Рассказ о беспределе или как это делалось в Одессе

Краткое предисловие

•  В конце 1994 года я женился на уроженке Одессы Эде (Йегудис) Непомнящей, единственной дочери сионистких активистов Жанны и Марка Непомнящих. Жанна, будучи дочерью еврейских родителей, писалась по национальности «караимкой», так же поступала и её дочь. И у меня и у неё это был второй брак, с ней были 2 детей от её первого брака, у меня детей не было. За годы совместной жизни родились 6 детей (младшая в 2006 году). Её детей от первого брака я вырастил, вывел в люди, дочь выдал замуж (в 2009 году имела 3 детей).

•  Начиная с 2000 года у Эды начали проявляться признаки психического расстройства (как видно –наследственного, её отец страдал этим и находился на излечении ещё в Союзе), она прекратила работать и с этого момента я стал единственным кормильцем. В феврале 2004 года, находясь в маниакальной стадии своего заболевания (маниакально-депрессивный синдром), увела из дома всех детей (младшему было 3 месяца) в маленькую квартиру своих родителей, требуя моего ухода из дома. Подчинившись, я жил в основанной мной в городе синагоге (в помещении наземного «миклата» — бомбоубежища); с переходом в депрессивную фазу по прошествии пары месяцев решила помириться и мы сошлись снова. Фактически с того момента на меня легло также почти полностью (за исключением купания младенцев, кормления грудью и вычёсывания вшей у детей) всё ведение домашнего хозяйства, включая уход за маленькими детьми. В 2006 после рождения дочери вновь разорвала отношения, в то же время наотрез отказываясь вести разговор о нормальном разводе по согласию. В период моего краткосрочного отсутствия (уехал на неделю навестить родных в одной из стран СНГ) была в конце лета 2006 года насильственно госпитализирована в ходе маниакальной истерии своими родителями, и досрочно освобождена мной из под ареста в психлечебнице.

•  В 2007 в конце лета снова пережила тяжелейшую затяжную маниакальную истерию, включавшую погром квартиры и нападения на людей. Тем не менее, в свете тяжёлой душевной и физической травмы, пережитой ей годом раньше в ходе ареста и кошмарного принудительного лечения, я не пошёл на насильственную госпитализацию, а исхитрился с помощью привлечения множества людей, уговорить её начать лечение. Она согласилась говорить с врачами, которые диагностировали маниакально-депрессивный синдром средней степени; начала регулярный приём соответствующих нейролептиков, летом 2008 года около трёх месяцев находилась на стационарном излечении.

•  Летом 2009 года умер её отец Марк Йегудович Непомнящий; с этого момента Эда снова разорвала со мной отношения и дала понять, что это окончательно. При подстрекательстве своей матери начала уводить из дома детей, особенно младших, на субботы и в будни, к своей матери и к чужим людям. Как и прежде, отказалась вести какой бы то ни было разговор об урегулировании отношений, создании модус вивенди, разводе по согласию и т.д. В то же время лечение дало свои плоды, и временно почувствовав себя лучше в клиническом смысле, решила вкупе со своей матерью переходить к действиям в сторону развода, который обе женщины мыслили не иначе, как в виде насильственного удаления меня из дома, лишения всех средств и имущества, и отрыва меня от детей; развод как таковой, т.е. законное оформление разрыва супружеских отношений, взаимное освобождение, и соглашение либо решение спорных вопросов объективным судом — её не интересовал (насколько можно вообще говорить о рациональном смысле в действиях душевнобольной).

5. В конце лета 2009 года наш старший совместный сын Йерухам-Нахман, достигший 13 лет, с моей помощью поступил, в соответствии со своим желанием, учиться в ешиву рядом с домом (вопреки безрассудным планам матери услать его в другой город, «подальше от меня»). Будучи старшим из совместных детей, он естественно на протяжении последних лет был призываем мной (также как его младшие брат и сестра) к участию в ведении домашнего хозяйства и уходе за маленькими детьми. Душевнобольная мать не только полностью игнорировала свои обязанности хозяйки, и не только не побуждала детей к помощи – но всячески подстрекала их против участия в домашней работе.

Этот сын рос с характером страшного эгоиста (на что мать обратила внимание годы назад, и в ходе истерий бичевала его эгоизм в леденящих душу выражениях), и всячески пытался отлынивать от домашней работы. Как видно, поступив в ешиву он счёл, что пришло время избавиться от меня и «компенсировать» матери временное «сотрудничество» со мной в ходе поступления в ешиву.

Как известно, ранний подростковый возраст — это возраст в котором проявляется «эдипов комплекс», и вместо этого мерзкого и неточного названия я рекомендую выражение «комплекс Павлика Морозова».

Беспредел израильских судов и «социальной службы» в «помощь» людской подлости

•  13 октября 2009 года наш старший совместный сын Йерухам-Нахман повторил «подвиг» Павлика Морозова.

А. По согласованию с матерью, бабушкой и работниками поликлиники, он пожаловался на «избиение» мной. Единственным «доказательством» был некий «синяк» на внутренней стороне (!!) предплечья, и сей синяк был описан в справке, выписанной врачом. Мы никогда не узнаем, был ли там реальный синяк, нажитый снедаемым комплексом неполноценности хилым подростком в постоянных драках с крепкими младшими братьями, либо был полностью измышлен. Как мы увидим, мои требования в суде вызвать «врача» на допрос не были встречены даже смехом.

Б. Для успешного начала операции по изгнанию отца из дома был избран единственный день в неделю, вторник, когда в поликлинике ведёт утренний приём заведующий поликлиникой из местных, либеральный ашкенази с малюсенькой кипой. У Эды и Жанны были серьёзные основания опасаться, что принимающая львиную часть времени серьёзная и видавшая виды пожилая еврейка из Ленинграда не будет сотрудничать с ними. А для либерала-израильца (да ещё с миниатюрной «кипой-сругой» ) поддержать атаку на главу харедимной семьи – мицва, которой клятва Гиппократа не идёт и в подмётки. Скучающая русскоязычная медсестра поликлиники была заранее «завербована» Эдой в подруги путём частых бессмысленных визитов к ней то с одним, то с другим ребёнком, в ходе чего, как видно, обсуждался план действий и характер действующих лиц.

Этот вторник был также последним днём каникул «Павлика Морозова».

В. Вооружившись справкой, Эда побежала в «семейный суд» где немедленно был вынесен «цав агана» против меня, т.е. решение о немедленном изгнании из дома на улицу . В процессе вынесения «цав агана» не делается никаких попыток связаться с изгоняемым, а тем более позвать его на заседание. Заседание проводится в присутствии одной истицы, однако не делается со стороны суда никаких попыток допросить хотя бы её саму относительно обстоятельств дела . Тем не менее, суд намекнул ей, что для солидности ей надо подать жалобу в полицию. Первое её обращение в полицию со «справкой» Йерухама было безуспешным – см. ниже.

Г. Естественно, вынося «Цав агана» в описанных обстоятельствах, судья великолепно понимает, что речь идёт вовсе не об «охране» кого-либо от «насилия», а о разрушении семьи; ведь ясно, что если изгоняемый был бы опасен – то следовало бы его изолировать (и так или иначе – немедленно найти и допросить), а не выгонять на все четыре стороны ( от чего человек лишь озлобляется); очевидно, что лишь женщина, абсолютно УВЕРЕННАЯ В ПОЛНОЙ НЕОПАСНОСТИ СВОЕГО СУПРУГА, бежит просить «цав агана» в суде, а не просить реальной защиты в полиции, и её целью является насильственное завладение детьми и имуществом — и суд это прекрасно понимает.

Оптовое применение «цав агана» израильскими судами в отношении религиозных семей, и русскоязычного населения – отражает чёткую социально-политическую линию на максимальное разрушение семей в этих секторах «социальных меньшинств», разложение и дискредитацию этих «социальных меньшинств».

Д. Итак, 13 октября 2009, около 11 часов утра, не задавая истице ни единого вопроса, мировой судья Эял Баумгарт, заседая в качестве семейного судьи, выносит решение об изгнании меня из дома на 30 дней.

На 19 октября назначается заседание «с участием сторон».

Е. Посыльный из суда вручает мне это решение, естественно, неожиданное для меня. Я в шоке, расписываюсь и понимаю, что начинается отсчёт последних моих минут в обществе моих маленьких детей (трое младших и взрослый пасынок Йосиф дома, трёх старших дома нет…), в квартире, в которой я прожил почти 9 лет, где каждый шкаф, каждый гвоздь, каждая полка и каждый кран поставлен моими руками, куда я привозил из роддома 4 из 6 детей моих. Последний раз в жизни я сажусь на своё рабочее место, включаю компьютер и пишу просьбу в суд, прошу отменить бредовое решение. Прекрасно владея письменным ивритом и имея немалые юридические знания, многим людям помогал я в их судебных делах, в частности, женщинам, страдавшим от насилия мужей. Много судебных документов напечатал я за свою жизнь и многим помог – а особенно Эде в её судах против бывшего мужа. На этот раз самому себе я помочь не смогу и предчувствую это. Эда наблюдает за моими действиями пару минут и уходит. Я печатаю несколько экземпляров, записываю на переносной хард-диск, и начинаю собирать вещи. Через несколько минут после её ухода (поехала в участок на такси) раздаётся звонок из полиции. Тяну время, и веду с ментами тупую беседу, изображаю ленивого придурка, а сам собираю минимальные вещи, и показываю Йосифу как снимать видеокамерой. Дети должны будут знать, как была разрушена семья; ложь «отец ушёл из дома», «успешно» опробованная в 2004 году, должна быть убита до своего появления. Йосиф справился, кадры у меня и у всех моих друзей.

…Йосеф-гацадик (праведник)…он сознательно рисковал здоровьем, исполняя мою просьбу, и я предупредил его об этом: менты могли наброситься на него и искалечить – ведь их действия непредсказуемы и не наказуемы.

«Папа, куда ты едешь ?» – спрашивает Хаимке (через неделю ему исполнится 6 лет), видя громадную сумку, куда я наспех кидаю связанное с работой, и вторую – с туалетными принадлежностями.

«Милый Хаимке, сейчас придут полицаи и выгонят меня из дома, и я больше никогда сюда не вернусь.»

«Эйзе штуёт (какие глупости)», отвечает милый, шаловливый ребёнок. Сказанное мной не укладывается в его маленькой, здоровой, головке.

Я перехожу на идиш «Будьте здоровы и крепки, дети мои сладкие. Только вы и Всевышний Б-г знают как я люблю вас…», и перевожу себя на иврит. Береле (через пару месяцев ему исполниться 8) и Песя-Лея (3 с половиной года) молчат. Они знают, что папе надо верить и видят, что я не шучу. Взгляд их – и затихшего Хаима — раздирает душу.

•  Социальная служба двумя руками «за»…разрушение .

А. Моя просьба об отмене «цав агана» – которая знакомит суд с истинным состоянием истицы и реальными фактами насилия с её стороны в отношении меня и детей — побуждает суд обратиться к социальной службе и попросить «таскир» (заключение и рекомендации). Социальная служба довольствуется беседой с Эдой, обсудить со мной события времени и-или желания не имеет, и подаёт «таскир» в котором подтверждает факт душевной болезни Эды, состоящей на психиатрическом учёте, и рекомендует удалить меня из дома «независимо от того, кто является источником насилия и является ли вообще» . Заключение соц. службы подано утром 19 октября, непосредственно перед заседанием, автор – Яфа Асраф, соцработница номер 6993, имеющая полномочия судебного исполнителя, лицензия номер 3219.

Б. В свете рекомендации и очевидности её принятия судом, в ходе заседания я «соглашаюсь» на оставление в силе уже принятого решения (шансов оспорить свежую рекомендацию соцслужбы нет никаких, а безуспешные потуги только испортят отношения с судом) , и прошу суд вынести решение, что в случае просьбы о продлении изгнания будет проведено заседание и заслушаны свидетельские показания и т.д. Судья обрывает меня и говорит, что это не имеет отношения к делу. Будет новая просьба – будем говорить по новой. Эда довольно усмехается. Тем не менее подаю в дальнейшем просьбу этого содержания, а ответ – это дело закрыто. Будет новое дело – будем говорить по новой

В. 14 октября, подавая просьбу в суд, захожу в полицию (в протоколе от 13 Эда сообшает, что идёт подавать жалобу в полицию), сообщаю данные и прошу быть допрошенным. Дежурный мент-марокканец смотрит в компьютер, по лицу видно, что находит то, о чём я веду речь, и просит меня немедленно покинуть участок. В ответ на мои два вопроса: была ли подана жалоба, и могу ли я сделать вывод, что поданная жалоба не принята к рассмотрению виду её очевидной несостоятельности, мент велит убираться, угрожая насилием.

Иду к начальнику следственного отдела – он на курсах повышения квалификации. Принимает его заместитель, надутый ашкенази. В ответ на два вышеизложенных вопроса заявляет, что такие данные не могут быть сообщены, и что попытка продолжить допрос полицейских приведёт к моему аресту и немедленному суду за умышленное и т.д. Ретируюсь.

Г. В ходе заседания 19 октября излагаю суть услышанного в полиции. Судья отвечает, что его это не интересует. Прошу суд запросить из полиции соответствующие данные, в которых отказано мне. Ответ судьи «лифнот ламиштара? Лех ата ламиштара» (В полицию обращаться? Сам туда иди…)

Прошу разрешить мне телефонную связь с детьми. Суд удовлетворяет, при яростном сопротивлении Эды. Вижу, что говорить с детьми она не даст – всё так и происходит. В последующие месяцы суд после моих письменных обращений выносит несколько решений, в которых велит соцслужбе обеспечить мне телефонную связь с детьми. Ношу эти решения в «лишкат ареваха» (бюро соцслужбы). Соцработницы смеются в лицо и говорят, что «эйн давар казе» (такого не бывает). Все стороны хорошо знают, что делают.

Д. Итак, 19 октября судья Эял Баумгартен по рекомендации соцслужбы, поданной на основании беседы с истицей, оставляет решение об изгнании в силе и отказывается принять к сведению мою просьбу: чтобы в случае обращения о продлении изгнания не выносить решение в моё отсутствие, вызвать меня в суд и провести заседание с участием сторон. Также наотрез и в хамской форме отказывается затребовать данные из полиции.

•  Соцслужба не спит, и полиция при деле.

А. Фиаско со «справкой о синяке» в полиции (знакомые с традицией менты, как видно, смекнули, что раввин уж безусловно не бил достигшего бар-мицвы отпрыска и послали Эду без обиняков) вовсе не обескуражило Эду, вооружённую уже поддержкой соцслужбы. 18 октября уже закреплённая за Эдой соцработница Эйнав Бускила подаёт в полицию жалобу об «избиении» мной двух следующих за «Павликом Морозовым» детей – Нехемьи и Клары. Поданная соцработницей жалоба принимается без рассуждений и без присутствия «пострадавших» или их матери. Машина заработала.

Б. Мне становится известно об этой жалобе из последующей просьбы о продлении изгнания. На протяжении более полутора месяцев я несколько раз прихожу в полицию и прошу быть допрошенным . Вышеупомянутый ашкенази отвечает мне, что я «очевидно, буду в дальнейшем допрошен» и что «пока нет достаточно материала, чтобы меня допросить». В ходе этих визитов я умудряюсь, поймав момент благодушия дежурного мента, подать жалобу против Жанны и Эды в связи с подстрекательством несовершеннолетнего «Павлика Морозова» к даче ложных показаний врачу и полиции. Надо ли говорить, что жалоба похоронена тут же. «Это никого не интересует», любезно сообщают мне в дальнейшем.

В. В течении многих недель Нехемья (11) и Клара (9), лишённые связи со мной, находятся, очевидно, под прессом Эды, Жанны и соцработницы Эйнав Бускила. Как видно, они сопротивлялись достаточно долго. Наконец, в конце декабря – начале января Эйнав уводит их с занятий в участок, где они дают показания против меня следователям по делам несовершеннолетних.

Как видно, Береле наотрез отказался сотрудничать, и Эйнав от него отстала.

В «показаниях» Нехемьи и Клары Береле фигурирует в качестве «избиваемого», из чего можно сделать вывод, что были виды и на него. Хаим и Песя-Лея не фигурируют в «показаниях» – научить правдоподобно врать совсем маленьких детей невозможно.

Г. Сразу после дачи «показаний» Нехемьей и Кларой я был вызван в полицию. Мне позвонили на мобильный телефон и велели прибыть немедленно, на такси. Шутки с ними плохи — если по такому звонку не прибыть немедленно, то меня могут арестовать, встретив в городе — в этом случае я непременно буду избит, возможно и искалечен. Еду на такси, кто считает.

Меня допрашивали битый час. Следователь – двух- метровый тейманец со свирепой мордой смотрел в разложенную перед ним писанину – предупредив, чтобы я не пытался рассматривать, что там написано иначе будет плохо, — и задавал вопросы. Дату допроса я не записал, т.к. несколько дней был в шоке и старался забыть об этом. Это было где-то в начале января.

Первый вопрос был, чтобы я рассказал, как я бросил бутылку в голову Кларе (!!!). Я сказал, что рад помочь следствию, и надеюсь, что поэтому меня не будут бить (так и сказал – атмосфера была такая, что это было очень кстати), но я такого не делал. От меня потребовали сказать, всё что я делал в области кидания бутылок. Я ответил, что быть может когда-то уронил дома бутылку, или отодвинул бутылку и она упала… тогда мне, сказали, что в последний сукес я бросил в сукке бутылку от…газированной воды (т.е. пустую пластиковую), и Клара считает, что я бросил ей в голову… Всё остальное было в том же духе. В ходе допроса в помещение вошёл ещё один мент, который начал меня ругать, за то что я пришёл в участок с вонючим запахом. Следователь объяснил ему, что я уже три месяца бомжую. В ходе допроса, видя очевидную бредовость обвинений свирепый следователь немного смягчился, и даже пробормотал сочувственно «баним гидалти» (сыновей вырастил я), имея ввиду, что, мол, подсидели папочку…

После допроса меня повели фотографировать в профиль и анфас и брать отпечатки пальцев. Затем предложили подписать залог в 5000 шекелей на немедленную явку. На моё замечание, что выгнан из дома и лишён средств — пообещали, что арестуют на месте и до окончательного решения. Шутить было некстати, и я подписал с радостью.

•  Изгнание продолжается .

А. 12 ноября Эда приходит в суд и требует продлить изгнание. На этот раз мировой судья Алон Эйнфельд заседает в полномочиях семейного судьи.

Он продлевает «цав агана» до 18 ноября и назначает заседание на 10.00 в этот день.

Б . Алон Эйнфельд и Эял Баумгарт полностью игнорируют все имеющиеся в деле материалы и мои обращения, не считают нужным вызвать кого-либо из предложенных мной свидетелей, затребовать материалы из полиции, и т.п.

В. В ходе заседания 18 ноября Эял Баумгарт сообщает, что он всего лишь мировой судья и у него нет «мумхиют» (специальных знаний) для выяснений семейных вопросов, а перед нами очевидно семейный конфликт, а не дело о насилии в семье…

Г. Посему он отказывается предоставить мне возможность допросить истицу, которая прямо в ходе заседания позволяет себе читать тегилим, плакать, смеяться, говорить по мобильному телефону. Судья вяло делает ей замечания. Снова – все хорошо знают, что делают. Он отказывается вызвать свидетелей. Это всё – дело для семейного судьи с «мумхиютом», которой и передаёт дело. Изгнание продлено без обсуждений до 5 декабря.

Д. Письменная просьба вызвать свидетелей, в т.ч. «врача», соцработниц – и ответ Эяла Баумгарта: «цав» кончается 5 декабря. Никого уже не надо вызывать…

•  Судья с «мумхиютом» выходит на сцену.

А. Эда не дремлет и немедленно подаёт просьбу продлить «цав агана» после 5 декабря (заметим: она никогда не просит разбирательства, не предлагает вызвать свидетелей — только автоматическое продление, и – получает всякий раз).

Б . «Семейная судья» Абира Ашкелони решает, что поскольку на 8 декабря назначено ещё пару делишек о «насилии в семье», то изгнание продлевается до 8 декабря.

Человек валяется на улице второй месяц – пусть поваляется ещё три дня. Небось, не последние…

•  Мумхиют по-израильски

А. 8 декабря Абира Ашкелони проводит заседание с участием сторон. Оно начинается на несколько часов позже назначенного времени.

Б. Абира Ашкелони отбрасывает моё требование предоставить мне возможность допросить истицу, а в протоколе записывает от моего имени «я понимаю, что нет возможности допрашивать истицу, т.к. сейчас 16.00 и компьютерные машинистки бастуют…»

В.Абира Ашкелони выносит решение о продлении изгнания, не называя вообще какие-либо сроки.

Г. Устно сообщает истице, что «цав агана» можно тянуть максимум год, так что ей пора подумать о более эффективных средствах. Эда сообщает, что ждёт ответа от юридеческой помощи, а тогда уже ей помогут сделать всё, что надо.

Д. Абира Ашкелони велит соцслужбе подать рекомендации «в отношении продления изгнания» и оценить, насколько я опасен.

•  Мумхиют продолжается

А. После моих непрерывных письменных обращений в суд, соцслужба наконец подаёт рекомендации – меня направляют на комиссию по выяснению моей опасности для окружающих, а Абира Ашкелони созывает 3 января 2010 заседание, снова отказавшись позвать свидетелей.

Б. На этот раз она милостиво предоставляет мне возможность допросить истицу. Эда неумело изворачивается, подлог очевиден. Но без допроса врача и Иосифа это всё бессмысленно.

В. Изгнание, так или иначе, продлено пока что бессрочно. Предлагаю суду – своё согласие на ещё 60 дней изгнания (всё равно история с комиссией и последующая тягомотина с выспрашиванием вызова свидетелей займёт минимум то же время), при условии, что в дальнейшем «цав агана» не будет больше вынесен без заседания с участием обеих сторон.

Г . Абира Ашкелони не принимает моё предложение , рекомендует Эде посоветоваться с назначенным ей уже адвокатом от юрпомощи, и говорит, что моё предложение «не лишено смысла», снова повторяя, что «цав агана можно тянуть только год», и надо предпринимать более эффективные действия. Эда обещает в ближайшее время подать на развод.

Д. Абира Ашкелони просит Эду подать свой ответ на моё предложение в течении 5 дней. Я прошу в случае отказа немедленно назначить заседание со свидетелями.

Е. В начале января суд прекращает приём посетителей в связи с перестройкой компьютерной системы (в разгар сессии, а не упаси

Б-г в ходе многочисленных затяжных судебных вакаций, которыми не обделены труженики сионисткого «правосудия»…) и я теряю возможность следить за происходящим в суде. Соответственно отсутствует и возможность подачи документов через регистратуру.

В дальнейшем выяснилось:

датированная 6 января реакция Эды на моё предложение (категорический отказ) принята в суде лишь 11 января.

Абира Ашкелони соизволяет лишь 26 января (!!!- первоначально ведь она определила в 5 дней срок для реакции на моё предложение; а я ведь тем временем валяюсь бездомным…) написать свою резолюцию – чтобы я ответил, остаюсь ли я при своём предложении находится вне дома до 17 марта. Абира Ашкелони лжёт – на заседании 3 января я предлагал срок в 60 дней, а не до «17 марта».

Соответственно, игнорирует и ясно заявленное мной и зафиксированное в протоколе требование немедленно назначить заседание со свидетелями в случае отказа истицы.

Она также нимало не заботится об общей адекватности своих решений, и пишет – «ответчик должен дать свой ответ в течении 3 дней» (!!!)

Между тем секретариат суда соизволяет выслать это решение …2 февраля (т.е. спустя ещё неделю).

Ж. Тем временем «комиссия» устанавливает мою полную безвредность в смысле насилия, но, естественно, не рекомендует отменить изгнание.

•  Бодался телёнок с дубом.

На вужаке еду, гадзюкай паганяю, судзьдзям рэчы замаўляю

Из народного белорусского «оберега» на случай суда

А. Сразу по получении «цав агана» я начал готовить, и подал через несколько дней в тот же семейный суд иск с требованием «ахзакат йеладим» (принять на содержание и воспитание детей), пояснив ситуацию, что душевнобольная, временно (маниакально-депрессивный синдром неизлечим) почувствовав себя лучше, мстит мне за то, что был свидетелем её болезни, и ставит целью оторвать от меня детей.

Б. Параллельно пытался наладить контакты с Эдой и предложить ей сохранить семью на любых её условиях, ответом на все предложения был отказ, высказанный в издевательских формах («я искренне желаю тебе найти другую жену и других (!!) детей» и т.п.)

В. Поняв, что развод неизбежен, в рамках иска о содержании и воспитании детей я обратился в суд с просьбами зафиксировать совместность имущества и квартиры (квартира записана на имя Эды, и на её же имя велись все совместные сбережения, составившие к моменту изгнания более 50 тыс.шекелей; точно такая же сумма моих личных сбережений, имевшихся у меня до брака с Эддой — была без остатка истрачена мной в ходе совместной жизни..)

Г. Иск, поданный мной в середине октября в ситуации, когда путём абсурдного «цав агана» Эда завладела детьми и имуществом – был назначен на предварительное слушание на… 17 марта.

Д.Слушание моих последующих просьб в отношении имущества были назначены на ту же дату.

Е. Обращение в юрпомощь с просьбой предоставить адвоката

а. для помощи в иске про детей

б. для ликвидации «цав агана»- имело результатом отказ. Т.к.

а. иск про детей не имеет шансов на успех

б. «цавей агана» мы не занимаемся. Ведь там речь идёт о выяснении фактов…

•  Решение – бежать.

Жыд на ліха мудзёр – дагадаўся, што ўцёк

Белорусская пословица

А.Приближался первый йорцайт моей мамы, которую за год до этого я похоронил на родине. Три месяца я валялся без дома, остался без работы и средств к существованию. У меня оставалась на руках сумма денег на билеты и на первичное устройство на родине.

Б. О том, на какую объективность и «мумхиют» можно рассчитывать в суде я уже имел полное представление.

В. Представленный юрпомощью на иск об элементах адвокат ничего не менял – он не имел полномочий действовать против «цав агана», который оставался в силе на неограниченный срок; а алименты будут начислены на меня так или иначе и оставят меня в израильской мышеловке на многие годы, очевидно – навсегда, без родных, без крова, без средств к существованию, и соответственно без возможности нормально общаться со своими детьми. Заведенное в полиции дело, безусловно, будет доведено до суда и я буду осуждён в случае, если останусь в стране : очередное дело об избиении детей в семьях харедим – государственный интерес, с точки зрения власть предержащих; а уж такую конфетку, как харедим русского происхождения сионисткая ворона точно из клюва не выплюнет. Очная ставка в полиции и хакира негдит (встречный допрос) в суде в отношении несовершеннолетних не допускается, и успех обвинению гарантирован. Было бы желание – а оно есть, ого-го-го!

Г.Первейшей целью Эды было оторвать меня от детей; она не дала возможности осуществить телефонную связь, а встретить мне удалось трёх младших детей два раза, лишь через три месяца после изгнания, пройдя измывательскую «подготовку» в соцслужбе, на 45 минут в присутствии 2 соцработниц, в соответствующем месте.

Купил детям подарков, обнял их, снял на память.

Один Б- г знает, когда увижу их снова, и увижу ли вообще.

Д. На родине у меня оставались родная сестра с квартирой, не встающий уже год отец; кое-какие приобретённые с годами связи и даже друзья ещё со школьных лет.

Я решил бежать из этого ада.

Йосиф помог мне собрать необходимые вещи и проводил в аэропорт. 31 января 2010 года я прошёл паспортный контроль в воздушном порту имени Бен-Гуриона. Под крылом самолёта проплыла береговая линия, и 30 лет жизни в Израиле ушли как сон…

Е. Через 3 дня Эда, полагая, как видно, что я собрался лететь в ближайшее воскресенье, получила в Ашкелонском раввинском суде решение, закрывающее мне выезд из страны.

Ей не был задан ни один вопрос; присутствие ответчика не требовалось и там.

Но я уже вырвался из Содома…Дети остались там.

P . S . Чудес с Эдой не произошло – после временного зимнего улучшения, летом к ней вернулось затяжное маниакальное состояние.

Йосиф поселился в квартире с детьми и занял моё место круглосуточного родителя, исполняющего функции и отца и матери.

Да поможет ему Б-г и да хранит Он моих маленьких детей.