Москва и Пекин движутся навстречу — то есть в противоположных направлениях 

Меня умиляют разговоры о том, что «Россия — не Европа».

Мы — «особая цивилизация», которая, как надо понимать, не менее значима, чем те два феномена, от родства с которыми наши доморощенные мыслители открещиваются. 

Ну ладно. С «Европой» (а это не только одноименный континент, но и Северная Америка, наиболее продвинутые страны Латинской Америки, Япония, Австралия, Новая Зеландия, Израиль) все понятно. Она, по мнению (возможно, не совсем искреннему) нынешней когорты манипуляторов-пропагандистов, переживает свой закат: экономика в кризисе, демократия пробуксовывает из-за неспособности решать назревшие общественные проблемы.

Вот у нас — все хорошо. ВВП растет аж на 1,3% за прошлый год (а в Италии, Греции уменьшается), демократия работает в режиме вертикали власти: президент только намекнул на свое отношение к тому или иному явлению, а депутаты тут же вносят и принимают за несколько дней сразу в трех чтениях соответствующий закон.

Правда, потом, всего через несколько дней (!), приходится срочно в него вносить спущенные сверху поправки — как это происходит с ситуацией вокруг платежных систем Visa и MasterCard, — зато машинка работает молниеносно.

А что с «Азией»? Открещивайся от нее или не открещивайся, но демонстративный поворот на Восток у нас просматривается. Имеется в виду прежде всего подчеркнуто декларируемое сближение с Китаем.

Вокруг этой страны в России нагромождено огромное количество мифов и предрассудков, хотя, несмотря на соседство, мы с китайцами лицом к лицу сталкиваемся очень редко.

В год всего лишь около 3 миллионов наших сограждан посещают Китай (примерно половина из них — туристы). А встречный поток совсем небольшой — примерно 300 тыс. человек. Россияне, попадающие в Поднебесную, в своей подавляющей части двигаются по специально приспособленным для иностранцев маршрутам: Пекин — Великая Китайская стена — Шанхай (+ Ханьчжоу и Сучжоу) — Сиань (терракотовая армия) — Хайнань — Гонконг.

В редких случаях чужеземца еще можно встретить на Тибете и в монастыре Шаолинь. То есть мы имеем дело с добротно построенной (реальные исторические достопримечательности, приличные гостиницы, вкусная еда, радушные гиды) экспортной декорацией, к реальному Китаю отношения почти не имеющей. Это как если бы иностранцы, попадающие в Россию, делали выводы о «загадочной русской душе» прогулявшись по Кремлю и Старому Арбату, где ими приобретаются matryoshka и ushanka.

Я, конечно, тоже прошелся по этим маршрутам (пока за исключением Тибета), но в то же время многократно пересекался с китайскими экспертами у них, а также на различных серьезных международных семинарах и конференциях. Кроме того, я имею возможность регулярного общения и с нашими ведущими китаеведами, внимательно слежу за их публикациями. Поэтому, конечно, не претендуя на полноту картины, мне хотелось бы представить свой субъективный взгляд на феномен под названием «современный Китай».

Начну с нескольких распространенных у нас мифов об этой стране. 

1. Демография. Китай всех поражает численностью своего населения. Это почти 1,4 миллиарда человек (почти 10 Россий). Однако прогнозы, сделанные китайскими экспертами, показывают, что небольшой рост этого параметра сохранится еще 30 лет, а потом китайцев будет становиться меньше. Сказывается проводившаяся много лет политика «одна семья — один ребенок». Но дело не только в административном ограничении рождаемости.

Китай постепенно переходит на вполне себе европейский тип воспроизводства населения. Он связан с растущим уровнем жизни и формированием универсальных для всех развитых стран высоких социальных стандартов, которые потенциальные родители должны обеспечить своей семье перед появлением ребенка. Отсюда и постоянное повышение возраста, когда женщина рожает первого ребенка, и малодетность. Можно, конечно, сыронизировать по поводу 30-летней перспективы: в России такие сроки никто всерьез не рассматривает — мы давно двигаемся как ежики в тумане. А вот в Китае, судя по всему, существует закрытая от посторонних глаз, но постоянно функционирующая система стратегического планирования даже не на годы, а на десятилетия вперед. «Европа» не может себе позволить подобной закрытости, компенсируя это широкой экспертной и общественно-политической дискуссией, заканчивающейся принятием долгосрочных государственных программ.

Таким образом, на примере демографической ситуации мы видим в Китае вполне европейский тип развития событий и однотипный по своей сути способ реагирования на это.

2. Экспансия. И тут у современного Китая нет азиатской особости. Любая крупная страна, тем более находящаяся в стадии национального подъема, занимается расширением сферы своего влияния за пределами границ. Когда-то, в XVIII–XX веках, этим грешили Англия, Франция, Германия, Япония, Россия, захватывая новые территории. Китай, кстати, всегда был как раз лакомым куском, дележкой которого перечисленные страны с удовольствием занимались. После Второй мировой войны просто произошла смена форм этой экспансии — аннексии сменились на то, что стало называться soft power («мягкая сила»), хотя и США, и Франция иногда не гнушаются высадкой войск на чужой территории. «Мягкая сила» предполагает экономическую и культурную экспансию. Отсюда известный термин «вестернизация» и близкая к нему «глобализация», трансграничное влияние крупнейших корпораций, имеющих американское и западноевропейское происхождение.

Чем Китай хуже? Сначала он завалил мир своими ремесленными товарами и поделками, ресторанами с национальной кухней, а теперь вкладывается в американские долги, делает массированные инвестиции по всему миру, формирует привлекательную для многих молодых иностранцев систему высшего и бизнес-образования. При этом, судя по всему, Поднебесная (действуя в реалиях XXI века) не претендует на чужие земли, ограничиваясь демонстративными проявлениями «жесткой силы» в конфликтах вокруг островов Южно-Китайского моря. Интересно, что, несмотря на кажущуюся взаимную враждебность КНР и США, эти две страны последовательно укрепляют прагматическое стратегическое партнерство (а не показную дружбу с поцелуями взасос). Уже объявлены совместные военные маневры.

3. Перспективы. Приход нового руководства во главе с Си Цзиньпином существенно повышает шансы на начало давно назревших институциональных реформ. Это прежде всего приватизация неэффективной крупной промышленности (и в целом — снижение роли государства в экономике) и демократизация общественно-политической жизни по все тем же «европейским» лекалам. Только это сможет повысить качество экономического роста и действенную борьбу с прогрессирующей коррупцией. Если Китай этого не сделает, то его конкурентные перспективы в мире будут под угрозой, как это мы сейчас с сожалением наблюдаем в отношении России. В приватных разговорах авторитетные китайские эксперты откровенно говорят, что они не видят альтернативы «европейской» модели для своей страны. Другое дело, что движение в этом направлении может занять не одно десятилетие, хотя, как мне кажется, многое уже сделано. Кто бывал не в витринном, а в настоящем Китае, мог убедиться: стиль жизни и карьерные планы молодых поколений во все большей мере напоминают «европейские» образцы. И это при сохранении уникального языка и богатейшей культуры. Очень, кстати, похоже на современную Японию, которую сейчас уже никто не может приписать к некой особой «азиатской» цивилизации.

А теперь о нас, о россиянах. Куда несет нас птица-тройка? Изобретать что-то невиданное, некую «особую цивилизацию», не европейскую и не азиатскую? Пока мы этим занимаемся, «уравновешивая» испортившиеся отношения с Европой попыткой дружить взасос с якобы «азиатским» Китаем, наш могущественный восточный сосед просто-напросто включит Россию в зону своего влияния. И не только в экономике (как источник сырья и монопольный рынок сбыта своей продукции), но и в политике: появлением собственных лоббистов во всех эшелонах власти в центре и на местах. Это зеркальное отражение того, что попытался сделать Запад (очень неряшливо и топорно) с Россией в 90-е.

Единственный достойный выход для нас состоит в том, чтобы прекратить бредить патологической «особостью» и, засучив рукава, начать кропотливую работу по вхождению в очень непростое, проблемное, но единственно возможное — «европейское» цивилизационное поле.

А об альтернативе, если честно, даже не хочется говорить — настолько она беспросветна и тупикова. 

Оригинал