Доктор Парнес. Неизвестный рассказ Иона Дегена

Этот документальный рассказ ушедшего поэта и прозаика, фронтовика-танкиста, врача и ученого Иона Лазаревича Дегена (1925 – 2017) о докторе Исааке Парнесе при жизни писателя не публиковался. Журналисту Яну Топоровскому удалось обнаружить этот рассказ, о котором не знали даже дети поэта-фронтовика. Данная находка была передана в семейный архив поэта, и самое интересное, была зачитана прямо на свадьбе любимой внучки Дегена, которая состоялась в те дни. Внучка – сабра, как и многие дети старожилов, не знает русский язык, но на свадьбе рассказ зачитали вслух, и специально для жениха и невесты и для присутствующих гостей, переводили прямо с листа на иврит. Это был своего рода подарок Иона Дегена — талантливого врача и писателя, человека, который Федерацией еврейских общин и организаций России еще при жизни был признан «Человеком-легендой».

 

*   *   *

Имя доктора Исаака Яковлевича Парнеса я услышал, ещё будучи студентом медицинского института. Услышал из двух источников, которые были весьма не щедры на комплименты даже очень хорошим врачам. Первой была доцент-фтизиатр, считавшая, что в мире есть только один выдающийся врач, умеющий ставить диагнозы в самых немыслимых ситуациях. И этот врач, разумеется, она. Так вот, именно от неё мы, студенты, узнали, что в туберкулёзной больнице работает доктор Исаак Яковлевич Парнес, просто потрясающий диагност.

Вторым источником была моя мама, работавшая медицинской сестрой в той самой туберкулёзной больнице. Мама тоже считала, что в мире был только один выдающийся диагност — мой отец, не врач, а фельдшер. Но именно у него, — и это я слышал не только от мамы, — учились многие врачи, прославившиеся в будущем. И этот самый источник, то есть, моя мама, считавшая единственным достойным медиком моего отца, превозносила доктора Ицика Парнеса, отличного диагноста, к тому же чуткого сострадающего пациентам врача.

Доктор Исаак Парнес

Вероятно, это было вполне закономерно. Мальчик из очень бедной еврейской семьи с блеском окончил гимназию и, единственный еврей в том году, был принят на медицинский факультет Ясского университета. В университете он не просто отличился, а стал легендой. Кафедрой химии заведовал видный профессор. Кроме достижений в своей области, он был известен как патологический антисемит и фанатичный фашист. В своё время Муссолини подарил ему ковёр с вытканным фашистским знаком. Ковёр устилал пол в кабинете заведующего кафедрой. Ступить на него не разрешалось. Студенты были обязаны ковёр обходить.

Кафедра включала в себя все химии, изучаемые медиками – неорганическую, органическую, физколлоидную и биохимию. В университете считали, что студент, сдавший этому профессору экзамен, уже имеет в кармане докторский диплом. И вот пришёл сдавать экзамен Ицик Парнес.

Экзамен, на котором профессор задавал самые немыслимые вопросы из разных областей химии, длился уже более двух часов. Ицик спокойно и невозмутимо отвечал на все вопросы. Разгневанный профессор схватил матрикул, вписал в него высший бал, но тут же схватил хрустальную вазу с цветами и грохнул её в стенку. Мелкие осколки усеяли ковёр с фашистским знаком.

Прошло пятьдесят восемь лет после окончания института. Пятьдесят восемь лет как я покинул гостеприимные Черновцы. Уже десять лет я пенсионер, почти не занимающийся врачебной деятельностью. Очень давно не возникал повод вспомнить ни доцента-фтизиатра, ни туберкулёзную больницу, ни доктора Исаака Парнеса.

Но вот мы с женой наслаждаемся пребыванием на Мёртвом море. Я познакомился с работающим здесь симпатичным, уже далеко не юным врачом. Фамилия его – Парнес.

Давид Парнес, улыбаясь, сказал, что помнит меня студентом. Оказывается, когда я заканчивал институт, он учился на первом курсе. Да, он знал и мою маму, работавшую в той самой туберкулёзной больнице, в которой врачом был его отец.

Доктор Исаак Парнес у постели больной

Из рассказа Давида я узнал, что отец его окончил медицинский факультет Ясского университета в 1933 году. Я не стал уточнять об объёме знаний, полученных его отцом в университете, не стал сравнивать их с объёмом знаний, полученных мною после окончания института. Студента Ясского университета Парнеса не посылали в колхозы на уборку урожая. Вероятно, потому, что в Румынии не было колхозов.

Студент Парнес не тратил времени на кафедрах военной, марксизма-ленинизма, научного атеизма, политэкономии, – то есть дисциплин, так необходимых врачу, и не сдавал экзаменов на этих кафедрах. Кроме того, в отличие от меня, владевшего языками русским, украинским и немецким (в пределах, как говорил мой приятель, номинатив, датив и презерватив), доктор Парнес владел в совершенстве румынским и французским, а двумя его родными языками были идиш и иврит. В Яссах он окончил ивритскую гимназию. В Черновцах выучил немецкий, русский и украинский.

С молодым Парнесом, уже давно не молодым Давидом, до приезда в Израиль доцентом кафедры реаниматологии Ленинградского педиатрического института, разговорились о врачах, о врачевании, о редких случаях в медицине.

— Знаете, — сказал он, — я могу поведать вам интересную историю. Но, пожалуй, лучше это сделать завтра. Я смогу проиллюстрировать свой рассказ фотографиями.

Действительно, на следующий день Давид рассказал мне историю, которая, мне кажется, не должна оставаться известной только очень ограниченному кругу людей.

В черновицкую областную больницу поступила двенадцатилетняя девочка Мария Гуцул из пригородного села. Девочка в бессознательном состоянии, почти в агонии. Диагноз – энцефалит, воспаление головного мозга. Все попытки вытащить её из могилы оставались тщетными. Кто-то из врачей, обнаружив в анамнезе положительную диагностическую пробу на туберкулёз, предложил пригласить для консультации фтизиатра из туберкулёзной больницы. Разумеется, консультантом должен быть доктор Ицхак Яковлевич Парнес, лучший в городе диагност. Пригласили. Доктор Парнес тщательно обследовал девочку и поставил диагноз — туберкулёзный менингит.

Вот тут началось главное. В ту пору подобные формы туберкулёзного менингита были практически неизлечимы. В более лёгких случаях помогали инъекции стрептомицина в спинномозговой канал в поясничном отделе позвоночника. А в данном случае такие инъекции были неэффективными, потому что спайки в верхне-шейном отделе спинномозгового канала перекрывали доступ стрептомицина к головному мозгу. Незадолго до этого доктор Парнес прочитал во французском медицинском журнале о подобном случае. Инъекции стрептомицина осуществлялись не в поясничном отделе позвоночника, а в верхне-шейном, непосредственно под затылочной костью.

Доктор Парнес перевёл Марию к себе в больницу и впервые в Советском Союзе начал лечить её именно таким способом. Надо ли объяснять, каким знанием анатомии должен был обладать врач, никогда не видевший подобных инъекций, какой техникой и, в конце концов, какой смелостью, чтобы приступить к такому лечению. Не забудьте, что за спиной врача всегда стоял прокурор. А тут ещё не просто врача, а врача-еврея, которому вполне можно было инкриминировать эксперименты над христианским ребёнком. Короче говоря, Мария Гуцул не только выжила, а полностью выздоровела.

Уже много лет спустя Давид Парнес узнал, что красивая восемнадцатилетняя Мария вышла замуж и уехала в Тюмень. Она оказалась не просто красивой, но и очень талантливым модельером. Её выкройки пользуются неизменным успехом у самых знаменитых дизайнеров. С мужем Мария вернулась в Черновцы. Вероятно, это естественно, что благодарной пациентке захотелось увидеть своего спасителя.

Известие о том, что доктор Парнес умер, не просто омрачило её. Выяснила она и то, что сын её доктора уехал в Израиль. Ни в Черновцах, ни в Украине, ни вообще нигде на территории бывшего Советского Союза не осталось никого из родственников доктора Парнеса.

И тогда Мария пошла на еврейское кладбище. Запустение и разруха. Выяснить, где находится могила доктора Парнеса, не удалось.

В течение целого месяца Мария Гуцул, как на работу приходила на кладбище, проходила из ряда в ряд, разыскивая могилу. И разыскала. Но в каком ужасном состоянии была могила! Надгробие перекосилось. У основания его глубокая трещина, продолжающаяся вдоль всей могилы. Грязный цветник зарос бурьяном.

Мария Гуцул и Давид Парнес

Давид Парнес с дочерью у могилы Исаака Парнеса. Черновцы

Мария починила основание надгробья, расчистила и высадила цветы. Но это не успокоило, не устроило её. Душа дизайнера требовала большего. С надгробья она сняла чёрную доску с шестиконечной звездой, именем-отчеством и фамилией незабвенного врача. Заказала новое надгробье, в которое рядом со старой чёрной доской вмонтирована мраморная плита с фотографией доктора и надписью: «Исааку Яковлевичу с уважением и любовью Мария».

Доктор Давид Парнес не имел обо всём этом ни малейшего представления. Прошло время, и он приехал на могилу отца. Надо ли описывать, что почувствовал сын Ицика Парнеса, увидев это надгробье? Естественно, он разыскал Марию Гуцул. Это он, доктор Давид Парнес, сфотографирован вместе с Марией и ее дочерью у памятника, воздвигнутого благодарной пациенткой.

Могу ли я что-нибудь добавить к рассказанному?

Июнь 2009 г.

 

 

Постскриптум от Яна Топоровского

 

 

Ответить на завершающий вопрос автора рассказа: «Могу ли я что-нибудь добавить к рассказанному?» — в тот момент Иону Лазаревичу Дегену было и в самом деле нечего. Однако прошли десятилетия, и стало известно, что каждый год христианка Мария Гуцул в день рождения Исаака Парнеса, чья семья до войны проживала в Бельцах, приходит в синагогу и там просит раввина вознести молитву в честь врача, спасшего ее от смерти.

 

А в телефонном разговоре Марии Гуцул и сына Парнеса, Давида, врача-израильтянина, Мария сообщила, что присмотрела рядом с могилой Исаака Парнеса, за которой она ухаживает, небольшой кусочек земли (там и в самом деле есть узкая полоска!) и завещает похоронить себя рядом со своим спасителем.

 

Тут уж, действительно, добавить нечего…

 

Фото – из семейного архива Давида Парнеса

 

 

 

 

———

В моем компьютере сохранился неизвестный рассказ Иона Дегена. Это легендарная личность, удивительный поэт, врач живший в Израиле.

Наверное вы знаете это удивительное его стихотворение

Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.

Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.