ЯКОВ КЕДМИ: «Я ничего не боюсь. Людей — меньше всего…» (2007)

С Яковом Кедми я лично познакомился несколько лет назад. И могу констатировать – этот человек не боится вопросов, которые для более слабой личности оказались бы просто убийственными…

Одно упоминание газетных заголовков –«Человек, который закрыл Америку», «Израиль погубит наша местичковая тупость» и иже…

 Здесь уместно напомнить мнение  последнего Чрезвычайного и Полномочного Посла СССР и первого посла РФ в Израиле Александра Евгеньевича Бовина (ныне покойного): «Яков Кедми — это умный, собранный человек, хорошо ориентирующийся в израильских и московских лабиринтах власти. Мне и в Москве, и в Израиле было интересно встречаться и разговаривать с ним». (А.Бовин «Записки ненастоящего посла»).

Суть «трудных» вопросов – спецслужба «Натив» («Тропа»), которой с начала Большой Алии руководил Яков Кедми, «перенаправила» миллионный поток евреев из СССР ТОЛЬКО в Израиль, «перекрыв» путь в европейские страны и на другие континенты (США, Канада, Австралия). ТО, что увидели  бывшие советские люди  на «исторической родине», можно определить словами самого Кедми: «ехали в одну страну, а приехали в другую». Назвать это «неготовностью страны» можно с очень большой натяжкой и верхом политкорректности. Ибо — ТАКОГО уровня явной дискриминации, отровенного и примитивного шельмования («колбасная алия», «алия преступников, проституток и алкоголиков», «они все купили свои дипломы» и т.д.) бывшие советские евреи, в силу Воспитания и Культуры, просто не могли ожидать такой «горячей встречи»… Но сам-то Яков Кедми (Яша Казаков, москвич с Таганки, студент престижного МИИТа) ЗНАЛ о «возможных братских объятиях»…

На эти и другие вопросы Яков Кедми отвечал в русскоязычных СМИ не раз. Напомним  и себе, и самому Якову о сравнительно недавнем…

— Яков, вы, наверное, самый высокопоставленный офицер спецслужб Израиля из тех, кто известен репатриантам как «русский». Какое у вас звание?

— В спецслужбах Израиля не бывает званий. Но, приравнивая к военной табели о рангах — это «алуф бе-цава», то есть генерал-лейтенант.

— Вы оказались в Израиле раньше всей алии семидесятых годов. История вашей репатриации необычна…

— Да, это началось в январе 1967 года. Мне тогда было 19 лет. Я прорвался в израильское посольство в Москве, и первыми меня там встретили работники «Натива». Я спросил: «Как могу уехать в Израиль?» Мне сказали, что Израиль меня с удовольствием примет, но вот как я выеду из СССР — это моя проблема.

Несколько слов об Операции «Большая алия»

— В то время в израильском посольстве в Советском Союзе, как и во всех странах Восточной Европы, из МИДа были только посол и представитель службы безопасности. Все остальные — работники «Натива».

— Но «Натив» — это же спецслужба, как «Мосад» или ШАБАК?

— Так было до сравнительно недавнего времени. До тех пор, пока я был ее руководителем, это была спецслужба.

— Спецслужба — значит специальные операции? Скажем, шпионские? Они бывали и у «Натива»?

— Шпионаж — это тоже одна из специальных операций. Когда перед государством стоят проблемы, которые не могут быть решены конвенциональными методами, за дело берутся спецслужбы. Для того они и созданы.

— «Натив» занимался неконвенциональными операциями?

— Да. Например, в первые годы существования еврейского государства это был просто нелегальный вывоз евреев из стран Восточной Европы. Доходило до того, что оснащали машины двойным дном или пользовались какими-то другими тайниками, снабжали репатриантов фальшивыми документами и перевозили их через одну — две страны.

— А в ваше время такие операции проводились?

— Конечно, но другими способами. Не по фальшивым документам… По крайней мере не всю дорогу — по фальшивым документам. Я помню несколько операций. Даже из СССР вывозили людей без того, чтобы советские власти об этом знали. Потом этих людей я в Израиле встречал.

— Вы использовали агентов влияния?

— Так эти люди называются на профессиональном языке российских спецслужб. Речь идет о создании тех или иных политических процессов, о том, чтобы притормозить их или направить в нужное русло. Я этим занимался как в странах, в которых мы непосредственно работали, так и на Западе. Конечно, и в Соединенных Штатах. Например, участвовал в создании организации «Всемирное движение в защиту евреев Советского Союза». Если бы не «Натив», это движение не было бы создано или работало бы не столь эффективно. А вершиной всего этого стала поправка Джексона-Вэника. Этот законодательный акт был задуман, подготовлен и направлен работниками «Натива». Речь идет о поправке к американским законам, которая накладывала некоторые ограничения на торговые отношения США с Советским Союзом из-за того, что в СССР не существовало свободы выезда.

— Благодаря этой поправке алия семидесятых годов сумела прорваться через «железный занавес». Так?

— Не совсем. Эта поправка сыграла свою роль. Но евреи смогли прорваться в основном не из-за поправки, а из-за тех действий, которые они сами предпринимали для того, чтобы прорваться. Я имею в виду то еврейское движение, которое возникло в Советском Союзе. Поправка помогла, но основным было то, что делали сами евреи.

КИРЬЯТ-МАЛАХИ ВМЕСТО ЛОС-АНДЖЕЛЕСА…

— А к алие девяностых «Натив» имел какое-то отношение?

— Любая алия, которая произошла после создания «Натива» в 1952 году, — дело рук «Натива». В том числе и алия из СССР, и алия из Албании.

— Но ведь алия девяностых — следствие решения, принятого американскими конгрессменами. Вы-то что сделали?

— Американские власти приняли решение о том, что оформление документов для эмиграции из СССР в США должно быть переведено из Рима в Москву. То есть это был самый лучший вариант, который практически обязывал — хотя бы с точки зрения закона — желающих выехать в США подавать документы не в Риме, а в Москве. Американцы рассчитывали, что это должно упорядочить поток эмигрантов, который усиливался в направлении США.

— Назовем вещи своими именами: под «беспорядочным потоком» вы имеете в виду, что евреи, которые получали визу на выезд из СССР в Израиль, прибывали через Вену в Рим, а там подавали прошение об эмиграции в США и потом, после некоторого ожидания, уезжали в Соединенные Штаты. Так это было?

— Так было не только с отъездом в Соединенные штаты, но и в Австралию, и в Канаду. Ожидание длилось от полугода до года. Проблема состояла в том, что американская бюрократическая машина не успевала справиться с таким потоком эмигрантов. Американцы начали понимать, что в этом потоке есть нечто стихийное, выходящее из-под контроля…

— Они испугались наплыва эмигрантов, или Израиль настоял на этом решении?

— Нет, Израиль не настаивал на этом. Почти для всех израильских структур решение американских властей стало неожиданностью, в том числе и для Сохнута. Новый порядок был введен только для обеспечения американских интересов. Они решили взять под контроль процесс, который до того контролировала советская власть. Но с 1989 года и советская власть не могла больше контролировать его, сняв практически все ограничения с эмиграции в Израиль. Были поставлены лишь те рамки, что количество выезжающих из СССР определялось способностью государств на Западе принять эмигрантов, создать им условия для жизни. Американцы были к этому не готовы.

— Что же сделал «Натив»?

— В начале сентября 1989 года представители нескольких посольств, и я в том числе, были приглашены к американскому послу. Тогда я уже год крутился в Москве в составе израильской консульской группы при посольстве Нидерландов, которая в основном состояла из работников «Натива». Американский посол объявил нам, что с 1 октября США вводят новую процедуру. Я это выслушал, позвонил в Израиль и сказал, что мне нужно срочно приехать и поговорить с главой правительства, чтобы обсудить ситуацию. И поехал.

— Так просто: вы позвонили в Израиль, сказали, что хотите встретиться с главой правительства…

— Мы подчинялись только главе правительства и докладывали только ему. Всегда, если в Москве появлялась информация, которую я считал необходимым доложить ему, я говорил, что хочу с ним встретиться. Обычно встреча происходила в течение суток с момента моего появления в Израиле. Иногда я ехал к премьер-министру прямо из аэропорта, но порой приходилось подождать сутки, если я не настаивал на немедленном свидании. Так было и на этот раз. Мы с тогдашним директором «Натива» Давидом Бар-Товом приехали к Ицхаку Шамиру. Я доложил обстановку. Сказал, что, по моим оценкам, есть возможность прекратить то, что называлось «отсевом», то есть завернуть всех евреев в Израиль. Я понимал, что американская система не сработает, потому что не было запланированного механизма, который предотвратил бы прибытие евреев в Вену и в Рим. А как только они там появятся… Даже если американцы скажут, что не будут их принимать — достаточно, чтобы в течение трех недель набралось десять тысяч человек, которые нигде не будут приняты. На улицах они устроят демонстрацию — и сердобольные евреи США, а также все американское общественное мнение потребуют от властей изменить решение. То есть я определил задачу: нужно воспользоваться решением американцев и предотвратить приезд евреев из СССР в Вену.

— Если бы эмигранты туда попали, они могли бы изменить решение американцев?

— Если бы они туда попали, то это решение американских властей не стоило бы той бумаги, на которой оно написано.

— И вы сделали так, чтобы евреи туда не попадали?

— Я придумал механизм, который мог это предотвратить. Я предложил премьер-министру ввести новый порядок в посольстве: люди будут получать визу, только когда покажут билеты на выезд в Израиль через Бухарест или Будапешт. К тому времени «Натив» уже создал свои базы в этих городах.

— Чем Бухарест и Будапешт лучше Вены?

— Из Бухареста не было «отсева». Нам Чаушеску обещал это в свое время. То есть из Бухареста можно было попасть только в Израиль. И из Будапешта тоже. Это были страны социалистического лагеря. Там был порядок, и каждый ехал в соответствии с тем документом, который у него был. Было понятно, что оттуда люди попадут только в Израиль. Я запланировал так, чтобы в Будапеште люди находились как можно меньше времени, и чтобы у них была наименьшая степень свободы передвижения. Я слишком хорошо понимал, с кем имею дело. Я отлично знал, как начинался «отсев», как развивался и какими методами можно с ним бороться. Схема была простая. Премьер-министр сказал: «Хорошо, но договорись с голландцами». Когда мы вышли от премьер-министра, я сказал своему начальнику Давиду Бар-Тову, что с голландцами буду говорить на своем языке.

— Что это за язык? Наверняка не голландский?

— Мой язык. Голландцы за год работы со мной уже привыкли, что я время от времени меняю процедуру в посольстве. Поначалу они пытались получить на это разрешение министерства иностранных дел Нидерландов, но я через Иерусалим устраивал так, что из Нидерландов им сообщали то же самое, что сказал я. И к этому они привыкли. Я приехал в Москву, попросил встречи с послом Нидерландов, и он меня принял. Я сказал, что был в Израиле, разговаривал с премьер-министром, — и с завтрашнего дня порядок будет изменен. То есть люди, получившие визу прежде определенной даты, еще смогут выехать в Вену, а все остальные поедут в Бухарест и Будапешт.

— Иначе говоря, вы заставили людей поехать в Израиль?

— Да, я договорился с посольством Австрии и попросил его работников действовать согласно закону: то есть не ставить австрийскую визу раньше, чем будет поставлена израильская виза. А после выдачи израильской визы в пять часов вечера — до самолета, который летел на Бухарест и Будапешт, оставалось три часа. Все посольства были закрыты.

ТАК МЫ СПАСЛИ ИЗРАИЛЬ
В телевизионном интервью в программе «Персона» 9-го канала, откуда приводятся Ваши слова, ведущий спросил: «- А вы не боитесь, что наши зрители сейчас плюют в телеэкран?»

—  И я ответил: я ничего не боюсь. Людей — меньше всего. Мы делали то, что считали нужным для государства, для еврейского народа. В результате сегодня в Израиле на миллион русскоговорящих жителей больше. Те, кто знает, что такое Израиль и в чем его сложности, могут представить себе, какова была бы дееспособность еврейского государства без этого миллиона граждан. Мои коллеги из других спецслужб, после того как началась реализация моего плана, сказали: «Ребята, вы просто спасли нашу страну».

— Почему они так сказали?

— Представьте себе, что сегодня население Израиля стало бы меньше на миллион евреев. Какова была бы политическая структура страны при условии постоянного и быстрого прироста арабского населения? Какой стала бы экономика? Без евреев из России не было бы израильского хай-тека. То есть благодаря большой алие наша страна была спасена — и экономически, и демографически. Мало того: арабов ошеломило, когда они увидели огромную алию, направившуюся в Израиль. Это был основной фактор, который заставил их примириться с Израилем, понять, что больше ничего нельзя сделать. Так что без этой алии вряд ли Израиль сегодня был бы дееспособен.

— А вы не чувствуете раскаяния перед людьми, которых погнали прямиком в Израиль, хотя у них, возможно, были другие планы?

— Я понимаю, что Кирьят-Малахи — это не Лос-Анджелес, хотя смысл в названиях этих городов один и тот же. Да, Израиль оказался не таким, каким он должен быть по отношению к приехавшим евреям. Дискриминационное отношение некоторой части израильского общества к евреям из СССР-СНГ продолжается, не ослабевает…

— Когда Вы говорите о дискриминационном отношении со стороны населения, высших слоев общества или о политике государства?

— Политики — тоже люди. Не всегда, но люди. Они принимают решения согласно тому, что понимают и как понимают. Если общество относится к какому-либо явлению предвзято, то и политиков это не минует.

— Вы считаете, что израильское общество предвзято относится к «русским»?

— Я это вижу, я это чувствую. И каждый русскоязычный израильтянин ежедневно это чувствует. Предвзятость эта не носит положительного характера, как в годы первой алии, а именно отрицательная. Но действительность в Израиле определяется — и будет определяться! — теми людьми, которые в нем живут. То есть от нас в значительной мере зависит, каким будет Израиль. Если бы нас не было, Израиль был бы иным. И то, что мы здесь — вселяет надежду, что мы сможем сделать эту страну такой, какой она должна быть.

На снимке: Яков Кедми, Человек,  «Закрывший Америку» и Личность, которая «Ничего не боится. А людей – меньше всего»