололи пенициллин и новокаин. От боли волосы у нее начали седеть. Отец прилагал все усилия, делал все возможное и невозможное, чтобы дочь стала на ноги.
Послевоенное время было не из легких, для многих голодное. Очередь за хлебом необходимо было занимать еще вечером, а потом дежурить возле него. Могли и вычеркнуть из списка, если кто-то отлучался. Хотя Татьяна еще не выздоровела окончательно, но и она участвовала в дежурстве наравне со всей семьей.
Только к восьми годам начала ходить, поэтому в школу пошла позже. Получив среднее образование пошла работать в швейную мастерскую. Но учебу не прервала. Закончила техникум советской торговли, затем университет. Трудилась экономистом на заводе «Микропровод», на других предприятиях города Кишинев, последние годы перед отъездом в Израиль главным бухгалтером в Молдавгазе.
Репатриировалась в 1997 году, обосновалась в Хайфе. Пять лет на общественных началах исполняла обязанности ревизора в амуте «Ветераны Второй мировой войны».
– Это в память о моем отце, участнике битв с немецкими фашистами, – говорит Татьяна Шнайдер.
В Израиле живет ее дочь. Тридцатидвухлетнюю внучку Таль призвали в армию, осталась служить в ЦАХАЛе. Второй внук Шан увлекся танцами, у него хорошо получалось. Танцевал с с партнершей немкой Мишель в Германии, теперь семнадцатилетний парень участвует в различных соревнованиях с итальянкой Эрикой в Италии. Занимал многократно призовые места. Татьяна Шнайдер гордится успехами своих внуков.
Давид Фабрикант
Статья размещена с помощью волонтёра сайта. Общественные интересы волонтера : культура, искусство, борьба за социальные права людей с ограниченными возможностями. Волонтер сайта не несет ответственность за мнения изложенные в статье. Статья написана не волонтером.
