ЦРУ США и ГРУ СССР: кто кого?
В бытность моей службы в Германии непременным занятием для офицеров был инструктаж на предмет обнаружения иностранных миссий связи при проникновении последних на секретные объекты Советской Армии, а также противодействия им.
А таковыми являлось всё, где находились наши части, включая жилые городки.
История нас переносит во времена 1945 года в период подписания протокола «Потсдамской конференции» странами победителями Второй мировой войны. Одним из пунктов которой было соглашение о военных миссиях связи. Это значило, что страны, чьи оккупационные войска располагались на территории Германии в Берлине и его пригородах, образовывали вышеназванные мобильные подразделения, в задачу которых входило патрулирование на специально оборудованных автомобилях оккупационных зон с целью контроля за передвижением воинских подразделений оппонентов. Таковыми для американцев являлись мы, а для нас, соответственно, они. Шли годы, простые Виллисы и ГАЗы заменялись специализированными Джипами и УАЗиками, а на смену войсковым разведчикам пришли агенты ЦРУ и ГРУ.
Каждый выезд миссии носил сугубо разведывательные цели. Высшим «пилотажем» «миссионеров» считалось оторваться от сопровождения и «вскрыть» разведданные о передислокации воинских частей и собрать сведения о новых образцах оружия, поступивших в части. Сам автомобиль являлся суверенной территорией того государства, чьи опознавательные знаки были на нём размещены, как и пространство внутри него. До тех пор пока экипаж располагался внутри автомобиля, было категорически запрещено силой вскрывать автомобиль, равно как и применять оружие против нарушителей. Подобное бы расценивалось как акт агрессии против государства, и последствия могли быть самыми критичными.
Единственное, что разрешалось –блокировать автомобиль техническими или другими средствами, вызвать представителей консульства и, запротоколировав нарушение, отпустить восвояси. Другое дело, когда сам «миссионер» добровольно покидал спасительный салон автомобиля. В этом случае он мог быть задержан как представитель иностранной разведки, незаконно пересекший границу суверенного государства.
Нужно ли говорить, что между нашей и американской миссиями велось неофициальное соревнование «Кто круче».
Из уст в уста передавались легенды о том, как американских «миссионеров» блокировали на середине дамбы с двух сторон тяжёлой техникой, а автомобиль развернул четыре пары колёс на 90 градусов и боком съехал в реку, где, включив водомётный двигатель, оставил наших военных с носом! Но был и другой случай, когда наши спецназовцы, подкравшись к американскому джипу, стоявшему вне утверждённого маршрута, незаметно привязали тросом задний мост автомобиля к бетонному столбу. А когда бедолага опомнился и стал с надрывом газовать на одном месте, подогнали три БТРа, развернули их кормой к «стреноженному коняке» и начали форсировать свои двигатели, обволакивая последнего вонючим дымом сгоревшего дизельного топлива. В конце концов ЦРУшники вынуждены были покинуть салон автомобиля, чтобы не умереть от угара. «А ля гер ком А ля гер», как говорят французы – «На войне как на войне!»
В свою очередь и наши ГРУшники проявляли чудеса изобретательности. Известен случай, когда на строго секретном совещании генеральных штабов Великобритании, США и Франции, проходившем в Западном Берлине, молодой офицер без знаков различия стал задавать вопросы докладчикам этих самых штабов, грамотно формулируя вопросы относительно тактики ведения боевых действий войсками блока НАТО. В конце концов, американский бригадный генерал попросил представиться любознательного молодого военного. «Старший лейтенант Советской Армии Иванов!» – скромно представился последний. В переполненном пленарном зале повисло гробовое молчание…. Всё это время через аппаратуру спецсвязи шёл прямой репортаж с заседания комитета генеральных штабов блока НАТО в штаб ГРУ СССР.
«А ЛЯ ГЕР КОМ А ЛЯ ГЕР» ИЛИ
«НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ»!
А сейчас я перехожу к рассказу о том событии, свидетелем которого лично не был, но документы читал и со свидетелями происшедшего беседовал.
По-моему, в году 1984, весь мир облетела трагическая новость:
в Восточной Германии был застрелен майор американской армии, отмеченный высшими орденами и медалями США; суперагент, чуть ли не агент 007 американского разлива.
ТАСС уполномочен был заявить, что майор ЦРУ Майкл Форд (назовём его условно так) был уничтожен при несанкционированном проникновении на военный объект Советской Армии. Был обмен нотами на уровне правительств государств, после чего шум вокруг этого события постепенно затих.
Да и я никогда бы это не вспомнил об этом, если бы в 1987 году, находясь в архивной комнате в одном из помещений Дома Офицеров, от нечего делать ни стал перебирать документы.
Там были собраны объяснительные и пояснительные записки и материалы административных расследований за пять прошедших лет.
Одна папка привлекла моё внимание:
чем больше я погружался в её содержание, тем боле увлекательными и парадоксально-трагикомическими красками окрашивалась эта история!
Да-да, это была та самая история, которая произошла с тем самым американским суперагентом!
Это были подлинные документы, собственноручно написанные непосредственными участниками этого трагического происшествия.
Итак, перехожу к изложению событий, почерпнутых мной из описания очевидцев происшествия. Автомобиль миссии связи США с командиром экипажа майором Майклом Фордом и двумя его подчинёнными совершал рутинное патрулирование по Гамбургскому шоссе. Оставив позади западноберлинское КПП «Чарли», он двигался в направлении населённого пункта Олимпишдорф, где размещались части 35-й мотострелковой дивизии, на вооружение которой поступили новые танки прорыва Т-80. Тогда эта техника считалась секретной, и все перемещения танков на полигон осуществлялись ночью. Знал ли об этом экипаж американских «миссионеров»? Конечно же, знал и, подозреваю, именно сбор данных об этих танках представлял главную цель их миссии. Иначе чем объяснить, что они оказались глубокой ночью вне зоны утверждённого маршрута, вблизи от места парковки боевых машин.
Убедившись, что кроме одинокого часового на посту вблизи стоянки танков никого нет, Майкл покинул «территорию» США (т.е. салон автомобиля), держа в руках фотоаппарат, оснащённый мощной оптикой, и шаг за шагом стал приближаться к границе поста часового. Майкл в совершенстве знал русский язык, как и Советский устав гарнизонной и караульной службы, а следовательно, и порядок применения оружия часовым на посту.
Согласно требованиям устава часовой, увидев нарушителя, предварительно подаёт команду «Стой, кто идёт?»
В случае невыполнения требования часового нарушителем следует команда «Стой, стрелять буду!»
Если и после этого предупреждения часового команда не выполняется, следует предупредительный выстрел вверх.
И только после этого оружие применяется по нарушителю на поражение. Таким образом, Майкл твёрдо знал, что у него в распоряжении временной запас минимум три минуты (вполне достаточно, чтобы сделать серию удачных снимков и удалиться на священную «территорию» США). А дальше очередные награды и повышение по службе. Так (или приблизительно так) думал опытный офицер ЦРУ, прошедший Вьетнам, Афганистан и в качестве бонуса переведённый в благословенную Германию. Но все его планы раз и навсегда нарушил часовой второго поста третьей смены – рядовой Шкур Сулейменов!
Накануне заступления в караул шайтан (сержант Бандурко) персонально гонял его на практических занятиях по действию часового на посту. «Ну шо ты, бетолковкой, мотаешь? Чучело с глазами! Ось я нарушитель иду на тебя, что будешь робыть?!» – рычал он на Шкура. От этого рыка всё путалось в голове несчастного Шкура, лихорадочно начинавшего передёргивать затвор автомата, имитируя огонь по нарушителю.
– Ты шо чучело робыш?! Команду! Какую команду нужно подать?!
– Стой, шайтан! – Выкрикнул Шкур, и тут же получил от сержанта болезненный пинок по копчику.
– Шайтан – твой отец, который выстругал такого чурку! Стой, кто идёт! Стой, кто идёт!
С каждой произнесённой фразой Бандурко звонко бил черенком сапёрной лопатки по каске, одетой на голову несчастного Шкура, словно пытаясь вбить в голову слова команды. Было больно, обидно и страшно. Через два часа усиленных «занятий», Шкур с трудом, на ломанном русском языке смог повторить все команды. Самым главным было сдать зачёт шайтану-сержанту. Сам пост ему казался раем, где тебя два часа никто не беспокоил, можно было вспоминать родной аул, родителей и отару овец, с которой уходил далеко в степь. От этих мыслей на душе становилось тепло, и страх перед сержантом исчезал.
Именно сейчас, уютно запахнувшись в тяжёлый тулуп, Шкур предавался сладким воспоминаниям, стоя на втором посту и охраняя стоянку танков. Вдруг чуткие уши степняка услышали в ночи шум приближавшегося автомобиля. Странно – фары автомобиля практически не светились, да и автомобиль был непривычного вида. Шкур раньше такого никогда не видел. Не доехав до поста метров пятьдесят, машина остановилась. Мысли часового понеслись вскачь:
Кто приехал? Зачем? Что им надо? А если это и есть шайтаны – капиталисты, о которых рассказывал замполит?!
Мыслей было непривычно много, они, как молодые овцы, бестолково путались в голове, сшибаясь друг с другом. Открылась дверь автомобиля: темная фигура в необычной форме вышла, держа в руках странную штуку с толстым стволом. «Шайтан!»
Майкл усмехнулся про себя, увидев испуг в узких глазах часового. «Странные эти русские: на вид вылитый вьетнамец, только ростом повыше; надо его успокоить», – майор приветственно поднял левую руку и дружелюбно помахал ей часовому.
От волнения у Шкура мгновенно всё пересохло во рту, русские слова команд вмиг вылетели из головы. «Что у него в руках?! Вот он поднял левую руку и помахал ей. Что хочет, что ему надо?!» – паника всё больше охватывала Шкура…
«Ну вот, вроде, успокоил часового. Пока он раздумывает над тем, что предпринять, можно приступить к съёмке.
Фотоаппарат «Никон» с длиннофокусным объективом, заряженный светочувствительной фотоплёнкой не подведёт. Снимки будут высококачественные, с отличной проработкой мельчайших деталей. На них в подробности можно будет рассмотреть все технические особенности этого бронированного монстра, оснащённого реактивным двигателем! Можно крутить дырочку в парадном кителе для очередной награды!» – Майкл резко вскинул фотоаппарат на уровень глаз.
«Незнакомец быстро поднял непонятную штуку с толстым коротким стволом к глазам!
Вах, шайтан! Сейчас стрелять будет!» – понял Шкур.
Дальнейшее произошло мгновенно:
вскинут автомат, одновременно передёрнут затвор – выстрел!
«Стой, кто идёт, стой стрелат буду!», – скороговоркой выкрикнул Шкур вдруг выскочившие, забытые русские фразы команд и ещё раз выстрелил в покачнувшуюся фигуру…
В глазок видоискателя Майкл увидел вспышку от выстрела и одновременно почувствовал толчок в грудь. «Что это – выстрел? Но ведь не было предварительных команд? Это не правильно, я же всё рассчитал! Ох уж эти русские, всё они делают…» Вторая пуля оборвала поток сознания Майкла навсегда.
Ошарашенные американцы из команды Майкла наблюдали за происходящим из салона автомобиля. Сержант Дональд первым отреагировал на произошедшее, рванув ручку двери автомобиля на себя. «Стоп! – команда кэптана Сэмуила, произнесённая громким шёпотом, остановила его порыв. – Этот русский уложит нас на месте. Он –профессионал, стреляет с руки, не прицеливаясь, одиночными, и две пули в цель! Одна в область сердца, другая – в голову. Давай малым ходом назад».
Шкур сразу успокоился: бездыханный шайтан лежал на земле, накрыв своим телом страшную штуку, так напугавшую его. Машина на малой скорости, задним ходом отъезжала назад. Он вспомнил о тревожной кнопке вызова караула и с силой нажал на неё. Что-что, а стрелять он умел с детства: отец приучал его к оружию, развивал глазомер. Для начала научил камнем в броске попадать в вёртких сусликов, неосторожно явивших миру свои любопытные мордочки. Потом стрельба из карабина: за каждый промах по цели он охаживал спину сына кнутом. Патроны дорого стоили, а кожа на спине быстро рубцевалась и по мере совершенствования в стрельбе всё чаще оставалась целой. Охранять отару овец от волков и шакалов было непременным условием жизни чабана.
МЕЖГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОНФЛИКТ:
БОРЬБА НА ОПЕРЕЖЕНИЕ
Сэмуил по зашифрованной связи доложил обстановку в центр, его сразу соединили со штаб-квартирой в Лэнгли. Государственная машина США набирала обороты. Через 35 минут на стол президента США лёг обстоятельный доклад о произошедшем. Стратегический аналитический отдел приступил к отработке возможных вариантов развития ситуации.
По вызову часового прибыла тревожная группа караула во главе с сержантом Бандурко. «Ёпть твою мать!» – первое, что он сказал, увидев картину произошедшего. Шкур продолжал сжимать автомат, а у его ног в положении эмбриона лежало тело практически без головы, пожухлая листва, пропитавшись кровью, приобрела кирпично- бурый оттенок. Но выучка взяла верх: по радиостанции он связался с начальником караула и доложил ситуацию. Тот с начальником оперативного отдела, а последний циркулярно известил руководителей всех заинтересованных ведомств. Через 15 минут на место происшествия прибыл весь особый отдел дивизии в полном составе. В Вюнсдорфе, штабе ГСВГ, взревели двигатели вертолёта, взявшего на борт лиц в гражданской одежде, но с военной выправкой.
С этого момента соответствующие министерства США и СССР начали работать в режиме «цейтнота». Каждое ведомство готовило аргументы и контраргументы в защиту своих прав. Ахиллесовой пятой американской позиции был факт присутствия спецмашины вне утверждённого маршрута, в ночное время, возле охраняемого военного объекта. Но бесспорным аргументом являлось убийство майора ЦРУ – представителя военной миссии связи, защищённого международным военным иммунитетом!
Был составлен официальный релиз событий.
Он гласил:
«Экипаж американской стороны, продвигаясь в ночное время по утверждённому маршруту, в силу плохой видимости сбился с маршрута. Не имея преднамеренного умысла, выехал в район дислокации танковой техники ВС СССР.
В нарушение международного договора:
1) место дислокации военного объекта не было ограждено,
2) место дислокации не было оборудовано запрещающими табличками («Стой! Проезд, проход строго запрещён! Объект Министерства Обороны СССР! Применяется оружие!») утверждённого международного образца на немецком, английском и русском языках.
Когда майор армии США Майкл Форд вышел из автомобиля и направился к часовому (чтобы узнать дорогу для выезда на утерянный маршрут), часовой в нарушение международных обязательств и в нарушение действующего устава караульной службы ВС СССР:
1) обязан был подать команды на немецком, английском и русском языках,
2) в нарушение всех положений применил оружие на поражение.
Все перечисленные обстоятельства привели к трагической смерти действующего майора армии США – национального героя Америки, чьё имя занесено на мемориальную доску Военной академии США».
Аргументация выглядела убедительной и неоспоримой, наряду с которой факт отклонения от маршрута был незначительным. Спустя 4 часа после происшествия американская сторона запросила у советской стороны разрешение на совместное изучение обстоятельств происшествия экспертными группами на месте происшествия, а также на допрос часового Шкура Сулейменова. С американской стороны в качестве свидетелей были привлечены два члена экипажа миссии связи, сфотографировавшие Сулейменова на месте происшествия. Советская сторона дала своё согласие.
В назначенное время кавалькада машин, украшенная флажками США, подъехала к месту происшествия, где её ожидали советские представители. Танков там, разумеется, уже не было.
НО!
1) Территория парковки была ограждена двумя рядами колючей проволоки, 2) на ограждении красовались яркие предупреждающие таблички на ТРЁХ языках!
Не увидеть их было просто НЕВОЗМОЖНО! Сэмуил и Дональд, привезённые в качестве свидетелей, громко возмущались, доказывая, что ни ограждения, ни тем более табличек не было, тыча фотографиями, сделанными той ночью, на которых эти аксессуары не были запечатлены.
Советская сторона заявила, что качество снимков, произведённых в ночное время из салона автомобиля, не может служить объективным доказательством.
Оставался самый убедительный аргумент американцев – Шкур Сулейменов! Уж Сэмуил и Дональд сумели крупным планом запечатлеть лицо виновника международного скандала. В составе комиссии были опытные эксперты в области физиогномики и грима, что исключало малейшую возможность фальсификации! Для них же являлось неоспоримым плохое (мягко говоря) знание русского языка несчастным Шкуром. Что уж говорить о владении им немецким и английским?!
Мгновение торжества американской стороны приближалось. В специальную комнату были приглашены свидетели и эксперты. Спустя короткое время в неё нетвёрдой походкой вошёл Шкур, одетый в новую с иголочки форму. После изучения документов, подтверждавших личность солдата, настала пора свидетелей и экспертов. Они удостоверили, что предъявленный им человек является тем самым солдатом, застрелившим майора.
«Господин Шкур, расскажите, как всё произошло», – обратился к нему американский полковник на хорошем русском языке.
По мере рассказа Шкура злорадные улыбки невольно появлялись на лицах американской стороны. С трудом подбирая русские слова, Шкур рассказывал обстоятельства произошедшего. Когда в своём рассказе он дошёл до места, где подал команду майору остановиться, американский полковник, с трудом пряча ухмылку, спросил:
– На каком языке вы подали команду?
– На английском, потом на немецком, а потом на русском, – стал загибать Шкур пальцы, задумчиво подняв глаза к потолку.
Казалось, полковник готов лопнуть от сдерживаемого смеха.
– Как? На всех трёх?!
– Нет, ещё по-узбекски просил его остановиться, – загнул четвёртый палец Шкур-«полиглот».
– Произнесите, пожалуйста, эти команды сейчас вслух, – обратился он к Шкуру.
Вся американская сторона обратилась в слух с радостным ожиданием весёлого представления, словно они были на выступлении Бенни Хилла.
Шкур, нахмурив брови и загнув палец, возвестил на английском! Последующее было подобно взрыву вакуумной бомбы в ограниченном пространстве:
Шкур на великолепном английском произнёс все команды в строгой последовательности.
«По-немецки», – Шкур с устремлёнными к потолку глазами загнул второй палец: зазвучали гортанные слова команд на немецком языке!
На американцев было жалко смотреть, в то время как лица советских экспертов с каждой минутой, как подснежники по весне, расцветали торжествующими улыбками!
А Шкур продолжал загибать пальцы, добивая американцев уровнем своего интеллекта:
«По-русски!»
Когда он загнул четвёртый палец и сказал по-узбекски, американец не выдержал:
– Прекратите этот цирк! Вы что хотите сказать, что майор – разведчик с отличием закончивший Вест-Пойнт и в совершенстве владеющий ШЕСТЬЮ языками, не глухой, тупо шёл на вооружённого часового, не желая слышать предупреждения, в том числе и (мой Бог!) на узбекском языке?!
– Господа, – обратился к американской стороне советский подполковник, – все Ваши требования выполнены: Вам представлено место печального события, Вы смогли лично допросить солдата Советской армии, стоявшего на посту в ту злополучную ночь, личность которого Вы сами удостоверили, и действовавшего строго по уставу ВС СССР. Выводы НАШЕЙ комиссии Вам будут предоставлены официально в письменном виде.
Возмущённая американская сторона с шумом расселась по своим автомобилям и покинула место встречи. В этот же день, старшина роты сержант Бандурко зачитал перед строем приказ командира полка о том, что рядовой Сулейменов за успешное исполнение своих обязанностей награждён краткосрочным отпуском с выездом на родину и благодарственным письмом родителям по месту работы.
Сам Шкур в это время уже ехал в вагоне поезда. Он уже не думал о произошедшем: шайтане-сержанте, мёртвом капиталисте, всей карусели вокруг него из офицеров и генералов, то кричавших, то уговаривавших, то грозивших расстрелять, то обещавших награды. Потом слова – незнакомые, чужие, но почему-то чётко запоминавшиеся под добрым взглядом очкастого капитана, державшего его за руку, отчего становилось тепло и спокойно. К нему возникало доверие, как к родной матери, и от этого каждая фраза, произнесённая им, воспринималось как божественная истина и намертво впечатывалась в сознание… Но всё это было в той, другой жизни, а сейчас он жил острым, как клинок, ожиданием встречи с родным домом.
Для него эта история закончилась неожиданно благополучно:
по прибытию на родину, его вызвали в районный военкомат и известили, что оставшийся год службы он проведёт при районной комендатуре, чему Шкур был несказанно рад.
МЕЖДУНАРОДНЫЙ СКАНДАЛ, КАЗАРМЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ, 40-ЛЕТНИЕ ЗАЛЕЖИ ШЛАКА, ФЛАГ США, «СПЕЦАГЕНТ» ГАЛЮ!
А тем временем на межгосударственном уровне скандал только разгорался. Ноты протеста и официальные заявления сторон следовали одно за другим.
Международные юристы и эксперты погрузились в документы Потсдамской конференции:
американская сторона выискивала аргументы в свою пользу, в то время как советская команда юристов находила в этих же документах контраргументы, опровергающие доказательную базу американских коллег.
В конце концов обеими сторонами было принято решение провести официальную встречу между командующими объединённых группировок блока НАТО и Варшавского договора:
пусть сами военные высочайшего уровня по-солдатски разберутся. Это было мудрое решение.
Местом встречи по предложению советской стороны, был выбран город Потсдам.
Порядок последующих событий излагаю со слов моего наставника и ныне друга генерал-майора Владимирова Александра Ивановича – тогда командира той самой 35-й мотострелковой дивизии, где и произошли все описанные выше события.
«По засекреченной связи меня известили о вылете в дивизию Маршала Советского Союза, Главнокомандующего войсками Варшавского договора, – начал свой рассказ Александр Иванович. – Я поспешил на вертолётную площадку в расположении Потсдамского 62 полка.
Маршал был ещё тот боевой офицер, прошедший войну с 1941 по 1945 год от лейтенанта до генерала и заслуживший своё высокое звание не штабными политесами, а суровой окопной правдой. Славился суровым нравом, переходящим порой в самодурство, но всегда оставался исключительно порядочным в вопросах воинской службы. Своим карьерным ростом я обязан отчасти ему, – продолжал Владимиров. – Ещё будучи командиром полка и участвуя на крупных учениях, был отмечен маршалом за умелое и грамотное командование вверенными подразделениями. А прибыв в расположение моего полка, отметил образцовое состояние как личного состава, так и вооружения. Так что определённый опыт личного общения у меня с ним был. И я знал, насколько тонка грань между милостью и безудержным гневом Главнокомандующего. В гневе он был страшен и никогда не менял своих решений, принятых в этом состоянии. Так что мне было легче развернуть дивизию и вступить в боестолкновение со всей группировкой НАТО, чем попасть под раздачу боевого маршала».
В назначенное время генерал и весь командный состав управления дивизии выстроились у границы вертолётной площадки. Вздымая вихри пыли, «вертушка» командующего совершила посадку.
Открылась дверь: «Смир-р-рно!» Управление, синхронно вздёрнув подбородки, отдало честь, повернув головы в сторону «вертушки». Приложив руку к головному убору, Владимиров чётким строевым шагом направился к открытой двери вертолёта для отдачи рапорта. Из открытой двери высунулась маршальская десница.
Вслед за повелительным жестом руки, прозвучали хриплые слова:
«Отставить доклад. Садись, убийца!»
Впрочем, тон, которым была произнесена фраза, оставлял надежду, что расстрел на месте возможно будет заменён выбросом из вертолёта, но чуть позже.
Зайдя в салон, генерал на широком лице командующего увидел чуть кривоватую ухмылку. Напряжение немного спало: из вертолёта точно не выбросят.
«На взлёт! – взревели двигатели, дверь с чмокающим звуком захлопнулась. – Садись! – маршал дёрнул повелительно генерала за рукав, усадив на кожаный диван напротив себя у иллюминатора. – Про обстоятельства происшествия не спрашиваю, читал. Доставай рабочую тетрадь, записывай. Через пять дней, к нам прилетают «гости» с Запада во главе с самим командующим блока НАТО Джеферсоном. Встречаться с ним буду в твоём хозяйстве, место встречи – Дом Офицеров в Потсдаме. Всё что скажу, в течении четырёх дней должно быть исполнено. Если не сделаешь, сниму к чёртовой матери с должности – ты меня знаешь. Поедешь в Узбекистан к своему бойцу в помощники баранов пасти!»
Вертушка, набирая высоту, ложилась на курс в направлении Олимпишдорфа. С высоты хорошо просматривались строения военных гарнизонов, парки боевой техники, заборы, окружавшие места дислокации войсковых частей.
Владимиров едва успевал записывать отрывистые команды маршала: «Здесь крыши покрасить, черепицу заменить. Эту мусорную кучу убрать к чёртовой матери! Забор заменить, ограждение выровнять. Дорогу заасфальтировать».
Команды следовали одна за другой. Вертолёт, облетев Олимпишдорфский гарнизон, заложил вираж и взял курс на гарнизон Крамптниц. Впереди было ещё четыре гарнизона. Спустя час вертолёт опустился там, откуда взлетел.
Управление дивизии оставленное на краю площадки комдивом, вздрогнув воинским строем застыло в приветствии.
«Вольно! – дал команду маршал, выйдя из вертолёта, и направился к поджидавшей его чёрной «Волге». – Со мной поедешь», – кивнул он генералу.
Быстро отдав распоряжение начальнику штаба, Владимиров вскочил в салон уже начавшего движение автомобиля.
«Так, – начал маршал, – сейчас едем в Дом Офицеров. Тетрадь с собой? Отлично!»
Скрипнув тормозами, автомобиль остановился напротив парадного входа здания. Отмахнувшись (как от надоедливой мухи) от начальника Дома Офицеров, Главнокомандующий грузно стал подниматься по лестнице, не переставая отдавать под запись распоряжения Владимирову. Конца им видно не было, они касались буквально всего: от туалетной бумаги в туалетах до замены мебели. Зайдя в парадную залу, маршал удовлетворительно хмыкнул:
– Тааак… переговоры будут здесь! Американский флаг есть? – обернулся он к генералу.
– Будет, товарищ Главнокомандующий!
«Только где его взять»? – лихорадочно мелькнуло в голове Владимирова. Выйдя из парадного зала в коридор, окна которого выходили во внутренний дворик учреждения культуры, брови генерала возмущённо вскинулись в верх. «Это ещё что?!» – по всему зданию разнёсся рык командующего. От этого рыка все живые души трусливо, как испуганные тараканы, разбежались по дальним уголкам «очага» культуры. Вокруг генерала образовалось «мёртвое» пространство. Весь гнев маршала был направлен против него: «Я тебя спрашиваю: что это такое?!» Прямо во внутреннем дворе Дома офицеров, практически занимая всё его пространство, подобно пирамиде Хеопса, возвышалась огромная куча угольного шлака.
Дело в том, что огромное здание отапливалось собственной угольной котельной. С 1945 года, когда оно было передано в ведение Советского гарнизона, штатной единицы – кочегар – в перечне персонала предусмотрено не было.
А посему вместо квалифицированных специалистов обслуживали котельную случайные бойцы, что не могло не повлиять на качество горения угля и теплоотдачу.
Уголь сгорал не полностью, печи практически не обслуживались. Поэтому с каждым годом потребность в угле для обогрева здания возрастала.
Возрастало и количество шлака. Так как само здание располагалось практически в центре города, то для вывоза шлака требовалось использовать автомобильную технику и штат грузчиков, который опять же не был предусмотрен (собственно, как и автомобиль под вывоз отходов горения угля).
В конце концов был найден «гениальный» выход:
шлак из котельной выгружался во внутренний дворик и раскатывался по всему свободному пространству.
Благо, подавляющее большинство официальных мероприятий проходило во внутренних помещениях здания, а во внутренний двор все выходы (кроме как из котельной) были закрыты.
Каждый вновь назначенный начальник Дома Офицеров Потсдама приходил максимум на 5 лет.
Принимая от предшественника забитый шлаком двор, привносил свою «лепту» бездействием и спустя пятилетку с глубоким вздохом облегчения передавал всё хозяйство сменщику вкупе с проклятым двориком. И так продолжалось 40 лет!
За это время куча шлака хорошо спрессовалась и приобрела контуры фундаментальной пирамиды.
И вот рядовой Шкур положил всему этому безобразию конец! Гнев маршала был ужасен. Вся его речь состояла из фронтовых, глубоко прочувствованных «формулировок». Если эту речь перевести на литературный язык, то это было бы признание маршала в том, что он имел неоднократные противоестественные сексуальные отношения с генералом, начальником Дома Офицеров и всем управлением дивизии (особенно с политотделом)! Причём противоестественность подчёркивалась многообразием форм и позиций, рядом с которым пособие по «Камасутре» выглядело бы безобидным пособием для учащихся младших классов церковно-приходской школы!
Выплеснув гнев на генерала, командующий резюмировал кратким: «Убрать!» Ещё продолжая пылать лицом, практически без перехода, скорее не спросил, а утверди:
– Английский язык знаешь? Будешь переводчиком! Посторонние мне не нужны.
– Товарищ Маршал, а дружеский обед будет?
– Какой к чёрту обед?! Перетопчутся! И помни, что я тебе сказал: не умеешь командовать дивизией, будешь пасти баранов в Узбекистане!
Уже садясь в автомобиль, хитро подмигнул Владимирову:
– А насчёт обеда – подумай!
– Есть подумать, товарищ Маршал!
Генерал устало смахнул испарину со вспотевшего лба, глядя вслед удаляющемуся автомобилю.
«Та-а-к, – Владимиров осмотрел застывший перед ним строй офицеров управления. – Тридцать минут на обед и туалет. Оповестить командиров частей и отдельных подразделений о совещании в большом зале Потсдамского Дома Офицеров. Командирам частей прибыть на совещание с заместителями по тылу и воспитательной работе! Вольно! Разойдись!»
Военная машина заработала с точностью хорошо отлаженного часового механизма: через полтора часа в большом актовом зале, до предела заполненным офицерами дивизии, раздалась команда: «Товарищи офицеры! –на одном дыхании все офицеры вскочили с кресел и приняли положение «смирно».
В переполненный зал стремительной походкой вошёл генерал. «Товарищи офицеры!» – все как один сели на свои места и обратились в слух, приготовив тетради для записи ещё не высказанных распоряжений.
Крутой нрав и цепкий взгляд командира дивизии были хорошо известны, как и его феноменальная память: невнимание и разгильдяйство не прощал никому, не взирая на звания и предыдущие заслуги.
«Итак, товарищи, на четверо суток забудьте о семьях! Дивизия переходит на казарменное положение. Каждому командиру получить у порученца перечень задач, подлежащих безукоризненному исполнению. Принимать объекты буду лично: задача государственного уровня, неисполнение поставленных задач исключено! Встать! Смирно! К исполнению поставленных задач приступить! Вольно! Разойдись!»
С этого момента 20.000 личного состава развёрнутой 35 мотострелковой дивизии были подчинены решению задачи, порождённой действием часового второго поста третьей смены – Шкуром!
Четверо суток дивизия круглосуточно жила в режиме жёсткого цейтнота. Задач несения боевого дежурства с неё никто не снимал. Офицеры, прапорщики, солдаты помимо выполнения своих служебных обязанностей занимались дополнительными работами и днём, и ночью: строили, ремонтировали, красили, копали, закапывали.
К концу четвёртых суток 99% поставленных задач были выполнены!
Только один объект из всего огромного перечня выпадал из графика – это была проклятая пирамида из шлака во внутреннем дворе Дома Офицеров!
За сорок лет его накопилось столько, что несмотря на непрекращающуюся работу по его вывозу, к концу четвёртых суток убрали чуть больше половины. За столько десятилетий шлак спрессовался и стал практически монолитом. Отбойные молотки работали беспрерывно, но толку от этого было чуть. В конце концов генерал принял решение накрыть оставшуюся часть невывезенного шлака маскировочной сетью. От этого при взгляде на дворик сверху создавалось впечатление зелёной лужайки, и это зимой! Надежды на снег не было: чай Германия, не Сибирь. Поэтому весёлый зелёный «лужок» смотрелся несколько диковато в январе месяце. При контрольном визите маршала этот нюанс был замечен, но…оставлен без комментария. Всё же 99% выполненных работ превышали жалкий процент!
Не меньшую проблему представлял государственный флаг США: не забываем, что в те годы флагов социалистических (не говоря уже про капиталистические государства) в СССР найти было невозможно, их просто никто не выпускал! Ну разве что в Москве, по особому специальному заказу, после кучи согласований и разрешительных резолюций. Но генерал обещал найти, и он искал! С этой целью женсовет отмобилизовал лучших портних из жён офицеров. Размеры флага были сняты на «глазок». Исходным материалом послужила часть занавеса сцены, выходное платье одной из офицерских жён, ну и остальное по мелочи из личных запасов женсовета. Флаг США получился на славу: он выгодно отличался в лучшую сторону от государственного флага СССР! Что несколько нервировало Владимирова, начальство могло не так понять…
Осталась последняя часть «Мерлезонского балета» – дружеский (предположительный) обед.
И вот с этой частью проблем никаких не было. Лучшие повара из лучших ресторанов Москвы и тогда ещё Ленинграда стремились попасть любыми средствами (хоть на три года) «за рубеж» в качестве вольнонаёмных. Двойной оклад плюс возможность прибарахлиться импортными шмотками – предел мечтаний советского человека той поры! Проблем с продуктами тоже не было. Так что богатое меню чисто русской кухни было свёрстано и утверждено быстро. Однако главным и «тайным» оружием генерала для завоевывания симпатий и установления неформальных отношений с нужными начальниками была Галю!
Эта дивчина достойна отдельного описания: яркая хохлушка, говорившая с милым малорусским акцентом, с большими чувственными губами, над которыми сверкали чуть удлинённые, широко открытые чёрные очи под густыми, круто изломанными бровями. Общую картину лица слегка портил несколько крупноватый нос. НО! То, что располагалось ниже лица, заставляло напрочь забыть о такой мелочи. А «зацепиться» мужскому глазу там было за что: высокая, пышная грудь в глубоком декольте волнующе колыхалась при каждом шаге, грозя выскочить из низких границ лифа. Узкая, буквально рюмочная талия плавно переходила в крутые полукружья потрясающих бёдер, своими очертаниями намекавших на безграничность широкой души! И, наконец, стройные ножки с тонкими лодыжками, которые завершали эту потрясающую картину! Она числилась инструктором Дома Офицеров по работе с семьями. Но это номинально. Основная её задача была гораздо более ответственной и важной: в случае приезда с проверкой большой «шишки» или важной персоны Галю «отмобилизовывали» для обеспечения важному гостю должного его рангу комфорта! Ни разу Галю не подвела! К своим обязанностям она подходила ответственно, с огоньком и фантазией. Не одно мужское сердце было ей разбито.
Однако Галю была верна своему мужу, которого по-бабьи жалела и обихаживала как малое дитятко. А сам «дитятко» с пониманием и весьма лояльно относился к «специальным» заданиям супруги. Благо, их успешное выполнение способствовало его военному и карьерному росту. Но здесь Галю предстояло действовать на таком высоком уровне, с которым ей ещё не приходилось сталкиваться. Сама она к этому отнеслась по-философски: все мужики одинаковые! Момент истины неотвратимо приближался…
БЛОК НАТО ПРОТИВ ВАРШАВСКОГО ДОГОВОРА: КТО КОГО?
И он НАСТАЛ!
В назначенное время к парадному входу Потсдамского Дома Офицеров подъехал кортеж блестящих кадиллаков, украшенный флажками США.
Выскочивший водитель головной машины распахнул переднюю дверь кадиллака и вытянулся в стойке «cмирно», отдавая воинскую честь.
На мостовую опустилась нога в начищенном до зеркального блеска башмаке.
Вслед появилась громадная фигура Джеферсона.
Как это принято сейчас говорить –афроамериканец с крупными (словно вырубленными из чёрного мрамора) чертами лица. Широкие, мощные плечи плотно облегал форменный китель.
Подойдя строевым шагом к главнокомандующему блока НАТО, Владимиров на безупречном английском представился и пригласил следовать за ним.
– Где Вы, генерал, изучали английский? – спросил Джеферсон.
– В Академии генерального штаба, а до этого в Кремлёвской военном училище, а до него в Суворовском училище, господин командующий.
– Вау! – Джеферсон остановился. – Когда вы начали изучать военное дело генерал?
– С восьми лет, господин командующий!
Джеферсон обернулся к сопровождавшим его американским офицерам: «Генерал с восьми лет в армии!» Уважительные восклицания были ему ответом.
– Уважаю профессионалов! Ведите генерал, я следую за Вами.
В комнате переговоров его ожидал маршал. Встреча произошла ровно на середине зала. В момент обмена рукопожатиями показалось, что это не просто обмен приветствием, а поединок. Джеферсон был на две головы выше маршала, но по ширине плеч даже уступал последнему. Со стороны казалось, что две военные машины столкнулись лоб в лоб, сцепившись мощным объятием. За каждым ощущалась мощь и спокойная уверенность в собственных силах. «Садитесь», – пригласил маршал. Делегации заняли места напротив друг друга.
По сигналу Джеферсона подали свёрток. Развернув его, он явил маршалу окровавленный китель.
– Господин маршал, на этом кителе кровь офицера армии США, который был убит Вашим солдатом, будучи безоружным, в мирное время, при исполнении своих должностных обязанностей! Господин маршал, смерть моего офицера взывает к ответу!
Глаза Маршала налились кровью, руки сжались в кулаки.
«Скажи этому, – он кивнул в сторону Джеферсона, – что солдат Советской армии находился на боевом посту, с боевым оружием. Он охранял вверенный ему объект от проникновения таких опез…лов, как его покойный майор. И если у этого осла не хватило ума понять, что он нарушает границы поста, то результат закономерен – хреновый он солдат! Переводи!» – кивнул он генералу.
– Господин командующий, – начал Владимиров, – я искренне сожалею о случившемся. С прискорбием вынужден констатировать необратимость произошедшего. Вместе с тем напоминаю Вам, что часовой действовал строго по уставу, предупредительные команды были поданы им на трёх языках, что подтвердили в том числе и офицеры из американской комиссии. Только трагическим непониманием майора можно объяснить произошедшее.
Маршал покосился : «Ты всё правильно перевёл?» «Так точно», – шёпотом ответил Владимиров.
– Вы хотите сказать, что простой солдат в совершенстве знает три иностранных языка, в то время как майор ЦРУ не в состоянии его понять?! – взревел Джеферсон.
Ответ маршалу генерал синхронно перевёл.
– Да любой наш чурка в сто раз умнее любого пиндоса, пусть и в погонах майора! – ответный рык маршала на две октавы перекрыл рёв Джеферсона. – Наши солдаты, получают очень хорошую подготовку в средней школе, что позволяет им владеть минимум тремя языками! – перевёл маршальский речитатив генерал.
Джеферсон с шумом сел на место, возмущённо скрестив на груди мощные руки.
– Товарищ маршал, может, пригласить гостей на обед, он накрыт в соседнем зале?
– Думаешь это поможет? Ладно, давай, приглашай на обед.
Генерал встал.
– Господин командующий, господа офицеры, сейчас время обеда, и по русской традиции мы приглашаем Вас отобедать, чем «Бог послал». После обеда мы продолжим нашу беседу.
Джеферсон нахмурился, повисла напряжённая пауза.
– Окей, – буркнул он. – Хоть что-то хорошее будет сегодня! Надеюсь… – с саркастической улыбкой добавил он.
ЧАСТЬ ПОСЛЕДНЯЯ: «ПРИМИРИТЕЛЬНАЯ!» ИЛИ «ГАЛЮ, КАК «АНГЕЛ» МИРА!»
То, что гости увидели войдя в обеденный зал, повергло их в гастрономический шок; картина напоминала эпизод из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию»:
икра красная, икра чёрная, котлетки щучьи, седло барашка и т.д.
Над всем этим витал неповторимый запах наваристого БОРЩА!
Гости сели за стол.
Место Джеферсона было рядом с маршалом.
Под тягучую мелодию «Очи чёрные» в зал вплыла черноока-черноброва Галю!
С этого момента взор Джеферсона был прикован только к ней! В руках она держала поднос, на котором стояли два до верху налитых хрустальных стакана с водкой, грамм по сто. Рядом на блюдцах кусочки чёрного хлеба, намазанные маслом и густо покрытые чёрной икрой, в хрустальных вазочках тонко нарезанное сальце, украшенное орнаментом из маринованных огурчиков и помидорчиков.
«По русскому обычаю дорогому гостю подносится приветственная чарка, её пьют до дна!» – бархатным контральто проворковала Галю, обжёгши взглядом Джеферсона.
Владимиров перевёл.
Джеферсон взял рюмку и не отрывая глаз от чаровницы выпил до дна.
Маршал подал ему бутерброд с икрой, в свою очередь опрокинул свою рюмку. Галю тут же наполнила откуда-то появившейся бутылкой с водкой опорожненные стаканы.
«А теперь, – продолжил Маршал, – мы должны выпить за здоровье хозяйки!»
Галю широко улыбнулась, чуть подавшись вперёд, от чего её глубокое декольте стало практически бездонным, явив изумлённому Джеферсону всю завораживающую глубину и широту русской «души».
Не отрывая взгляд от явившейся его взору «бездны», Джеферсон завороженно опрокинул вторую. Галю вознаградила его за мужество смачным поцелуем в губы!
Американская сторона восторженно засвистела, наши сдержанно зааплодировали. Лёд настороженности и недоверия был окончательно сломан.
Дальнейшее застолье проистекало в дружественной обстановке.
Спустя два часа принесли гармонь, на которой маршал исполнял фронтовые песни, а Джеферсон и американская компания подпевали, путая английские слова с русскими.
Переводчик был не нужен. Военные общались на языке, понятном обеим сторонам. Казалось, дух встречи на Эльбе и Потсдамской конференции вновь вселился в прежних союзников.
Советские офицеры сидели в обнимку с американскими коллегами, показывая друг другу фото своих любимых, детей.
Другие менялись на память часами.
Владимиров вышел в коридор глотнуть свежего воздуха. У окна, выходящего во внутренний двор стояли два американских офицера. Появление генерала они не заметили, так как всё их внимание было сосредоточено на внутреннем дворике.
– Джон, что по-твоему скрывает эта маскировочная сеть?
– Не удивлюсь, Бил, если там у них стоят ракетные установки. От этих русских всё можно ожидать!
Так разрешился международный конфликт, инициированный рядовым Шкуром.
Джеферсон уезжал глубоко за полночь, умиротворённый, задумчиво прижимая к лицу странный носовой платок красного цвета с кружевными рюшками, так несоответствующий его мужественному образу.
Выражение лица при этом было мечтательно-удовлетворённым.
Маршал, обняв генерала, вручил ему снятые со своей руки часы:
«Служи генерал, чабаны без тебя обойдутся!»
А через неделю супругу Гали за успехи в боевой и политической подготовке досрочно было присвоено звание подполковник с назначением на вышестоящую должность.
Статья размещена с помощью волонтёра сайта. Волонтер сайта не несет ответственность за мнения изложенные в статье. Статья написана не волонтером.
Артур Клейн
arthurhaifa@gmail.com