ХАЙФАИНФО Новости Израиля из Хайфы
Наш вид разумных прямоходящих едва ли можно назвать сплочённым сообществом. Совсем наоборот: человеческая популяция покрыта трещинами разлада и раскола и, возможно, именно это обстоятельство способствует нашей жизнестойкости. А будь нам навязано здравомыслие и однообразие, мы излучали бы лишь скуку, как коричневая мумия. Нас бы преследовало тотальное вырождение и исчезновение с лица земли; мы были бы обречены.
Навязано, навязано… Не сами же мы, собственноручно, вживили в себя неисцелимую тягу к ссорам и раздорам, сопутствующую нам от выползания на белый свет и до сáмого перехода на Тот берег, совершенно неизученный. Стало быть, эту вздорную неуравновешенность характера мы получили вне всякой зависимости от нашего желания, унаследовали неизвестно от кого. И тут ничего не остаётся прибавить, кроме как «от кого надо, от того и унаследовали». Расизм, ненависть к идеологическим оппонентам, религиозный фанатизм, тупая зашоренность, выдаваемая за принципиальную прямоту взгляда — всё это, за редким исключением, присуще отцам и детям, жёнам и мужьям.
В замкнутом мире отказа, освещённом изнутри голубой шестиконечной звездой, бóльшая часть этих бед бездействовала. Иногда в скорлупе семей вспыхивали бунты: дети мечтали о национальной независимости и отважно рвались на свободу, а родители — эта «уходящая натура» эпохи — ставили препоны на пути детей. Бывало и такое.
Тесть диссидента — того, который прислал мне, во время моей голодовки, специалиста по голоданию — руководил пропагандистской советской организацией в столице одной из восточноевропейских стран. Тесть обладал безупречной репутацией, его организация без устали убеждала восточноевропейскую публику в демократичности верховной кремлёвской власти и её борьбе за всеобщий мир-дружбу. Этот тесть и его сотрудники слыли своего рода либералами, по мере сил противостоявшими грубым сторонникам «твёрдого курса» в Москве и, тем самым, будили надежду в воображении доверчивых западных экспертов. Дочка заслуженного пропагандиста Надя — жена моего приятеля-диссидента — занимала иные позиции, чем её папа: советскую власть она терпеть не могла, на дух её не переносила. Такое отношение возникло у неё не только от совместного проживания с диссидентом, но и от разговоров с папой, изредка наезжавшим в Москву и в семейном кругу позволявшим себе отпускать двусмысленные шутки в адрес всемогущей Софьи Власьевны в её кухарском фартуке. Да ведь кто же не шутил на эту тему, на кухне, под семейным кровом, под рюмку водки! Все шутили, кто только мог, и народная власть выглядела тут не в лучшем свете. Вот и получается, что не великий советский народ населял шестую часть земной тверди, а великий антисоветский народ. Ну, хорошо, пусть будет половина наполовину… Важно не вымести случайно сор за порог: это главное.
При всём своём здравом скептицизме по отношению к властям, тесть отдавал себе отчёт в том, что отъезд дочери Нади в Израиль обрежет его карьеру как бритвой: ни тебе больше агитации с пропагандой, ни приятного сидения в почти европейском городе. А могут ещё и в какой-нибудь Норильск заслать, выпускать местную стенгазету. Всё может случиться, если эта идиотка со своим доморощенным диссидентом покинут пределы нелюбезного отечества. Поэтому никакое разрешение от отца она, разумеется, не получит. Надо ведь и о себе подумать, не только о сахарном будущем для Надьки, тем более под библейскими небесами. А без этого разрешения, заверенного должным образом, у неё и документы с просьбой о выезде не примут на рассмотрение. Да, несправедливо требовать у замужней женщины с ребёнком разрешение на отъезд у папеньки с маменькой! Несправедливо — но далеко не глупо: государство, при всяком раскладе, защищает свои интересы. Хочет — выпускает своих подданных, считает нецелесообразным — не выпускает… Так устроен мир, и ничего с этим не поделаешь. А отец, в границах семьи, исполняет роль государственной власти — охранительницы интересов этой окостеневшей «ячейки общества».
Диссидент с женой Надей думали иначе. Либерального тестя никакими уговорами не проймёшь, это ясно: рисковать своим будущим по доброму желанию он даже и не подумает. Значит, нужно на него нажать и вырвать это проклятое разрешение — иного пути не остаётся. Нашла коса на камень. Придётся действовать решительно и резать по живому. Так устроен мир. Именно так.
С первой же оказией — в восточноевропейскую контору возвращался из Москвы, из отпуска знакомый сотрудник — тестю была передана баночка кизилового варенья и письмецо. «Дорогой папа, — было написано в том письмеце, — пожалуйста, обрати внимание на то, что это наше обращение пришло к тебе по неофициальному каналу. Дай разрешение, о котором мы тебя безуспешно просим вот уже полтора года, иначе следующее письмо, в котором будет открыта вся правда о твоей “преданности” режиму, ты получишь уже по почте». Дальше — больше: дочка утверждала, что свою антисоветскую закваску она получила от отца, в семейных разговорах не скрывавшего своих взглядов… По почте он всё это получит! Тесть лучше, чем кто-нибудь другой, знал, что вся его корреспонденция, прежде чем уйти за рубеж, перлюстрируется в Москве. Послать ему письмо по почте означало то же самое, что прямиком отнести его на Лубянку. Это был конец пути, это было куда хуже, чем отпустить предательницу Надьку с её придурком в Израил собирать апельсины в лесу. Выхода нет. Пусть катятся, чёрт бы их побрал! Может, когда-нибудь придётся к ним подъехать, на старости годов — кто знает, куда дышло повернёт…
Назавтра он вылетел в Москву. В его кожаном «дипломате» лежало в запечатанном конверте официально составленное, с круглой печатью, разрешение на выезд дочери Надежды с семьёй в государство Израиль.
Я бы, пожалуй, не удивился, доживи либеральный тесть до новых времён и объявись он в Израиле после тройственной Беловежской встречи и триумфального развала СССР. Да вот не знаю, дожил ли…
Одним тестем на нашем «острове Отказ» семейные распри не ограничились. Случились ещё несколько, (и) самая примечательная из них — история командира милицейского подразделения по борьбе с неуёмными евреями, бравого полковника МВД по собачьему прозвищу Полкан. На этого Полкана, с его зубастыми подручными, возложена была ответственность за разгон и предотвращение еврейских демонстраций и митингов, выслеживание «тунеядцев» и препятствование сборищам под видом изучения иврита или хорового пения израильских песен. Всё это было не то чтобы запрещено законом, но и разрешено не было. Хлопотная работка выпала на долю Полкана: действовать с оглядкой, жать — но не пережимать. Проще всего, по искреннему убеждению полковника, было бы всю эту гоп-компанию, всех этих жидо-масонских буянов переловить и пересажать, и тем самым искоренить сионистскую пропаганду под самый корень. Р-раз — и готово! Но на самом верху сажать решили и разрешили сугубо выборочно, чтоб Запад из-за евреев излишне не сердить и не раздражать чрезмерно. Вот и пережимать нельзя по той же причине… Зато проявлять служебную смекалку и сноровку очень даже можно. Вот Полкан и смекнул: уборные во время наших круглосуточных протестных забастовок на Центральном телеграфе и все общественные туалеты в радиусе двух километров от него, включая ГУМ, запирать на замок. То было мудрое решение и ответственное: забастовщикам, в силу естественных причин, хотелось иногда сходить до ветру, но поиски отхожего места были пустой тратой времени — всё было заперто, и приходилось обходиться ближайшими тёмными подворотнями. Люди Полкана выслеживали страждущих и задерживали их по ходу прикипевшей нужды, по статье «Нарушение общественного порядка». Потрясающее, в своём роде, решение, но повышение до генеральского звания Полкану за него, всё же, не светило. А жаль.
Ничто, казалось бы, не связывало либерального полуевропейского тестя и хитроумного оперативного Полкана. Ан нет, связывало: и у того, и у другого были дочки, обе замужем за евреями, и обе, вопреки воле отцов, рвались распрощаться с социалистической родиной как можно скорей. Полкан, разумеется, был в курсе дела — о губительном влечении дочки Веры знал не из вторых рук. Это знание его огорчало, но не особенно тревожило: хотеть не вредно. Через командирское «нет!» Полкана ни одуревшей дочке, ни сбившему её с панталыку антисоветскому зятьку не перепрыгнуть. И тут не только полковничья воля стоит перед ними забором, утыканным поверху битым стеклом, но и недавнее прошлое враждебного зятя: он отслужил армию на подводной лодке, знал секреты и вполне мог поделиться ими с кем не надо. Полкан только ухмылялся, замечая треклятого зятя на «сионистских сборищах» — на телеграфе или против синагоги на улице Архипова, на площадке, специально отведённой там городскими властями для выгула кошек и собак.
Знаток подводных секретов и его жена безуспешно ломали голову над тем, как обойти злого папу и уговорить его дать разрешение. Отказ висел над головой молодой семьи Дамокловым мечом — запрет на выезд в Израиль не будет пересмотрен, пока Полкан не одумается: сменит гнев на милость и даст разрешительную справку. Надежда на такой живительный поворот равнялась нулю: антиеврейский полковник родину не предаст, разрешение не даст. Не бывать этому, и точка!
Выход обнаружился не сам собою — над ним думали, его взвешивали, перебрасывали с ладони на ладонь, как печёную картофелину из костра. Действительно, некоторые сторонние наблюдатели-моралисты сочли бы такой «ход конём» безжалостным шантажом по отношению к папе… Ну, что ж, пусть они останутся при своём мнении.
Вначале отважная Вера решила было отправиться к отцу и образно ему рассказать, что его ждёт, если только он не даст, и без задержек, это самое разрешение. Но бывший подводник отговорил жену от такого похода: Полкан, в порыве гнева, мог дочку и пришибить, невзирая на кровное родство. Решили личную встречу заменить разговором по телефону.
Разговор носил характер монолога: Полкан слушал и лишь рычал в ответ. Вера многое могла бы сказать отцу — они не встречались давненько, однако подсахаренные картинки детства были живы в её памяти, — но дочка предпочла говорить по существу. Сжато и точно она изложила суть дела: если папа подобру-поздорову не даст разрешение или не уладит проблему с ОВИРом по своим каналам, через две-три недели он получит в МВД, по своему служебному адресу вызов из Израиля от родственников на ПМЖ. Такой вызов, действительно, бывший подводник мог организовать без особого труда — то была налаженная практика. Отмыться в глазах начальства от скрытых связей с родственниками на Святой Земле полковнику не удалось бы, хотя родня Полкана испокон веков проживала в Брянских лесах. Да и никто не стал бы утруждаться розыском полковничьих родовых корней, тем более что в служебном окружении борца с евреями немало офицеров только того и дожидались, чтоб начальника подсидеть и занять его место.
Взвесив и оценив услышанное, Полкан так и не произнёс ни единого слова и, не простившись с дочерью, опустил телефонную трубку на рычаг. Надо было действовать, и с умом: занимать оборонительные позиции, а потом переходить в контратаку. И это было потрудней, чем сортиры запирать вокруг телеграфа.
Не прошло и недели, как Веру с мужем вызвали в ОВИР и выдали им на руки визу на выезд из СССР в один конец. О подводной секретности выезжающего и справке от Полкана разговор не заходил.
Смелая Вера с мужем благополучно улетели из Шереметьево в Вену, оттуда в Тель-Авив, а спустя время отправились в дальние края и растворились в Большом мире, как сахар в чае. Да здравствует свобода ног в нашей жизни, она даёт нам великолепную возможность вольного выбора!
Судьба Полкана сложилась, надо полагать, весьма занимательно; я не располагаю достоверными сведениями на этот счёт. Не владея свободой ног, до Брянска он, всё же, смог бы добежать. Не исключено также, что он спился с круга или получил генеральскую звезду на погоны. Всё может быть, если всмотреться попристальней.
Артур Клейн. Главный редактор сайта.
Сайт — некоммерческий. Мнение редакции может не совпадать с мнением автора публикации
haifainfo.com@gmail.com
Фейсбук группа: facebook.com/groups/haifainfo
