ОЧЕРЕДЬ

Владимир Рабинович

Сейчас, в преддверии Песаха, страну охватила подарочная лихорадка.

Много споров о том, нужны ли подарки от многочисленных благодетелей или государство должно само беспокоиться о своих гражданах.

Вот эта зарисовка сделана с натуры, как это происходило не очень давно в Нетании, правда, не в честь Песаха.

Чёрная гидра очереди извивалась змеёй, замирала на миг и вдруг взрывалась криками и увещеваниями. Потом тело её расползалось на маленькие кучки, оживлённо о чём-то беседующие, а голова набухала у самых дверей, не давая выходить отоварившимся.
– Пропустите, граждане, ну что вы встали здесь?
– А где нам стоять, в стороне что ли? Там простоишь, а такие, как ты, блатные, залезут.
– Я не блатная, я тоже здесь четыре часа под дверью торчу.
– Знаем мы вас….
Откуда-то сзади раздался громкий женский голос:
– Я узница гетто, можно мне пройти?
Ему ответил рассудительный, мужской:
– Ну, куда вы лезете без очереди, «узница»? — А потом добавил, — и откуда ты такая взялась, сейчас уже и в живых-то никого не осталось?
– Вот у меня удостоверение, я не одна здесь…
– Ага, удостоверение! — перебил визгливый женский крик, — сколько отвалила за подделку?
– А что здесь дают? – спрашивал всех подряд проходивший мимо старичок с рыночной коляской, пока кто-то не ответил:
– Гуманитарная помощь дед, из Америки. Бедным, нуждающимся, пенсионерам дают, русскоязычным.
– А…а, как мне получить её?
– Это сложно, дед, записываться нужно было за полгода, заранее, чтобы в Америке знали, сколько тебе харчей дешёвых заготовить, — насмешливо добавил другой.
– А что дают? — несмело спросил прохожий.
– Да, что дают? — поддержал кто-то из очереди.
Тут же остановили выходившего «счастливца»:
– Покажи, что там у тебя?
Тот порылся в сумке-коляске:
– Пачка макарон, пачка риса, бутылка воды и масло «Канола». Да, ещё вот консерва — рыба в томате, и манная крупа.
– И всё! — грянул разочарованный хор.
– А манная крупа-то зачем? — вопросила сухонькая старушка с удивлённым лицом. Невжель для внуков?
– Ха, для внуков, нужны им твои внуки. Скупили оптом, что подешевле.
Дверь слегка приоткрылась, в узкую щель просунулось голова, и мягким баритоном провозгласила:
– Товарищи, кто следующий?
Очередь заволновалась, подалась вперёд, задние начали давить передних.
– Не напирайте, всех обслужим, — успокоил голос из-за двери.
– Женщине плохо, дайте воды.
– Вот, есть кофе, дверь приоткрылась шире, из неё выплыл грязноватый поднос:
– Кому кофе? Что, нет желающих?
– Воды мы просили, дайте же воды.
Из-за двери протянули бутылку с водой.
– Разрешите пройти, — пожилая женщина попробовала продвинуться вперёд.
– Куда прёшь без очереди? – остановили её окрики.
– Я сейчас, только на минутку.
– Все вы так — на минутку, а потом отоваренная выйдешь.
– Да ей в туалет только, — нашёлся один мужской примиряющий голос.
– Пусть потерпит, вон мы уже четыре часа здесь под дверью жмёмся.
– Да что вы за звери такие, за пачку макарон готовы человека в грязь втоптать, — вновь вступил примиряющий.
– Если тебе не надо, так не толкайся здесь. Иди домой, что ты нас агитируешь?
– Пойду, пожалуй, — ничуть не обиделся мужчина, — за четыре часа, которые нас, как собак, под дверью держат, дешёвые макароны дают и бутылку воды. Гуманитарная помощь, тоже мне. Издеваются над нами, а мы и ведёмся на халяву*.
Халява, халяв… халя… — это сладкое слово сидело в мозгах, витало над толпой, заглушая разум.
– Я, я сейчас, моя очередь! — Энергичная дама за шестьдесят, с виду бывшая работница минкультуры, юркнула в дверь. Манящий и таинственный полумрак большого помещения, уставленного стеллажами, принял её.

Здесь царила совсем иная атмосфера.
За широким столом восседал американец, правда, без сигары и шляпы. Но в кипе. Около него топталась ответственная женщина со списком, чем-то напоминающая комсомольских активисток шестидесятых. Она выполняла обязанности секретаря и переводила на русский со смеси английского и иврита, на котором весело болтал улыбающийся заокеанский благодетель. И обратно, с русского…
Те же самые люди, которые только что готовы были вцепиться друг другу в волосы перед дверью, здесь мгновенно преображались в милых, интеллигентных мужчин и женщин. Они чинно восседали на разномастных пластиковых стульях, пересаживаясь поближе по мере продвижения очереди, и неспешно беседовали «за жизнь».
– Его зовут Гарри Болдуэн, он бывший наркоман, который пришёл к Богу, — тихим голосом сообщила сидящим вокруг очередникам дама с неправдоподобно густым чёрным узлом волос на макушке.
– То-то, я смотрю, он в десять часов закрыл свою лавочку на молитву, а мы перед дверью молились, чтобы его молитва поскорей закончилась, и нам не торчать тут, — вставил её насмешник-муж.
– Всегда ты смеёшься, — отмахнулась от него жена, — человек благородное дело делает…
– Я наблюдаю, как он это делает, для него это — шоу, а он режиссёр и главный актёр. А мы статисты назначенные, которым он платит этими продуктами, купленными по дешёвке за чужие спонсорские деньги.
– Ш-ш-ш, тише ты, — шикнула на него жена и испуганно оглянулась.

К столу «благодетеля» подошла моложавая статная женщина и опустилась в кресло, стоящее рядом. Гарри оживился, в глазах его появился блеск. Он взял теудат зеут и внимательно разглядывал его, то и дело, переводя взгляд на лицо женщины.
– О, вы красивая женщина, — перевела секретарь, — я хочу выпить с вами в честь праздника Песах.
Гарри наполнил две маленькие пластиковые рюмочки и, белозубо улыбаясь, протянул одну сидящей женщине:
– Лехаим, — произнёс он, дотронувшись своей рюмкой до рюмки женщины. Казалось, что сейчас он предложит выпить на «брудершафт». Но сдержался, однако что-то произнёс, обращаясь к секретарю.
– Он сказал, что хочет полюбить вас, — запинаясь, перевела секретарь.
– В каком смысле? — настороженно переспросила женщина, — я замужем.
– Да вы не волнуйтесь, он так многим женщинам говорит. Кто ему нравится, конечно.
Женщина дёрнула плечиком, схватила свою сумку, в которую уже услужливо бросили пачку макарон и прочие продукты, и в недоумении удалилась.
Секретарь, видя тягостное впечатление, произведённое на остальных откровенной раскованностью Гарри, попыталась оправдать его:
– Понимаете, он много делает для людей, если бы не он, ничего бы этого не было. Он всё решает, достаёт деньги и закупает товары.
– А четырёхчасовые очереди перед дверьми тоже входят в программу мероприятия? — Смело переспросил муж-насмешник.
– Как вам не стыдно? — Принялась воспитывать его секретарь, — бесплатно всё получаете, подарки, фактически. А вам всё мало. Ну, и
люди, сколько для вас не делай, всегда недовольными остаётесь.
– Нет-нет, почему же, — ответил ей насмешник, — я очень доволен. За четыре часа стояния с моими больными ногами, нервов и склок, отсутствия туалета получил «дорогой подарок» на сумму в тридцать шекелей. А за четыре часа подработки к пенсии я получаю сто шекелей. В спокойной обстановке, заметьте. И покупаю себе то, что необходимо пожилому человеку: поменьше мучного, сладкого, жирного, консервированного. И уж, конечно, не манную крупу.
– Вас никто не заставляет здесь быть, желающих очень много, — нашлась секретарь.
– Спасибо. В следующий раз я непременно учту ваше пожелание.

Из двери вышла женщина и начала деловито выстраивать толпу, скопившуюся у входа, в длинную очередь.
– Семьдесят седьмой, кто семьдесят седьмой?
– Я, я, — чуть не падая, опираясь на костыль, бежал, задыхаясь, человек с одной ногой.
– Сюда!

Чёрная гидра очереди вытянулась, упираясь своим хвостом в большой «супер» Нетанийского рынка, где продавались такие нужные для пожилых людей продукты.
Но, ведь не на халяву.

—

*/ халява (жаргон, от ивритского חלב) — бесплатное получение чего-либо.

Александр Волк

Главный редактор сайта до 2021 года.

На данный момент по личным обстоятельствам не может поддерживать информационную связь с читателями сайта.