ДАВИД ФАБРИКАНТ. Оглянуться – не вернуться!

 

Вначале все мы стараемся быть интернационалистами,
Мультикультуристами и людьми нового века и новых идей…
Но потом дым заблуждений рассеивается, и ты остаешься тем,
кто ты есть, а не тем, кем ты пытался стать…
…Рано или поздно, если ты сам не вернешься в свой дом, то тебе
напомнят, кто ты и вернут тебя в него те, кого ты совсем недавно
считал своими братьями.
Леон Фейхтвангер

 

Часть 1

Нужно просто жить

Кто жизнью бит,
тот большего добьется.
Пуд соли съевший,
выше ценит мед.
Кто слезы лил,
тот искренней смеется.
Кто умирал,
тот знает, что живет.
Омар Хайям

Глава 1
Юлий бежал, не чувствуя усталости, бежал со всей мочи. Ноги мелькали, как заведенный механизм, едва касаясь земли. Он не оглядывался, боясь споткнуться, потерять скорость. Вначале слышал позади себя топот ног взрослых, слышал их крики «Стой!» Нет, он не остановится, не вернется обратно в детский дом, куда его определили два месяца назад после ареста мамы, не намерен больше находиться среди сотни бездомных ребят и слушать приказы воспитателей. У него своя задача, он ее обязательно выполнит. Ни за что не позволит схватить себя! Там более взрослые детдомовские ребята, узнав, что он еврей, издевались над ним, дразнили его, незаметно для воспитателей толкали, били, причем довольно больно, будили посреди ночи, требовали, чтобы он вставал. Конечно, воспитатели о многом знали, догадывались, но сами боялись некоторых подростков, которые могли и им досадить.
«Вы меня не догоните, не поймаете. Я лучше задохнусь от бега, сдохну от голода, пусть меня растерзают волки, чем эти недоразвитые хулиганы, – думал Юлий. – Мама меня просила, чтобы я нашел тетю Хану. Та обо мне позаботится, никому не даст в обиду. Несколько раз умолял директрису, чтобы отпустила меня к тете, но она только накричала на меня, а во второй раз в наказание за мою настойчивость, за попытку побега, заперла одного в малюсенькой холодной комнате – карцере. Как жаль, что нет с нами папы, он бы не позволил меня обижать.
Мамочка, я выполню твой наказ. Мамочка, я знаю – тебя отпустят, ты найдешь меня, где бы я ни был. Помню, ты обещала, что вернешься за мной. «Меня долго не продержат, я приду за тобой», – говорила ты. Прости меня, я должен сейчас думать только о том, что за мной гонятся работники детского дома. Если поймают, опять отправят одного в камеру, придется жить с этими волчатами, которые грызут один другого».
Силы покидали одиннадцатилетнего паренька. Он стал спотыкаться, один раз наткнулся на едва заметно торчащие корни типчака и полетел вниз с откоса. Быстренько поднялся, оглянулся, никого поблизости не было. Скорее всего, преследователи прекратили погоню. Стало ясно, что взрослые тети и дяди отстали от него, наверное, вернулись назад в детский дом. Юлий пошел уже шагом. Но убежать от них – одно дело, где достать еды – другое. Он не смог раздобыть чего-либо съестного в детдоме в нужном количестве, захватил лишь два кусочка хлеба, один дали на завтрак, второй выпросил у соседки по столу, пообещав ей возвратить его в обед. Обманул, конечно. Надеюсь, она догадается взять со стола мою порцию. Необходимо до ночи дойти до какой-нибудь деревни, какого-либо жилища.
Пока можно присесть, дать ножкам отдохнуть. И колени и мышцы ужасно болели. Юлий стал руками растирать эти места. Вспомнил один эпизод. Ему тогда было лет пять. Он с друзьями играл в футбол. Товарищи ударили его по ноге. Второй футболист годами постарше посоветовал: ударь руку, боль распределится, почувствуешь себя легче. Разговор услышал мимо проходивший мужчина. Он добавил: «Или идиотом. Все равно, что разделить между двумя голодными маленький кусочек хлеба».
…Нет, о голоде сейчас думать нельзя. Вокруг тишина, никого не видно, даже птиц. Нет, какой-то зверек мелькнул невдалеке, скорее всего мышка. Пора, пора двигаться дальше, иначе никогда до вокзала не дойдешь. Сейчас появилась возможность спокойно вспомнить события за два месяца до его побега, до его попадания в детдом.
Два милиционера ворвались в их пристанище поздним вечером, стучали так, что едва дверь не выломали. Жили они в маленькой каморке большого ангара, на глиняном полу. Спали, подстелив сушняк от убранных листьев подсолнуха и скошенной травы. К маме уже несколько раз приходили какие-то люди в гражданской одежде, расспрашивали, чем она сейчас занимается, не ведет ли среди крестьян-казахов какой-либо агитации. После предпоследнего их посещения, мама написала на клочке бумаги адрес тети Ханы, велела положить в карман штанов. «Если со мной что случится, постарайся сообщить ей, а еще лучше, если бы смог до нее добраться. Ты у меня считай взрослый».
Утром, еще до прихода милиции, Юлий, собирая более крепкую сухую траву для печки, запачкал брюки, их необходимо было постирать. Пришлось выложить записку и спрятать ее в книге «Сборник стихов» Есенина. Кто-то из местных мальчишек дал им ее, сам на русском читать не мог. Когда маму арестовали, Юлия тут же схватили и увезли в детдом, записку взять он не смог. В первый же вечер, когда всех уложили спать, он сбежал из детдома, зашел в их пустующую полуземлянку. Нашел книгу с маминой запиской, положил в карман, решил взять несколько фотографий. Здесь его и нашла одна из воспитательниц. Она вырвала из его рук фотографии, бросила на пустой стол. Потом, пожалев его, оставила только одно фото, где он с папой и мамой. Их сфотографировали, когда ему было всего три годика. В детском доме на первый раз его пожалели, простили, не посадили в карцер.
Теперь он один, вокруг степь с балками, оврагами. Хорошо, что они не глубокие, метра три вниз летишь и зацепиться не за что, маленькие кустики диких растений не удержат тебя. Поднялся и снова вперед. Ему тяжело было определить, в нужном ли он идет направлении, он и не представлял куда шагать. Ветер дул ему в спину, помогая убежать от воспитателей-преследователей. Жара невыносимая, рубашка мокрая, хоть выкручивай, по шее струи воды стекают вниз на спину, на грудь. «Солнышко, имей совесть, натяни на себя какое-нибудь облачко».
Сейчас необходимо снова присесть, отдохнуть. Мама говорила, что к тете Хане смогу добраться только на поезде. А где железнодорожная станция? Расспрашивал об этом в детдоме у местных девочек постарше, они толком ничего не объяснили, одни говорили, что до нее двадцать километров, другие – пятьдесят. Это же, сколько времени топать нужно. Пора перекусить, делить на несколько раз эти кусочки хлеба не стоит, они не утолят голод. Юлий еще в первый раз его привода в детский дом, захватил с собой небольшой мешочек с веревочками, чтобы можно было носить его на плечах. Спрятал его под подушкой. Туда он и положил хлеб, да еще курточку и одну единственную фотографию. Вновь нахлынули воспоминания.
Он жил с родителями в Гомеле. Отца арестовали, когда ему не было и семи лет, маму и Юлия схватили незадолго до начала войны и выслали в тартарары, сказали, что семья врага народа. Посадили в теплушку с такими же людьми, привезли в маленький аул, который назывался Комсомольск, находился он на севере-востоке Актюбинской области. Вскоре после них сюда направили многих людей из разных мест запада страны. Причем пополнение аула шло постоянно, ежемесячно какое-то количество людей доставляли на машинах, так как железная дорога проходила в стороне. Среди прибывших были русские, украинцы, прибалты, а позже и немцы, говорят, что с давних пор у Волги жили. В небольшой деревне набралось столько людей, что открыли школу. Но Юлий в ней недолго проучился, в зимнее морозное время не в чем было выходить из дому, не было теплой, одежды. Мама каждый вечер занималась с ним чтением, математикой. Он даже знал, как решать простейшие уравнения.
Солнце опустилось, стало прохладнее. Сил двигаться дальше не было, ноги подкашивались. Наступила ночь. Холодно, а спрятаться негде. Можно бы из сухой травы разжечь костер, но спичек у Юлия не было. Слышал он, что огонь добывают путем трения палочек друг о друга. Где он их возьмет? Одел курточку, прилег на траву, под голову положил мешочек и моментально заснул. Еще не рассвело, когда он проснулся. Удивился, как он сумел поспать, несмотря на такую холодину. Рядом стояли кустики ковыля, на них виднелась роса, Юлий начал слизывать малюсенькие капельки влаги, но все никак не мог удовлетвориться. Чтобы немножко согреться, он стал прыгать, размахивать руками, боксировать, потом подумал, зачем он это делает, ведь если быстро идти, будет тот же эффект. Тогда вперед!
Но долго так двигаться он не сумел, скорость с каждым часом уменьшалась. А солнце с каждым часом все больше припекало, глаза слезились. Юлий опускал веки пониже, чтобы не ослепнуть. Сложнее стало идти, он не видел, что впереди. Нередкими стали падения. «Ну, где же хоть какие- нибудь деревья, чтобы спрятаться в их тени от жары? Где хоть какое-то жилье? Я ведь не на Марсе живу. Совсем выдохся». Еще не начало смеркаться, когда изнеможденный паренек опустился на засохшую траву.
Юлий не представлял, спит он или наяву видит подошедших к нему зверей, сначала небольшое животное, похожее на лису. Она своим хвостом коснулась его руки, постояла, мордочка ее была у самого его лица, понюхала и исчезла. Затем он увидел шакала, тот стоял чуть поодаль. Зверь внимательно взглянул на тело паренька, зевнул со стуком зубов и убежал. Еще не рассвело, но спать не хотелось. Понял, что необходимо встать, едва поднял себя с лежбища, все тело болело. Он боялся, что может простудиться, надеялся, что солнышко днем спасет его от болезни. Поплелся дальше в неизведанную даль. Парень понятия не имел, правильно ли идет. Видел по вмятинам на траве, откуда пришел, вот и начал движение в противоположном направлении.
Начался третий день со времени его побега. Порвались носки, стали разваливаться ботинки, мама купила их еще за год до начала войны, они больно жали пальцы ног, но другой обуви у парня не было. Они стали разваливаться. Юлий завязал отваливающиеся носки ботинок шнурками от них. Он не шел, а еле волочил ноги. В дороге видел тушканчиков, крыс. Будь у него какой-нибудь капкан, чтобы их поймать и зажарить, сделал бы это. Но у паренька ничего не имелось, даже одной единственной спички. Он не помнил, когда упал, когда услышал завывания волка. Может это был вовсе не волк. Юлий не испугался, ему было все равно, даже перестал хотеть есть, его теперь ничего не интересовало. Он не сознавал, что смерть находится невдалеке от него. Паренек уже не почувствовал, когда его повело из стороны в сторону, тело опустилось на землю. Он ничего не видел, никого не слышал, просто тихо лежал на земле, тяжело дыша. А ведь рядом в ста метрах от него было его спасение – виднелись домики поселка.

По полю шла девчонка небольшого роста, ей от силы можно было дать лет восемь. На теле надета длинная черная юбка, сверху синяя кофточка, на ногах шлепки. Она поеживалась от утренней прохлады. Солнышко уже показалось на горизонте, и с каждой минутой становилось теплее. Девочка шла и тихонько напевала песенки, начала с «Катюши», перешла на песню из фильма “Свинарка и пастух»: «Легко на сердце от песни веселой, она скучать не дает никогда. И любят песни деревни и села, и любят песни большие города…». Этот фильм Сарин посмотрела вместе с папой до войны. Вспомнив об отце, она взгрустнула. Маму она помнила смутно. Мама Ася развелась с мужем и уехала неизвестно куда, оставив дочь на попечение Кирилла, отца Сарин. Ей было тогда всего пять лет.
Жили они в поселке Тараскино в довольно старом доме, что купили у местных жителей, хозяева переезжали в другой городок. В конце 1941 года с фронта вернулся брат отца Виктор. Он был танкистом, немцы подожгли танк, а когда он выполз из люка машины, взрывом второго снаряда ему оторвало половину левой ноги. Дали ему инвалидность, пенсию, которую он старательно тратил на водку. Через два месяца, после возвращения дяди, настала очередь идти воевать с немецкими врагами его брату Кириллу Белозерцеву. Не посмотрели, что у него маленькая дочь. Сарин осталась жить с дядей Виктором.
Ему теперь приходилось заботиться не только о себе, но и о племяннице. Дядя перестал злоупотреблять алкоголем, устроился на работу счетоводом в колхоз, правление которого находилось в километре от их дома. Инвалиду на костылях приходилось добираться туда более получаса. Виктор входил в контору, падал на стул, минут десять требовалось ему, чтобы отдышаться, успокоить боль, только тогда принимался за дела. Иногда его подвозил на телеге соседский пятнадцатилетний парнишка, выполнявший разные поручения председателя колхоза. Значит, в этот раз повезло, отдых не нужен.
Да, пить Виктор стал меньше, но иногда доводил себя до белой горячки, до страшной брани, до потери понимания ситуации, в которой в данную минуту находился. Клял на свете все: себя, колхозное начальство, военное командование, советскую власть, поминал порой ЦК КПСС и Сталина. Хорошо, что этого, за исключением ближайших товарищей и Сарин, никто не слышал. Если Виктор буянил не дома, друзья поскорее его волокли к племяннице. Не стеснялся грязных слов и при девочке. Он был хорошим, заботливым дядей, пока водка, а в большинстве случаев самогонка, не ударяла ему в голову. В такие моменты был очень резок, сварлив. Девочке ничего не оставалось делать, как мириться с поведением дяди.
Сарин в такие минуты боялась его, понимала, что все из-за войны, из-за тяжелого ранения. Не обижалась на дядю. Ей тоже было нелегко. Одеть особо нечего, спасибо соседке Гале, та приносила одежду, из которой выросли ее две дочери и сынок. Однажды приволокла Колины штаны, девочка с ее сыном была одного роста. Сарин смутилась – мальчиковые брюки ей, девочке? Стыдно. Но тетя Галя заверила, что все ребята в поселке обзавидуются. Девочка одела их, никто над ней не посмеялся.
Дядя в ней души не чаял. Любил с ней поговорить, особенно приятно было, когда голова его не была затуманена алкоголем. Как-то он, видя, что она держит учебник истории за пятый класс, где-то подобрала, поинтересовался успехами в учебе, решил проинструктировать ее. Среди ряда вопросов задал ей следующий:
– Зачем тебе учебник истории? Там сплошная ложь, вранье на каждой странице. Понимаю, ты не виновата, в школе нужно получать хорошие оценки. Только знай: школьные занятия – одно, жизнь – совсем другое. Я сам понял это только на войне. Прости, говорю тебе это, потому что ты умненькая.
В бурные дни Сарин старалась убраться в свою спаленку, где читала, или уходила к школьным подругам, летом шла в огород, ухаживание за которым лежало на ее плечах. Там росли всякие овощи, которые сама и сажала. Вот только для посадки картофеля дядя просил помочь соседку Галю. Сарин с удовольствием наблюдала, как появляются первые огуречные листочки, завязывается плод, как помидорчики начинают краснеть, подсолнухи распускают желтые цветочки. Вырвать из земли свежую редиску, оторвать от нее ботву, отгрызть нижний кончик и сгрызть без хлеба – такое удовольствие. Небольшая горькота ничуть не смущала ее, съедала с большим аппетитом. Любила к приходу дяди сервировать стол, хоть и особо нечем было, на тарелочке размещала свежие овощи и по кусочку хлеба.
– И где ты взяла такую роскошь? – интересовался Виктор.
Сегодня утром дядя перед уходом на работу попросил Сарин принести листья чертополоха. Он их прикладывал к колену, которое до сих пор болело. Выскочила она из избы раненько, уже собрала несколько свежих листков, но что-то ее остановило. Сорвав очередной листик, увидела поблизости, впереди себя, подозрительные вещи. Какие-то ботинки, штаны, все черно-серого цвета. На полуслове Сарин прекратила пение, испугалась, остановилась, не решаясь идти дальше. Присмотрелась: вроде, кто-то лежит.
– Эй, кто здесь?
Молчание. Начала потихоньку приближаться, ступая медленно, ножка за ножкой. Увидела лежащего человека, боязно стало.
– Эй, ты, что тут делаешь? – В ответ Сарин ничего не услышала. Повторила свой вопрос. Результат тот же. Подкралась еще немного вперед, голову выдвинула вперед. Рассмотрела серое лицо, темно-серого вида одежду, рваные ботинки. Кажется, паренек. Глаза закрыты, лоб загорелый, только щеки пламенели. Тихонечко дотронулась до красной щеки.
– Ты меня слышишь? Эй, ты живой?
– Пи-ить, пи-ить…
Сарин бегом пустилась к дому, набрала кувшин воды, начала возвращаться, но поняла, что из такой посуды не напоишь парня, вернулась за кружкой. Ей было страшно к нему подойти, но куда денешься, нужно. Она присела на колени поднесла кружку воды к его губам. Он открыл рот, часть воды попадала ему в горло, но парень захлебнулся, почти половина жидкости вылилась на шею и потекла дальше. Кружка опустела. Паренек хотел было приподняться на локтях, но попытка не удалась. Лицо скривилось, наверное, от боли.
– Что с тобой? Как тебя зовут?
– Юли…, – прозвучало шепотом, Сарин толком не расслышала.
– Чуточку громче можешь?
– Юлий.
– Как ты тут оказался? Откуда пришел? – В ответ ни словечка. Слегка приоткрылись его глаза, они были красными, горели, как фонарики. Он снова сомкнул веки. Сарин притронулась к его голове, ужас какая горячая. «Что с ним делать?» – мелькала в голове мысль. Только теперь она увидела до чего он исхудавший, щеки ввалились, сквозь рубашку выпирали ключицы. «Голодный», – решила она.
– Юлий, я тебя не донесу. Сейчас принесу тебе немного еды. Перекусишь, может, тогда сумеешь подняться.
Сарин шла к дому, решая сложную задачу. Забрать его в дом она не могла, боялась, что дядя Виктор выгонит его вместе с нею. Можно поместить парня в маленький сарайчик, там когда-то были козы, но их давно съели, время то голодное. Есть и больший сарай, но туда часто заглядывал дядя Виктор, брал здесь сухие поленья дров для печки.
Девочка довольно быстро обернулась. Принесла Юлию две котлетки, они были теплые. Она утром раненько смешала мясо с картошкой и поджарила их. За неимением в доме взрослой хозяйки, эти функции взялась выполнять Сарин. Накормив паренька, она попыталась помочь ему подняться, но он отказался от усилий маленькой девочки. С большими натугами приподнял свое тело, и вслед за ней, волоча ноги, потопал за Сарин маленькими шажками. Пройдя несколько метров, он споткнулся, но девочка вовремя подставила свою худенькую ручонку, обняла за костлявую талию, стала поддерживать его. Не так уж далеко они были от дома, но не раз приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание. Пока дошли, оба вспотели.
Войдя внутрь сарая, Юлий сразу присел, приткнувшись к его стенке. Сарин слышала его прерывистое дыхание, он вновь закрыл глаза. В сарае между досками были просветы, парень не находился в кромешной темноте. В углу набросаны какие-то вещи. Сарин взяла некоторые из них расстелила возле него, он на них и прилег. Пришлось поднести еще несколько штук старья, чтобы подстелить под голову.
Еще находясь на поле, она поняла, что у парня температура. Взяла из ящика таблетки, которыми пользовался дядя, когда, попав под осенний ливень, простудился. Врач выписал ему это лекарство. Юлий хотел от них отказаться, но Сарин топнула ножкой, он улыбнулся и проглотил пилюлю. Она заодно принесла полный кувшин воды, еле донесла. Когда придет дядя, объяснила девчонка ему, ей будет сложно выйти из дому.
В следующий раз Сарин приволокла один кусок хлеба, огурец и старый шерстяной халат, накрыла его. Она посоветовала с едой расправляться не спеша, призналась, что сейчас самим не больно сладко живется. Затем приказала: «Спи! Сон – лучшее лекарство», что заставило Юлия засмеяться, правда, смех получился с хрипотцой.
– Вот так лучше, – девочка сжала губы, чтобы самой не рассмеяться. Она хотела выйти из сарая, когда он спросил, как ее зовут.
– Сарин.
Через три дня Юлий пришел в нормальное состояние. Только теперь смог разглядеть девчонку, которая спасла его от смерти. Сарин была рыжей с веснушками по всему лицу. Она сказала ему, что такие рыжики выскочили только год назад. Еще сообщила, что находится он не в Казахстане, а перешел фиктивную границу Казахстана, попал в Российскую федеративную республику. удивился ее знаниям. Парень рассказал Сарин о себе, о родителях, о том как бежал из детского дома, о своих планах.
Юлию нужно было двигаться дальше, железнодорожная станция находилась не очень далеко отсюда. Парень сказал Сарин, что завтра с рассветом отправится в путь. Она засомневалась, что он в состоянии добраться до железной дороги, высказала ему свои соображения. До нормального здорового положения ему далеко. Ей было приятно ухаживать за Юлием, она целый день была одна. Некоторое время уделяла хозяйству, уборке, приготовлению супа. В остальные часы мечтала, все интересные для ее возраста книги, что были в доме у них, у соседей, перечитала.
Вечером следующего дня неожиданно зашел в помещение, где томился Юлий, дядя Виктор. Он еще вчера приметил, что его племянница стала частенько наведываться в меньший сарайчик. Но там ведь ничего нет, разве что тряпьё, чего же ее тянет туда? Дай-ка загляну, решил дядя. Увидел паренька, удивился, нежданно-негаданно приблудился кто-то. Юлий испугался, сразу приподнялся на локтях, опустил глаза, ожидая, что дальше будет. Ничего сказать не успел. Тут вслед за дядей прибежала Сарин.
– Ты что здесь делаешь? – суровое лицо человека да еще с костылями заставило онеметь Юлия. Вмешалась девчонка:
– Дядя Витя, он собирается уходить к тете. У него мама и папа в тюрьме. Я его нашла недалеко от нас в поле. Он лежал голодный, чуть живой, пить очень хотел. Ты не ругай его, я его привела, давала немножко покушать.
– Давно здесь?
Защита Сарин взбодрила Юлика. Он сказал, что жил с мамой в Актюбинской области, она работала в колхозе, пришел к ним в поселок три дня назад. Завтра уйдет.
– Почему твои родители оказались в тюрьме?
– Папу обвинили в распространении антисоветчины, арестовали еще до начала войны, нас с мамой выселили в Казахстан, ее здесь недавно арестовали. Меня в детдом забрали, но я сбежал. Мама мне оставила адрес тети, поеду к ней, – чистосердечно признался парень. Показал адрес своей тети.
Виктор повернулся к племяннице: – Именно об этом я тебе раньше и толковал. – Затем обращаясь к пареньку: – Как тебя зовут?
– Юлий.
– Значит так, парень, можешь оставаться у нас, сколько нужно. Только перебирайся в дом, в нем лучше, чем в сарае. Нужно было ей сразу мне рассказать, нашлась мне подпольщица. Нечего скрывать секреты от дяди.
– Нет, завтра пойду дальше, мне необходимо попасть к тете. Так мама велела. Вам огромное спасибо, что приютили меня.
– Юлий, ты слишком настойчивый. Наберись по началу сил, не то по дороге опять свалишься. Потерпи хотя бы пару деньков, окрепни. Идемте, ребята, в дом. Надо подумать насчет обуви для парня, в этих развалюхах далеко не пройдешь. Я на работе поговорю с мужиками, может, у кого найдутся лишние ботинки. Без них трогаться в путь нельзя. Тебе понятно? Дочка, (так дядя Виктор стал называть последнее время Сарин) через пару дней приготовишь припасы для нашего гостя, в дороге пригодятся. Положи в свой школьный мешочек, мы тебе новый достанем, не забудь туда же всунуть бутылку воды. Вручишь ему не раньше, чем через двое суток. Пока корми его как следует.
– У меня мешочек есть, он пустой, только одно фото лежит.
Юлик внимательно посмотрел на людей, пригревших его. Дядя Виктор был среднего роста, широкоплечий, немного пригнувшийся, пожар в танке оставил на лице красно-коричневые следы, (об этом ему рассказала Сарин). Ее дядя был одет в комбинезон, на голове – мятая фуражка. Если вначале его глаза были темные, сердитые, то теперь в них проблескивало внимание, доброта, они стали голубыми.
Сарин сменила одежду. Она состояла из длинного платьица синей расцветки с какими травинками по всему фасону, талию охватывал узкий поясочек из того же материала. Обувь на ней осталась прежняя, как видно смены не было. Юлик заметил, что глаза у девчонки зеленоватые большие, смотрела сосредоточенно. А рыжинки на лице он приметил в первый день знакомства. Парень ей улыбнулся, Сарин ответила тем же, показав небольшие белые зубки.

Глава 2
Юлий застрял у Виктора с Сарин еще на три дня. Пообещали отвезти его к вокзалу на колхозном грузовике, водителя отправляли в районный город за товаром. Продукты из райцентра завозили в небольшой поселок раз в неделю. Такой оказией и предложили воспользоваться пареньку. Доставили его к железнодорожному вокзалу к полудню. Он подошел к кассе, узнать, когда поезд отправляется в город Челябинск.
– Тебе придется делать несколько пересадок. Сначала езжай до Орска, потом прямая дорога на северо-восток. Когда поезд на Орск отправляется? Сейчас гляну. В двенадцать сорок, через два часа, есть еще вечером один – в половине одиннадцатого. Ты с кем едешь? – спросила кассирша. Но Юлия уже след простыл.
Он тихонько влез в вагон, когда проводница заболталась со своей напарницей. Им ничего не оставалось делать, толпа рванула к ступенькам вагонов, оттеснив молодых женщин. Народу было полно, он нашел свободное место лишь на третьей полке, предназначенной для багажа пассажиров, забрался наверх. Низ заполнился людьми, удачливые попали на вторую полку. Кто-то сунул к его ногам мешок. Поезд тронулся, проводница стала обходить отделения вагона, проверяя наличие билетов, некоторые пассажиры давали ей деньги. Юлия она не заметила, зажался в угол полки. Спать не хотелось, ему было над чем задуматься. Как он был благодарен Виктору, особенно Сарин, за спасение, за помощь. Какие они добрые люди. Вспомнил последнюю беседу с девчонкой.
– У тебя странное имя, никогда раньше не слышал такое, – сказал он ей.
– Мне папа объяснил. Когда они поженились, то договорились, что первому ребенку имя даст мама, второму – отец. Бабушку моей мамы, она умерла еще до моего рождения, звали Сара. В честь ее и мне дали такое имя. По некоторым обстоятельствам родители решили немножечко изменить его: добавили букву «н».
– У тебя родители были евреями?
– Почему ты так думаешь?
– Мою родственницу звали Сарой, она, да и мои родители – евреи.
– Нет, у меня папа русский, только мама еврейка. Теперь ты мне про свое имя скажи. Тебя назвали в честь Юлия Цезаря?
– Я не задумывался об этом. А ты грамотная, про Цезаря слышала.
– Мне дядя Витя, когда он свободен, многое рассказывает. Он ведь учителем истории в школе в большом городе работал. Здесь все места сейчас заняты, к тому же, контузия у него, бывает нервный, поэтому боится идти учить детей. Еще сорвется, накричит на них, но дядя Виктор хороший, хотя иногда шумит – нога часто болит.
… Юлий повернулся лицом к стенке вагона. Стучат колеса, под их мерный шум он заснул. Когда проснулся, было еще светло, людей в купе явно поубавилось, сошли по пути следования поезда. Тихонько глянул вниз. Его шевеление заметили.
– Эй, парень! Спускайся! Остограмимся. Ну чего ты там застрял? Видим, что не спишь.
Неудобно игнорировать желания старших. Юлий тихонечко слез, молча глянул на двух стариков, им было лет пятьдесят, но для него они были дедами. Несмотря на летнее время оба тепло одеты. Мужчины сидели у столика, на котором лежала еда: черный хлеб, несколько огурцов, куски порезанного сала, наполовину пустая литровая бутылка с мутноватой жидкостью. «Самогон», – понял Юлий. Он видел такой напиток у Виктора.
– Да ты совсем пацан. Тогда тебе не наливаем, проводница чайком напоит, а пока хватай то, что на столе, чай голодный.
У парня был небольшой запас еды, что дали Виктор и Сарин, но почему не сэкономить, дорога длинная. Он отломил от большого куска хлеба половинку, подобрал крошки, бросив их незамедлительно в рот, взял кусочек сала, с удовольствием стал кушать. Пожилые мужчины подсунули ему огурец. В довоенные времена Юлий постеснялся бы брать у чужих людей еду. Война многому его научила, прежде всего, беречь каждую кроху хлеба. «Спасибо» он сказал вначале еды и после ее.
Незаметно наступил вечер, освещение в вагоне было слабое. Юлий забрался на свое место. Когда лез, чуть не скинул мешок на головы сидящих внизу, успел остановить падение груза. Некоторое время люди галдели, потом женский охрипший голос запел: «Постой паровоз, не стучите колеса, кондуктор нажми на тормоза. Я маменьке родной с последним приветом спешу показаться на глаза…». К ней вскоре присоединился парень, зашедший на предыдущей остановке, добавился охрипший голос. Юлий догадался, кто поет – напротив, на скамейке сидел мужчина в рваном пиджаке, на голове чернела кепка с мятым козырьком. Юлий никогда раньше не слышал этой песни, поэтому внимал каждому слову певцов. После пошли другие песни. Но пришла проводница, угомонила всех: «Дайте людям спокойно отдыхать». А ведь десять минут назад сама подпевала «… кондуктор нажми на тормоза».
Юлий очухался от шума в вагоне, увидел, что все собирают свои вещи и двигаются к выходу. Он спрыгнул сверху вниз и пошел за всеми. На здании вокзала сверкала надпись – Орск. Юлий поежился, на перроне было очень холодно, дул ветер. Он достал из мешочка курточку, одел. Предстояло найти другой эшелон, который бы приблизил его к дому тети Ханы. На третьем пути пыхтел паровоз присоединяясь к эшелону. К кассе идти не хотелось. Юлий обвел глазами окружающих людей, заметил симпатичного дяденьку, спросил у него, в каком направлении идет поезд, стоящий вот там, показал он пальцем.
– В Оренбург. А тебе куда нужно? В Курган? Сначала нужно будет добраться до Челябинска, затем уже дальше. Так что ехать тебе и ехать долго-предолго. Твои поезда идут в другом направлении. А с кем ты едешь?
– С родителями, – соврал парень.
– Вот и объяснишь им, чтобы не попутали, где садиться. На вокзале объявляют, с какой платформы и куда отправляется эшелон.
Юлий зашел в здание вокзала. Он не знал, сколько нужно ждать. Пока перекусил тем, что положили в сумку дядя Виктор и Сарин. По зданию сновали пожилые мужчины, женщины, зачастую с ними была и малышня, дети постарше. Одни уходили, другие появлялись. Неожиданно появилось два милиционера. Парень испугался, может его разыскивают. Хотел уйти с вокзала, но на выходе стоял третий милиционер. Юлий увидел недалеко от себя семью: маму и двоих детей, один постарше его, а меньшей девочке было года три. Он и приблизился к ним, пусть думают, что тоже из состава этой фамилии. Дежурившие милиционеры походили и ушли.
Юлий незаметно съел все припасы, за что разозлился на себя, обругал тихонько. Тут и услышал, что через двадцать минут со второй платформы отправится эшелон в направлении Челябинска. Сразу пошел к поезду. Сунулся к одному вагону, проводница прогнала его, он ко второму – такой же результат. Оббегал весь эшелон, никакого толку. Хотел прорваться в вагон, как только поезд тронулся, но тут его схватил высокий худощавый милиционер. Стал спрашивать, где его родители. Сказал, что только уехали с тем поездом, он ходил попить воды, поэтому отстал. А кондуктора его не пускали в вагон.
Навстречу им шла большая толпа из только что прибывшего поезда. Милиционер смотрел по сторонам, ослабил свои руки. Юлий рванулся, вскочил в толпу и вместе с ними вышел за пределы вокзала. Теперь он стал чаще оглядываться. Что такое, там на каждом шагу милиционеры? В городе было спокойнее, его никто не трогал, он прошелся по улицам, с час посидел на скамейке возле одного дома.
Наступила ночь. Он не знал, что дальше делать. Возвращаться обратно в здание вокзала побоялся, можно опять натолкнуться на дежурных, но переночевать где-то необходимо. Прошел немного вперед, заметил силуэты высоких зданий, направился к ним. В такой час вряд ли кто откроет ему двери, не говоря о том, чтобы пустить незнакомого мальчишку переночевать. Поднялся довольно прохладный ветер. Юлий подошел к первому четырехэтажному дому, надеялся, что кто-нибудь выйдет. Тишина, даже собак не видно и не слышно. Он обратил внимание на двери в стороне от центральной, догадался, что они ведут в подвальное помещение, но оно закрыто на большой замок. Такая же история и со вторым домом. Решил забраться на последний этаж и там прикорнуть в уголку.
Тихонечко, без шума зашел в подъезд, медленно стал подыматься по ступенькам, преодолевая этаж за этажом. Забравшись на четвертый, заметил лестничку, что вела под крышу. Поднялся по ней. Выход был закрыт железной крышкой. Ему пришлось поднатужиться, чтобы поднять ее. Немного испугался, когда она заскрипела. Очутился Юлий в большом помещении, с боков над ним лежали железные листы. Чего рядом только не было: дряхлые рваные матрасы, поломанные стулья, куски занавесок, штор, ватные брюки. Паренек обрадовался, есть на что лечь. Он пристроился возле глиняной печной трубы, от которой исходило тепло, приволок дырявый матрас, постелил сверху то, что раньше называлось одеждой, накрылся ватником, предварительно стряхнув с него пыль. Глубоко вздохнул и заснул.
Проснулся, когда солнышко нагрело железную крышу, отдав и ему часть тепла. Как ему не хотелось идти к вокзалу, опять осторожничать. Но другого выхода Юлий не видел, поэтому сразу вскочил на ноги. На втором этаже ему попалась старенькая женщина, открывавшая ключом свою квартиру. Он пошел ниже, потом оглянулся. Женщина внимательно смотрела на него.
– Простите меня, вы не можете мне дать немного воды, пить очень хочется.
– Постой у дверей, я вынесу водички. – Старушка вошла в квартиру и через десяток секунд принесла кружку воды. Юлий выпил, поблагодарил, хотел уйти.
– Ты что-нибудь сегодня кушал? Чай голодный?
Он отрицательно покачал головой.
– Поняла, заходи.
Юлий прошел за ней. Она посадила его на кухне, повозилась, налила в тарелку теплого супа с макаронами. Похожий он ел в детстве, только макаронинки были более светлые. Тут еще появилась перед ним краюха хлеба. Через семь минут он расправился с супом. Сказал спасибо. Без расспросов не обошлось, Юлий всю историю женщине поведал. Она извинилась, что почти ничего с собой не может дать, такова сегодня жизнь. Все же ломоть от буханки хлеба отломила, завернула в лоскут легкой белой ткани. Отказываться он не стал, сам не знал, сколько дней ему ее предстоит бедствовать. Путь к железной дороге был гораздо веселее.
В первую очередь узнал, что поезд на Челябинск отправится через полчаса. Перед ним стояла та же проблема, что и раньше – как ему, безденежному, пробраться в вагон. Решил использовать тот же метод, когда прятался от милиционеров. Нашел семью из мамаши, трех ее детей и, как видно, младшей сестры тети ребятишек. Он пристроился к ним, даже помог старшей девочке поднять небольшой, но не легкий чемодан по ступенькам вагона. Опять устроился на самую верхнюю полку и замер. Никто его не потревожил.
Внизу женщина стала кормить детей, у Юлика слюнки потекли. Можно бы и съесть кусочек хлебушка, но ведь совсем недавно ушел от доброй женщины, которая покормила его. А дорога еще длинная, иди, знай, когда до места доеду. Нет, сейчас не хочу кушать. Не хочу! Он повернулся в сторону стенки, чтобы не видеть процесс поглощения еды.
К концу поездки он оприходовал свой запас пищи. Увидев через окно большое здание вокзала, на котором сияла надпись «Челябинск», обрадовался. Осталось гораздо меньше километров до тети Ханы. Не мешало бы поискать, чем подкормиться. Он уже двое суток в туалет не ходил, пустой желудок. Ладно, вытерплю, главное выполнить мамино поручение, приехать к родной тете. Она, наверное, уже знает, что я еду к ней. Хотя, откуда? Писем ей никто не написал, телеграммы не слал.
Человек всегда думает о хорошем, так и Юлий в мыслях обнимал тетю Хану. Но не всегда так получается, что задумка быстро воплощается в жизнь. Поезд по направлению в город Курган стоял на первой платформе. Народу на посадку было мало, проводницы тщательно проверяли билеты. Проникнуть в вагон с кем-то не получилось, почти все пассажиры были взрослые. Юлий стал молить одну проводницу, другую, никто его не пропустил. Старшая по возрасту женщина, разрешив последнему пассажиру забраться в вагон, посмотрела на парня, попросила не уходить, подождать.
– Держи! – женщина протянула ему две лусточки белого хлеба. Парень готов был заплакать за понимание его положения. В это время к ним подошел мужчина лет пятидесяти, левая рука по локоть отсутствовала, тихонько поговорил с проводницами, несколько раз оглянулся на Юлия, подозвал его к себе.
– Я к тебе минут десять присматриваюсь. Куда ты собираешься ехать? Я тебе помогу сесть на поезд, только не сейчас. Мне нужен помощник. Неделю будешь делать, что я скажу, потом отправлю тебя, в любой город, куда ты захочешь. Вижу, ты весь исхудал, кормежкой тебя обеспечу. Согласен? Тогда потопали. Зови меня дядей Павлом.
Шли они минут сорок. Оказались на городском рынке. Мужчина привел его к одному киоску, поблагодарил молодую женщину, что присматривала за хозяйством Павла. На полках лежали трикотажные майки, шелковые рубашки различных размеров. Павел сразу достал из под прилавка мешочек, вынул оттуда булку хлеба, отрезал для него кусок, затем наверх положил колбасы, вручил Юлию. Пока он кушал, продавец стал беседовать с другой женщиной, говорил что-то смешное, та от всей души смеялась. Увидев, что паренек справился с едой, стал показывать ему расположение товара.
– Смотри, здесь лежат рубашки, на них прикреплены ярлыки, на которых указаны и размер и цена. На майках этого нет, но под каждой пачкой висит цена. Точно так и с трусами. Надеюсь, ты не вор, тебе можно доверять. Понимаешь, моего помощника положили в больницу, с неделю его не будет. А у меня есть другая работа. Не бойся, я тебя не обижу. Арифметику знаешь? Молодец. Я в тебе не разочаруюсь.
Работа, как говорится, не пыльная, главное не тяжелая, иначе бы Юлий не справился с ней. Дядя Павел ушел по своим делам. К ларьку подходили люди, интересовались ценами, парень показывал им товар. Кто-то покупал, другие уходили с пустыми руками. Когда главный продавец вернулся, увидел результат работы парня, похвалил его. Вскоре он повел его к себе домой. Юлий удивился: в небольшой квартире, расположенной на первом этаже, их встретила девочка лет пяти. Маринка почти целый день была одна. Оказывается, Павел отлучался, чтобы приглядеть за доченькой, покормить ее.
Хозяин разогрел суп, налил всем в тарелки, потом добавил к ужину консервы. Так сытно Юлий давно не ел. После обеда он стал играть с девочкой. У нее была книжка сказок Алексея Толстого с картинками. Юлий прочитал ей немного, потом начал показывать большие заглавные буквы, просил, чтобы запомнила. Павел с удовольствием смотрел за их играми.
– Знаешь что, ты не пойдешь работать, а останешься с Маринкой. Она тебе доверяет, будешь выходить с ней гулять, только не далеко, читать, учить всему, что можешь. Ей через два года в школу. Сможет сразу пойти во второй класс.
Прошла неделя. Павел не хотел отпускать мальчугана, больно он ему понравился, сумел так умело обходиться с девочкой, подружился с нею. Но понимал, что парню нужно ехать к родным. Перед отъездом он его спросил:
– Тебе нужно в сам город Курган?
– Нет, в Варгиши. Но это близко от областного центра.
– Знаю, мне до войны пришлось побывать в многих районах Курганской области, работал машинистом на поезде, но зрение стало подводить, поэтому ушел с работы. А тебе не нужно ехать до Кургана, Варгиши где-то в километрах тридцати пяти не доезжая Кургана.
Дядя Павел проводил Юлия к поезду, предварительно купив билет, дал немного денег в дорогу. Он договорился с проводницами, чтобы опекали парня, поили чаем, сообщили, когда ему выходить.
– Если тебе с твоей тетей не сладится, то возвращайся к нам, всегда примем, – сказал на прощанье Павел.
В Варгиши Юлий приехал рано утром. Совсем небольшой городок, скорее деревня. Одноэтажные деревянные дома, несколько улиц. Он порылся в кармане, но записки с адресом не обнаружил. Не может быть, чтобы потерял ее. Вытряс все из мешочка, и там ее нет. Вновь полез в карман. Нашел! Записка была настолько скомкана, что он ее с трудом отыскал. От волнения вспотел. Улица Садовая 15. Где эта улица, где этот дом?
– Простите, как на Садовую пройти? – спросил первого попавшегося на глаза мужчину.
– Она, парень, перед тобой, – ответил он.
Номера домов шли с конца, самый первый был под номером 64, то – есть, шагать ему и шагать. Но это не расстроило его, настроение было замечательное. Наконец он выполнил мамино поручение, еще немного увидит тетю Хану, сестричек. И погода радовала его: солнышко грело плечи, спину, он мог скинуть курточку в мешок. На многих домах номеров не было, Юлий их просто высчитывал, добавляя по две цифры, после прохождения очередной избы. Можно бы и спросить людей, идущих навстречу, обгонявших его, но он хотел сам найти место, где обосновалась его родня. Вот это должно быть он. Юлий открыл калитку, вошел. Тут же из дверей дома показалась старенькая женщина с ведром в руках.
– Парень, что ты здесь забыл? – грубо спросила она.
– Тетя Хана не здесь живет?
– Ты к Ханке? – тон ее явно изменился, стал доброжелательным. – Заходи, она как раз на работу собирается.
Дверь снова отворилась, на пороге появилась его любимая тетя. Она удивленно посмотрела на парня, потом всплеснула ладошами.
– Юлька, это ты? Мой милый, мой славный! Как я рада тебя видеть. – Она обняла племянника, поцеловала его. – Мы получили от мамы из тюрьмы письмо, она написала, что тебя отправили в детский дом, и ей сообщили, что ты сбежал. Как ты изменился, вырос, похудел, но уже похож не на мальчугана, а на мужчину. Едва тебя узнала. Как было бы хорошо, если бы и твоя мама сейчас находилась рядом с нами.
Слезы засверкали в глазах тети Ханы и Юлия. Она завела его в дом. В маленькой кухне на стульчике стоял керогаз, находился умывальник и тумбочка. Старшая дочь Сильвия встретила их почти у порога. Младшие еще лежали в постели. Комната была небольшой, в ней имелись две постели, размещались на козлах.
– Юль! Ты помнишь своих сестричек Сильвию, Галю, Надюшу? Был маленьким, когда мы с вами расстались в Гомеле. Галя и Надя родились после вашего отъезда. Девочки, познакомьтесь с двоюродным братишкой. Хватит валяться в кровати, уже скоро жарко будет. Сильвия, покорми всех, а я побегу на работу.
На столике, что стоял в зале, появилась кастрюля с кашей, состав ее Юлий не понял. Старшая сестра разложила ее по блюдцам. Возле каждого едока положила по кусочку хлеба. Позже налила в чашки чая, пили его со сваренным красным бураком.
– Мне тоже надо идти на работу, – сообщила Сильвия. – Ты не беспокойся, отдыхай, дети привыкли обходиться без меня с мамой.
Юлий помнил, что у тети была еще одна дочь, кажется Рая, она старше, всегда его поддразнивала, называла маленьким, хотя разница была всего в три года. Куда она делась? Он и спросил у более взрослой из оставшихся девочек про Раю.
– Она в дороге заболела тифом, ее увезли далеко в больницу, возле станции похоронили, – ответила семилетняя Надя.
Юлий понял, что та умерла. Про такие случаи в Актюбинской области слышал много раз. Он вышел во двор, позади которого увидел огород. Солнце палило, жара с каждой минутой увеличивалась. Он не знал, куда себя деть. Надя, появившаяся рядом, сказала, что за городом у них есть большой огород, там растет картошка, а здесь на грядках огурцы, помидоры, но они еще не созрели, морковка, укроп и редиска. Вечером мама даст каждому по редиске и огурчику. Вышла и Галя. Девочки стали играть с самодельной куклой, затем принесли из дому маленький мячик и вовлекли в игру Юлия. Когда все вспотели, вернулись в дом. Он прилег, задумался. Ему так не хватало мамы. Как она, бедная, там. Он на свободе, она в тюрьме.
«Мамочка, мне так тебя не хватает, очень скучаю по тебе, буду ждать тебя. Надеюсь тебя там нормально кормят, ты не болеешь. Видишь, я сдержал твое напутствие, добрался до тети Ханы. Мы скоро обязательно увидимся».
Обеда не было, девочки грызли старые сухари, угощали Юлия. Вечером собралась вся семья, все сели за стол, кроме Сильвии. Ее покормили на работе. Хана поставила на стол кастрюлю с баландой, положила каждому по кусочку хлеба, на котором лежал небольшой кусочек селедки. Все молча поужинали.
– Теперь Юлий расскажи, как ты добрался до нас, утром расспросить не было возможности, работа не любит опаздывающих, – попросила тетя.
– Трудно было, тетя Хана, так трудно, что и передать невозможно. Эти дни никогда не забуду. Главное, я здесь с вами.
Жить на иждивении тети Ханы было невозможно. Юлий cтал искать работу на предприятиях городка, но они были маленькими и не нуждались в кадрах, тем более, что парень ни с одной специальностью знаком не был. Попытки устроиться в Варгишах ни к чему не привели. Он поехал в областной город Курган, но и здесь были проблемы, его не брали – слишком молод. Все же только тринадцатый год. Юлий взял свою сумку, пришел на вокзал, купил билет на последние деньги, что остались от выданных ему дядей Павлом, сел на поезд. Так он оказался в Челябинске, большом городе, никакого сравнения с Курганом, тем более с Варгишами. Он шел по городу, заглядывая на любое предприятие, маленькое оно или большое. Их было много, но в одном сказали, чтобы подрос, во втором вообще отказались разговаривать с ним.
Юлий не был разочарован, он был злой. Шел по улице города, пиная, попадающиеся камешки, клочки бумаги. Обогнал старушку, она несла в двух руках по тяжелой сумке. Наверное, что-то съестное, подумал он, вот бы поживиться.
– Бабушка, разрешите, я вам помогу. Мне с вами по пути.
Пожилая женщина взглянула на паренька, испугалась, столько здесь воров ходит, война увеличила их количество во много раз. Дай ему сумку, возьмет и убежит. Не мне ж с ним соревноваться в скорости. Но что здесь воровать? Немного муки, пять картофелин, три помидора. Это в одной сумке, а во второй вещи, несла на продажу, да только за одну кофту сумела немного денег выручить. Таких торговцев, как я, на рынке до черта. А на продукты желающих хватает. Но сама то я бог знает, когда донесу. Паренек вроде бы нормальный, взгляд прямой. Война, война, до чего ты довела. Так и быть, доверимся пареньку.
– Помоги милый, помоги, а то моих сил не хватает. Муженек приболел, температура высокая, он сам всегда все в дом приносит. Сегодня пришлось мне запрячься. Тут уже рядом, здесь поворот к моему дому, доволоку сама. Спасибо тебе. А ты иди, учись.
– Мне спешить некуда, я приехал в город, чтобы работу найти. Не волнуйтесь, донесу прямо до вашего дома.
– Вот моя квартира, вот мой дом родной. Я тебе дам десять рубликов, купи себе что-нибудь поесть. Не обижайся.
– Без денег нам не прожить, но главное уважение. Я вам помог, кто-то поможет моим близким, мне. Будьте здоровы вы и ваш муж. Деньги вам самим пригодятся, ведь вы не богачи. Всего вам хорошего, – Юлий обошел женщину и быстро зашагал по тротуару улицы.
Бабушка не успела еще раз поблагодарить его, только сумела вслед крикнуть: – Ты обязательно найдешь работу.
Парень уменьшил скорость. Увидел высокий забор, должно быть какое-то предприятие. Вот и проходная. Табличка «Машиностроительный завод». На проходной ни души, можно пройти дальше. Два одноэтажных здания. Как в них зайти? Повернул направо, открытые ворота. Заглянул в одно из помещений, увидел какие-то станки, возле ближайшего пожилого мужчину, беседовавшего со станочником.
– Парень, что ты здесь делаешь? Ты на военном секретном предприятии, быстренько шуруй к своим родителям, – старший мужчина сердито посмотрел на него. – Топай, топай, тебе говорят, здесь не детский сад.
– Некуда топать. У меня нет жилья. Мне нужна любая работа, чтобы прокормиться.
– Сколько тебе лет?
– Скоро четырнадцать, – решил добавить себе года Юлий.
– Подсобника в армию забрали, пусть заменит его, – посоветовал тот, что помоложе.
– Ты так считаешь? – старший так же строго смотрел на товарища. – Идем со мной, объясню, что тебе придется делать. Что-то мне не верится в твои года. У меня сынок твоего возраста, учится в пятом классе. Только он побольше тебя. Когда с тобой побеседуем, зайдешь в отдел кадров, пусть тебя оформят. Документы захватил? Как так нет? Как же ты работать устроишься? Никуда ты сегодня не пойдешь. Вечером заглянем с тобой в милицию, там у меня работает родственник. Ты только уверенно говори, что тебе уже четырнадцать лет исполнилось.
Юлий даже заулыбался, топая за мужчиной, подумал, что тот здесь, скорее всего, самый главный начальник. А еще вспомнил, что та бабушка, которой помог поднести сумку, помогла ему найти эту работу. Перед тем как идти в МВД, Иван Савич завел его в столовую, покормил.
Никто ему не собирался делать скидки на возраст. Детали были разные: легкие и такие, что он едва их поднимал. Через пару недель Юлий успевал не только подносить к рабочим детали, потом готовые отвезти на тележке в другой цех, но и присмотреться к работе специалистов. Особенно понравилось наблюдать, как обтачивают детали на токарных станках, как при обработке стальных болванок вьется стружка. Он слушал объяснения рабочих, порой ему давали возможность самому стать за управление станком, но так, чтобы начальство не видело. «У меня получилось!» – радовался парень. Не прошло и двух месяцев, как ему присвоили третий разряд, стал за токарным станком работать самостоятельно.
Ему выделили место в общежитии. В каждой комнате жило восемь работников, железные койки с железными сетками стояли в два этажа. Скорее всего, изготовили их в Первую мировую войну. Юлию пришлось спать наверху. Одежда его поизносилась, мастер цеха принес ему новые штаны, теплую рубашку и тяжеленные ботинки. К ним нужно было привыкнуть, а то поначалу он тянул ноги. Задумываться о прошлом времени не было: двенадцатичасовая работа с перерывом на обед, сон. Но иногда ему снились родители, друзья по школе.

Глава 3
– И Миша? – со слезами спросила Эмма. Она была без ума от Миши. Он с ней часто гулял, подбрасывал в воздух, говорил, что если она будет себя плохо вести, то уронит ее. Они вместе так весело смеялись, что проходящие заглядывались на них, часто завидовали детским шалостям ребят. Как она радовалась, когда Миша приносил ей монпансье или другую конфетку. Однажды подарил Эмме самодельную куклу, на которой было голубое платьице – ее мама его сшила, объяснил он. А на голове каштановые волосы, такие же, как у самой девочки. Глаза на кукле были рисованные. Эмма так обрадовалась, что поцеловала Мишу в губы. Что такого? Так мама ее целовала. Парень покраснел, кровь к лицу прилила, а вслед и у нее самой щеки запылали. Но это было всего один раз и давно, в 1914 году, ей было всего каких-то пять лет, а ее жениху, так их дразнили ребята, четырнадцать.
– Нет, сыновья вроде остаются, – ответила мама девочки.
Эмма от радости подпрыгнула и отвернулась, будто она просто так сделала свой скачок. Тут же застеснялась, ведь она большая, ей уже полных восемь лет.
…Невысокий крашеный штакетник отделял от улицы скрытый за березками красивый деревянный дом с пирамидальной крышей над ним. С видимого куска каменной трубы вился легкий дымок, как видно от догорающих дровишек. Два окна смотрели наружу, их украшали зеленые ставни. Ворота и калитка были коричневого цвета. От калитки шла уложенная плоскими кирпичами дорожка к входу в жилище. За домом виднелся фруктовый сад, прямолинейные грядки. Неудивительно, наступила осень, поэтому на огороде было пусто, урожай успели собрать. Кое-где остались засохшие травы, да несколько тыкв. На яблонях местами висела антоновка. Хозяевам жилья было не до уборки остатков урожая.
Рядышком с воротами стояла большая телега, с запряженной в нее серой лошадью. Возле нее стоял кучер, переминаясь с ноги на ногу, Плоткины просили его не отлучаться, еще немного времени и они выйдут. На повозке лежало пять чемоданов. Проходящие изредка люди с любопытством смотрели на происходящее, останавливались на считанные секунды и шли дальше. В небольшом городке многие знали об отъезде семьи Плоткиных, слухи в районе их проживания распространялись с быстротой птичьего полета.
В самом доме был полный беспорядок. Казалось, все собрано, уложено, но его жители никак не могли успокоиться. Вся мебель была на месте, многие вещи в шкафу спокойно висели, ведь часть жильцов должна была продолжать жить в этом доме. Но стулья, на которых сидели родные, близкие друзья, расположились по всей комнате, на столе стояла грязная посуда, решили убрать ее позже. Старшее поколение Плоткиных уезжало в далекую Америку, но сыновья упрямо отказывались следовать вместе с ними. Не первый день шла горячая перепалка между родителями и детьми. Доходило до маминых слез, но никто никого не мог переспорить.
В Нью-Йорке, районе Бруклина жили родители Розы и младшая сестра Нехама с мужем и детьми, чаще родные, знакомые звали ее Ниной. С десяток лет назад обитали они в этом же доме, но после еврейских погромов в 1903 году родители двух дочерей вместе с Ниной, ее мужем и тремя маленькими детьми укатили в Штаты. Не желали больше оставаться в стране, где им угрожала опасность от своих же соседей.
Cитуация в городе в тот год была обычной – евреи занимались своими делами, кто гешефтом, кто работал на предприятиях: металлозаводе, железнодорожных мастерских, фабриках, в легкой промышленности; белорусы больше трудились на ниве сельского хозяйства, но и на тех же предприятиях. На гомельском рынке произошел заурядный инцидент, кто-то с кем-то поспорил, что перешло в массовую драку между евреями и белорусами. Событие произошло 29 августа 1903 года. Повод искали и раньше. В этот день молодые люди стали сбрасывать с прилавков рынка продукты, продаваемые евреями, бросали в них огрызками овощей, фруктов, забирали продовольствие, не заплатив ни гроша. При этом кричали «Бей жидов!»
Возбуждение в массах накалялось. 1 сентября в городе начались грабежи, разбой, десятки белорусов вышли на улицы, требуя расправы с евреями. Шли они по Замковой, Генеральской, Технической улицам и громили все подряд: дома, магазины, аптеки, начались убийства евреев. Полиция мер не принимала.
Семья Плоткиных, боясь, что погромщики доберутся до них, спрятала детей в подвальное помещение. Двери квартиры были закрыты на все задвижки, приволокли к ней большой обеденный стол. Перед этим Исер и Абрам взяли в руки винтовки, и вышли на улицу, присоединившись к таким же людям. Вооружаться евреи Гомеля стали после погрома в городе Кишиневе. Один из богатых евреев сумел приобрести берданки, пистолеты, раздал тем, кто мог ими пользоваться. Получили две винтовки и Плоткины.
Погромщики были несколько раз и у их дома, пытались ворваться через двери, но не получилось. Стали бросать камни в окна, хотя они были закрыты ставнями, стекла полетели. Тогда Исер и Абрам выскочили из дома и открыли огонь по бандитам, один из нападавших был ранен. Его тут же унесли, а погромщики ретировались не только от дома, но и с их улицы. Участники самообороны отправились помогать другим.
Только благодаря силовому сопротивлению громилам, противостояние между евреями и коренным населением было приостановлено. Погибло десять евреев. Судили и нападавших, и защищавшихся жителей, что стало большой несправедливостью. Исера и Абрама едва не упрятали за решетку, спас нанятый ими адвокат. Вот тогда старшее поколение Плоткиных решило сменить страну проживания, уехать в Соединенные Штаты Америки.
Нина с мужем Исером неплохо устроились: арендовали, а позже выкупили в Бруклине, одном из кварталов Нью-Йорка, большое здание, организовали в нем гостиницу. Нина давно звала родственников к себе на новое постоянное место жительство, те отнекивались, говорили, что детки малые, языка не знают, хотя и у новых американцев два сына и дочь были не намного старше.
История с отъездом повторялась. Прошло чуть более десяти лет как уехала младшая сестра Нехама с семьей и родителями. Роза плакала навзрыд, цеплялась за ее руки, оторвать невозможно было. Она скучала и по папе с мамой, ведь с самого детства были неразлучны. Мечтала прожить с ними вместе в горести и счастье. Роза хотела ехать с ними, но тогда заупрямился ее муж Абрам. Твердо стоял на своем: в России скоро все наладится, и евреи будут жить в спокойствии, занимать хорошее положение в обществе. Дети пойдут учиться дальше, мы переедем в другой город. Разве можно переубедить твердолобого? Пока гром не грянет, мужчина не поймет. женщина чувствует бурю заранее.
Но подошло время, в воздухе пахло надвигающейся грозой: страны Европы готовились к войне. Опасность угрожала многим мирным гражданам, в том числе семье Плоткиных. Те и решили посмотреть, что Америка им преподнесет, хотя сомнения до сих пор мучили их. Вновь получили письмо из Штатов.
«…По погромам соскучились? Мало евреев в девятьсот третьем убили? Знаете, как я волновалась. Места себе не находила, пока сама не прибежала к вам и не увидела, что все живы, здоровы. Зовите сыновей сюда, в Америку, здесь их поженим. Вам самим нужно заняться бизнесом. Роза, ты ведь прекрасная мастерица. У меня и сейчас платье, что ты сшила, в шкафу висит. Снимем небольшое помещение для мастерской, развесишь свои платья для моды. Люди сбегутся, отбоя от заказов не будет», – писала Нина.
Ей вторил муж Исер, добавляя к написанному: «Что вы забыли в вашем вертепе? У вас хорошие специальности, умелые руки, кушать всегда найдется для вас, голодными не будете. Подождите еще немного, у вас запылает такой пожар, что всей страной будет трудно потушить, жизнь сотен тысяч людей разрушится. Так что решайтесь. За детей не волнуйтесь, они уже давно не маленькие, смогут у нас учиться и работать».
– Ну, зачем ты уезжаешь? Зачем меня оставляешь? – Роза стояла возле такого же роста женщины, умоляюще смотрела на нее. Они были почти одногодками, разница всего в одиннадцать месяцев. Только у старшей сестры были темные волосы, у младшей – каштановые. Жили в железнодорожном районе города. Хотя до центра было рукой подать, Столярная улица была вся в деревянных домах, дороги нормальной не было. По весне грязище, воды тьма, не пройти, не проехать. Кроме жителей этих и соседних улиц, такое положение никого не беспокоило. Дома Нехамы и Розы были рядом, так постарались их родители Плоткины. Наверное, от специальности и образовалась их фамилия. Но это происходило около десяти лет тому назад. Теперь Роза и Абрам сами направлялись в Нью-Йорк. Ее муж, видя, что началась война с Германией, сразу поднял вопрос о необходимости сменить страну проживания.

Сестра Роза вместе с мужем Абрамом давненько собирались ехать к родителям, к Нине и Исеру. Наконец-то, отважились. А подвигло их к такому решению надвигавшаяся смута, похоже, большая война направлялась в их сторону, Россия воевала с Германией. Как правы была сестричка и ее муж, когда говорили о возможности подобных событий. К тому же хотелось не только соединиться с родными, но и повидать что-то новое, и так всю жизнь проторчали в Гомеле, никуда не выезжая.
Сегодня они уезжали в Америку. Если бы старший сынок Миша поддержал их желания, то и Яша не возражал бы, даже рад отправиться в далекие края, тем более плыть на корабле за тысячи километров. Сколько интересного можно увидеть в Штатах! Но раз брат не едет, то и он ни за что не сдвинется с места. Больше месяца уговаривали сыновей родители поехать за границу вместе, но парни стояли на своем. Пришлось их отцу попросить двоюродную сестру, жившую на соседней улице, присмотреть за сыновьями. Абрам и Роза обещали детям, что обживутся в Америке, поймут, как там существуют приезжие, в случае, если паче чаяния не понравится, то побудут год-два и вернутся в родной, любимый дом. В случае положительного результата, сыновья обязаны последовать за ними в Америку.
Все решено, ждет подвода, но мама Роза опять набросилась на детей:
– Идиоты, чего хорошего видели вы на этой земле?
– Вас, мама, папа. Посмотрите, какой у нас дом, сад – красота!
– Здесь опасно. Да и нас с вами не будет. Кто побеспокоится о вас, кто вас, чертей, накормит? Кто сладкую булочку для вас испечет? Абрам, чему ты их научил, непослушанию? Колотить надо было! Я не могу больше с ними говорить! – Мать присела на стул, заплакала.
– Милая Розочка, успокойся. Я же целыми днями работал, ты их воспитывала. Сама посуди, какие хорошие детки выросли, парни хоть куда, самостоятельные, дружные. Они со всеми трудностями запросто справятся, нечего переживать. Не плачь. Думаю, время позволит им задуматься над проблемой, где жить хорошо. Сами приедут к нам. Ты этот стульчик, на котором сидишь, с собой взять не хочешь?
– Тебе легко сказать: не переживай. А у меня сердце разрывается. Давай вернем обратно билеты и останемся с нашими прекрасными сыночками. Как буду без них жить? Я пропаду без моих капризных детишек. Дай мне ремень, побью их, тогда поймут, что нужно слушать родителей. Слишком взрослыми стали наши детишки, сами все хотят решать.
– Ничего себе детишки, давно тебя переросли. Никакой ремешок не поможет.
Миша и Яша подошли к ней, обняли. Старший сын взял на себя миссию успокоить родительницу, он был большим любителям поговорить.
– Мамочка, мы тебя так любим! Но билеты взяты, тетя Нина и дядя Исер вас ждут, не дождутся. Мы не пропадем. А через год-два встретимся здесь или в Бруклине. Не волнуйся. Мы с Яшей будем тебе раз в месяц писать письма, расскажем, что делали, как жили это время, что ели на обед, что на ужин, куда ходили.
– Два раза в месяц должны писать. И чтобы сообщали, чем питаетесь, в чистой ли одежде ходите, как часто в бане моетесь.
– Все сделаем, как ты велишь.
Занесены на телегу последние шмотки, поцелуи, слезы, опять уговоры. Пришли проводить другие родственники, близкие знакомые, соседи. Повторение, в какой уж раз просьбы присмотреть за недорослями, держать их в узде, чтобы не позволяли себе шалостей, чтобы не знакомились лишь бы с кем.
– Мама, мы же не маленькие. Я работаю, Яшка учится, все будет в порядке. – Миша состроил грозную мину, пригрозил брату кулаком: – Будешь вести себя плохо, побью! Я тебе не мама, тумаков не пожалею.
Всем кагалом вывалили из дома, Абрам и Роза сели на телегу, их глаза были обращены на детей, на дом, в котором прожили многие годы. Все оставшиеся дружно махали им руками, кричали «Счастливо!». Кучер погнал подводу к железнодорожной станции. Они должны были на поезде добраться до Одессы, оттуда на корабле в США. Путь был долгим и нелегким. Миша и Яша вернулись в дом. Старшему нужно было идти на работу, младший решил сегодня пропустить школьные занятия, не в первый раз. Да и половина уроков уже прошла. Готовить им пока не надо было, мама наварила, напекла на много дней вперед. Что-то стояло в кухне, но большую часть сваренных продуктов занесли в погреб, чтобы не испортились.

Родители двух сыночков очень желали перебраться в США вместе с детьми. Да вот беда, Миша и Яша категорически отказались покидать родной город. Хотя, как считали родители, были еще несмышлеными детьми: Мише, высокому стройному парню с кучерявой каштановой головой, исполнилось восемнадцать лет. Яша явная противоположность брату: густые черные волосы украшали его голову, был гораздо ниже брата, коренастый, ровненький нос, постоянная улыбка на лице. Он больше походил на русского, чем еврея. Месяц назад он отметил свое шестнадцатилетие. Этих ребят родители не хотели оставлять одних без присмотра. Но такова судьба, силой их не заставишь делать то, что им не хочется. Новое поколение. Потом их дети не особо будут прислушиваться к их советам, желаниям, будут следовать своим стремлениям, своим правилам. Такова жизнь.
Миша и Яша, родные братья, но они отличались не только внешне, но и характером. Если старший брат что-то решил, с ним можно было поспорить, переубедить. Таким его знали с детства. Он прекрасно знал русский язык и идиш, любил читать книги. Старательно овладевал знаниями в школе, среди друзей самый тихий. В шестнадцать пошел работать в железнодорожную мастерскую. Все заработанные деньги отдавал отцу.
Яша был импульсивным, шустрым, его только вечером можно было застать дома. За день успевал поиграть в футбол, посоревноваться с ребятами-одногодками в беге, понырять в речке, а вечерком нарвать яблок или вишен в чужом саду, хотя такие фрукты и дома были. В школе схватывал все быстро, но был лентяем. Учить уроки ему было некогда, поэтому учился на тройки-четверки. Дома не засиживался. Позже спохватывался, брался за учебники, и в дневнике появлялось больше четверок, порою и пятерки. Упрямства не занимать. И все же Яша стремился находиться в фарватере со старшим братом.
Роза и Абрам далеко не все знали о своих сыночках. Дело в том, что Миша увлекся идеями большевиков, ходил за реку на их потайные сходки. Хотя, как выяснилось позже, все тайны были известны полиции, как видно у них был свой человек среди собирающихся революционеров. Мишу возбуждала эта скрытость, секретность. Ему частенько доверяли расклеивать листовки, или передавать записки другим большевикам.
Яша в тринадцать лет заинтересовали эсеры. Более старший товарищ однажды пригласил его на тайное совещание. Яша стоял, раскрыв рот, вникая в слова говорящих. Их социал-демократические лозунги будоражили его. Политическая свобода, демократия, федеративное устройство России, что может быть лучше для его страны. Он не все понимал, что говорили, но горячность товарищей, смелость передавались ему, возбуждали парня. Может быть, пример старшего брата вдохновил его. Яша тоже ходил на собрания эсеров, правда, был немного в стороне от их непосредственной деятельности. Ему, совсем еще юному парнишке, хотя и выглядел старше своих лет, боялись доверять секретные дела, но и не прогоняли.
Между братьями часто разгорались серьезные дискуссии, но проводили их они в стороне от родителей, не хотели их волновать. Миша убеждал брата, что мирным путем можно только слегка внести изменения в жизнь общества.
– Нужна революция! Царскую власть свергнем! Только тогда можно решать вопросы с крестьянством, с передачей земли в их собственность, только тогда сумеем говорить о построении демократического государства. Ты слышал о Плеханове, Троцком, Ленине? Это настоящие революционеры. С ними будущее России.
Яше тяжело было с ним спорить, у него язык был еще не настолько подвешен, чтобы донести до брата идеи социал-демократической партии. Но он не соглашался с ним, говорил, что будущее покажет, кто прав. Но все разногласия между ними не выносили дальше сарайчика, где и происходили дискуссии.
Уехать в Америку? Миша и Яша были настолько революционно настроенными ребятами, что никакими посулами их невозможно было затянуть в другую страну. Старший брат еще с 1915 года активно участвовал в распространении революционных прокламаций, был одним из помощников организаторов тайных сходок, вступил в Российскую партию большевиков. Их обоих однажды царская полиция арестовала, но по молодости лет простила, пообещав в следующий раз ссылку в глухую Сибирь. А тут февральская революция, затем октябрьская.

Мама Роза часто отправляла сыночкам письма, надеялась, что на каждое ее послание дети ответят, но если раз в месяц и получала весточку от ребят, то бесконечно радовалась. Роза обещала, что вот-вот они вернутся. Но в России была такая неразбериха, что ехать обратно стало боязно. Не успели отгреметь революции, началась гражданская война, закончилась она – бандитов развелось видимо-невидимо.
Первые два года Абрам и Роза жили у сестры Нехамы, но затем сумели приобрести недалеко от родных свое жилье – домик из трех комнат и большой кухни. В одной из них стояла швейная машина, на которой Роза шила классную одежду. Вскоре Нина расстаралась, нашла сестре работу в магазине одежды, где у нее был свой уголок, где она по желанию покупателей вносила некоторые изменения в приобретенных женщинами платьях. Через два года открыла небольшую мастерскую, где кроила, шила платья, костюмы из материалов заказчика, из магазина, потом выставляла в мастерской, продавала по более высокой цене. Женские вещи шли нарасхват, так как в районе Бруклина жило много людей с высоким достатком.
Не бездействовал и Абрам. Он покупал старинную мебель, иногда люди выбрасывали ее на свалку – петля оторвалась, дверка раскрошилась, ножка шатается. Абрам ремонтировал их и продавал. К нему и заказы поступали на антиквариат. Новые знакомые устроили Абрама клерком в гостинице, он неплохо знал английский язык. Но работу и торговлю с отремонтированной мебелью он продолжил.
Семьи Плоткиных зажили в нормальных условиях, Абрам и Роза в помощи родственников больше не нуждались, но не отрывались, часто бывали в гостях. Все шло хорошо, да вот дети далеко. Почему они такие упрямцы, не поехали с ними в Америку? Родители успели переслать сыночкам некоторую сумму долларов, пригодятся им, это же не рубли, с ними не пропадешь. Дети получили деньги, через несколько лет разменяли.
Еще перед отъездом родителей братишки нередко проводили свободное время с ребятами, девушками, только компании у них были разные. Миша с друзьями обсуждал положение в стране, события в мире, то, что знал из газет, разговоров людей постарше, они горячо спорили, расходились мирно. Познакомился он с Катей на одном совещании большевиков. Она была высокой, стройной, строгой, ни с кем не общалась. Руководители большевистской организации поручили им разбросить по городу листовки с призывами к забастовке. Он стеснялся к ней подойти, но Катя сама обратилась к нему, спрашивая, на какую улицу лучше пойти. Решили, что вместе удобнее – один следит, чтобы не попасть в руки полиции, второй забрасывает листовки во дворы, в подъезды, расклеивает на заборах.
Выполнение задания заняло несколько часов, Катя проголодалась, спросила, в какой столовой может пообедать. Она приехала с окраины города и не знала, где лучше утолить голод. Девушке не очень удобно сидеть одной в забегаловке, поэтому попросила пойти вместе. Миша был счастлив пообщаться с ней. С этого дня стали встречаться не только на потайных собраниях, но и в другие дни. Катя была симпатичной девушкой, но почти на пять лет старше его. Поначалу он не знал об этой разнице, а потом ему стало все безразлично, главное – она ему нравилась. Двадцатилетнему Мише не терпелось познать девушку от пяток до корня волос, поцелуи не удовлетворяли его желаний. Он предложил ей жениться на нем, Катя согласилась выйти замуж. Они надеялись пожениться по возвращению его родителей, но он не выдержал, очень манило красивое женское тело. В 1916 году зарегистрировали брак. Свадебную трапезу тихонько провели в небольшом кругу друзей. Родителям о таком событии пока не сообщал.
А тут завертелось, закружилось. Еще шла Первая мировая война, затем Россию захлеснули революции, гражданская война. По велению партии большевиков, по зову сердца Миша принял активное участие в борьбе с белогвардейцами, сражался под Царицыном, затем с Колчаком. В Сибири пуля попала Мише в руку, пришлось там же лечиться, а затем возвратиться домой. Данные события не позволили его родителям приехать из Америки в Гомель, но они не теряли желания встретиться с сыновьями.
Катя в эти неспокойные годы оставалась в Гомеле. Ей пришлось убегать от немецких частей, захвативших город, затем во время мятежа эсера Стрекопытова она оказалась в гостинице «Савой», которую окружили отряды восставших. Многие были убиты, Катя чудом осталась жива. Когда все успокоилось, коммунисты поручили ей заняться привлечением детей в школы. Стране нужны были грамотные люди.

Младший брат Миши Яша на полях сражений не бывал, он был близорук, носил очки. Когда в Гомеле власть захватила эсеры, ему самому захотелось присоединиться к ним. Видя, как жестоко те расправляются с людьми, он утратил желание помогать эсерам. К этому времени он тоже влюбился. В одно из воскресений заглянул он на рынок, собирался купить семечек, домашних пирожков, соленых огурчиков. Мама далеко, некому готовить любимые им блюда. Шел по рядам, попробовал семечки у одной женщины, не понравились. У другой продавщицы были хорошо поджаренные, не залежалые, Яша купил заодно и арбузные семечки, пощелкивая их, пошел дальше по рядам рынка.
– Яблочки моченые, вкусные, – услышал он девичий голос, раздавшийся чуточку сзади. Обернулся и застыл на мгновение, подошел к девушке.
– Сколько стоят твои моченые?
Перед ним стояла совсем молоденькая девушка, на голове был повязан серый клетчатый теплый платок, тело спрятано за ватником. Яшу привлекло лицо девчонки, не мог от него оторваться. Обе щеки были румяными от мороза, на левой темнела небольшая родинка. Полненькая, невысокая, она не была красавицей, но от нее исходило не тепло, а огонь, его влекло к ней. Парня покорили ее голубые глаза, их необычный блеск, она смотрела на покупателя, улыбалась и гипнотизировала. Так ему показалось. Но ее рыжие кудрявые волосы впервые увидит гораздо позже, когда появится в доме ее родителей. Он подошел ближе к прилавку, за которым она находилась. От ее свежих розовых губ шел пар.
– Поцелуешь, куплю большую часть твоих яблок, – объявил условие Яша.
– А что?! С меня ничего не отвалится, – девушка чмокнула парня в щеку, ее розовое лицо покрылось цветом спелой вишни.
Яша купил почти все, что лежало на прилавке, оставил с десяток яблок, сказал, что для других покупателей. Стал расспрашивать, где растут такие милые девчонки. Жила она в деревне за рекой, что отделяла их от города. Он пообещал приехать за ней и увезти к себе в дом. Когда она сказала, что ее зовут Хана, Яша очень удивился, считал ее русской девушкой, на еврейку совсем не была похожа. Еще более поразил ее возраст – двух месяцев не хватало до пятнадцати лет. В следующие выходные дни он специально стал приходить на рынок, выискивал, где разложила свой товар Хана, подходил к ней, беседовал, шутил, поддразнивал.
– Как мне хочется сорвать эту вишенку. Когда я смогу насладиться тобой?
– Больно шустрый. Я слишком молода, так что терпи. Пока собирай деньги на подарки родителям. Сегодня я из-за тебя почти ничего не продала, – пожаловалась девушка.
– Погоди, – Яша сложил раструбом руки и прокричал: – Последние печеные яблоки, самые вкусные, самые дешевые! Подходите, только для вас по сходной цене! Первому скидка. Таких вкусных вы еще не пробовали.
– У меня же они не печеные, а моченые, – засмеялась Хана.
– Не важно. Ради твоей улыбки я не такое наговорю.
Яша готов был жениться хоть сейчас, но она была слишком молода. Встречались они на рынке, он только дважды побывал в деревне в доме Ханы. Первый раз, когда две недели не видел ее на базаре, оказалась, что она простудилась, кашляла. Тогда и понял, что такое нищета. Семья жила бедно, отец собирал старые вещи, затем продавал нуждающимся людям, мать обстирывала богатых хозяев. Хорошо, что Хана сообщила ему их адрес. Парень узнал, где в этой деревне можно купить мед, тут же сбегал, принес ей для лечения. Его мама каждый раз, когда дети простуживались, поила их чаем с медом – помогало. Этот метод он решил испытать на девушке. Поправилась. Через неделю он ее целовал в эти сладкие губы.
В связи с ее возрастом бракосочетание отложили. Яша был шустрым парнем, учебу в школе он бросил. Постоянной работы у него не было, то он помогал в сапожной мастерской, то кому-то пилил дрова, мог отремонтировать мебель, покрасить квартиру. У него всегда в кармане водились деньги, Яша их тратил не жалея. В связи с приближающимся восемнадцатилетием Ханы, а значит возможностью забрать ее в свой дом, он начал поиски более серьезной специальности, что было не так просто. Город пополнялся деревенским населением, которому требовались рабочие места.
Женились Яша и Хана через два года после их знакомства. В день бракосочетания Яша появился в доме Ханы во второй раз. Забрал ее родителей, саму девушку, посадил на арендованную телегу и увез в город, где узаконили брак. За праздничным столом сидели лишь Миша с Катей, жених с невестой и родители Ханы. Яша с Мишей заранее закупили продукты, Катя приготовила несколько блюд, так чтобы стол был заполнен. Вином тоже обеспечили хозяева дома. Разошлись по комнатам лишь поздним вечером. Родители Ханы остались у них ночевать.

Глава 4
Советский социализм даже на расстоянии напугал родителей Миши и Яши еще больше. Письма доставлялись и в СССР, и в США с большим опозданием, со временем вообще перестали приходить. Роза и Абрам горели желанием приехать, навестить сыновей, познакомиться с невестками, да где там, никакой связи с родными не было, билетов не продавали. Вот тебе бабушка и Юрьев день, вот тебе свобода, демократия.
Дом родителей находился во владении Миши и Яши. Жить братьям Плоткиным было тесновато, поэтому совместными усилиями, путем сложения капитала, оба уже трудились, построили новый домик рядом. Как раз и место было, у прежних хозяев стояла такая развалюха, что непонятно как она выдерживала порывы сильного ветра. Городские власти разрешили Плоткиным построить вместо этого домика новое жилье. Еще сказали спасибо, что остатки старого жилья снесли. Договорились, что в новый дом переедет Миша с Катей. В старом помещении остались жить Яша с Ханой. Она вскоре забеременела, через девять месяцев после свадьбы родился сын, назвали Львом, так звали покойного дедушку Яши и Миши по материнской линии.
Миша очень хотел иметь детей, но прошло пять лет их совместной жизни с Катей, а результатов не было. Он водил жену к докторам, но те разводили руками: лекарство для беременности только одно – мужское семя. Катюша решила, что виноват ее муж, сообщила ему, что возвращается к своим родителям, согласна на развод. Миша был неприятно удивлен ее решением, он любил ее, привязался к ней, заботился. Ему никто теперь не был интересен. Но Катя настояла на своем, их брак потерпел фиаско.
Так прожил в одиночестве четыре года. Конечно, неприятно, но не встретил он пока другую девушку, в которую бы влюбился. Его спасала работа. Возвращался он обычно в дом Яши, там и ужинал. Старался им помочь продуктами, деньгами, не копить же их. Любимым занятием было побаловаться, погулять с детками Яши. Хана успела к этому времени родить мужу еще доченьку Раечку.
Временные заработки перестали удовлетворять Яшу. Устроиться на работу в те годы было нелегко. Брат помог Яше обрести специальность на паровозовагоноремонтном заводе, где трудился сам. Яша забросил все связи с эсерами, другими подобными союзами, организациями, ему важно было кормить свою растущую семейку. С годами стал прекрасным специалистом, его частенько хвалили на заводских собраниях, вручали премии.
Старшего брата направили в один из отделов профсоюзной организации города, позже его оттуда забрали в промышленный отдел обкома партии. Мише нравилось знакомиться с новыми людьми, вникать в работу индустрии города и области. Понимал хорошо, что страна отстала от многих государств Европы, Америки. Проблем было много, особенно с доставкой необходимых материалов, что не мешало Мише быть требовательным, строго спрашивать за выполнение предприятиями обязательств. Порою приходилось ездить в другие города, чтобы ускорить получение необходимых материалов, электрических комплектующих.
В один из апрельских дней Михаила отправили в Минск в ЦК партии республики Белоруссия, нужно было доставить важные бумаги, получить какие-то новые инструкции. Он сошел с поезда, а куда дальше идти не знал. Миша был в Минске впервые. Номер автобуса ему подсказали, но где сойти, вот вопрос. Он назвал нужный адрес первой подвернувшейся молодой девушке, ехавшей в том же автобусе, спросил, когда ему выходить. Оказалось, что она обитает в том районе, который он искал. Познакомились, по дороге разговорились. Узнал, что Эммилия, так ее звали, живет в общежитии, в комнате вместе с ней проживает шестеро девчат. Родители ее погибли в годы революции. Сама работает машинисткой в городском здравотделе, заканчивает в университете учебу на математическом факультете, учится на вечернем отделении. Эммилия очень понравилась Мише: стройная, с пышной гривой каштановых волос, глядя на собеседника, немного прищуривала карие глаза. Лучше всего это было видно, когда она снимала очки. Да и такая самостоятельная: работает, занимается в ВУЗе. Он сразу сказал ей, что она ему приглянулась, хотел бы еще с ней поговорить, попросил ее о встрече через час. Она согласилась. Как видно, мужчина ей тоже не был противен.
Миша вышел из здания весь вспотевший. Направился в один из тихих скверов Минска, недалеко от Центрального Комитета партии, где и условился встретиться с Эммилией. Пришел намного раньше, нетерпеливо ходил по дорожкам и не заметил, как девушка оказалась у него за спиной. Миша так обрадовался, когда она его окликнула, что неожиданно для самого себя обнял ее, но тут же извинился. Такие эмоции парня смутили Эммилию, она покраснела.
Поняв свою оплошность, Миша решил рассказать о себе, не утаил, что был женат, но детей не родили, разошлись. Узнав, что он живет в Гомеле, Эммилия сообщила, что родилась в двадцати километрах от этого города в поселке Ветка, после смерти родителей жила с тетей, там и школу закончила. После поступления в университет живет в Минске. Искренний разговор между ними обнадежил парня на неожиданное решение. Так и быть, выскажу ей свою мысль.
– Я поговорил с тобой и понял, что ты мне очень нравишься. Можешь назвать это любовью. Хотел бы на тебе жениться. Понимаю, скоропалительно, но я ведь не знаю, когда снова приеду в Минск. Поэтому предлагаю поехать жить ко мне. Там и брак зарегистрируем. Поверь, буду тебе хорошим мужем, другом. У меня свой небольшой домик, общежитие не понадобится. Что ты скажешь? – Миша вопросительно смотрел на нее. Он боялся, что Эммилия откажет, в самом деле, они только сегодня встретились.
Девушка попросила называть ее Эммой, а насчет поездки к нему немного повременить, чтобы она могла подумать, да и учебу нужно завершить. Ведь знакомы они совсем ничего, чуть больше часа. Эмма улыбнулась. Они обменялись адресами, обещали регулярно общаться через письма. Миша возвращался домой, воодушевленный неожиданной встречей, сидел в вагоне поезда и сожалел, что не пытался уговорить девушку ехать прямо сегодня с ним. Она такая милая, что очень хотелось долго держать ее в своих объятьях, но не смог позволить себе такое с едва знакомой личностью. Могла посчитать его за хулигана. Он для нее купит любую одежду, любые продукты, сладости, думал Миша, сидя на жестком сидении вагона. Совсем потерял голову, но девушка заслуживает этого, ведь за короткую жизнь столько натерпелась: лишилась родителей, живет в забитой людьми комнате, в духоте. И питается, наверное, лишь бы как. Эмма должна жить с ним, он действительно ее любит.
Эмма решила не пользоваться транспортом, пошла пешком домой, ей хотелось подумать. Коротенькая встреча взволновала ее, в то же время смутила. Кто делает предложение, едва познакомившись с дамой? Насколько ему можно верить? Несомненно, он ей понравился. Но это же не любовь, нужно узнать человека, почувствовать, что его намерения жениться, верны. Сорваться с работы, с общежития, хоть и наполненного девчатами, неразумно. Стоит над этим подумать.
В каждом из еженедельных письменных посланий Миша признавался девушке в своих чувствах. «Не считай мое предложение опрометчивым шагом, ты часто возникаешь в моих мыслях, снах. Я готов в любой день приехать за тобой. Если боишься сразу связать свою жизнь с моей, готов подождать. Но приезжай, поживи необходимое время в моем доме, у тебя будет отдельная комната. Я люблю тебя!».
Эмма рискнула, приехала, предварительно сообщив об этом письмом. Больно парень залез ей в душу. Он ее встретил на железнодорожном вокзале, привел домой. Его ухаживания, его голос, а особенно то, как Миша смотрел на нее, убедили девушку, что он ее не обманывает, любит по-настоящему. Он не торопил ее. Лишь через неделю они пошли подавать заявление в ЗАГС. На следующий день вернулась в Минск. Переехала Эмма в Гомель в середине лета, после успешной защиты дипломного проекта. Когда она вернулась из Минска, Миша от радости поднял ее вверх и закружил по комнате. Осенью Эмма начала работать в средней школе, преподавала математику в старших классах. Коллектив учителей принял ее радушно. Немногословная, внимательная, никогда не отвергала советов преподавателей. Первое время она стеснялась, входя в класс. Но прекрасное знание предмета, умение подойти к каждому ученику индивидуально, позволили и здесь приобрести не только уважение, но и дружбу. Один из учеников выпускного класса сказал ей не то в шутку, не то всерьез:
– Зачем вы вышли замуж, не могли меня дождаться?
Поначалу в личной жизни Миши и Эммы немножко не заладилось. Они любили друг друга, старались делать все, чтобы их дом не был отчужденным, главенствующую роль здесь сыграла Эмма. По ее просьбе Миша стал приглашать друзей, старых и новых. Дом часто взрывался от шуток, смеха. Они были счастливыми, но вся проблема заключалась в том, что она не могла забеременеть, а прошло несколько лет. Каждый винил в этом себя, понимая, что без детей какая там семья. Только на третий год родился сын, назвали его Юлием. Оба были на седьмом небе от счастья, часто подходили к его деревянной люльке, смотрели, что он делает, колыхали, когда нужно было ему спать. Обнявшись за плечи руками приходили, обнявшись уходили. Теперь погугукать с ребенком прибегали Яшины дети, он для них стал любимым братиком, в тоже время игрушкой.
К четырем годам Юлий стал крепышом, «мужичком с ноготок» прозвали его родители. Светлые волосы при рождении потемнели, лицо стало менее круглым. Он бегал со старшими детьми, гонял мячи, не признавал игрушек для ребят его возраста, ходил с дядей Яшей и его детьми в лес по ягоды, грибы. Причем, всегда первым находил грибные места. Отец научил сына плавать, хотя мама кричала:
– Что ты такого малыша в воду бросаешь? Он утонет.
– Я с ним, значит, ничего не случится. Плаванье ему пригодится. Смотри, как гребет обеими ручками!

Семь лет пользовалась новой постройкой семья Миши. Глава семьи занимал довольно большой пост в городе, возглавлял отдел народного хозяйства в Железнодорожном райкоме партии. Частенько приходил домой поздно вечером: собрания, заседания. Его вызвал к себе в кабинет первый секретарь райкома партии Догилев.
– Михаил, тебя вызывают в Москву, в Центральный комитет ВКП(б). Зачем, точно не знаю, догадываюсь, что хотят предложить новое место работы.
– Я никуда не поеду. У меня здесь семья, дом. Прикипел к родному городу, его улицам, жителям. Мне здесь все знакомо, в партийной организации вроде не лишний. И с работниками обкома контакт налажен.
– Отменить приглашение не в силах. Оформляй командировку и в путь.
Ехал Михаил раздосадованный. Привык к работе, окружающим людям, начальство его ценило. Может быть, все же в Гомеле оставят, надеялся он. Вот и Белорусский вокзал города Москвы. В ЦК ВКП(б) не просто было зайти, потребовали паспорт, спросили по какому делу явился сюда, кто послал, к кому направляется. Миша достал документы, в том числе вызов, показал. Охрана позвонила в отдел, потом ему сообщили этаж, номер комнаты. В приемной ждать не пришлось, его тут же отправили в кабинет начальника. Фамилию его Миша не запомнил, слишком взволнован был. Ему предложили такую же работу в обкоме партии Челябинска. Возражать он не посмел. В Центральном Комитете партии под словом «предлагаем», имелось в виду – приказываем. Обещали по новому месту работы предоставить нормальную квартиру.
Что скажет братишка Яша? Связь с его семьей крепла год от года. Все праздники вместе, все проблемы решали вместе. Понятное дело, уже несколько лет, как пришлось прервать все связи с родителями в Америке. А они уже старики. За письма из-за границы стали не только ругать, но и сажать в тюрьму.
Пока взрослые грузили вещи, чтобы отвезти на железнодорожную станцию, Яшины девочки стояли рядом с двоюродным братиком Юлием, грусть заполняла их глаза. Им очень не хотелось расставаться, ведь последние четыре года провели рядом. Вначале они помогали его пеленать, позже ходили гулять с ним на улицу, кормили. И взрослым тяжело было на душе, Миша с Эммой уезжали далеко, неизвестно, когда они снова увидятся.

У железнодорожного вокзала Новосибирска их ждала грузовая и легковая машина. Сразу отвезли в новый район города к недавно построенному пятиэтажному зданию. Помогли внести вещи в квартиру, она еще пахла масляной краской. Жилье состояло из четырех комнат. Миша и Эмма были удивлены и обрадованы таким приемом. Ему дали недельку для обустройства, закупки необходимых вещей, продуктов питания. Миша с семьей успели за эти дни немного познакомиться с центром города, устроить Юлия в школу.
Отдыхать хорошо, но пора и за работу браться. Первый секретарь обкома партии, который сам с недавних времен занимал теперешнюю должность, рассказал Мише круг его обязанностей. В первую очередь ему нужно ознакомиться с работой наиболее крупных предприятий. Он назвал заводы: тракторный, станкостроительный, ферросплавный, цинковый, абразивный. Плюс легкая и пищевая промышленность.
– Сами справитесь, Михаил Абрамович, или помощника дать?
– Постараюсь сам найти предприятия и посетить их.
Начать Михаил решил с отдаленных заводов, на ближние меньше времени придется потратить, даже транспорт не понадобится. Вообще он любил шагать пешком, расстояние в несколько километров для него ничего не значило, мог с легкостью преодолевать шесть километров за час – нормальная скорость для его ног.
За день успевал побывать на двух больших заводах. Знакомясь с тем, что производили на них, интересовался, куда они поставляют свою продукцию, откуда получают необходимые материалы, вовремя ли их привозят, можно и нужно ли увеличить производство тех или иных механизмов, материалов. Узнавал, насколько продукция пользуется спросом. Затем шли вопросы о трудностях, о пожеланиях.
Руководители предприятий старались показать свое хозяйство с лучшей стороны. Говорили, что многие работники приезжают из близлежащих городков, деревень, им приходится снимать квартиры или добираться до завода по несколько часов в одну сторону. Жилье очень необходимо. О своих заключениях Михаил Плоткин доложил на заседании обкома партии. Его похвалили, по поводу квартир сказали, что кое-что строится, пока средств на более широкое строительство у города нет.
У Эммилии с трудоустройством не сразу получилось. Уже несколько месяцев шел учебный год в школе, вакансий не было. Но обещали в скором времени устроить ее. Одна из математиков Челябинского института еще около года назад вышла замуж за парня, живущего в Украине, собиралась уехать к нему. Она была на седьмом месяце беременности. Эмма глубоко вздохнула, сама бы хотела родить хотя бы еще одного ребенка, но никак не получалось. Хорошо, хоть милый сердцу сыночек, Юлька у нее есть.
Действительно, через полтора месяца Эмма уже работала в институте, но боялась, что трудится здесь временно. Так было оформлено в договоре. Поэтому несколько раз в месяц заходила в городской отдел образования, интересовалась возможностью дальнейшей работы. Через три месяца ее перевели математиком в вечернюю школу. Тем лучше, можно сыну больше времени уделять.
С семьей Яши они переписывались, брат по-прежнему работал на своем месте, Хана занималась домашним хозяйством, детьми, по вечерам работала медсестрой в одной из поликлиник города, такой график ей нравился. Старший сын Лев оканчивал среднюю школу, девочки успешно осваивали предметы в средних классах. Дочери у Яши с Ханой были совершенно разными. Сильвия была блондинкой, цвет волос непонятно откуда, телосложением больше похожа на отца, была не худенькой, с невысокой шейкой. Несмотря на двенадцатилетний возраст, была очень серьезной, главной маминой помощницей. Уже с шестого класса на нее заглядывались ребята. Но она шла себе спокойно, не отвечая взаимностью. У Раи с головы на плечи спускался густой покров каштановых волос, в этом она унаследовала мамину шевелюру. Телосложение совсем тонкое, будто ее хуже других детей кормили, голова покоилась на длинной шее, она немножко была ниже сестры, казалась совсем ребенком, хотя разница была лишь в один год. Зато задора хватило бы на двоих. Глаза у девочек тоже были разные: у Раи голубые-голубые, искрились живостью, радостью, у Сильвии темные, бездонные, они излучали свет лишь тогда, когда она улыбалась.
«Недавно к нам чудом доставили письмо от родителей из Америки. Дедушка с бабушкой умерли несколько лет назад, их похоронили по еврейскому обычаю. Папа и мама продолжают трудиться на прежних местах. У мамы побаливают руки и ноги, но она крепится. Очень сожалеют, что мы не с ними», – писал в одном из последних писем Яша.
«Мы им не ответили, – сообщал он дальше, – очень боязно. Расскажите, как вы поживаете, чем, кроме работы, занимаетесь? Нам во многом помогает наш сад, огород, есть свежие ягоды, фрукты, овощи. Да, твой дом я продал. Не знаю, как тебе отправить деньги. Может быть, сам приедешь в отпуск, тогда заберешь их, заодно повидаемся. Очень скучаем, особенно, по-твоему Юльке. Мои малышки Надя и Геля подрастают, старшая говорит нормально, младшая пока лепечет, непонятно что. Всего вам хорошего! – Яша».
Где там выбраться, когда работы с каждым днем все больше. За два года Михаилу только один раз дали пять дней отпуска, и те ушли на лечение Эммы. У нее обострилась язва желудка, пришлось лечь на операцию. Грустно, конечно, что дедушки и бабушки нет в живых, он смутновато их помнил. Ему не было и семи лет, когда они уехали в США.
Время какое-то неспокойное в мире и у нас, слишком много арестов. Только и слышно: одного забрали, другого. Две недели назад арестовали его коллегу по обкому партии, руководителя пищевой отраслью промышленности Захара Удовина. Ходили разные слухи: дескать, он обворовался, шпионил на английскую разведку. В горкоме партии половину состава увели вместе с первым секретарем, никто не знает, что с ними.
Вызвали повесткой в НКВД и Михаила Плоткина. Он решил, что хотят выяснить какие-то детали в связи с арестом его товарища. С Захаром и его семьей Миша успел хорошо познакомиться, в последние полгода завязалась нечто вроде дружбы, иногда в семейном кругу вместе встречали праздники. Он знал, что Захар честный человек, отдавал всю душу работе. Зачем арестовывать? На душе стало тревожнее, сердце почему-то забилось сильнее.
Миша сообщил на работе, что с утра его не будет, показал повестку. Коллеги подозрительно покосились на него, некоторые тут же отвернулись. Он обратил на это внимание, но не придал таким взглядам особого значения. Его сразу провели в один из кабинетов НКВД. Перед ним сидел майор, на слова «доброе утро» только кивнул головой, показал на стул напротив него, с минуту внимательно рассматривал Михаила. Стал допрашивать, начал с фамилии, имени, кем были родители, где они теперь, про связь с ними. Чего ему скрывать, все объяснил, сообщил, что родители живут в Америке.
– Откуда вы знаете, что они живы?
– Мой брат получил от них письмо и сообщил об этом мне.
– Почему вы скрыли факт, что поддерживаете с родителями связь?
– Никакой связи у меня с ними давно нет, поэтому нечего было скрывать. Сами знаете, что почта из США в Советский Союз писем не переправляет. Это последнее письмо почему-то прибыло, почтальон доставил брату.
– Расскажите, какие секретные сведения вы сообщали брату, а он дальше во вражескую страну. Вы ведь хорошо осведомлены о состоянии промышленности нашего города, области. Или сами писали донесения?
– Конечно, знаю, ведь я член областного Комитета коммунистической партии. Но никаких тайн я не выдавал.
– С кем вы, кроме родственников, делились секретными данными?
– Ни с кем, тем более никогда за границу писем не отправлял. Я об этом уже говорил.
– А что рассказывали вашему другу Захару Удовину? Вы ведь частенько встречались.
– Иногда по праздникам. Я ему ничего секретного не говорил, просто у нас шла дружеская беседа о семьях, об отдыхе. Вообще не понимаю всего этого допроса. Я – член партии с 1914 года, никогда не нарушил ее устава, веду честный открытый образ жизни. Никаких замечаний по работе не получал. В чем вы меня обвиняете?
– В передаче секретных данных врагам Советского Союза. Это подтвердил и Захар Удовин, поэтому вам лучше рассказать, кто еще примкнул к вашей преступной организации. Вот вам бумага, напишите весь список.
– В никакой преступной организации не принимал участие, я честный гражданин, патриот своей родины. Зря вы на меня всякое вешаете.
– Значит, вы отказываетесь сотрудничать с органами правопорядка? Советую хорошо подумать, нам многое о вас известно. Гражданин Плоткин, вы задержаны. Посидите в карцере, может быть, что-нибудь вспомните. …Конвойный! Отведите гражданина в камеру номер 3, пусть там с ним ребята побалакают.
Видя, что Миша не вернулся ни на работу, ни домой, в тот же вечер Эммилия пошла в отделение НКВД. Она не могла сидеть дома в такую минуту. Ей сказали, что Михаил Абрамович Плоткин задержан на неопределенное время. Причина выясняется. «Это мой муж, я обязана защитить его. Он честнейший человек», – мелькало в ее голове.
– На каком основании вы задержали Михаила Плоткина? Как вы можете предъявлять ему какие-то обвинения, держать в заключении? Он с юности увлекся идеями марксизма-ленинизма, в четырнадцать лет стал членом Коммунистической партии, вкладывает всю энергию, опыт, душу в свою работу. Никогда у него не было нареканий, только благодарности. У моего мужа времени не было, чтобы дольше побыть в семье, вставал рано, приходил поздно. Он ваш достойный кадр! Ответьте, почему вы держите его за решеткой?
Капитан НКВД поднялся из-за стола, постоял с минуту. – Выражайтесь, пожалуйста, без обвинений. Здесь не уроки декламации. Вы сами не понимаете, что говорите, не знаете сути дела. За его личиной вы не увидели противника Советской власти. Он получал письма из-за границы, сам писал письма в Америку, сообщал туда секретные данные о нашей стране. Доказано свидетелями, их показаниями. И вы об этом знали, считаю вас его сообщницей. Советую подумать о своей дальнейшей судьбе. Подумайте дома и приходите рассказать о связях мужа с заграницей. Я вас сегодня отпускаю, идите.
Эмма ежедневно бегала в городское управление милиции, в НКВД, но ей ничего конкретного не говорили. Она начала ругаться с ними, грозить, что поедет в Москву, дойдет до самого Иосифа Виссарионовича Сталина. Не помогло, ей категорически отказали в свидании с заключенным. На следующий день она попросила сыночка сходить с нею, попытаться все-таки попасть к отцу. С самого утра отправились к месту, где содержали задержанных. Молодой милиционер с погонами лейтенанта, как видно, недавно окончивший военное училище, отказался пропустить Эммилию к мужу, потребовал, чтобы к зданию близко не подходили. Тогда к нему подошел сынок, склонил голову набок, попросил:
– Дяденька, пусти меня к папе. Он без меня скучает, а я без него. Я немножко побуду, успокою его и уйду. Ну, дяденька…, – Юлий заплакал.
– Ладно, разрешу тебе три минуты побыть с отцом, не больше, пока начальства нет. Узнают – меня уволят. Пускаю, потому что у меня самого таких гавриков двое. Смотри парень, никому об этом ни слова. Понял?
Мать передала сыну бутерброд с колбасой. Лейтенант вызвал охранника, велел привести в комнату свиданий Михаила Плоткина и туда же завести мальчишку. Когда в комнату зашел заключенный, Юлий бросился к отцу, обнял. Лицо папы было заросшим, похудевшим, бледным. Он крепко прижал к себе сыночка, поцеловал.
– Папа, что с тобой? У тебя на лице коричневые пятна. Ты голодный? Я принес тебе покушать. Ты хромаешь, у тебя ножки болят. Когда тебя отпустят? Мы с тобой на рыбалку пойдем, говорят, хорошо клюет. Ты смотришь на меня, как будто давно не видел.
Что мог ответить Михаил? Он понимал, что видит сына в последний раз. Поэтому все время прижимал его к своей груди, гладил по густым волосам, успокаивал, просил, чтобы всегда слушал маму, берег ее. С большим трудом удерживал наворачивающиеся слезы. Как они будут жить без него? Ведь Эммочка совсем мало получает.
– Обещай, что ты будешь хорошо учиться. Я заметил, что ты плакал. Мне это не понравилось. Ты – мужчина, никогда не проливай слез, будь сильным, смелым. Должен беречь не только себя, но и маму.
Их прервали, отца увели, Юлия отправили к выходу. Он рассказал маме, что папа выглядит так, будто его не кормят, что у него ноги болят. Эмма поняла: Михаила били. Она слышала о порядках в камерах милиции. Когда только выдавалось свободное время, она шла к зданию НКВД, но результат был тот же. Сегодня в очередной раз рванулась к участку, требуя предоставить ей право видеться с мужем, дежуривший сержант Сомов ей нагрубил, заявил, что саму арестует. После смены сержант обратился к майору Глазину:
– Товарищ майор, мне эта женщина покоя не дает, требует свидания с мужем, – пожаловался он начальнику. – Что делать? Давайте обрадуем его жену, сообщим что Михаил Плоткин расстрелян. И делу конец.
Старший энкеведист почесал за ухом: – Может, и ее пустим в распыл, чтобы не брыкалась. Ладно, я позабочусь о ней. Как ее фамилия? Ха-ха-ха! Плоткина! Вот и напиши рапорт, что она выражается нецензурно против нашего правительства и органов порядка, мешает работе НКВД и милиции. Сегодня отдай его мне.
Через три дня милиционеры пришли за Эммилией.
– Не имеете права меня арестовывать. Я никуда не пойду, у меня сынок.
– Можешь взять его с собою.
Эммилию с Юлием вывезли из дома, посадили в закрытый вагон, в котором находилось порядка пятидесяти женщин с детьми, и отправили в Оренбург, а оттуда этапом вместе с большей частью пассажиров привезли в Казахстан. Им раз в день выдавали грамм триста хлеба, пополняли бидон с водой. Здесь их распределили по разным городам и селам. Часть семей отправили в Актюбинскую область, с десяток вместе с Плоткиными в аул Комсомольск.
Эмма надеялась устроиться по специальности учителем, но ей заявили, что ссыльным преподавать в школе предметы нельзя. Чему она может научить детей, шпионажу? Ее поставили сторожем в машинотракторную станцию. Юлий начал учебу в четвертом классе. Часть привезенных семей поселили в большой ангар, разделив его толем на комнаты. В одной из таких и жила семья Плоткиных. На весь коллектив была одна плита с чугунной крышкой, а в ней четыре комфорки.

Глава 5
Тревожные вести с Западной Европы заставили людей насторожиться, но большинство из них думало, авось нас минет, ведь в Первую мировую войну немцы особо не вредили. Гитлеровские войска прорвали границу СССР во многих местах, вторглись на территории ряда республик. Люди внимательно следили за сводками Совинформбюро, они хотели знать, что с их родными, где находятся в данный момент немцы. И только после освобождения земель от нацистских захватчиков они услышат, что творили эти головорезы.
В разные инстанции шли письма от Эммы, ее коллег по несчастью. У многих на фронтах войны были мужья, братья. С продвижением гитлеровской армии на восток, забеспокоились еще больше. В Комсомольск привезли много раненых солдат и офицеров, для них приготовили здание школы. Эмма устроилась санитаркой в госпитале. Однажды, когда у нее была вечерняя смена, она поехала в Актюбинск, добралась до районного отделения милиции, стала требовать сообщить ей о судьбе мужа. Ей не верилось, что его убили свои граждане.
– Да ты понымаеш, что хочыш? – разозлился начальник учреждения. Русский он не успел, как следует выучить. – Тэбе места в турма! Я сдэлаю эта! – Он не говорил, кричал. Слюна разлеталась, опускаясь на стол, на лежащие на нем бумаги, на его толстущий живот. Она особо и не надеялась, что ей сообщат приятную новость. Надежда, что Миша жив, еще теплилась в ее сознании, но хотелось знать доподлинно его судьбу, знать, где похоронен.
Эмма и не думала, что ее поход так быстро отзовется. За ней пришел милиционер, сказал, что ее отправляют в тюрьму, причем отвезут в Сибирь, где морозы под сорок градусов. Так ей сообщил «легавый». Сына, сказал он, оставишь здесь, за ним придут из детского дома. Они уже выехали, скоро приедут.
– С кем он будет жить? – спросила она. Милиционер только пожал плечами. Он дал ей время собраться, одеться. Эмма показала Юлию, где лежат деньги, предложила найти себе какую-нибудь работу, иначе с голоду можно будет умереть. Она долго и крепко держала в объятьях сыночка, пока милиционер не оторвал ее от Юлия.
– Еще всего одну минуточку. Милый мой сынок, вот тебе письмо от тети Ханы. В случае чего плохого, напиши ей, сумеешь, надеюсь, добраться к ним, попытайся, милый. Это лучше, чем голодать, терпеть издевательства над собой. – Эмма знала, что такое детский дом в нынешних условиях. Ей пришлось там побывать, видела их исхудалые тела, синяки на детях. В последний раз прильнула к Юлию, отвернулась, чтобы не видел ее слез. – Ведите!

– Плоткина! Выходи, заслуженный «отпуск» проведешь в карцере, – пожилой милиционер улыбнулся. В тюрьме он относился к заключенным сносно, и они соответственно к нему. Звали его Артем Сидорович, знал, что такое лихо: трех сыновей отправил на фронт. Один пропал без вести, поэтому колонисты ему сочувствовали. Но никуда не денешься, приказ выполнять необходимо. Она встала, помахала рукой коллегам.
– Девочки, не скучайте. – Эмма вышла из помещения, где трудились заключенные, заложила руки за спину. Звякнул замок, открывая ей дорогу в небольшую узкую комнатку, где кроме голого топчана ничего не было, вместо туалета зияла дырка, от которой несло хлоркой. Но ей не привыкать, за полгода уже в третий раз сажают в карцер. Раз в день принесут баланду, водички для питья с трудом допросишься. Сама, конечно, виновата. Не раз ругала себя за свой язык, несвоевременно вылетевшие слова. Что поделаешь, не могла она терпеть несправедливость, к ней ли относилась она или к другим женщинам. Вступала в бой, слова изо рта вырывались сами по себе. Честными были ее муж, его брат с женой, такой же и сама была.
Вот и сегодня все шло обычным путем. Шили они гимнастерки для солдат, которые, не щадя жизни, бились с врагом. Зараза Иванчук, надсмотрщица, придралась к Эмминой соседке Нюре, мол, филонишь, норму не выполняешь. Та ответила, что до конца смены далеко, она справится с заданием. Но Иванчук успокоить не просто, она всегда находила к чему придраться. Своим охрипшим прокуренным голосом завопила:
– Молчи, не то узнаешь, что такое настоящая тюрьма. Отправлю в шахты. Стерва, забыла, где находишься?
Тут и не выдержала Эмма. – Зачем оскорблять человека? Она заключенная, но ничего плохого не сделала. Обещала, что к концу смены выполнит план. Не справится, тогда ругайте, но без оскорблений. Нюра, таким, как ваши дети, книги в библиотеке выдавала. Мы в колонии. Но это не значит, что над нами можно издеваться.
– А ты кто такая? Защитница, понимаешь мне, выискалась. Троцкистская проповедница. Замолчи сейчас же! Давно в отсидке была? Никак угомониться не можешь? – глаза Иванчук горели такой злостью, что от них можно было свечку зажечь. Она быстрым шагом направилась к Эмме, продолжая орать. Покраснела, голос стал срываться, подняла руку, но вовремя спохватилась, поняла, что так действовать не стоит. Она еще секунды испепеляла Эмму, затем выскочила из производственного помещения.
– Эмма, зачем влезла заступаться за меня? Я привыкла к ее крику, а тебя могут наказать, – огорчилась Анна Медведева. В колонии ее все звали Нюрой.
– Разве ей впервой? Ну что за люди, вроде мордашка приличная, фигура есть, а рот откроет, словно ядовитая змея, даже хуже. Те жалят только тогда, когда им мешают, когда на них наступаешь. А эта все время, в любом месте без всякой причины. И получает от этого удовольствие. Надзиратель должен надзирать, смотреть за порядком, дать людям спокойно выполнять свои обязанности. А такие, как она, наводят беспорядок. – Плоткина от расстройства даже шитье забросила. Она и так многие несправедливости старалась стерпеть.
Через полчаса охранник пришел за Эммой, повел ее в карцер. А что было делать? Раскаиваться в своем поступке? Шиш вам! У вас нет совести, но у меня есть гордость – я человек. Зато теперь у меня полно времени, чтобы подумать, вспомнить лучшие времена. Моего доброго муженька, сыночка. Она улыбнулась, вспомнив первую свою отправку в карцер. Тогда могло обернуться гораздо худшим, чем эта комнатушка.
В пошивочном отделе охрана вышла покурить, поболтать. Одна из женщин заговорила о справедливости, считая, что все в нашей стране закономерно. Она, например, сидит за воровство. Значит ей место в тюрьме. И все здесь в чем-то провинились. Не могла Эмма стерпеть такую ложь. Раньше, когда жила с родными, она была очень спокойной, терпеливой. С арестом Миши ее словно подменили, в колонии совсем изменилась. Она стала воспринимать действительность совершенно иначе. И резко отчитала воровку.
– Скажи мне, почему ты стала воровать? Ты не могла прокормить своих детей, сама говорила. Не ты в этом виновата. Разве у нас человеческая власть? Народные избранники? Вспомни, как ты жила, как трудилась, как старалась заботиться о своих детях. Пошла ведь воровать не алмазы, не золото, а кусок мяса. Ты на гражданке пахала, а советская власть кормила тебя решениями конференций, пленумов, заседаний. Они учили тебя жить впроголодь, при этом безропотно. Мне такие хозяева нашей страны не нужны. Мы не виноваты. Подумай хорошенько об этом и больше не мели ерунды.
Оказалось, что за слегка приоткрытой дверью стоял молодой охранник. Он доложил о разговоре начальству. Ее вызвали к коменданту, который минут десять читал лекцию о славных делах правительства, о коммунистическом воспитании. Сказал, что ему жаль ее, поэтому сажает только на три дня в карцер. В следующий раз он пошлет рапорт о ее проступках, и ее накажут более строго, вплоть до расстрела. Это было ее первое наказание. Что поделаешь, характер трудно изменить, ведь не ребенок.
Эмма сидела и думала. Что еще можно делать в маленькой комнате за закрытыми дверьми, как не вспоминать добрые благополучные дни, когда у нее была любимая семья.
«Где ты мой любимый, мой единственный сынок? Я тебя родила, но не смогла вырастить, поставить на ноги. Прости меня, мой славный Юличек. Очень беспокоюсь за тебя. Мне сообщили, что ты убежал из детского дома. Может быть, зря посоветовала ехать к Хане? Все-таки в детдоме кормят, учат. Где ты теперь скитаешься? Сожалею, что, не подумав хорошо, подала тебе такую идею, слишком Хана далеко живет. Мужайся сыночек! Будь сильным. Надеюсь, ты преодолеешь все невзгоды. Хочу, чтобы ты был здоровым, смелым, правдивым. Это не просто, особенно в нашей стране. И я, и твой отец надеялись, что ты вырастешь достойным человеком, справедливым. В детстве я тебе рассказывала сказки. Их кто-то придумал, но в большинстве своем герои добрые люди. Такие произведения учат добру.
Я обнимаю тебя, мой мальчик, слышу не только твой нежный голосок, но и биение твоего сердца. Мы слились с тобой в одном дыхании. Уверена, ты вырастешь таким, каким мечтали видеть тебя я с отцом. У нас же одинаковая кровь. Где бы ты ни был, всю жизнь будешь перед моим взором, в моем сердце. Главное, держись, береги здоровье. Помни, я всегда рядом с тобою, можешь посоветоваться, ответ прозвучит в твоей умной головушке.
За меня не волнуйся, ничего со мною не случится, отсижу в карцере сутки, зато фигуру не испорчу. Папе очень нравилась моя стать, он ею часто любовался. Надо же, что именно к нам в колонию попала такая паршивая женщина, которая получает удовольствие, измываясь над женщинами-арестантками. Как-то вскоре после моего появления в этом «госпитале», так прозвали ушлые девчата актюбинскую женскую колонию, Иванчук обратила внимание на меня и прояснила свой презрительный взгляд в мою сторону:
– Самое место здесь для жидов.
Я не выдержала: – Евреи лучше вас, можете не сомневаться. Знаете почему? Они всегда отличались благородством, умом. Стали еще лучше из-за ненависти к ним таких, как вы и подобных вам. Им приходится бороться с вашим антисемитизмом, вашим недоверием к ним, злостью к ним. Вы перекрываете им кислород, закрыли еврейские школы, лишаете свободы. Вы напугали местное население, объяснив им, что евреи злодеи, чудовища, что их нужно бояться. У вас ничего не вышло и никогда не выйдет, мы только умнее станем, весь мир будет радоваться успехам евреев. А ты темная была, такой и останешься.
Иванчук стояла онемевшая, глотала слюну, пыталась прервать злую, неуемную заключенную, но так опешила, что не смогла сфокусировать мысли, слова в ответ на обвинения этой нахалки. Наконец у нее вырвалось: – Заткнись тварь! Всю твою семью, всех евреев нужно передать Гитлеру, он то знает, как вас навечно успокоить.
– Вот еще одна причина того, что еврейские люди гораздо сильнее, мудрее, таких как ты. Они не только любят свой народ, но и уважают другие нации: русских, украинцев, грузин и всех остальных. Мы ценим русскую культуру, знаем произведения Пушкина, Достоевского, Толстого, композиторов Глинку, Чайковского. Ты слушаешь и поешь песни композиторов-евреев, и проклинаешь нас. Не смешно, а печально. Ты сама не уважаешь своих соплеменников, тебе наплевать на них, ты заботишься только о своей шкуре.
Иванчук набросилась с кулаками на меня, охранники едва сумели нас разнять, хоть из уст надзирательницы шла ругань, маты, крики: «Я тебя изувечу, убью!» Мое лицо немного пострадало, но я осталась довольна собой, сумела высказать все, что думала о таких человечках, как безграмотная Иванчук. В колонии много ума не требуется, поэтому она пришла сюда работать, иначе бы на фронт отправили. Пусть знает, мы за свою честь поборемся».
Эмма стала позевывать, пришлось отложить воспоминания. Она улеглась на жесткий топчан, подложила правую руку под голову. Неудобно, но что поделаешь. Знала, с кем связалась. Пусть приснится хороший сон, отвлечет от дум о родных, о порядках в колонии. Осталось провести в каморке ночь да еще часов пять.
Но утром ее забрали из карцера, отвели к начальнику колонии. Майор Александр Федорович Нефедов был месяц назад отправлен из армии и госпиталя, в котором лечился после ранения, в женскую колонию. До него начальником был Чертов, которого заключенные прозвали чертом, он не на много по своим выходкам отставал от Иванчук. О Нефедове пока никаких резких слов никто не слышал. Он сильно хромал на правую ногу, но ходил без палки, хотя колонистам доложили, что она, палка, стоит в его кабинете.
– Можно войти? – спросила Эмма.
– Заходи Плоткина. А вы можете быть свободны, – обратился он к охраннику. – Рассказывай, что ты вытворяешь с моими подчиненными.
– Она грубо обошлась с моими коллегами по несчастью. Причем не впервые. Мы ведь советские люди, хоть и в колонии. Это недопустимо даже в тюрьме, – спокойно ответила Эмма, глядя прямо в глаза начальника.
Нефедов открыл тумбочку, достал пачку печенья, раскрыл обертку, предложил ей покушать. Эмма отказалась.
– Чего ты капризничаешь? Ведь почти сутки не ела. Так, правильно, на здоровье. Знаешь поговорку: дают – бери, бьют – удирай. Но от нас не убежишь, но не потому, что охрана, колючая проволока, просто некуда. Таких колоний по стране уйма. Так что будь поспокойнее, не тревожь чужие раны. – Нефедов со слегка скрытой усмешкой наблюдал за поведением заключенной. Она не поняла, что хотели сказать его приподнятые брови, искринки в глазах.
– Заключенная Плоткина, между нами, мне тоже совсем не нравятся действия Иванчук, но не могу ее выставить из нашей колонии. Я тут без году неделя, проведу с ней серьезную беседу. Поэтому, немного придержи свой гонор. Со временем она успокоится, есть у меня и иные меры. Вразумил я тебя? В другом месте, в другое время мы могли бы стать хорошими друзьями. Ты умная, ну и будь такой.
Прошло недели две. Эмма трудилась на прежнем месте. Подошел к ней Артем Сидорович, остановил швейную машинку, сказал, что ее переводят в помощь доктору колонии, будет его помощницей. Эмма через два дня узнала от уборщицы, которая подслушала разговор у начальника колонии, который беседовал с надсмотрщицей Марьей Иванчук.
– Два чая приготовь, и овсяное печенье захвати, – приказал он уборщице Рыкуниной.
Софья принесла все, поставила на стол, отошла на несколько шагов, готовая в любую минуту покинуть кабинет начальника.
– Чего стоишь? Иди. – Софа вышла, оставив щелку в дверях. Слышала, как Нефедов тихо сказал, обращаясь к Иванчук: – Садись. Отдохни от тяжелой работы. Приятно вот так спокойно сидеть, как будто в мире ничего страшного не происходит. Правда? Скажи, кого ты сегодня собираешься сунуть в карцер?
– Пока никого. А нужно?
– Еще как! Всех пересадим. Расскажи, как ты сама поживаешь, тяжело, наверное. Сколько у тебя детей?
– Один трехлетний сын и годовалая дочь, товарищ начальник.
– Пей чай и отставь козырять моим положением. Мы с тобой мирно беседуем. Говори дальше, как обходишься с ними, как живете.
– Тяжело, сами знаете, что у нас за зарплата. Мужа забрали на фронт, пришло извещение, что пропал без вести. Хорошо, сестра младшая за детьми присматривает. Хотела найти подработку, да людей эвакуированных наехало столько, что не было смысла искать работу.
– Понимаю, чего ты обозлилась на белый свет, на заключенных. Я поговорю с начальством, попрошу, чтобы тебе выдавали дополнительный паек для твоих деток, может, и лучшую зарплату выбью. А ты, пожалуйста, будь спокойнее, мягче к женщинам. У них тоже ведь дети есть. Многие из них попали не за воровство, не за бандитизм. Сама понимаешь ситуацию. Кончится война, тебе нужно пойти учиться. Ты еще совсем молодая.
– Спасибо Виктор Иванович. Со мной никто так душевно ни разу не говорил. Сама понимала, что плохо поступаю. Приходишь домой, дети вопят, кушать просят, а не всегда есть, чем их накормить. Оттого и злючкой стала. Сама себя ненавижу. Вы меня хотите перевести в другую колонию? Прошу, не надо, я возьмусь за ум, успокою эмоции. Иногда женщины выводят меня из равновесия, посадили тебя, ну и сиди, не рыпайся. Сделаешь замечание одной, а эта Плоткина сразу начинает выпендриваться, доказывать правоту, мою несправедливость. Обидно становится, я и взрываюсь. Бывает, что перегибаю палку.
– Ты на десяток секунд воздержись, потом тихо нормальным языком доказывай, что кто-то из них поступил неправильно. Я не утверждаю, что ты всегда неправа, просто правоту криком не доказывают.

Глава 6
Ни Миша, ни Эмма не знали, что Яша тоже арестован. Его забрали на заводе прямо с рабочего места. Только вечером один его товарищей догадался сообщить Хане. Она тут же помчалась к зданию НКВД, но там уже никого не было, кроме дежурного. Тот только пожал плечами, он всего три часа на дежурстве, ничего не знает. Во второй день ей сказали, что Яшу допрашивали и отправили в Минск. Старший уполномоченный этого учреждения посоветовал ей заботиться о детях, ниоткуда она никаких сведений не получит. Вечером к ним нагрянули трое молодых людей и один постарше. Он предъявил удостоверение, но Хане было не до его звания, фамилии.
Она пыталась с ним завести разговор о судьбе мужа, но тот заявил, что они пришли не для выяснения судьбы Якова Плоткина. Энкеведисты перерыли весь дом, забрали часть писем, что-то из документов. Нашли деньги, вырученные семьей за продажу Мишиной квартиры. Те так и не смогли их забрать, но пришедшие подсчитали сумму, положили в мешок и забрали с собой, несмотря на возражения Ханы. Она пыталась убедить их, что это деньги за проданный дом Яшиного брата. Главный начальник дал расписку об изъятии денег.
После ареста мужа, Хане приходилось довольно трудно. Старшего сына Леву в девятнадцать лет призвали в армию, его направили на двухгодичные курсы младших командиров. Он старался присылать письма, рассказывал, как ему служится. Жалел, что находиться далеко от них, иначе они могли бы к нему приехать. Заканчивал письма одинаково: «У меня все нормально».
Дочь Рая с детства была болезненной, то простуживалась, то с желудком мучилась, наверное, поэтому была худющей. Меньшие девочки, четырехлетняя Надя и трехлетняя Геля нуждались в уходе и внимании. Благодарение судьбе, что самая старшая из дочерей Сильвия здорово помогала маме: уборка дома была за ней, сестренки всегда слушались ее. Она могла подогреть им еду, накормить и погулять с ними во дворе, иногда сходить в кино, ведь Хана раненько утром убегала на работу.
Вечером Сильвия шла к магазину, занимала очередь за хлебом, возвращалась только тогда, когда была уверена, что ее записали, не выбросят из очереди. Старалась удержать в памяти лица людей, кто стоит перед ней и позади нее. А утром бежала к открытию магазина. Когда только девочка высыпалась? Хана считала это нормой жизни простого семейства. Что с Яшей, она понять не могла, подозревала, что его расстреляли, как многих других в те ужасные годы. Людей арестовывали, чтобы они исчезли навсегда.
– Зачем, зачем? Не хватало еще этой напасти на нашу голову, – восклицала в тревоге мама пятерых деток, когда услышала о начале войны. Очень волновалась за Леву, с самого начала войны от него не получила ни одного письма, хотя сама стала отправлять свои короткие послания каждую неделю. Почтальоны проходили мимо ее почтового ящика.
Сразу возникла проблема с покупкой продуктов. Солнечные июньские дни 1941 года таяли, меркли перед зловещей неизвестностью. Гитлеровцы приближались к городу, разбомбили железнодорожный вокзал, многие дома, один снаряд разорвался рядом с соседним домом. От него ничего не осталось, то, что не пострадало от взрыва, сгорело. Говорили, что многие жильцы погибли. Чудо, что их дом остался цел, хотя несколько осколков разбили стекла одного окна, попали в стену, которая была напротив улицы.
Хана собрала наиболее нужные вещи в несколько узлов, самые необходимые детские одежды в сумку, захватила еще лишь одно свое платье, вытянула и упаковала продукты из подвала. Оглянулась, посмотрела на все, что оставалось, покачала головой. «Как же мы все донесем? Я вернусь, не буяньте», – пригрозила она всему остальному. Хана не плакала, но глаза ее были полны печали. Увидела небольшой альбом, в котором лежали фотографии ее и родителей мужа, вынула наиболее важные, вручила их Сильвии, в придачу еще и сумку. Решила сбегать к железнодорожному вокзалу, узнать ситуацию. Ей сказали, что отправляют только семьи предприятий, подлежащих эвакуации. Сесть на поезд им так и не удалось. Хана устремилась на пристань, добилась встречи с начальником порта. Он ей сообщил, что завтра в направлении Киева отправится баржа с людьми. Если она хочет попасть на нее, то пусть приходит пораньше.
Еще не рассвело, когда Хана, захватив вещи, припасы еды, более весомую поклажу закинула на плечи, схватила меньших дочерей за руки и быстрым шагом направилась к пристани. Сильвия следовала за ними, держа в руках две сумки, небольшую поклажу доверили Рае. До речного вокзала было не так уж близко, автобусы еще не ходили. В дороге пришлось останавливаться, ставить вещи на землю, необходимо было передохнуть.
– Мы через час отплываем, – сообщил ей боцман катера. Хана его знала, жил в десятке метров от их дома. – Веди своих, да быстрее, желающих много, а баржа почти заполнена. Но для тебя с детьми я место найду.
Баржу набили людьми, как в бочку селедку. Боцман провел ее через массу людей, стоявших у причала, посадил на катер, затем уже перевез на баржу. Небольшую речную посудину качало на речных волнах. Дул сильный ветер, но так как только рассвело, жарко не было. Всем находящимся на барже выдали по буханке хлеба, банку консервов, палку мягкой колбасы, независимо от количества людей в семье.
Сильвия и Рая остались на палубе, мама с Надей и Галей спустились вниз, нашли местечко недалеко от входа в машинное отделение. Часть людей сидела на полу, остальным пришлось стоять. Хане рассказали, что одна подобная отправка прошла в восемь утра. Она взглянула на часы – половина второго, обычное время обеда, самой есть не хотелось, но детей необходимо было накормить..
Ближе к вечеру началось самое страшное: над головой летели немецкие самолеты, по палубе бегало несколько матросов. Вышел человек и прокричал: «Всем оставаться на своих местах, никакой паники, не кричать, не зажигать огонь!» Самолеты сделали несколько кругов над ними и удалились, как видно, после бомбежки армейских подразделений и аэродромов, близлежащих селений у них закончился запас боеприпасов. Многие пожилые женщины осеняли себя крестом, продолжая с опаской смотреть на потемневшее небо.
Спустились по реке Сож, затем Днепру. Шли вторые сутки их пребывания на барже. Небо было покрыто небольшими облачками. Неожиданно из-за них вновь вынырнули самолеты. Люди подумали вначале, что наши, все-таки уплыли от близости к гитлеровским войскам. Но стрельба по катеру и барже напугала всех. Слышны были крики, стоны. Все пытались забиться в трюм, там стало душно. Раздался один взрыв, второй, волны стали захлестывать баржу. После бомбежки несколько минут тишины, затем услышали голос руководителя сопровождавшего беженцев:
– Выходите, немцы улетели.
Весь люд хлынул наверх. Оказывается, пострадал катер, мотор заглох, его никак не могли завести. На палубе осталось лежать пятеро человек, среди них один семилетний ребенок. Были и раненые, нашлись две медсестры, которые смогли лишь перевязать раны. Находившиеся на барже беженцы не знали, что делать. Но через некоторое время показался небольшой пароход, который отволок баржу к берегу. Под строгим контролем часть людей пересела на этот кораблик, в первую очередь переправили раненых. Немногочисленной группе места не хватило, они осталась на берегу, в их числе семья Плоткиных. Местный житель повел их к близлежащему селению – поселку Радунь. Хорошо, что недалеко. Перед ними стояли деревянные домики, огороженные забором, спереди росли деревья. К ним навстречу вышел председатель колхоза, помог расселить прибывших пассажиров по домам.
Плоткины пробыли в данном поселке немногим больше недели. Их регулярно снабжали пищей, работу Хане не предлагали, видно своих колхозников хватало. Они слышали приближающиеся с каждым днем отзвуки залпов орудий, над ними летали вражеские самолеты, но бомбежек не было. Она решила, что оставаться здесь опасно.
Хана еле уговорила шофера грузовика взять их в кузов, отвезти к железнодорожной станции. На машине стояли пустые бочки для бензина. На ухабистой дороге бочки катились прямо на них. Хана и Сильвия ногами сдерживали их. К счастью, железнодорожная станция была в пятнадцати минутах езды. К удивлению, довольно спокойно сели в один из вагонов. Сутки в дороге, и их неожиданно высадили, эшелон понадобился для военных нужд. Поселились вблизи от железной дороги за плату у бабки, которую местные звали Лизкина. Многие отзывались о ней, как о самой вредной и жадной на этой станции. Хана с Сильвией по очереди ходили в город за хлебом, который получали по талонам, что им выдали на вокзале. Расстояние до него было порядочным, говорили, что пять километров. Хана устроилась на работу, сортировала свежие яблоки, иногда за пазухой немного приносила домой.
Однажды Рая прибежала и сказала маме, что на станции стоит эшелон. Недолгие сборы, Хана схватила ребят, вещи и к вокзалу. Поезд начал двигаться, вагоны все переполнены, даже на подножках люди. Она стала метаться, в отчаянии кричать. Вдруг из ближайшего вагона выскочили двое солдат, схватили детей и мешочки, затолкнули в вагон. Хане подали руку, и она оказалась рядом со своими девочками. В вагоне находились только военные. На очередной остановке зашел их командир. Окинув взглядом всех, он грозно посмотрел на семью Плоткиных:
– Каким образом вы оказались здесь? Кто им позволил сесть в вагон? Мы не имеем права перевозить гражданских лиц. Накажу всех, кто посадил эту семью в вагон. – Он не пожалел детей, велел им вылезать.
Переночевали они на улице, хорошо, что были теплые сентябрьские дни. Утром Хана начала искать работу, но требовалась прописка, а им в ней отказали, так как было распоряжение отправлять всех в колхозы. Она пошла в партком консервного завода. Парторг оказался добрым человеком, он помог с общежитием и работой. Общежитие оказалось очень большой комнатой с цементным полом. У стен стояли кровати, большая печка посередине. Пришедшие с работы девчата, жильцы данной комнаты, составили две пустующие кровати рядом, где семья Плоткиных смогла улечься поперек. Хана радовалась – есть крыша над головой.
Наутро она работала в тарном цеху, вскоре перевели в засолочный. Меньшие дети ходили в детсад, старшим дочерям места на предприятии не нашлось, слишком много было эвакуированных. Хана внимательно прислушивалась к последним известиям, сообщавшим по радио о сражениях с врагом. Поняла, что и к данным местам приближаются гитлеровцы. Идя с вечерней смены, увидела эшелон, потом поняла, что в нем находится госпиталь. Некоторые вагоны занимали гражданские люди, но их было так много, что даже часть из них сидела на крышах, некоторые стояли на подножках.
Хана быстренько сбегала за детьми, почти без вещей они появились у эшелона. Стала она ходить вдоль состава, пытаясь куда-то приткнуться, дети с криком бежали за ней. Вдруг она увидела: между последним и предпоследним вагонами сидят на буферах, подстелив доски двое парней лет шестнадцати.
Кинулась Хана к ним. – Ребята, помогите мне и детям устроиться так же, как и вы. Ни в один вагон не приткнуться. Мы уместимся на второй стороне. Один из парней спрыгнул, куда-то сбегал, принес несколько досок, положил на буфера. Хана расстелила на них большой платок. Мужчины вдвоем помогли всей семье Плоткиных взобраться наверх. Успели вовремя, прежде чем паровоз свистнул и тронулся в путь.
Рая на этих буферах, а может и раньше, простыла, вся горела. Хана все время держала ее голову на своих коленях. Сама боялась, что может уснуть и упадет под колеса поезда вместе с дочерью. Сильвия обнимала меньших сестричек. Налетели немецкие самолеты, стали бомбить, строчить из пулеметов. Люди побежали в степь, а они остались на буферах. Было страшно, прямо сердце разрывалось. Надя и Галя начали плакать, потом плач перешел в кашель.
– Где ты, боже? Что творишь? – взмолилась Хана. Она кое-что помнила из молитв, ведь родители были религиозными евреями. – Неужели тебе мало тех жертв, которые погибли в боях, расстрелянных, погибших под снарядами, умерших от голода? Зачем тебе мои дети? Мы и так не знаем, что будет с нами завтра.
К счастью, это нападение на поезд было последним. Ноги у Ханы от сидения на краю тормозов занемели, отекли, сильно опухли, кожа полопалась в нескольких местах. Но главное все дочери, за исключением Сильвии, заболели. Долгие годы будет в памяти Ханы эта длинная дорога в не зная куда. Часов через восемь им удалось сесть в настоящий вагон – товарный. И за это благодарили судьбу.
Двенадцать дней добирались они до города Курган. Жили Плоткины прямо на вокзале. В здешнем медпункте Хане дали лекарство от простуды, цинковую мазь, бинты, она стала залечивать раны детям, себе. Однажды им удалось побывать в бане санпропускника. Здесь, в Кургане, они похоронили Раю, она пролежала две недели в больнице, но врачи не смогли спасти ее от туберкулеза. Детей продолжал мучить кашель, голоса осипли. Пассажиры, ожидавшие отправки, нервничали, они боялись, что зараза детей Ханы перейдет на их малышню, потребовали, чтобы Плоткины покинули здание вокзала. Они вышли. На улице был ужасный ветер. Семья едва смогла временно устроиться в одной, из близлежащей к железной дороге, квартире. Смилостивилась одна старушка. Чтобы получать паек на себе и детей Хана должна была ежедневно отмечаться в бюро для эвакуированных. У нее едва хватало сил, чтобы добраться до помещения организации.
Через четыре дня на вокзале вывесили список людей, бесприютно находившихся в городе, выдали направление в поселок Варгиши Курганской области, отдаленного от областного центра на тридцать пять километров. В нем поселилась Хана с детьми. Она обрадовалась, что, наконец, у них будет постоянное место. Им выделили старенький кашляющий автобус, который доставил всех к месту жительства. К счастью, Плоткиным предоставили большую комнату в пионерском лагере. Находился он в самом поселке.
Мест рабочих не хватало, Хана согласилась пойти посудомойкой в столовую, которая была в очень запущенном состоянии. Женщине приходилось много раз в день спускаться к реке, набирать воду, и с двумя полными ведрами подниматься в столовую, хотя для постройки колонки много времени и денежных затрат не понадобилось бы. Их то и всего работников, обслуживающих клиентов, двое: она и заведующая столовой, которая одновременно выполняла обязанности поварихи.
Те, кто здесь питался, прозвали новую труженицу Анной. Кушать приходили в основном в обеденный перерыв, поэтому ей хватало времени, чтобы заняться побелкой стен внутри, мытьем окон, замазывать глиной потрескавшиеся стены, пошивкой занавесок на окна. Хотя посетителям столовой особого дела до чистоты не было – поели и снова на работу, они сразу заметили изменения не только внешние, но и в качестве, в ассортименте блюд. Едоки хвалили Анну, заведующую заведением.
Когда ее принимали на работу, один из руководителей района намекнул ей, что она может взять тихонько тарелку чего-нибудь для детей, главное, чтобы никто не видел. Хану такая добавка к ее скудному пособию и малюсенькой зарплате обрадовала. Она еще собирала крошки хлеба, образовавшиеся после его резки на кусочки. Работники столовой могли списывать на естественную убыль 400 грамм, от выданного едокам хлеба. Хана продавала все до последней крошки, а «естественная убыль» доставалась ее детям. Выходит, я невольно жульничаю, считала она, но глядя, как детишки ждали возвращения матери, как уминают эти крохи, успокаивалась.
Заведующая столовой вместе со своей дочерью перебралась в областной центр, где дали более оплачиваемую работу. Поэтому эту должность предоставили Хане. Она подобрала себе добросовестную помощницу Валентину Бутову, у которой было двое сыночков. Дружно трудились, не обращая внимания на то, кто из них главнее. Валя была такой шустрой, что у каждой из них находилось время сбегать домой, навестить детишек. Уходили по очереди.
Зима выдалась суровой, Сильвия часто пропускала занятия. Хорошей зимней одежды у нее не имелось. Но все когда-нибудь кончается, пришла весна. Приезжих вызвали в райком партии, сообщили, что семьям эвакуированных выделили по шесть соток земли. У местных жителей были огороды, поэтому с едой у них было проще, содержали скот, кто корову, кто коз, свиней.
Хана подошла к участку земли, каждый из них был через 5-6 метров обнесен палочками. На одном из передних прикреплена бумажка с фамилией, кому выдавалось право обработки земли, посева и получения урожая. Хана растерялась, у ее родителей был подобный отрезок земли, но там стояли фруктовые деревья, кусты с малиной, крыжовником. «Что я буду делать, ведь у меня ничего нет, даже ржавой лопаты. А где взять посевной материал?», – задумалась женщина.
Хана в столовой поинтересовалась у едоков, кто может ей помочь с инструментами, с семенами. Нашлись добрые люди. Вскопать такую площадь было сложно. Одна женщина посоветовала обратиться к кучеру Тихону. Хана пришла вечером к нему домой. Она знала, где он живет, что еще до начала войны разошелся с семьей, а в его дом направили приезжих, таких, как Хана. Ему хватало и одной комнатенки. Тихон не захотел беседовать с ней при всех, потянул в темный коридор.
– Вскопать можно. А чем расплачиваться будешь?
– Сами знаете, денег у меня особых нет. Сколько я вам должна заплатить?
– О чем ты говоришь! Приди поздним вечерком ко мне, посидим, погутарим в теплой обстановочке. У меня самогон всегда есть.
– Мне ваша теплая обстановочка ни к чему. Прощайте.
– Да подожди ты! Пойми, мне лошадку кормить надо. Давай договоримся: с урожая ты мне подкинешь пару пудов картошки, а я вспашу твой участок.
– Это другой разговор. На участке стоит табличка с моей фамилией. Можешь и без меня вспахать, только скажи когда.
Хане не привыкать к сельскохозяйственному труду, ведь родилась и прожила до свадьбы в селе. Она показала старшей дочери Сильвии, как необходимо сажать картофель. Днем на огороде работала молодая девушка, вечером после трудового дня, порой при свете луны, Хана. Посадили картошку, вырастили и разместили в грядки рассаду помидор. Когда стало тепло, появились ростки редиски, капусты, свеклы, моркови, огурцов. Все семена дала соседка Аглая Филипповна, посоветовала на картофельном поле всунуть в землю тыквенные семечки. Когда на грядках появились сорняки, в их вырывании участвовали и младшие дети. Они приносили в маленьких ведерках воду и поливали растения на грядках. К счастью, дождь в этих местах был не редкостью. Позже, видя слегка пожелтевшие маленькие помидорчики, девочки спрашивали у старшей сестренки:
– Их уже можно кушать? Огурчики мы срывали небольшими и зелеными, были очень вкусными.
– Сестренки, потерпите, иначе они никогда не вырастут большими, сладкими, а для этого они должны стать красными, сочными, – объясняла Сильвия.
Все, даже дети, не понимавшие, что творится на белом свете, прислушивались к последним известиям по радио, надеялись, что вскоре окончится война, им станет легче жить, еды будет вдоволь. Старшей сестре Сильвии работы не досталось. Она договорилась с соседями, что они приведут к ним в дом своих малолеток, а она присмотрит за ними, заодно не оставит без внимания своих сестренок. За такую работу ей давали пол-литра молока в день, причем, по очереди, ну еще иногда небольшой кусочек мясных продуктов. Мама радовалась, глядя на детей, они росли трудолюбивыми и самостоятельными, привыкали к трудностям и невзгодам.
Но однажды Хане сказали, что она уволена. В городок приехала, какая-то важная особа, ей не могли отказать в получении рабочего места. Ужас, как же они проживут? На жалкие гроши по пособию? Хорошо, что осень, созрел урожай картошки, поспели помидоры, больше десятка тыкв лежали на участке, нужна была подвода, чтобы подвезти их к дому. Урожай был отменный. Картошка будет спасать их зимой, они даже поделятся ею с новыми приезжими беженцами.
Все же женщине повезло: тяжело заболела уборщица школы. Хана обрадовалась, она заменила ее. Как-то на работу не вышла учительница 1-го Б класса. В учительской шел разговор о том, что все преподаватели заняты, придется деток отпустить домой, но родители ведь на работе.
– Можно, я побуду с ними? Уборку после ухода закончу, – заявила Хана.
– Спасибо. Сейчас пойдем вместе, я вас представлю, – предложила завуч.
– Не надо, я сама с ними поговорю, ведь не зря со своими доченьками столько времени вожусь.
Хана зашла в класс, ученики удивились, ведь видели ее всегда с метлой, ведром и тряпкой. А больше всего озадачилась Надя, она тоже училась в первом классе.
– Ребята, сегодня мы с вами вспомним сказки. Вам ведь папы и мамы рассказывали их. Кто помнит сказку о трех медведях? Руки подняли только девочки. А мальчики стесняются? Ага, вот двое парнишек осмелились. Моя хорошая, тебя как зовут? Таня? Ты начнешь, а вот ты, – она показала на мальчика, – продолжишь.
На второй день учительница первого класса вышла на работу, хотя еще не оправилась от простуды. К Хане подошла завуч, поблагодарила ее, сказала, что она может вполне стать преподавателем.
– В детском доме, куда привезли детей из Украины, не хватает воспитательниц. Придите, вас возьмут, я поручусь. Сможете сама там питаться, детей туда же устроите. Если не захотят взять, ваше место уборщицы за вами останется.
– Я ведь не педагог. Кроме приусадебного участка нигде не трудилась.
– Кто там будет вас спрашивать? Вас же не физику преподавать берут. Там нужен добрый человек. Объясните мне, как женщина, имеющая трех детей, не может работать воспитательницей. Вы настоящий педагог. И я обещала, что замолвлю за вас слово. Признаюсь, мне не очень хочется расставаться с вами.
– Можно попробовать, вдруг возьмут.
– Будь только смелее, детей то своих растишь, они у тебя умненькие, добрые, учатся хорошо. Значит, и в детдоме справишься.
Хану взяли. Она спокойно справлялась со своими обязанностями, дети ее полюбили, теперь у нее было больше возможностей, чтобы уделить внимание своим дочерям. Возможность нормально покушать отразились и на ее настроении, и на лице. Вновь щеки приобрели розоватый цвет, некрашеные губы имели алый оттенок, улыбка чаще светилась в ее глазах. На все это обратили внимание не только работники детсада, но и мужчины, которых не так уж много было в городке. Они любезно улыбались, встречая ее, спрашивали, как ее дела, старались дать ей понять, что не против познакомиться с ней поближе. Хана благосклонно принимала их попытки, улыбалась, благодарила, отвечала, что у ее семьи все в порядке, и торопилась оторваться от таких кавалеров. Ведь они никогда не заменят ее Яшу.
Решил поухаживать за Ханой директор ткацкой фабрики Василий Раков. Симпатичный мужчина, лет пятидесяти. Он немного хромал, поэтому в армию не взяли. Вася, так он представился, два раза в неделю встречал ее, когда она уходила с работы, по дороге гонял всякую чушь, провожал до дома. Хана с трудом пересилила себя, не отгоняя очередного ухажера. Ей уже нашептали, что Раков ни одной женской юбки не пропустит. «А мне что, пусть каждый день провожает, веселее время пройдет», – отвечала Хана.
Но Василий не любил зря время терять, пытался обнять женщину за талию, предлагал встретиться вечерком в лесочке, поговорить в спокойной обстановке. Она смеялась, говорила, что у нее есть муж, а у него жена и дети, поэтому не стоит уделять ей столько времени, не стоит предлагать ни лесочка, ни садочка. Мужчина не унимался, каждый раз расточал даме комплименты. Раз Раков принес к ней в дом кусок сливочного масла и коробку конфет.
Хана разозлилась: – Есть семьи гораздо более нуждающиеся, им и отдайте. Я вас предупредила, что мне подарки не нужны, ко мне приставать не нужно, бесполезно. Понимаете? Заберите ваши подношения. Наша семья вполне справится с трудностями жизни сама. Не нужно меня больше встречать, провожать. Посоветовала бы вам вести более благопристойно не только ко мне, но и к другим дамам. Прощайте. Вы мне не нужны ни как муж, ни как любовник.
– Нашлась мне недотрога, – разозлился Василий, резко отвернулся и зашагал в обратную сторону. Хана иногда встречала его, но он, насупив брови, отворачивался, будто видел в ней что-то неприятное.
Незадолго до этого разговора почтальон принес маленькое письмо. Сердце Ханы затрепетало. Несколько лет не было писем от старшего сына Левы, затем они получили открытку из госпиталя. Лева писал, что после училища ему присвоили звание младшего лейтенанта и отправили на передовую. Их часть находилась в окружении, но смогли вырваться. Он был ранен в плечо, теперь поправился, на днях снова отправится на фронт.
«Долгое время не знал вашего адреса, поэтому не знал куда писать. Только вчера мне прислали ответ, написали, что вы находитесь в Курганской области», – писал сынок. Интересовался, как ведут себя сестрички.
На большее количество слов открытка не располагала.
И тут, после месячного молчания, письмо. Хана боялась его открыть, подождала пока дети лягут спать. Только затем отлепила верх конверта. Она видела, что это не почерк сына, она видела, что это официальное письмо, что в нем ничего хорошего для нее. Ей очень не хотелось его читать. Зачем его принес почтальон? Так просидела какое-то время, потом встряхнулась, подняла листок к своим глазам. Она так и знала, с чего начнется и чем закончится письмо.
«Ваш сын, Лев Яковлевич Плоткин погиб смертью храбрых в боях с немецко-фашистскими полчищами. Похоронен в братской могиле в городе Льгове Курской области. Послано просьба о награждении его посмертно орденом Красной Звезды. Примите наши соболезнования. Подполковник Чероткин».
У Ханы не было слез, когда умерла дочь Рая, не лились сегодня после получения извещения. Она болела вместе с доченькой, воевала вместе с сыном, умирала вместе с ними. Как бы ей не было больно, она должна была жить, работать, а главное растить детей. Участь погибших не должна повлиять на ее девочек.

Глава 7
После двух лет работы на заводе Юлий освоил все станочные специальности настолько, что его прозвали детским академиком. Где нужна была филигранная работа, где возникала необходимость наладить механизм, звали его. Это был совсем не тот паренек, что бежал сломя голову по дикой степи, изнывая днем от жары, ночью от холода, а больше всего от голода. Он пришел на завод настолько исхудавшим, что вполне могли прозвать шкелетиной. Но не звали его так потому, что не у него одного тело было изможденным голодовкой. Было нелегко, приходилось работать по двенадцать часов.
Юлия трудно было узнать, он становился мужчиной. Фигура у Юлия стала гораздо мощнее, появились мышцы, лицо, хотя осталось узким, но без впалых щек, приобрело жизнерадостный цвет. Он не ходил, а летал, особенно после рабочей смены. Волосы и те изменились, некоторое время стригся наголо, потом отрастил чуприну, они стали гуще, слегка волнистыми.
Видя, как Юлия посылают всюду, где что-то не ладится, где специалисты не успевают, некоторые ребята завидовали ему, порою старались навредить ему, он не обращал на такие каверзы внимание. Такое отношение быстро проходило, так как его доброта не давала место подобным чувствам. В двадцать лет парня назначили мастером, хотя он не очень стремился руководить коллективом бригады. Часть работников имела достаточный стаж, опыт, но они не стремились возглавить бригаду, на сдельном труде у них заработок был больше. Юлий и в этой должности продолжал участвовать в устранении неполадок.
Январский день 1955 года. Закончилась рабочая смена, работникам выдали месячную заработную плату. Они предложили Юлию отметить такое событие, но он отказался. Как обычно быстрым шагом, пройдя проходную, хотел повернуть направо к общежитию, когда услышал, что кто-то из толпы называет его имя. Обернулся, сразу не понял, кому он понадобился. Слишком много людей выходило после окончания первой смены. Увидел седую женщину, которая махала ему высоко поднятой рукой. Сначала не сообразил, зачем он ей нужен, всмотрелся и на секунду замер. У него мгновенно пересохло в горле. Расталкивая работников, Юлий рванулся к женщине. Долгие объятия без слов, молчаливые поцелуи. Уйти от такой близости им не хотелось. Наконец оба отпустили руки вниз, парень отступил на шаг назад.
– Мама, мамочка! Неужели это ты?! Как я рад видеть тебя, как счастлив, что ты здесь. Как ты узнала, где я работаю? – Юлий вновь обнимал мать, целовал ее, говорил ей ласковые слова, хотя из горла вырывались гортанные звуки. Он с трудом верил, что его родная мамулька, его любимая мамочка на воле, что она с ним. Это были самые радостные минуты в его жизни, родная, любимая мамочка с ним рядом.
Он видел, что она постарела, а ей ведь только пятьдесят четыре года. Совсем худая, лоб в морщинках, хотя на щеках румянец. Но глаза те же сияющие, какими запомнил их еще с самого детства. А какими они могли быть, ведь Юлий был ее единственным ребенком, и она так давно его не видела, вынужденно оставив одного в глухом краю. Когда в детстве она брала его на руки, затем водила в садик, позже смотрела, как он делает уроки, читает книги, в глазах сияло восхищение любимым сыночком. Иначе и не могло быть. Все время в колонии Эмма мечтала об этой встрече, мечтала днем и ночью во снах и на яву, до ужаса утомленная работой. Заснуть и не вспомнить о нем она не могла. Тогда не страшны ей были тяжелый труд в колонии, наказания. Теперь ее любимый сынок с ней. Праздник встречи наступил! Они рядом, они вместе, вместе!
– Сама не верю, что все напасти на нашу семью позади, что ты со мной рядом. Обещай, что ты без меня не переберешься в другой город, на другое местожительство.
– Мамочка, я всегда буду с тобой.
Юлий продолжал жить в общежитии. Спросил, голодная ли она. Даже не выслушав ответ, повел в заводскую столовую, посадил маму за стол, взял обычный комплексный обед, другого в наличии в столовой не имелось: рисовый суп, мясные котлеты с гарниром и чай. Они кушали и разговаривали. Юлий не мог насмотреться на мать, более двенадцати лет они не виделись. Двенадцать лет – какая долгая разлука.
– Мама, когда мы расстались, мне всего было чуть больше одиннадцати лет. Как ты меня узнала?
– В любом возрасте, в любом месте я тебя узнаю, на то я мать. Сынок, мне о тебе все написала Хана, к которой ты иногда наезжаешь. Хвалила тебя, сказала, что мастером стал, что-то у нее отремонтировал. Расскажи, как тебе работается?
– Ай-я-яй! Тетя Хана сдала меня. Выговор ей объявлю. Мама, вы с ней как две сестрички, такие же боевые, умелые, столько пережили за эти тяжелые годы. Не беспокойся, у меня все замечательно. Главный инженер завода сказал, что, как только освободится место, поставит меня начальником цеха. У меня немного другие планы. Обо мне поговорим позже. Честно признаюсь, сам тебя еле узнал.
– Постарела, съежилась. Столько времени прошло. Боже мой, какой ты стал большой, стройный, действительно трудно узнать, но сердце подсказало, что это ты вышел на улицу. Ты еще холостяк? На такого красавца девчата вешаться должны.
– Мама, я не вешалка, поэтому никто не вешается. Друзья есть, среди них и девчата. Пока я закоренелый холостяк.
– Закоренелый? Ты еще совсем молодой. Скажи, неужели ни одна девушка тебя не завлекла? Есть же симпатичные, светлые, темные, только выбирай. Но прежде чем жениться, хорошо разберись в ней, чтобы потом не страдать.
– Мамочка, не волнуйся. Я приведу ее к тебе, ты ее проэкзаменуешь. Давай оставим эту тему лет на пять, десять. Сейчас мы пойдем с тобой в общежитие, место моего жительства, потом будем решать, что делать дальше.
Небольшой двухэтажный дом, в нем разместилось около шестидесяти работников, у которых не было жилья, в основном молодежь. Вместе с Юлием в комнате жило еще трое парней, но работали они в разных цехах. Когда он привел мать домой, двое из них были в комнате, третий трудился в это время на второй смене. Юлий познакомил их с матерью, потом отвел ребят в сторону, объяснил, что маме негде ночевать, попросил узнать, в каких комнатах свободные койки, чтобы они переночевали всего одну ночку. Извинился за сюрприз. Завтра он решит проблему с ночлегом для своей мамы.
– Ничем не похоже на твою жизнь там? Прости, что напомнил. Не был в заключении, но понимаю, что за жизнь может быть за колючей проволокой под постоянным надзором. Не будем ворошить страшное прошлое. А с ночлегом мы что-нибудь придумаем, здесь только сегодня поспим. Утро вечера мудренее.
– А как же твои товарищи?
– Я их отправил на Северный полюс. Ты не волнуйся, в общежитии живут люди, которые уехали в отпуск, кто-то уволился, и койки пока пустуют. Одну ночь найдут, где переспать. Завтра пойдем искать горожан, что сдадут нам квартиру. Двухкомнатная нам хватит?
– Сыночек, это же дорого.
– Жизнь дороже. У меня деньги есть. А почему? Потому что холостяк! Не на кого тратить – положительная моя сторона.
– Я рада, что ты такой. Нет, не холостяк, а оптимист. Эх, дожил бы твой папа, как бы он радовался. Убили подлые революционеры хорошего человека, который верой и правдой служил им. Какими тварями нужно быть, чтобы такое творить! До сих пор в уме не укладывается. Что сейчас об этом говорить. Надеюсь, время исправит ситуацию. Хотела бы все забыть, да не могу, смерть твоего отца лежит на руководителях страны.
Они долго, долго говорили, вспоминали его детство, касались жизни семьи тети Ханы. Юлий заметил, что сотворили годы за решеткой с его родной мамочкой. Она не могла насмотреться на сыночка, так же, как и он на нее. Мама стала ниже, лицо сильно похудело, на нем образовались морщины, в том числе и на лбу, пальцы рук подрагивали. «Ничего, моя мамочка, я все сделаю, чтобы ты стала лучше прежней, верну твой светлый вид лица, постараюсь, чтобы ты ни в чем не нуждалась». Перед тем, как окончательно успокоиться, Юлий, пожелал ей спокойной ночи. Спали замечательно.
– Мамочка, что мне в тебе очень нравится – твоя стойкость. Представить не могу, что тебе пришлось пережить в условиях тюремного лагеря. Ты выдержала, ты победила тех, кто загнал тебя за проволоку, кто хотел тебя скрутить, ткнуть лицом в землю. Горжусь тобою! – за завтраком заявил Юлий.
Утречком он подъехал на автобусе к заводу, отпросился на день, затем зашел в сберегательную кассу, сняв солидную сумму денег. Вскоре вместе с матерью прошлись по улицам в поисках сдатчиков квартиры. В один дом зашли, где были свободные комнаты, но там была такая грязнота, что стошнить могло. Даже о стоимости квартплаты отказались говорить. Одна старушка, попавшаяся у них на пути, назвала номер дома ее соседки, в котором есть свободные комнаты, охарактеризовала ее как хорошую хозяйку, чистоплотную, но с характером. Попробуйте договориться с нею, посоветовала она.
Пять минут, и они были у этого дома, он был не новый, но внутри все сияло чистотой. Женщина назвала довольно большую сумму за съем двух комнат, потом добавила, что, если они ей понравятся, она скинет цену. Юлий достал из кошелька деньги, отдал предоплату. У матери вещей почти не было, маленький мешочек, в нем лежали зубная щетка, зубной порошок, нижнее белье. Он передал часть денег матери, оставил только себе самую малость: на проезд, еду в столовой. Но она отказалась от его материальной помощи. По выходу из колонии ей выдали зарплату за все годы.
– Значит, будем их тратить, ведь у тебя ничего из одежды нет. Время у нас есть, мы деньжата используем по назначению. Сейчас пойдем в промтоварный магазин, купишь самые необходимые вещи, не ходить же все время в этой робе. Затем в гастроном, голодать тебе нельзя. Будут нужны еще деньги, принесу. Я, мама, начну жить на два дома. Частично буду ночевать в общежитии, оттуда мне ближе на работу, но и твою квартиру не забуду. Ты только обязательно сообщай, что тебе нужно. Мы с тобой семья!
Побывали в нескольких магазинах, выбирая необходимую на первое время одежду. Эмма заходила в примерочные кабинки, а Юлий потом оценивал фасон, качество вещей, говорил маме, насколько они ей подходят.
Эмма Плоткина прожила на съемной квартире чуть более полугода. Немножко освоившись, она стала бегать по инстанциям, добивалась встречи с начальством, отстаивала свои права. Где-то ей отказывали, где-то грубили, заявляя, что у нас в Советском Союзе просто так не сажают в тюрьму. Слушая такие слова, она закипала, но сдерживала себя, до поры помалкивала. Пришла она и в обком партии, направили ее в идеологический отдел.
– Мужа вы расстреляли, меня хотели сгноить в колонии, вы хуже колонистов, что захватывали чужие земли и безжалостно убивали местное население. Они убивали чужих, а вы своих. Те времена минули. Напакостили, так хоть льготами теперь расплачивайтесь, – требовала Эмма. Во времена Хрущева можно было подобное говорить, но не долго. Она добилась желаемого. Ей выделили двухкомнатную квартиру в двухэтажном доме, дали пенсию, обещали помочь с трудоустройством, если пожелает работать. Юлий передумал жить в общаге, решил перебраться к ней, но мать заявила, что тогда он останется вечным холостяком. Лучше будем ходить в гости.

По настоянию рабочих сборочного цеха прямо на территории завода поставили два столба, натянули волейбольную сетку. Молодые ребята, если не было дождя, выходили в обеденный перерыв, разбивались на две команды и играли в волейбол. Зачастую и после смены вновь собирались на этой площадке, нередко к ним присоединялись молодые мужчины из конструкторского и технического отделов предприятия.
Несколько раз втянули в игру Юлия Плоткина. Высокий парень быстро научился обращаться с мячом, он не только своевременно отбивал удары противной стороны, хорошо пасовал друзьям, но стоя у сетки, умело гасил резкие удары противника, резко направлял мяч на противоположное поле. Волейбольная площадка стала для него местом физической разрядки после трудового дня. Но с некоторых пор очень редко появлялся на ней. Юлий поступил в университет на вечернее отделение факультета русского языка и литературы. И все же, когда не было занятий, не гнушался потренироваться на волейбольной площадке.
Во время учебы на втором курсе Юлий Плоткин познакомился с ребятами, которые учились на дневном отделении. Они пригласили его составить компанию по игре в волейбол. После сдачи очередной контрольной работы Юлий столкнулся с ними опять. Те его взяли за руку и повели к площадке. Он согласился пойти лишь болельщиком, сел на скамейку и внимательно стал наблюдать за игрой. Сразу обратил внимание, что с противоположной стороны от знакомых парней стоит высокая симпатичная девушка. Она была единственной дамой среди игроков. Юлий засмотрелся, как она умело принимает мячи от противника. Играла она не хуже компаньонов. Сыграны две партии, счет 1:1. Волейболисты решили провести решающую контрольную встречу. Девушка сказала, что не может больше задерживаться здесь, у нее нет времени, поискала глазами замену среди болельщиков.
– Вы не поиграете вместо меня? – обратилась она к Юлию.
Он бы и другому игроку не отказал, больно увлекло его зрелище. Тем более перед ним стояла такая приятная девушка, что трудно глаза оторвать. Поэтому Юлий на пару секунд задержался с ответом, не сводя с нее глаз, потом кивнул головой и вышел на площадку. Он не подвел компаньонов. Команда, в которой сражался, выиграла. Ему стало неудобно перед знакомыми парнями, которые находились на противоположной стороне площадки. Все стали расходиться по домам. Юлий поискал глазами ту девушку, но ее не было видно. А жаль, он с удовольствием с ней бы познакомился. Что ж и ему пора домой, мама заждалась.
Та же компания увлекла его и в туристические походы. Челябинская область, расположенная в центре южной части Урала, удивляла красивой разнообразной природой. Здесь имелись прекрасные леса, изумительные озера и возвышенности, горы древнего Урала. Само собой, увлекала история этого края. Через Челябинскую область проходила Транссибирская железнодорожная магистраль, соединявшая Запад России с Китаем. В 1903 году по этому пути прошел первый поезд Санкт-Петербург – Москва – Владивосток. А сколько знаменитых людей побывало в данной местности. В свободное время Юлий любил знакомиться с историей области, в которой он обосновался, брал в библиотеке книги писателей, рассказывавшем об этом крае.
До знакомства с университетскими ребятами у Юлия особо и времени вроде не было на поездки в другие города, на природу, просто об этом не думал. Теперь они созванивались с ним или он со своими новыми друзьями, использовали выходные и отправлялись с палатками в походы. Юлий старался найти время. К сожалению, был всего лишь один свободный день – воскресенье. Поэтому раз в месяц Юлий отпрашивался на субботу. Приобрел снаряжение, специальную обувь, штормовку, шляпу с широкими полями, чтобы солнце не било в глаза. Компания отправлялась в новые неизведанные места в пятницу вечером, значит, у них было два дня, чтобы отдохнуть интересно, с толком. Юлий сожалел, что не может совершать экскурсии еженедельно. Походы увлекли его, приносили радость, веселье.
Одним из первых его знакомств стали окрестности города Миасса. В дальние маршруты добирались поездом, дорога занимала более двух часов времени. Особенно запомнился первый поход. Прибыв на место, разбили палатки на берегу озера Ильмень. Вода в ней была такой чистой, что можно было спокойно пить. Юлий смотрел вдаль, видел красоту места, к которому пришли, синеву озера, возвышенность, далекие огни города. Они мигали, приветствуя пришельца в этот незабываемый край. А позади тихонько шумели ветками и прекрасными хвойными иголками деревья, среди которых начинала зеленеть травка. Парни сказали, что через месяц в этих и более дальних местах появятся грибы: сыроежки, опята, маслята, потом более поздние сорта. Да и ягод скоро будет полно, только успевай нагибаться.
Ребята закинули в воду, захваченные с собой удочки. Рыбы в озере полно, рыбаки вскоре удовлетворились уловом. Поймали плотву, несколько окуней, но водились и щуки, и лещи, и караси. Двое из студентов быстро разожгли костер, Юлий участвовал в сборе сухих веток. Через час уха была готова. На скатерти, кроме рыбы, появился хлеб, колбаса, две бутылки красного вина. Парни кушали и шумели. Если кто-то рассказывал анекдот, смеялись до упада. Вечерняя трапеза окончена. Вокруг темнота, но парни запаслись большим фонарем.
– Ребята, кто самый смелый, в воду! – крикнул Мирон, самый шустрый среди них.
Юлий удивился, май месяц, вода еще холодная. – Какая температура воды в озере? – поинтересовался он.
– Сейчас градусов одиннадцать, летом больше будет, до восемнадцати-двадцати водичка нагреется. Не трусь, это поначалу холодно, а потом вылезать не захочешь. Температуру воды определяй своим телом.
Мирон первым окунулся в воды Ильменя. Не отставать же от друзей. Юлий медленно стал входить в озеро, ноги защипало. Еще один шаг, второй. Бр-р, какая холодина, мышцы судорогой сводит, так и хочется выскочить на берег .
– Ты сразу окунись, поколоти руками и ногами, согреешься, – посоветовал Мирон. – Стоя простудишься.
Юлий резко опустился в воду раз, второй. Действительно, стало намного теплее. Поплавали хлопцы, вышли на берег, обтерлись полотенцами и, не одеваясь, устроили бега в догонялки. Юлий так рванул, что ребята остались метров на десять позади. Затем оделись и залезли в две палатки, по трое в каждой. Вначале шел серьезный разговор о жизни, учебе, о карьере, затем вернулись к анекдотам. Вскоре и это надоело, все улеглись спать. Юлий никак не мог заснуть, он удивлялся, как дружно, умело ребята справляются с установкой палаток, разжиганием костра, с ловлей рыбы. У них все в руках горело, за что бы не взялись.
Проснулись поздно, солнце уже обогревало их бивак. Парни вновь бросили в озеро удочки, дали одну и Юлию. Но они опоздали, считается, что самая лучшая рыбалка с рассветом. Немножко поймали, сказали, отдадут их вахтерам общежития. Юлий очень жалел, что у него нет фотоаппарата. У одного из партнеров имелся «Зорький», но он его не взял. Эти места они уже не раз снимали, печатали снимки. Не учли, что с ними в этот раз пойдет новичок. Домой собрались часов в двенадцать, до поезда порядком нужно идти, дорога займет некоторое время, поначалу поедут автобусом, затем придется пересесть на поезд.
В следующий раз друзья предложили поехать с ними к хребту Большой Таганай. Здесь они поднимались на горы, любовались озерами, разнообразной природой. Недалеко от Таганая имелись скалы, сопки под наименованием «Три брата», «Три сестры». Красоты Уральского края радовали Юлия. В следующий раз парни увлекли его на посещение Сугомакской пещеры. Находилась она возле города Кыштым. Каждый заранее приготовил по фонарику, захватили веревки. Было довольно опасное путешествие, можно запросто заблудиться. Чтобы пробраться в открытые залы подземелья, приходилось сгибаться. Оказалось, стены пещеры состояли из полосатого белого мрамора.
Вырваться на природу стало труднее, в двадцать пять лет Юлия Плоткина назначили начальником цеха, хотя техническое образование парень так и не приобрел. Работа сложнее, это тебе не бригада в пятнадцать человек, а в три раза больше, да и рабочие разных специальностей. После смены приходилось проводить планерки, общаться с мастерами, участвовать в заводских мероприятиях.

Часть 2

Дороги, которые мы выбираем

У мужчины должен быть характер.
Лучше, если тихий,
Словно кратер,
Под которым буря и огонь.
У мужчины должен быть характер,
Добрый взгляд
И крепкая ладонь.
Чтобы пламя сердце не сожгло,
Можно душу отвести на людях,
Лишь бы в сердце не копилось зло.
У мужчины должен быть характер,
Если есть –
Считай, что повезло.
Андрей Дементьев

Глава 1
Плоткину часто попадало от высшего начальства завода за то, что он слишком мягкосердечный, не наказывает провинившихся рабочих, совершавших нередко брак, опаздывающих на рабочую смену. Юлий не видел в наказании спасение производства, выполнение плана. Появятся семьи, одумаются, будут трудиться как пчелки, считал он. Ему прекрасно было известно, что, когда надо, рабочие готовы трудится по две смены и больше. Большинство персонала цеха были одногодками, но часть из работников намного старше, многие участвовали в Великой Отечественной войне. И те, и другие его уважали, гордились своим начальником цеха. Разве мог он к ним относиться иначе. Поэтому отдавал своим подчиненным всю душу, не брезговал стать к станку. Как-никак, к этому времени у него и стаж работы на заводе был не малый.
Юлий сидел в кабинете за своим столом, проверяя наличие комплектующих, доставку деталей на обработку. Вторая смена только началась. Дверь распахнулась, и к нему ворвалась запыхавшаяся краснощекая небольшого роста молодая девчонка. Если бы не комбинезон, он бы посчитал ее школьницей. Каштановые кудри ее разлетелись по плечам, частично вылезли вперед на грудь. Глаза ее сверкали злостью, в тоже время было видно, что она готова была расплакаться. Эту девушку-крановщицу недавно перевели со сборки к ним, начальник цеха ее почти не знал, видел, всего несколько раз. Она едва совладала со своим дыханием. Начальник молча, но внимательно посмотрел на нее, оценил возраст девушки в восемнадцать с половиной лет. Крановщица поправила прическу.
– Юлий Михайлович, я так работать не могу. Этот толстяк мне рукой вот так машет, что непонятно вниз или вверх, влево или вправо. Специально, чтобы я не поняла, куда везти деталь. А остальные стоят и гогочут. Нашли подопытного кролика, насмехаются надо мною. Юлий Михайлович, скажите в отдел кадров, чтобы меня отправили обратно в сборочный цех. Не хочу терпеть здесь такие насмешки.
– Успокойся, пожалуйста. Ты совсем еще молодая, нервы тебе еще в твоей длинной жизни очень пригодятся, береги их. Подскажи мне, как тебя зовут.
– Рая Мухина.
– То ты суровая была, словно в атаку шла, а сейчас у тебя слезы потекли. Я не могу тебя отправить обратно, у нас крановщиц не хватает. Эти ребята поначалу такие шаловливые, а так они нормальные, добрые. Они тебе проверку устраивают, сможешь ты выдержать испытание или устроишь истерику. Нужно держаться, не поддаваться на их выходки, они и успокоятся. А пока тебе эта черта характера самой понадобиться. Имею ввиду юмор. Скажи им, что ты наверху, если будут морочить тебе мозги, опустишь деталь на их голову. Я пошутил. Иди, работай, Рая. Будь смелой, но уравновешенной. Пройдет месяц, они уважать тебя начнут. – Юлий громко позвал табельщицу, сидевшую в соседней комнате:
– Аня! Срочно ко мне позови мастера Гладченко. А ты, Рая, спокойно иди, трудись на благо нашей любимой родины. Все будет хорошо.
Через несколько минут в кабинете начальника цеха появился Сергей Гладченко.
– Вызывали меня, Юлий Михайлович? Там аврал, каждая минута на счету.
– Вот и экономили бы минуты ты и твои рабочие. Чем Бурмин твой в рабочее время занимается, а с ним и другие твои рабочие?
– Работают. Сами знаете, Бурмин – прекрасный специалист.
– А что он позволяет с крановщицей? Собери бригаду на две минуты и скажи им, что если повторятся издевательства над крановщицей, то поставлю не на сдельщину, а на оклад в 110 рублей, тогда одумаются. Профессора мне нашлись. Научи их, как нужно размахивать руками. Сам следи, чтобы молодежь не обижали. Выполняй!

По ходатайству руководителя комсомольской организации завода Саши Михайлюка Юлию выделили двухкомнатную квартиру. Но заселиться в дом нельзя, заканчивают работы с канализацией, электричеством, чисткой комнат от строительной грязи. Столько лет прожил в шуме и гаме, что недельку можно и подождать.
Он так был рад возможности приобрести покой, где один хочет спать, другой читать, третий приходит среди ночи и делится своими впечатлениями об общении с девушкой, что даже посетил с мамой ресторан. По этому случаю Юлий приобрел выходной темно-синий костюм, белую рубашку. У него была верхняя одежда: коричневый костюм, но он уже не имел приличного вида. Рубашки носил серые или цветные, они не так быстро пачкались.
Мама очень обрадовалась такому событию, а больше всего тому, что могла видеть сына, могла с ним пообщаться, узнать о его жизни, трудностях. Не так уж часто выпадала такая возможность. Она внимательно вглядывалась в него, пытаясь найти какие-то перемены. Нет, тот же ее сынок, ее мальчик. В новом костюме смотрится более взрослым самостоятельным. Удивляться этому не приходилось, с детских лет он сам зарабатывает себе на пропитание, да и ей помог обставить квартиру.
Единственное, что ее не нравилось, вступление сына в члены КПСС. От возмущения несколько дней не могла говорить с ним, отворачивалась от него. Юлий ей объяснял, что без этого он останется мастером, в лучшем случае старшим. Тем более, он учиться, кто знает, как там он сумеет работать.
Вечером следующего дня Юлий сидел на профсоюзном собрании, где говорили о социалистическом соревновании, движении за коммунистический труд. Прошло полтора часа с начала собрания, надоело одно и то же слушать, но куда денешься. Шел период организации так называемых коммунистических бригад. Он не сразу обратил внимания на женщину, что быстрым шагом шла к трибуне. Решил, очередная выступающая. Прислушался, когда раздались громкие крики. Женщина в слезах кричала, что давно стоит в очереди на жилье, а толку никакого. Квартиры раздают по блату. Ведущий собрание пытался остановить, но она не прекращала говорить. Ее речь тронула всех присутствующих.
– У меня двое маленьких деток, третий скоро появится. Я так рассчитывала, что наконец-то после долгих лет ожидания подошла моя очередь. А вы, вы не понимаете, что такое снимать одну комнату для четверых, боясь, что ребенок громко заплачет, хозяйке не понравится, нас выгонят, и нам придется искать на съем новое жилье. У вас, руководителей завода, хорошие квартиры, а мне, маляру, приходится мучиться с детками. Таким как я квартиры не положены? За все я должна платить, а малышей кормить необходимо. Раз не даете квартиры, позвольте, я всей семьей переберусь жить в заводоуправление, цех, куда угодно, больше моих сил нет.
Секретарь парткома попытался ее успокоить, обещал разобраться, в следующий раз обязательно позаботится, чтобы у нее было жилье. Говорил, что записал ее в свой деловой дневник ее фамилию. Но, видя, что женщина не успокаивается, попросил придти к нему завтра, попробует ей в чем-то помочь. Малярша не унималась, сказала, что согласна перебраться в его четырехкомнатную квартиру.
Юлий не понял в качестве кого она работает, переспросил у рядом сидящих работников. Те и сообщили, что выступающая работает маляром. Он тут же встал, вышел к трибуне, подошел не к микрофону, а к женщине, сказал, что завтра принесет ордер, выданный ему на квартиру, попросит, чтобы переоформили квартиру на ее имя. Зал заседаний взорвался аплодисментами. Женщина, вся еще в слезах, подскочила к нему, обняла, от всей души благодарила. Сказала, что это геройский поступок. Юлию стало неудобно, неловко, а аплодисменты не смолкали, когда он шел вдоль сидений на свое место, люди жали ему руки.

Он смог выкроить время, чтобы поехать с туристами. Теперь в походы шли большими группами, иногда уже в знакомые места. С одной стороны, это необходимая для него физическая нагрузка, с другой, общение с новыми людьми его радовало, позволяло отвлечься от цеховых дел. На природе он познавал души товарищей. А еще в походах он был в движении, чувствовал руку друзей, что не позволяло ему скучать. Смех, шутки, песни помогали разнообразить его довольно одинокую жизнь. В этот раз их группа столкнулась с другими путешественниками. Люди по приятельски отнеслись друг к другу, делились знаниями достопримечательностей этого края. Потом разошлись каждый по своему маршруту. После окончания путешествия, возвращаясь, Юлий отстал немного от своих туристов, сел на ходу движения поезда в другой вагон. Ребят не увидел. Подошла девушка, села напротив него. Показалось, что он ее знает. Присмотрелся и узнал в ней ту спортсменку, что на волейбольной площадке предложила сыграть вместо нее. Сначала растерялся, боясь нарушить ее задумчивость. Преодолел себя.
– Здравствуйте! – В его голосе звучали радостные нотки, но он заметил недоуменный взгляд девушки. «Наверное, подумала, что я пристаю к ней». – Простите, вы меня не помните? Я не так давно вместо вас играл в волейбол.
Девушка внимательнее взглянула на него. Как видно что-то ее заинтересовало в почти незнакомом человеке: черные волосы парня лежали большими локонами на голове, темные глаза, а главное улыбка говорили о том, что он простой юноша без каких-либо притязаний. Сморщила лоб, пригладила светлую прическу.
– Да, да, припоминаю. Тебя как зовут?
– Юлий. А вас?
– Сталина. – Она увидела удивление в его глазах, добавила: – Не я выбирала себе имя, родители постарались. Они являются членами Коммунистической партии, живут в другом городе. Но это не так уж важно. Как говорят в народе, как не назови, лишь бы в печь не ставь. Как же мы с тобой не
встретились во время экскурсии? – девушка сразу начала разговор на ты.

– Троп здесь много. Интересно провели время?

– Нормально. Кончай выкать, мы же, похоже, ровесники.
– Вы, извини, ты, где учишься?
– Нигде. После восьми классов начала работать на заводе. А ты?
– Учусь в университете, а до этого работал на механическом заводе.
– Я тружусь на заводе Электроаппаратуры, раньше кладовщицей, теперь чертежницей. Мне выходить пора. Хорошо, что ты меня узнал, время незаметно промелькнуло. Давай завтра вечерком встретимся, поболтаем, куда-нибудь сходим. Ты мне расскажешь о твоей учебе, может и мне стоит задуматься о поступлении в ВУЗ.
– И здесь могу сойти.
Они вышли на перрон, было позднее время, привокзальная площадь освещалась лампочками, погода портилась. Расставаться обоим не хотелось, но холодный ветер гнал их домой. Юлий договорился со Сталиной о времени и месте следующей встречи. Он почувствовал крепкое рукопожатие, больше похожее на мужское.
Сталина была обычной девушкой, ее нельзя было назвать писаной красавицей, но и не дурнушкой. Покорила она Юлия своей простотой, смелостью общения, чего не скажешь о нем, человеке замкнутом. Он сам себе удивился, что первым начал с ней беседу. Что Юлий в ней увидел? Он и сам себе на такой вопрос не смог бы ответить. Светлые голубые глаза, пряди прямых русых волос, закрывавших шею и плечи, легкая одежда. Как она не продрогла? С женщинами он общался в основном на работе, порой завидовал, видя влюбленные пары, от которых исходили особые флюиды. Ему тоже хотелось обнять девчонку, ласкать, целовать ее. Ведь до сих пор парень не знал интимной близости с женским полом. Чрезмерная скромность не позволяла просто так начать беседу с девушкой. Что он ей скажет, пойдем со мною? Ласками и поцелуями награждала только мама, ну и тетя Хана, когда он появлялся в Варгишах.
Юлий был симпатичным парнем, но был всегда занят, то работой, то учебой, то убивал время за чтением книг. Он не бывал в ресторанах, кабаках, если ходил в кино или театр, то сам по себе. Сегодня он понял, что одиночество ему надоело. Впервые Юлий познакомился с девушкой, впервые назначил ей свидание, но заслугу в этом отдавал Сталине. Она молодец, первой заговорила о встрече, он бы не осмелился. Но это не важно, главное, завтра он ее увидит снова, будет с ней беседовать.
Погодные условия в следующий вечер были ни чем не лучше вчерашних. Дул резкий прохладный ветер, небо обволокли облака, в любую минуту мог пойти дождь. Но назвался груздем – иди на встречу с девушкой. Юлий боялся, что Сталина не придет, чего ей переться на свидание в такую холодину. Пожалел, что не взял плащ. Прошло десять минут, он поднял кверху воротник пиджака. Рядом находился промтоварный магазин, из его дверей и показалось знакомое лицо. Она позвала его внутрь.
– Юлий, давай обсудим, что мы будем делать дальше. Бродить по улицам города в такую погоду нет смысла. В кино мне не хочется. Как ты смотришь, чтобы пойти ко мне, попить чаек? Живу в нескольких кварталах отсюда.
– Предложение принимается. Пригласил бы к себе, но я живу в общежитии. К чаю не мешает сладкое. Я сбегаю в продовольственный, он не далеко, куплю конфет или торт. Что ты предпочитаешь? Как насчет шампанского или вина?
– Конфеты шоколадные, можно просто шоколад. Сегодня моя душа не располагает к таким напиткам.
Квартира Сталины была маленькой: одна комната и кухня. Еще одна дверь вела, как видно, в туалет. Но обставлено жилье со вкусом, ничего лишнего. В ней стояла широкая кровать, одинарный шкаф, малюсенькая тумбочка с женскими аксессуарами и один единственный стульчик. На него он и сел.
– Располагайся в комнате, у меня в запасе есть еще табуреточка. Я переоденусь. Снимай куртку, повешу его в шкаф.
От водяных батарей в квартире было очень тепло. Сталина надела голубой халатик, открывавший частички ее грудей. Извинилась, ей нужно было поставить на кухне электрочайник. Для Юлия это было новинкой, ни разу не видел такого электроприбора. В общежитии чай кипятили на газовой плите. Пока они сидели и перебрасывались впечатлениями о походах, погоде. Но он, как ни старался, не мог отвести глаз от ее выпуклостей, больно соблазнительными они были. Сидели они настолько близко друг к другу, что парень даже вспотел немного. Сталина возилась с шоколадками, которые купил Юлий. Уронила бумажку от одной из них. Оба одновременно нагнулись, засмеялись. Их лица оказались настолько близки, что и он и она решили еще сблизиться.
Юлию стало жарко, он не мог оторваться от этих сладких до умопомрачения губ. Это сделала Сталина, сказала, что пойдет, выключит чайник. Она тут же вернулась, стоя прижалась к губам парня, затем предложила отложить чай на позже, перебраться на кровать, так будет удобнее общаться. И сама засмеялась своим словам. Койка была застелена одеялом, сверху покрывало отсутствовало.
Они продолжили объятия, поцелуи, не замечали, как одежки одна за другой падали на спинку кровати, иногда мимо – на пол. Изнемогая от избытка чувств, Юлий сначала не знал, куда девать руки, не все же время держать их за ее спиной, прижимая грудь девушки к своему телу. Он гладил ее, а когда Сталина чуточку отодвинулась, его нежные руки непроизвольно легли на прекрасные выпуклости.
Юлий читал в книгах известных писателей о подобных ситуациях, но сейчас было не до литературы, не до ее героев. Он должен доказать, что настоящий мужчина, что не зря девушка привела его в квартиру. Ему в этом помогала Сталина. Была ночь? Нет, ее не было. Времени не существовало. Только одно длинное мгновение. Они едва опомнились, поняли, что наступает утро, что обоим нужно идти на работу. А как оторваться? Девушка первой опомнилась, набросила халат, пошла в ванную. Юлий смотрел несколько минут в потолок, думать о сегодняшнем дне, тем более о будущем не хотелось. Он мог еще поваляться в кровати, время позволяло, но остаться в данной квартире он не мог. Быстренько оделся. Когда она вышла, нежно поцеловал ее, сказал, что душ примет в общежитии университета. Работа звала его, он не мог опоздать в цех. Увидел стоящий на остановке трамвай, подбежал, сел, посмотрел на часы. Юлий должен был приехать во время.
Первая близость с женщиной. Сума сойти, ведь ему о-го-го сколько лет! Почему до сих пор был одинок, ни с кем не сблизился? В годы войны он был пацаном, сейчас начальник цеха, ни минуты покоя. Были претендентки на его свободу, но они не смогли увлечь его. Юлий вспомнил одну девушку, которая старательно пыталась завладеть его вниманием.
Он пришел на концерт заводской самодеятельности. Пропуск в зал задерживали. Почувствовал чей-то взгляд на себе. Молодая девушка не отрывала своих глаз от него. Он отвернулся, мало, чего она на него смотрит. Он решил не обращать на нее внимание. Но какой-то электрический заряд подействовал на Юлия, заставил повернуть голову вправо, присмотреться к девушке. Броский красный наряд, глаза подведены, губы густо накрашены. Вновь отвернулся, не заинтересовала она его. Он отошел в другой конец зала.
Вероника была девушкой бесшабашной, вокруг нее всегда вертелось много друзей. Ей совсем не понравилось, что какой-то парень игнорирует ее намеки на знакомство. Она стала действовать решительнее, первой заговорила с ним. Подойдя к нему, сделала несколько комплиментов, назвала свое имя, спросила, как его зовут. Он небрежно выслушал ее и подошел к знакомым ребятам из его цеха. Вслед ему понеслось:
– Подумаешь, принц нашелся. Мне все говорят, что я симпатичная желанная девушка, а этот… – у нее вырвалось грубое слово, – а этот говорить не хочет. Не иначе как импотент. Нужен ты мне, как вчерашний день. – Вероника все же продолжала еще немало месяцев следить за ним. Друзья видели ее потуги, шутили над Юлием, мог бы вручить девушке цветочки и полежать с ней, понянчить ее годовалую доченьку.
– Ребята, когда я вспоминаю ее горящие глаза, все цветочки вянут, – пошутил он. – Думаю, ее трепетные органы соблазнят другого мужчину.
Больше месяца он периодически бывал у Сталины. Она нравилась ему, хотя женитьба в его мыслях не витала. Встреча Юлия с ней не осталась незамеченной. Товарищи и здесь выразили как осведомленность, так и беспокойство.
– Ты девушку хорошо знаешь? Прости, женщину. – На широко раскрытые глаза Юлия, ребята продолжили: – Сталина была замужем за одним из преподавателей медицинского техникума. Ей и квартира досталась от него. Прожила вместе с мужем полтора года, и они разбежались. После этого она в поисках его замены, бывает на наших вечеринках, танцах. Извини нас, наше дело предупредить тебя.
– Предупредили? Спасибо! Дальше мне решать, что делать.
Юлий не расспрашивал Сталину о ее жизни до их знакомства. Ему было с ней спокойно, хорошо. Встречались они два раза в неделю, иногда реже. Было неприятно слышать подобное о женщине, с которой проводил свободное время. Он чувствовал ее тело, выполнял ее желания, тем более, что они совпадали с его, но, чем она дышит, не знал, в этом винил себя. Неужели меня ничего в ней не интересует, кроме секса? – задавал себе Юлий вопрос, отвечать на него не спешил. Ему с ней хорошо, не стоит зацикливаться на завтрашнем дне, живи сегодняшним.
Последнее время их свидания стали реже. Иногда по несколько недель не виделись, то он был очень занят, то у Сталины душевное состояние не в норме. Но когда она была в настроении, то завораживала Юлия. В такие минуты он готов был для нее сделать все, что она пожелает, даже жениться на ней. Жаль, что эти вечера стали редкими.
Сегодня он получил полное удовольствие от общения с милой дамой. Они смеялись, каждый рассказывал что-нибудь интересное. Сталина любила, когда Юлий целовал ее щеки, груди, щекотал под мышками, гладил все ее тело. Она вся отдавалась ему. В минуты спокойствия, когда приходила пора немного отдохнуть, Сталина задумывалась: сможет ли она соответствовать Юлию, он с ней на всю жизнь, или вскоре расстанутся. «Зачем я ему такая, без надлежащего образования? Желания учиться нет у меня совсем, хотя он предлагал подготовить меня к поступлению в ВУЗ. К тому же меня не устраивает то, что многие вечера он проводит то в библиотеке, то дома сидит за книгами и бумагами. Мне необходимо, чтобы душа и тело чувствовали любимого человека ежедневно, была с ним одним целым. Тогда чем раньше разбежимся, тем лучше». Сталина стала серьезной, попросила чуточку отодвинуться от нее, спросила:
– Юлька, ты учишься, чтобы преподавать литературу и русский язык. Зачем тебе нужна философия? меня любишь?
– Всякий учитель должен быть философом, чтобы понимать своих учеников, без этого он не сможет их заинтересовать, увлечь предметом, который преподает. Тем более литературу. В любом произведении заложена философская мысль, то ли это Пушкин, Жюль Верн, Толстой, Достоевский, Горький.
– Ты меня любишь?
– Крутое изменение темы разговора. Что за вопрос? Конечно, я тебя обожаю, ты мне нравишься.
– Вот и я об этом самом: нравишься. Сегодня нравлюсь, завтра нравлюсь, а послезавтра – гуд бай. Поняла, что я у тебя первая женщина, что первая доставила тебе удовольствие первого соития, догадалась с первого дня. Несмотря на месяцы нашего знакомства, мы друг друга не знаем. Я – женщина с опытом, была два года замужем. Ты не знал? – Юрий промолчал.– Но он был не тем, кто смог бы сделать меня счастливой, не мог соответствовать моим желаниям. Я для него была домохозяйкой. Поэтому и расстались.
Мы с тобой говорили о чем угодно, но только не о нас с тобой. Оба получаем удовольствие в постели, и все… Я о тебе ничего не знаю, кроме того, что ты кандидат наук, преподаешь литературу в университете, кандидат каких-то там наук. Так на вашем научном языке говорят? Чем ты вчера жил? Как ты видишь свое будущее, не считая профессии? Мы с тобой близки, но в то же время чужие. Тем более, что ты обычно занят, уделять внимание другим у тебя нет времени.
Ты сам много обо мне знаешь? Кто мои родители? Каков мой характер? Почему в шестнадцать лет убежала из дома, из города, где родилась, где окончила девять классов? То-то!… Прости меня, я сегодня не в обычной форме, какая-то дурная волна на меня нахлынула. Быть может, я с тобой потому, что ты и не интересовался моей прошлой жизнью. Юлька, ты мне тоже очень нравишься. Но это не любовь, как я понимаю значение данного слова, как подсказывает мое сердце. Не сомневаюсь в твоей доброте, уверена, если бы предложила жениться, ты бы согласился. Но мы бы недолго прожили вместе. Я чувствую себя одинокой, ты точно так же. Я порой бываю чересчур настойчивой, а ты мягкий.
– Но я тебя… – Сталина прервала попытку Юлия объяснить ситуацию, приложив палец к его губам, не дала ему договорить.
– Знаю, что ты хочешь сказать. Не горячись, подумай, и ты поймешь мою правоту. Сейчас, пожалуйста, уйди. Хочу побыть одна, но мы с тобой обязательно увидимся.
Юлий не мог понять собственного состояния. Он был растерян, даже раздавлен. Одна мысль прерывала другую. Он понял ее горячность, понял, что многое в ее словах, правда. Но им ведь так было хорошо. А почему хорошо? Этот вопрос застрял в его голове. Наверное, потому, что мы ничем друг другу не были обязаны. Погуляли, поиграли на кровати, и все. Сталина нравилась ему, но разве можно это назвать любовью? Она права, я о ней многого не знаю, хотя о ее замужестве мне ребята рассказали. Неужели мы прекратим наши встречи, поцелуи и все последующее? Даже сейчас хочу ее!
Их встречи стали намного реже, но запоминающиеся. Они неиствовали, понимая, что скоро придет оно, последнее мгновение их близости. Долго такое положение не могло продолжаться. Оба проводили вечер и ночь вместе, на этом их сожительство заканчивалось. Юлий в который раз задумывался, стать ему тем человеком, с которым он проживет всю жизнь. Она ему нравилась, но это же не любовь. Подобные мысли витали и в голове женщины. Но никто не торопился сказать: «хватит, расстаемся».
Обычный зимний день. Юлий принес Сталине расцвеченного глиняного деда Мороза, почему-то тулуп у него был красный, наверное, намек, что сделан в нашей стране. Его глаза улыбались всем, кто на него смотрел. Ей понравилась статуэтка, она сказала, что будет беречь ее всю жизнь. Поцелуи Сталины вновь разожгли парня. Одной рукой обнимая ее, стал расстегивать ее кофточку. Они от души наслаждались мгновениями блаженства. Наступил вечер, Юлию предстояло вычитать одну из своих статей для научного журнала. Сказал ей об этом, попросил прощения, собрался уходить. Сталина остановила его.
– Милый хороший мой, время наших встреч иссякло. Не получилось любви, нужно расстаться, – Сталина стояла с опущенными вниз глазами. Ее щеки покраснели. – Суть не столько в тебе, мне хорошо с тобою, особенно в постели, но мы не пара, у нас разные стремления в жизни. Нам порою трудно говорить друг с другом, мы словно чужие, будто беседуем на разных языках. Давай заглянем немного вперед. Я хочу, чтобы ты нашел женщину, которая будет предана тебе до самой последней молекулы ее тела, от первой до последней мысли в ее мозгах. Женщину, которая не только будет тебя ласкать, заботиться о тебе, а станет смыслом твоей жизни. Мне кажется, что мы будем помнить друг друга. Ты мне подарил минуты счастья, они закончились, я не твоя женщина, а ты не мой мужчина. Рада, что встретила тебя, ты прекрасен, но тебя дальше ждет другая жизнь. Так нужно, Юличка. Поцелуй меня напоследок.
«Вот тебе бабушка и Юрьев день!» – подумал парень.

Глава 2
Юлия тянуло к литературе. Мама с четырех лет приучила паренька читать книжки. В десять лет jy приобщился к чтению серьезных романов, быть может, многое из прочитанного до его ума не доходило. Война временно оторвала его от книг, но и тогда, когда после двенадцатичасовой смены он оставался в цеху, чтобы поспать, не тратить время на поездку в общежитие, Юлий находил время, чтобы полистать страницы свежего номера газеты или журнала. Не оставил привычки и после окончания войны. Библиотекарша Евгения Анатольевна берегла для него новинки литературы, советовала, какую книгу взять. После окончания войны старался не задерживаться на работе, спешил в библиотеку, вчитывался в строчки новых повестей и романов, узнавал имена молодых писателей, печатавших свои первые произведения в журналах. Уходил, когда библиотеку закрывали.
Литература его настолько увлекла, что возникло желание учиться дальше, ему хотелось самому начать сочинять. Нелегко было сочетать работу на заводе с учебой, ведь зачастую приходилось оставаться в цеху до позднего вечера, пропуская занятия. Зарплата на заводе позволяла ему безбедно жить, но работа и учеба выматывали его основательно, он не высыпался. Он уже перешел на третий курс университета. Юлий задумался о том, чтобы уйти с завода. На предприятие начали приходить специалисты с образованием, было кем его заменить.
К расставанию с привычной работой, с людьми, которые стали ему дороги, некоторые хорошими товарищами, подтолкнуло партийное собрание. Он опоздал минут на десять. В президиуме сидели директор и парторг завода, несколько передовиков производства. После положительной оценки выпуска станков, с критикой на работу разных отделов предприятия выступил директор завода Геращенко. Затем он набросился на руководство цехов. Больше всего досталось Юлию Плоткину.
– Из-за несвоевременной поставки деталей механическим цехом, руководителем которого является товарищ Плоткин, сборщикам в последние дни месяца приходится работать круглосуточно, предприятие теряет на этом большие средства. Это не вкладывается ни в какие рамки. У вас люди частенько гуляют по цеху или вообще не приходят. А вы никаких мер не предпринимаете. Ставлю вам на вид, товарищ Плоткин.
Юлий сидел, стиснув зубы, ждал, когда ему предоставят возможность выступить, ответить на обвинения директора завода. Еле дождался, когда его вызовут к трибуне.
– Ваши замечания справедливы, если не учесть того, что литье нам на обработку поставляют с явным опозданием. Я неоднократно говорил, что необходимо построить свой литейный цех, который бы своевременно отливал наиболее важные детали. Поэтому вините не нас, а тех, кто нам только в конце второй, начале третьей декады присылает литье. А в первые десять дней месяца работы очень мало, мне приходится отправлять рабочих домой. Пойдите к поставщикам, потребуйте от них бесперебойного снабжения нашего цеха.
– Будешь еще мне указывать! Подрасти немного, – прокричал директор предприятия.
– Мне кажется, я перерос. Ставлю вас в известность, что завтра в отделе кадров оставлю заявление об увольнении. Извините.
Вечером того же дня написал заявление об увольнении с предприятия, утром отдал секретарше директора. В тот же день его подписали. Неделя ушла на передачу дел новому начальнику цеха. Он свободен. Нужно было договориться в деканате о переводе его на дневное отделение, так бы он мог получать стипендию.
Годы учебы пролетели незаметно. Тему дипломной работы долго не выбирал, думал о ней заранее. «Пушкин и современность», так он ее назвал, в ней Юлий Плоткин доказывал, что великий поэт и сегодня живее всех живых. Его труд высоко оценили, ректор университета пригласил его в кабинет, предложил пойти в аспирантуру. Юлий попросил время на размышление, но, выйдя из здания, понял, что это и есть его желание. Два года спустя он успешно защитил диссертацию на кандидата наук. В тот же день в прекрасном настроении, проходя мимо кабинета ректора университета, через полураскрытые двери Юлий услышал громкий спор.
– Какого черта вы дали возможность получить кандидатскую степень Плоткину?
– Он отличник учебы, у него имеются печатные работы, прекрасно защитился. Как мы могли воспрепятствовать ему в получении кандидата наук?
– Вы плохо ориентируетесь в политике Коммунистической партии. Вам прекрасно известно, что существует определенный процент для евреев, поступающих в ВУЗы, тем более для желающих получить более высокое положение. Скажу вам по секрету, что намечается выдворение их на Дальний Восток. Отложено в связи со смертью Сталина.
– Может быть, в связи с этим что-то изменилось?
– Коммунистическую идеологию нашей партии изменить нельзя. Ситуацию с Плоткиным сложно теперь изменить, но учтите на будущее, таких действий горком партии больше не позволит. С вами в следующий раз разговор будет короче.
Юлий сбежал по лестнице вниз, его лицо горело, он был возмущен и растерян, не знал, как ему действовать в дальнейшем. После получения удостоверения бросить их ректору в лицо? Но тот защищал его. Уйти с университета опять на завод, но кем? Теперь начальником цеха его не поставят, идти в станочники совсем не хотелось, слишком много времени, сил отдано учебе. Пусть идет своим чередом, если вытурят из учебного заведения, можно будет поискать работу в университетах других городов.
Он боялся, что его могут потревожить, могут отменить решение ректората, но прошел год, все было спокойно. Лето, начались вступительные экзамены в ВУЗ. Он принимал экзамен по литературе у абитуриентов, желающих стать студентами факультета журналистики. Таких было много – более шести человек на место, требования к ним предъявлялись серьезные. Последний абитуриент ответил на вопросы, Юлий Абрамович поставил в экзаменационный лист оценку, отпустил его. Судьба решит, кто сможет стать журналистом. Юлий обрадовался, он довольно проголодался, посмотрел на часы, стрелки стояли на четырех часах дня. Педагог собрал и сложил в портфель экзаменационные листки, собрался уходить, когда в аудиторию даже не вбежала, а ворвалась молодая девушка. Она чуть ли не бегом направилась к нему. Щеки пылали, глаза широко открыты. Тут Юлий Михайлович почему-то вспомнил о крановщице Рае. Чем-то эта девушка напоминала ту, другую. «Может быть, это ее сестра?», – подумал он. Девушка никак не могла восстановить дыхание.
– Вы что-то хотите сказать?
– Пришла сдать экзамен. Простите меня, поезд задержался, ремонтировали на путях деревяшки-шпалы, меняли рельсы. Мне только что выдали зачетку.
– Юлий понял, что перед ним совсем другая девушка. – Вы опоздали, все уже экзамены сдали. Приходите на следующий год.
– Юлий Михайлович, меня же дома все обсмеют. Они заранее решили, что порю глупость, поступая на факультет журналистики. Но у меня есть статьи, опубликованные в районной газете. Часть вырезок я отправила вместе с заявлением о приеме в университет, а несколько новых у меня с собой. Вам показать?
– Милая девушка, но я не имею права у вас принимать экзамен. Если бы хоть один из тех, кто здесь отвечал, находился здесь, совсем другой был разговор, – преподаватель внимательно посмотрел на девушку: худющая, кожа да кости. Если узнают в деканате, что позволил сдать приемный экзамен после завершения приема у всех будущих студентов, мне здорово влетит. Вижу, желание учиться у нее есть. Вот таким дорога в журналистику. Пожалею ее.
– Вы хорошо готовились? Не лучше ли вернуться домой?
– Ни за что! Согласна здесь полы подметать. В коридоре меня ожидает мой знакомый, он только сейчас вам сдал экзамен, вы ему поставили «хорошо». Если нужно, он может зайти.
– Покажите ваши статьи и зовите его.
Девушка вытянула из сумочки зачетку и вырезки из районной газеты, выскочила за дверь. Через десять секунд в аудиторию тихонько вернулась девушка с парнем. Юлий Абрамович жестом показал юноше на скамью, куда ему приземлиться. Абитуриентка вновь стала у экзаменационного стола, ожидая вопросов от экзаменатора.
– Дайте мне возможность ответить на билет, – девушка просительно уставилась на преподавателя. Краснота ушла от щек, они стали бледными, но рыжие пятна на них и рыжие волосы взволновали Плоткина. Не мог только понять почему.
– Нет, билеты уложены, доставать их не буду. Коль согласны отвечать на мои вопросы, тогда и поговорим. Нет – придете в следующем году. Как к вам обращаться?
– Меня зовут Юлия Снегирева. Я готова отвечать на ваши вопросы.
– Оказывается мы с вами тезки, Юлия. Пушкина, Лермонтова все знают, а вы мне расскажите, что знаете об Иване Бунине. Этого вопроса в билетах нет.
Девушка не растерялась, довольно складно рассказала о произведениях Бунина, которые читала в годы учебы в школе, основную часть ответа посвятила его стихам.
– Вы случайно не поэтесса?
– Есть у меня стихи, но я некоторые только в школьной стенгазете печатала. Остальные у меня в тетрадках.
– Наверное, ее с собой принесли.
– Одну, последнюю, – смущенно промолвила Юлия.
– Мне покажете?
Девушка достала из сумочки тетрадь, дала преподавателю. Он отвернул обложку, стал читать. Затем сразу перешел к середине тетради.
– Вам сколько еще экзаменов сдавать? – спросил он.
– Всего четыре, это первый.
– Давай зачетку. «Отлично». Вы можете мне дать ваши стихи на несколько дней? Я верну их вскоре. Они мне понравились. Знаете ведь, где меня можно найти?
– Конечно.
Прошло две недели, Юлия сдала все экзамены, шла теперь узнать зачислили ее в университет или нет. У стенда стояли девушки в поисках своей фамилии. Одни отходила с веселыми лицами, другие разочарованными. К списку было не так просто подступиться. Юлия даже на цыпочки вставала, но ничего не увидела.
– Посмотрите, пожалуйста, там, в списках Юлию Снегиреву, пожалуйста, – обратилась она к девушке, стоящей у стенда.
– Есть. Пляши! – Та девушка вывернулась из толпы. – Ты Снегирева? Поздравляю с поступлением на журфак. Это не твои стихи напечатали сегодня в «Челябинском рабочем»? Читала, мне они понравились.
– Мои? Нет, не отсылала я их в газету. Не знаю, – растерянно произнесла Юлия. Тут же вспомнила, что отдала тетрадку педагогу.
– А я еще нигде не печаталась. Но все впереди. Мы с тобой студентки журфака. Ура! Давай знакомиться. Я – Санька, Александра Петрова. Ха-ха-ха. Пойдем, съедим по пирожному. Мне мама запретила, слишком сладкое люблю, но сегодня мне все можно. Потом обрадуем родителей. Ты где живешь? В Таре? Где это, на Урале?
– В Омской области, Западной Сибири.
– У чертей на куличках. Ничего себе! Как тебя к нам занесло? Я приглашаю тебя к нам домой. Не беспокойся, твоя мама цела будет, если еще один день не увидит свою любимую доченьку. От нас ей позвонишь.
– У нас нет дома телефона. Нужно позвонить в Тару на почту, где трудится мамина знакомая, она ей передаст.
– Во даете! В век техники без телефона никуда. Купим пирожное, махнем на почту, сообщишь матери, что тебя приняли в университет и что на один день задерживаешься. Ты где остановилась? Гостинице? Богатая? Тогда тебе все равно нужно завтра пойти в университет, подать заявление о предоставлении общежития. Потопали, магазин справа. А потом ко мне.
– Мне как-то неудобно.
– Я же тебя не в ресторан приглашаю.
Девочки дошли до ближайшего почтового отделения, Юлия позвонила женщине на работу, обрадовала ее, та обещала после окончания смены забежать к маме и успокоить ее. Здесь Юлия и купила три газеты, где, в самом деле, были напечатаны ее стихи. Обе порадовались. Затем девчата двинулись в сторону квартиры Саши. Ее родители сразу бросились к дочери: – Рассказывай, прошла? Все в порядке?
– Куда они денутся, без меня университет работать не сможет. Приняли, сказали, что очень рады моему поступлению в ВУЗ.
– Без саморекламы ты не можешь, – с усмешкой заявил отец. Родители обняли единственную любимую доченьку. Бабушка и мама Саши стали целовать ее, затем спросили, какой билет ей достался, какие вопросы задавали.
– Вот она любовь! Готовы расправиться с маленькой доченькой, внучкой. Папа, мама, бабушка, знакомьтесь, моя новая подруга Юлия, будем вместе учиться на одном факультете. Взрослые, не вижу праздничного стола, кормить нас думаете?
– Умойтесь подружки, сейчас все обсудим на месте. Помогите приготовить стол. По такому случаю объявляю сегодняшний день праздником! – С лица отца не сходила улыбка.
– Ура! – закричала Санька. Юлия хотела присоединиться к ней, но постеснялась, ведь она впервые в гостях у этой семьи.

Юлий не раз замечал в толпе юную студентку. Однажды оказались рядом в очереди за зефиром. Он купил четыреста грамм: себе и Юлии.
– Держи, на твою стипендию не разгуляешься.
– Спасибо, какое вкусное! – девушка довольно быстро съела несколько кусочков зефира. Осмелела, взглянула на преподавателя, спросила: – Юлий Михайлович, а вы женаты? Нет, я так и думала, слишком молоды, чтобы заводить семью.
– Смотрю, ты становишься взрослой, смелой, практичной девушкой. Случайно не в невесты мне набиваешься?
– Юлий Михайлович, зачем вы такое говорите, как вы могли такое подумать? – Юлия стала краснее морковки. – У меня и в мыслях такого не было. Простите, любопытно стало. Мои подруги от вас без ума. Извините меня за некорректный вопрос, за бестактность. У меня не получалось встретиться с вами, чтобы поблагодарить за мои стихи, которые с вашего благословения попали в областную газету. Если бы вы видели, как обрадовалась моя мама, я ей привезла две газеты, она всем в поселке показывала мои стихи. Хотела, чтобы я отвезла вам вишневое варенье, я не взяла, это выглядело бы как подкуп. Правильно? Осенью у мамы отпуск, обещала приехать, посмотреть, как я живу, сказала, что хочет видеть вас, поблагодарить, ведь я подробно рассказала, как сдавала вам вступительный экзамен. Вы не против?
– Согласен встретиться с твоей мамой, можешь ей сообщить. До свидания, молодая студентка. Желаю тебе успехов. Слушай, у меня с собой твоя тетрадка, ношу больше года с собой, никак не смог ее тебе отдать. Пиши новые, в редакции тебя знают, поместят, если стихи будут хорошие. Ты умеешь сочинять.

Мама действительно приехала к дочери глубокой осенью. В тех краях, где она жила, с продуктами была проблема. Поэтому, в первую очередь, пошла она вдвоем с дочерью в гастроном, накупили колбасы, консервов, гречки. Мама так была нагружена, что о никакой встрече с Юлием и разговора быть не могло, хотя очень желала увидеть его. Почему? Тайну свою дочери не выдала.
Сумела выбраться лишь через полгода, когда Юлия сдала все экзамены за второй курс. Зимой в дальнюю дорогу не хотелось ехать, весной нужно засадить огородик, осенью заготовки на зиму. А время то летит. Наконец плюнула на все, заботы о хозяйстве поручила соседке, купила билет и летним днем Сарин приехала к дочери в Челябинск.
В тот же день, по настоянию мамы, они пришли к университету. Большая часть студентов разъехалась, но прибыли заочники, так что аудитории не пустовали, в коридоре тоже сновала молодежь. Юлий Михайлович вел какой-то семинар. Женщины подождали, когда он закончится и преподаватель выйдет в коридор. Вот и он со студентами беседует. Увидел Юлию, рядом с ней женщину средних лет, извинился перед учениками, подошел к ним.
– Снегирева, ты еще не уехала домой, «хвосты» подчищаешь?
– Что вы, Юлий Михайлович, у меня их нет, все оценки хорошие. Познакомьтесь, это моя мама, сегодня приехала.
– Очень приятно. Вы воспитали хорошую дочь, настойчивую. На приемном экзамене она меня чуть не доконала. Зато какие стихи пишет!
Мама девушки долгим взглядом осматривала преподавателя. – Юлий Абрамович, хочу вас поблагодарить, что не отказали Юлии в сдаче экзаменов, хоть она прибыла с опозданием. Простите, мы с вами нигде не встречались? Вы мне кого-то напоминаете.
Юлий пожал плечами. – Нет, не припоминаю.
– Меня зовут Сарин, – женщина с улыбкой взглянула на стоящего против нее мужчину.
– Сарин?! Не может быть! – Юлий подошел ближе к женщине, обнял ее. – Боже мой, сколько лет прошло! Неужели это ты, та маленькая конопатая девчонка? Здорово изменилась, но сейчас вижу, что некоторые прежние черты проблескивают. Прости меня. Как я мог не узнать тебя? Какая взрослая стала! Разреши обнять тебя. А я думаю, на кого эта рыжуля, твоя дочь, похожа. Рассказывай, как ты поживаешь, чем занимаешься. Наша встреча – просто чудо! Здесь мы с вами толком не потолкуем. Поехали, найдем более удобное скромное местечко. Но зачем искать, у меня в квартире и поговорим, только вначале посетим гастроном, в холодильнике недостаточно продуктов для нас. Юлия, поможешь мне выбрать, я ваших вкусов не знаю.
Он вывел их к своему «Москвичу» и привез в свой район, где они закупили продовольствие, в том числе готовые бифштексы, бутылочку Вермута. Юлий в основном питался в университетской столовой или у мамы. Началась взволнованная беседа, первой «отчиталась» Сарин. У нее все в порядке, все у нее хорошо, живет теперь в Сибири, в Омской области, замужем никогда не была. Когда исполнилось шестнадцать лет, ей разрешили работать на молокозаводе, поначалу учетчицей, через два года контролером, теперь она чертежница.
– Бесконечно рада, что вырастила такую доченьку. Она у меня очень способная, отличница. Была приятно удивлена, что попала на первый экзамен именно к вам, – Сарин рассмеялась: – Когда она мне назвала ваше имя и фамилию, сразу догадалась, что именно вы стали педагогом университета. Я ей не выдала, что знакома с вами, пусть будет тайна до нашей встречи. Попросила только познакомить меня с вами. Думала раньше, что никогда вас не увижу, но мечтала. Вы, Юлий Михайлович, и не запомнили ту девчонку.
– Сарин, те дни останутся навсегда в моей памяти. Я обязан тебе своей жизнью. Поэтому не называй меня по отчеству, не говори мне «вы», перед тобой старый друг Юлька. Тебе я обязан, что остался жив, нашел тетю и родственников, тебе обязан, могу сегодня говорить с тобой. До сих пор не могу опомниться, что вижу тебя. Изменилась, конечно. У меня после окончания войны ничего особенного не произошло. Правда, незадолго до первого знакомства с твоей дочерью стал кандидатом наук. Хотя, подождите, скажу о главном эпизоде в моей жизни: маму выпустили из тюрьмы, сняли с нее все обвинения. Живет отдельно, недалеко от меня. Со мной делить квартиру отказалась, говорит, что тогда я никогда не женюсь. Ничего особенного в моей биографии, как и у всех людей. Радуют своими знаниями, усердием такие девочки, как Юлия. А тебя, Сарин, никогда не забывал, ты в моем сердце навсегда.
– Вы прибедняетесь, Юлий Михайлович, – вступила в дискуссию студентка. – Вы занимаете хорошее место в университете, вас уважают и педагоги, и студенты. Я и во сне не могла представить, что вы знакомы с моей мамой.
– Видишь Сарин, разве с такими девчатами пропадешь? До чего я доволен нашей встречей, не передать. В любой твой приезд добро пожаловать ко мне домой. Подожди на секунду… Юлия? «Только сейчас в голову стукнуло имя дочери Сарин – Юлия. Неужели в честь меня нарекла ее таким именем? Как я не додумался об этом сразу, как только узнал, кто передо мною? Всего несколько дней мы были вместе, а запомнился я ей. Вдруг в память о ком-либо из родни? Надо сейчас же разузнать».
– Расскажи, милая Сарин, откуда у твоей дочери такое имя, неужели я имею к этому какое-то отношение?
– Когда в те далекие годы за тобой ухаживала, ты показался мне маленьким беспомощным. Я заботилась о тебе как о ребенке. В моем понятии моя любовь к тебе, несмотря, что я сама девочка, была любовью к моему собственному ребенку. Я представила себя на месте моей матери. Поэтому и моя дочь была названа Юлией. Надеюсь, за этот мой поступок ты не обидишься. Фамилия у нее моя.
– Кстати, ты где остановилась, где ночевать будешь?
– Юлия договорилась, что меня пустят ночевать в общежитие, а завтра после полудня вместе с ней поедем домой. Знаешь, я ей сказала, что мне неудобно называть тебя по имени отчеству, но переубедить доченьку не смогла. Заявила, что нужно соблюдать субординацию. – Все дружно рассмеялись.
– Моя помощь в чем-то нужна? Не стесняйтесь. Такая радость для меня встретить тебя. Наша дружба с тобой, Сарин, была короткой, но прошла настоящую закалку, не каждому такое дано. Она дороже любых денег. И она продолжается. Рад, что твоя дочь учится там, где я работаю. Она в тебя: добрая, смелая, настойчивая. Вам обеим счастья. Сарин, почему ты мне ничего не рассказываешь о дяде Павле? Прекрасный человек. Я его первые несколько дней немного побаивался, затем привык.
– Умер он, Юлий. Держался, держался, а как настал день Победы, опять начал пить. Сердце не выдержало, инфаркт миокарда. На похороны весь поселок собрался. Потом переехала я в Омскую область, в городок Калачинск, где окончила курсы чертежников. Ой, такая встреча, что чуть не забыла. Я тебе привезла самый настоящий, натуральный сибирский мед. Держи баночку, не урони. Будешь пить чай и вспоминать то время.
Каждый пошел своей дорогой. Юлий был возбужден встречей с Сарин. Она вернула его воспоминания в жестокое детство. Тело его стало влажным, будто он опять шел по раскаленной земле , по степи, которой не видно было конца. Дыхание стало прерывистым, ему не хватало воздуха. Юлий остановился, подождал, пока сердце перестанет так учащенно биться. Даже в походах он гораздо лучше себя чувствовал. «Старость – не радость», – подумал он и засмеялся. Посмотрел по сторонам – никого рядышком. Еще сумасшедшим сочтут. «Нашелся мне старик». Нужно спортом заняться.
Мысли о семье Снегиревых продолжали мелькать в его голове. Много лет минуло с той поры, когда Сарин нашла его полуживым. Какая она замечательная была и есть сегодня. Одна вырастила дочь, так называемый муж оказался вором, его несколько раз сажали в тюрьму. Зачем он ей такой нужен, тем более, что они не оформляли их брак в ЗАГСе. Сарин успела рассказать об этом Юлию, пока дочь, когда он их провожал, отошла купить минеральной воды и еще что-то. Он вспомнил, как по-человечески относился к нему дядя Павел. Он умер через семь лет после ухода паренька к тете Хане. Очень жалко, он ведь племянницу вырастил, он беспокоился о ней, она ухаживала за дядей, он и ему, мальчишке, помог в те трудные дни.
«В следующий раз обязательно отведу к моей маме, познакомлю их. Сарин может и погостить у нее. Мама будет рада такой встрече, ведь я подробно ей рассказал эпизоды моего бегства из детского дома. а если я еще расскажу о ее дочери, то восхищению не будет предела. Тогда может быть стоит мне удочерить ее, студентку? Будет папа Юлий и дочь Юлия. Узнает кто-нибудь, вот смеху будет. – Преподаватель университета так расхохотался, что люди стали оборачиваться, могли подумать, что сумасшедший. Радость от встречи с Сарин переполняла его, так с улыбкой добрался до своего дома.

Глава 3
Как сообщили по радио, температура воздуха не будет превышать двадцати шести градусов. Прекрасно, не жарко и не холодно, совсем другое дело, а то вчера доходило до тридцати. Скорее всего, все дело в тучках, они искусно затеняют солнышко, поэтому нам хорошо, мы бодры, не потеем.
Юлий окончил преподавание довольно рано, поэтому не спешил в свою «берлогу». Топал в полученную им полтора месяца назад квартиру. Он ее даже не обставил, стоял лишь двуспальный раскладной диван. Работу вне университетских аудиторий он выполнял на нем же или в библиотеке. Одежда осталась не разобранной, вся обувь лежала в прихожей. А книги, папки, находились на полу, возле того места, где он трудился.
Сегодня Юлий решил заняться проблемой мебели. Зашагал быстрее в обычной своей манере вдоль полосы зеленых насаждений: низкорослых деревьев, недавно постриженных кустарников. И тут же вспотел. Решил по дороге купить мороженое, чем любил охлаждать свой организм. Стал выглядывать, где поблизости есть лоток с этим продуктом. Но видел только скамейки, заполненные пожилыми людьми. Надо бы выйти к центральной улице.
«И откуда у них набираются темы для болтовни? – думал он, проходя мимо данного контингента жителей города. – Неужели дома нечего делать? Читали бы книжки, вязали». Когда буду в их возрасте, ни за что не буду болтаться на посиделках. Буду бегать, играть в волейбол, теннис, а если в старости силы начнут иссякать, начну ходить. Можно пойти в танцевальный кружок, научиться вальсировать, пригласить в круг симпатичную старенькую даму. Тогда лет в семьдесят и жениться. Пожалуй такое дело нельзя откладывать на столь далекое время».
Его мысли прервали какие-то звуки, он услышал детский плач. Решил, что ему показалось. Остановился, прислушался, действительно, правее его кто-то плакал. Юлий обогнул кусты. На траве сидел ребенок, вытирал грязными руками лицо, ревел и звал маму. Мужчина удивился, как это люди сидящие невдалеке, не слышат, не замечают этого, не реагируют на плач. Он поднял дитя с земли. Мальчик, наверное, года два ему, – решил Юлий.
– Чего ты расхныкался? Успокойся, найдем твоих родителей. Где твоя мама? Там? А папа? Давай вытрем твои слезки, успокоимся. Молодец. Сейчас я оботру с твоих штанишек песок, немножко грязи осталось, мама постирает. Теперь пойдем на дорожку, будем искать тех, кто тебя потерял. Осторожно, не поцарапайся о ветки кустиков. Эй, бабушки, чей это внук? Быстренько признавайтесь!
Галдеж на скамейках сразу прекратился, все повернули головы на его голос.
– Не знаем, а где ты его нашел?
– Где, где… не знаете, где находят детей? В кислой капусте. Напротив вас в кустах сидел и плакал. Орал, а вы словно оглохли. – Юлий как мог, успокоил малыша: – Сейчас мы найдем твоих родителей. Как зовут папу?
– Па-па.
– А маму?
– Ма-ма.
– Из тебя прекрасный оратор получится. Мне все ясно, как в безлунную ночь. – Юлий продолжил отряхивать мальчика от песка, от листьев. – Давай снова позовем мамочку, только не плачь, набери побольше воздуха в грудь, и вместе кричим: «Ма-ма! Ма-ма!»
По направлению к ним бежала молодая женщина, волосы растрепаны, на лице сверкали слезы. Она схватила парнишку за ручку. Второй рукой малыш держался за ладонь Юлия.
– Зачем вы забрали моего сыночка?! Решили украсть?! Сейчас милиционера позову!
– Успокойтесь. Никто его красть не собирался. Он вот за теми кустами сидел и плакал.
– Сейчас вы что хотите, сочините. Посмотрю, что в отделении скажете. Милиция! – хриплым голосом закричала мама ребенка.
– Чего орешь, дура! Бросила дитя, а теперь выступаешь! – вмешались женщины, сидящие на близстоящей скамейке. – Никто его не крал. Смотреть лучше надо. Если не можешь уследить, то не рожай. Спасибо мужчине скажи. Что за родители пошли, за ребенком углядеть не могут, – бабушки долго не могли успокоиться, посылая вслед мамаше нелестные слова. Юлий отвел в сторону правую руку, левая была занята, мол, женщины, успокойтесь, всякое в жизни бывает. Ему бы оторваться, да к магазину бежать, очень хотелось немного остыть, пока с пареньком возился, вспотел. Но мальчик не хотел отпускать его руку.
Женщина, более похожая на девушку, растерялась, ее лицо еще более покраснело, просто горело. Она пыталась что-то сказать, но из-за волнения, из-за бега не могла произнести ни слова. Она продолжала держать сыночка за руку, второй, в которой было две порции мороженого, обнимала его за голову. Слезинки еще видны были на ее щеках. Наконец, нашла силы и обратилась к окружающим людям:
– Он захотел мороженое, я стала в очередь. Впереди меня несколько человек. Гарик стоял рядом со мной. Пока купила, рассчиталась, он исчез. Я тут же стала спрашивать у людей, искать сыночка. Слава богу, нашла. – Женщина повернулась лицом к Юлию: – Простите меня, я черт знает что подумала. Это сгоряча, не хотела вас обижать.
– Ничего страшного, главное, что сын нашелся, он в полном порядке. У него на брюках еще грязь осталась. Пытался снять – не получилось, дома отстираете, – успокаивал маму Юлий.
– Гаричек, пойдем домой, она потянула малыша, но он уперся, не хотел отпускать руку спасителя. – Ты что ухватился за дядю? Отпусти!
– Не нужно ругать маленького мужчину, он сам перепугался. Давайте я пройду с вами, пусть он успокоится, не нужно его нервировать. Вы далеко живете? На площади Комсомольская? Знаю такую, здесь же близко.
– Заберите у меня одно мороженое, а то оно вот-вот растает. Гарику куплю другое, дома съест, его необходимо сначала умыть.
– Я как раз шел купить себе что-нибудь прохладное.
Она вручила ему мороженое, оно уже начинало капать. Юлий старался держать его в руке подальше от одежды, нагибался, когда откусывал кусочек. Втроем дошли до угла, где начиналась Комсомольская площадь. Женщина вовсе не желала, чтобы сопровождавший их мужчина знал, где ее квартира. Поблагодарила Юлия, попросила, чтобы мальчик сказал дяде спасибо, попрощался с ним, то – есть, помахал ручкой. Гарик обратил свой взор кверху на рядом стоящего дядю. Освободил ладошку, поднял ручку, пошевелил ею, чем порадовал обоих взрослых.
– Гарик, до свидания! Слушайся маму и папу. – Он услышал от мамаши очередную благодарность. Юлий поднял руку, сделал прощальный жест, развернулся и отправился в магазин мебели, потом глянул на часы, спохватился.
«Поздно уже, не успею что-либо посмотреть и приобрести в мебельном магазине, скоро закроют его», – понял он, и особо не жалел. Теперь ему спешить не нужно, шагал спокойно по улицам города. Кто спешит, тот людей насмешит, вспомнил он поговорку. Сам себе заулыбался, почему-то мама парнишки возникла в его мыслях.
Она была на голову ниже его, но настолько худой, что сквозь платье ребра просвечивали. И спереди – груди девочки-подростка. Увидел ее спину, когда обернулся после прощания. Темные волосы спускались на шею и плечи, доходили сзади до лопаток. Они слегка завивались. Юлий жалел, что не узнал, как же зовут грозную маму. Когда она ринулась на него, глаза сверкали яростью, могла бы ударить, настолько чувствовалась ее любовь к ребенку. Карие глаза усиливали ее гнев за малыша, слезы только подчеркивали реакцию женщины. Ему стало жалко ее. Она попыталась ладонью вытереть с лица жидкость, но не совсем получилось, на щеках были видны следы плача. Каких-то особых симпатий, чтобы познакомиться с ней, у него не возникло. Ну, подобрал ее мальчишку, что в этом особенного? «Шагай вперед, комсомольское племя…» Вырос ты, дружище, давно отдал комсомольский билет.
Интересно, раньше эту женщину Юлий никогда не видел, или не замечал, не особо он обращал внимание на прохожих. Теперь иногда сталкивались то в магазине, то просто на улице, ведь жили они недалеко друг от друга. На ней были одеты очки, шагала всегда быстро, на Юлия не обращала внимания, скорее всего, забыла, кто ее ребенка из кустов вытянул. Он к ней начал присматриваться, даже иногда оборачивался, но тоже не здоровался: раз она его не помнит, игнорирует, то и он не будет навязываться. Стоило бы поинтересоваться, как малыш себя ведет, с ней бы побеседовал, чтобы понять, что она собой представляет. И вообще, вполне возможно, что это не ее ребенок, может быть, нянечкой подрабатывает, или сестричка попросила присмотреть за племянником. В который раз Юлий завелся.
На самом деле женщина узнала его, но в первый раз проскочила так быстро, шла за сыночком в детский сад, что не успела среагировать на знакомое лицо. Когда поняла, кто шел ей навстречу, было поздно мотнуть головой, сказать «Здрасте!». «Но раз он со мной не поздоровался, чего я буду цепляться к нему», – решила она. «Помог сыночку – спасибо, будь здоров, иди своей дорогой, спаситель детей». В душе понимала, что излишняя гордость заедает ее.
И при следующих встречах не здоровалась. Где-то через месяц после потери сына шла она не спеша с Тамарой, близкой подругой, весело болтали. Немного левее прошел Юлий, остановился у киоска, взял газету, там же стал смотреть свежие новости в «Известиях», достал кошелек в поиске мелких денег, чтобы расплатиться. Он повернулся к ним лицом, немного наклонился. Подруга Тамара остановилась, дернула за рукав напарницу.
– Смотри, какой очаровашка! Затащить бы этого симпатягу на ночку к себе домой. Как ты думаешь, он холостяк? Впрочем, какая разница.
– Не знаю, как его зовут, не знаю его семейного положения, но вижу не впервые. Он моего Гарика нашел, успокаивал, когда тот потерялся. Обратил внимание, что кто-то плачет в кустах, слезы ему вытирал. Я на него как набросилась, словно голодная акула на рыбу.
– И ты не знаешь, его имени?
– Мы не представились. Я была расстроенная, накричала с испугу за малого на него, потом, правда, извинилась. И мы с Гариком ушли. Знаешь, сынок не хотел его отпускать, и ему пришлось нас проводить немного. До нашего дома не довела, сказала ему: «Спасибо, всего хорошего». Так мы расстались.
– Подруга, это твоя судьба. Иди, подойди, поздоровайся.
– Сейчас же! Какая еще судьба? Ты продолжаешь верить в бабьи забобоны? Пора бы мысли привести в нормальное состояние. Один раз вышла замуж неудачно, во второй раз муж тебя кинул. Да и у меня жизнь сложилась не лучше. Кому нужны женщины с малышами? А ты – судьба, судьба! Разве мы с тобой заслужили такую жизнь? Видно быть нам брошенными бабами. Вот наша судьба.
– Не пори глупости. Что нам сорок лет? Все у нас будет хорошо. Да, мы в свое время сглупили, бросились в замужний омут, не давая себе времени на размышление. Я бы на твоем месте все-таки подошла к киоску, вроде за женским журналом, газеткой. – Ах, какая неожиданность! Мы с вами где-то встречались. Неужели это вы, мой принц? Можно я вас поцелую, – Тамара громко захохотала, вслед за ней и Наташа.
– Глупости говоришь ты. Давай отойдем.
– Поздно, он на нас смотрит.
– Нет, он втупился в газету.
Между тем Юлий перевернул страницу газеты, нашел более интересные материалы. Хотел перейти улицу, но чуть не натолкнулся на двух дам. Он оторвал голову от газетной статьи, извинился и тут заметил знакомое лицо.
– Это вы? Здравствуйте, как поживает малыш? Больше от вас не убегает? Кажется, его Гариком зовут. Он на меня не обижается? А вы?
– Что вы, что вы, мы оба бесконечно вам благодарны.
Тут вмешалась Тамара: – Вас как зовут? Давайте познакомимся: Наташу, как я поняла, давно уже знаете. А меня Томой зовут.
– Очень приятно. Юлий. – Он пожал руку говорливой даме, затем протянул ее второй, которую назвали Наташей.
– Цезарь значит, – продолжила разговор Тамара.
– Что вы все к Цезарю прицепились, его много веков назад прикончили. Надеюсь, у вас нет умысла и со мной таким образом поступить? – Юлий на две секунды насупил брови, затем улыбнулся, женщины за ним показали свои белоснежные зубки. – Теперь вижу, плохих намерений в отношении меня у вас нету.
– Нет, что вы! Можете не сомневаться, у нас на вас другие планы. Хотим сохранить здоровым, интересным. Как писал поэт: до ста лет расти в радости. – Тамара хитренько посмотрела на Юлия, задумалась. – Если у вас есть немножечко свободного времени, проводите нас к магазину одежды. Здесь недалеко.
– Я никуда не тороплюсь, а побыть немного времени с такими очаровательными девушками, большое удовольствие.
Наташа хотела поправить его, мол, они уже не девушки, а женщины. Потом раздумала: ей то всего двадцать два года, а Томке только на два года больше. Интересно, а сколько ему лет? Не юноша, конечно, немного старше нас. Одевается элегантно, скорее всего, доктором трудится, не зря с Гариком быстро сладил.
Дошли до магазина «Женская одежда». Тамара попросила их подождать снаружи, сама зашла в помещение. Теперь Юлий смог получше рассмотреть стоящую рядом девушку. Одета была в черную юбку, которая заканчивалась немного ниже колен, сверху белая блузочка с лиловым оттенком, видневшаяся за голубым пиджаком. На ногах черные туфли с небольшими каблуками. С плеча спускалась темная сумочка с золотистыми защелками. Вновь обратил внимание на фигуру: талию можно было бы охватить пальцами рук. «Ей что кушать нечего?» – мелькнуло в голове Юлия.
Наташа рассказывала, чем занимается Гарик. Он любит гонять по квартире мячик, быстро бегает, поэтому неожиданно для нее и исчез в тот раз. Просит, чтобы читала ему сказки. Не капризничает. Юлий внимательно ее слушал, глядя в сияющие глаза мамаши. Мамаша очень любит сыночка, понял он. Минут через десять вышла Тамара.
– Я купила красивое платье, но портниха магазина обещала в некоторых местах скорректировать определенные места в нем. Посему, господа, гуляйте дальше. Мы с тобой, Наташа, встретимся в том же месте, где обычно. Не давай скучать кавалеру, поболтай с товарищем минут сорок. Платье продемонстрирую вам обоим лишь в одном случае. – Женщина скосила синие глазки, моргнула и ушла.
– Покинула вас ваша подруга на произвол судьбы.
– Не на произвол, а на вас, Юлий, дорогой наш кавалер. Это не я, Тамара так сказала.
– Бить ее за это не будем? Правильно, что нам судьба, мы сами творим свое будущее. Не надеяться же на бога.
– Иногда сами творим, иногда за нас творят, не спрашивая, хотим ли мы этого. Ой, сказанула глупость, не подумайте, что я о наших случайных встречах.
– Что ж, вперед, навстречу неизвестному. Здесь недалече хорошее кафе есть. Предлагаю зайти. Мой завтрак состоял из яичницы, не мешает пополнить желудок. Да и вам, Наташа, тоже необходимо набрать немного веса. Согласны? Мне кажется, вы работаете моделью, такая изящная, двигаетесь легко.
– Слишком хлопотное занятие ходить по подиуму, шагать так, как тебе велят. Привыкла к свободе. На мою фигуру еда не влияет, не морю себя голодом. Конституция такая. Не нравится мое телосложение?
– Тело слагать не стоит. А фигуре вашей многие могут позавидовать. Надеюсь, порция бефстроганова на вас не отразится?
Действительно, поблизости от магазина увидели кафе, пока ждали заказ, продолжили беседу. Первым короткую исповедь начал Юлий. Сказал, что преподает литературу и язык, где – умолчал. Живет один, поэтому в его рационе в основном салаты и яичница, обедает в столовой или кафе. В свободное время гуляет по городу, валяется на пляже, но больше всего времени с интересной книжкой. Главное все же время уходит на подготовку к занятиям.
Пришел черед Наташи, она разоткровенничалась: – Для меня рассказывать о себе хуже экзамена. У меня растет сынок, с ним вы знакомы. Из моей родни остались лишь мама и брат Леня, он на семь лет младше меня. Жили мы в городе Киров. Отец был полковником Советской армии. В часть, которой он командовал, пришел новобранец. Он начал рассказывать однополчанам, как хорошо живут в Америке, Западной Европе. Как видно наслушался «Би-Би-Си». Об этом доложили командиру полка, тот высшему начальству. Появились люди из органов КГБ. Отца отстранили от работы, ему грозило разжалование, суд. Он застрелился.
Мама с тех пор ходила сама не своя, не жила, а мучилась, ночами не спала, галлюцинации. Она перестала готовить, убирать, следить за собой. Однажды взяла меня за руку, и мы посетили психиатра. Ей посоветовали изменить образ жизни, ходить в кино, театр, больше быть со мною на природе. Она послушалась. Мы смотрели в театре оперу «Чио-чио-сан». Когда уходили, мама споткнулась о ногу мужчины. Она разозлилась, так на него кричала, что посторонние люди уши затыкали. Мужчина долго извинялся, предложил довести ее домой. Так мама познакомилась с Семеном Ивановичем, влюбилась и успокоилась. Мы перебрались в Кишинев, где работал мой отчим. Мама тоже нашла работу по своей специальности, она работала бухгалтером на железнодорожной станции. У нового маминого мужа была большая квартира, у меня своя комната, кровать, столик, живи и радуйся.
Но мне было там не по себе. У них родился мальчик, назвали Леней, родители больше внимания стали уделять ему. Позже, когда брат вырос, окончил школу, начал службу в армии. Но получил травму, вернулся домой, работает в Кишиневе слесарем на заводе. Я их года четыре не видела, после окончания девятого класса решила поехать подальше, выбрала местожительство Челябинск. – Наташа на минутку умолкла, задумалась. Юлию тоже не хотелось ее дальше расспрашивать. Но она продолжила историю своей жизни.
– Когда был жив отец, тогда всего этого на нашем столе было с избытком. Было и радости мног. Я приехала сюда, потому что здесь в городе живет моя двоюродная сестра, моего родного папы племянница. Она немного старше меня, около тридцати лет. Несколько лет воспитывала, кормила неуправляемую девчонку. Благодаря ей, я неплохо окончила девять классов, техникум, работаю технологом на механическом заводе.
– На механическом заводе?! Я там прошел свой трудовой путь, свое взросление. Интересно, кто-нибудь из моих знакомых остался еще на предприятии? Кто сейчас директор завода – Геращенко? Заменили прежнего директора. Благодаря ему, я ушел с завода. Поругались, но это к лучшему, а так до сих пор командовал бы трудягами.
– А кем вы там работали?
– Начал подсобником, а когда уходи, начальником цеха. Пришли бы вы на завод на десяток лет раньше, мы бы давно познакомились.
– Я должна была еще ребенком начать трудиться?
– Простите, пошутил. Расскажите еще, как поживает мой подопечный?
– Большой шалун, наверное, путешественником станет. За ним глаз да глаз нужен, чуть отвернешься, искать приходится. В то же время очень милый парнишка, он для меня надежда и отрада, люблю больше себя.
– Я это заметил. Сегодня кто за ним присматривает?
– Двоюродная сестра Таля, вот ей он подчиняется беспрекословно. Нам пора убегать, иначе разминемся с Тамарой.
Перед уходом из кафе Наташа и Юлий обменялись телефонами. Время подходило к тем сорока минутам, которые им дала Тамара. Она должна была подойти к углу невдалеке от кафе. Юлий проводил ее к месту встречи с ее подругой. Он поблагодарил девушку за время, проведенное вместе, за приятную беседу.
«Сегодня я ее разглядел лучше, необычный свет проблескивает в ее глазах, раньше к ней меня не влекло, – мелькало в его мыслях. – Что завтра будет, пока не определил. Вполне возможно, что я в нее влюблюсь. Вон как заело в мозгах, иду и только о ней думаю, двадцать минут прошло, а уже скучаю». В кафе вглядывался в облик сидящей напротив девушки, видел не накрашенные, но розовые ее щеки. Как мои губы сейчас тянутся к ее полненьким губкам, хочется положить руки на ее тонкую талию, притянуть к себе и целовать, целовать. Но она уйдет, а там нельзя, кругом было полно людей. В любом случае я бы не решился. Не слишком ли я стеснительный?» Юлий настолько застрял в своих эмоциях, что не расслышал последнюю фразу Наташи. Переспросил ее, оказывается, она сказала, что пора идти к магазину.
Тамара уже нетерпеливо ходила вдоль улицы, увидев их, сказала, что хотела уже идти домой, думала, что напарник Наташи заставил забыть ее о своей подруге. Молодые дамы улыбнулись спутнику, попрощались с ним.
Когда они стояли, Юлий определил, что на каблуках Наташа того же роста, что и он. Худенькая, конечно, сверх меры, не зря намекнул, что ей бы моделью быть, на подиуме светиться. Несомненно, дама с характером, палец в рот не клади, откусит. Он никак не мог сообразить, кем ее считать: женщиной или девушкой. Характеристика сложная: есть сынок, но она такая молодая, что неудобно говорить, о ней, как о даме. Для него она милая девушка. В конце концов, разве это имеет значение?
«Я до тридцати трех лет проболтался, не женился, потомства не заимел. Мама не зря меня иногда пилит. Наташа мне очень понравилась, сегодня совсем другая, не та, что в первый раз, а Гарика, ее сына, вполне могу признать своим ребенком. Воспользоваться даром извне не грех, а благородный поступок», – решил Юлий.
Он сам себе задал вопрос, чем Наташа ему понравилась, и ответил: во-первых, она симпатичная, во-вторых, очень любит сыночка, за него любому готова голову оторвать. Вот бы и ему столько же любви. Когда она говорила о Гарике, тогда и увидел Юлий настоящие светло-карие глаза, которые из темных стали лучистыми. Она вся изменилась, показалась ему светлой хорошенькой девчонкой. Нет! Просто необычной девчонкой. Есть у Наташи и третье положительное качество: у нее развито чувство гордости, желает быть самостоятельной, независимой – с мужем не побоялась расстаться, в кафе настояла, чтобы оплатить свою долю расходов за ресторанную кухню. Зацепила она чем-то его.

У Наташи мысли не совсем совпадали с думами Юлия. Он, несомненно, хорош собой, семьи нет, сам Юлий признался – завидный жених. Вопрос, милая дама, насколько ты ему нужна? На одну или несколько ночей? Ты уже имела подобное удовольствие. Сколько продолжалось твое пребывание в роли не то жены, не то подруги для утех? Полгода, затем он исчез, чтобы не платить алименты. Во время, иначе ты бы, если не убила, то покалечила его или лишила некоторых частей тела. Через несколько месяцев после его переезда в ее квартиру, услышала ужаснейшие слова, хуже оскорблений. Посчитал, что сделал одолжение, связавши свою судьбу с ней. Пусти такого мужика в постель, в свою жизнь, потом всю жизнь плачь от сожаления к своему поступку, к себе самой. Но до чего хочется верить, что Юлий надежный мужчина. Он явно интеллигент, умный, честный. Сказал, что женат не был, я ему верю, какой смысл ему врать. До чего хочется жить с таким человеком, доверить ему себя. Но вдруг все, что он говорил ложь? Не пойду же проверять его паспорт. Посоветуюсь с Тамарой.
На следующий день вечером по просьбе Наташи подруга пришла к ней домой.
– Тома, по-моему я его люблю. Что ты мне скажешь?
– Так сразу?
– Почему сразу? Я видела его отношение к моему ребенку, вчера – ко мне. Обязательно встречаться год-два? Привыкнешь, что без этого человека жить не захочется, он раз и вильнул в сторону. Плачь, не плачь, остаешься в лучшем случае одна, а не с ребенком, проверила на опыте. Нет желания повторять прошлое. В конце концов, я ничего не теряю.
– Появится еще дитя, а он в кусты. Не так просто двоих малышей прокормить. Скорая ты на выводы. Знаешь разницу между любовью и влюбленностью? Увидела симпатичного мужчину, понравилась его внешность, жесты, улыбка, приятные сердцу слова, и ты готова признаться ему в любви. Так? – Тамара медленно ходила по комнате, изредка поглядывая на Наташу.
– Кто тебе сказал, что я побегу и буду кричать: «Я тебя люблю!»
– Слушай дальше. Ты его толком не раскусила, ты его хорошо не знаешь. Это просто влюбленность. Сначала познакомься поближе, узнай, чем он дышит, не черты лица, а черты характера, тогда и произноси в душе слова о любви. Юлий ведь намного старше тебя. Не возражай, разница в шесть-восемь лет не так уж важна. Может быть, он за время своей молодости воспользовался десятком женщин и бросил их.
Влюбленность – это мгновения, любовь – это месяцы, годы познания друг друга. Влюбленность – это романтика, любовь – повседневная жизнь, семья. Бывает же неразделенная любовь, некоторые потом от этого с ума сходят, стреляются, прыгают из окна. Не хочу тебе такой участи, моя незаменимая подруга.
– Ты мне еще о Ромео и Джульетте расскажи, – разозлилась Наташа. – Не собираюсь сходить с ума, прыгать из окна. Таких женщин не оценили, хотя они готовы пожертвовать ради любимого жизнью. Закономерно, что в такой ситуации теряешь голову. Но у меня, ты забыла, есть сыночек, моя главная любовь, поэтому вешаться и тому подобное не собираюсь, кто бы меня не обидел, кто бы не бросил.
– Наташа, ты прагматик.
– Нет! Если влюблюсь, стану романтиком, тогда начну петь, хотя голоса нет, слагать стихи, хотя таланта нет, буду говорить ему возвышенные слова, хотя сегодня их не люблю. Мне все-таки кажется, что я его полюбила. Когда его вижу, дыхание замирает, мне хочется обнимать, целовать его, желать его, заволочь в постель… Тамара, не смейся, у нас до этого еще не дошло. Ты поймешь такое мое состояние, когда сама по уши влюбишься, ты отдашься ему, хотя не будешь знать, завтра он будет с тобой или с другой женщиной. Я думаю, что желания мои и Юлия совпадают. Мы понимаем друг друга.
А по поводу твоего сравнения влюбленности и любви, у меня такое мнение: симпатия – когда нравится внешность, влюбленность – когда нравится и внешность и поведение партнера, любовь – когда не смотришь на внешность, а на поведение и характер, когда не ищешь в нем недостатков. Ты не имеешь права делать ему больно, он – тебе.

Глава 3
Они шли по улицам города. На предложение пойти в кино или театр Наташа ответила отказом, ничего интересного не ставили, лишь бы что смотреть желания не было. К тому же ей очень хотелось понять, чем дышит идущий рядом мужчина, насколько ему можно доверять. На данный момент он ей нравился. Спокойный, не нахальный, не лезет, куда не положено в первый день знакомства. Та встреча, когда она искала Гарика, не в счет. В тот раз хорошо не рассмотрела его, совсем другое заботило Наташу.
Прошло две недели после встречи, когда они представились друг другу. Наташа жаждала опять увидеть его. Но Юлий позвонил, что в первую субботу друзья пригласили его пойти в горы. Он предварительно сообщил ей о походе, предложил присоединиться к их группе. Но одно дело побродить по ровной местности, походить в лесу, другое – лазить по скалам. Еще сорвешься, хорошо, если насмерть, а если покалечишься, кому ты нужна будешь. Конечно, она не согласилась, это не для нее.
Во вторую субботу Юлий был снова занят: срочно понадобилась статья для университетского журнала. Сообщили ему перед самым выходным. Наташа услышала от него извинения, многократное простите. Она испугалась, быть может, у него лишь отговорки, пообещал встретиться и раздумал.
Все же свидание состоялось. Они идут рядышком, Сердце Наташи трепещет. После двух занятых выходных, Юлий договорился с ней встретиться в понедельник в шесть часов вечера. Она тут же согласилась. Перед выходом из квартиры примерила одно платье, другое, отложила их в сторону, решила пойти в коричневом костюме. Надела туфельки на каблуках, посмотрела на себя в зеркало: нормально. Чуточку подкрасила губы, хотя они у нее никогда бледными не были, и вышла из квартиры.
Осень, довольно ветрено, шуршат под ногами опавшие листья деревьев. Оба надели демисезонные пальто, на шее теплые шарфы, на его голове осеняя фуражка, на ней шерстяная вязаная шапочка. Оделись так не зря. В этот день резко похолодало. Наташа не испугалась, теплая одежда не давала ей замерзнуть. И в кафе она отказалась идти. Шли рядышком, как образцовые детки, слегка жестикулировали руками. Юлий рассказывал о своем походе в горы, живо жестикулировал руками. Когда пересказывал анекдоты, которыми в изобилии делились его товарищи, оба дружно смеялись. Они не заметили, как бежало время. С каждым часом температура воздуха снижалась, начал дуть пронзительный ветер. Он едва не сорвал с них головные уборы, пришлось придерживать их рукой.
– Я проголодался, магазины закрыты, поэтому у меня имеется другое предложение: давайте махнем в ресторан, заодно и спрячемся от такой злой погоды. Очень люблю тепло. Может быть, еще работают подобные заведения.
– Я смотрю, любите вы такие заведения: рестораны, кафе. И постоянно ходите голодный.
– Больше всего я питаюсь в столовых и кафе . Где же мне еще кушать? Самому готовить нет ни желания, ни умения. Зато я не переборчивый.
Они подошли к одному – закрыто, нашли другой. Увидели через окно, что там есть свет, но дверь закрыта. Начали стучать. Тут свет и погас. Через несколько секунд вышла крупная, полная, средних лет женщина, прилично одетая, в руках у нее было две сумки.
– Чего стучите? Не видите, что закрыто.
– Вы пустили бы нас переждать непогоду, да и заказ приняли.
– Что же вы на часок раньше не пришли? Из ресторана даже уборщица ушла. Погодите, на улице Советской сегодня ресторан должен быть открыт. Там какое-то совещание проводят, а скорее всего, пришли после заседаний. Надеюсь, вас пропустят. Не оставлять же такую симпатичную пару голодными. Вы и так тощие. Он недалеко, повернете за угол, метров двести пройдете, увидите с правой стороны вывеску «Весна».
– Большое спасибо! – изрекли одновременно Юлий и Наташа.
Нашли «Весну», но и здесь стеклянная дверь была закрыта. Постучали раз, второй. Кто-то подошел изнутри к дверям, глянул в окошко, завернулся, собираясь уйти обратно. Юлий снова стукнул кулаком, стекло задрожало. Дверь слегка отворилась, показалось лицо охранника.
– Не видите, что ресторан закрыт?
– У вас же люди сидят, – выступила вперед Наташа.
– Сидят, кому положено.
– Дедушка, вы еще не на пенсии? Что не узнаете второго секретаря горкома партии? Обязательно предъявить документы? – Юлий скривил лицо в недовольной мине, полез в боковой карман пиджака.
– Извините, откуда же я могу знать, что вы работник горкома партии. Проходите, пожалуйста. Добро пожаловать. Гардеробщицы нет, могу за вами поухаживать.
– Спасибо, мы сами справимся.
В левом углу были составлены столы, за которыми сидели порядка двенадцати человек. На столах стояли полупустые бутылки с коньяком, графины с зеленоватой водой. Клиенты громко шумели, издали не разобрать о чем. Юлий с Наташей выбрали столик в стороне от них. Только теперь они услышали, что в салоне ресторана звучит негромкая музыка. Официантка не заставила их долго ждать. Увидела их, но подошла не к ним, а к охраннику.
Юлий наклонился к Наташе, прошептал: – Сейчас будет дедушку допытывать, зачем он пустил посторонних людей. И попрут нас отсюда.
Официантка вернулась, подошла к ним. Предложила меню, но они попросили ее назвать блюда, имеющиеся на данный момент в наличии. Выбрали жареную рыбу, весенний салат и кофе. Не прошло и пяти минут, как все было на их столике. Парочка переглянулась между собой, без слов понимая, что хотели сказать: оперативно работают в ресторане.
Наташа, сидевшая лицом к другой компании, обратила внимание, что те стали пялиться на них, явно о них что-то говорили. Она сказала об этом Юлию. Тот махнул рукой, пусть, мол, глазеют. Мы с тобой не из их числа. Один из пировавших направился к ним, предложил Наташе потанцевать с ним.
– Вы покушали, а мы еще нет. Пожалуйста, не мешайте, – насуплено сказал Юлий.
– Я вам не мешаю, я пригласил даму.
– Вам ясно ответили. У вас за столом есть женщины, танцуйте с ними, – спокойно заявила Наташа.
Больше их не тревожили. За час они спокойно съели ужин, запили кофе. Юлий предложил потанцевать, но Наташа отказалась. Они встали, к ним подошла та же официантка, рассмеялась.
– Мне один из тех товарищей сказал, что знает всех в обкоме партии. Вы не из их числа. Но он хороший человек, никому об этом не сообщил, не выдал вас. Я с ним давно знакома, только мне и шепнул. Довольны едой? Счастливо, ребята.
К этому времени дождь закончился, ветер не так уж буйствовал. Но облака обволакивали небо. Они решили, что пора разойтись, но кавалер, как истинный джентльмен, настоял на проводах Наташи до самого дома. Они стояли напротив друг друга. Юлий взял ее за обе руки. Он решил ее поцеловать, но она поняла его намерения, заявила, что слишком поздно, время спать. Он пожелал спокойной ночи, подождал, пока она закроет входную дверь подъезда, и со вздохом направился домой.
Были еще две встречи. Первая непродолжительная, Наташа спешила к своему сыну. Собираясь к Юлию, договорилась, что Гарика заберет двоюродная сестра, ведь хочется дольше побыть с таким приятным кавалером. Таля была ей больше, чем мать. На этот раз решили посетить кинотеатр. Не совсем привычная обстановка для момента: слева люди, справа тоже, поцеловать даму невозможно. Оставалось держать ее руку в своей, тихонько поглаживая большим пальцем. Вышли… Вновь им не повезло, хотя позже Юлий поймет, что все-таки счастье было на их стороне. Они спокойно говорили, когда вновь грянула осенняя гроза с косым сильным дождем. Они бегом дошли до места проживания Наташи. Обычный хрущевский четырехэтажный домик с небольшими балконами. Таких в этом районе было много. Юлий пожелал ей хороших снов, хотел удалиться. Но разве могла она оставить его под таким ливнем? Пригласила в дом переждать грозу. У него радостно екнуло сердечко.
– Юлий, раздевайтесь. В квартире тепло, батареи выполняют свое предназначение. Так что за час ваше пальто высохнет. Сейчас я вскипячу чайник, чтобы отогреть наши души, – Наташа вышла в кухню.
Второй раз непогода загоняет его в квартиры девушек. Удивительно! Он пока стал рассматривать салон, в котором оказался по вине природы. «Квартира не большая, – констатировал Юлий в своей голове. – Дверь в спальню закрыта, ее размеры можно лишь угадать. Сядем на диванчик, рядышком столик с четырьмя стульями. На стене висят две фотографии в рамках: мужчина в военной форме с погонами полковника – понятно, это отец, а рядом женщина, мать, больше некому. Напротив фотографий на тумбочке стоял небольшой телевизор. Обернемся, что у нас над диваном? Две картины: лесная поляна, занесенная снегом, орел, выискивающий добычу, крыса, убегающая от птицы в поисках убежища, на второй – водопад на фоне высокой горы. Разнообразные изображения». В годы учебы ему говорили, что обстановка в доме указывает на характер жильца. Характеристику Наташе, на основе увиденного, он не составил.
Юлий перестал глазеть по сторонам, взялся за женские журналы, лежавшие на столике, полистал один, другой. Наташа зашла с чайником, увидела в руках гостя журналы, забрала, бросила на один из стульев.
– Нечего в женские тайны заглядывать. Вы предпочитаете чай в пакетиках или заварной? Варенья нет, но есть сладкие вафли, сахар на столе. Широчайший выбор. Крепких напитков не предлагаю, у меня их нет, – Наташа рассмеялась. – Только крепкий чай. Давайте я за вами поухаживаю, налью в чашки чай. Сейчас включу телевизор, время последних известий. Послушаем, что нам хотят сообщить.
– Вы во все верите, о чем нам вещают из экрана?
– Разные новости бывают, не мне же их проверять, где правда, где фантазии. Вам не с руки говорить так о работниках телевидения. Вы занимаетесь учебой, воспитанием будущих кадров. Если все отвергать, то не стоит смотреть телевизор, читать газеты, книги.
Юлий поднял чашку чая, направил руку в сторону Наташи: – Давайте сдвинем наши чаши с горячим напитком и… перейдем с вами на «ты», ведь мы уже много дней знакомы. Как приятно сидеть за этим столиком. Где-то гром гремит, буря деревья гнет, а мы за каменной крепостью, все нам нипочем. Общаемся в тепле и радуемся.
– Постараюсь выполнять ваше…, прошу прощения твое предложение. Хотелось немного больше знать о тебе, что ты преподаешь в школе. Судя по комплекции, тебе подошел бы такой предмет как физкультура.
Гость рассмеялся. Наташа надула губы, опустила брови, глаза потемнели. – Не сердись, твои предположения не оправдал, физрук из меня никудышный. Тружусь в университете, веду русский язык и литературу.
– Теперь я должна перед тобою каяться, просить прощение. Ты ведешь себя довольно скромно, поэтому сделала такой вывод. Пойду, проверю нашу одежду. Юлий, извини за вопрос: ты ведь женат, дети есть?
Он снова рассмеялся: – Какие вы женщины догадливые. Трижды был женат, нет, наверное, четырежды. Наташа, извини, пошутил, никогда еще ни одна дама не соблазнила меня на женитьбу. Закоренелый холостяк.
Наташа подошла к вешалке, на которых сушились пальто, пощупала их: – Они еще не высохли, а дождь как был проливной, так и теперь продолжает лить.
– Намоченному пальто ничего не страшно. Большое спасибо, милая, гостеприимная хозяйка. Пусть дом твой будет полон счастья, здоровья. Знаешь, чего здесь не хватает? Цветов. Но я их не купил не из-за жадности. С ними ходить неудобно. Эту оплошность в следующий раз обязательно исправлю.
– Следующий раз будет?
– У меня сомнений нет, а ты как считаешь?
Она изучающее посмотрела на Юлия, решила проигнорировать вопрос. – Сегодня тебе придется остаться здесь, никуда тебя не отпущу. Дело не в пальто, а в том, что можешь простудиться, а ухаживать за тобой некому. Ты неплохо расположился на диване, видно ему понравился, будешь и спать на нем.
– У меня еще одно пожелание: хочу, чтобы посещение мною твоего дворца было многоразовым, не зависящим от погоды.
– Мне понравилось, что твои мечты ограничиваются вполне реальными, выполнимыми возможностями. Жизнь часто ломает грандиозные планы. Лучше меньше, но успешнее. А теперь к делу. – Наташа на пару секунд замерла, как бы подводя итог ранее сказанному, затем продолжила. – В квартире мы вдвоем, поэтому ты спишь здесь, а я в спальне. Не обижаешься? В спальне нет замка, но если ты зайдешь и захочешь близости со мною, я тебя никогда не прощу, моя квартира для тебя будет навсегда закрыта. Поверь, мне хватило одного нахала.
– Наташенька, постараюсь не слезать с этого любимого дивана, пока ты не проснешься и не выйдешь в зал.
– Договорились, хотя не запрещаю бродить по остальному пространству квартиры. Спокойной ночи. Что-то погода никак не успокоится. Иногда и такое безобразное поведение неба приводит к приятным встречам, разговорам, событиям.
– Еще минутку внимания, расскажу один случай из моей жизни, вспомнил, где мне однажды пришлось ночку переночевать. Был пацан, лет четырнадцати. После длинной рабочей смены на машиностроительном заводе, можно идти на отдых. Спал обычно в одном из уголков завода, завтра с утра начиналась новая смена. Искал место, чтобы шум работающих станков до меня не доносился. Мое любимое место захламили, положили металлическую стружку для литья. Искать новое лежбище поленился, да и потянуло меня на свежий воздух. Почему? Сам не знаю. Мне приходилось и раньше попадать в такие условия.
Прошелся по городу, стемнело, стал зевать. Тут, наподобие сегодняшнего климата, погода испортилась. Ветер гнул кроны деревьев чуть не до земли, меня то толкало в спину, а когда поворачивался навстречу ветру, останавливало мое тело. Куда бы спрятаться, где бы найти прибежище от бури, где пристроиться подремать? Ничего подходящего не видел. Смотрю домишко полностью разрушен, часть его, как видно, пошла на топливо. Обошел остатки жилья, думал найти прикрытый уголок. Нет, некуда залезть, спрятаться негде. Во дворе только старенький туалет без дверей остался. Решил идти дальше, но передо мною в этом же дворе нарисовалась довольно широкая собачья будка, раньше ее не видел, вокруг темнота.
Подхожу к ней с опаской, мало ли кто там завелся. Никого. Залез в будку, лег и заснул. Так спокойно я давно не спал. Утром проснулся, удивляюсь, почему мне так тепло, осень ведь. Открываю глаза, бок о бок со мною собака с густой шерстью. Вначале испугался, потом понял, что и ей общество понадобилось, чтобы согреть тело. И она открыла глаза, моргает, ждет, что я буду делать. Я ее погладил, сказал несколько добрых слов в ее адрес, извинился, объяснил, что мне пора идти на работу.
– Интересная история. Не намекаешь ли ты, что тебя нужно согревать, – Наташа засмеялась. – Хитрюга ты!
– Нет, милая, хорошая хозяйка. Мне от воспоминаний сегодняшнего вечера будет тепло, так что не беспокойся. Извини, что задержал. Спокойной ночи, добрых снов.
Юлий проснулся рано, посмотрел на часы – шесть часов. Оделся, сел и задумался. Сегодня после занятий со студентами ему предстоит сделать доклад о творчестве Александра Солженицына. Подготовке его уделил целую неделю. Стоит подумать о работе над докторской. Из дверей спальни, зевая, показалась Наташа в теплом распахнутом халате, со слегка припухшими глазными мышцами, волосы на голове были в растрепанном состоянии. У него чуть слюнки не потекли, когда увидел кусочки беленькой кожи, кусочки ее выпуклостей.
– Доброе утро. Кажется, обещал спать до тех пор, пока я не выйду.
– Мне на сон времени хватило, а вот ты явно не дружила с подушкой.
– Ты прав, она никак не хотела меня убаюкать, – Наташа закрыла заинтересовавшие гостя места. Не рассказывать же ему, о чем она несколько часов думала. Ей хотелось, чтобы, несмотря на запреты, он пришел к ней в спальню. Ей ведь не впервые спать с мужчиной, она не девственница. Пусть даже он больше с ней никогда не встретится. Наташа ощущала его всем телом, будто он касался ее интимных мест. Она ночью переодела ночную рубашку, та, что на ней, стала влажной. Едва под утро уснула, за этот небольшой промежуток снились хорошие сны, только она сразу же их забыла. Он прав, она не выспалась. Не страшно, после работы приляжет.
– На завтрак предлагаю манную каша, сметану с творогом, омлет. Что выбираем?
– Только сметану с творогом и, если есть, белый хлеб.
– Заказ принят.
Покушали, запили чаем. Одновременно покинули квартиру. На прощанье Юлий взял ее руки в свои и поцеловал их, она на мгновение прижалась слегка телом. Им нужно ехать на разных автобусах, в противоположных направлениях.
Они не встречались целый месяц, но Юлий почти ежедневно ей звонил, спрашивая, как дела, чем занималась после трудового дня. И у нее похожие вопросы были. В этот раз он позвонил ей поздно вечером. И после короткой беседы спросил:
– Завтра в ресторан пойдем?
– Ты хочешь меня споить?
– Хороших женщин не спаивают. Проведем вечер среди шумного бала.
– Я не против.
– За тобой зайти? Нет. Тогда встречаемся у входа в ресторан «Центральный» в восемь вечера.
Наташа догадалась о причине похода в злачное заведение – доклад Юлия был встречен бурными аплодисментами, но промолчала. Днем она зашла к подруге Тамаре, та была классным специалистом-парикмахером. Тома провозилась более получаса над прической, сказала, что в таком виде можно и на свадьбу идти. Подставила Наташе с разных сторон зеркало.
– Довольна?
– У тебя золотые руки, огромное спасибо. За мной должок.
– Правильно. Забронирую место за праздничным столом возле невесты. Удачи тебе, Наташенька. Будь смелее.
– Ты у меня всегда на первом месте.
Наташа опоздала на пятнадцать минут, извинилась. Юлий тут же вручил ей букет роз. В ресторане мест фактически не было, но он заранее заказал столик. Один из работников провел их к месту. За столом сидела молодая пара. Они удивленно взглянули на пришедших, им очень не хотелось, чтобы рядом сидели другие посетители. Вздохнули, поняли, что ничего не поделаешь. Официант принес шампанского, вареных красных раков и салат, в котором были намешены зелень, картошка, зерна кукурузы, огурцы.
– В салате лук есть? – спросила Наташа. Ей совсем не хотелось, чтобы изо рта исходил горький запах.
– Нет, – ответил официант. – Если хотите, то добавим.
– Спасибо, не нужно.
Молодая пара вначале стеснялась, разговаривали шепотом, но потом освоились, перестали обращать внимание на параллельно сидящих клиентов. Юлий с Наташей следовали их примеру. Бутылку откупорил официант, разлил по бокалам.
Юлий поднял бокал, Наташа последовала его примеру.
– Хочу тебя поздравить. Рада за тебя. Пусть тебе всегда сопутствует удача, счастье. Ты талантлив.
– Еще должны утвердить в высших инстанциях. Тогда мы с тобой отметим в более широкой обстановке вместе с моими коллегами.
Они заказали еще красного сухого вина, пока же одновременно с молодой парой вышли на площадку танцевать. Наташа иногда клала свою головку ему на плечо, Юлию было приятно. Он стал поглаживать ей спину. Рядом их соседи не столько двигали ногами, сколько губами – они целовались. Юлий сжал губы, показывая, что он не против такой процедуры. Наташа отрицательно покачала головой.
Они ушли, когда в зале ресторана еще было полно народа. Хотя на их головы и плечи падал снег, холодно не было. У выхода Юлий обнял Наташу, поцеловал, она не возражала. Кто-то запипикал. Вблизи ресторана стояли несколько таксистов, один из них замахал рукой, приглашая клиентов в свой автомобиль. Наташа и Юлий сели на заднее сиденье, он успел сказать адрес, но она не расслышала. В машине он держал ее руку в своей, нежно сжимая ладошку. Когда таксист остановился, они вышли. Наташа не поняла, куда они приехали.
– Где мы? Почему не у моего дома? – вид у Наташи был сердитый.
– Зачем впадать в панику? Мой дом, твой дом. Поднимемся на второй этаж, не понравится, отвезу в твою квартиру.
– Привез к себе? Ладно, зайду, познакомлюсь с твоим жилищем.
Юлий пропустил вперед гостью, она сразу прошла в салон, стала оглядываться. Чисто, стены белые, на них ничего не висит. Сама квартира солиднее, раза в полтора больше, чем ее. Почти такой же, как у нее диван, перед ним телевизор, в углу на подстилке сложены книги. Через двери спальни видна деревянная кровать.
– Не успел купить дополнительную мебель, мне квартиру недавно выделили, – оправдывался Юлий. – Девушка, может быть, вы позволите снять с вас хотя бы верхнюю одежду. Вешалку уже прибил.
Наташа вручила ему пальто. – Песенку знаешь: «А на большее ты не рассчитывай».
– Зачем так категорично? Диван к вашим услугам. Кажется, у меня где-то лежит большая банка, чтобы поставить цветы.
– Не вздумай присвоить их, они подарены мне. А мебель не приобрел, потому что много времени уделяешь женскому полу?
– Только тебе.
Юлий повозился на кухне, принес на подносе различные сухофрукты. – Угощайся. Еды не предлагаю, хоть ты не очень усердно работала в ресторане. – Он сел рядом с Наташей, погладил по волосам, потом приник к ее губам. Они оказались мягкими и вкусными, не хотелось отрываться. Зато ее голова вывернулась.
– Ты что! Я же могу задохнуться.
– Милая Наташенька. Я так давно не прикасался к губам, за исключением своих, что не только вкус не помню, но и толком не знаю, как их называть.
– Ты сам себя тоже целуешь? Как, покажи.
Юлий сжал губы, чмокнул ими. Оба залились от смеха. Успокоившись, Наташа выставила губы, предлагая их целовать, он не замедлил воспользоваться таким щедрым предложением. Ему стало жарко, скинул галстук, расстегнул рубашку. Приник к телу женщины и стал творить то, о чем час назад думал, но не надеялся. Его руки залезли внутрь кофточки, проверяя, что такое женская грудь. Так долго это не могло продолжаться, оба поняли ситуацию момента, перебрались в спальню. По дороге Юлий многократно повторял:
– Я люблю тебя! Ты самое дорогое, что есть в моей жизни. Рад, что нашел тебя, рад, что есть такая женщина. Во мне все трепещет при виде тебя.
Их нежные объятия длились до утра, спать вовсе не хотелось. Иногда, устав, лежали на спине, тихонько перебрасываясь фразами. Наташе до того понравилось буйствовать с Юлием, что решила поделиться своим прошлым.
– Я чувствовала себя с моим первым мужем каменной. Мне казалось, что то, чем мы занимаемся, необходимость, работа. О какой любви могла идти речь? Он меня взял силой, только потом мы поженились. Тогда еще не знала, что такое любовь. Теперь меня поволокло в чистое небо, я затрепетала, ждала той минуты, когда ты меня поцелуешь. Я сначала отказывалась верить самой себе и тебе тоже. Боялась, что все сама придумала про наши отношения. Поэтому раньше не разрешала прикасаться ко мне. Погоди ты! Ладно, ненасытный, потом доскажу… Скажи, почему с тобой так хорошо? Даже, если бросишь меня, не обижусь.
– Почему я должен тебя бросать? Разве что на койку могу. Нравится ли мне? Не то слово. Обожаю, люблю от макушки до пяток. Ты взволнована, можно я тебя успокою? – Юлий вновь стал ее целовать в разных местах. Они были вдвоем в каком-то недосягаемом пространстве. Для них весь мир перестал существовать, только он и она.
Вдруг Наташа рассмеялась, Юлий вопросительно глянул на нее: – В чем дело?
– Девственность я потеряла, когда пришла с Андреем из ресторана. Сейчас, побывав в подобном заведении во второй раз, поверь, только дважды была в ресторане, вновь теряю девственность. Не смейся: считаю, что женщина с новым мужчиной ведет себя, как будто с ней это впервые в жизни. Чего хохочешь? Ты сегодня лишил меня девственности. – Она не выдержала, глядя на смеющегося во весь рот Юлия, сама расхохоталась так, что только поддержка друг друга помогла им не упасть на пол с кровати.
В десять утра они оба приняли душ, оделись. Юлий заранее купил сосиски, кислую капусту, печень трески в банке. Завтракать было чем. Включили телевизор, но ничего необычного не было, отключили.
Наступила весна. Не зря говорят, что это пора любви. Как только у Юлия выдавалось несколько свободных часов, он звонил Наташе, спрашивал, кто к кому придет. Если она соглашалась принять его у себя, то непременным участником их встреч был Гарик. При встрече старший друг делал серьезную мину, но когда паренек смеялся, он вторил ему. Мальчик всегда радовался приходу дяди Юлия, втягивал его в свои игры.
В такие минуты Наташа любовалась ими, подшучивала над ними, говоря в шутку, что она может идти гулять, им и без нее весело.
– Отпустим маму одну гулять неизвестно где? – спрашивал Юлий у мальчика, а сам подмигивал ему, затем косил глазами в разные стороны.
– Нет, не отпустим! – кричал Гарик и радостно заливался от счастья, ведь решающее слово его.
– Правильно, нечего шататься, где попало. Еще кто-нибудь нападет на тебя, кто нас ужином покормит. Присоединяйся лучше к нам. Мы тебя сейчас научим строить пирамиду, похожую на египетскую. Так нельзя, нужно подбирать кубики по краске, чтобы все, кто придет в наш дом, засмотрелись. Так, Гарик?
Юлий уделял много внимания малышу и не только ради Наташи. Ему было интересно с Гариком. Приносил ему детские игрушки, садился с ним на пол, открывал только сегодня купленную коробку и помогал Гарику осваивать новую игру. Когда выбирались на улицу, сражались в футбол, носил на закорках, порой укладывал его спать. Мальчику он понравился с первого дня, теперь Гарик в нем души не чаял. Когда Юлий приходил к ним в дом, тот бросался к нему, поднимал руки, чтобы обнять доброго дядю. Гость сразу и раздеться не успевал. Строгая мама настоятельно просила отстать от дяди, требовала, чтобы сынок дал Юлию снять пальто. Приходилось малышу нехотя слезать с рук мужчины. Ему очень хотелось немедленно поиграть с этим приятным дядей. Юлий не разочаровывал его.
Вначале он приносил Гарику конфеты, но Наташа строго запретила таскать малышу сладости. Юлий стал покупать занимательные игры, обучать, как с ними обходиться. Часто втроем совершали пешеходные прогулки по городу, забредали в зоопарк. Бывало, что Наташа оставляла сыночка у двоюродной сестры, тогда они были свободны в разговорах и действиях. Почему не воспользоваться представленной возможностью, обнять, целовать любимую женщину. С каждым днем она нравилась ему все больше.
«Интересно, он долго собирается вот так время от времени встречаться со мной, забавляться с Гариком, иногда ублажать себя и меня в постели?» – не первый день задавала себе вопрос Наташа. Ей хотелось постоянства, тем более он ей безумно нравился. Наташа не представляла, на какой шаг она пойдет, если Юлий бросит ее. Спрашивать у мужчины такое она не отважилась. Он словно услышал обращенные к нему мысленные слова, слегка откашлялся, долгим внимательным взглядом порадовал женщину.
– Наташенька, можно мне высказаться. Я с тобой не потому, что мне нужна женщина для интимных отношений, а потому, что мне очень нравишься. Ценю не только твою внешность: ты идеал, ты красавица! Главное в тебе увидел не только замечательную даму, увидел человеческое отношение ко мне, а в первую очередь, твою безмерную любовь к своему сыну. Оба вы прекрасные, обоих люблю!
– Спасибо тебе за откровенность. Я в тебе заметила те черты, о которых только что говорил, оценила твои отношения с Гариком. Очень важна связь родителей с детьми, порою больше, чем связь мужа и жены. Супруги могут друг на друга обижаться, но на детей нельзя, чтобы они не сотворили. Я ругала Гарика, когда он сбежал от меня, но не сильно, ведь я его люблю, он самое дорогое в моей жизни. Кто из ребят не шалит? Они же с каждым днем мужают, энергии много, находят на что ее потратить.
– Я и Гарик приняли друг друга с первой минуты нашего знакомства. Ты пришлась мне по душе немножко позже, извини за откровенность. Еще чуточку позже понял, что ты моя единственная любимая женщина, которую я так долго искал. Ты честная, ты добрая, ты умница. Мне кажется, что тебе давно нужно найти новую работу, которая была бы по душе. На мою помощь можешь вполне рассчитывать. – Юлий прервал свой монолог, обнял Наташу, стал целовать губы, щеки, одним словом, все лицо и ниже. Затем с трудом оторвавшись от такого вкусного тела, попросил ее присесть на диван.
– К чему мы с тобой затеяли этот разговор? Мне кажется, что пришло время к нашей более тесной связи.
Наташа рассмеялась. – Бывает еще более тесная связь? Не предлагаешь ли нам стать извращенцами?
– Ты меня плохо знаешь, раз в твоих мыслях появилось такая загогулина. Предлагаю пойти в ЗАГС, расписаться, стать семьей. Я хочу усыновить Гарика. Ты же видишь, что он со мной согласен. Он станет нашим общим сыном. Я тебя сильно люблю, даже когда не рядом с тобой, думаю о тебе, о нашей совместной жизни.
– Ты серьезно? – Наташа вскочила с дивана, повалила и набросилась на Юлия. – Я тебя сейчас растерзаю. Ждала такого признания раньше, сомневалась, что ты мне предложишь выйти за тебя замуж. Милый мой, любимый мой, можно я тебя немножко раздену, чуть-чуть, догола? Такие славные речи произнес, а я не приготовилась к тому, чтобы передать тебе о моем отношении к тебе, о взаимности любви.
Вновь диван оказался немного тесноватым для передачи накопившихся эмоций. Уже без одежды перешли на кровать. Еще ни разу оба не ощутили такого возбуждения, такой вспышки любви, отдачи своей энергии до полного изнеможения. Первым сдался Юлий, он был весь мокрый, она ненамного была суше его. Пошутили, кому первому идти в душ. Наташа нашла на тумбочке маленькую беленькую пуговицу.
– Угадаешь – первым пойдешь, нет, то сначала я залезу в ванную.
Юлию трижды пришлось указывать, в какой руке пуговица. Первый раз он угадал, но она сказала, что дружок подсмотрел. Второй раз удача выпала на ее долю, но Наташа смилостивилась и разрешила вновь пройти проверку на угадывание. Опять он правильно указал, где спрятана нехорошая пуговица. Мужчина был милостив, попросил, чтобы она ему разрешила пойти после нее. Когда она закончила плескаться, Юлий ждал ее с полотенцем. Обернул вокруг ее тела, растер, отвел к кровати, затем сам занялся водными процедурами.

Глава 4
До того Наташа радовалась его признанию в любви, что всю ночь не спала. Ей хотелось постоянных отношений, его ласк к ней, сама хотела бы заботиться о нем, а он, конечно, о ней и Гарике, желала настоящую дружную семью. Одна незавидная у нее уже была. «Не хочу совершать еще одну ошибку». Ей припомнился тот промежуток времени, когда она жила с первым не то мужем, не то приживалой. Какой там муж! Она ни дня не была счастлива с ним. Наташа никак не могла выбросить из головы его поцелуи, сладкие слова о ней. Ночью мысленно рассказала историю своего прошлого Юлию.
«После расставания с мамой, я жила у двоюродной сестры, но совесть не позволяла существовать за ее счет. Поэтому поступила в техникум, где готовили работников среднего звена для промышленных предприятий, получала стипендию. По вечерам приходилось подрабатывать в мастерской по ремонту мебели уборщицей. Я была на третьем курсе, когда одноклассницы по школе пригласили меня к одной из них. Вечеринку назначили по случаю 8 -го марта. Девчатам не хотелось сразу окунаться в другую жизнь, другой коллектив. Мы скучали по школе, хотя, когда учились, мечтали скорее ее окончить. Наша компания и раньше собиралась у кого-нибудь из нас, иногда на природе. Шутили, спорили, ребячились, как малые дети. Да сколько нам было, каких-то семнадцать лет.
В этот раз я оказалась в компании мужчин постарше нас, не знаю, кто их привел. Те принесли водку, вино, колбасу и немножко других продуктов. Было весело, много шутили, ребята вели себя немного нахально. Мне показалось, что так и положено. Андрей сидел напротив меня, все время улыбался, строил мне глазки. Если говорил всем, все равно неотрывно смотрел на меня. Каким-то образом оказался рядом со мной, наверное, поменялся местами. Наговорил кучу комплиментов. Какой девушке не понравится такое ухаживание?! Андрей меня потихонечку споил, затем оказались одни в спальной комнате. Он продолжал ублажать меня красивыми словами. Так он воспользовался случаем. До меня стало доходить, что творю нечто неразумное, пыталась оттолкнуть, отвергнуть, но сил моих не хватило, к тому же в голове от вина шумело. Я как бы отключилась. Вполне возможно потому отдалась, что некоторые мои сокурсницы хвастались, что уже не девственницы. Очнулась утром почти голая, не понимая, что я совершила. Парень даже не проводил меня домой.
Через неделю я увидела Андрея, он встречал меня, когда возвращалась из техникума. Мне было скучно, никуда кроме кино не ходила, поэтому разрешила проводить меня до общежития, куда я перебралась от двоюродной сестры. Мы встречались некоторое время, прерывали, когда сдавала экзамены в техникуме, затем снова проводили вечерние часы вместе. Целовались, обнимались, но до близости я больше его не допускала. Мне еще учиться и учиться, вся молодость впереди. И не поняла, когда она закончилась. Андрей пришел за мной в воскресенье оторвал от подруг, от занятий, повел меня в заброшенный садик, где стояла старая лавка. Здесь мы от души нацеловались, он получил удовольствие, проникнув ко мне за лифчик, я не сопротивлялась, мне даже понравились его прикосновения. Когда почувствовала напряжение тела Андрея, встала, сказала, что мне лучше вернуться в общежитие. Он предложил еще часок погулять.
– Наташа, ты целый день вертишься в одной компании. Не надоело тебе? Приглашаю тебя в ресторан, – неожиданно предложил он.
– У меня нет денег.
– Об этом не волнуйся.
Я впервые была в таком заведении. Зайдя, долго оглядывала само помещение, сидящих за столами, пока Артем договаривался с официантом о месте, за которым мы могли бы посидеть. Когда на стол положили меню, стала просматривать его, удивилась: таких названий блюд я никогда не слышала. От цен в голове закружилось. Мои родители были не из бедных, но никогда не водили меня в ресторан, да и сами не ходили. От водки я отказалась, поэтому кавалер заказал сладкое вино, легкую закуску, пирожное. Мне было весело, весь вечер меня смешил Андрей. Мы пили вино, чокаясь, при этом мой напарник всегда провозглашал тост: «За мою красавицу!», «За мою любовь!» Я просила его не говорить так, стыдно, люди же кругом. Потом танцевали все подряд. Сколько выпили вина, не помнила, вроде видела на нашем столике две бутылки. Денег Андрей не жалел.
Я оказалась в какой-то квартире. Сопротивляться не было смысла. Андрей помог мне раздеться, уложил на жесткий диван. Утром предложил пойти зарегистрировать наш брак. Он был старше меня на пять лет, работал в автомастерской. Я и сегодня не понимаю, что со мной произошло, почему совершила такую глупость. Я до встречи с Андреем никогда не притрагивалась к алкогольным напиткам.
И тут я поняла, что со мной происходит нечто необычное: меня стало часто тошнить, хотя еда такая же как всегда. Мне подружки и подсказали, что вполне возможно, я забеременела. Я тут же согласилась пойти в ЗАГС. На бракосочетание никого не пригласила, даже двоюродную сестру, хотя она была для меня ближе, чем мама. Мы сняли небольшую квартиру. Первое время я не обращала внимания, что он часто приходит навеселе. После получения заработной платы появлялся поздно под вечер, был настолько пьян, что говорить с ним было бесполезно. Он не один был такой, почти все работяги покупали спиртное и веселились вдали от семьи. На выходные Андрей всегда приволакивал домой бутылку «Московской». Участвовать в ее распитии я отказывалась. В эти минуты Андрей становился злым, отвратительным. Ругать его было бесполезно. Утром нормальный, внимательный, вечером – лучше уйти от него подальше.
Гарик родился зимой, ему уделяла все свободное время, сразу после летних каникул отдала его в ясли, мне необходимо было учиться. Прожила с Андреем полтора года. Какое прожила?! Он работал токарем на каком-то мелком предприятии, зарабатывал немного. Когда возвращался с работы, от него пахло то – ли мазутом, то – ли маслом. Никаких отношений с ним не желала, у нас за все время удалось раз десять, от силы пятнадцать заниматься «любовью». Я продолжала считать себя свободной, неприступной. Вечером, когда Андрея не было дома, заявилась к нам с грозным выражением хозяйка квартиры.
– Наташа, вы постоянно задерживаете оплату за жилье, задолжали мне за два месяца. Когда я получу деньги? Желающих снять квартиру полно. Или платите, или убирайтесь восвояси из дому. Мне нужны деньги.
Что я могла ей ответить? Как только пришел с работы Андрей в своей постоянной форме под кайфом, я тут же напала на него, потребовала прекратить пьянки, сказала, что нас скоро выгонят на улицу, если вовремя не погасим задолженность по квартире.
– Ты тратишь деньги на водку, хотя живем впроголодь. Покупаешь спиртное не только на свои заработанные деньги, но и на мою стипендию. Своему сыну никакого внимания не уделяешь. Тебе на все наплевать: на меня, на Гарика. Твои обещания стать нормальным семьянином ничего не стоят. Если не прекратишь, я уйду от тебя.
– Наташа, с получки все хозяйке отдадим. Чего ты разволновалась?
– Пьяница! Как я сразу не разглядела тебя? Сегодня будешь спать на полу, завтра я уйду из пропахшего спиртным квартиры, от алкоголика. Ты мне стал противен. До чего несмышленой была девчонкой.
– Ну и топай! Напугала меня. Ха-ха! Таких глупышек на мой век хватит. Уходи, кому ты теперь нужна с ребенком? Но запомни, назад я тебя не приму, платить алименты не буду. С меня взятки гладки, сама уходишь. И все же ты мне нравишься, поэтому, давай помиримся. Предлагаю тебе сделать аборт. Не хочешь? Вообще-то, мне все равно, делай, что тебе захочется. А теперь не мешай мне радио слушать, такую клевую музыку передают. Ты еще здесь? Ладно, я тебя выручу, сам утром уйду от тебя, от твоих криков.
В ответ я заявила, чтобы забыл меня и проваливал быстрее из квартиры. Думаю, он обрадовался. Когда проснулась, Андрея не было. Больше я его не видела. Мне его знакомые сказали, что он уехал на север в район нефтеразработок, погнался за большими заработками. О том, что муж оставил меня, никому не рассказывала. Сегодня даже имя негодяя не хочу вспоминать. Как тебе нравится такая дурочка? Мне пришлось перевестись на заочное отделение техникума. Было тяжело растить малыша, меня приняли на завод, вначале трудилась кладовщицей. С трудом рассчиталась с хозяйкой за жилье. Снова взялась подрабатывать: вначале полы мыть, затем ухаживать за маленькими детками.

Все это в прошлом, забыть и никогда не вспоминать. Наташе больше не хотелось думать о перипетиях своих первых любовных отношений. Скрывать от Юлия тоже нехорошо. Поймет ли он ее, ведь часть той грязи пятном ложилось и на нее. Решила, что при следующей встрече она должна согласовать с Юлием, когда лучше провести свадьбу, в субботу или воскресенье.
Когда жених пришел, Наташа взяла приготовленную заранее тетрадку, положила на стол календарь. Обсуждение началось. Решили, что проще в субботу, тогда люди не будут торопиться домой, а утром на работу, будут чувствовать себе раскованнее. Зато у них в запасе целый день воскресенья для спокойного сна, для разных домашних дел. Согласовали число и состав гостей, которых следовало пригласить на торжество.
Как-то Юлий разговорился с Наташей, поинтересовался, нравится ли ей ее работа, ведь такая профессия больше подходит для мужчин.
– Не знаю, есть русская поговорка: «От добра, добра не ищут». Когда у меня не осталось выбора, нужно было становиться самостоятельной, зарабатывать на пропитание, тогда и нашла первое попавшееся заведение, куда меня приняли. Втянулась в работу и не задумывалась о своем будущем.
– Ты чем-то увлекалась в школьные годы?
– Мама, когда мне исполнилось одиннадцать лет, на мой день рождения подарила большую коробку цветных карандашей. Я малякала-калякала, через некоторое время стало что-то получаться, так мне учительница рисования говорила, ей понравились мои рисунки. Сказала, что нужно продолжать учиться, совершенствоваться. Перебралась к двоюродной сестре, я и ее нарисовала, она повесила свой портрет на видное место, сказала, что когда в Эрмитаже будет моя выставка, только тогда передаст картину в музей. В общем, я не состоявшийся Суриков. Потом не было времени этим заниматься, забросила
– А ты, Наташ, рисунки свои сохранила? На стенах твоей каморки я их не заметил.
– Несколько в чемодане валяются. Тебе они интересны?
– Все, что касается тебя, меня волнует, мне интересно. Почему бы тебе этому не уделить больше времени? Возьмем учителя или пойдешь заниматься по вечерам в кружок рисования. Серьезно предлагаю такое времяпровождение. Согласна со мною?
– Во-первых, ты не видел ни одной моей замарашки. Во-вторых, тогда буду меньше уделять внимания тебе.
– Занятия то будут раз в неделю.
– Давай перенесем это разговор на будущее, хотя бы после свадьбы.
– Наташа, я же забыл тебе рассказать, что пришло письмо от тети Ханы. Я о ней рассказывал. Она просит приехать меня, так как приезжает старшая дочь Сильвия. Давай поедем вместе, познакомишься с моей родней.
– Мне кажется, что я должна остаться, чтобы обдумать все для подготовки к торжеству. Прихвачу Тамарку в помощь. А ты съезди, потом поделишься новостями. Мое знакомство с ними состоится на самой свадьбе.

Юлию очень не хотелось расставаться надолго с Наташей. Но долг родства звал его в город Курган, куда семья Ханы Плоткиной перебралась из поселка Варгиши. Мать там недавно была, решила остаться дома. Поезд со старенькими вагонами напомнил ему детство. В такие эшелоны он мысленно возвращался в годы войны: в дикую степь, в сарай, в который приволокла его Сарин, в дни, когда его гнали от вагонов. Детство, детство, убежало оно, теперь время другое и он другой. Не только он, но и страна, только вот вагоны похожи на прежние. Он позволил себе купить билет в плацкартном вагоне.
В думах незаметно промелькнуло время. Вот город Курган, который не захотел принять к себе двенадцатилетнего мальчишку. Город почти не изменился. Большинство построек были деревянными, старыми, появилось несколько новых каменных. Он особо и не знаком был с городом Курган. Хана жила в двухэтажном коммунальном доме на втором этаже.
Он мог несколько остановок прокатиться на автобусе, но решил пройтись пешком, заодно увидеть целы ли предприятия, в которые его не захотели принять на работу. Он не обиделся, понимал, что тогда был пацаном. Может быть, сама судьба направила его в Челябинск, чтобы там потрудиться на заводе, окончить университет, подняться по научной лестнице. Все хорошо, что хорошо кончается.
Пиджачок лишним оказался, Юлий стал потеть. «Эх, солнышко, что-то не получается у меня с тобой дружбы. Чем перед тобою провинился? Самого детства поджариваешь меня. Но я не поддамся. А здесь можно за копейку выпить стакан газированной водички. Мне объяснили как найти дом тети Ханы. «Где эта улица, где этот дом, где эта тетушка, в которую влюблен…» Вот здесь и живет моя тетя с дочерьми».
Вся семья уже сбежала по лестницам подъезда, чтобы встретить родного человека, увидели его в окно. Хотя была пятница, рабочий день, но по такому случаю тетя Хана отпросилась с работы. Все обняли Юлия, расцеловали его.
– Девочки, мои дорогие сестрички, какие вы красавицы! Не заметил, что вы так повзрослели. А Надя и Геля вы еще с мамой живете, не замужем? Где же ваши мужья, дети? Не налюбуюсь на вас. На улице встретил бы, не узнал, вы стали еще красивее. Где ваши избранники, ваши наследники?
– Нужно чаще приезжать, тогда не будешь впадать в такой раж, – заметила Надя. – Ты не намного нас старше, каких-то пять лет. – Она была рослая, худощавая. Очень похожая на старшую сестру Сильвию, а самая младшая Геля в росте отставала, но тело и лицо были полными. Надю и Гелю трудно было узнать, старшей недавно исполнилось двадцать восемь лет, вторая на год моложе. Черты Гели напомнили Юлию ее отца Яшу.
Обе были замужем. Надя обрела семью в восемнадцать лет, полюбила своего соученика, родила сыночка и дочь. Жили они отдельно от мамы, но не очень далеко. Геля вышла замуж на четыре года позже, детей у нее пока не было. Как ему объяснили, мужья сейчас трудятся, детки Нади пошли в школу.
– Хватит болтать, – заволновалась тетя Хана. – Идем, познакомим тебя с остальными членами нашей разросшейся семейки.
В доме его ждали старшая двоюродная сестричка Сильвия, незнакомый мужчина, как он догадался, ее муж, и трое их деток. Все были худенькими, старшей Раечке около пятнадцати лет, второй Аннушке – двенадцать, младшая Зиночка только начала ходить. Юлий понял, что первую дочь назвали в честь умершей во время эвакуации средней дочери Ханы Раи. Сильвия познакомила Юлия со своим мужем Сергеем.
– Молодцы ребята, хорошо постарались, – пошутил он, познакомившись с новыми членами семьи Плоткиных.
Из редких писем тети он знал, что вскоре после окончания Великой Отечественной войны, Сильвия уехала в Москву, там работала уборщицей на каком-то предприятии. Кем сейчас, предстояло узнать. Оказывается, вышла замуж, приезжала к маме и сестрам трижды, первый раз сразу после женитьбы, нужно было познакомить маму со своим избранником. Потом только сама, даже детей оставляла с мужем. Чем занимается Сергей, Юлий, конечно, не знал. Надеялся выяснить в ходе пребывания у тети Ханы.
Она сама только на днях впервые увидела детей старшей дочери. Даже сейчас была взволнована таким событием. Бабушка подходила к ним, спрашивала, что они любят, подкладывала в их тарелки еду. Застолье длилось несколько часов. Взрослые не только кушали, но и расспрашивали гостя, как он живет, почему до сих пор холостякует.
– Женщины не любят, – отшучивался Юлий. – Жаль, что вы мои сестрички, не то обеим одновременно предложил бы стать моей женой.
– Берегись, наши мужья услышат твои слова, могут побить.
После обеда Сильвия послала мужа с детьми погулять по городу. Сразу стало видно, кто хозяин в этой молодой семье. Сергей беспрекословно начал выполнять наставления жены. Юлий решил подышать свежим воздухом, спустился из квартиры вниз, вышел на улицу, где полюбовался растущими небольшими елями, что росли неподалеку, огораживая дома от проезжей части улицы. Вслед за ним появилась Сильвия.
– Выдавай секрет, почему еще до сих пор не женился. Ты мне сказки не рассказывай, что женщины не любят. Сколько их у тебя было, есть?
– Какой там было! Некогда, учеба, работа. Но открою тебе секрет, скоро женюсь. Точной даты не знаю, идет интенсивная подготовка, предоставил этим заниматься невесте с ее подругой. Сам к вам спешил. Так рад встретить тебя и твою счастливую семью. Расскажи о себе, я столько лет тебя не видел. Стала настоящей женщиной, мамой, но полноты рождение детей тебе почти не добавило. Ты в прекрасной форме. Хвалю!
– Это не моя заслуга, конституция такая.
– Явно не Сталинская. Расскажи, как ты устроилась, как живете, каким образом оказалась в Москве.
– Когда настал День Победы, увидела в газетах салют в честь праздника, до того захотелось побывать на таком зрелище, так разволновалась, места себе не находила. Предупредила маму, что хочу поехать в Москву, а она спрашивает, что я буду делать со своим восьмиклассным образованием в столице Советского Союза. Но сильно она меня не отговаривала. Экономили, как могли, собрали деньжат мне на дорогу, и рванула на пассажирском поезде в столицу. Впервые на пассажирском поезде, ведь в эвакуацию, как мы ехали – на товарняках, причем полки в два яруса. Сколько жить буду, не забуду те дни, сестричку Раю. Иногда виню себя в этом, мало беспокоилась о ней, я все-таки старшая.
Это был 1946 год, ведь для поездки мне нужно было вначале иметь паспорт. Приехала, испугалась: дома высоченные, кругом столько народу, ужас. Кому я здесь нужна? Но не поворачивать же свои оглобли в обратную сторону. Иду по городу, стоят высотные домища, как только люди взбираются на последние этажи? Не знала, что в них есть подъемники-лифты.
Возле одного большого здания легла на скамейку, подремала. Раза три за ночь просыпалась и по новой спать. Не боялась, воровать то у меня нечего, одна сумка, а в ней еще одно платье, запасные носки, платок, теплая куртка для зимы, расческа и сухарики, уложенные мамой. Вот и все мое богатство. Да и вид такой, что воры сразу поняли, что красть им здесь нечего. Утром вышла на площадь, увидела одного пожилого дядю, который подметал дорогу рядом с вокзалом. Я направилась к нему:
– Милый дяденька, подскажите, где мне найти хоть какую-нибудь работу? Сами понимаете, специальности никакой.
– Чего же ты приехала в столицу? Жила бы в деревне, доила бы коровок, пила свежее молочко. Чего не сиделось дома?
– Такая вот я родилась. Не знаете, куда мне обратиться?
– В твои-то годы дома лучше всего жить возле мамки. Она о тебе бы заботилась. Как тебе сейчас помочь, даже не знаю. Вот что девчонка, здесь неподалеку есть контора, ЖКХ называется – жилищно-коммунальное хозяйство. Подойди туда, может дворником тебя возьмут. Давай я тебя чуточку провожу.
Дедушка, не расставаясь со своей метлой, прошел со мною до поворота, остановился.
– Еще один квартал пройдешь, перейдешь дорогу, только аккуратно, это тебе не деревня, видишь, сколько машин бегает. Смотри, – палец дворника указывал ей направление, – квартала два пройдешь, слева по ходу твоего движения будет большой дом, отличается от других покраской, не красный, не зеленый, а салатовый. Увидишь на нем вывеску: ЖКХ. Контора на первом этаже. Смело туда заходи, скажи, что дома сама всегда уборку делала. Может местечко и найдется для тебя. Мне б твой возраст, в машинисты подался бы. Знаешь почему? На родину поехал, дом свой на Украине навестил бы. Найдешь?
– Где вы жили?
– В Житомирской области. Но там никакой родни не осталось. Меня призвали в недействующие войска, больше пятидесяти лет было. А моих близких немцы посчитали партизанами, там всех сельчан расстреляли, а село спалили. Но меня все равно тянет туда. Может кого из моих друзей найду. Тебя как зовут?
– Сильвия.
– Кто только тебе такое имя дал? Сильвия, если понадобиться ночлег, то приди сюда. Я до двух часов работаю. А если позже, спросишь у служащих вокзала, где живет дед Белов, тебе подскажут. В ЖКХ могут отказать, но ты не пугайся, таких контор по городу полно, только адресов я не знаю. Дай бог тебе удачи.
Сильвия быстро нашла дом, увидела вывеску, зашла в учреждение. Там сидел лишь один пожилой усатый мужчина. Она растерялась, стала заикаться.
– Мне ра-бота нужна, лю-бая.
– Документы есть?
– Паспорт, – Сильвия достала из одного из многочисленных карманов сумки конверт, в нем был новенький паспорт, комсомольский билет.
– Шестнадцать лет недавно исполнилось. Прописки московской нет… Проблема, ну да ладно. Уборщицей могу взять, у нас старушка недавно скончалась.
– Хорошо, я согласна. А какое-нибудь общежитие есть?
– Эта женщина жила в квартире с дочкой. Ты пару дней где-либо перекантуйся, а я поинтересуюсь насчет жилья для тебя. Завтра с утра приходи ко мне, отведу тебя на участок. Метлу в своей жизни держала?
– Конечно. Мама на работе, а я подметаю, посуду мою, все что надо по дому, делаю.
– Завтра к шести утра, нет, я так рано не встаю. К восьми приходи. Но знай. Рабочий день твой будет начинаться в шесть, заканчиваться в два. – Служащий подмигнул ей: – Можно где-нибудь и присесть, отдохнуть. Напомни, я тебе небольшой аванс в счет будущей работы выдам.
Я не знала, что мне сегодня дальше делать. Идти к дедушке Белову, рановато, шляться по городу неохота. Увидела маленький скверик, несколько десятков подстриженных деревьев и скамеечка. Села, достала из сумки сухарики, разделила пополам, часть вернула обратно в сумку, остальные аккуратненько не спеша стала грызть. В начале второго пошла к дедушке Белову. Не знаю почему, но он никому не называл своего имени, Белов и точка. Хотя я знала, что звали его Иваном, но он любил, чтобы обращались к нему по фамилии. Говорил, что Иванов тьма, а Беловых поменьше.
– Вот так, Юлий, начинался мой рабочий стаж, – Сильвия глубоко вздохнула. – Мама для нас всегда была примером мужества, достоинства, доброты. Она с большой заботой, теплом относилась к нам, даже, когда мы выросли, когда у меня появилась своя семья, интересовалась нашими делами, всегда что-то нужное могла посоветовать, предложить. Она была бойцом, рыцарем, чему и нас учила. Когда мне трудно, я вспоминаю маму, тогда готова все преодолеть. Жаль, что нет в живых моего братика Левы и сестрички Раи. Их смерть, как и гибель отца сильно подорвали здоровье мамы. Ты в курсе, где погиб наш Лева?
– Твоя мама мне рассказала о нем и о дяде Яше. – Юлий был удивлен сообщением тети Ханы о том, что Яшу не расстреляли. В 1942 году по его настоятельной просьбе выпустили из-за колючей проволоки, из лагеря на фронт, в штрафной батальон, там не многие выживали. О том, что ее муж успел повоевать, Хана узнала лишь в 1955 году, когда начала добиваться реабилитации мужа.
Лева был ранен, не успел узнать о награждении его за героизм медалью «За отвагу», командир батальона рекомендовал наградить Льва Плоткина орденом Красной Звезды. В боях на Курской дуге он погиб. Тогда ей в военкомате вручили медаль, показали сообщения, где воевал, за что награжден.
– Бумеранг возвращается, – с удовольствием, в то же время гордостью, заявила Хана детям, узнав из газет о разоблачении Никитой Хрущевым культа личности Иосифа Сталина. – Поздновато, но в точку.
О предстоящей свадьбе Юлий рассказал не только Сильвии, но и всей семье Ханы, просил, чтобы все приехали к нему на торжество. Приглашения пришлет, когда станет известна точная дата этого события.
– Сестричка, расскажи, где ты нашла такого паренька. Мне он понравился: толковый, работящий, – обратился Юлий к Сильвии.
– Здесь целая история. Я полтора года трудилась уборщицей. Работа меня не напрягала, тем более что вторая половина дня была свободной. Жила в общежитии, окончила вечернюю школу. Поступила на заочное отделение железнодорожного института. С двадцати трех лет работаю в проектном бюро.
А с Сергеем меня свел дедушка Белов. Да, тот самый, что помог найти мне работу. Я по возможности навещала его, чтобы не скучал вечером. Однажды пришла, а у него молодой человек сидит, оказывается, его внук. Он спасся, так как в начале войны был в пионерском лагере. Детей успели вывезти за Урал. Сергей долго искал родных, через военкомат узнал о службе дедушки в армии. Представляешь, какой радостью для обоих была их первая встреча. Он всячески опекал внука, заботился о нем, поэтому не стремился уйти на пенсию, трудился после нашей с ним встречи года четыре. Болезнь сердца свалила его.
Позже Сергей ей расскажет, как ему в армии операцию аппендицита делали, очнулся от боли, а он не плакал, а появились дети, слезы от радости нехотя полились. Дальше обычная история: стали я и Сергей встречаться, понравились друг другу, поженились. Как видишь, у нас теперь трое деток. Сергей заботливый отец, много времени проводит с ними. В армию он попал после окончания войны, сражаться с немцами не пришлось. Работает фрезеровщиком на предприятии легкой промышленности. Я довольна своим выбором, он настоящий муж, отец. Частенько получает премии, грамоты.
Остальные дни пребывания в Кургане Юлий гулял с детками Сильвии. Узнал, что необходимо заготовить дрова на зиму, сам пошел в леспромхоз, попросил, чтобы назавтра привезли семье Ханы дрова. Пришлось умаслить директора хозяйства. Дровишки привезли, но их нужно было распилить. Этим занялся вместе с Сергеем, но рубкой предпочел заняться сам. Сказал, что хоть здесь почувствует, что такое физический труд.
– А то в твои юношеские годы, ты отдыхал, – покачала головой тетя Хана. – Знаем, как ты пахал на заводе.
– А чем мои младшие сестрички занимаются?
Юлий услышал, что Геля окончила музыкальную школу, увлеклась игрой на скрипке. Сейчас в школе, в которой сама училась, у нее много учеников. Выступает в общих концертах. Тетя Хана сказала, что Геля копит деньги, чтобы купить хороший инструмент. Она и дома подолгу тренируется, вместе с юными дарованиями не раз получала грамоты, награды. К ней и домой приходят, чтобы дополнительно позаниматься.
– Что же вы раньше молчали, не написали мне? – Юлий достал свое портмоне, вынул оттуда деньги, оставил себе только на обратную дорогу, остальные вручил тете Хане. Та покраснела, но взяла деньги, посчитала.
– Я не откажусь. В нашей семье всегда помогали друг другу. Юлька! Спасибо тебе. Ты настоящий любимый племянник и брат для моих девчат. Теперь у нас хватит денег на покупку скрипки, пойду, обрадую Гелю.
– А Надя решила свои способности проверить на фортепиано? – поинтересовался Юлий.
– Она у нас спортсменка. Грамоты по бегу с каждого соревнования приносит. Еще и прыжками в длину увлекается. На республиканских соревнованиях в этом году заняла первое место по бегу. Но хочет остановиться. Ей предложили тренерскую работу, но Надя не хочет заниматься с молодыми кадрами, у нее не хватает терпения. У нее есть специальность – бухгалтер. Ищет подходящее место, чтобы и зарплата была подходящей.
– Талантливая семейка подобралась. Честь и хвала вам, а главное их маме. Ты, тетя Хана, самая главная воспитательница всего поколения Плоткиных. Была требовательной, поэтому дети хорошие. Поздравляю тебя!
– Спасибо Юлий. Хоть ты оценил мой труд по воспитанию этих девочек. Дочери меня особо не докучали, самостоятельными росли, всегда мне помогали. Сам знаешь, как было трудно в годы войны, не мне тебе рассказывать.
В дом вернулась Геля, тихонько прошептала маме на ушко. Оказывается сегодня в областном клубе вечером пройдет торжественное мероприятие с вручением грамот, премий лучшим работникам промышленных предприятий города. «А какое отношение имеет к этому празднику семья Плоткиных?» – хотел задать вопрос Юлий.
– У нас такое не редкость. Приходят все, у кого есть время, кого мероприятие интересует. Кроме торжественного начала будут выступления художественной самодеятельности, авторы исполнят свои стихи, споют свои песни, – объяснила тетя Хана.
– Вы пойдете? – поинтересовался Юлий.
– Конечно, там ведь и Геля будет играть на скрипке.
– Тогда нет никаких вопросов, пойду с вами.
В областной концертный зал пришли всем кагалом, Геля ускакала немного раньше. Зал был полностью заполнен, все скамейки были заняты. Но подруга Ханы попридержала два места. Хана села, позвала к себе Юлия, но он отказался.
– Здесь много пожилых людей, оставлю для них стул, а я лучше постою с Сильвией и ее семьей, с Надей.
Во время торжественной части Юлий тихонечко разговаривал с девочками Сильвии и Сергея. Потом начал свое выступление большой хор. Пели они общеизвестные советские и народные песни, пришла очередь солистов. Зазвучали песни из известных всем народам Советского Союза кинофильмов. Молоденькая девушка, видно школьница, спела песню из фильма «Кубанские казаки»: «Каким ты был, таким остался…» Зал дружно подпевал ей. Все неистово долго аплодировали ей, просили, чтобы она исполнила еще что-либо. Девушку уговорили. И зазвучало: «Сердце в груди, бьется, как птица…».
Высокий мужчина с большими усами прочитал свое стихотворение про славный город Курган, потом еще любовно-лирическое. На сцену со скрипкой вышла Геля. Вначале сыграла сонату Гайдна, затем более популярную среди пришедших одну из песен Утесова. Юлий и компания аплодировали ей до покраснения рук. А когда спустилась вниз к зрителям, обнимали, целовали, Геля вырвалась от них вся красная. Когда возвращались домой, только о ней и говорили, пророча ей прекрасное будущее. Чтобы второй сестричке Надежде не было завидно, мама Хана хвалила и ее за спортивные достижения, за упорство, за рекорды, хотя они пока местного масштаба. К ней присоединился и Юлий.
Раннее утро. Еще только рассвело, вся молодежь отправилась в лес, оставив дома только Хану и на ее попечение детей Сильвии, кроме старшей дочурки Раи. Боялись, что меньшие не осилят такой длинные прогулки. До лесной чащи нужно было пройти километра два. Ели занимали большее пространство полян, по которым они бродили, иногда попадались березы, реже дубы, но они были невысокими. Прохладный воздух освежал их сонные тела, вчера легли поздно. Зная о климате, оделись теплее. У кого в руках корзинки, у кого мешочки. Главное найти первые грибы, глаз затем привыкнет их искать.
– Ага, а я нашла сыроежку, – обрадовано воскликнула Надя, на лице было написано счастье. – А вот и вторая рядом.
– Покажи. Одна из них червивая, выбрось.
– Все равно, я первая нашла грибы.
Все стали внимательнее вглядываться в рыжие хвойные иголки, устилавшие землю. Пошли и другие грибы: маслята, грузди – очень хороши для засолки. Нашли десятка два подосиновиков. К десяти часам стало настолько тепло, что пришлось снять верхние легкие курточки. Их сложили в один мешок, нести его взялся Юлий. Сергей остановился возле одного гриба, подозвал остальных сборщиков.
– Кто скажет, как называется этот гриб. Вы опытные грибники, а я всего несколько раз ходил по лесу в их поисках.
– Не трогай его, это белая поганка, самый ядовитый гриб, хуже мухомора, – предупредила Надя. – В прошлом году один приезжий мужчина отравился. Его отвезли в больницу, но спасти не могли. Жена так ревела, что никто слез не мог сдержать.
– А я читал, что один лесник, вся жизнь которого прошла в таких условиях, хорошо вываривал мухоморов и съедал их. Ничего с ним не случилось, – сообщил Юлий. – Но проводить такой эксперимент не рекомендую.
– С нас хватит и съедобных, – согласилась Геля.
– Сильвия, – обратился к старшей сестре Юлий, – ты могла бы здесь насушить хороших грибов и увезти их в Москву.
– Так и сделаю. Это у тебя осталось несколько дней, чтобы побыть с нами. Я воспользуюсь тем, что бабушка справляется с готовкой еды, буду с Сергеем и с девчатами заниматься сбором малинки, черной смородины. Пригодится дома, хотя все можно купить и в столице.
Возвращались домой усталые. Погода начала портиться, мелкий теплый дождик орошал их прически, одежду.
– Ничего, смоет с нас иголки от елей и пыль, – сказала Сильвия.
– Геля, что значат дожди, знаешь? – Юлий взглянул на меньшую сестренку.
– Раз идет дождь, значит, будет урожай на полях, огородах, реки, озера пополнятся водой.
– Я говорю с точки зрения музыки. Мелкий дождь, такой как сейчас – это песенка, танго; более сильный дождь – вальс; ливень с ветром – это сюита; с громом и молнией – джаз, теперь модная музыка; буря – симфония. Но на любую непогоду лучше смотреть из окна дома, квартиры, где тепло и уютно, где из приемника звучит приятная музыка.
– Ты произнес не слова, а поэму о диких погодных условиях. Ты в консерваторию не поступал? Мог бы стать театральным критиком, – засмеялась Сильвия.
– Я даже на барабане не могу играть. А тебе бы не мешало заняться музыкой, помню, как ты пела. Когда в войну появился у вас, мне понравился твой голос.
– Пусть теперь поют мои дети, самое лучшее, что может меня радовать. Мне же хватает других забот.

Глава 5
После одного из выходных Юлий и Наташа сходили в ЗАГС, написали заявление. Сотрудница посоветовала им придти в учреждение 8 марта, тогда дата запомнится на всю жизнь. Они не согласились. 8-е марта – один праздник, нечего его путать с женитьбой. Свадьба – особое явление, государственный акт о создании семьи, официальное признание любви, его ни с чем не сравнишь. Работница ЗАГСА посмотрела в графике свободное время, предложила 13-е марта, но опять одобрения не получили. Хотя будущие молодожены не признавали такие даты плохими, но число все-таки нехорошее. Лучше позже, но надежнее. Тогда лишь есть место на 25 число, сообщила сотрудница, но раненько, в восемь утра. Наташа и Юлий переглянулись между собой и согласились с этой датой.
Поначалу они хотели расписаться тихонько, пусть все будет втайне. Но мамам сообщить необходимо, двоюродную сестру Киру, что очень помогала в воспитании Гарика, и Наташе перепала ее забота, невозможно проигнорировать. А разве Наташа позволит не позвать лучшую подругу Тамару? Не выдержал Юлий, проболтался на работе, что через месяц женится. Коллеги горячо поздравили его и настолько тепло атаковали, что он вынужден был пригласить большинство в ресторан, лишь небольшая часть отказалась по разным уважительным причинам. Вроде родственников у Наташи было мало, но когда составляли списки, оказалось порядком.
Вопросы где, когда, в каких костюмах, Юлий оставил на долю Наташи.
– И властью мне данной назначаю тебя тамадой. Умница-разумница будешь все успевать и речи толкать.
– А ты будешь только пить да пить, а гостей занимать так я? Ищи-ка сам среди своих друзей хорошего тамаду, чтобы веселил людей, заряжал их радостью, энергией, – Наташа щелкнула пальцами ему по лбу.
Так или иначе, а основная нагрузка по подготовке помещения, небольшого оркестра, в котором бы все пели, рассылке пригласительных писем, пришлась на Наташу с Тамарой. Молодожены удивлялись, откуда на пиршество набралось более семидесяти человек. Выбор ресторана тоже выпал на долю Наташи и Тамары. Здорово пришлось подружкам побегать. После каждого похода приходили усталые, но веселые, смеялись до упаду, рассказывая Юлию о причудах в очередном ресторане.
Девчата вечером уходили, возвращались поздненько. Наташа очень уставала, приходилось подолгу ходить, зачастую пешком. От ужина отказывалась, говорила, что их бесплатно и вкусно так накормили, что вскоре ей придется менять весь гардероб. Обошли не менее пяти, со счету сбились. На триумвирате доложили плюсы и минусы нескольких заведений, оценили каждый из них, предложили жениху выбрать самому понравившийся ресторан.
– Девочки, вы такими стали умельцами, так поднаторели в данном вопросе, что мне стыдно выступать в качестве генерала. Вы самые настоящие генеральши! Отдаю предпочтение тому заведению, который сами выберете. Полностью полагаюсь на ваш вкус. Я же, с вашего позволения, возьмусь за музыкантов, но после того, как буду знать адрес ресторана. Определились с местом свадебного пиршества? – интересовался Юлий.
– Всему свое время. Как только найдем, покажем. А ты с тамадой переговорил?
– Нашел, но надо его еще уговорить.
– Грузин?
– Нет, свой парень в доску, Исааком зовут.
Женщины посоветовались еще раз, остановились на ресторане «Уралочка», но хотели, чтобы оценку дал Юлий. Втроем вышли из автобуса, женщины взяли Юлия под ручки, привели к высокому зданию. Судя по окнам и вывескам, в нем расположились различные офисы, ресторан находился на первом этаже. От предложенных официантом блюд они отказались, он уже знал, зачем пришли гости. Юлий посмотрел меню, Наташа и Тамара инструктировали его, на какой еде остановиться. Пока он смотрел, услышал звуки музыкального ансамбля.
– Хотел бы больше современных песен.
– Это пожелание мы укажем директору ресторана, поговорим с ребятами. Ты пойдешь с нами к бухгалтеру? Закажем меню, подсчитаем его стоимость всех затрат. На днях нужно будет снять деньги в сберкассе, внести залог. Остальное, в зависимости от количества гостей, заплатим после застолья.
– С гостями мы же определились? – недоуменно спросил Юлий.
– Совершенно верно, но кто-то заболеет, у других свои будут причины не придти. Хорошо, если нам заранее сообщат. Так что окончательно узнаем в день свадьбы.
– Идите уже, идите, а я попрошу принести мне кофейку.

Свадьба. Своеобразный запоминающийся день в восприятии людей. Жених и невеста желали, чтобы этот прекрасный, приятный праздник поскорее закончился, слишком хлопотное мероприятие. Юлий и Наташа встречали гостей, обнимались, с некоторыми целовались. Невесте иногда приходилось на несколько секунд отворачиваться, чтобы подновить краску на губах. Почти все друзья пришли с женами. Среди ребят были и те, с кем он ходил в походы. Пожимая им руки, Юлий подумал, что давненько не лазал по горам, не любовался лесами, озерами. Наташа теперь занимала все его свободное время. Надо бы ее пристрастить к путешествиям. Невеста, воспользовавшись свободным моментом, дернула его за рукав пиджака:
– Посмотри сколько вокруг красивых молодых женщин. Чего вдруг я тебе приглянулась, да еще с придатком?
– Наташенька, не поздновато ли ты спохватилась? Могла бы предупредить меня об этом, когда я твой придаток в кустах обнаружил. Если серьезно, то Гарик – это плюс в нашей жизни. Не говори больше о нем так. – Юлий наклонился к ее ушку и тихонько пропел: – Кто может сравниться с Наташей моей? Красивых много, ты права, любимых – ты одна!
Пришла мама Юлия Эмма, расцеловалась с ними, поздравила, пожелала долгого счастья. Юлий хотел отправить, все время крутящегося возле них Гарика с мамой, но тот захотел остаться с ними. Ему было интересно пожимать гостям руки, как это делали невеста с женихом. Он чувствовал себя взрослым.
Еще одна пара появилась у входных дверей. Наташа покраснела, шепнула ему, что это ее мама с отчимом. Он был в строгом темно-синем костюме с голубым галстуком, она в блестящем длинном светло-коричневом платье. Верхнюю одежду они сняли при входе, подошли к молодоженам. Застеснялась и мама Рая, и дочь. Мама протянула руку Юлию, затем обняла и поцеловала Наташу. Семен Иванович лишь пожал их руки.
– Прости доченька меня, – Рая вот-вот собиралась уронить слезу.
– Мамочка, я должна у тебя просить прощения, – Наташа обхватила маму за плечи. – И вы простите меня, Семен Иванович.
Пожилой мужчина неловко пожал плечами, взмахнул рукой: – К чему старое вспоминать. Мы рады, что ты счастлива.
– Почему вы Леню не захватили с собой?
– У него сложный экзамен в институте. Мы захватили его фотографии, на досуге посмотрите, сейчас вам не до этого.
– Гарик, знакомься. Это твоя бабушка Рая и дедушка Семен.
– У меня уже есть бабушка Эмма! – недоуменно посмотрел на представленных ему людей трехлетний Гарик.
– У человека может быть две бабушки и двое дедушек.
– А где еще один дедушка? Он позже придет?
– Нет, мой хороший, он не придет. Его враги убили.
– Немцы?
– Бывают и другие враги у хороших людей, – последние разъяснения давал Юлий. Потом обращаясь к родителям Наташи, позвал их к одной из групп гостей, где находилась его мама, чтобы познакомить их с ней. По дороге поинтересовался, где они устроились на ночлег. Предложил ночевать у них в квартире. Но они сказали, что поселились в гостинице, там и вещи оставили. На свадьбу добирались на такси, наметили таким же образом вернуться обратно. Поблагодарили за беспокойство. Рая шепнула дочери, что жених им понравился, пожелала иметь побольше внуков.
В этой же кучке людей находились тетя Хана с дочерьми. Старшая Сильвия приехать не могла, как объяснила тетя, ее не отпустили с работы. На самом деле поездка всей семьи из Москвы в Челябинск требовала немало денег, а жили Сильвия с семьей не так уж богато. Тетя Хана порадовала Наташу, она привезла ей в подарок зимнюю шапку из песца.
На дальнем возвышении стояли пюпитры, стулья, возле них музыкальные инструменты, самих исполнителей пока не было видно. Люди собирались группками, некоторые уже сидели за столами. Официанты разносили тарелки с различными салатами, селедкой, колбасой, сыром, бутылками водки и вина. На возвышении появился полный мужчина.
– Милые женщины, кавалеры, рассаживайтесь за столы, через пять минут мы начнем торжественное мероприятие. Можете наливать в стаканы напитки, за тостом дело не станет. Молодожены, подойдите ко мне. Константин, поухаживай за этой прелестной парой, налей в бокалы вина, – тамада замолк на мгновение.
– Как не поднять наши рюмки, бокалы за этих прекрасных молодых людей, за эту пару. Вы знаете, что означает пара влюбленных? Пара – это когда идут по жизни рука в руку, душа в душу, сердце в сердце, ум одного дополняет ум другого, желания одного находят понимание у второй половины. Поздравим молодую пару со свадьбой, пожелаем им вечного счастья! За вас, наши хорошие молодожены, наши прекрасные Наташа и Юлий!
– Ура! Горько! – закричали в зале ресторана. Юлий и Наташа встали и под аплодисменты, под счет секунд целовались.
Пиршество шло своим чередом. Главное внимание сосредоточено было на женихе и невесте. Когда они, почти ничего не пригубив из еды, вышли в зал, чтобы сказать каждому, сидящему за столом, спасибо за их приход, фотограф лихо щелкал фотоаппаратом, снимая теплые отношения гостей и виновников торжества. Гости поднимали рюмки, приветствуя молодых новобрачных. Вот тамада снова взял в руки микрофон.
– Сегодня самый чудесный день у наших молодоженов, у наших влюбленных. Надеюсь, что и такой же день у присутствующих здесь на светлом празднике молодости. Уверен, вы все сегодня счастливы, вы все влюблены. Слава жениху и невесте, слава вам всем! Выше бокалы, мы наливаем радость в наши души!
После таких речей ансамбль музыканты играл туш, они выполнили все просьбы молодоженов. Звучала хорошая музыка, солисты исполняли известные всем песни. На первый вальс пригласили Юлия с Наташей.
– Милый мой, кружи меня.
– Разве я еще не закружил твою голову?
– Закружил давно, но танцевать тебе придется учиться. Вальс – не танго, где ножку переставил и хорошо, здесь более важно соблюдать такт, вертеться в разные стороны. Можно, я тебя поведу. Из тебя неплохой ученик получится. Жаль, музыка закончилась. Пойдем, присядем. Что-то я не вижу Гарика.
– Мама Эмма, вы не видели Гарика?
– Идем, покажу. Не твой ли сынок прикорнул на том диванчике?
– Разве в таком шуме, под такую музыку можно спать?
– Как видишь, спит крепким сном. Устал он от стольких впечатлений, этот гам ему не помеха, – Эмма посмотрела на молодоженов, добавила: – Идите к гостям, не волнуйтесь, я за малышом присмотрю. Не было у меня до сих пор внуков, появился сразу такой большой, главное, приятный, послушный. Но вы времени не теряйте, желаю видеть еще внуков, внучек. Шагайте, о нем не беспокойтесь.
Свадьба шла к своему завершению. Гости группами, по одному покидали уютный ресторан, время ведь к полночи. К Наташе подошла попрощаться мама Эмма. Юлий в данный момент разговаривал с одним из последних друзей.
– Наташа, милая, я знаю, почему мой сын женился на тебе. Нашел родственную душу. Уверена, ты такая же добрая, как и он. Вы подходите друг другу, у вас будет счастливое будущее. Разреши мне забрать сегодня Гарика к себе домой. Большое спасибо, завтра после полудня верну вам прекрасное молодое создание.
Выйдя на улицу, молодожены с радостью вздохнули свежего воздуха. Все в порядке, пришедшие остались довольны. Но лучше праздновать на свадьбах друзей, родственников. Слишком утомительной выдались и подготовка к свадьбе, да и сам вечер. Хотелось поскорее уйти из этого состояния, отдохнуть.
– Юлий, моя мама с отчимом тебе понравились?
– Они очень неплохо смотрятся, не дашь им их годы. Одеты элегантно.
– Мамин муж и раньше выглядел молодо, был симпатичный. Они, как видно, были здорово влюблены, и сейчас относятся друг к другу, будто вчера женились. Но меня соединение этих двух людей в мои детские годы задело за живое. Я любила своего настоящего отца, другой был мне не нужен. Очень ревновала его к маме. К тому же, я ему была безразлична, он не интересовался, как я учусь, кто мои подружки, покушала или нет, был в стороне от меня. Понимала, что маме стало легче жить, она забыла, что у нее был первый муж, мой отец. Семен Иванович обеспечивал ее всем необходимым, мама ни в чем не нуждалась, она спокойно продолжала работать. Наверное, мне бы хотелось, чтобы отчим на меня смотрел не как на дочь его жены, падчерицу, а как на девушку. Я злилась, дерзила, потом обиделась, разозлилась и решила принять приглашение двоюродной сестры, уехала к ней. Мама не возражала. Это еще более обидело меня. Но все, слава богу, в прошлом.

Время бежит, не успеваешь толком им воспользоваться. Понедельник – суббота, воскресенье, и опять понедельник – суббота. Пора идти на работу, а хотелось бы еще поваляться на кровати. У Наташи время мелькало быстрее, потому что она в свободную минуту рисовала, раз в неделю посещала кружок живописи, которым руководил известный художник Поляков. Наташа стояла у мольберта в том сквере, где затерялся Гарик. Нарисовала деревца, кустики, принялась за женщин, сидящих на скамейках, но ее скрючило. Наташа пригнулась, потерла живот, отпустило. Что-то с ней не так: аппетит зверский, а чуть попозже в животе начинается бунт. Она не сразу поняла, почему ее слегка, но регулярно подташнивает. Обратилась к врачу, но еще до входа в его кабинет догадалась о причине происходящего. Забеременела?! Как же сразу не сообразила, ведь опыт есть. Просто не думала так быстро завести ребенка. Гинекологу ничего не оставалось делать, как подтвердить диагноз.
«Ну, держись, Юлий! Обрадую тебя сегодня», – заулыбалась Наташа.
Так как мужа еще не было дома, он захотел искупаться, после работы поехал к реке, она решила поделиться новостью с сыночком.
– Гарик. У тебя скоро будет маленькая сестричка.
– Зачем она мне нужна?
– Ну и вопрос! Будет с кем дружить, играть.
– Она же маленькая, сама сказала. Какая может быть с ней дружба? У нашей соседки тети Вали маленький ребенок, он постоянно плачет. Мне такая плакса не нужна. Одному лучше.
– Конечно. Я еще не знаю, кто появится в нашей семье. Вначале она или он не сможет говорить, не сможет ходить. За ребенком нужно ухаживать, смотреть, чтобы не плакал, чтобы хорошо спал. Первое время мы с папой будем за ним ухаживать, но чуть подрастет ты сам захочешь пойти с ней гулять. Когда увидишь его, тогда и подумаешь, стоит ли нам помогать его растить. Станете лучшими друзьями.
– У меня хватает друзей. Плакс я не переношу.
– С такими крохотными детками всякое бывает. Мы будем стараться, чтобы ей было хорошо, чтобы меньше плакала, будем ее успокаивать. А немножко подрастет, будешь учить ее говорить, ходить. Ты же ее старший брат, поэтому ответственность не только на нас с папой, но и на тебе, мой любимый Гарик. Будешь смотреть, чтобы ее не обижали другие дети. Лет через десять ты большой разницы между вами не заметишь. Сможешь рассказывать ей сказки, делиться с ней своими тайнами.
– Какими тайнами? Их у меня нет. Если будут, я только тебе их расскажу. Больше никому ни слова, тайна есть тайна. Мама, почему ты говоришь о ребенке, как о девочке?
– Ты не хочешь, чтобы у тебя сестричка была? У нас есть мальчик – ты, поэтому я бы хотела, чтобы нашу семью пополнила девочка.
– Хм… ладно, так и быть, раз ты хочешь, принеси мне сестричку. Будет кого наказывать, в угол ставить.
– Но тебя же не ставили. Зачем девочку мучить?
– Мама, а как ее зовут?
– Об этом мы подумаем вместе с папой, когда она появится дома. А как ты хотел бы назвать сестричку?
– Как и тебя – Натой.
– Разве не достаточно, что есть одна Ната? Когда ты будешь звать сестру, кричать: «Ната!», прибежим обе я и она.
В это время пришел Юлий, он слышал последние фразы.
– Папа, папа! Как ты хочешь мою сестричку назвать?
– Какую еще сестричку? – Юлий сдвинул брови, глянул на жену.
– Гарик, ты меня выдал. Я с сыном говорила о будущей нашей жизни. Скрывать нет смысла. Мне сегодня сказали, что я беременна.
– Будет девочка?
– Не знаю, но мне бы так хотелось. А тебе, милый7
– Я буду рад и девочке, и мальчику, даже двойне или тройне. Моя хорошая, дай я тебя расцелую. Для меня радостная весть.
– Папа, ты не сказал, как назовем девочку.
– Пусть родится, тогда и имя будем придумывать. Сейчас иди, собери игрушки. Посмотри, как ты их разбросал, наступить на них можно.
– Юлий, расскажи, вода в реке не холодная, ты не продрог, – обратилась к мужу Наташа. Она обняла его, потрогала волосы. – Успели высохнуть.
– Вода страшная, я весь дрожал, но, как видишь, я вышел сухим из воды.
– Как это сухим? Ты как Иисус шел по воде и ноги не замочил?
– Ноги замочил. Сегодня на море такие волны, что лезть туда было страшно. Я решил, пусть она по мне поскучает.
– Правильно поступил. Наверное, никто не плавал.
– Ты испугался? – встрял в беседу Гарик.
– Да. В реке крокодилы появились.
Гарик засмеялся: – Крокодилы живут в Африке.
– А плавки у тебя мокрые, надеюсь, в штаны не наделал. Признавайся, сколько времени плавал? – Наташа продемонстрировала ему одежду.
– Рекорд сезона – пять минут.
– Действительно рекорд, – Наташа взяла за руку Гарика. – Папа шутит.
– Человек пять держались за веревку, которой отгородили участок реки. Но один пожилой, думаю ему за восемьдесят, осмелел, героем решил показать себя, поплыл вперед немного. Течением отнесло его далеко от берега. Он гребет, а его обратно тянет. Спасатели уже ушли домой. Трое сорокалетних крепких мужчин бросились ему на помощь. И у них не получается приблизиться к берегу. Пришел четвертый, снял со спасательной вышки круг и к ним. Едва доплыли назад, ругали горе пловца «хорошими» словами.
– И ты, конечно, был среди них. Спасли его?
– Дотащили до берега, все присели, настолько устали. Молодцы ребята, не побоялись в такую погоду пойти на помощь тонущему пловцу. Все хорошо, что хорошо кончается. Жив он. Надеюсь, завтра придет купаться, но будет вести себя осторожнее.

Часть 3

Вы в сердце моем

А я иду наперекор всему,
Сомнений нет, теперь я знаю – кто я!
Мой путь – наверх, и значит потому
Во мне самом проходит поле боя.
Не может знать горящая свеча,
Когда наступит время угасанья.
Она горит, как солнце горяча,
До самого последнего мерцанья.
Валерий Плешко

Глава 1
Беременность Наташи протекала нормально, но только до шести месяцев. Потом начались осложнения. То будущая мамаша сильно простыла, то из-за состояния плода ее положили на сохранение. С шестого месяца беременности она мучилась. Что-то шло не так. Ей порекомендовали больше ходить. Состояние ребенка проверяли еженедельно. Когда плоду исполнилось семь месяцев, она уже знала, что это девочка, консилиум врачей решил не ждать беды, а вызвать преждевременные роды.
И медперсонал, и она боялись, что ребенок не выживет. Наташа держалась изо всех сил, чтобы не заплакать. Но иногда ночью срывалась, тогда выходила в коридор и давала волю потоку слез. Юлий посещая жену, успокаивал ее, окутывая своей любовью. Он читал ей стихи Пушкина, «Василия Теркина» Твардовского, новые произведения из поэзии Василия Федорова. Иногда Наташа засыпала на его плече.
Она на операционном столе, ей ввели снотворное. Собралась целая команда врачей. Они внимательно осмотрели снимки девочки, результаты анализов, только после этого решили заняться оперированием. Необходимо было не повредить плод. Операция прошла нормально. Девочка была настолько маленькой, что можно было держать на ладошке. Когда Наташа очнулась, сразу спросила у акушерки, как ее ребенок, что с ним и где он.
– Жива, жива твоя малышка.
– Я хочу ее увидеть, принесите ее, пожалуйста.
– Ребенок в инкубаторе, его тревожить нельзя. Ты пока набирайся сил, отдыхай.
Наташа осталась в палате. Узнала, что ее девочка весит всего два с половиной килограмма. Если первые два дня молодая мама чувствовала слабость, ей с трудом удавалось подняться с койки, то на третий смогла самостоятельно пройти до места, где держали ее девочку. Теперь часами стояла за застекленным окном инкубатора и наблюдала за доченькой. Наташа вглядывалась в каждую черточку только на днях появившейся малышки, ища в ней следы Юлия, свои, но ничего не находила в этом бледном чуде.
Каждое малюсенькое движение ребенка пугало ее, может быть девочке плохо. Когда та долго лежала спокойно, также волновало мамашу. Если видела, что малышка чем-то недовольна, пытается повернуться, плачет, Наташа сразу бежала за медсестрой, настойчиво тянула ее к девочке. Она больше страдала, чем малышка. Каждая минута отдавалась болью, она и покушать спокойно не могла, все оставляла не притрагиваясь.
– Ты что чокнутая? – спросила ее соседка по палате.
Наташа только отмахнулась. Ее стали беспокоить груди, они наполнились молоком, стали тяжелые, тугие. Гинеколог посоветовала ей сцеживать молоко и отдавать персоналу, а те уже роженицам, у которых в груди пусто или их ребенку не хватает питания. Она послушалась совета, процедура сцеживания оказалась для нее довольно приятной, ей хотелось думать, что доченька сосет ее грудь.
Раз в день появлялся Юлий, приносил еду для Наташи, приготовленную его мамой. Он интересовался состоянием ребенка и ее самой, спрашивал, что ей хочется. Она просила так много не нести, она много не кушает.
– Главное мое желание, чтобы мне скорее отдали мое дитя, чтобы отпустили нас домой. Я ее почти не вижу, но безумно люблю. Она такая кроха нуждается в моем молоке, моей защите. Гарик дался мне намного легче, хотя те роды были первыми.
Только через две недели ей разрешили взять доченьку на руки. Юлий находился рядом, но к пакету с ребенком боялся дотронуться, сказал, что дома будет держать ее на своей груди. У Наташи был опыт возни с дитем, ведь воспитала Гарика. Больше двух недель продержали роженицу с ребенком в больнице.
Наконец выписали, но, как и три года ранее, так и теперь пришла на помощь двоюродная сестра Таля. Она почти целый день проводила с Наташей и малюткой. Взяла на работе неделю отпуска. Ребенок креп с каждым днем, его худенькое тельце пополнело, он добавил в весе. Как сообщили врачи, которые регулярно посещали их на дому, девочка набрала положенный вес для ее возраста, и они могут больше не приходить к ним.
В первый раз Наташа боялось передать девочку Юлию. Отдавая ее, она продолжала поддерживать малышку. Со временем юный папаша мог спокойно держать ее на руках, укладывать в люльку, напевал ей песенки. Он не мог налюбоваться доченькой Аделией. Так они по общему согласию нарекли малышку, но в семье называли Адой, Адочкой. Гарик согласился с таким названием, объявил, что будет тоже звать ее сокращенно – Ада. Родители не возражали. До окончательного выбора имени, до регистрации ребенка в Загсе Юлий по поручению Наташи пошел в университетскую библиотеку, чтобы лучше выяснить значение этого слова. Все аккуратно выписал и представил лист жене.
«Имя Аделия символизирует склонность человека к непрерывному движению». – Это в тебя, – прокомментировала предложение Наташа. – Читай дальше. – «Егоза» и «Непоседа» в детстве, она почти не меняется с возрастом! Любовь к перемене мест, неумение и нежелание изменить стабильность в любой форме, часто становятся причиной одиночества.
Но одиночество не тяготит, наоборот, воспринимается как обязательный атрибут свободы, которая является для такого человека единственным способом существования, основной мотивацией, «фетишем».
– Тебя не испугала такая формулировка этого имени? – поинтересовался Юлий.
– Немножко взволновала. Ты веришь в правильность данного объяснения?
– Я нет. Все зависит от ген и от того, как мы воспитаем нашу девочку. Согласна со мною, или подумаем о другом для нее имени?
– Выбор сделан, менять не будем.

Наташа очень радовалась, глядя, как Юлий бережно относится к Аде. Когда приходил с работы, едва успевал скинуть туфли и верхнюю одежду, бросался в детскую комнату, если девочка пребывала в колыбели, или к жене, если она кормила доченьку. Наташа гнала его мыть руки, а он интересовался, как прошел день, какие изменения в поведении малышки.
– Какие могут быть за день изменения? – удивлялась его вопросу Наташа.
– Она же растет не по дням, а по часам.
– В сказках или вдали от ребенка, когда видишь его раз в полгода.
– Не говори так. Когда я беру ее на руки, чувствую, что она прибавила в весе. Может, взвесим ее сегодня?
– Юлий, разве можно мучить ребенка, ежедневно класть на весы? Ей это не очень приятно. Один раз в месяц вполне достаточно.
– Она опорожнила твои груди? – продолжал допрос муж.
– Нет, но ей вполне хватило, остальное сцедила. Ты не хочешь попробовать моего молочка? Сразу окрепнешь, никакие болезни не будут страшны.
– Нет уж, мне такая еда не по нраву. Молоко не для меня, я больше к сметане расположен. От твоего молока можно поправиться, а мне это не нужно. Из него хорошую сметанку сотворить сможешь?
– Ты блудливый кот, мое молоко предназначено для других целей. Обойдешься. Мой руки, получишь ужин, но без сметаны. Ты ее утром ел.
Ада росла. Вот она уже стала приподниматься, ее можно было посадить на стульчик, который устанавливали на больший стул. Так ее и кормили. Она была не против кусочков хлеба, что клали на столе возле нее. Она их брала, отправляла в ротик, просыпая большую часть на пол. Время летело, девочка уже не походила на запеленатую куклу. Она что-то лепетала, ползала по всей квартире, пыталась открыть нижние ящики шкафа.
Дочери понадобились другие игрушки, более интересные, а не звенящие колокольчики. Если раньше она плакала едва слышно, то теперь, когда ее что-то не удовлетворяло, могла поднять рев на всю квартиру. Еще не было года, она стала говорить «мама», «баба», а «папа» ну никак не получалось. Когда Наташа громко звала Юлия, Ада стала называть его «Юи». Только спустя месяца три после года ее научили выговаривать «папа». Юлий, Наташа брали ее за руки, вместе с ней шагали по салону.

– Она уже совсем большая, скоро три года исполнится, – утверждал Юлий. – Связно говорит, я с ней займусь более серьезным делом. Пусть берет пример с Гарика.
Сын должен был осенью пойти в первый класс, паренек вместе с Юлием осваивал чтение детских книжек. Папа принес кубики с азбукой, показывал Аде буквы, учил ее повторять, а затем и самой угадывать.
– Что это за буква?
– А-а.
– Молодец. А вот эта?
– Ка.
– Нет, это Ха. Повтори: Ха.
Вмешивалась Наташа, требовала, чтобы он прекратил ее дрессировать, она еще совсем маленькая. Юлий возражал: она уже не несмышленыш, многие буквы знает, ей все пригодится в школе. Жена просила, чтобы он лучше чаще выходил с ней гулять на воздух, на природу. Приказано – надо выполнять.
В выходной день Юлий брал с собой обоих, приходил с ними в большой сквер, где стояло несколько качелей, пластмассовые горки. Необходимо было появиться пораньше, потому что к 10 часам желающих набиралось много, попасть на эти детские аттракционы было не просто. Долго стоять в очереди не хотелось.
В летние теплые дни они всем семейством выбирались на пляж озера. Если Гарик не любил купаться, то Ада рвалась в воду. Родители по очереди отводили ее на мелководье, но боялись, что она может простудиться, поэтому через определенное время оттаскивали ее на берег, обтирали полотенцем, тогда Ада начинала визжать, требуя отвести ее обратно к озеру. Она хлопала руками по воде и заразительно смеялась. Все окружающие улыбались, а маленькие дети вслед за их доченькой тянули родителей к озеру. И Гарик, и Ада схватывали все на ходу.
Нелегко жить вчетвером в двухкомнатной квартире. Пока еще дети малые, терпимо, а вырастут, необходимо обеспечить их отдельными спальнями. По ходатайству руководства университета горисполком выделил Юлию четырехкомнатную квартиру в восьмиэтажном доме. Он был с лифтом. Перебрались за несколько дней. Когда они несли последние тюки с вещами, Наташа попросила:
– Не торопись, споткнешься.
– Скорее это может произойти с тобою, но не волнуйся, я подножку не подставлю. Всегда готов поддержать тебя и долго не отпускать.
– Э-ге-ге, – закричал Юлий, глядя на новый, сверкающий белыми стенами, большой салон. – Здесь есть, где разгуляться. Да ребята? На этой стенке помещу портрет, где я с мамой и папой, только отдам в фотомастерскую, чтобы увеличили. Нужно купить хотя бы несколько хороших картин, но не эти простенькие, что продают горе художники. Простота, запачканная красками в спешке, нам не нужна. Наташа, ты можешь освежить обстановку своими шедеврами.
– Смеешься? Сейчас у меня получишь. Гарик, ты не против, чтобы папу немного отлупить?
– Отлупить? Что это такое?
– Побить.
– Бить нельзя, запрещено.

Не забывал Юлий посетить мать. Она вела активный образ жизни: встречалась с друзьями, а их у нее не сосчитать, участвовала в диспутах по недавно вышедшей книге, проводимой городской библиотекой, начала записывать воспоминания своей жизни. Больше месяца не видел ее Юлий, несколько раз звонил, но мама не отвечала. Он стал волноваться. Решил, что она уехала в какой-нибудь дом отдыха.
Эмма действительно, куда-то уезжала, недавно вернулась в свою обитель, в тот же день позвонила сыночку. Он ей объявил выговор. Следующим вечером, даже не предупредив ее о своем посещении, неожиданно нагрянул. Мама Эмма сразу увела его на кухню, угостила свежими горячими пирожками, сказала, что интуитивно ждала его сегодня, правда попозже. Когда сын закончил наслаждаться печеным изделием, они перешли в зал. Он глянул на стенку и удивился, напротив окна висел портрет отца.
– Мамочка, где ты его взяла? Помню, в детстве видел этот снимок, но позже никогда.
– Посмотри, как ты похож на отца. А характером в меня – настойчивый. Твой папа был более мягким, иногда это вредило ему. Я ездила в Ветку, где родилась, училась, это недалеко от Гомеля. Решила навестить наши дома в Гомеле, где мы с тобой и папой жили, но одного давно нет, немцы на дрова разобрали. Во втором доме живут люди, видно, что рабочий класс, у них трое детей дошкольного возраста. Решила, пусть там и живут, чего их тревожить. Нет смысла начинать судебные тяжбы, чтобы отобрать у них уже далеко не новое здание. Да и вряд-ли это получилось бы.
Зашла к соседям, там и сейчас живет Вера, моя хорошая подруга. Она мне многое что поведала об оккупации, погибло много людей, в том числе часть папиных дальних родственников. У Веры сохранился наш альбом и этот папин портрет. Когда меня с тобой милиция забрала, она забежала в наш дом, забрала фотографии к себе в надежде, что мы скоро вернемся, положила в старый чемодан и забыла о них. Увидела меня и вспомнила. Залезла под кровать, где находились фотографии, черт знает сколько лет, достала чемоданчик. На нем пыли больше чем он сам весит. Совком снимали ее. Когда открыли его и достали альбом, я не могла долго придти в себя, ревела, как белуга. Достала из ридикюля немного деньжат, оставила Вере, хотя она отказывалась брать, живут они довольно бедно… У тебя время есть? Тогда займемся альбомом.
Они листали его страницы, вспоминали, удивлялись. Особенно понравились старинные фотопортреты Миши и Яши, когда они еще были холостяками. Выполненные прекрасным мастером, они были наклеены на картон, позади стоял штамп фирмы изготовителя. На второй фотографии были запечатлены старшие Платоновы. Женщины сидели на красивых стульях в длинных черных юбках и беленьких кофточках, мужчины в костюмах стояли позади. Все такие серьезные, не улыбаются. Порадовали детские фото, то Юлий стоял на стульчике, то с портфельчиком собирался идти в первый класс. А здесь он с братом, но такие непохожие, что удивляешься. Были и мама с папой совсем молодые, красивые. Юлий с мамой долго смотрели на них и вздыхали, дедушек с бабушками нет в живых, папы тоже. Промелькнули лица семейства Яши и Ханы, всего два фото Мама обещала отвезти их в Курган. Юлий не хотел отрываться от старинных фотографий, но нужно было идти домой, к жене, детям. Провожая сына, Эмма вспомнила:
– Сынок, знаешь, что я возле нашего дома увидела? Дерево, березу, которую сажала вместе с Мишей. Мы ее посадили в тот год, когда родился ты. Была такая маленькая, сейчас высокая стройная. Каким чудом она сохранилась, не знаю. Я минут десять любовалась ею, на меня стали поглядывать местные жители. Как только вернулась домой, решила посадить деревце здесь, ель или березку, неважно. Ты не против такой затеи?
– Я согласен, предлагаю каждому из нашей семьи посадить деревцо и смотреть, чтобы оно прижилось, росло. Но объясни, в честь чего ты поехала в Ветку? Большой город? Столько лет прошло. Главное, мне ничего не рассказала.
– Это длинная история. Я тебя немного задержу. Полгода назад написала письма в различные инстанции, что занимаются розыском людей, где указала с десяток фамилий и имен моих бывших одноклассников и подруг. Адрес одной соученицы мне нашли, я с ней списалась. Виолетта Шатило, сейчас она Николаеня, живет в Минске. Мы ее все в классе звали сокращенно – Летой. Она сообщила, что школа, в которой мы учились, в этом году отмечает 150-летие. А через месяц от директора заведения Елены Владимировны Новиковой пришло приглашение на этот юбилей, наверное, Лета им сообщила. Праздновать наметили в начале ноября.
Я купила билет на самолет до Минска с пересадкой в Москве, никого из вас не стала беспокоить, ведь уезжала на недельку. Перед этим позвонила соученице, она обещала меня встретить. Прилетела, смотрю – одна пара держит плакат с моей фамилией. Это была Лена, дочь Леты, с ней водитель. Они привезли меня к дому соученицы, занесли мой чемоданчик в квартиру. Прием был на высшем уровне, не ожидала такого. Меня кормили, поили, предоставили спальню. Лета живет одна, муж, к сожалению, умер. Она была очень рада моему приезду, проговорили до двенадцати часов ночи.
Мы вспоминали былые школьные годы, события, а главное наших соучеников. У Леты были телефоны двух наших одноклассниц: Вали Курятниковой, теперь Дятловой, я вместе с ней в один и тот же детский сад ходил, и Нины Струковой – Никитиной, обе продолжают жить в Ветке. Мы все там школу заканчивали. Девчата тоже знали о моем приезде. В Минск прилетела 1 октября, но в Ветку решили поехать 3-го, так как у младшего брата Леты Жени, живущего тоже в Минске, в субботу был выходной, он мог довезти нас на своей машине в Ветку. Тем более, что закончил ту же школу. Одна из его соучениц жила в Минске, другая в Бобруйске, мы и их захватили на торжество.
Выехали из Минска в семь утра, в десять находились в школе. Еще во дворе встретила двух наших милых школьниц: Валю и Нину. Зашли в здание, там нас приветствовали учителя, мы сняли верхнюю одежду, нас напоили чаем и кофе с различными сладостями. Затем повели в школьный музей. Очень приятная встреча была с Еленой Владимировной, миловидной приветливой директором школы. В музее напали на нас корреспонденты Гомельского телевидения и районной газеты, брали интервью. Затем всех гостей, а их было довольно много, и теперешних учеников школы вывели на улицу, чтобы открыть в честь знаменательного события мемориальную доску. Такую честь предоставили самой старейшей четверке, то есть нам. Музыка, фотографы. Волнительно!
– Больше из вашего класса никого не было?
– Понимаешь, сынок, от первого к десятому классу у нас осталось лишь двенадцать человек. И тех жизнь разбросала по разным городам и весям, неизвестно где они, живы ли. Смотри, Лета окончила университет, осталась в Минске, работала сначала в газете «Сельская жизнь», затем в одном из издательств. Валя и Нина стали педагогами, работают вблизи от места жительства. Больше мы ни с кем не смогли связаться.
Продолжу свое повествование, если не надоела тебе. Всех прибывших, в том числе нынешних учеников школы, привели в большой зал. Там выступали со стихами, песнями, танцами. В перерывах приглашали на сцену бывшее поколение школьников по годам окончания заведения. И мы стояли перед всеми, я сказала несколько слов о времени, проведенном в школе. Были трудные времена: голод, проблема с учебниками. Но мы старались учиться, Виолетта Шатило окончила школу на отлично, ей было проще поступать в университет. У каждого нового поколения школьников новые учебники, по-иному излагается материал, даже вместо парт теперь ученики сидят за столами. Жизнь не стоит на месте
Затем часть гостей, собравшихся на торжество, повели в ресторан. Уже начинало темнеть. Женя, брат Леты, повез нас по городку. Многое изменилось, я почти не узнавала эти улицы. Правда, в сквере остался стоять памятник Ленину, но деревья так выросли, кажется, что находишься в лесу. После поездки навестили Валю, ее мужа Николая Дятлова хорошо знала, он рос в детском доме, учился в нашей школе. Валюша очень хотела, чтобы мы заночевали у нее, желала больше пообщаться, вспомнить былые годы, но мы были связаны с машиной Евгения.
Поздним вечером вернулись в Минск. Прошло уже много времени, а я не могу забыть эти дни, эти встречи. Особенно гостеприимство Леты. Старалась проявить внимание не только она, но, как я тебе говорила, дочь Елена, младший брат Евгений внесли свою лепту. Когда мне нужно было уезжать, Лена повезла меня в аэропорт, вещи мои доставила прямо к пропускному пункту. Как мне относиться к такому прекрасному семейству? Трудно передать мои чувства к ним, умные, добропорядочные люди, даже взрослыми заботятся о маме Лете, любят ее. Но я то при чем? Учился с мамой Лены, с сестрой Евгения, и всего-то. Восхищаюсь всем большим семейством. И торжество в школе, и встреча с соучениками останутся со мною до конца жизни… Юлик, ты никуда не спешишь, наверное, задержала тебя?
– Ты рассказала интересную историю. Даже завидно, что там не был. И я восхищаюсь твоим самоотверженным поступком, поехать в таком возрасте так далеко, еще с пересадкой. Одним словом, и ты, и твои друзья-одноклассники молодцы! Горжусь ими, горжусь тобой. Я действительно спешу, получу нагоняй от Наташи, но когда расскажу о твоей поездке, она успокоится. Поблагодарит меня, как и я тебя. Спасибо!

К тридцати пяти годам Юлий Плоткин возглавил кафедру русского языка и литературы. Повезло, его предшественник перебрался на работу в Ленинградский университет. За эти годы Юлий опубликовал немало статей в научных журналах, он успел издать две книги. Одна из них о жизни и творчестве Николая Некрасова, причем больше места заняла именно биография поэта, рассказ о его работе как общественного деятеля. Вторую посвятил Илье Эренбургу, где пристальное внимание уделил анализу его произведений в период пребывания писателя за границей. Роман Эренбурга «Буря» стал основой рассмотрения творчества писателя на страницах книги Юлия Плоткина. В союзных газетах появились отклики на его труды. Большинство критиков положительно высказалось о работе преподавателя, но были и критические статьи. Им не понравилось, что автор касается тем, которые были не в фаворе у советских правительственных деятелей. Ответить на такое мнение Юлий Михайлович не мог.
Сегодня он немного задержался, один из студентов высказал свои личные соображения о книге Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Рядышком стояли другие ребята. Пришлось выслушать парня, с чем-то согласиться, с некоторыми его тезисами поспорить. Спускаясь по университетской лестнице вниз, Юлий пытался доказать подошедшему коллеге, что студентам необходима самостоятельная работа, привел в пример студента, с которым только что беседовал.
– Все, что я им рассказываю, – убеждал Юлий, – проскальзывает порою мимо их ушей, внимательное чтение конспекта или учебника лучше откладывается в голове, чем монотонная речь преподавателя. Необходимо время от времени давать задания. Неплохо бы, чтобы с оценкой творчества Солженицына выступили перед аудиторией люди, прошедшие сами такие испытания, что и автор. Приведу в пример свою мать, которая провела немало лет в сталинских лагерях, хорошо знает это время. Таким, как она, и нужно давать слово перед студентами».
Выйдя на свежий воздух, Юлий почувствовал, что кто-то его следит за ним. Посмотрел внимательно вправо, влево – немного в сторонке стояла Юлия, его тезка, которая явно ждала его. Это ее взгляд буравил ему мозги. Пришлось извиниться перед коллегой, поспешил к знакомой девушке.
– Здравствуйте Юлий Михайлович.
– Привет стрекоза, привет. Как у тебя дела?
– Учеба закончилась, теперь тружусь над дипломным проектом.
– Поздравляю! Кажется, совсем недавно ты приходила ко мне сдавать вступительный экзамен, время летит быстрее птицы. Ты уже самостоятельный человек. Рад за тебя. Получишь диплом, а дальше куда?
– Сошлют куда-нибудь. Хотелось бы остаться здесь, в Челябинске. Привыкла к городу, здесь мой дом, здесь меня иногда публикуют, но прежде всего надо защититься.
– Зная твои способности, думаю для тебя это не проблема. А как поэтическая строка в твоей жизни?
– С год назад отнесла в издательство более пятидесяти стихотворений, надеялась, что быстро издадут книжечку, но пока я ее не видела. Несколько раз забегала к ним, но все обещают. Говорят, отправили мои стихи известному поэту для рецензии, но ответа от него еще не получили.
– Не волнуйся, первые твои вирши мне понравились. Ты пока работай над новыми, раньше-позже дадут им дорогу в жизнь.
– Кстати, вы знаете, что мама стала жительницей Челябинска? С месяц как перебралась. Продала там свою квартиру, здесь купила двухкомнатную. Мне теперь не нужно к ней ехать. Раз – и я дома, рядом с мамой. Потихоньку обставляем квартиру. Чтобы заработать на мебель, я подрабатываю: помогаю школьникам осваивать математику.
– Но ты же литературовед.
– Мне и математика в школе хорошо давалась. Еще не забыла.
– Ты достойна похвалы.
– Вы загляните к нам через несколько недель. К этому времени, надеюсь, все приобретем, расставим по местам.
– Надо, надо побывать у вас. Как только свободное время выкрою, приеду. Мы не в ту сторону идем, моя улица в другом направлении. Передавай маме привет, она для меня символ доброты и чистоты. Желаю вам обеим счастливых дней, здоровья.
– Подождите, Юлий Михайлович, подождите, я на автобусном талончике наш адрес напишу. Держите. И вам всего хорошего!
Наташе через несколько дней после разговора Юлия с тезкой тут же нашептали, что ее муж встречается со своей студенткой, ведет с ней душещипательные речи про какую-то обстановку, про диван говорили. Она явно его любовница. Даже сообщила адрес, по которому он может приходить, девушка со своей мамой хочет его познакомить. Еще посоветовала посмотреть в карманах мужа записку от студентки. Так можно и проворонить супруга.
«Какие глупости несут про моего Юлия. Он никогда мне не изменял, я его прекрасно знаю. Мало ли с кем он стоит, разговаривает. Такого скромного мужчину попробуйте найти. Я бесконечно рада, что мне достался такой муж. Меньше сплетничали, лучше бы было и для них, и для меня. И не подумаю лазить по его карманам, доверяю ему».
Детки подросли, Гарик учился в пятом, Ада во втором классе. Учились они неплохо, двоек, да и троек не получали. Изредка могли и подраться, причем зачинщицей выступала сестричка. Гарик любил ее потягать за косы, ей это не нравилось. Хотя на два года была младше брата, но вела себя как главный организатор стычек. Гарик старался уступать ей, но иногда терпение подводило его, тогда все заканчивалось настоящей потасовкой. Приходилось их разнимать, успокаивать, наказывать родители особо не торопились. Юлий и Наташа, если были дома, быстренько прекращали их споры, драчки. Самое интересное, что после битвы, никто не плакал, не жаловался, ссора не продолжалась долго. Через полчаса дети, как ни в чем не бывало, мирно беседовали. Что-то сегодня сынок притих, продолжает валяться в кровати, весь укрылся одеялом. Мама подошла к нему, погладила по голове.
– Тебя обидели или оценку плохую получил? – спросила Наташа.
– Мама, у меня голова болит, – пожаловался Гарик.
Наташа пощупала, нет, не горячая. – Температуры нет, зачем отлынивать от учебы.
– И горло тоже. День пропущу, ничего страшного.
– Гарик, ты ведь не филон? Обыкновенная ангина. Вчера мороженое ел, глотал холодное, отсюда и горло.
– Что еще за «филон»?
– Это значит лентяй. Одевайся, завтракай и в школу.
От завтрака он отказался, взял портфель и вместе с Адой ушел из дому. Через два часа Наташе позвонили из школы.
– Ваш ребенок болен, срочно заберите Гарика из класса.
Оказалось, что еще несколько дней назад один из его соучеников заболел, но родители ничего не сообщили, а классный руководитель не поинтересовался, чем он болен. В этот день уже четверо оказались больными. В школу вызвали врача, класс объявили на карантине, половину учеников отправили домой, в том числе Гарика. Наташа прямо со школы повела его к детскому врачу. Пришлось с час подождать в очереди. Доктор заглянул пареньку в горло, затем сам снял рубашку с мальчика, внимательно осмотрел его.
– Ветрянка, – после изучения тела Гарика, констатировал врач. – Домашний режим дней пять, нет, с неделю, причем в постели, обязательно изолируйте от остальных детей. У вас есть еще дети? Дочь. Пусть она не общается с ним. Может заразиться. Но ему нужна отдельная посуда, отдельное полотенце. Пусть полощет рот раствором фурациллина, можно настойкой ромашки. Спальню, где он будет находиться, проветривайте несколько раз в день. И чаще поите его чаем с лимоном, очень помогает.
Мама по дороге извинилась перед сыном за то, что не поверила ему. Дома сразу уложила в кровать. Сунула подмышку термометр. Через десять минут вынула – 37, 5.
– Ничего страшного. Теперь ты отдохнешь от школы, от сестрички.
– Ей нельзя ко мне? А с кем я буду разговаривать? Мне же скучно будет.
– Со мной, папой, с учебниками.
– А вы не заразитесь от меня?
– Взрослые ветрянкой редко болеют, но остерегаться и нам нужно. Сейчас я тебе дам лекарство от температуры. Что еще тебя беспокоит, кроме зуда?
– Хочется все тело расчесать.
– Это сыпь. Терпи казак, атаманом будешь. Она может пойти по всему телу. Я куплю в аптеке зеленку и смажем твои пупырышки. Так со мной поступала моя мама.
– Ты тоже болела этой, как ее, сыпью.
– Болезнь называется ветрянка, а сыпь результат этой болезни. Многим детям приходится лечиться от нее, я тоже лежала вся зеленая. Сейчас приготовлю тебе чай с лимоном.
– Мама! Ты же знаешь, ни я, ни Ада чай не пьем, с лимоном тем более. Что он дает? Кислятина какая-то!
– Ты слышал, что сказал врач? Не хочешь валяться в кровати, хочешь быстрее встать на ноги, встречаться с друзьями, то необходимо пить лекарство, в том числе и чай.
Вернулась из школы Ада, сама не своя, какая-то покрасневшая. Ей померили температуру, тоже уложили в койку. Вывод такой же: заразилась. Утром Наташа подошла к сыну, он метался по кровати, жаловался на сильную головную боль. Она тут же измерила температуру, градусник показал 39,2, испугалась, направилась к лечащему врачу. Он ее успокоил, велел дать ему пенициллин. К вечеру температура спала, Гарик повеселел, только хотелось чесать части тела. У Ады болезнь проходила легче.
На следующий день до ухода на работу Юлий подошел к комнате дочери, прислушался. Ни звука. Он тихонько открыл двери спальни, дочери там не было. Папа тут же к сыну. Они лежали вдвоем, о чем-то тихо говорили и заразительно смеялись.
– Эй, зеленая лягушка, ты чего забралась в чужую постель и квакаешь? Марш в свое болото!
– Папа, мы уже один от другого не заразимся. Так что не страшно нам быть вместе. У него температура упала. Знаешь, что он рассказал?
На нее набросился Гарик, начал сталкивать с постели, просил ее замолчать, но переупрямить сестричку не смог.
– Его одна девочка поцеловала, после того, как он ей показал, как решать примеры, которые задали по математике, – Ада рассмеялась. Гарик надулся и развернулся на койке в другую от нее сторону, но прежде стукнул ее кулаком в бок.
– Малышня, успокойтесь, не бузите, все у вас должно быть в мире и согласии. А ты, зеленая лягушка, веди себя по отношению к брату достойно. Некрасиво выдавать секреты, которые он тебе доверил, даже родителям, – Юлий насупил брови, сделал строгое лицо.
– Я лягушка, он лягушонок, а ты лягушкин папа! – засмеялась Ада. Гарик не выдержал серьезности обиды, они дружно захохотали.
В это время Наташа возилась на кухне, приготовила оладьи с яблоками. Позвала детей, но тут спохватилась, понесла им в спальню. Тоже возмутилась пребыванием в одной койке двух отпрысков. Но что поделаешь с больными детками. Гарик схватил с тарелки горячую оладушку.
– Что ты творишь! Руки помой сначала.
– Я же никуда после вчерашнего ужина не лазил. И мне нельзя вылезать из постели… Адка, держи ладку, я для тебя расстарался.

Глава 2
Юлий несколько раз побывал у Сарин дома. В первый раз теплым летним днем помог повесить люстру в салоне, она угостила его пирогом, начиненного антоновскими яблоками. Во второй, когда зима окутала холодом Урал, по просьбе хозяйки переставил мебель. Так, как она с дочерью поначалу расположила диван и секретер под телевизор, разонравилось маме. Пришлось гостю поднатужиться, поменять их местами. Теперь за тяжелый труд Сарин угостила Юлия заливной щукой. Он попросил у нее рецепт, чтобы такое же блюда могла приготовить Наташа. После еды сидели, разговаривали, перебрасываясь новостями, думами о завтрашнем дне. В этот раз Сарин призналась, что с той первой далекой детской встречи частенько мечтала о том, как они поженятся, заживут дружно одной семьей, будет у них много, много детей.
– Что взять с ребенка, который радостей не успел познать. Одно горе следовало за другим. А у меня вся жизнь сплошные неудачи. Потеряла родителей, прекрасного дядю, отдалась первому встречному, чтобы погасить свое одиночество. Какой смысл говорить о прошлом? Зато сейчас квартира есть, не голодаем, а главное, вырастила дочь умницу. Ни грамма не жалею о тех трудных годах, у меня ведь замечательная доченька. Она постоянно заботится обо мне. Ты и сам заметил, какая она у меня. – Сарин бросила взгляд на Юлия. – У меня к тебе никаких претензий. Знаю, у тебя есть жена, ты счастлив. Рада за тебя. Но какие мои года? Может, кому-либо и я приглянусь. Как ты считаешь?
– Я в этом не сомневаюсь. Ты симпатяга, умница, деловая. Все будет, как сейчас говорят некоторые молодые люди, «О кей».
Юлию, дочь Сарин, он не застал во время его посещений у них дома, мама рассказала, что ее отправили работать в Свердловскую область в одну из районных газет. Но Юлька продолжает мечтать найти работу в Челябинске, пишет письма в разные организации, где может понадобиться человек ее специальности. За год труда она сумела опубликовать в районной и областной газетах большое число своих стихотворений. Дважды за год побывала у мамы. Мечтает издать сборник произведений. Разве можно такой доченькой не гордиться?! – Сарин показала ему несколько фотографий, что привезла ее дочь. На одной из них она вчитывалась в строки газетной полосы, на втором снимке улыбались все члены редакции и она тоже. Дочь была здорово похоже на мать, такая же рыжая. Не зря при первой встрече она показалась ему чем-то знакомой. Но тогда он не догадался.

Юлия вернулась из командировки в редакцию районной газеты, ездила в один из сельских советов. В газету поступила анонимная жалоба на несправедливое отношение начальства к жителям, к колхозникам. Руководители сельсовета обвинялись во взяточничестве, в ругани. Редактор и направил ее в поселок, он за короткое время узнал Юлию как принципиальную журналистку. Поселилась она у одной из колхозниц, так ей было легче разобраться в данной ситуации. Хозяйка подтвердила, что все написанное в анонимке, правда.
– Это не вы написали письмо в газету? – серьезно спросила Юля.
Хозяйка испуганно перекрестилась, сказала, что не она. А кто осмелился рассказать правду, она понятия не имеет.
Два дня Юлия разбиралась, чертовски устала. Слишком упрямые были в управлении села, бухгалтера всячески выкручивались, вручали ей папки с другими ненужными материалами, тянули подолгу, руководитель совета, закрыв кабинет, предложил ей деньги. Но разве можно купить Юлию Снегиреву? Нет, дудочки вам! Не на ту напали. Она просто раскрыла кабинет и при всех положила этот подарок. Все опешили. За эти дни Юлия, хоть и не была бухгалтером, раздобыла сведения о казнокрадстве, расточительстве там, где не было необходимости. Собрала свидетельства о недостойном поведении руководителей сельсовета. Теперь могла со спокойной душой уезжать домой.
Зашла она в свою квартиру, сразу разделась, бросилась в постель и моментально заснула. Жилье, что она снимала, очень ей подходило, у нее была большая комната, умывальник, малюсенькая кухня с керогазом, посудой. Главное, была отдельной, ей не мешала хозяйка, она не мешала ей. Проснулась Юлия, еще только забрезжил рассвет. Скинула с себя одеяло, сладко зевая, потянулась вверх. Сняла с постели все в грязное белье, положила на табурет, вечером необходимо постирать, затем почистила зубки, умылась, приготовила яичницу, туда же любительской колбаски. Сытно поела, запила стаканом кофе, не пожалев туда сахара. Потянулась, глянула на часы, еще с полчаса можно посидеть дома, отчет о поездке составит на работе.
Районная газета «Передовой путь» состояла всего из нескольких страниц и выходила только один раз в неделю. Статью нужно сделать сжатой, много места не дадут, но необходимо вместить наиболее важные факты. Сотрудников газеты вместе с главным редактором было всего трое. Юлия взяла со столика книгу, впервые она читала этого автора – Платонова. Еще до командировки перевернула пару страниц, тогда ей не понравилось. Теперь пролистала несколько листиков, решила отнести назад в библиотеку, на внимательное чтение нужно порядком времени, а его у Юлии в данную минуту не было. Пора одеваться и шагать в редакцию. Очень не хотелось залезать в сапоги, надевать меховую куртку, но редактор ждал и надеялся на нее. Подвести его не имела право. Закрыла ключом дверь, проверила рукой надежность и вышла из дома. В городке все было близко: школа, библиотека, городские власти и ее рабочее место.
Юлия забежала в помещении редакции газеты, поздоровалась и села к пишущей машинке. Ей не нужно было время на обдумывание материала, не было необходимости в черновике. Она ударяла по клавишам машинки, ровные строчки быстро заполнили лист, затем второй. И двух часов не прошло, как перед редактором газеты лежала статья. Редактор прочитал, крякнул.
– Ты смотри, чтобы начальство района, города не возмущалось написанным. Иначе по головке не погладят ни тебя, ни меня.
– Мне их бояться не приходится.
– Не будь такой самонадеянной.
Пока Юлия никаких заданий не получила. Справившись к полудню со всеми делами, успела поговорить о том, о сём с коллегой – женщиной в возрасте, она смогла вернуться домой. К ее удивлению, двери квартиры были раскрыты. Но она ведь их запирала. Тихонько отворила двери, вошла внутрь комнаты. Все бумаги, оставленные на столе и тумбочке, были разбросаны и лежали на полу, в том числе и роман Платонова.
«Можно догадаться, чьих рук дело. Но вы немного запоздали, господа начальство сельсовета. Статья уже набрана, в четверг получите, порадуетесь, читая мой репортаж. Может быть, немного тогда задумаетесь. В милицию звонить или не стоит? Вряд ли займутся взломом. Не убили же! Оставим на совести тех, кто навел у меня «порядок». Надеюсь, недолго им пребывать в руководстве сельсоветом».
Через пять дней Юлия заглянула в свежий номер газеты, полистала странички, но своей статьи не обнаружила. Но редактор же обещал! Обратилась к коллеге, но тот, кинув головой, отправил ее к редактору газеты.
– В чем дело Игорь Дмитриевич? Мы же с вами обсуждали, вы сказали, что своевременная статья, в следующем номере поместим.
– Не отрицаю, но мы предполагаем, а жизнь ставит свои закавыки. Мне позвонили свыше, просили материал о данном сельсовете пока отложить в ящик. Перечить я не могу, сама прекрасно понимаешь.
Несколько дней Юлия ходила расстроенная, на работу шла с неохотой. Вышла вниз подъезда, открывала дверь, но вспомнила, что несколько дней уже не заглядывала в почтовый ящик. Вчера ей было не до него. Глянула, заметила торчащий кусочек конверта. «Скорее всего, от мамы», – подумала Юлия. Вытянула из ящика, глянула на адрес и всплеснула руками. Печатными буквами на конверте было написано: Челябинский телевизионный центр. Сердце забилось сильнее. «Чего обрадовалась, глупышка», мгновенно остановила себя Юлия. «Так вполне возможен отказ на твое прошение».
Девушка трясущимися руками на ходу открыла конверт, достала листок бумаги. Он дрожал в ее руках, буквы прыгали перед нею, конверт упал на пол. И все же она увидела и прочитала письмо. «Товарищ Ю. Снегирева. Ваша просьба о приеме на работу в редакцию Челябинского телевещания удовлетворена. Вы будете зачислены в литературный отдел редакции. Ждем вас. Редактор К. Петровский».
Юлии хотелось кричать, прыгать. Она действительно заскакала, выскочила во двор, пульнула далеко мяч, с которым играли пятнадцатилетние школьники. От удара у нее даже носок правой туфли слегка отклеился. Это ее ничуть не расстроило. Она что-то прокричала мальчикам и быстрым шагом пересекла площадку. Вот мамочка обрадуется! Пока сообщать ей ничего не буду, приеду – расскажу. Меньше волноваться будет.
Редактора газеты «Передовой путь» на месте не было. Юлия сидела как на иголках, поговорила о всякой ерунде с коллегой Александрой. Выскакивала на улицу, минуты казались часами. Вот и главный появился, поздоровался, спросил у сотрудницы, есть ли у нее небольшие сатирические строчки. Юлия решила, что лучше говорить о письме у его стола, зашла вслед за ним в помещение. Сказала, что она много таких куплетов набрала на машинке, только требуется его одобрение. Готова их ему сейчас принести.
– Ну, неси!
– Игорь Дмитриевич, пять минут, и принесу заявление об увольнении. Вообще-то, я уезжаю в Челябинск.
– Брось шутить, до тебя работала такая смелая, полгода после одной статьи не могла трудоустроиться. И мне шишек набросали, едва очухался. Ты же толковая, после тебя не нужно ничего править. Подумаешь, один материал отвергли. За годы моей работы в журналистике не хватит шкафа, чтобы положить ненапечатанные материалы. Неси свои рифмованные шуточные стихотворения.
– Я в самом деле уезжаю в Челябинск. Письмо из телевидения получила. Так что пора нам прощаться. Посмотрите, – Юлия показала редактору письмо.
– Ты ведь здесь на месте, мы сработались. Обещаю поместить на свой страх и риск твою статью. Позвоню в Челябинск, скажу, что без тебя никак не управиться, что вскоре ты заменишь меня, пусть отзывают свое послание.
– Игорь Дмитриевич, вы же хороший человек. Там у меня мама, я ее так редко вижу. Она скучает, я у нее одна. Ей нужна поддержка, а я не могу ей помочь. В издательстве лежит написанный мной сборничек стихов, пока я их не буду дергать, они не издадут его. Сами знаете положение вещей в этих организациях.
– Две недели в любом случае отработаешь. Ой, Юлька, Юлька, оставляешь ты меня одного. Не показывай на Александру, ей давно пора на отдых. Завтра пойду в райком партии, пусть требуют двух журналистов для нашей газеты.
– Игорь Дмитриевич, а нельзя вместо двух недель побыть в вашем обществе два дня? Вы мне очень нравитесь. Если бы меня пригласили в Москву, ни за что не поехала. Но к родной мамочке просто очень тянет.
– К тому, что ты хорошая исполнительная газетчица, ты еще и подлиза. Что с тобой поделаешь, напишешь новую статью, дашь мне еще пяток твоих стишков и можешь удирать в свой Челябинск. Если там не сложится, бери маму и к нам. Договорились?

Юлии нравилось ездить в поездах, совсем не то, что трястись в автобусе. Едешь, тебя покачивает, мимо проносятся леса, деревушки, поля. Вон, колхозник идет рядом с лошадкой, увидел пробегающий поезд, остановился, открыл рот и смотрит на мелькающие вагоны и пассажиров. Вдруг темно стало, проезжаем через тоннель. Надо на тему поездки написать стихотворение. Так и не прилегла, просидела у окошка всю дорогу. Бездельница. На новой работе спать не дадут. Придется знакомиться с другими людьми, привыкать к ним.
Первые дни на новом месте были волнительными. Как ее примут коллеги? К счастью, уже через пару дней Юлия ощутила, что ей здесь рады. Коллектив подобрался молодой, каждый понимал товарища с полуслова. И редактор никогда не повышал голоса на подчиненных. В отделе культуры работало двое, она и еще молодая девушка, они сразу сдружились. С удовольствием бывала на многих концертах, музыкальных фестивалях, познакомилась с десятком прекрасных исполнителей песен, композиторами, художниками. С последними Юлие поначалу тяжело было говорить, необходимо вникнуть в специфику их творчества, понять, что они замыслили сказать. Но и это потихоньку осваивала.

Юлии, при поисках необходимых работниках культуры, приходилось бегать по городу. Раза два видела Юлия Михайловича, но до того спешила, что кроме приветствия в виде поднятых рук, не успевала ничего сделать. Она летела дальше на очередное интервью, тем более, что была не одна, а с оператором, который волок на себе громоздкую аппаратуру для съемок небольшого телефильма. Юлия уже довольно долго не виделась с ним, хотя хотелось побеседовать, рассказать о работе, своем творчестве. Она зачастую трудилась в выходные дни, порою больше чем в будничные. Таков характер ее работы.
Как-то среди недели у Юлии Снегиревой оказался свободный день. У нее возникла необходимость переговорить с Юлием Михайловичем. Хотя и зима, но славная погодка. Небо метало снежинки в лица прохожих, облепив их шапки, платки белой пушистой накидкой, но холода не чувствовалось. Юлия все же надела утепленные сапоги на небольших каблуках, теплую куртку. Она решила поймать своего бывшего преподавателя возле университета, что делала и раньше, когда привозила в Челябинск маму. Хотя он был намного старше ее, их отношения напоминали дружеские. В данный момент ее волновала судьба матери. Ждала более часа, но Юлий Михайлович не выходил из университета. Поинтересовалась на кафедре, ей ответили, что он давно ушел. Девушка расстроилась. Идти к нему домой она не могла, звонить тоже не хотела. Разговор не терпел отлагательства. Но подкараулить у его дома можно. Завтра вечером навещу моего наставника.
Юлий быстрым шагом направлялся домой. Он сразу заметил дежурившую неподалеку от его жилища девушку. Она подошла к нему поближе.
– Юля, здравствуй! Давненько тебя не видел. Нет, слышал, видел на экране телевизора. Куда мы без наших глаз, ушей, головы – без телевидения. Поздравляю тебя, очень интересные репортажи, исследования, необычный подход к изложению материала. Здорово! Виден специалист своего дела. Чего мерзнешь здесь? Ждешь кого-то?
– Добрый день, Юлий Михайлович. Большое спасибо за такую высокую оценку моих репортажей. Захвалите меня. В каком-то смысле это ваша школа. А жду не дождусь вас. Вчера после полудня была возле университета, а вы исчезли.
– Уж не интервью у меня ты собралась брать?
– Не мешало, но в другой день. Вы, наверное, знаете, что у меня появился братик Семочка. Ему всего три месяца. Зачем я вам рассказываю, вы, скорее всего, в курсе такого события. Симпатичный малыш.
– Слышу от тебя впервые, давненько не виделся с твоей мамой. Юля, поздравляю тебя с таким событием, передай и маме мои поздравления и наилучшие пожелания. Почему она мне не позвонила?
– Она вам не звонила, не сообщила об этом событии? Удивляюсь. Юлий Михайлович, давайте говорить серьезно. Мне не верится, что вы ничего не знаете. Разве не вы соучастник этого исторического события? Признавайтесь. Я у вас честности училась.
– Ты что, Юлия? Мы с твоей мамой просто хорошие друзья. Неужели ты сомневаешься в моем поведении, в моих словах? Не ожидал от тебя такое услышать. Вы в другом районе города живете, иначе бы я чаще бывал у мамы. Неужели она сказала, что я отец ребенка? Не верю, она человек чистый, правдивый.
– Юлий Михайлович, простите меня, у мамы ничего не добьешься, все у нее тайна за семью замками. Я решила, что вы отец малыша. Простите за мою некомпетентность, за мою наглость, мои обвинения. Сама не верю, что так напала на вас. Не злитесь, пожалуйста. Вы для меня не только авторитет, но и отец. Настоящего не помню, не знаю.
– Успокойся. Вполне оправдано направление твоих мыслей. Но прежде всего, расспроси свою маму. Я тебе не отец, я твой старший друг. Поэтому со всеми вопросами можешь обращаться ко мне. Вместе их и будем решать.
– Большое спасибо за теплоту, за дружбу. Я пойду домой, устрою маме настоящий допрос: возьму ремень и буду требовать правды. Сама не в себе, что напала на вас. Извините глупышку, готова на любое наказание.
– Найди к маме подход. Не волнуйся, я тебя понимаю.

Наташа давно стояла у окна, в ожидании мужа. Ужин готов, Гарик в постели, а его все нет. Батареи довольно хорошо грели квартиру, стало немножко душновато. Открыла форточку, чтобы впустить в салон свежий зимний воздух. Она видела, как к их дому приблизилась пара, в мужчине узнала своего мужа. Что за девушка с ним? Они подошли близко к подъезду, о чем-то горячо беседовали. Наташа прислушалась.
– Она вам не рассказала? Ведь вы отец малыша! Не отпирайтесь, на вас это не похоже… Вы не один раз были у нас, мне все понятно… В нашей квартире больше никто не появлялся, только вы… Мама подтвердит такой факт.
– Ты лучше расспроси маму, а не обвиняй меня во всех грехах.
– Она перестала отвечать на мои вопросы, молчит, как партизан на допросе.
Наташа, как ни старалась, больше ни одного слова не расслышала, как видно они успокоились, стали говорить тише. Юлий с девушкой отошли на несколько шагов назад, он положил на ее плечи обе ладоши. Последнюю фразу она услышала.
– Найди подход к маме, ты уже умная, самостоятельная, тем более журналист, чтобы кидаться неизвестными фактами. Прежде чем набрасываться, нужно удостовериться в точности фактов. Не ожидал от тебя такого. Всего тебе хорошего. Не волнуйся, я тебя понимаю.

Юлий вошел в квартиру в возбужденном состоянии, что не осталось незамеченным для Наташи. Снял обувь, зашел на кухню.
– Ужин сам себе согреешь, а я пойду, лягу, – объявила жена.
– Что с тобой? – Юлий впервые видел Наташу в таком состоянии. Она была бледной, стояла к нему спиной. – Ты заболела?
– Я устала.
Утром Юлий поднялся, в пижамном костюме ушел мыться, бриться, затем заглянул в салон. Пусто. Он в кухню. Наташа стояла у плиты, жарила картошку. Подошел к ней, обнял за плечи, она недовольно передернула ими.
– Ты в порядке?
– Нет.
– В чем дело?
– С каких пор у тебя связь с этой девушкой?
– С какой девушкой? – не понял Юлий.
– С которой ты вчера обнимался. С каких пор ты с ней… Сам знаешь что.
– Ну, ты даешь, Ната! Ты говоришь о моей тезке? Я познакомился с ней, когда она сдавала вступительный экзамен. Я тебе, по-моему, рассказывал, что ее мать девчонкой спасла мне жизнь. Зовут маму Сарин, а девушку Юлия. Никогда и не думал не то что о близости с ней, но и даже о поцелуе. Для этого есть у меня милая прекрасная жена.
– Но не любимая. Говорить можно что угодно, но я видела твои действия: улыбку, руки на ее плечах. Как только до поцелуев не дошли, удивляюсь. Наверное, до того удовлетворились, здесь напротив нашего окна совесть тебя заела.
– Я тебя любил и люблю. Хочешь, чтобы я рассказал тебе, как я пристаю к женщинам, целую их, волоку в кровать, так? Не было и нет у меня никого, кроме тебя. Что с тобой, почему мне не доверяешь? С какой стати подобные подозрения? Ты внезапно стала другой, тебя не узнать. Когда успела перемениться?
– У тебя научилась. Ты тоже не такой, каким был раньше. Ты мне часто говорил о своих чувствах, о любви, теперь слышу добрые слова разве что на день рождения. Ты этот процесс переправил на других женщин?
– Ната, давай закончим эти глупые обвинения. Задумайся и сама придешь к верному заключению – я тебе никогда не изменял. Повторяю: любил и сейчас люблю. Мы с тобой самая верная семья на свете. О чем мы с тобой судачим?
– Ты прав, нам говорить не о чем. Я слышала, как она рассказывала тебе о малыше. Он уже родился или в еще в животе? Поздравляю с рождением сыночка! Обязательно навести его, обними, порадуй и мамочку.
– Нашла к кому ревновать. Сама знаешь, у меня сотни студенток, причем ежегодно приходят новые. Можешь меня обвинить в их совращении. Всех студенток, а их сотни, – Юлий повысил свой голос, он разозлился не на шутку, у Наташи настроение было не лучше. Он не притронулся к картошке, которую жена поставила на стол.
– Зря оправдываешься, мне давно рассказывали о ваших встречах, но я не верила. Кажется, говорили, что со студенткой балуешься, скорее всего, одна и та же. Признайся, как часто ты с ней гуляешь. Возьму Гарика, Аду и уйду из этой квартиры. Наслаждайся жизнью, ходи с кем хочешь, где хочешь и как хочешь. Меня достала твоя невнимательность. Это я тебя любила, а ты просто удобно устроился. Мне надоело слышать от людей о твоих похождениях, твоих изменах. Сегодня выберусь отсюда.
– Если ты настаиваешь на расставании, то из квартиры уйду я. Живите счастливо без меня, без забот, без пререканий. Только заберу свои бумаги, вещи попозже. Тебе советую остыть, обдумать хорошо сложившуюся ситуацию. Пожалуйста, не настраивает детей на такую грязную волну. Они не должны впитывать твои глупые мысли, плохое настроение.
Юлий не шел, а бежал к маме. В нем все кипело. В голову пришла фраза: «Смейся паяц над разбитой любовью, смейся и плачь…» «Нет, плакать не буду! Пусть она с годик позаботится о двух детках, сама заноет. Если решит отдать Адочку мне, с удовольствием заберу мою любимую дочь, готов и Гарик приютить. Осталась одна, не то бы запела. Год звонить не буду, но с детьми, когда они одни встречаться буду. Как я без них?

Наташа тут же выключила плиту, села на стул у кухонного стола, слезы обильно потекли из глаз, как будто кто-то открыл плотину. Она с удовольствием надавала бы Юлию шлепков по лицу, по телу, била бы до изнеможения, а потом, …потом обняла его и держала долго, долго. «Ну, зачем он так со мной поступает? Все годы верила каждому его слову. Неужели он не врал, никаких близких отношений у него с девушкой не было? Тогда что за разговор о маленьком сыночке? Он виноват, мог бы извиниться, попросить прощение. Кажется, я запуталась. Если он прав, что я наделала! Юлий ушел, он упорный, ко мне не вернется. Глупая баба! Тебе понравилось жить с Гариком вдвоем, забыла о трудностях? Именно с ним я стала счастливой, именно с ним не знала забот, он предложил мне заняться рисованием, был первым критиком. Глупая, одумайся! Юлий, вернись! Пожалуйста, вернись».
Она уронила голову на стол, плечи ее содрогались от плача. Потом поднялась, вытерла полотенцем лицо, не хотела, чтобы ее в таком виде видели дети. Слезы уняла, но ее стало трясти, причем с каждой минутой больше. Наташа вытянула из шкафа теплую куртку, накинула на себя, но это не помогло. Ее руки так дрожали, что чашка, в которую налила чай, выпала из пальцев, разбилась, облив ее саму горячей водой. Голова закружилась, Наташа присела на диван и потеряла сознание. Сколько находилась в таком положении, не представляла. В комнату забежал Гарик, в зубах держал губную гармошку, издававшую громкие звуки.
– Мама, Мама! Послушай! – От губ отрывалось нечто похожее на мелодию «Капитан, капитан, улыбнися…», песенка, которую он слышал сотни раз из уст Наташи. – Мама? Ты меня не слышишь? – Он стал тормошить ее, Наташа застонала, открыла глаза.
– Да, сыночек. Я спала? – Она едва приподнялась и присела на диван.
– Мамочка, ты заболела?
– Нет, все нормально. Наверное, плохо ночью спала. Сейчас все в порядке. Сыграй что-нибудь… Получается, нужно отдать тебя в музыкальную школу.

Александр Иванович поднялся на третий этаж. Ему больше шестидесяти лет, ноги не хотят подчиняться его требованиям. Он на пенсии, но по просьбе Наташи пришел к ней домой, чтобы починить холодильник «ЗИЛ». Он не раз говорил Плоткиным, что покупка их неудачная, нужно покупать новый морозильник, а этот отвезти на свалку. Сейчас много новых моделей, гораздо лучше прежних. А этот даже на металлолом не годится. Но раз его пригласили придти и посмотреть, почему нет.
Прекрасный специалист деньги редко брал, но жители, приглашавшие его, не могли просто так отпустить славного мужчину. Хозяева его частенько звали за стол. Кто еще его накормит? Жена умерла, дети разъехались. А на столе всегда стояла бутылочка крепкого напитка. Водка – слабость дяди Александра Ивановича.
По причине частого «лечения», он больше не женился, хотя многие свободные дамы поглядывали на него, Александр Иванович был статным, веселым, но после выпивки сквернословил, всю посуду, что была в его собственном небольшом домике, разбил. Осталось пара алюминиевых кастрюль, таких же мисок и сковородка, которая и выполняла главную миссию в приготовлении им пищи.
Зашел он в квартиру Наташи, увидел ее потухшее лицо, провел допрос. Слушал ее и одновременно возился с холодильником. В самый трагический момент, когда глаза у женщины начали наливаться влагой, оставил свою работу, сел на табурет.
– Чего ты, Наталка, запаниковала? Все образуется. Мне бы половину возраста скостить, я бы тебе предложение руки и сердца сделал. Вообще-то подумай, может и сейчас на что-то сгожусь, обязуюсь тотчас бросить пить. Не веришь? Правильно делаешь. Для меня водка это глоток воздуха, это моя повседневная забота, а значит жизнь. Починю я тебе холодильник, кому-то еще что-то, а потом? Телевизора у меня нет, дорого стоит. Если лечь спать, ночью не засну. Не на танцульки же мне идти. Жизнь невеселая, а нальешь стаканчик, другой водочки, похрустишь огурчиком, настроение выше крыши. …Подай-ка мне зеленую отвертку и плоскогубцы. Ай да молодец, названия инструментов знаешь. Готово, Наталка, включай.
– Вы так быстро отремонтировали, у вас золотые руки.
– Не хвали в три дня, хвали в три года.
– Помойте руки и к столу, Александр Иванович.
– Наталка, ты не унывай. Он вернется, где еще такую бабу найдет. Извини, женщину. Язык у меня стал дерьмовый, а раньше заливался соловьем, ухаживая за женщинами, такими эпитетами их награждал, о-го-го. Куда-то они из моей головы выветрились. Одному трудно жить, а местные дамы смотрят на меня, как на пьяницу. И они правы, понимаю это, но совладать с собой не могу. За твое здоровье, хозяюшка! За возврат твоего благоверного. Больше не наливай, мне ж еще в одну избу идти надо, кран там потек.

Прошел месяц, как из квартиры ушел Юлий. Гарик и Ада часто спрашивали, где папа, Наташа отвечала, что он уехал по делам в другой город. Что еще она могла им сказать? Ей самой хотелось видеть его, отсутствие мужа для нее было как ножом по сердцу. Пусть даже он связался с женщиной, она и это готова простить ему. Приди, милый!
Чувствовала она себя неважно. Побаливала голова, подкашивались иногда ноги. Однажды еще раз почувствовала, что теряет сознание. Никому из близких решила об этом не сообщать, в том числе и Юлию. Ушел, ну и живи своей жизнью. Чем он может помочь? Нашла время, посетила доктора-терапевта. Он сказал ей, что у нее непорядок с нервной системой, лучше всего успокоиться, думать только о хорошем. На всякий случай, выписал лекарство, но просил без особой надобности таблетки не принимать.
Дни бежали за днями, а она все скучала по мужу. Жаль, что не верующая, а то бы помолилась за его возвращение. Стала принимать таблетки каждое утро, головные боли на время прекращались, но к вечеру возобновлялись. Идти снова на прием к доктору совсем не хотелось, надеялась, что пройдет. Новые неприятности отвлекли ее на время от плохого самочувствия.
Неожиданный звонок прервал ее размышления. Семен Иванович сообщил, что маму Раю положили в больницу. Наташа тутже переоделась, попросила сестру Талю присмотреть за детьми и полетела в Кишинев. Маму трудно было узнать, хоть и виделись они месяца полтора назад. Лицо распухло, глаза были закрыты, она бредила. Когда дочь несколько раз позвала ее, та слегка приподняла брови, моргнула и снова полились непонятные слова.
– Что с ней? – спросила Наташа у Семена Ивановича.
– У нее рак. Мы знали об этом еще зимой, но не хотели тебе и другим об этом говорить. Пока эта болезнь лечению не поддается. Неизвестно, сколько ей осталось жить. Она все дни держалась достойно, требовала, чтобы я ни в коем случае никому не проболтался. Не хотела, чтобы на нее смотрели с сожалением. Сейчас она без сознания, со вчерашнего вечера Рая в таком состоянии. Даже, когда на несколько минут к ней возвращается память, все равно никого не узнает.
– Мне кажется, она меня узнала.
Наташа сообщила о случившемся Юлию, но попросила с работы не отпрашиваться, он здесь ни чем помочь не сможет. Сама осталась возле матери. Она и Семен Иванович сидели в комнате рядом. Он временами подходил к больной, поправлял на метущейся голове жены прическу, гладил по голове. У самого навертывались на глаза слезы. Вечером, понимая, что пребывание в больнице бесполезно, ушли по домам, решив, завтра утром снова навестить Раю.
Когда рассвело, Наташа, позавтракав вместе с Семеном Ивановичем, приехала в больницу. В палату их не пустили, по коридору бегали медсестры, врачи, таскали какие-то приборы. Узнать, что с мамой не удавалось, весь персонал больницы молчал. Наконец вышел главврач.
– Ее с нами нет, в пять утра медсестра увидела, что на аппарате не видно пульса, позвала доктора. Мы на протяжении двух часов пытались вернуть ее к жизни, делали искусственное дыхание. Пришлось констатировать смерть. Можете зайти в палату, она еще лежит там. Попрощайтесь, у вас забот сегодня много. Примите мои сожаления. Прошу прощения, мне нужно идти на очередную операцию.
Наташа зашла в комнату, подошла медленно к койке. Ой, как не хотелось приподымать покрывало, но она постояла пяток секунд у изголовья, отвернула простыню. Если бы она вчера не видела еще живую мать, она бы сейчас не узнала ее. Дочь притронулась руками к ее лицу, целовать побоялась, обратно накрыла ее голову. Вышла к отчиму. Семен Иванович сказал, что следует подумать о похоронах, но этим займется он сам. О результате позвонит ей. Хочет организовать захоронение жены сегодня. Зачем оттягивать трагическую процедуру. Наташа позвонила Юлию, попросила, чтобы он не приезжал.
В три часа дня они были на кладбище. Народу было немного. Приехал сын Леня. При них закрыли крышку гроба, положили в заранее приготовленную яму, засыпали землей. Наверх возложили два венка: от сына и отчима, от семьи Плоткиных. Принесли цветы сотрудники Раи, соседи. Наташа не плакала, только шмыгала носом. Все разошлись по своим домам, Наташа поехала в аэропорт.

Глава 3
Вернувшись утром в квартиру, застала там Юлия, но от его объятий отвернулась. Наташа легла в спальне на кровать. Юлий накрыл на стол, подошел к дверям спальни, позвал ее. Она еле поднялась. Помянули рюмкой вина, закусили, Наташа вновь легла на кровать. Эмма, приехавшая, чтобы выразить невестке свое сочувствие, посидела немного, решила попрощаться с Наташей, зашла в спальню, она ей не понравилась. Эмма тут же вернулась.
– С Наташей что-то неладно, нужно вызывать скорую помощь.
Все зашли к ней в комнату, Юлий дал ей понюхать нашатырного спирта, Наташа резко заморгала глазами, дунула губами, хотела приподняться, но не смогла.
– Что случилось? Зачем все собрались возле меня?
– Это мы хотим спросить у тебя, что с тобой. Ты лежала без сознания, тебя нужно отвезти в больницу.
– Никуда мне не нужно, со мной все в порядке. Я сейчас выйду к вам, простите меня за ваше волнение. В самом деле, уже все прошло, сейчас встану.
Она поднялась, умыла лицо. Вскоре Юлий попрощался, попросил звонить ему о состоянии здоровья, о детях и отправился вместе с мамой к ней домой, где сейчас обитал. Наташа пошла к соседке, где в это время находились Гарик и Ада.

Сегодня у Наташи день рождения. Выпал он на 3 января. Она спекла слоеный пирог, приготовила зеленый салат, много других вкусностей, которые любил Юлий. Она сидела с Гариком и Адочкой за столом. Сын еще утром поздравил маму с праздником, принес картинку с цветочками, которую сам нарисовал. Наташа обрадовалась, сейчас она сама часть свободного времени проводит за написанием картин. Лица пока боялась рисовать, больше увлекалась пейзажными набросками. Пока же любовалась сыном, его рисунком. В нем было нечто завораживающее, детское видение природы, в то же время она ласкала взгляд нежностью. Наташа приставила лист к стеклу буфета, еще раз полюбовалась. Вновь поцеловала Гарика, который в эти минуты отдавал предпочтение яичнице с колбасой.
Ада тоже не оставила без внимания именины мамы. Во-первых, помогала ей печь пирог, месила тесто, оформляла сверху разными вкусностями. Во-вторых, нарвала ветки ели, помогал Гарик, поставила их в цветочную вазу с водой. В прошлые годы в доме всегда пахли розы, которые приносил папа Юлий. Ада решила, что замена весьма хорошая. У Наташи нехотя слезы закапали из глаз, но она их быстро убрала, расцеловала доченьку. Все сидели за столом.
– Гарик, рыбку хочешь? Вкусная, только поджарила.
– Я уже покушал, больше ничего не могу.
– Учись у Ады, она полбанки шпрот съела, теперь за холодное принялась.
– Она хочет меня догнать по весу. Но растет не вверх, а в ширину.
– Неправда, я не толстая, – обиделась Ада.
– Только начался Новый год, не надо препираться. Покушали? Идите, укладывайтесь спать. Хотя и каникулы у вас, но распорядок дня не стоит нарушать. Гарик уже во всю зевает. Ты сам себе постелешь?
– Да, мамочка. Почему папы так давно нет? Когда он приедет?
Наташа уложила дочь, проводила сына в спальню, вернулась к столу. Она смотрела на колбасу, соленые огурцы, салат, холодец, но аппетита не было, хотя и не обедала. Решила налить себе кофе.
«Одна осталась, одна, – она тяжело вздохнула, – винить кроме самой себя некого. Живет он у своей мамы, а куда ему еще деться. Пришел бы ко мне, я бы покаялась, сказала, что была не права, прости. У меня есть чем тебя угостить. До чего же я дожила? День рождения, а радости никакой. Юлий, раздели со мной эти часы, чтобы я почувствовала праздник. Жаль, что свои сомнения утвердила как правду. Не похоже, что он изменник, но я кланяться ему не буду, не в первый раз меня бросают. Такова судьба, с ней поздно спорить. Ну не могу я так страдать, не могу. Неужели останусь одна?
Мы зависим от судьбы? Все предрешено? Выходит неважно, что я делаю, как себя веду, все за меня решает какая-то судьба? Не согласна. Я бы посмеялась над таким вердиктом. Да, жизнь порою преподносит сюрпризы, от которых реветь хочется. Увы, мы от ошибок, чужих плохих действий не застрахованы. Но это знак не свыше, а от наших неправильных поступков, от поведения окружающих тебя людей. То, что у меня не сложилось с первым мужем, виновата я, глупость спорола, связав свою жизнь с ним. И теперь в моем споре с Юлием, тоже моя вина. Бездоказательно обвинила любимого в связи с другой женщиной. Окружающий тебя мир может дать поблажку, отблагодарить за правильное поведение, а может подставить подножку, и ты летишь в тартарары. Хорошо, если после этого встанешь на ноги.
Судьба, ты со мной? Ничего не бойся, я тебя не подведу, выдержу все испытания. Ты ведь хочешь, чтобы я была счастлива? Обещаю, буду! Теперь мне надо решить, что делать с Юлием. Необходимо поговорить! И я сейчас свяжусь с ним. …Звонок? Тамарка, наверное, пожаловала, но она сегодня поздравляла меня, сказала, что у нее неотложные дела, подарок мне приготовила, придет завтра. Будет ей, чем поживиться. Это же до чего я дожила, любому гостю рада. Опять звонок. Сейчас мы закатим пир! …Иду, иду! – Наташа открыла дверь, замялась. Перед ней стоял совершенно незнакомый человек, скорее всего, адресом ошибся.
– Плоткина Наталья вы? – На нее смотрел парень лет восемнадцати, он ждал ответа.
Наташа кивнула.
– Просили передать вам цветы. Распишитесь в получении, – пришедший достал из большой сумки букет, там еще лежало несколько. Посмотрел на адрес, прикрепленный к обертке букета, и вручил женщине.
Сердце Наташи забилось сильнее, причем неравномерно, закружилась голова. Так можно и сознание потерять. Нужно на букете найти какой-либо знак, от кого такое внимание к моей персоне. Визитка прикреплена. Снимем… «Плоткин Ю.М.» Ура! Он обо мне вспомнил, а может и не забывал. Здесь и телефон указан, это намек. Позвонить? А если его мама возьмет трубку? Ну и пусть, она хорошая женщина.
– Алло. Юлий Михайлович? Большое спасибо за прекрасный букет тюльпанов. Пахнут прекрасно. У меня стол еще не убран, может быть, придешь, отметим день рождения твоей жены? Через полчаса будешь? Жду, любимый… Ура! Он сейчас появится в нашей квартире. Уберу использованные тарелки, подправлю блюда.
– Мама, ты чего шумишь? – из спальни показался Гарик, он жмурил глаза, ведь в спальне было темно, а здесь горели все лампочки.
– Извини сыночек. Очень хочешь спать? Еще не поздно. К нам папа скоро придет.
– Да?! Я остаюсь ждать его.
Вроде и шум в голове прекратился. Она открыла Юлию дверь, обнялись, стояли так долго, не проронив ни словечка. К ним присоединился Гарик. Отец потрепал паренька за взлохмаченную чуприну, предложил идти ему в кровать. Гарик так и сделал. Затем Юлий зашел в спальню Ады, осторожно поцеловал ее.
Наташа и Юлий вновь обнялись. Она тихонько сказала ему, она, чтобы он не сделал, прощает его, затем повела его к столу. Выпили по несколько бокалов сухого вина. Говорить не хотелось, но Наташа решила кое-что выяснить.
– Юлий, ответь на мои вопросы, пожалуйста.
– Задавай, – он пристроился у спинки дивана, она у него на коленях.
– Я противная?
– Что ты!
– Я хорошая?
– Да, конечно.
– Не глупая?
– Умница.
– Симпатичная?
– Ты красивая.
– Хорошо готовлю яичницу?
– Изумительно! Не только ее.
– Не толстая?
– Ты модель.
– Так женись на мне.
– Мы ведь женаты.
– Хочу, чтобы мы стали такими влюбленными, как в день нашей свадьбы. Помнишь, как нам было хорошо?
– Конечно, помню.
– Поэтому я буду тебе всегда верить, как тогда. И не будем больше ссориться, ведь мы большие умные человеки.
– Поддерживаю тебя, моя любимая Наташенька.
Все эти вопросы сопровождались поцелуями. Они очень соскучились, поэтому все ласки были такими горячими, как в первом их сближении.

Тамара частенько навещала подругу. Недели через две напросилась на очередной визит. позвонила днем.
– Что-то мы с тобой давно не виделись. Наверное, ты так счастлива, что не до подруг.
– Тамарочка, у меня детки малые. Приходи в любое время к нам, только позвони заранее, чтобы мы дома были. Я соскучилась по тебе, но домашние заботы много времени отнимают. Не волнуйся, для тебя всегда час найдется.
– Значит ты сейчас не одна? Догадываюсь с кем. Может задержаться с приездом? Ждешь? Все! Сажусь на вертолет, и менее чем через двадцать минут я у тебя.
Тамара зашла, сняла плащ, сразу попросила позвать Адочку. Она видела ее много раз, но не могла налюбоваться, по-хорошему завидовала Наташе.
– Подружка, а Аделька здорово изменилась. Была такая кроха, вся в морщинах, а теперь красавица. Глазки явно твои, а лобик папин. Привет, моя хорошая, дай твою ручку, поздороваемся. Ты почему серьезная, улыбаться можешь? Молодец, а смеяться? Не хочется, но у тебя впереди много времени. Просто у тебя сейчас настроения нет. Запомни: лучше смеяться, чем плакать. – Тамара вернулась в небольшую спальню, где Наташа что-то малевала.
– Я тебя даже не обняла, ты грязнуля, вся в красках. Дай хоть за плечи подержу тебя. Ты все успеваешь: доченьку и сына накормить, переодеть их, спать уложить, мужа ублажать и что-то рисовать. У меня терпения и сил не хватило бы. Наташ, ты с Юлием обговаривала мою тему, он занимается ею? Через несколько лет стану толстой как корова, тогда на меня никто не захочет взглянуть. Пока я смотрюсь ничего. Согласна?
Тамара не раз просила Наташу найти ей хорошего жениха. Та тогда и передала Юлию о желании подруги, но больше не напоминала, у нее своих забот хватало. Сегодня пообещала, что просто потребует от него найти для Томы молодого красивого парня, самого прекрасного, самого надежного.
– Необязательно красивого, только не пьяницу. Терпеть их не могу.
– Вот и он сам. Ты ему обрисуй моральный облик твоего будущего жениха, названивай ему, чтобы поиск не прекращал до нахождения победного гвардейца.
Пришлось повторить сказанное Наташе ее мужу. Юлий поморщился, ему не нравилось такое поручение. Он в свахи не записывался, но задание есть задание. Он отдал пионерскую честь, пообещал принести жениха на блюдечке с голубой каемочкой.
Так случилось, что, спустя двадцать с лишним дней, Юлий столкнулся со знакомым еще со времен туристских походов Виталием Огурцовым. Тот был в хорошем подпитии. Сам и остановил товарища, предложил выпить по рюмочке водки или виски. Юлий отказался.
– Скажи, что с тобой, почему ты в таком виде?
– Нормальный вид. На работу мне не надо, три дня как с экспедиции вернулся. Деньги есть, почему не выпить. Однообразие чертовски надоело. Когда в походе, работа занимает время, ни грамма в рот не беру. А сейчас делать нечего, женщины мною брезгуют. Скажи мне, Юлий, почему они ко мне так относятся? Я хорошо зарабатываю, есть машина, небольшая квартира. У меня морда кривая?
На самом деле, женщины быстро отворачивались от него, не считая проституток, но Виталий сам не любил таких подруг. Он был совсем простым парнем. Когда встречал понравившуюся ему девушку, почти сразу предлагал ей душу и сердце, согласен был тут же идти регистрировать женитьбу. А они от него шарахались. Теперь он заливал одиночество алкоголем. Отталкивало от него не только его частое употребление алкоголя, но и внешний вид. Крепкий здоровый мужчина был лысый, только по бокам торчали неизвестно какого цвета волосы. Густые брови нависали над глазами, он смотрел на людей исподлобья. И за своим внешним видом не утруждался смотреть: брюки не глажены, ворот у рубашки частенько был грязным.
– Давай зайдем в кафе, по рюмашке опрокинем. Никакого уважения к товарищу, – продолжал настаивать Виталий.
– Дружище, ты мне вовремя попался. Завтра вечером часов в семь приходи ко мне домой, познакомлю со сногсшибательной женщиной: хорошая хозяйка, умная, и на вид царевна. Адрес мой знаешь? Записывай: Озерная 35 квартира 15. Не подведи. И вид у тебя должен быть не сегодняшний, а соответствующий моменту. Прилично оденься, в рот ни грамма спиртного.
– Что я пить должен бросить? Ради какой-то бабы?
– Ты хочешь погрязнуть в выпивках? Тебя скоро с работы выгонят. Эта женщина тебя спасет, она не только красивая, но и умная. Я и Наташа давно с ней знакомы. Готов появиться у меня дома в нормальном виде?
Придя домой Юлий сообщил жене, что завтра к часам пяти придет его хороший знакомый, пусть Тамара появится раньше кавалера. Наташа начала расспрашивать, что за мужчина, но он только сообщил, что гость завтрашний по специальности геолог, знает его по туристским походам. Об остальном допросите его в ходе визита. Так будет вам интереснее. Он даже имени его не сообщил, все оставил на завтра.
Тамара помогла Наташе накрыть стол, потом направилась в ванную прихорашиваться. Тут и пришел Виталий. Увидел только жену Юлия.
– Ты не свою ли жену хотел предложить мне в невесты?
– Опоздал на несколько лет. Знакомься. Повернись ты на сто восемьдесят градусов!
Позади Виталия стояла Тамара. Познакомились. Хозяева пригласили всех за стол, там уже сидели Гарик и Ада. Гость удивился, как сынок вымахал, только сегодня узнал, что у Юлия с Наташей родилась дочь. Удивился, поздравил и похвалил их. Потекла тихая мирная беседа, иногда прерываемая дружным смехом от рассказов путешествующего Виталия. Он только пожалел, что не захватил гитару, иначе спел бы песни восходителей вершин. Тамара не сводила глаз с Виталия, да и он присматривался к ней. Потихоньку осушили несколько бутылок сухого вина, перешли на фрукты. Наташа предложила вафельный торт, но гости отказались. Тогда она подмигнула Юлию, показав глазами, чтобы шел за нею. Так он и поступил. Зашли в спальню. Она поцеловала его.
– Ты отличился. Мне показалось, что он неплохой парень, что у них могут совпасть желания. Позвала тебя, чтобы они остались одни. Пусть поговорят, узнают новое о каждом из них. Но мне ты можешь сейчас рассказать о его привычках, наклонностях. Или понадобятся для этого клещи? Где они у нас лежат?
– Я о нем почти ничего не знаю. В походах был самым расторопным, веселым, умел заворожить своими байками. Последнее время стал злоупотреблять алкоголем. Но я уверен, Тамара вполне с такой проблемой справится.
Когда они вернулись в салон, Тамары и Виталия след простыл. Встав утром, Наташа не выдержала, позвонила подруге. Та рассказала, что они ночь провели вместе, он только недавно ушел от нее. Мужчина ей очень понравился. Она рассмеялась, на недоумение Наташи, сообщила, что Виталий сказал, что с ума сходит от нее, предложил пожениться. Когда, они еще не решили. Пока хотят опять навестить Плоткиных.
И пришли. Тамара и Виталий так смотрели друг на друга, что сразу было ясно – перед ними влюбленная пара. Сказали, что идут подавать заявление о заключении брачного союза, никого, кроме них, звать не собираются. Их приглашают в качестве свидетелей. Юлий поинтересовался, почему не приглашает друзей, ведь их у него было много. Жених ответил: «Были, да сплыли».
Юлий увидел, как перед уходом из квартиры, Тамара положила голову на плечо Виталия. В этом сквозило ее доверие недавнему знакомому, будущему мужу.
– Ночевала тучка золотая на груди утеса великана, – продекламировал он. – Наташа, что-то я детей не слышу.
– Они закрылись в комнате Гарика, он помогает Аде в математике.
У детей кроме уроков были свои увлечения. Гарик увлекся несколькими видами спорта, на ручке шкафа висело много различных медалей. Обижать себя или сестру никому не позволял. Аде нравилась джазовая музыка, по ее настоянию родители купили ей гитару. Теперь она частенько пропадала на репетициях, выступлениях. Иногда гитару брала в руки мама, пыталась сыграть что-либо из своего детского репертуара, но вскоре забросила такую затею.

Последнее время Наташа очень похудела. Юлий решил, что это связано с уходом за детьми, но на самом деле жена многое от него скрывала. Только в мае месяце она трижды теряла сознание. Ненадолго, почти сразу приходила в себя. Вчера случилось на кухне, она едва успела присесть, иначе бы упала. Но очнулась, увидела себя сидящей на полу, рукой держалась за ножку стула.
«Куда это годится? Сегодня же должна пойти к врачу. На беременность не похоже, месячные идут регулярно. Как бы Юлик не узнал, начнет волноваться, загоняет меня на всякие анализы, к специалистам. Посмотрю в календарь, когда моя врач Мария Карповна принимает. С утра, прекрасно. Одеваюсь и к ней».
Мария Карповна Сидякина – молодая женщина, была приятной собеседницей. Она расспросила о состоянии Наташи, о ее работе, об отношении мужа к ней и детям. Затем проверила работу сердца.
– Наташа, сердце у вас в порядке, вернее всего ваши обмороки связаны с головой. Вы должны вести себя как можно спокойнее, меньше беспокойства о детях. Знаю, что они любят пошалить, у меня самой сынок такой баловник. Но на то они и дети. Я вам выпишу таблетки, принимайте их по мере надобности, когда волнения начнут перехлестывать вашу душу. Придите ко мне через недельку.
Но она не пошла ни через неделю, ни через месяц. Изредка пользовалась таблеткой или валерьянкой. Юлий только вернулся с работы, переоделся, спросил у детей, где мама.

– Она в спальне. Сказала, что болит голова, чтобы ее не тревожили. По-моему ей нехорошо. – Гарик зашел в спальню, оттуда раздался его зов: – Папа, иди, посмотри, у нее вся подушка мокрая, совсем не слышно как дышит.
В это время позвонили в дверь, Юлий попросил сына открыть ее, а сам подбежал к жене, она была в беспамятстве. Подошла только что пришедшая мама Эмма. Юлий тут же схватил Наташу на руки, вынес из спальни, отдал ключи маме, чтобы она закрыла квартиру. Жену положил на заднее сидение машины, Эмма села рядом с ним. Быстро доехали до больницы, ее тут же положили в реанимационное отделение, подключили к кислородному вентилю, к другим аппаратам. Эмма с сыном в нетерпении ходили по коридору, ждали выхода доктора.
– Мама, сядь, пожалуйста.
– А ты?
– Я не могу, а тебе нужно быть спокойнее. Недавно с похорон ее мамы вернулась, и на тебе. Что с ней такое?
– Выйдет врач, узнаем. Вот и он.
– Доктор, что с моей женой? – голос у Юлия дрожал.
– Инсульт.
– Инсульт? Откуда?
– Вы что не знаете? Ей еще четыре месяца назад предупредили, что нужно поменьше волноваться, что в голове есть нарушения. Она должна была раз в неделю посещать врача, но почему-то проигнорировала его просьбу.
– Она нам ничего не сказала.
– Поэтому сегодня здесь. Вообще-то трудно предугадать такое печальное событие. Она знала, что может с ней случиться, но скрыла от вас. У других инсульт наступает мгновенно, непредсказуемо, результаты его бывают разными. Но не волнуйтесь, ваша жена на сей раз выкарабкается. Пока она спит, не стоит ее тревожить, отдыхайте. Если придете к вечеру, она уже отоспится. Всего хорошего, у меня есть другие дела, другие клиенты.
Пролежала Наташа в больнице двадцать дней. Юлий волновался за ее здоровье, несколько раз в день названивал ей. Он сбился со счета, сколько прошло дней с того времени, как жену выписали из больницы, то ли неделя, то ли больше. В этот раз даже на четвертый звонок Наташа не ответила. Неужели так крепко заснула? Как только освободился, поехал домой. В квартире ее не было. Юлий не знал, что делать. Тут и постучали громко в дверь.
«Ну, получит она у меня», – подумал он. Открыл, перед ним стоял милиционер.
– Тут живет Наталья Плоткина?
– Да. А в чем дело?
– Поедете со мною на опознание трупа.
– Какого трупа? О чем вы говорите?
– На месте и увидите. Женщина попала в автокатастрофу, автомобиль врезался в дерево.
Увидел. Она лежала на плоском лежаке, возле разбитой машины. Лицо было спокойное. Отойдя в сторону, заметил справой стороны лица большой кровоподтек.
– Ее необходимо отправить к хирургу. Что вы стоите как истуканы? Я помогу…
– Она мертва, ее уже осматривал врач. Занимайтесь ее похоронами.
Юлий не мог придти в себя, он уже понял трагедию случившегося и винил во всем себя. Более года назад он заставил Наташу научиться управлять автомобилем, много раз под его присмотром она вела машину. И у нее получалось. Неоднократно, когда Юлий оставлял машину, ездила на ней за покупками, по другим своим делам.
«Что я наделал, зачем учил ее правилам движения, вождению? Наташенька, любимая, вернись и прости меня, глупца. Ты не можешь так рано покинуть меня. Я не выдержу разлуки с тобою, вернись».
Он не плакал дома, на похоронах и после них. Неделю не мог выйти на работу, среди середины сессии взял отпуск. Возле него постоянно находилась мать. Гарик и Ада перенесли смерть мамы немного легче. Они молча поглядывали на отца, боясь проронить лишнее словечко. Сердца у них не железные, ребята боялись еще больше расстроить папу. Время бежало, нужно было идти в университет, кормить детей же необходимо. Сотрудники учебного заведения выразили Плоткину свои соболезнования.
Грусть не покидала его. Перед его глазами постоянно стоял образ любимой жены. Уходя из дому он смотрел на ее портрет в черной рамке и говорил: – Наточка, милая, мне нужно на работу, в магазин, не скучай. – Когда приходил, сообщал: – Я вернулся, продукты купил, дети голодными не останутся.
Мать, друзья просили перестать так переживать. Да, она умерла, очень жаль, но у тебя жизнь продолжается. Займись квартирой, пора обновить краску, пойди в кино или театр, съезди за границу.
– Кто меня выпустит? Чем я там займусь, и там меня печаль по ней не отпустит. А по поводу обновления квартиры, с потолка то не капает. Повременю. Ему вообще хотелось удрать из этого города, дома, может быть, тогда полегчает.
Эмма набросилась на единственного сыночка: – В мире есть два известных понятия: свет и тьма. Солнце не может освещать землю круглосуточно. В жизни бывают тучи, грозы, бури, с ними не поборешься, нужно преодолеть боязнь и идти дальше, уметь противостоять шквальным ветрам. Не падать, не сдаваться! Прими, дорогой, это к сведению и перестань хныкать, не мальчишка. Сам мне рассказывал, через что в годы войны ты прошел. Ты не жалеешь ни меня, ни детей. Мне, милый сыночек, осталось совсем немного, так что не волнуй меня, дай прожить в радости за тебя и внуков.
Более месяца Юлий не спрашивал у детей, как у них дела в школе, чем занимаются после занятий. Был от всего отрешен. Но ему позвонили, просили зайти к классному руководителю Гарика. Он тут же спросил сына, в чем дело. Тот ответил, что учится нормально, плохих оценок у него нет, что от него хочет классная, не знает.
Оказывается, один из учеников набросился на более слабого паренька. Гарик защитил меньшего товарища, врезал по щеке обидчика. Тот и пожаловался учительнице. Юлию Михайловичу пришлось выслушать наставления педагога. Он выслушал, пообещал поговорить с Гариком. Но на этом тревоги за сына не закончились. Отца вновь позвали на ковер к завучу школы Генриетте Фридриховне, поговаривали, что ее родители были из числа немцев в Поволжье.
– Юлий Михайлович, вы человек высокой культуры, хотела бы, чтобы свои знания передали сыну. Он оскорбил учительницу истории. Представляете, она просит рассказать о завоевании Ермаком Сибири, а он говорит: «Анна Николаевна, можно я сидя буду отвечать. Вы маленькая, а когда я встаю, вы кажетесь еще меньше»… Юлий Михайлович, куда это годится? Я беспокоюсь, что он может стать хулиганом.
Юлий вышел из школы и засмеялся. Только бы эти проблемы были у его детей. Конечно, он высказал Гарику свое отношение к его поступку, попросил быть со всеми более тактичным. Сын рассказал, что Анна Николаевна на его просьбу засмеялась, помахала пальчиком, разрешила отвечать, как он попросил. Как видно в шутку сообщила в учительской, поэтому отца и вызвали.
Гарик и Ада росли смышлеными, послушными, у отца не было к ним претензий. Как быстро они менялись. Из небольшой стрижки на голове у Гарика выросла густая черная шевелюра, изменилось лицо, стало более узким, глаза выдавали прямого, твердого человека. Мышцы выпирали из футболки, он занимался греблей на байдарке, несколько лет ходил на занятия боксом.
Аделия расцвела. Ростом не вымахала, но была явно красивой, очень похожей на Наташу, но фигура чуточку была полноватой. Математика не была ее любимым предметом, а литературу обожала. Гарик с ней советовался в написании сочинений. Увлеклась она настольным теннисом. Папу и бабушку любила до самозабвения. Придя со школы, всех находящихся в доме должна была расцеловать. Эмма рассказывала, что внучку частенько провожают кавалеры, разные мальчишки. На вопрос отца с кем Ада дружит, отвечала, что со всеми, вместе занимаются в одном кружке.

Глава 4
Юлий заканчивал лекцию на третьем курсе юридического факультета, когда секретарша попросила его после занятий зайти к ректору. Вчера они беседовали довольно долго беседовали. Что за надобность появилась сегодня? Собирался после занятий навестить могилу Наташи.
– Юлий Михайлович, садитесь. Предстоит долгий разговор, – встретил его ректор Иван Кириллович Арганов. – Что новенького у вас? Я знаю, что вы прекрасно владеете английским языком, даже одну из ваших книг перевели на английский. Несколько лет назад вы водили делегацию из Лондона на Челябинский тракторный завод. Так ведь?
Юлий не понял, к чему ректор клонит. Молчал и слушал. Да. было такое, что говорить.
– Наше правительство наградило группу передовиков производства поездкой в Англию. Экскурсовод там будет местный, знающий русский язык, но нужен свой человек, чтобы мог оценить ситуацию, мог ответить на вопросы рабочих. Не все можно спросить у англичанина. Предвижу ваш вопрос, что есть в университете преподаватели английского. К сожалению, одна беременна, куда ей летать, пусть уж здесь доходит до родов. Другой специалист слишком старый, никак на пенсию не уйдет, ему там тяжело будет ходить. А вы у нас человек спортивный, для вас пройти десяток километров пешком никаких проблем не составит. Надеюсь, вы дадите такое согласие и вполне справитесь с заданием.
– Раз некому другому поехать, то я не против.
– Замечательно, на ваше согласие и рассчитывал. Я передам все документы, характеристики в КГБ, с вами, скорее всего, проведут беседу, напутствуют, и в добрый путь. Пока советую посмотреть литературу по Англии, дам вам маршрут посещений страны по городам, в которых данная делегация побывает.
– Иван Кириллович, вы сказали, что меня пригласят в соответствующие органы. Хочу предупредить, мой отец в тридцать седьмом году был арестован, расстрелян, правда, после войны реабилитирован.
– Реабилитирован – это главное. Не волнуйтесь, в НКВД всё знают. Я уже консультировался с ними, они не возражали.

Недели за две до отъезда его пригласили в отделение внутренних дел, попросили, чтобы был внимателен, не допускал лишних ненужных разговоров о нашей стране, внимательно следил за своими подопечными. Он так и делал, в аэропорту проверил, чтобы все прошли проверку, вовремя сели в автобус, который отвез их к самолету. Юлия посадили на первый ряд возле кабины пилотов, стюардесса сразу предложила стаканчик воды.
Люди рассаживались по своим местам. Но в середине салона образовалась пробка. Пожилой мужчина не хотел уступать место молодой девушке, у нее и у него было одно и то же место. Стюардесса вызвала командира экипажа, который еле пробрался сквозь шумевшую толпу. Оказалось, что мужчина должен был лететь следующим рейсом. Его пытались выпроводить обратно, пока самолет стоял в аэропорту, но тот ни в какую.
– У меня дочка в больнице Москвы, серьезно больна, – пожилой человек заплакал. – Я согласен сидеть на полу, только позвольте полететь сейчас.
– Пройдите пока к туалету, не задерживайте других пассажиров, потом посмотрим, – успокоил его главный стюард.
Юлий встал, прошел по салону, спросил у людей, что случилось. Ему рассказали, он вернулся. Самолет рейсом Челябинск – Москва вылетел в назначенный срок. Через полчаса с начала полета вновь зашумели. Юлию снова пришлось направиться к центру салона. Стюардесса объяснила ему, что у двух пассажиров оказалось одно и то же место, но с этим разобрались. Но женщина возмутилась своим соседом, говорит, что от него пахнет луком и пивом, просит пересадить ее. Но некуда – все сидения заняты, менять пассажиров местами она не имеет права без их согласия.
– Рядом со мною пустует кресло, отправьте ее к нам, – сказал Юлий и вернулся на свое место. Вскоре к нему подсела молодая дама, поздоровалась, поблагодарила за заботу. Мужчина заметил долгий удивленный взгляд женщины. Когда он смотрел на нее, она отворачивалась, затем снова терзала его внимательным взором. Наконец объяснилась:
– Я вас знаю. Вы рассказывали в нашем классе о поэзии Александра Блока. Работаете в университете, правильно? – Некоторое время она сидела спокойно, потом заметалась.
– Что с вами? Я не курю, не пью.
– Это первый мой полет на самолете. К горлу что-то подкатило, боюсь стошнит.
– Возьмите эту карамельку, моя мать обо мне побеспокоилась. Берите, не отравитесь.
Помогло. Вскоре женщина объявила, что ее зовут Евгения. Его имя она знает, всей группе сообщили. И потекли от нее рассказы: о радости впервые побывать за границей, увидеть что-то необыкновенное. Она еще с уроков по географии помнит Англию. Узнав, что ее сосед тоже впервые пересекает границу СССР, удивилась, ведь он работает в университете. Юлий надеялся немного вздремнуть в самолете, ведь в Москву прилетают поздно ночью, но Евгения не умолкала.
– Вы не знаете, пища в Англии такая же, как у нас? Ой, я такая переборлчивая. Ха-ха-ха. Нет, не так уж очень. Острое мне нельзя, я не больная, но при горькой пище горло схватывает. Ужас как люблю на завтрак сметану. А вы что любите? Вижу сладкое, не зря карамельками балуетесь. Да?
Юлий рассмеялся. – Вас кто дома кормит?
– Вопрос с подвохом. Я не замужем. Живу с мамой, она прекрасно готовит. Приглашаю после возвращения с экскурсии к нам домой. Вы объедитесь. Не смейтесь. Все, кто пробовал приготовленные ею блюда, ставили ей самую высокую оценку. Она кулинар от бога. Раз вы иронично улыбаетесь, то просто требую: пообещайте сейчас, что придете к нам на обед или ужин, только за день мы должны знать о вашем приходе.
– Смотрю, вы настойчивая. Зачем приходить, вы так убежденно говорили, что я сразу вам поверил. Ваша мама незаменима на кухне.
– Об этом скажете, когда попробуете еду. Вижу, вы согласны.
– Куда мне деваться.
– Вы взяли только маленький чемоданчик-дипломат? Куда будете класть покупки?
– На те доллары, что обменяли, много не купишь. В крайнем случае, вы меня выручите, у вас, наверное, кусочек места в чемодане найдется.
Евгения на некоторое время умолкла. Юлий присмотрелся к ней. Она чем-то была похожа на Наташу, только чем, непонятно. Неужели кажется? Лицо другое. У Наташи – длинная коса, иногда ее распускала или скручивала на затылке. Соседка ростом повыше, лицо более полноватое, русые волосы коротко подстрижены, глаза голубые. Разве что улыбка напоминает смеющуюся мою любимую женушку. Обратно возвращаюсь к тяжким воспоминаниям. Дальше соседка не дала развиваться его мыслям.
– Юлий Михайлович, мы едем отдыхать, смотреть интересные места, мы в одной команде. Не сочтете за дерзость, если буду обращаться к вам просто по имени?
– Согласен, Женя.
– Вы интересный человек, хочется больше общаться с вами. Я бы с удовольствием жила в гостинице в одном номере с вами. Не смотрите на меня так серьезно, не подумайте обо мне что-то плохое. Просто мы бы лежали на разных койках и тихо беседовали. Опять у вас саркастическая улыбка. Я высказала свое желание, прекрасно понимаю, что оно невозможно. Но мечтать не запрещено. Юлий, я бы сейчас съела чего-нибудь мясного с горячим супчиком. Почему в самолете не кормят?
– Нам лететь каких-то три часа. В Москве будет время зайти в ресторан, мы там просидим четыре часа.
– Хочу походить по Москве, посетить Кремль, художественную выставку.
– На это времени не хватит. Чтобы посмотреть город, нужно ехать только с этой целью, а не мимоходом. Пристегнись, подлетаем к аэропорту.
Ранним утром они нашли в аэропорту кафе, где и пристроились за одним из столиков. Евгения не отходила от Юлия ни на шаг. Сообщила, что в ресторанах была всего один раз. Он объяснил ей, что порой приходится заходить в подобные заведения, но он не большой любитель посещать их. Съели по бифштексу с картофельным пюре, запили кофе. Завтрак был довольно плотным. Немножко прошлись, тут их пригласили снова на посадку в самолет.
То взлет, то посадка… Вся группа очень удивилась хорошей солнечной погоде в Лондоне, она сопровождала их почти всю неделю. А говорили, что там постоянный туман. Только перед отъездом небо покрылось облаками, полил дождик. Посетили они Тауэр, музей восковых фигур, погуляли по городу, посетили город Бирмингем. Привезли их и на завод, выпускавший небольшие тракторы. Один из челябинцев сел на сиденье машины, прокатился немного. Очень понравилось, похвалил. Все смотрели большими глазами на чистоту в цехах, доброжелательность сотрудников предприятия.
В группе только двое работников ЧТЗ немного знали английский язык. Поэтому экскурсанты чаще обращались с вопросами к Юлию, чем к русскоговорящему гиду, просили перевести вопрос, интересующий их. Дни промелькнули мгновенно. Все были рады побывать в капиталистической стране. Им хотелось узнать больше о жизни простых людей Англии, но на это, как предполагалось заранее, времени не выделили. Все же многие успели понять, что и здесь люди как люди, в то же время уклад в этой не до конца понятой ими стране заметно отличается от жизни советских граждан.
Никаких замечаний в поведении подопечных Юлий не увидел, все в свое время были предупреждены о поведении за границей, эксцессов не было. Они выполняли распоряжения руководителя группы, парторга завода Буланова.
На обратном пути Евгению посадили рядом с другой женщиной, чем прежняя попутчица была очень недовольна. Разлучили ее с Юлием Михайловичем. Все же она нашла, о чем поговорить с соседкой. Юлий находился на том же месте и, пожалуй, скучал по Жене.
Когда прибыли в Челябинск, она подбежала к Юлию, принесла листик из тетрадки, на которой был написан номер ее телефона. Попросила внизу написать его координаты. Плоткин усмехнулся:
– Он тебе нужен?
– Да. Мне не хочется с вами расставаться, вы хороший, нет, замечательный! Ну почему бы нам не дружить? Я не приставала, честное слово. Вы сейчас один, вернее с детьми, постараюсь скрасить вам одиночество. Не отвергайте сразу моего желания общаться с вами. Тем более мы договорились, что вы попробуете стряпню моей мамочки.
– Так хочется тут же поехать к вам, попробовать ваши деликатесы, что хоть сейчас побежал бы, но меня действительно ждут мои прелестные дети. Созвонимся с тобой.
– Можете и детей взять.
– А жену?
– Знаю, она умерла.
– Скажи, ты в каких органах работаешь? Не объясняй. Всего тебе хорошего!

Почему бы и не встречаться с этой милой симпатичной болтушкой, не все же время проводить на работе или с детьми, они уже подросли, у них свои интересы, свой круг общения. У Жени из глаз и из губ лучи исходят. Конечно, я характера ее пока что не знаю, но веселья у нее не отнимать. Интересно, что скажет моя мама, когда я ей расскажу об этой женщине. В самолете он, уставший от долгого сидения на одном месте, думал отдохнуть, но в его жизни появилась Женя. Ее улыбка, пытливый взгляд влезли и остались в его голове, может и в сердце.
Вся родные Юлия с нетерпением ждали его рассказов о поездке в Англию. Пришла и мама Эмма. Юлий подробно остановился на том, где их поселили, как их встречали, где они были, о красоте мест, которые радовали душу. Мать спросила его о разнице жизни здесь и там.
– Знаете, в Европе больше свободы, чем у нас, утверждаю смело. С другой стороны, я не знаю, как живут у нас в Москве, Ленинграде, в Украине. Думаю, есть разница между Сибирью, Уралом и Европейской частью СССР.
Вмешалась Эмма: – Как не жил? Как не чувствовал? Да, ты был еще мальчишкой, когда жили в Белоруссии, но прекрасно знаешь историю нашей семьи. Мы с тобой, Хана с детьми такое перенесли, не дай бог никому этого. А за смерть папы и дяди Яши кланяться надо демократической стране? Так что зря отворачиваешься от событий прошлого. Мне бы очень хотелось глотнуть капельку той свободы, в которой ты неделю.

Прошло семь дней. Юлий только вернулся после беседы с одним из руководителей отдела НКВД. Там все прошло спокойно. Гарика дома не было, Ада сидела за уроками. Он ее погладил по головке, спросил, как у нее успехи, не нужна ли помощь. Тут и раздалась трель телефона.
– Юлий Михайлович, вы меня совсем забыли?
– Как Евгения я могу вас забыть, ночами не сплю, все мысли только о вас. Кажется мы перешли на ты?
– Вы еще оказывается шутник. Мы с вами о чем договаривались? Что через три дня посетите нас. О, не слышу от вас ни слова. Приходите к нам завтра вечером.
– Евгения, я помню, но зачем так долго ждать, я согласен приехать через час.
– Секундочку, мне необходимо посоветоваться… Юлий Михайлович, с нетерпением ждем.
Обычный деревянный домик, довольно не старый. Евгения встретила его у калитки, как видно терпеливо ждала во дворе. На ней было голубое платье до колен, сверху на шею набросан синий с тонкими цветочками платок. Они вошли в помещение.
– Знакомьтесь, моя мама Ирина Петровна.
– Очень приятно – Юлий Михайлович, но меня вполне можно сократить до Юлия.
– Я не успела ничего приготовить, Женя с час назад сказала, что вы придете. Садитесь, пожалуйста.
На столе стояли две тарелки с жареными пирожками, в одной они были начинены бараниной, тихонько сообщила Женя, во второй телячьей печенкой. От них шел такой дух, такой жар, что Юлий едва сдерживался, чтобы не схватить один из них. Тут же находился холодец, покрытый тонкой пленкой жира, рядом разместились свежие помидоры, соленые огурчики, кукуруза. Он ее давно не ел.
– Я вас сегодня супом кормить не стану, хотя он и есть, разве что не удовлетворитесь тем, что на столе. В другой раз, я ожидала вас завтра. Приготовила все на скорую руку, за исключением холодца, – Ирина Петровна сунула руки в карманы фартука.
– Не велите казнить, велите миловать. Я обещал Евгении сообщить заранее, но иногда время бежит быстрее наших действий.
– Доченька, на столе чего-то не хватает.
– Мама, я уже несу вино. Юлий Михайлович, открывайте.
Дорвался «голодный» до еды, будет позже корить себя Юлий. Такую вкуснятину он давно не ел: что пирожки, что холодец, что кукуруза – объедение. И бутылка вина потихоньку опустела, причем основная доза перешла в его живот. Пьян он не был, но настроение было нор-маль-ное. Мама Жени ему понравилась. Интересно, почему сегодня его бывшая попутчица такая молчаливая? Когда она вышла мыть посуду, Ирина Петровна тихонько сказала ему:
– Она от вас в восторге. Не столько рассказывала об Англии, сколько про вас: какой вы умный, замечательный человек.
– Ирина Петровна, не люблю, когда меня возвеличивают. Я обыкновенный человек, как вы, как ваши соседи, друзья.
– Этим сказом вы себя и выдали. Вы мне тоже понравились. Но я хочу вам выдать одну тайну. Некоторые старожилы знают о ней, Жене давным-давно рассказала. Только не стоит ее дальше распространять. Кто такая моя дочь, вы не догадываетесь. Она – еврейка, хотя я чистокровная русская. Я ей не настоящая мама.
Зимой 1941 года, когда шла война, часть заключенных, находившихся в тюрьме в двадцати километрах от города, бежала. Им надо было кушать, они грабили магазины, с банками, торговыми точкам было проблемнее, их стали охранять часовые. Тогда начали нападать на мирное население. Они забегали в дома, забирали еду, драгоценности.
В квартале от моего дома жила семья Зильберт. Мы с Розой были одногодками, я иногда приходила к ним, возилась с дочуркой Женечкой, ей всего полтора годика было. Исаак, ее отец, был зубным техником, Роза – бухгалтером на каком-то предприятии. Как видно, бандюги, а может и не бандюги, услышали об этой семье, о том, что у них может быть золото, серебро. Решили поживиться.
Ночью они разбили окно, ворвались в дом. Что там творилось, мы увидели утром. Когда люди шли на работу, заметили раскрытую настежь дверь, разбитое окно, а у порога стонала Женя. Она была вся исколота ножами. Те, кто первыми оказались здесь, рассказали, что женщина сквозь оканье показывала на двери и шептала: «Там».
В тот год я трудилась на трикотажной фабрике, но находилась дома, нужно было идти на вторую смену. Даже отсюда услышала шум, выскочила, подбежала к дому Зильберт. Милиции еще не было. Роза уже не дышала. Все боялись войти внутрь здания, но я знала, что там должна быть маленькая девочка, ее отец. Вошла, чуть не споткнулась о труп Исаака, меня начало подташнивать, я едва сдержалась. Услышала плач Жени, забежала в спальню. Она стояла в кроватке, мокрая, продрогшая, вся в слезах. Сняла с нее одежду, нашла сухое, одела, завернула в одеяло и унесла к себе домой. Успела увидеть, как к их дому спешат милиционеры.
К этому времени я уже три года как была замужем, но детей у нас не было, хотя очень желала. Кто в этом виноват, не знаю. Ко мне никто не пришел, не спросил, что с девочкой. Я этому только радовалась. Договорилась с работниками яслей, они приняли в часы моей работы девочку, потом ее перевели в детский сад. Когда с войны вернулся мой муж, узнал, что решила удочерить Женю, разозлился, оформил развод и смылся из города. Хорошо, хоть не продал этот домишко, он ведь его. Где бы я с Женечкой ночевала?
Позже после трагедии с семьей Зильберт, я заходила в их дом, надеялась найти еще какие-нибудь детские одежки. Нет, все разобрали, разворовали. Остался лишь мусор. Среди валяющихся бумажек нашла метрики Евгении. Они у нее… Доченька, ты уже справилась с мытьем посуды? Извини, я Юлию Михайловичу рассказала кое-что из твоей биографии.
– Спасибо мама, мне было бы труднее это сделать.
– Уже поздно, Женя, проводите меня. Ирина Петровна, мы с вами встретились в первый раз, я почувствовал, что вы необыкновенная женщина, счастливая мама, а кулинар – изумительный. Большое спасибо за угощение, за беседу со мной.
– Приходите, буду рада вас видеть.
Юлий вышел, за ним Евгения. Подошла к нему спереди, поднялась на цыпочки, решила поцеловать его. Он отвернулся, ее губы попали лишь в щеку.
– Женя, вы хорошая женщина, таково мое впечатление от нескольких наших встреч. Вы многое обо мне знаете. У меня двое уже не маленьких детей, каждый из них уже личность, у каждого свой взгляд на происходящее. Они моя главная забота, главное достояние. Не могу обманывать ни их, ни вас. Вы вполне можете встретить человека, не обремененного детьми, семьей, свободного, надежного, для которого будете главной персоной, королевой.
Женя прижалась к его руке, шмыгнула носом. – Юлий Михайлович, скажу вам следующее: не хотите жить со мной? Не надо! Эти дни много думала о нас. Я хочу иметь от вас ребенка. Как только забеременею, вы меня больше не увидите. Моя мама, Ирина Петровна, вырастила меня, хотя время было очень трудное. И я справлюсь с маленьким ребенком, уеду подальше, чтобы не беспокоить вас. Поймите, суть не только в том, что у меня это последний шанс. Уже готова была остаться бездетной, но встретила вас, влюбилась. Признаюсь, до сих пор ни с кем близка не была, гуляла с друзьями, целовалась. Извините, оправдываюсь, унижаюсь. Давайте встречаться, жизнь такая, что всякое с нами может случиться: поругаться, разбежаться, а то и сорваться в любовное пике. Характер у меня не склочный, человек я дружелюбный, но до сих пор никто не пришелся по сердцу, только вы. Видите, как себя хвалю, хотя хотела бы услышать это от вас. Понимаю, вы доктор наук, а я обычный инженер.
– Остановитесь. Говорила, что работаешь инженером-электриком по станкам с программным управлением. Довольно сложная специальность, не уменьшайте свою значимость. Хвалю вас.
– Есть другое слово: люблю! Шучу. Пойдемте Юлий Михайлович дальше, а то мы разгорячились.
– У меня предложение: будем называть друг друга по имени, общаться как добрые друзья на «ты».
– Слышу сдвиг. Браво! Чтобы мне не разочароваться, расстанемся сейчас. Набрасываться не буду, жму твою мужественную руку.

Не успел Юлий переступить порог дома, Ада подскочила к нему, ткнула губы в его щеку: – От тебя пахнет духами, ты проводил время с женщиной.
– Нельзя что-ли? Как меня там накормили! Еле дышу. Хотите, познакомлю вас с Ириной Петровной.
– Это твоя любовь?
– Нет, мама моей знакомой.
Вступился за отца Гарик: – Чего ты прицепилась к папе? Он уже два года без женщины. С нашей мамой никто не сравнится, но жизнь продолжается. Не то, что ты, меняешь кавалеров еженедельно. Позавчера, зачем отругала Сашку, парень нормальный.
– Пусть не мычит как теленок. Он перестал интересовать меня.
– Вот и не трогай отца. Папуля, познакомь меня с твоей дамой.
– Отбить хочешь?
– Не думаю, что ей столько лет, чтобы я стал за ней увиваться, тем более отбивать у родного отца.
– И за бабушкой ухаживать порой необходимо. Ребята, спокойной ночи.
– Пусть она тебе приснится, – не выдержала Ада.
Юлий улегся, но то ли живот переполнил, то ли мысли не давали во время ему отдаться богу Морфею. Женя понравилась ему еще по пути в Лондон, она развлекала его, многое интересного рассказала, с ней ему было легко. Ее радостное настроение передавалась ему. Не раз он задумывался над своей судьбой. Нет Наташи, ее не вернешь, но хочется полноты жизни. Почему бы и не быть с женщиной в близости? Если меньше рассуждать, а действовать, будет больше толку. Женя вполне заполнит твою молчаливую натуру, твой вакуум. И дети не пылают злостью на мои встречи с женщиной.

Мама Ира заметила расстроенное, грустное лицо Жени, но промолчала. А та улеглась в постель, кусала губы, пыталась остановить слезы, но не получалось. На третий день позвонил Юлий, она хотела его видеть, но уже не надеялась его услышать.
– Женя, я соскучился. Если ты свободна, то приглашаю на прогулку.
Она от радости подпрыгнула. Спросила, когда он приедет, где встретятся. И пошла к зеркалу прихорашиваться. Юлий еще не видел ее в розовой кофточке и черной короткой юбке. На шее у нее висело красивое голубое ожерелье, после окончания института ей его вручила мама. Как ей пришлось экономить, подрабатывать, чтобы преподнести такой подарок дочери. Разве есть лучшие мамы? Нет!
Они прокатились на троллейбусе к центру города, поглазели на светящиеся витрины магазинов, прошлись по одному из скверов. Юлий и рассказал, как именно здесь встретил свою любовь Наташу и ее сына Гарика. Заходить в кафе им не захотелось, погода была настолько хорошей, теплой, безветренной, что не имело смысла идти в помещение. Юлий сказал, что удивился, когда увидел Ирину Петровну, слишком не похожа была на Женю.
– Думаю, что мама Роза была очень хорошей мамой. Но то, что дала мне мама Ира, ни в какие рамки не вложишь. Кормить, одевать меня в военное время одной, обучать всему: поведению, чтению, готовке блюд, уборке, ей Героя присваивать нужно. После десятилетки надумала я поступать в техникум, чтобы устроиться на дневную работу, мама заставила меня выбросить эту идею из головы, заставила подать документы на дневное отделение в институт. Сказала, что если найду время, можно и вечером трудиться. Так я и делала.
– У тебя близкие друзья были?
– Вопрос поняла. Были, но дальше поцелуев ничего не случилось. Скажи, а дети у тебя такие хорошие, добрые как ты?
– Нет, не такие как я. Они больше в маму, лучше меня.
К одиннадцати вечера расстались. На прощание Юлий предложил пойти на концерт Владимира Трошина, который через день начинает гастроли в Челябинске.
Оба от души аплодировали артисту, порадовал Трошин своими песнями, приятным голосом. Расставаясь с Женей, Юлий нежно прижался губами к ее губам. От нее получил страстный ответ. Так они около получаса стояли, прижавшись, отрываясь на секунды, чтобы восстановить дыхание. Он с неделю звонил ей каждый вечер. Сегодня Женя заждалась его звонка. В чем дело? Она не знала, куда пойти, адреса своего Юлий не сообщил. И на следующий день мучилась догадками. Днем он на работе, придется ждать вечера, потом сама позвоню, хотя и не особенно удобно. Придя с работы, старалась держать себя в руках, чтобы ее мама не спросила о самочувствии. В семь вечера, когда Женя готова была заплакать, из спальни услышала трель телефона, бегом в салон к нему.
– Алло! Алло! Я слушаю…, – женский голос Женя не узнала. – Кто это?
– Вы Женя? Говорит мама Юлия. Он в больнице, с ним все в порядке, не волнуйтесь.
– Что с ним? В какой больнице?
«Мама Юлия? Откуда у нее номер нашего телефона? Хватит рассуждать, одевайся и к нему. Почему мама не сказала, что с Юлием? Наверное, в аварию попал. – Женя не бежала, а летела к остановке автобуса, чтобы быстрее попасть к нему. Когда она ворвалась в коридор, она успела запомнить этаж, где лежит он, глаза ее метались по всей длине помещения. Был вечер, большинство посетителей больных отправили домой, только возле одной из комнат стояло двое молодых: парень и девчонка.
– Не знаете, в какой палате Юлий Михайлович?
Те вначале опешили, затем у девушки уста расширились, улыбнулись. – В этой палате, только там сейчас находится наша бабушка.
– Гарик и Ада?
– Вы неплохо осведомлены. Как вас зовут?
– Евгения. Простите, а что с вашим отцом?
– У нашего отца аппендицит. Кстати, меня зовут Аделия, – роль ответчицы взяла на себя Ада, она хотела, чтобы посторонние называли ее полным именем.
– Очень приятно, Аделия. Операцию сделали?
Вмешался Гарик: – Вчера вечером прооперировали, папа чувствует себя нормально.
Ада была явно недовольна вступлением в разговор брата, отвернулась в сторону. Женя стала ходить взад-вперед по коридору. Мельком заметила, что дверь палаты открылась, из нее показалась пожилая женщина. Увидев Женю, она всунула голову обратно к комнату больного:
– Юлик, к тебе пришли.
Спрашивать разрешения Жене было некогда, подбежала к кровати Юлия.
– Как ты себя чувствуешь? Болит? Операцию сделали вовремя?
– Операцию? Не знаю.
– Кончай сушить, – Женя рассмеялась. – Извини, шутить.
– У меня все давно сухое, – поддержал ее Юлий.
– Мне дети сказали, что тебе удалили аппендикс.
– Он сам испугался и дал дёру. Лишняя в организме деталь не нужна, искать ее не собираюсь.
– Рассказывай, как случилось.
Юлий еще днем почувствовал, что болит живот. Поболит и перестанет, решил он. Но с каждым часом боль все больше тревожила его, сгибала пополам. Он и отправился к участковому врачу, тот, осмотрев пациента, сразу оформил документы и отправил в больницу. Под общим наркозом удалили аппендикс. Перед операцией Юлий успел попросить позвонить детям, сообщить, где он.
Они тут же прибежали, но бабушке пока не хотели говорить. Отец в это время находился в операционной. Как только очнулся, увидел возле себя деток, поблагодарил их за такой поступок. Сказал, что молодцы, столько времени пробыли рядом с ним. Он и в бессознательном состоянии чувствовал, что они поблизости. Правильно поступили, что сразу не сообщили бабушке, ей лишние волнения ни к чему. Утречком можете позвонить, скажете, что все в порядке, скоро выпишут.
– Откуда ты узнала, что со мною и где я нахожусь?
– Мне твоя мама сказала. Ты ей дал мой телефон?
– Нет, она утром пришла ко мне, забрала мою одежду. В записной книжке, что была в кармане пиджака, нашла твои позывные. Умная у меня мамочка, правда!
– Очень хорошая и умная. Я не знала, где тебя искать, волновалась. – Женя придвинула стульчик, на котором сидела, поближе к кровати, придвинула свою голову к его. Юлий сам потянулся к губам женщины. Время для них остановилось. Уходя из палаты, она спросила:
– Вижу, что отношение ко мне у тебя немного изменилось. Так?
– Я тот же, ты еще в самолете пленила меня.
А за палатой бушевали страсти. Ада не понимала, как какая-то самозванка решилась ворваться к ее отцу. Кто она такая?! Сейчас пойду и попрошу ее удалиться. Бабушка Эмма ушла в магазин, чтобы купить внукам кусочек колбаски, батончик хлеба. Пришлось Гарику удерживать и успокаивать сестру.
– В кого ты такая упрямая? Ведь на эту тему говорили с тобой. Мы уже взрослые, скоро выйдем из под опеки старших, будем беспокоиться о своем будущем. У нас не всегда найдется время навестить папу, он останется один. Ты же не хочешь, чтобы он скучал, проливал слезы, где моя любимая Аделька? Пусть живет и радуется общению с женщинами. Заметила, она довольно приятная мадам. Хотя у тебя глаз больше расположен на мужской пол.
– Ты таким умнющим себя мнишь, нравоучениями замучил меня, хоть сегодня жениться можешь.
– Дурное дело – не хитрое. Прежде всего, нужно быть самостоятельным, одно дело пройтись с девчонкой, другое думать о том, что с ней сотворить… Не переходи на иной разговор. Нашего папу в обиду не дам, сама знаешь, какой он у нас.
– Просто она так независимо прошагала, мол, какое нам дело до нее. Это и обидело меня, чуточку забарабанило в голове. Все будет так, как захочет отец. В ней много женственности, она любит папу, это заметно по ее беспокойным глазам. То, что ему и нужно!
Юлий, прежде чем Женю попросили уйти из палаты, объяснил ей ситуацию. Просил дать ему пару дней для объяснения с детьми, затем Жене можно будет перебраться к нему. Она об этом и не задумывалась. Как она может оставить свою маму Ирину Петровну одну? Юлий не сможет переехать к ним, у него же дети, хоть не маленькие, но о них заботиться необходимо. Вот проблему себе нарисовала! Расскажу все маме, она найдет выход из такого положения, не разрушать же мою любовь к дорогому сердцу человеку.
Почти неделю продержали врачи Юлия. Когда вышел вместе с детьми и мамой Эммой, пошел к передней дверце «Москвича». Гарик попросил позволить ему сесть за руль. Он не раз в присутствии отца практиковался на пустырях в вождении. Но Юлий решил вести машину сам, прав у сына нет, милиция может наказать обоих. Вел он осторожно, чтобы на колдобинах не повредить еще не совсем зажившую рану. Приехали, вошли в квартиру.
– Ладно, я сижу на диване, а вы меня кормить не собираетесь? Вечность не пробовал домашней пищи.
– Мы тебе предлагали принести, а ты говорил, что и в больнице хорошо кормят.
– Кормили нормально, но лучше чем дома, не бывает. Не хотел вас загружать. У вас в холодильнике кроме колбасы что-нибудь есть?
Дети знали любимые блюда папы. Они раненько утром, зная, что его выпишут, трудились у плиты. На столе появились овсяный суп, овощной салат, картошка, овощи. Они и сами проголодались. Дружно умяли все, что стояло на столе, запили компотом. Ада хотела идти мыть посуду, но отец остановил ее. Ему трудно было начать разговор о Жене, но никуда не денешься, раньше-позже, поделиться своим желанием, которые в какой-то мере затронут и детей, необходимо.
– Ребята вы познакомились с Женей, она мне нравится, очень нравится. Хотел бы привести ее в нашу квартиру. Вы увидели ее мельком, толком не знаете, с первого взгляда трудно определить, хорошая она или плохая. Но за дни, что с ней знаком, мое мнение сложилось такое: она добрая и умная. Чтобы вам узнать ее характер, понадобится время. Хочу, чтобы она жила здесь со мной. Если вы скажете: не хотим с ней жить, она в доме не появится. В моей жизни главнее вас, мои любимые, никого нет.
– Папочка, ты зря волнуешься, пусть приходит, – Гарик сделал правой рукой широкий жест. – Мы ничего не имеем против, уже не дети. Думаю, уживемся. Мы будем только рады за тебя, она тебе не даст скучать. Выпили бы мы, отец, с тобой, да тебе нельзя, – засмеялся парень, затем поднял обе руки вверх: – Шутка.
– У нее дети есть? – не успокаивалась Ада. Не хотела она нарушать идиллию сложившейся семьи. Когда отец, сказал, что она живет только с мамой, что никогда замужем не была, дочь притихла. – Мы уже с Гариком обсуждали этот вопрос и решили: главное, чтобы тебе было хорошо. Мы уже взрослые, у нас свои друзья.
– Спасибо дети. Я рад услышать ваши взгляды. Сейчас пойду отдохну, привык в больнице вести лежачий образ жизни.

Глава 5
Мысли будоражили голову Юлия. Он ехал на дачу к коллеге по работе, чтобы навестить его, тот после операции на почках находился дома. Дача располагалась в десяти километрах от города. Ехал и думал, а когда еще покопаться в голове, как не в одиночестве, в своей машине. Можно и в койке, если рядом никого нет.
«Не слишком ли я тороплюсь с женитьбой, тороплю Женю? Увлекла меня не ее красота, не ее веселые голубые глаза, ни теплая фигура (до голого тела еще не дотрагивался). Но влечет меня к ней, манит внимательный завораживающий взгляд. Она, как и Наташа, моложе меня. Я должен думать не только о себе, но и о ней. Будет ли счастлива со мною?… Любовь любовью, но отвлекаться нельзя, сейчас крутой поворот. Дорога есть дорога, приходится следить не только за ней, но и за некоторыми шаловливыми водителями, что нарушают правила движения, мало беспокоясь об остальных шоферах.
Заканчивалась зима, Юлий предложил Жене в воскресенье покататься на лыжах. У девушки они были еще с давних времен, а для себя ему нужно было их купить. Выбираться на природу, тем более зимой, выпадало редко. Юлия с удовольствием проголосовала двумя поднятыми руками за такое мероприятие.
Она шла впереди, широким шагом прокладывая лыжню. Юлий взмолился, просил ее не спешить, он вспотел. Что значит, давно, фактически с детства, не ходить на лыжах. Остановились передохнуть.
– Юлий, ты чего закрыл глаза? – она засмеялась.
– Вспомнил один случай, расскажу тебе. С год назад, летом сижу на лавочке недалеко от университета, жду коллегу, договорились пойти вместе в бассейн. Сижу, закрыл глаза, о чем-то думаю. Мимо шла одна из моих студенток. Услышал ее голос: «Юлий Михайлович, вам плохо?» Открыл я глаза, а передо мною молодая красивая девушка с кучерявыми волосами, глаза испуганные выпуклые, груди из кофточки чуть не вываливаются. Мне стало неудобно, пока я ее разглядывал, молчал. Ей тоже неловко, прикрыла рубашечкой, но соски сквозь тонкую материю просвечиваются. Она снова ко мне с вопросом: «Юлий Михайлович, вам плохо, может быть скорую помощь вызвать?» Улыбнулся, ответил ей: «Что ты, моя хорошая, все в порядке. Я просто отдыхаю».
– Мгновенно влюбился в нее? Ну и ловелас ты! Свидание не назначил?
– Нет, я мечтал о встрече с тобой. Но девушка мне очень понравилась. Мы с ней еще несколько раз пересекались во время учебы, она заканчивала университет… Женя, ты куда меня завела? Глухой лес, даже зверей не видно, только вороны летают.
– Соскучился по волкам и тиграм? Давай еще пройдем немного вперед, потом повернем назад. Ты какой-нибудь избенки не видел?
– Нет, я шел за тобой и смотрел только на тебя.
– Тогда возвращаемся домой, но ты посматривай по сторонам. Солнце скоро спрячется, и мы окажемся в темноте. Это я виновата, поздно выбралась, задержала наш поход. Но мы ведь не так далеко зашли.
Юлий старался успевать за Женей и смотреть по сторонам. Пока он ничего не заметил. Не подумал захватить фонарик. Шли около часа. Юлия неожиданно остановилась.
– Посмотри налево, что-то темное виднеется. Ты стой, я туда и обратно, следи за моими руками, если махну, то двигай ко мне.
Женя повернула лыжи и быстро зашагала. Юлий похлопывал руками, раньше было жарко, он засунул перчатки за пояс, теперь их одел. А фигура его попутчицы еле просматривалась, затем вообще исчезла. Но вскоре услышал ее голос, она звала его. Когда приблизился, Женя сказала, что махала руками, но он это не видел, слишком далеко. В домике застали лесничего, который предложил им, расположиться здесь на ночь. Бродить по лесу в темноте опасно. В хижине имелось две койки, на одной сидел лесничий, который, усмехаясь сквозь большущие усы, извинился за неудобства, вторую предоставил им.
В домике было приятно, от печурки шло тепло. Недалеко от входа лежали тушки двух зайцев, трофеи охотника, третий был распотрошен. Лесник пообещал угостить нежданных гостей зайчатиной. Женя поморщилась, но Юлий убедил ее, что нужно набраться сил, чтобы утром добраться домой.
– Я однажды пробовал зайчатину, вкусное мясо. Мы едим телятину, курятину, только не видим, как их обрабатывают. Пересиль себя и кушай.
– Знаешь, вкусно, но немножко жестковато.
Лесник уже похрапывал, когда они расправились с зайцем. Легли не раздеваясь. Находится вдвоем на деревянном лежаке, покрытого старым одеялом, было неудобно, но спасибо и за это прибежище. Вертелись, крутились, но все-таки задремали. Когда утром встали, ни лесничего, ни зайцев в домике не было. Конечно, не выспались. Они быстренько оделись, стали на лыжи, посмотрели на раннее солнышко, в душе благодаря его, что вчера оно почти до вечера сопровождало их поход.

После очередной прогулки, в этот раз на дневное представление в театре, где они смотрели пьесу Вильяма Шекспира «Гамлет», Женя поинтересовалась, чем его таки зацепил этот английский поэт. Тем более, она видела его статью о Шекспире в газете. Она понимала, что теперь за его детьми особо уход не нужен – выросли, он мог в свободное время творить. Спросила, почему Юлий не идет дальше, почему он не доктор наук.
У него имелся уже набросок работы о творчестве Пастернака, но рисковать не хотел, поэтому взялся за сатиру в творчестве русских поэтов ХIХ века. К этому времени он собрал солидный материал о поэтах-сатириках Дмитрии Горчакове, Викторе Буренине, Акиме Нахимове, Николае Николаеве, Дмитрии Минаеве и других. Отдал работу в издательство. Несколько страниц в «Литературной газете» посвятил известным писателям Николаю Гоголю, Салтыкову-Щедрину, Александру Пушкину. Последнее время занялся Шекспиром, надеялся написать книгу с данной тематикой, более расширенную.
Посоветовался с ректором университета. Тот моментально одобрил его замысел, удивился, как это он до сих пор ходит в кандидатах наук. Вот и теперь тот же вопрос задала Женя. Другие времена настали, не станут ставить препоны перед ним.
– Женя, это такой огромный труд, столько работы, придется отказаться от преподавания, а заняться только научной работой. Не хочу забот, хочу радоваться жизни рядом с тобою. А Шекспир – один из лучших поэтов всех тысячелетий. Сейчас вспомню строки из одного его сонета. «Кто под звездой счастливою рожден, гордится славой, титулом и властью. А я судьбой скромнее награжден, и для меня любовь – источник счастья».
– Да, против этого возражать не могу.
Юлию понравилось ее понимание его устремлений. Захотелось отметить такое событие, подумал о туристской поездке на озеро Байкал, но необходимо было решить вопрос с попутчицей. Чтобы пребывать в гостинице вдвоем с женщиной, необходима регистрация брака. Женя еще ничего не знала о его задумке. Юлий собирался рассказать ей в следующий день. В это время она размышляла, как сообщить маме новость о ее переезде к Юлию. Придя домой, крутилась возле мамы в зале, в кухне, пока Ирина Петровна не напала на дочь.
– Говори, что молчишь? Что такого страшного хочешь мне сказать? Я – сильная, выдержу.
Женя заплакала, в слезах поведала маме, что Юлий хочет, чтобы она жила с ним в его доме. Сказала и обняла маму. Так простояли с минуту в молчании. Ирина Петровна оторвалась.
– Чего ты плачешь? Радоваться должна. Такой мужчина тебе предлагает выйти замуж за него, а ты нюни распустила. У него двое детей? Если они в него, то примут тебя как родную. Ты ведь с ними знакома.
– Но ты как, мамочка? За тебя волнуюсь, а не за себя. Как я могу тебя бросить, такую прекрасную маму, которая всегда выручала меня, вела по жизни. Мы же с тобой семья, зачем мне нужна другая, неизвестная. Меньшая его дочь на меня смотрела с неприязнью. Слышала, как Гарик ее успокаивал. Об этом пока говорить рано. Для меня главнее тебя никого нет.
– За меня не волнуйся. С полгодика побуду здесь, посмотрю, как ты устроилась, все ли в твоей жизни прекрасно. Если будет все нормально, уеду. Мою сестру, тетю Валю знаешь, она давно зовет меня в деревню. Ее сын Митя два года как женат, живет через несколько домов от нее, а Валюша сама по себе. Так что, милая моя, место себе найду. Буду сестренке помогать в ее хозяйстве. С тобой расставаться не хотела, но такой случай грех пропустить. Начну скучать, приеду проведать вас, когда у тебя с Юлием найдется время навестить меня, приезжайте, буду только рада. Подышите нормальным деревенским воздухом, покушаете натуральных продуктов.
– Я всегда знала, что ты хорошая мама, но только теперь почувствовала, какая замечательная. Другой подобной в мире нет, – Женя заплакала, прижавшись головой к шее Ирины Петровны. – Мамочка, да ну ее эту мою любовь, хочу быть только с тобой, ты мне дороже всех мужиков, всех их прелестей.
– Женька, не дури! Ты выйдешь замуж, может быть, повезет, родишь ребенка, будешь для него такой матерью, как я для тебя. Тем более, Юлий станет хорошей опорой в вашей семейной жизни. Женщине нельзя оставаться одной. Сегодня ты молодая, здоровая, а завтра понадобится помощь. Любовь любовью, а без взаимопомощи не проживешь.

Как и договаривались, Юлий встретил Женю у ее дома и привез к себе. Вся семья, включая маму Эмму, была в сборе. Гарик и Ада играли в шашки, мама Юлия возилась на кухне. Но увидев входящего сына с пока еще невестой, вытерла руки, поприветствовала их. Женя раскраснелась, чувствовала себя в данной компании не совсем удобно. Но мать Юлия взяла ее за руку, подвела к дивану, посадила. Обвела взглядом всю честную компанию:
– Принимайте нового члена нашей семьи в дом. По этому случаю предлагаю выпить по рюмочке вина. Юлий, неси «Кахетинское» и налей всем, даже ребятам. Ничего, иногда можно.
– Вы меня простите, что вторгаюсь в вашу семью. Ваш сын, ваш отец предложил мне переехать к вам. Хотела бы, чтобы стали единой семьей. Если вы этого не хотите, то я сейчас же уйду, – Женя с трудом выдавила из себя эти слова.
– Ты не беспокойся, мы рады. Так дети? О вашем папе, да и о вас будет, кому позаботиться, – Эмма подошла к Жене, обняла ее, вслед потянулись дети. Первым пожал руку Жени Гарик, за ним Ада, ее растрогали слова женщины. На столе появилась бутылка вина, кексы, пирожное, печенье. За ними и чайник, конфеты нескольких видов. Юлий спросил, что она хочет пить чай или кофе. Женя попросила налить ей чаю.
В следующую встречу с Женей Юлий перевез гардероб невесты к себе домой. Оставив вещи неразобранными, поехали в ЗАГС подавать заявление, хотя она предлагала повременить, мало ли как она приживется у него дома, вдруг разругается с кем-нибудь. Юлий уверил ее, что вся их дальнейшая совместная жизнь пойдет нормально, будто они сто лет женаты. Время промелькнуло быстро, они уже муж и жена. После регистрации брака Юлий спросил у Жени:
– Обещал тебе свадебное путешествие. Едем на Байкал?
– Честно говоря, мне бы хотелось к морю.
– На Черное море: Ялта, Алупка или Пицунда, Сочи, Батуми?
– На Черном я бывала. Как ты смотришь на Прибалтику?
– Куда госпожа жена соизволит, туда и поедем. В Литве, например, славится курорт Друскининкай. Оттуда до моря далековато, можно поехать в Палангу, она расположена на берегу моря.
– С тобой хоть в Африку, но лучше поближе к воде.
Так как они предварительно не заказали места в гостинице, пришлось снять квартиру, о чем они и не пожалели. Завтрак им подавала хозяйка, обедали там, где их заставал полдень, на ужин покупали продукты в магазине. Вода в море была прохладной, Юлию было не страшно окунуться, Женя боялась. Тогда он взял ее на руки и вместе с ней плюхнулся в метрах десяти от берега. Она завизжала, хлопала руками по его плечам, затем оторвалась и поплыла. Оказывается, она неплохо плавает. И все же каждый раз Жене боязно было заходить в воду.
Отдохнув несколько дней в Паланге, решили попутешествовать, первым делом посетили Тракайский замок. В прошлом это была неприступная крепость, которую построил князь Витовт в начале 15-го века. Здесь он проводил приемы, принимал иностранных гостей. Построен из красного кирпича и серого камня. Прекрасное сооружение понравилось путешественникам. Очень поразил их остров, к которому добирались по деревянному мостику. Не столь давно в Тракае был открыт исторический музей.
И это место, и другие небольшие острова вблизи от берега Балтийского моря радовали глаза путешественников. Они все были в зеленых кустарниках, поросли деревьями. Юлий постоянно снимал на фотоаппарат интересные объекты, природу, потратил уже несколько пленок. Когда поехали в Вильнюс, вставил новую. Осмотрели в городе Кафедральный собор, костел святой Анны, памятник Гедиминусу, дворец литовских князей, посетили ботанический сад. Молодоженам понравился Литовский драматический театр, его оформление отличалась от множества городских театров. На крыше красовались три скульптуры женщин, три музы: драмы – Каллиспе, комедии – Талия, трагедии – Мельпомена.
Вернулись в Палангу уставшие, но чрезмерно довольные. Дни убегали быстрее, чем хотелось бы. Не успели оглянуться, а пора собираться и ехать домой, в Челябинск. Отдыхая в Прибалтике, Юлий сильнее почувствовал свою тягу к молодой жене, как-никак разница между ними в одиннадцать лет была значительной. Женя этого не ощущала, для нее ее муж был самым лучшим человеком, самым нежным мужчиной на земле. Она чувствовала, с какой любовью Юлий относится к ней.
Взрослые дети старались как можно меньше надоедать родителям. В шестнадцать лет у Ады появился постоянный кавалер, в восемнадцать иногда не приходила ночевать домой, говорила, что она взрослая, вправе принимать решения самостоятельно. Гарик брал первые места в спортивных соревнованиях. Решил, что спорт – это его будущее.
Придя рано воскресным утром в квартиру, не увидела отца, Ада поинтересовалась у еще сонной Жени, где он. А Юлий в это время и открыл двери.
– Папа, ты чего такой вспотевший?
– Ежедневный променад. Встречался со своей командой, утренняя пробежка, зарядка.
– У тебя целая команда? Командир, конечно, ты.
– Нет, главный у нас рехтор, самый старший по возрасту, ему более восьмидесяти лет, но всем показывает пример старания. Меня назначили прорехтором. Наша группа называется «Университет физической культуры и спонта».
– Почему такие должности – рехтор, прорехтор?
– Во всякую прореху лезем, на все тренажеры. Имеется в группе тренер, студенты.
– Молодежь, да? Зачем их обижаете?
– Да, они лет на семь-десять моложе нас двоих. Поэтому более усердно занимаются на различного вида тренажерах. Кстати и тебе не помешало заняться по утрам упражнениями.
– Как у Высоцкого: «Разговаривать не надо, тренируйтесь до упада…». Одно дело, когда я детинюсь, другое, когда ты. Молодец! Только в нашей семье есть такой прекрасный задорный папа. Хвалю тебя.
Лето, теплынь, но вечерами, когда солнце садится, приятно походить по городу. В этот вечер по предложению Жени решили пойти в кино. Шел «Служебный роман». Все зрители настолько насмеялись, что волны радости витали по залу. После просмотра все выходили счастливыми и говорили: «Вот это настоящая комедия!» Радовались и Женя с Юлием.
– Это я надоумила тебя пойти посмотреть этот фильм, – хвасталась Женя. Какие прелестные песенки, какие замечательные актеры. Показали как «мимру» любовь преображает, она становится совершенно другой, не только к Новосельцеву, но и ко всем служащим заведения. Какие песни! Слушала и слушала бы их еще и еще, – глаза Жени светились.
– Алиса Фрейндлих прекрасно справилась с этой ролью. И Олег Мягков, такой скромный в начале фильма, незаметный работник, прекрасно открылся в роли Анатолия Новосельцева. Во всем заслуга Эльдара Рязанова, режиссера фильма.
– А Лия Ахеджакова? Смотришь, слушаешь ее и ловишь каждое мгновение раскрытым ртом. Это же талант! Мне только жалко стало Ольгу. Я бы на месте сценариста после ее разочарования в любимом человеке подсунула настоящего мужчину. Кстати, ты не запомнил, кто сыграл роль Ольги?
– Светлана Немоляева. Жаль то жаль, но она ведь изменила мужу, за это жизнь ее наказала. Заслуга Рязанова не только в подборе артистов, но и в том, что это кино полно не только юмора, но и лирики, чего не хватает многим фильмам. Наш разговор с тобой говорит о том, что мы вместе с главными героями кино сопереживаем событиям фильма, смотрели раскрыв рты. А почему? Потому что режиссер вложил не только свой талант, но душу и сердце в его съемку. Мы как бы находимся среди действующих лиц фильма. Согласна со мной? – Юлий повернул лицо к Жене.
– Конечно. Я бы с удовольствием его еще раз посмотрела.

Прошло полгода со дня регистрации брака Юлия и Жени. Гарик, Ада и их мама сидели у телевизора, смотрели музыкальную передачу. Заглянула к ним бабушка Эмма, давно не видела внуков, сын с женой регулярно посещали ее. Обняла ребят, расцеловала, поинтересовалась их учебой, где проводят свободное время. Сейчас же они все и выложат бабушке: где, когда, с кем. Сказали, что все у них хорошо.
Вот и отец семейства появился. Достал из сумочки две зеленые штуки, немного похожие на груши, положил на стол. Объяснил несведущим, что это деликатес, называется авокадо, овощ такой. Один из его добрых знакомых, профессор побывал в командировке в Болгарии, оттуда и привез эти овощи и угостил его.
Они видели такую грушу в первый раз и не знали, что с ней делать: варить, жарить, солить или разрезать и кушать? Вернее не все. Юлия проинструктировали, как нужно обращаться с авокадо. И он объяснил, в первую очередь, обращаясь к хозяйке квартиры.
– Ты приобрел, ты и действуй, – утвердительно заявила Женя.
Юлий взял в руки нож, по ходу вел репортаж. Необходимо разрезать этот плод пополам, освободить белую массу от зеленой шкурки, бросить ее в мусорное ведро, она не съедобна Можно и ножом срезать, как кому нравится. Я предпочитаю иной способ. Ложечкой достаем внутреннюю часть, кладем в мисочку.
– Я предпочитаю иной способ. Разрезаем авокадо, ложечкой вынимаем мякоть, кладем в мисочку. Что я вам рассказываю, проведем первый опыт пока с одним авокадо. Женя поставь варить два яйца вкрутую и принеси мисочку, ложечку, вилку. А я продолжу объяснение. Вытянул белую массу, разминаю вилкой. Так же поступим с яйцом, а пока оно варится, отрежем кусочек лимона и выжмем сок, добавим в мисочку. Можно и выдавить один-два зубчика чеснока, но это на любителя. Вот и яйцо готово, ой, какое горячее. Размяли, а сверху ложечку майонеза. Готово! Боитесь попробовать? Я первым испытаю это блюдо. Какой вкус, я не представляю. Возьму половину ложечки. Еще щепочку соли и опять перемешаем. К нему нужен хлебушек. Забыл совсем о селедке, дорогие мои ребята. Вкусно! К такой еде нужен хлебушек. Авокадо готово к употреблению. Налетай! Кто первый?
– Может быть, не стоит пробовать. Отравиться можно, – сделав испуганные глаза, произнесла Ада и тут же положила себе в блюдце авокадо.
Блюдо всем понравилось, но ели с осторожностью, чего не сказать о Жене. За вечер она умяла четверть приготовленного продукта. От селедки остались только голова и хребетник. После ужина все разошлись по своим делам. Эмма уехала домой, Гарик и Ада занялись выполнением домашних заданий тут же в салоне. Женя помыла посуду, присоединилась к мужу отгадывать кроссворд. Стемнело, они собрались идти в спальню, вдруг Женя моментально бросилась в туалет, ее стошнило. Неужели отравилась? Когда она вышла оттуда, Ада с усмешкой всплеснула руками и громко произнесла:
– Я знаю, в чем дело! – И немного тише: Женя, ты беременна.
– Скорее, как ты предсказала, отравилась. Опасно впервые кушать незнакомый продукт, – Женя держала руки на животе.
– Давай отвезу тебя в больницу, пусть обследуют тебя, – предложил Юлий.
– До утра выживу, а там посмотрим.
Ночью они почти не заснули. Женя бегала в туалет раз пять, но ни на какие уговоры поехать в больницу она не соглашалась. Только под утро он сломил ее сопротивление. Попасть на прием к врачу оказалось не просто. В поликлинике собралось сегодня много больных, большинство из них записалась на прием заранее. Об уступке очереди не могло быть и речи.
Последний пациент зашел в кабинет, больше никого в зале ожиданий нет, кроме Жени и Юлия. Наконец двери открываются, и выходит не только больной, но и доктор, которая заявляет, что прием окончен. Юлий объясняет врачу, что его жене необходима экстренная помощь, что ей вчера было очень плохо, ее тошнило. Но доктор-терапевт ничего знать не хочет.
– Не вы ли клятву Гиппократа давали? У вас нет ни малейшего сочувствия к пациентам. Подскажите, в каком кабинете находится главврач.
Такое заявление оказало мгновенное действие, и врач открыла двери кабинета, впустила обоих. Осмотрев больную, выписала лекарства, сказала, что Евгения Плоткина беременная, нужно идти к гинекологу. Вся процедура заняла пять минут. Юлий сказал спасибо доктору, они вышли.
– Ее нужно было благодарить? – возмутилась Женя. – Я бы ей в книгу отзывов такое накатала, что ей пришлось бы в другом месте слезы лить.
– Грубить другим, себе вредить. Тебе врач ничего не сделала: ни укола, лекарства не дала, а ты выглядишь сейчас гораздо лучше: тебя не мутит, ты вся живее всех живых. Пойдем ка, милая, навестим гинеколога, если заартачится, у нас есть средство воздействия.
В гинекологии их не задержали, осмотрели, послали на УЗИ, затем подтвердили верность вердикта как Ады, так и терапевта. Анализ показал, что срок беременности чуть более месяца. Велели беречься, не голодать, но и не переедать, не поднимать тяжести и так далее. Ежемесячно приходить на осмотр.
Удивительно, но в следующие месяцы Женя чувствовала себя хорошо. Пришло время, когда плод начал шевелиться в ее животе, но боли она не ощущала. К врачам ходила своевременно. Только, когда наступил девятый месяц, начала волноваться. Как пройдут роды? Она же может умереть, ведь всякое бывает, где-то она такое слышала. Наверное, очень больно, когда приходит время рожать. Пусть бы возле нее находился Юлий, тогда ей было спокойнее, увереннее.
Согласно выводам врачей Женя должна была сегодня родить, но она пока ничего особенного не почувствовала. Вновь вместе с мужем пошла к гинекологу. Та внимательно осмотрел ее, сказала, что вот-вот она родит, и направила в роддом. Сутки прошли нормально, потом началось… Женя никогда в жизни не испытывала таких болей. Ее перевели в родильное отделение. Сдерживать крик она не могла, тем более акушерка требовала, чтобы дышала ровнее и кричала. Ей показалась, что она теряет сознание, и в эту минуту услышала крик младенца. Стало легче и роженица, то ли потеряла сознание, то ли уснула. Ее не трогали.
Очнулась Женя через два часа, не поняла, родила она или нет. В животе было спокойно, только внизу ощущала боль. К ней подошла акушерка, спросила, как она себя чувствует. Похвалила ее за терпение, обещала позднее принести ребенка.
– Как мой ребенок? – сквозь стон спросила Женя.
– Славного сыночка родила, три килограмма семьдесят грамм веса, красавчик. Пока отдыхай, если нужно, могу обезболивающее принести.
– Не надо, хочу быстрее увидеть малыша.
К утру самочувствие у Жени было в норме, ей принесли сыночка. Она насмотреться на него не могла. Дав подержать малыша двадцать минут, забрали его, и ему и ей нужен был отдых. Через неделю она с ребенком приехала домой. Юлий договорился, чтобы его отпустили с работы. Имя сыночку выбрали еще в начальном периоде беременности, когда они не знали, кто родится. Решили, если семью пополнит мальчик, то назовут Арсением, если девочка – Роза, в честь Жениной мамы. Так через год после женитьбы у Юлия с Женей появился сынок. Мальчик был полненьким, больше похож на маму.
Не только дни мчались, но и годы. Так через год после женитьбы у Юлия с Женей появился еще сынок. Назвали его Арсением. Мальчик был полненьким, больше похож на маму. Она его оберегала, баловала, поэтому, когда появлялся кто-либо посторонний, он бежал к маме. Целый год Женя не ходила на работу, но, подумав, решила вернуться на завод, отправив малыша в детский садик.

Арсений был темноволосый, глаза карие, в папу. Был довольно требовательный, если что-то не нравилось, сразу громко ревел, будто его бьют. У мамы не было ни минуты покоя, он ее беспокоил днем, будил ночью, не слушался, но с удовольствием шел на руки к папе или Аде. Гарику особо возиться с малышом не хотелось, да и времени не было. Он с друзьями увлекся по примеру отца туризмом, нередко пропускал уроки. Юлий никаких мер к нему не принимал. Считал, что он парень умный, сам сообразит, как и чему учиться, тем более, он не пил и не курил.
Когда Арсений очень капризничал, Женя пела ему песенку «Сеня, тебе не хочется покоя, Сеня, когда сегодня замолчишь …». К году мальчик стал вести себя тише, больше улыбался, лексикон с каждым днем пополнялся. Он был полным, за это от Юлия получала выговор Женя. Юлий просил, чтобы она поменьше его баловала кормежкой. Она его оберегала, баловала, поэтому, когда появлялся кто-либо посторонний, он бежал к маме. С год Женя не ходила на работу, но, подумав, решила вернуться на завод, отправив малыша в детский садик. Продолжила работу на своем обычном месте.
Погулять с Сеней любила Ада. Приходя из школы, она должна была поцеловать его, пощекотать, от чего он заливался смехом. Если было время, то выходила с ним на улицу. Гарик только здоровался с ним за руку, ему всегда было некогда. Обедал на ходу, не всегда присаживаясь за стол. Жене неудобно выговаривать ему, она сообщала об этом Юлию, но тот довольно спокойно относился к поведению сына.
– Хорошо, что он приходит покушать, у парня дела, он умный хлопец, я за него не волнуюсь, – Юлий обнимал жену, хвалил, что она в нормальном весе. Хотя такой режим был сложен для Жени. Она вовсе не хотела поправляться.
Гарик выступал за сборную Челябинской области по карате. Тренировки, соревнования занимали много времени, а платить спортсменам необходимо. Поэтому многие числились работниками кондитерской фабрики. Гарик дважды в месяц посещал ее, чтобы получить аванс и зарплату. Он понимал, что это не на всю жизнь, решил еще несколько лет остаться в спорте. Свое намерение пойти учиться в медицинский институт ни от кого не скрывал. Папа поддерживал желание сына.
В этом году окончила школу Ада. Подала документы в педагогический институт на факультет иностранных языков. В университет поступать не хотела, чтобы не было разговоров, что она прошла по блату. Она старательно готовилась. Первый экзамен сочинение. Тема: «Роман Михаила Шолохова «Поднятая целина». Произведение ей хорошо знакомо, хотя с позицией автора не во всем соглашалась. Об этом и написала в своем сочинении.
Когда узнала оценку за ее работу, побледнела и на несколько минут оцепенела. Ей поставили неуд. В чем дело? Пошла в деканат, попросила, чтобы показали ее сочинение. Ада окончила школу довольно успешно, у нее было всего три четверки: по химии, физике, математике, остальные пятерки.
Добилась, сочинение в ее руках. Увидела в двух местах исправления. В одном из слов вместо буквы «о» написала «а». Вторая поправка касалась запятой, ее зачеркнули, поставили сверху тире. Хотя вполне возможно употреблять и то, и другое. Тем более это же не диктант. Но даже за две ошибки нельзя ставить неуд. Ах да, пару абзацев перечеркнуто. «Что им не понравилось? Почитаем. Я высказала свое мнение о выселении ни в чем не повинных людей из сел, о принудительной коллективизации. Но вроде в наши годы не принято наказывать за высказывание своего мнения. Дело в другом – не понравилась моя фамилия или физиономия».
Дома все возмутились такой оценкой ее знаний. Юлий хотел пойти в институт, поговорить с деканом, но Ада запретила, сказала, что ноги ее там не будет. Сегодня же поинтересуюсь в других вузах, может быть, у них есть места, можно сдать экзамены. Ее походы прошли безрезультатно, всюду уже закончили прием студентов. Но Ада была напористой, перед трудностями не сдавалась. Зашла в торговое издательство, предложила свои услуги, согласна была на любую работу, может быть переводчиком с английского языка на русский и наоборот. Ей сообщили, что, к сожалению, все вакансии пока заняты. Куда пойти дальше? Где могут пригодиться ее знания?
Ада шла мимо Дома профсоюзов города Челябинска. Чем черт не шутит, зайду. Она прошествовала по коридору, читая вывески с названиями отделов, фамилиями их руководителей. А если зайти к главному начальнику? Он наверняка устроил бы меня. Не решилась, повернула обратно. Увидела на дверях одного из кабинетов надпись: «Отдел туризма». Постучала, никто не ответил. Она приоткрыла дверь, в помещении никого не было. Тогда и услышала голос:
– Вы кого-то ищите?
Ада отпрянула в сторону. – Да, ищу работу.
– Заходите, поговорим, – мужчина лет сорока зашел в кабинет, сел за стол, предложил и ей сесть напротив. Тут и обратил внимание, что перед ним совсем молодая девушка.
– Сколько вам лет?
– Восемнадцать, окончила в этом году школу.
– Географию хорошо знаете? Какая у вас оценка по этому предмету?
– Пятерка. И по английскому языку тоже пять. Могла бы быть экскурсоводом.
Начальник отдела рассмеялся. – У нас за границу слишком серьезный отбор, вам не светит путешествие в капиталистические страны. Но мне нужен работник, который будет распределять туристские путевки по предприятиям, следить за комплектацией групп. Предстоит та же работа с путевками в дома отдыха и санатории. Но нужно строго следовать моим предписаниям. Согласны трудиться на таких условиях?
– Конечно, – обрадовалась Ада.
– Учтите, соблюдение дисциплины – закон. Поменьше болтовни по телефону. О любом уходе в рабочее время из здания должны сообщать мне. Документы у вас собою?
Девушка подала начальнику паспорт и аттестат зрелости.
– Аделия Юльевна Плоткина, считайте, что с завтрашнего дня вы трудитесь в нашем учреждении. Придете, я вас проинструктирую, какую работу вам предстоит выполнять. За пределами нашего учреждения посвящать в дела отдела запрещено. Что ж, милая сотрудница, как вас зовут, увидел. Теперь познакомлю с начальником отдела, то есть со мною. Меня зовут Григорий Карпович Лебедев, – начальник вытянул вперед руку, пожал ее. – Идите в отдел кадров, я им позвоню.
Ей немного стало неудобно, что люди постарше называют ее по имени отчеству. Она согласна, чтобы называли ее Адой. На следующий день без десяти восемь она стояла у широких дверей городского комитета профсоюзов. Возле них дежурил сторож, больше никого она не увидела. Кабинет был закрыт. Она постояла минут пятнадцать, когда один за другим стали появляться сотрудники данного учреждения. Вот и Григорий Карпович пришел, поприветствовал ее, открыл кабинет.
– Добуду для вас отдельные ключи, чтобы не ждали меня, ведь могу и уехать по делам в другие места. Можно я буду вас назвать только по имени и на ты, ведь в дочки мне годишься. Точно такая у меня есть, разве что на два года моложе.
– Конечно, Григорий Карпович.
Так началась трудовая жизнь Ады Плоткиной. Она быстро освоила работу, та особой трудности не представляла. Через месяц начальник послал ее в профсоюзный комитет одного завода, слишком задержали ответ и перевод денег за путевки в дом отдыха на Черном море. Ада поехала на это предприятие, поговорила, ей пообещали в течение двух дней решить проблему. Прошло более шести месяцев с начала работы Ады. Григорий Карпович порадовал ее.
– Ты прекрасно справляешься с заданием. Так как мы отдел туризма, мы сами должны знакомиться с теми местами, куда отправляем людей. У нас принято раз в полугодие поощрять хороших работников бесплатной путевкой. Из того, что у нас есть, выбери себе, а я договорюсь с организацией, которой предоставили их, о выделении одного места для тебя. Устраивает?
– Вам огромное спасибо. Я подумаю и сообщу вам, куда бы хотела поехать.
У Ады вырос круг дел, которым она занималась. Видя ее старание, умение, начальник отдела доверил ей заниматься и поездками за границу: Болгарию, Северную Корею, Вьетнам, Польшу, другие демократические страны. Но она понимала, что за рубеж ее не пустят, поэтому просмотрела имеющиеся в наличии путевки, стала выбирать, где в стране лучше отдохнуть, где интереснее побывать. И выбрала Ада Узбекистан, решила познакомиться с достопримечательностями Бухары, Самарканда, с природой далекой республики.

Еще в десятом классе Ада начала встречаться с парнем, который в этом году окончил медицинский институт, начал работать терапевтом. Познакомились, когда она пришла на прием, болело горло. Друг другу понравились, врач, его звали Даниил, и назначил ей свидание. Встречались не часто, у нее экзамены на аттестат зрелости, периодически работа по вечерам. После окончания Адой школы стало проще видеться.
Поцелуев для них оказалось недостаточно. Даник привел ее в пустующий кабинет, где смог полюбоваться всеми женскими прелестями возлюбленной. Долго не пришлось находиться в комнате, так как поликлинику закрывали. Он сообщил Аде, что появится с ней у себя дома, он не может, там родители, две сестры. Позже, заявил он, сообщит им о встречах с девушкой, тогда и познакомит ее со своими предками. Аде не понравились последнее его слово, покоробило ее, но она решила промолчать. Когда ей выделили путевку в Узбекистан, она предложила Даниилу поехать вместе, будет очень здорово. Она договорится, чтобы ему предоставили место в группе. Ему лишь нужно будет оплатить стоимость экскурсии. Но он отказался, ссылаясь, что его не отпустят с работы, что его не очень интересуют узбеки и красоты их страны.
Прошел год. Второй месяц у нее не было менструации. Но она ведь постоянно предохранялась, иногда Даник ограждал ее от данной процедуры. Ада была в отчаянии, по совести говоря, женитьба с Даниилом не была в ее планах, тем более, что она все же хотела продолжить образование. Когда это могло случиться? Береглись, береглись и добереглись. Вспомнила, однажды оба позабыли принять необходимые меры предосторожности. Но тогда Даник обещал во время обезопасить ее, убраться восвояси из ее тела. Он поклялся, что так и было, хотя ей тогда казалось, будто в нее что-то влилось. Завтра получит от нее взбучку. Жениться не хочется, а придется. Но прежде всего, загляну в поликлинику. Врач-гинеколог подтвердил подозрения Ады.
– Даник, нам необходимо жениться, – такими словами вместо приветствия встретила его Ада. – Я беременна. Ты почему меня обманул, когда говорил, что ты обезопасил меня?
– О чем ты говоришь, о какой беременности?
– Обыкновенной. Я сделала тест, так что радуйся.
– В мои планы не входила женитьба. Я все делал, как любой мужчина. Это ты вовремя не предохранилась, вот и расхлебывай.
– Не сваливай на меня свою вину, я всегда к этому делу подходила внимательно. В мои планы тоже не входило замужество в данный период. Теперь никуда не денешься, нужно договориться, когда идти регистрировать брак.
– Ты в своем уме? О каком браке может идти речь, если я женатый человек? Да, у меня есть семья: жена и сын.
– Ну и тварь ты! Ты мне не мог сразу рассказать о твоей семье? На фиг я бы с тобой встречалась! Дать бы тебе чем-нибудь по твоей башке, да жалко себя. Знай такое, я бы никогда не пошла на близость с тобой. Будешь кормить наше дитя. Какую сумму алиментов взыщут с тебя? Меня не интересует, будешь ты навещать своего ребенка или нет.
– Адочка, давай сделаем аборт, я все оплачу и тебе подкину несколько тысяч рублей.
– Аборт? Ты с ума сошел! Никаких абортов делать не буду. Хочу иметь детей и не одного, а много, аборт может лишить меня этого.
– Я умоляю, милая моя, не разрушай мою семью. Сделай, пожалуйста, аборт. Если бы не было у меня сына, то другое дело. Я его очень люблю.
– Семью ты уже разрушил. Ты мне не раз говорил о любви, теперь вспомнил, что у тебя есть сын. О чем ты раньше думал? Свежего тела захотелось? Я напишу заявление в суд, который на законных основаниях определит, сколько с тебя взыскивать денег.
– Ты меня режешь ножом. Подумай хорошо, прежде чем идти в суд.
– Даю тебе неделю на раздумье. – Ада развернулась и пошла домой. Ни отцу, ни Жене она не собиралась пока говорить о своем положении. Еще настанет время, когда ничего не скроешь.
Прошло два месяца, а Даниил не показывался. Вечером, уходя с работы, зашла в библиотеку, захватила очередную книгу. На перекрестке подождала, когда загорится на светофоре зеленый свет, и начала переходить дорогу. Легковая машина краем крыла сбила ее с ног, она потеряла сознание.
Очнулась в палате лишь на вторые сутки. Возле нее, расположившись на стульях, сидела вся семья. Сразу поинтересовались ее самочувствием. Она затруднилась ответить на этот вопрос. Спросила, что с ней.
– Ты не помнишь? Тебя сбила машина, когда шла с работы. Почему ты переходишь улицу на красный свет? – спросил отец.
– Никогда такого не было. Дай напрячь память. Я попрощалась с коллегами и вышла на улицу, побывала в библиотеке, подошла к перекрестку. Правильно, горел красный свет. Но я подождала пока цвет изменится и пошла, не нарушала правила движения. А кто меня сбил?
– Пока мы не знаем. Автомобиль сразу умчался. Несколько свидетелей стояли возле тебя, отнесли на обочину тротуара, один из них побежал звонить в скорую помощь и милицию. Но милиционеры появились спустя полчаса, тебя уже увезли в больницу, зрители разбежались. Но по радио сообщили о происшествии, просили тех, кто видел машину и водителя, сможет их опознать, сообщить им.
Гарик с отцом решили уточнить состояние травмированной у врача, осталась лишь Женя с маленьким Сеней. Она и спросила, знает ли Ада о своей беременности.
– Знаю, что-то случилось?
– У тебя ссадины на голове, пострадал и живот. Сделали операцию, зародыш изъяли, он тоже был поврежден. Кто его отец не скажешь?
– Сейчас это уже не важно. Вполне возможно, что наезд его рук дело. – Имя она не назвала, но все догадались. – Сколько меня держать здесь будут?
– Ты только очухалась, а уже мечтаешь уйти. Поправишься, выпишут. Доктор сказал, что сотрясения нет, уже хорошо.
В палату вернулись отец и Гарик. Сообщили, что ее состояние более-менее нормальное. Необходимые лекарства есть, чтобы подлечить ее, убрать стресс.
– Ничего себе, нормальное! Живот распотрошили, в голове и ушах шум, будто на меня сейчас самосвал наезжает.
– Ох, уж эти женщины! Одна беда с вами, – Юлий строго глянул на дочь.
Женя подняла кулак: – Повтори, что ты такое сказал! Мы плохие?! Кто тебе не нравится: Ада или я? В мире нет лучше нас! Понял?
– Милые мои, я не о вас. Вы прелестные, я вас люблю. Говорил о тех, кто не слушается родителей, лезет не туда, куда надо.
– Ада, простим папу?
– Доченька, всего хорошего. О том, что случилось, вспоминай не как трагедию, а как простую случайность. Не волнуйся, немного времени и все образуется. Мы пойдем, а ты отдыхай, – отец поцеловал Аду, за ним прижались к ее щечке Женя и Гарик.
– Cобиралась вам рассказать, о том, что забеременела, да вот видите такой случай, – Ада с грустью на лице развела руками, потом на прощанье помахала ими.
– Не так, девочка, веселее, всегда встречай и провожай с улыбкой, как бы тяжело тебе не было, – попросила ее Женя.
Вроде бы все шло хорошо, но проблем хватало. продукты покупались с большой сложностью, квартира нуждалась в ремонте. Юлия волновало то, что дети уже большие, пора собственными семьями заводится. А у них? Гарик своим присутствием в семье особо не баловал: то соревнования, то занятия, то уезжает на неделю в другие города.
Ада кроме работы второй год изучает арабский язык. Зачем он ей? Говорит, что в стране мало знающих этот язык, потому и пошла на курсы по его освоению. Работа, сидение над учебником – так все дни. Зато малый Арсений бегает как заводной. Быстренько покушал и во двор, там уже ждет, когда выйдет соседка Шурочка. Он с ней до позднего вечера проводит время, пока не позовут домой. Ему скоро идти в первый класс.
Был обычный летний день 1988 года. Из своей спальни вышла Ада.

Заключение
Все что можно терять – теряй,
Только совесть терять – не смей.
Чтобы не было жизни – зря,
И не только одной твоей.
Все что можно забыть – забудь,
Только долг свой забыть – не смей.
Чтобы выбранный в жизни путь
Не запутался средь путей.
Терентий Травник
Было обычное летнее утро 1988 года. Из своей спальни вышла Ада, она терла кулаками еще не совсем проснувшиеся глаза. Тут же захотела попить воды, слишком жарко, объяснила она. Женя предложила ей холодненький компот, попросила пить потихоньку, а иначе можно простудить горло.
– Могла бы еще поспать, внученька, – посоветовала бабушка Эмма, заночевавшая у сына.
– Иногда вредно долго спать. Спасибо, вкусный компотик.
– Дать еще?
– Попозже. У меня к вам серьезный разговор. Где остальные? Вот и глава семьи появился, освободил ванную комнату.
– Ты чего такая взъерошенная?
– Ночью плохо спала. Но я выскочила так рано из койки по другому поводу. С Гариком уже говорила. Бабушка, папа, Женя, есть возможность уехать из нашей страны.
– По туристской путевке? – поинтересовался Юлий.
– Почти угадал, только не на десять дней, а совсем убежать. Удрать отсюда.
– Доченька, у тебя все в порядке? – Юлий приткнул указательный палец к голове. – Бросить квартиру, мебель, страну, благодаря которой получил образование, работу? Я здесь стал профессором, за квартиру ни копейки не плачу, скоро выйду на пенсию. Ты хоть представляешь жизнь в другой стране, где тебе как бы родиться нужно заново?
– Папа, какая у тебя будет пенсия? 130 рублей в месяц? Ты будешь сидеть в своей бесплатной квартире, на ремонт денег не хватит, к Черному морю отдохнуть, искупаться в морской воде не сможешь, чтобы купить внукам подарок, придется экономить на еде. Прекрасно, правда? Ты идеалист. И тебе необходимо подумать не только о себе и жене, но и потомках. Хочешь, чтобы и они стояли полдня в очереди за куриной тушкой?
– Ты голодная ходишь?
– Суть не в этом. Поинтересуйся у твоего друга Тимофея Сергеевича, как ему и его жене живется на пенсионном пособии. Он может себе позволить поехать отдыхать на пару недель в Ялту или на Кавказ? Может пригласить детей на праздничный обед?
– Адочка, о чем ты говоришь. Здесь мне каждый уголок, как дом родной. Мы много раз с вами ездили отдыхать в Крым, на Кавказ, все отлично. Надеюсь там еще побывать с внуками. Теперь ты самостоятельно ездишь по всей стране. Где ты найдешь такую разнообразную природу: горы, реки, озера, грибы, ягоды. Только живи, радуйся и любуйся буйством красок.
– Ты прожил здесь столько лет и не понял, в какой стране прошли твои годы. Это не твои дедки и бабки смотались в Америку?
– Сравнила. Это же из-за погромов, из-за антисемитизма в царской России.
– Ой-ё-ёй! Сегодня ты живешь в самой демократической державе всего мира. Евреи благоденствуют, у них нет квоты для поступления в высшие учебные заведения. У нас Сталин, Хрущев, Брежнев не цари? Они что хотели, то и делали: убивали, в тюрьмы сажали, в дурдома отправляли. Согласна, ты достиг высоты в твоей профессии. Но сколько времени, сил, нервов понадобилось тебе, чтобы твоя последняя книга появилась в печати, опубликовали ее? Про первую не знаю, маленькая была.
– Вспоминаешь прошедшие времена.
– Да, ты забыл, что не смог поехать на международный семинар литераторов по теме «Писатели начала ХХ века», по личному приглашению руководства Гарвардского университета, который проходил в Нью-Йорке. Не пустили, хотя у тебя все было готово: доклад, вещи. Как же еврей, знаток советской и зарубежной литературы может капиталистам выдать государственные тайны. Дали тебе от ворот поворот. Чуть не забыла, бабушку Эмму во время войны в «санаторий» отправили. Сколько лет она за колючей проволокой провела? Чем она не угодила Советской власти? А где твой отец Михаил и дядя Яша? Расстреляны! У тебя сердце, душа должны и сегодня гореть при упоминании слова коммунисты.
– Ада, сейчас другое время, все меняется. Михаил Горбачев уже вводит более демократические нормы в жизнь нашего общества.
– Даже если он захочет изменить строй, дать большую свободу людям: организовывать частные производства, артели, как на Западе, ему не позволят сделать. Убьют, скинут с руководства страной, объявят врагом народа, обвинят в измене Родины.
– Не слишком ли ты настроена против власти?
– Папочка, ты прожил столько лет в этой стране и не понял ее сути. Вспомни, кто подавил движение за демократические преобразования в Чехословакии, Венгрии. Ты слышал что-нибудь о забастовках в нашей стране? Нет. Они и были, но их замалчивали. Чтобы СССР стал по-настоящему демократической страной, нужны годы, десятилетия. В первую очередь, нужно чтобы люди сами почувствовали необходимость свободы, только тогда можно изменить положение, только тогда появятся новые партии, наравне с другими, могущие привнести новое в жизнь людей. Сегодня руководит страной Горбачев, он сумел внести коррективы, поэтому и есть возможность уехать за границу. Завтра придет к власти другой. Не боишься, что это будет новый Сталин, новый диктатор, который закрепит любые свои действия демократическими лозунгами? Будет утверждать, что он народный избранник, что живет ради блага людей, а на самом деле будет творить то, что ему заблагорассудится. Заявит, что его страна самое миролюбивое государство в мире. О таких словах слышали со времен Ивана Грозного и позже. Россия с самого зарождения оккупировала другие территории: Крым, Кавказ, Урал, Сибирь, Дальний Восток. Ты надеешься, что завтра все изменится?
– Когда это было, сейчас другое время. Поживем, увидим. Уже сегодня люди стали совсем другие, не те, что в 30-е – 60-е годы, не позволят обманывать себя, не позволят и кому бы то ни было стать властелином такой большой страны как СССР. Поднимутся народы, организуют революцию.
– Ты соскучился по революциям, папа? В семнадцатом году побуянили, скинули царя, беднота до сих пор хлебает пустые щи из тарелок. Дальше здесь случится то, о чем я тебе сегодня толкую. Папочка, готов документы. Я тебя здесь оставить не могу, проведу революцию в семье. Мы уезжаем. Куда? Может быть в США, может быть в Израиль. Нужно сесть и толком разобраться, что нас будет ждать в той или иной стране. Хочется начать жить по человечески.
– Ада, сгоряча не решают такие важные вопросы.
– Слышу голос патриота-коммуниста. Даже, если он захочет изменить социалистический строй, дать возможность людям свободно передвигаться по миру, работать, где хотят, организовывать свои производства, артели, как на Западе, ему это не позволят сделать. Убьют, в лучшем случае снимут, объявят врагом народа, придет новый идол страны. И будут прославлять Сталина, Дзержинского и им подобных. Народом повелевали при царях, при Советской власти, продолжат и теперь, немножко в завуалированной форме.
– Не слишком ли ты настроена против Советской власти?
– Что-то мы с тобой, папа, слишком горячо спорим. Налей, бабушка, нам по кружечке вкусного компота.
– Вы разглагольствуете, как будто меня здесь нет, хорошо хоть про компот вспомнили, – возмутилась бабушка. – Я с тобой, Ада, в основном согласна. Но без отца никуда не поеду. С ним хоть в полынью.
– Бабушка, хоть сейчас зима, и полынья найдется, не стоит рисковать жизнью. Все образуется, только некоторых упертых необходимо просвещать.
– Напала ты на меня, Ада. Надеюсь, какое-то время на раздумье дашь?
– У тебя его будет достаточно, пока же нужно заниматься оформлением всех документов.
– Боже мой, что же я скажу в парткоме?
– Скажи им гуд бай, дорогие товарищи коммунисты! Они твоему решению обзавидуются.

Произведения Давида Фабриканта
Публицистика
Если бы земля могла говорить – 2008 год
Звездочки не гаснут – 2009 год
Да разве сердце позабудет – 2010 год
Солнце взойдет – 2012 год
Сквозь огненные версты – 2015 год
Мы дети Второй мировой – 2017 год
Шаги в бессмертие (брошюра) – 2018 год
Художественные произведения
Нам не дано предугадать – 2012 год
Не расставайся с надеждой – 2015 год
По ступенькам вверх – 2016 год
За счастьем вдогонку – 2016 год
Слияние рек – 2018 год
Оглянуться – не вернуться – 2019 год