Старший лейтенант Алескендер Рамазанов — редактор дивизионной газеты, Афганистан, Кундуз, 1981 год.

                                         

        

         Генералы, кому  довелось командовать в 1979-89 гг. 40-й армией, были сущими богами. Стремительно вброшенная в Афганистан стотысячная армада, артиллерия, авиация, горючее – рекой, боеприпасы – горами.

По военным меркам, казалось бы, история отвела им больше  шансов на победу, чем всем великим завоевателям  в минувшие века.

И неужели кто-то всерьез отнесется к послевоенным утверждениям, что не было такой задачи завоевать Афганистан?

Армии, подобные 40-й общевойсковой, вводят именно для победы, для утверждения своей политики военной силой. Не получилось.

Слово командующим 40-й общевойсковой армии, людям мужественным и опытным.  (Даты в скобках – время командования 40-йОА)

       Генерал-лейтенант Ю. Тухаринов  (декабрь 1979- сентябрь 1980г.):

«Я не представлял, что открывается длительная, растянувшаяся затем почти на десять лет так называемая афганская война. Мы думали, что наше пребывание в Афганистане будет недолгим и принесет облегчение дружественному народу».

Генерал-лейтенант Б. Ткач,  (сентябрь 1980- май 1982 г.):

«О том, что мы в Афганистане завязли, мы почти не говорили. Разве что в бане. Пойдешь туда с кем-нибудь из прибывших в штаб командиров дивизии, он спрашивает: «А дальше что?» А там, без погон, мы оба — просто люди. Что тут ответишь — только пожмешь плечами. Ежегодно гибло около 1,5 тысячи наших солдат, и процентов десять этих потерь были не боевыми — по неосторожности, от усталости, неопытности…  Никто не думал, что мы останемся там надолго. Ведь изначально войска должны были вернуться через несколько месяцев. Потом срок продлили еще на какое-то время, потом еще…».

 

Генерал-лейтенант В.Ермаков (май 1982- ноябрь 1983 г.):

«Мы тоже пришли в Афганистан с огромной армией. Пришли не для того, чтобы покорить Афганистан, а чтобы оказать интернациональную поддержку и стабилизировать ситуацию. Но навязать демократию силой невозможно. Сегодня, под дулом пистолета, афганцы с вами соглашаются, что в мире нет ничего лучше американской демократии. Точно так же они говорили нам о советской системе. Но стоит повернуться к ним спиной, получишь пулю».

«…Непонимание Москвой ситуации в ДРА серьезно сказывалось на обеспеченности армии, на ее моральном духе. У любого офицера, у любого солдата, утратившего чувство `крепкого тыла`, не ощущающего заботы о себе со стороны родного государства, потерявшего уверенность в своей необходимости стране, в той ситуации неизбежно возникал резонный вопрос: `а вы мне тогда зачем нужны, за что я рискую жизнью?`. Из-за потери этого человеческого контакта между государством и армией, выражавшегося в достойном отношении и уважении к человеку в погонах, военные буквально становились изгоями…».

Генерал-лейтенант И. Родионов (апрель 1985 — апрель 1986 г.): «Армия стала терять авторитет и поддержку у афганского народа, т.к. в погоне за победой, побыстрее и любой ценой, были неоднократно приняты решения о применении дальней авиации, систем площадного поражения ГРАД, стиравших с лица земли кишлаки со всеми жителями, включая стариков и детей… Вот так самый уважаемый в Афганистане советский человек, руками которого так много было сделано для афганского народа, превратился в убийцу и врага. Во всех сообщениях звучали успокоительные реляции, сводящиеся к оборотам типа: обстановка сложная, но имеются тенденции к её улучшению, оздоровлению и в целом — к победе. На этих уровнях уже тогда властвовали карьеризм, враньё и желание наживы. Наживались на поставках и на многом чём другом… Очень плохо работала контрразведка. Я вообще её не ощущал. Воровство, а особенно спекуляции, всё это цвело пышным цветом… Лично ознакомившись с ситуацией, я пришёл к выводу, что победой здесь не пахнет, наоборот, чем дальше — тем всё больше будет проблем».

 

 

Генерал-лейтенант В. Дубынин  (апрель 1986- июнь 1987 г.)

«И тогда и сейчас  я считал и считаю, что ввод войск был трагической ошибкой, авантюрой. Афганистан — это не та страна, которую можно легко завоевать. Бесперспективность и бессмысленность  войны я почувствовал сразу же, как только прибыл в 40-ю армию».

Генерал-лейтенант Б. Громов (июнь 1987- февраль 1989 г.)

«Считал и считаю, что эта война стала огромной и во многом непоправимой политической ошибкой тогдашнего руководства Советского Союза».

Все вышеизложенное было сказано генералами после войны. После окончательного развала державы, когда-то вручавшей им  40-армию. Но это не меняет дела. Нет оснований полагать, что в Афганистане они думали иначе. И, разумеется, эти думы, пусть потаенные, оказывали совсем не мистическое воздействие на ход афганской кампании все девять лет. Победа, она, как и любое стремление в голове начинается. А в Боевом уставе сухопутных войск тех времен так прямо и было сказано решимости командира к победе, как решающем факторе!

Впрочем, нет правил без исключений.

В списке командующих не упомянут нами   генерал-лейтенант Л. Генералов.

Он возглавлял 40-ю армию с ноября 1983  по апрель 1985 г. Современники отзывались о нем, как о «самом воюющем генерале». Вот, что вспоминает о Л. Генералове  ветеран афганской войны полковник В.Чижиков:

«…рискуя собственной карьерой, он на Военных Советах требовал решение афганской войны перевести в русло политики и прямо говорил, что военные выполнили поставленную задачу и контролируют весь Афганистан. Дело за политиками. Все, что далее смогут военные — это залить кровью весь Афганистан и превратить его в безжизненную пустыню».

Прямой речи Л. Генералова  об отношении к афганской войне  в доступных источниках найти не удалось. Возможно потому, что он скоропостижно скончался 13 августа 1991 года за девять дней до окончательного развала СССР. Позже-то гласность победила!

Командующий войсками Туркестанского военного округа генерал армии Ю. Максимов (1979-1984гг.):

«Для 40-й армии, округа и в целом Советских Вооруженных Сил афганская война была крайне тяжелой ношей на протяжении долгих девяти лет, вырывая из строя молодые жизни наших воинов, требуя огромных материальных затрат, ломая и калеча жизненные и моральные устои многих людей…».

Вот и получается, что командовали-то со знанием дела и предмета. Да и неловко про генералов говорить, что они чего там не понимали. Разве что предположить, что есть сила выше разума. Тогда итог представляется закономерным.

После окончания войны, в августе 1989 года (из газеты «Правда») страна узнала, что погибло в Афганистане советских военнослужащих (по годам) 1979  —         86,  1980 — 1484, 1981 — 1298, 1982-1948, 1983-1446, 1984-2343, 1985 — 1868, 1986 — 1333 1987 — 1215, 1988 — 759, 1989 – 53.

 Итого, военным счетом, 13833 человека. Потом эта цифра увеличилась до 14, тысяч.  У  военных, за исключением тыловиков, всегда было плохо с данными о безвозвратных потерях.

         Но вернемся к командармам 40-й армии.

Что знали о них  солдаты?

Вопрос, прямо из песни:

«Чьи вы, хлопцы,  будете? Кто вас в бой ведет?»

Ответ однозначен: в годы войны – ничего. Завеса безымянности приоткрылась только над Б.Громовым, благодаря средствам массовой информации. Конечно, после войны – другое дело.

Прямо, как после пожара!

         Дадим, однако, слово солдату: «Что касается командармов, то я, честно говоря, не только имен, не знал даже структуры контингента. В ту пору только-только появилось обозначение «Ограниченный контингент советских войск». А из чего он состоит, то ли армия, то ли группа войск? В Германии мы знали четко: полк — бригада — дивизия — армия — Группа.

Командующих соответственно. Даже вероятного противника — на разведывательной подготовке, помню, рассказывали какие части, каких стран развернуты в полосе возможного действия в случае войны. И фамилии командующих натовских армий и дивизий назывались. А в Афгане все как-то излишне усложнено и засекречено было. Кабул приказал, из Кабула пришло указание… Но, честно говоря, мне кажется, все руководство боевыми действиями выше батальона — это игра в солдатики на картах, да разносы и махания кулаками после драки. Все более-менее реальное взаимодействие и поддержку на поле боя можно осуществить на батальонном уровне, максимум полковом, далее, как правило, неразбериха. Поэтому для нас  гораздо важнее было — каковы наши командиры взвода, роты и батальона, от них, их знаний, умения, мужества зависели наши жизни. А кто там командует армией и планирует войсковые операции, волновало меньше всего. Какой бы гениальный план не разработали штабисты в Кабуле, все решится здесь, на высотке, за дувалами  кишлака и на горном серпантине, где гораздо важнее какую позицию займет пулеметчик, развернется ли правильно минометный взвод и успеют ли вовремя предупредить дозорные». Это из письма бывшего сержанта командира отделения, 56-й отдельной десантно-штурмовой бригады. Проведите небольшой  эксперимент: спросите у солдата, участника афганской войны, кто командовал армией в его бытность в Афганистане?

         Леонид Шершнев в своих воспоминаниях писал: «Самое трудное было объяснить, почему и зачем мы вошли в Афганистан. Поэтому формулировали так:

«Вошли по просьбе законного правительства ДРА».

В 1979 году полковник Шершнев возглавлял отдел специальной пропаганды Туркестанского военного округа.

  Проще сказать, командовал специалистами по «промыванию мозгов» населению и разложению вероятного противника.

Если уж такие зубры затруднялись объяснить происходящее, то что взять с солдата?

Кроме жизни, разумеется.