Мой дед Лазарь и село Яруга
Евреи и Украина – особь статья в многотысячелетней биографии еврейского Б-гоизбранного народа.
Но я не собираюсь по этому поводу насиловать читателей историческими изысками и экскурсами.
Расскажу лучше свою маленькую историю.
Среди тех сотен людей, которые так ли иначе повлияли на мое мировосприятие, первое место по праву принадлежит деду по матери Лазарю Демьяновичу ПТАШНИКУ.
Правда, полагать своим прадедом Демьяна я не могу по той сермяжной причине, что шкодливая прабабка Пелагея, «понесла» Лазаря от еврея-портного Мойши из соседнего местечка Яруги.
В моем родном селе Буша в том никто и никогда не сомневался. Рыжий Мойша несколько зим столовался и работал в доме прадедов, обшивая чугаями (что-то наподобие армяков) всех бушан на своей ручной машинке. В итоге и дед мой и его сестра бабушка Люба были рыжими, хотя об их родителя носили волосы черные. Но всего более в пользу авантюрного происхождения деда Лазаря говорит тот факт, что его еврейский отец привечал побочного наследника до самой своей смерти. (При этом дочерью почему-то не интересовался). И кагал в селе Яруга от моего деда тоже не отмежевывался до тех пор, покуда существовал на берегу седого Днестра. Парня там регулярно подкармливали, обували, одевали и даже на фронт проводили летом 1914, а через два года встречали как героя.
Дед мой обладал глубоким и парадоксальным умом от природы. К тому же улучшал его бесконечным чтением. Достаточно внушительную сельскую библиотеку он читал и перечитывал до последнего томика по много раз. Сам покупал книги. Просидеть всю ночь за каким-нибудь новым романом при свече, а потом умыться и пойти в поле на работу, не составляло для него ни малейшего труда. Будучи закоренелым атеистом, дед, тем не менее, умел высчитывать для сельчан храмовые христианские праздники на многие годы вперед. И вообще в Библии хорошо разбирался. Благодаря ему я познакомился с Ветхим Заветом значительно раньше, чем с букварем.
Далеко не самый смелый по натуре человек (если даже не сказать – трусливый), дед, однако, в первую мировую был награжден Георгиевским крестом за то, что взял в плен пятнадцать австрийцев! Именно пятнадцать и именно в плен!
Рассказывал мне, совершенно искренне, не таясь:
— «Иду по лесу и вдруг мне навстречу – толпа австрияков. От испугу я тут же наложил в штаны. А они покидали винтовки и подняли руки. Ну, что оставалось делать: привел их в расположение. Господин офицер хотел меня обнять, расцеловать на радостях, а я от него ходу – ведь полные же порты говна – стыдобище какое! Так еще Гришка Мелехов, — мимоходом ронял дед, — от царской ласки уклонился путем просьбы о «малой нужде».
За упоминанием того или иного литературного героя тут же следовал подробный рассказ о нем, часто растягивавшийся на долгие часы. Дед любил меня. Иной раз мне кажется, даже чересчур любил. Тратил на меня неограниченное время и все свои скудные средства. Например, купил мне, пятикласснику, наручные часы, год собирая для этого деньги. Во всей школе я стал единственным обладателем хронометра. Гордился им несказанно. А в одной драке упал, ударился левой рукой с часами о камень, и они встали. Я отправил их на завод, объяснив в письме руководству предприятия всю сложность ситуации. И мне прислали новые часы.
Говорят, покидая, сей бренный мир, дед в самый свой последний миг сожалел об одном: что не увидит меня в военной форме. Так рассказывала моя бабка Евдокия Иосифовна, в девичестве ДОБРОВОЛЬСКАЯ. Верю ей безоговорочно, поскольку она никогда и никого не обманывала, полагая ложь тяжким грехом. Кстати, до сих пор необъяснимый для меня психологический парадокс. Как уже говорилось, чрезвычайно боязливый по жизни человек дед Лазарь, серьезно заболев, не стал мучить ни себя, ни близких. На неделю прекратил есть, пить и тихо угас на руках у бабки. Она была его второй и очень любимой женой. Знала только семь букв, зато отлично считала деньги, никогда не ошибаясь. Дальние родственники бабушки – по всей видимости, разорившиеся крупные польские землевладельцы, поэтому своеобразный аристократизм наличествовал в ее генетике. За столом наша бабушка Докуня никогда не чавкала, не сьорбала (не хлебала), что в селе отродясь недостатком не считалось; выпивала за свадьбу, за любой иной праздник или торжество ровно сто граммов и ни граммом больше; обладала поразительной чистоплотность даже на девяносто четвертом году жизни; умела сводить семейные концы с концами в самые страшные времена, выпавшие на ее и деда долю. Была умна и щедра, скупа и расчетлива, решительная и одновременно терпелива, как волчица, живущая невдалеке от людских жилищ.
В 1947 году на наши приднестровные края обрушился такой невиданный голод, что в селе случились четыре случая каннибализма. Всю зиму сельчане не хоронили умерших – не было сил. Весной приехала солдатская команда и без малого сотню трупов закопала в братскую могилу. Бабушка моя пекла один малай (хлебец из кукурузной муки пополам с картофельной ботвой). Резала его ниткой пополам. Один кусок съедала сама с восьмью детьми, второй отдавала деду.
Так сохранила в живых кормильца, моих дядьев, Симона и Владимира, мою маму Веру и себя. Иначе бы вымерла вся семья, что у других случалось сплошь и рядом.
У бабушки наблюдался один недостаток: будучи глубоко верующей, она упорно пыталась как-то христиански образумить деда относительно всего того, что касалось веры. Он отбивал ее миссионерские попытки спокойно и беззлобно:
— Брэ, Докуню, нэ пыз…якай! (В нашей местности междометие «брэ» встречается с той же частотой, как в Германии артикли).
А мне подмигивал, и когда мы оставались одни, говорил: «Возможно, Б-г и есть, но, конечно, не такой, как представляет наша бабушка. Только мы с тобой не будем ее расстраивать. Вера, Мисю, очень сложная штука».
Среди всех достоинств деда я уже сам дед, до сих пор восхищаюсь тем, как замечательно он умел со мной разговаривать на равных, никогда не сюсюкая. Это, полагаю, исключительно семитская ментальная черта: видеть в малых детях личности и не мистически, а осознанно верить в их будущее. Я понимаю некоторую идеологическую шероховатость, если не шаткость данного умозаключения, но никак корректировать его не намерен.
Так случилось, что, благодаря деду, восьмилетку мне пришлось заканчивать в уже упоминаемом селе Яруге. Туда и обратно – пятнадцать километров ежедневно хоть в зной, хоть в стужу. Но я не скулили и не ныл.
Мне нравилось в этом селе все: сама школа, дети в ней, учителя. Даже то обстоятельство душу радовало, что в центре еврейского местечка, (как в большом городе), продавались газированная вода и мороженное.
Еврейский колхоз в Яруге вообще гремел даже не на всю округу, а на всю Украину. Когда наши селяне получали две – три копейки на трудодень, то яружане-евреи – 25 дореформенных рублей! Деньги – космические. Не случайно поэтому, что именно в доме Боривкеров я впервые в своей жизни увидел «живой» телевизор.
Кроме всего прочего, мне нравилась яружская школа и тем, что там немецкий преподавала Софа Израилевна. Фамилию ее я, к прискорбию своему, забыл. Семидесятилетней старушке я так понравился своим рвением к изучению «языка Гете, Шиллера и Моисея Мендельсона», что она без малого год, занималась исключительно со мной одним! (Весь восьмой класс при этом изучал английский язык).
Гете и Шиллер уже были у меня на слуху, а кто такой еврей Мендельсон я понятия не имел и однажды спросил учительницу об этом напрямик. «О, то был великий человек, — благоговейно подняв очи горе, сказа Софа Израилевна. — Он жил в восемнадцатом веке в Германии. Он так истязал себя науками, что в молодости стал горбатым. Но нечувствительный к физическим лишениям, он обнаружил чрезвычайную чуткость к духу человеческому. О нем писал такой великий немец как Лессинг. Мендельсона еще называли»еврейским Сократом». Впрочем, зачем я тебе все это говорю? Тебе это не может быть интересным. О таком задумываются только старые люди и евреи, которые от рождения уже старые. Повторим-ка с тобой лучше плюсквамперфект»…
Перешагнув свой возраст за полувековой рубеж, я случайно набрел на книгу С.М.Дубнова «Краткая история евреев» и, прочитав ее, понял, что школьная учительница Софа Израилевна, чью фамилию к стыду своему я запамятовал, из всех великих своих соплеменников не зря рассказала мне именно о Мендельсоне.
Как и Моисей библейский, этот Моисей германский сделал для своего гонимого народа, словно Ленин для российского,- настоящую революцию.
Он доказал, что иудаизм, на самом деле, требует от своих последователей не слепой в е р ы,
а только разумного п о з н а н и я в связи с
и с п о л н е н и е м исторических и нравственных законов.
И далеко не случайно великий немецкий философ Иммануил Кант приветствовал появление «Иерусалима» — главного труда Мендельсона — как начало общей реформа религии.
Между прочим, этот блестящий философ и переводчик «Торы» на немецкий язык, человек, которым восхищалась в восемнадцатом веке вся просвещенная Европа, прожил на свете всего лишь пятьдесят семь лет. И предки моей учительницы, наверняка, его хоронили, потому что были они выходцы из той самой восточной Германии, что и Мендельсон…
Каждый день я проходил мимо дома, в котором жили многочисленные наследники моего предполагаемого прадеда. Отлично помню, что никаких мыслей во мне по этому поводу не рождалось. Они возникли только сейчас, когда я стал возвращаться памятью в прошлое.
Я вспоминаю дедову и мою Яругу и понимаю, что ничего в этом подлунном мире не проходит бесследно и, слава Вс-вышнему, не исчезает. Хотя яружского еврейского местечка не существует уже лет тридцать. Все его жители, в том числе мои одноклассники Бина Раббер, Абрам Казаневский, Пиня Вейсман, Боривкер Маиса, Линворд Фрида выехали на землю обетованную. Всего из нашего Могилев-Подольского райна в Израиль переселились около двадцати тысяч евреев. Дед мой умер в первый год этого великого переселения…
… Как сейчас вижу себя на лавке рядом с дедом. Мы оба заворожено смотрим на колдовские языки огня: бабка в печи готовит ужин. Они мирно между собой воркуют или наставляют меня, неслуха, на путь истинный. Или по просьбе бабки дед рассказывает содержание очередной прочитанной им книги. Учтите: ни радио, ни телевизора, да и вообще электричества в те годы в наших краях не существовало. Настоящую лампочку Ильича я увидел лишь в год смерти Сталина!
Вдруг дед, как ошпаренный, шлепает себя ладонью по лбу:
— Мать твою йо..! Я же сегодня еще ни разу не курил!
Выходим вместе с ним из хаты, садимся на широкую завалинку, на которой летом свободно можно было днем поспать. Дед закручивает козью ножку из собственного самосада – лучшего на всю округу. Глубоко затягивается и начинает о чем-то рассказывать…
А над нами – во всю космическую мощь – тиха украинская ночь и звезды крупные, как вишни.
До самого последнего смертного вздоха этих мгновений не забуду…
============================================
Об Авторе:
Захарчук Михаил Александрович
Год рождения — 02.01.1949.
Образование: окончил Львовское высшее военно-политическое училище, факультет журналистики в 1973 году.
Служил четыре года в газете Бакинского округа ПВО «На страже» — отдел авиации.
Военно-политическую академию — редакторский факультет окончил в 1980 году.
Далее работал в «Красной звезде» (отделы: вузов – старший научный сотрудник, информации – заместитель редактора).
С 1986 по 1991 годы – Специальный военный корреспондент ТАСС при Министре обороны СССР.
С 1991 по 1994 годы – Главный редактор журнала «Вестник противовоздушной обороны».
С 1994 по 1999 годы – Первый заместитель главного редактор журнала Генерального штаба «Армейский сборник».
В 1999 году уволился из кадров ВС РФ в звании полковника.
Девять лет работал редактором сканвордного журнала «Три семёрочки» в издательстве «Логос-Медиа»
Автор книг:
«Пасионария пламенная» (о Долорес Ибаррури);
«Босая душа или Каким я знал Высоцкого»;
«Свой долг исполню честно (об отце Муслима Магомаева); «Встречная полоса» Эпоха. Люди. Суждения.» (На абрисном фоне собственной биографии собраны очерки о 300 выдающихся деятелях СССР и России, с которыми был знаком лично);
«Леонид Якубович. Вся жизнь – «Поле чудес»;
«Тайны русского кроссворда»;
«Нескучные мысли москвичей».
Внештатно работает в Интернет-газете «Столетие».
Женат. Две дочери.
=====================
С книгой Михаила Захарчука познакомились калининградские «Львы».
В Калининграде прошла очередная встреча членов общественной организации “Лев”.
Эта организация, объединяющая сегодня свыше 150 выпускниками Львовского высшего военно-политического ордена Красной Звезды училища, проживающих на территории Калининградской области, была создана ровно семь лет назад.
На встречах, которые проходят четыре раза в год, действующие и находящиеся в запасе офицеры-культпросветработники и журналисты, в неформальной обстановке делятся своими горестями и радостями, вспоминают друзей, годы учебы, чем могут, помогают тем, кто нуждается в поддержке, общаются с интересными людьми.
На этот раз гостем “Льва” был начальник пресс-службы Ленинградского военного округа выпускник ЛВВПУ полковник Юрий Кленов. Он рассказал о том, как живут выпускники училища в Санкт- Петербурге.
Очень интересно прошло и обсуждение книги военного журналиста, долгое время служившего в “Красной звезде” а затем в армейской редакции ТАСС Михаила Захарчука “Встречная полоса”. С какой теплотой пишет Михаил Захарчук о Львовском ВВПУ, о Львове. Пишет точно, емко, образно. Читаешь книгу и воочию видишь легендарно-строгого, бесподобного, великого и фантастического половника Непейводу, других преподавателей. “Встречная полоса” — это кусок жизни, с кровью, с мясом, обнаженными подчас нервами, описанный пером острым, порой, чуть ли не скальпелем – но в руках добросовестного хирурга, который до конца борется за доверенную ему жизнь.
И к тому же с добрым юмором. Герои Захарчука – не только офицеры и солдаты.
Как пишет военный обозреватель “Комсомолки” Виктор Баранец (тоже выпускник ЛВВПУ):
“В одном строю с ними – президенты и артисты, писатели и клоуны. Рассказывая о них, Захарчук разламывает отполированные до лакового блеска расхожие представления о фигурах нашего времени. Он выходит из стоя банальных портретистов и дерзко шагает по “встречной полосе” ( отсюда и смысл названия книги)”
В книге собраны интересные творческие портреты более чем трехсот выдающихся личностей бывшего Советского Союза, нынешней России. Миша Захарчук сделал немало открытый в известных людях. Для меня, многих калининградских “Львов” стало открытием, например, что Владимир Высоцкий хотел быть военным моряком, но из-за хромоты не попал на службу в ВМФ, что великий кукольник Сергей Образцов терпеть не мог “примитивную мазню Айвазовского”…
Валерий Громак, капитан первого ранга запаса,
11.12.2006 года
Главный редактор сайта до 2021 года.
На данный момент по личным обстоятельствам не может поддерживать информационную связь с читателями сайта.