“Русские“ израильтяне на IV Всемирном конгрессе
соотечественников,
проживающих за рубежом…
Александр Волк, Гл.редактор
Необходимое предисловие
Эти мои строки — не фельетон,
не реквием
и не сухие слёзы гордости или ностальгии.
Это, скорее взвешено-взволнованные фрагменты размышлений над впечатлениями трехдневного марафона международно-массового действа под официальным названием «IV Всемирный конгресс соотечественников, проживающих за рубежом», проходивший в конце октября в Санкт-Петербурге.
Официальных сообщений было много, мой коллега по израильской делегации профессор Роман Шейнбергер на этой же странице выскажет свои впечатления.
А другой мой коллега — журналист Александр Вальдман (ведущий Первого радио) в эти дни пришлёт звуковой ролик своих многочисленных радиорепортажей из Таврического Дворца, где проходил Конгресс.
Делегаты — из 94 стран мира, они представляют почти 40 млн. Соотечественников, для которых русский язык — родной: на нём говорила мама и бабушка.
Персональное видео-обращение Президента РФ В.Путина, председательствующий — министр иностранных дел РФ С.Лавров. Солидно.
Но не менее солидны и остро впечатляющи оказались «просто» встречи с людьми из разных стран и континентов, говорящих на одном языке, знающих Свою Историю — почему вот Так получилось…
Как сказал классик: «А что от этого евреям»…?
Постараюсь ответить кратко, не претендуя на вселенские обобщения.
Сценка (бытовая) у кофейного аппарата в банкетном зале, где соотечественников из Зарубежья кормили, что называется «на убой». (Как питаются россияне в Питере — мне рассказали мои сокурсники и сослуживци в частных-личных беседах: по-разному питаются россияне. Совсем по-разному).
…Так вот — нажимаю кнопку, чтобы налить себе кофе (почти как у другого классика: «Сижу починяю примус. Никого не трогаю»).
— Так Вы не ту кнопку жмёте… — Говорит рядом стоящая женщина и нажимает «как надо».
Чтобы скрыть смущение от своей провинциальной бестолковости, протягиваю визитку:
— Давайте знакомиться!
Ответ-реакция на мою картонку визитки ошарашил:
— О, Хайфа, — Громкий удивленно-радостный восклик. — Израиль! Как здорово! А Вы знаете, Ваше Государство наградило нашу страну за спасение евреев во время Холокоста…
— Нет, — отвечаю,- не знаю, к своему стыду. А какая же эта страна?
— Албания…
Далее в разговоре выяснили детали.
Честное слово — гордость за Государство Израиль. За Страну.
В Целом.
(Без имён-фамилий-должностей в телевизоре на израильском ТВ).
… Встреча у лифта:
— Вам вниз?
— Вниз. Едем вместе. Вы откуда?
Нормально-обычно одетый парень с маленькой аккуратной бородкой, увидев мою визитку, очень тепло и как-то даже светло сказал:
— О, Хайфа, какой замечательный и красивый город, я бывал там дважды, бывал в наших Храмах (продолжает рассматривать визитку)…
— А Вы кто и из какой страны? — Спрашиваю.
— Игумен Арсений, из Португалии, — слышу в ответ.
Уже в фойе, доехали быстро, продолжает:
— Визитки с сбой нет, иду на встречу с друзьями, возьмите мою книгу.
Как я потом выяснил из аннотации к этой 400 страничной книге, Игумен Арсений (Соколов), 1968 года рождения, закончил Московскую духовную академию, защитил диссертацию…
А он всё внимательно сморит на мою визитку.
Я заговорил о возможном интервью:
— Вы же были пионером-комсомольцем, служили в армии: как пришли к Такому решению?
— Да, как все был пионером-комсомольцем, служил в армии… — Продолжая разглядывать мою визитку, говорит игумен Арсений.
— А где именно служили? — у меня получилось почти как у О.Бендера «В каком полку служили»?
Когда же прозвучал ответ бывшего солдата Отдельного батальона аэродромно-технического обеспечения (полётов авиации), ставшего игуменом Арсением из дальнего Зарубежья России, я уже совсем другими глазами видел ситуацию.
Выяснилось:
Он — солдатом, я — офицером выполняли интернациональный долг за пределами границ СССР. И он помнил мою фамилию из газет…
Что поразило во время «кулуарных» встреч-разговоров:
— О, Израиль! Какие вы молодцы! Мои знакомые были у вас целую неделю на экскурсии, как у вас там красиво…
Говорили разные люди, из разных стран.
Говорили с уважением, многие с придыханием и волнением.
Главное — искренне.
И у меня совсем пропадало желание иронично-ёрнически «поддакивать»: Конечно, у нас там «всё молоком и мёдом»…
Зачем в Дальнем Зарубежье России знать многоступенчатые проблемы о системном кризисе власти в Израиле?
У них (из многочисленных разговоров) — своих проблем хватает.
А нам, евреям, Всевышний ставит Только
Те задачи, которые Мы в состоянии решить.
ДО прихода Мессии.
=============
Радио-интервью Александра Вальдмана («Первое радио») из Таврического Дворца, где проходил Всемирный Конгресс соотечественников, проживающих за рубежом России.
.
Прослушать полностью:
http://haifainfo.com/media/piter_valdman.mp3
========== Рабочие встречи на Конгрессе ==========
Все фотоматериалы представлены
Александром Вальманом, ведущим «Первого радио»
Журналист-радиоведущая «Эха Москвы» Ольга Бычкова
Беседа с бывшим однополчанином офицером-дальневосточником, ныне войсковым атаманом казачьим полковником из Бишкека Геннадием Баженовым.
Обсуждение «простого» вопроса годичной давности «Кабинет Русского языка» в школе «Мофет-Басамат» в Хайфе с руководителем Россотрудничества Константином Косачевым.
Общение Александра Калантырского, председателя ассоциации Ликвидаторов-«Чернобыль» с графом Петром Петровичем Шереметевым.
=============================
Профессор Роман Шейнбергер,
руководитель Комиссии по международному научно-техническому сотрудничеству при Всеизраильском координационном совете соотечественников-выходцев из России
“Русские“ израильтяне на IV Всемирном конгрессе соотечественников, проживающих за рубежом…
Четырнадцать “русских” израильтян, в том числе, и автор этих строк, во главе с руководителем делегации Михаилом Райфом (каждый, по-своему, примечателен, подобно части тех , что были когда – то “отобраны” на Ноев ковчег!) не поплыли, а полетели на Боинге 737 компании Трансаэро в Санкт-Петербург, чтобы участвовать 26-27 октября в работе IV Всемирного Конгресса соотечественников, проживающих за рубежом…
Отмечу сразу, что для делегатов Конгресса из 94 стран мира были созданы максимально хорошие условия для проживания, питания , продуктивной работы, свободного общения на Конгрессе.
Комфортабельные автобусы с неизменно квалифицированными гидами доставляли участников из гостиницы к поистине историческому зданию Таврического Дворца , где заседал Конгресс .
Мы работали в том же зале, где состоялось первое и единственное заседание Всероссийского Учредительного Собрания 5(18) января 1918 г. и где в наше время заседает Верхняя Палата (Сенат) Российского Парламента…
В видео обращении Конгресс приветствовал Президент России В.В. Путин.
В первый день Пленарное заседание вёл, в основном, глава МИДа России С.В. Лавров, помогал ему его первый заместитель Г.Б. Карасин, который во второй день Конгресса возглавил первую секцию и вёл заключительное Пленарное заседание, в ходе которого был обсуждён и принят итоговый документ Конгресса.
В видео обращении Президента Владимира Путина, а затем в выступлении Министра иностранных дел Сергея Лаврова прозвучала большая заинтересованность в установлении и укреплении всесторонних связей с соотечественниками, проживающими за рубежом, и, одновременно, глубокая озабоченность имеющим место в ряде стран уменьшением применения русского языка в повседневной жизни, в делопроизводстве, а также, как языка приобщения к мировой культуре…
С полным вниманием прослушав выступления на Пленарных заседаниях и в I–ой секции Конгресса, скажу, что все они были показательны, в значительной степени характеризовали позицию выступавшего и уже поэтому , на мой взгляд, были интересны .
Делегаты с большим пониманием, тактом и сочувствием встретили выступления представителей Украины, Латвии, Литвы и из других мест, где, к сожалению, есть множество проблем как в применении русского языка, так и в статусе “русских “ в целом.
Удивляли и, порой, настораживали выступления представителей некоторых делегаций с общим рефреном, обращённым к России:
“Дайте ( денег) …и тогда!“
Ну, во-первых, полагаю, что в России не забыли пословицу про то, чтобы был “в коня корм”!
Во-вторых, на мой взгляд, без внутреннего осознания всеми поколениями любой диаспоры в мире, объективной потребности в русском языке и русской культуре, “ русское” не приживётся, не прорастёт, ибо ещё одна русская пословица гласит: “ Насильно мил не будешь ! “
… Сохранение и укрепление полноценного русского языка у потомков выходцев из России (наших детей и внуков) – это не благой жест по отношению к России и самому языку, а дополнительная и надёжная возможность для нас и наших потомков остаться и закрепиться в обойме носителей мировой культуры.
Утрата “материнского” языка (в нашем случае, русского) чревата и ещё одной опасностью :
нарушением или примитивностью речевых контактов в рамках семей – “старики” не знают языка страны проживания в той мере, чтобы поделиться с самыми близкими уникальными профессиональными знаниями и умениями, а молодняк “потерял” полноценный русский.
Это не только настоящая драма отдельных семей, но и, по моему мнению, национальная трагедия для соответствующей диаспоры, а, может быть, и для экономики страны проживания этой диаспоры.
В частности, я обратил на это внимание ( и подтвердил соответствующими выкладками) в своей статье “Незнакомый родной язык “ (см. ссылку http://haifainfo.com/?p=22184 ) применительно к Израилю.
И ещё, вот о чём хотелось бы сказать.
Для того, чтобы взаимодействие русских диаспор в мире и России было наполнено живым , актуальным , содержанием, необходимо, чтобы “ улица была с двухсторонним движением “:
не только Россия – диаспоре, но и диаспора — России.
Иначе Россия может, условно говоря, “устать “ от такого сотрудничества, что было бы крайне нежелательным для обеих сторон!
Русская диаспора в Израиле готова к такому двухстороннему движению.
В частности, мы готовы способствовать энергичному инновационному развитию России, предложив на партнёрских условиях современные израильские разработки в самых различных сферах хозяйствования и, конечно же, готовы поделиться со всеми нашим опытом сохранения и укрепления русского языка в русскоязычной диаспоре Израиля.
Главный редактор сайта до 2021 года.
На данный момент по личным обстоятельствам не может поддерживать информационную связь с читателями сайта.
Сашка, привет!
А в Москву ты случайно не проведал?
Если бы проведал, наверное, дал бы знать. Хотелось бы обнять тебя крепко, соточку за встречу выпить. Помнишь, как когда-то во Львове в увольнении я нечаянно уронил и разбил бутылку «Биомицина», купленного в складчину на последние деньги, — я думал, что угробят меня сокурсники за это на месте «преступления». Но как-то обошлось…
Если вдруг занесет в нашу столицу, дай, старина, весточку.
Надо встречаться, потому что неровен час…
Иван Сас
Рад приветствовать, Иван Петрович!
Буду в Москве — так всенепременно…
Уважаемый Александр!
1.По вопросу «соотечественников, проживающих за рубежом».
Мой родственник, который служит в израильской армии, рассказал следующую историю.
Года два-три назад он был несколько дней на совместных военных учениях в Германии. В один из этих дней он пошел в кафе, где за кружкой пива вечером, после учений, проводили время участники учений.Неожиданно за одним из столиков он услышал русскую речь-разговаривали двое немецких военных. Подошёл к ним, поздоровался.Немецкие ребята пригласили присесть за их столик. Выяснилось, что они из одних мест. Выпили за это, разговорились.
Позже в кафе зашли американские военные. Двое из них, услышав русскую речь, тоже подошли к их столику со словами:»Привет земляки.» Из кафе они ушли последними. До конца учений каждый вечер израильтянин,немцы и американцы вместе пили пиво.Одним словом-соотечественники.
2.К фотографии «Краткий «вопрос-ответ» с Алексеем Венедиктовым, Главным редактором «Эха Москвы».
На Вашем месте я бы предложил Алексею Венедиктову на основании http://haifainfo.com/?p=19608 извиниться перед израильскими ветеранами ВОВ.
Александр — текст, фото и ссылка радио-интервью:
всё просто отлично!
Впрочем, как всегда.
Главное, что материал так подобран, что хочется всё прочесть, рассмотреть и сожалеешь, что сама там не была!
И уважаемый, и дорогой Александр!
Я раньше даже и не знала о таком мероприятии.
Громадное Вам спасибо за этот материал.
Сказать, что это интересно, — ничего не сказать.
Это просто замечательно!!!
Во всех смыслах:
— в смысле объединения людей, у которых «материнский» язык русский;
— в смысле политическом, вернее, геополитическом, в том смысле, что в том мероприятии участвовали представители Израиля,
— ну и «the last, but not the least», в том смысле, что Ваш журналистский стиль прекрасен, я наслаждалась каждой фразой, что так редко бывает, когда читаешь или слушаешь тексты большинства журналистов.
И фотографии замечательные.
Он это делает совсем в другом месте и на других условиях, но, в принципе, это на ту же тему — он преподает русскую литературу и русский язык американцам в университете, а среди этих молодых ребят многие потомки выходцев из России.
Знаете ли Вы такое имя — Тамара Владиславовна Петкевич?
Женщина, которой 92 года, живет в Питере.
Написала самую прекрасную ( именно) книгу воспоминаний о сталинских лагерях, в которых провела значительную часть своей жизни.
Мой сын перевел эту книгу на английский язык и теперь она продается во всех англоязычных странах.
В университете Яша читает курс «Литература ГУЛАГа» и вот буквально пару дней назад он устроил по Скайпу конференцию с Тамарой Владиславовной.
Говорит, что это было потрясающе.
Студенты совершенно обалдели, задавали Т.В. умные вопросы и потом сидели притихшие и ошеломленные. Вот так все иногда с самых разных сторон сходится.
Всего Вам наилучшего, дорогой мой друг ( не боюсь этих слов) , так как восхищаюсь Вами и тем, что Вы так профессионально делаете, и тем, что то, что Вы делаете, нужно многим людям.
Алла
Хотел сначала написать «Оболденно!»,
но скажу: Потрясающе!
Действительно «Нарочно не придумаешь», другому бы не поверил.
Уникальна все-таки наша жизнь и очень интересна, не смотря ни на что.
А это «ни на что» — нам является для сравнения, чтобы мы могли ценить эту уникальную жизнь.
Спасибо, Акела, очень понравилось.
Как всегда публикации главного редактора Хайфаинфо острые и небезразличны читателям.
Это находит подтверждение и в завязавшейся дискуссии по результатам его поездки в составе делегации на Всемирный конгресс российских соотечественников.
А рекомендован А.Волк в состав делегации Всеизраильским Координационным советом соотечественников- выходцев из России.
Да, есть такая организация в Израиле.
Ежегодно на различные мероприятия, проводимые Россией с привлечением зарубежных соотечественников, из нашей страны постоянно выезжают различные представители, но только Александр Волк /фото Александра Вальдмана/ и Профессор Роман Шейнбергер представили читателям полный и интересный отчет о проделанной работе.
Остальные скромно помалкивают — съездил и ладно.
Такую порочную практику надо менять.
И было бы интересно почитать об их проделанной работе в период этих командировок.
Саша, не слушай завистников и недоброжелателей.
В Афгане не было легких дорог и прогулочных маршрутов.
А твое участие в конгрессе значимо, поскольку представлял ты фактически не только русских израильтян, но и всех своих сослуживцев, в том числе и по Дальнему Востоку, волею судеб оказавшихся за пределами России.
Скинь мне, Саша, свой почтовый адрес — вышлю тебе свою книжку о Холокосте в маленьком латвийском городке — Краславе.
Многим уже отослал, в том числе Ларченкову, Бондаренко, Хондошко и другим нашим ребятам.
Словом, так держать, Саша! Жму руку, ГРИГ
«.В Афгане не было легких дорог и прогулочных маршрутов.»
Да, трудные дороги, конечно, оправдывают. А что, у захватчиков России в 1812, 1941 или у тех, кто напал на Израиль в Судный день были лёгкие дороги?
Г.Г «…представлял ты фактически не только русских израильтян, но и всех своих сослуживцев, в том числе и по Дальнему Востоку, волею судеб окзавшихся за пределами России».
Не знаю, поручали ли ему сослуживцы их представлять, а вот русских израильтян представлять его никто не уполномочивал. Он даже на этом сайте, не говоря о других, не обсуждал эту поездку. Как зовут этих людей, которые не имеют право, но берут право в свои руки, что бы говорить от имени других. Он даже не решился, свою уже произнесённую речь, опубликовать.
Отправил, Григорий Исакович = жду Вашу книгу.
С интересом прочитал, посмотрел фотографии! Рад, что существует такое мероприятие соотечественников. Тем более, как филолог-преподаватель, закончивший факультет русского языка и литературы. Александр — молодец!
Господин Волк! Я приношу Вам тысячу извинений за ужасно бестактный вопрос, который меня давно интересует. Но сегодня Вы сами «спровоцировали» меня его задать вот этими словами: «Хотите тоже съездить «на халяву в Таврический»- открывайте свой информ-ресурс, годами над ним профессионально работайте.
САМИ его финансируйте и т.д. и т.п»
Я не обижусь на Вас, если Вы не ответите или ответите на мой адрес в интернете (я никому не расскажу). Я хочу спросить у Вас: » На какие средства Вы содержите этот сайт? Ведь реклама у Вас небогатая, а «игрушка» дорогая. У Вас есть доходный бизнес, состоятельный спонсор? Ещё и ещё извините.
Спонсора у нас нет.
Поэтому сайт развивается очень медленно и не всегда все работает из-за отсутствия времени у меня, Директора сайта.
Но — все сделанное мое. Сайт действительно общественный, и выражает только наше мнение и мы публикуем всех, кто присылает материалы и левых и правых.
Открою секрет — сайт недорогая игрушка, она дорогая по количеству времени которое в него вкладывается, но не по сумме. Сумму мы покрываем своей рекламой. Кстати — не политической рекламой. Если у нас появится хороший рекламный агент, которому можно будет доверять — сайт имеет возможность стать дорогой игрушкой, прибыльным бизнесом — но это не самоцель.
Александр Волк реализует через сайт — свое главное право — РАБОТАТЬ В ИЗРАИЛЕ ПО СВОЕЙ ОСНОВНОЙ СПЕЦИАЛЬНОСТИ — ЖУРНАЛИСТ.
Я реализую свою цель — остаться профессионалом, в своем направлении — информатика, программирование.
Директор сайта Артур Клейн.
Уважаемый г-н А.Клейн! Спасибо за ответ, которого, если говорить честно, не ожидал. Вы правы,говоря о том, что предоставляете трибуну и левым и правым, иногда даже клеветникам, что приносит ущерб репутации сайта. И не могу не высказать Вам своего мнения о том, что в публикациях руководства сайта ВСЕГДА односторонне — положительно оцениваются популистские действия России по отношению к соотечественникам, но НИКОГДА я не видел с Вашей или г-на А.Волка стороны основанной на позициях права (как российского, так и международного) оценки антиконституционных действий российских ведомств и судов, не признающих, например, гражданства тех, кто родился на территории РСФСР. Согласитесь, что ущерб, приносимый соотечественникам таким положением, значительно больше, чем польза от призывов изучать русский язык. Согласитесь также, что такая позиция руководства сайта не может не наводить на мысль… С уважением.
Ряженые: атаманы, графины и пр. «шанхай».
Дальнейших удач, дружище! И — новых полезных встреч!
Не о безымянных, а о тебе, который нападение на другую страну считает интернациональным долгом и выпячивает это на каждом шагу. именно тебе заданы конкретные вопросы, наберись смелости и ответь. честно перед самим собой ответишь -легче станет. а твоё приглашение поехать на «лёгкую экскурсию» это типа давай выйдем?
Миша! Вы неправы. Обвинять в этом нельзя.Представьте судьбу офицера, солдата, отказавшегося выполнять приказ. Но и гордиться этим интернациональным долгом негоже, так же, как нельзя гордиться выполнением этого долга в Венгрии, Чехословакии… К г-ну Волку есть вопросы. Понятен интерес к этому конгрессу руководства России, понятен интерес членов делегации, съездивших в Питер, в Таврический на халяву. Я бы тоже съездил. Полагаю, что мой русский не хуже. чем у членов делегации, внуков русскому учу. Но…меня не пригласили. Выступая (судя по фотографии) на этом конгрессе Вы, господин Волк, конечно, подняли вопрос о том, как Россия повторно (после СССР) антиконституционно лишила соотечественников гражданства, как лишила их возможности получать заработанную пенсию. Что Вам ответили?
Менее всего хочется обвинять солдата или офицера за исполнение даже преступного приказа. Но когда уже едешь с ярмарки, не мешало бы задуматься как ты распоряжался чужими судьбами. А наш главный редактор, любитель заглавных букв, видно гордиться тем, что вторгся в чужую страну наводить в ней свой порядок. Даже в постах о социальном протесте он сообщил молодым протестантам, которые его ставили ни в грош, что с ним офицером, побывавшем в Афгане, так обходиться не гоже.
Валерий!
1. Состав делегации я Не формировал, т.к. Не вхожу Ни в какие руководяще-общественно-официальные структуры.
Я был приглашен как Гл.редактор СМИ.
Хотите тоже съездить «на халяву в Таврический»- открывайте свой информ-ресурс, годами над ним профессионально работайте.
САМИ его финансируйте и т.д. и т.п.
2. Вопросы о гражданстве тех, кто выехал ещё из СССР (я тоже вхожу в их число) — Мною Лично задавались на Всех доступных мне уровнях:
— Чрезвычайному и Полномочному Послу РФ в Израиле Петру Владимировичу Стегнию (в его бытность),
— Генеральным консулам РФ в Хайфе г-ну В.Ковалю,
его приемнику г-ну И.Попову,
— руководителю департамента Пенсионного Фонда РФ г-ну В.Чиркову (это в Израиле).
Этот же вопрос поднимался на ВСЕХ секциях IV Всемирного Конгресса соотечественников не только мной, но другими членами израильской делегации.
В ответ одно: проблема есть, она (проблема) изучается, от неё (проблемы) никто не отмахивается.
А о выполнении интернационального долга солдатами (матросами) и офицерами Армии и Флота Вооруженных Сил СССР в 70-80 годах прошлого века за пределами СССР — легко-тепло и сытно рассуждать-судить-порочить-клеймить и лить грязь из второго десятилетия 21-го века.
Браво.
Афганистан входил в 1-ый или 2-ой интернационал? Или у главного редактора свой интернационал?
За ответ спасибо. Но разве я клеймил и порочил? Наоборот. И мне, каждому из нас приходилось иногда делать то, о чём вспоминать не очень приятно, а тем более гордиться.
Ну-с, батенька, товарищ Миша, Вы меня прям-таки в долги ввергайте!.. Я Вам уже задолжал «рупь». (А хотите – шекель. Но, чур, по банковскому курсу: 1 израильский шекель = 8.07952381 российских рубля). В надежде ныне пребываю: как бы от того мои дела не пришли в страшный упадок. Но должОн, должОн, однако… Ибо Вы побуждаете меня к эпистолярному творчеству. Давно не брал пера я в руки, а тут – Вы. И в рассужденьях весь, и такой из себя – «резонирующий», шибко всё вокруг да около – знающий; и поучения Ваши – не супротив деревенскому апостолу, напротив — а в стезе думной с ним и иже… в купице с единомышленниками, присными, другами закадычными ухлестываете, волочитесь, бредете.
Жена вот сейчас окатила монитор боковым зрением, и вышептала с насмешкой (но без злобы семейно-змеиной): «Эд, ты опять задолжал». Я в ответ не «хахакнул», но вспомнил…
Как-то раз, невольно погрузился в среду казачества. Сбор у них случился превеликий. Прекрасный парень, он же редактор журнала — Генка Лис… – пригласил на вече. Пахло недоопохмелом, разудало разило матом, веяло духами и нафталином… Их гуща в блестках. Парад ряженых. Обрядовые смотрины женихов. Зарумянившихся, расфранченных. Мундиры в росписях стилизованных листьев и ветвей. Фуражки убраны позолотой и лопастыми гирляндами дивных соцветий. Погоны расшиты орнаментом, повторяющим узор макушки головы рыбы-прилипалы. Малайзийский тур-карнавал или берлинский парад геев меркнет, он посрамлен в сравнении. Манеры мужиков-генералов незатейливые, сродни полковой лошади в период половой активности. Слова кривые, как плевки себе под ноги, в скудном общении: «супер», «короче», «классно», «стопудово», «с понтом»… и вершина эмоционального экстаза – «Вааууу!». Ярмарка тщеславия. Чванство чернолесья. Страшноватенько за таких воителей – военачальником, заправляющих вооруженными силами родного хутора.
Оттого и досадно, что я им задолжал, и на что мне запустила шпильку благоверная. Поясню. Были на Руси генерал-фельдмаршал, генерал-аншеф, генерал от инфантерии, генерал от кавалерии, генерал от артиллерии, инженер-генерал. А в этой пестрой, аляпистой убогости тщеславцев увиделся мне образ их генеральства. Они — генералы от бижутерии. Моей жене понравился их чин, не столько придуманный мною, сколько они мне сами подсказали, из каких сеней они выбрались на свет божий. Как говорила Марина Кузнецова, филолог из Воронежа: идея хороша — заверните. А, завернув, платить надо. Так что за мной должок — коньяк, господа генералы от …все-таки бижутерии.
Здесь, товарищ Миша, в сам раз перейти плавненько от ряженых генералов к натуральной жопе. Если, голубчик, Вы не возражайте. И, пожалуйста, не обескураживайтесь — мы тихой сапой и до интернационального долга дойдем.
Я что-то не очень приятное надумал сказать Вове Резуну (в миру — Витя Суворов) – Кадетка обязывала, один факультет и глава из книги – где о нем и о нас. А так как в своё время он от меня сховался в Лондоне, я навалился (безобидным посредством – через Интернет) на Татьяну Степановну (мать его детей и она же — модератор). И о диво! – напал оком на голого короля. А ежели точнее – на голенького принца Гарри, который безвинно выставил напоказ милую попку (товарищ Миша, поимейте в виду: у меня с патологией всё нормально – я просто, без секспривязки, констатирую эстетфакт, и не более того). Так как Вас, как я понимаю, интересуют больше «политработники на войне при исполнении какого-то дурного долга», то я Вам поясню суть. А именно: что там сталось с ягодицами, беззастенчиво выставленными на любование людишками, и почему я и в этом случае тоже задолжал. Принц Гарри был запечатлён обнажённым на одной из вечеринок, проходивших в Лас-Вегасе 17 августа 2012. Веселье началось в бассейне. Через некоторое время принц, выпив, решил сыграть партию в бильярд на раздевание. Проигравшему 27-летнему принцу пришлось раздеться. Было сделано два снимка на мобильный телефон. Скандальные фото выложили в интернет.
Я пройти мимо не мог. Не принцевой задницы, а — мимо изъявленного экспромтом реченья: «Сэр, Вы хорошо выглядите. Однако, сэр, Вы – лицо, а не жопа нации».
Жене понравилось, принцу за максиму – задолжал (не скажешь же – жопе). Мы, товарищ Миша, почти дошли до Саши, но, чуя Ваш скепсис и простецкий напор непростака, упреждаю в напраслине. Пример – об чём речь веду. Мой пятнадцатилетний сын радость в дом принес: «Пап, я вот прочитал отклики в Интернете, там некто «aleksander21″ лепечет, что твои книги читать – это напрасная трата времени и денег, дескать, ничего стоящего…». Я не успокаивал и не разуверял сына, я ему просто сказал: «Эд, следовало бы обращать внимание, если подобно высказался Александр II…». К тому, товарищ Миша, говорено, что вдруг и Вам захочется кусить. Не надо – лучше лайте.
Теперь о Сашке Волке. И не в его защиту – он настолько самодостаточен, что не нуждается в прикрытии-бронежилете. Не смею рассказывать непростую судьбу Саши (а у кого, скажите мне, она простая, особенно у тех, кто войны прошел); и трепаться «про напряженные жилы и обнаженные нервы» в его жизни. А свет великий и просветление от прегрешений не шибко грешных Сашкиных и слабостей его все ж тенью штрихованной отмечу: встал, битый и пригнутый; отряхнулся и без сомнений, и без оглядки на больное прошлое — зашагал, как Шагал, красивый мужчина, делать себя. Вы, товарищ Миша, действительно уверовали, что Земля Израильская, Земля Обетованная – это рай на земле, куда стремятся все-все, и Саша – тоже?.. Так прежде чем отхаркиваться в сторону Вам неведомого и НЕПОНЯТНОГО, чуть подумать (или у Вас с этим сложности) следовало бы: отчего «русак», без намёка на еврейские корни, да и окопался в землях несвойских. Товарищ Миша, слушай боевой приказ: «А ну-ка, с песней, шагом марш в школу». (Петь-то ты – пардон – могёшь).
Пока Вы на марше я Вам-таки (ох, честное слово, жаль мне на Вас времени) поясню, почему «эпистолярю» и убиваю час. Тут вот какое дело, товарищ Миша. Нехер щеки дуть, глаз пучить, губу весить, да из недрец глухих самого себя выковыривать слова потешные, банальные, постные, истасканные, трафаретные, тривиальные, плоские и пошлые, шаблонные и стереотипные, избитые и заурядные, обыденные и стандартные. Чёй-т Вы какой-то злобный, спорщик хрЕновый … Словно душманы обидку Вам сзади нанесли…
Цитирую Вас, как дедушку Ленина: внимательно, без искажений и с сохранением вашей стилистики.
Вскрик первый от 6 ноября. (Канун очередной годовщины Вел. Окт. Соц. Рев. Товарищ Миша, и я Вас поздравляю): » Товарищ политработник, что делал ты в стране далёкой, куда тебя никто не звал? Призывал мстить за гибель солдат сжиганием кишлаков?.. Неужели стыд за содеянное не гложет по ночам? На вопросы не жду ответа, они для напоминания, что уже пора задуматься о содеянном и может попросить прощения».
Вскрик второй (днем позже): «Не о безымянных, а о тебе, который нападение на другую страну считает интернациональным долгом и выпячивает это на каждом шагу. именно тебе заданы конкретные вопросы, наберись смелости и ответь. честно перед самим собой ответишь — легче станет…».
Товарищ Миша, ой-ё-ёйй… Вскричав вторично, Вы проявили несдержанность и обнаружили суть свою холопскую, позволив себе недопустимое (правда, в среде определенных лиц… не – морд) — хамское обращение на «ты». Или это у Вас с устатку: как-никак общались под ночь на 8-е, в тот самый «красный день сов. календаря»? Но, тем не менее, Вы и мне руки развязали… Пожалуй, нет – сдержан буду, мне по крови и роду дворянскому, никак не личит с Вами на «ты», и не пристало мне притворство выдавать за благочестье. Ибо мною же писано, и в ту самую пору, которую Вы и сами обозначили как «исполнение интернационального долга». А писано было следующее:
«История иронизировала… Штурм Зимнего Дворца — это заданно и искусственно сотворенная историческая веха мнимой революции. Якобы свергали правительство — и что им там было делать ночью, — послушное и не имеющее ничего против своего отстранения, разметав героически сотню теток с ружьями. У которых было больше тела, чем начальной военной подготовки. Разудало грабя царские палаты, по-пролетарски разживались. А так как неумытая корабельная матросня с такелажных суден и солдатня окопная — не ювелиры, то по незнанию сбивали с интерьеров позолоту и сдирали все, что блестит: и лепнину, и предметы, покрытые бронзовой краской, и пеньюары, и поношенные штиблеты. И пьянились головокружительной свободой вседозволенности, и сокрушения, доселе невиданного ими. Ими, пьяными хамами, вошедшими в удаль грабежа и сладость прощаемого насилия; нескончаемой тризной затемнившие синь души каждого доброго человека.
В мирное время мы забываем, что мир кишит этими выродками, в мирное время они сидят по тюрьмам, по желтым домам. Но вот наступает время, когда «державный народ» восторжествовал. Двери тюрем и «психушек» раскрываются, архивы сыскных отделений жгутся — начинается вакханалия. Наотмашь швыряя двери, уже твоего дома, в поисках врагов и оружия, ватаги «борцов за светлое будущее», совершенно шальные от победы, самогонки и архискотской ненависти, с пересохшими губами и дикими взглядами, с тем балаганным излишеством всяческого оружия на себе, каковое освящено традициями всех «великих революций».
Фартовые были эти расхристанные охламоны при винтовках наперевес, понавешанным по неряшливым бушлатам и шинелям. С лицами, которые по большей части выражали — и в лучшем случае — какую-то растерянную тупость. Каждый — никто, а вместе — они масса. Вломились толпами в большевистский бунт, неся впереди себя нетвердо заученные революционные фразы, гибельные по своему духу, которые только подчеркивали непонятность и неправдоподобность этой внезапной революционной сознательности, и которые только обнажали просто голос бунтарства. Улизнули походными колоннами и вразнобой из окопов, бросили родину-мать и отчизну свою на поругание австрийцев, венгров, немцев. Перелицевались лиходеи под водительством комедиантов от химерных идей в сельских апостолов-праведников, и возроптали, что их, невежд, гнушаются и презирают справедливо как чернь-отродье…
И Тадж-Бек осенят символом победоносного шествия и продолжением Саурской революции, покладут немало защитников, свергнут правительство: арестуют и перестреляют министров (а заодно — и попавших под горячую руку, и нетрезвую голову — их жен и детей); убьют Хафизуллу Амина, по-мафиозному — с контрольным выстрелом в череп; и одним нажатием «курка» сместят его со всех ипостасей власти; и — приступят к грабежу. Выметут все подчистую, и женское белье тоже. Пожалуйста, не надо гнева и обвинений в мой адрес, хотя бы до поры, — я и об этом расскажу. Как бы ни хотелось копаться в грязном белье, считайте, что делаю это вынужденно, в порядке самозащиты. Обещаю не превышать пределов самообороны…
Дикие воители, вырожденцы с приплюснутыми лбами — наемная солдатня и своя балтийская матросня — приглашенные поозоровать всласть в свое безумное удовольствие в чужих пределах, искореняя власть, сразу же на волне вседозволенности и стадного насыщения кровью, убьют двух генерал — губернаторов, семьдесят командиров кораблей, среди них и командира «Авроры» капитана первого ранга Никольского — выстрелом в спину. Воители — патриоты, наши славные ребята, тоже приглашенные поозоровать всласть (не словеса навешиваю, как лапшу на уши читателю. Увы, нет! Вот цитата из воспоминаний генерала Юрия Дроздова: «При посещении одной из групп «Зенита» я обратил внимание на вопрошающие взгляды офицеров-диверсантов, томившихся от безделья и ожидания. Мол, еще один генерал приехал, а толку. Чтобы приободрить их, бросил: «Ну, что, похулиганим, засиделись!» Лица оживились…). Так вот, наши славные ребята добросовестно искоренят власть, перебив только в первую ночь в Кабуле и его предместьях — по очень приблизительным и тщательно скрываемым данным — около четырехсот человек, среди них женщины и дети, и глава государства — Амин, расстрелянный выстрелами в упор… «.
А теперь, товарищ Миша, перейдем к Вашим гневным замечаниям-утверждениям. Вы, волнуясь и переживая (и обличая), прямо затребовали отповеди:
— неужели стыд за содеянное не гложет по ночам;
— пора задуматься о содеянном;
— может попросить прощения;
— тебе заданы конкретные вопросы, наберись смелости и ответь;
— легче станет.
Облегчен (и с надеждой, что еще легче станет), чуток напуган напором Вашим, однако, набравшись смелости и плюс — духа (как Вы и посоветовали) – ответствую. Не очень хочется мордовать Вас выдержками из публикаций разных лет и источников, и авторов. (Это все те, о которых Вы так мило: » Товарищ политработник, что делал ты в стране далёкой, куда тебя никто не звал?..»). Но надо, Федя (то бишь Миша). Единственно, тов. Миша, не стану полемизировать с Вами по поводу белого полотна постели и оспаривать Ваше «разъяренное» суждение: «… неужели стыд за содеянное не гложет по ночам». Нет, тов. Миша, не гложет. Ибо нет абсолютно никакого стыда в том, чтобы в ночную пору активно заниматься любовью, вышептывать в ушко любимой женщины милые глупости, чудить, проказничая, и делать детей. И кстати, быть может, Вы и этого не знаете: как чудненько крепко спится после обоюдоострого секса, и, погреховодив, уснуть сном младенца или праведника – без сновидений и размышлений. Вы задели всех нас, «политработников-интернационалистов», а потому и форму общения я избрал именно такую: показать Вам и людям, наши оценки давних событий, УЧАСТНИКАМИ КОТОРЫХ МЫ БЫЛИ… И излагали мы свои мысли не в угоду кому-то и чему-то, не в споре-трёпе с Вами, искусственно «подводя доказательную базу», как член к носу, а боль ложили на чистые листы бумаги наедине с собой, нисколько не думая и не заботясь о том, «и шо о нас подумают когда-то Миши и Маши на белом свете»…
ПОДБОРКИ О БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЯ
(как воин-интернационалист в атаки хаживал, и почему за него НЕ СТЫДНО).
Укрепили дух спиртом — никто не хотел умирать! Не трусили бойцы, но разумели — страх так простодушно не унять, предательскую дрожь и мысли несветлые. Был все же этот трепет боязни, был! Безмерный, неунимаемый — холод под ложечкой. На душе — нехорошо до тошноты. Махорочная затяжка — сплев; пожили, значит, — сплев… Рожденье тайное стиха. Как суть молитвы драгоценной: «Поручик курит до сигнала. На фотографии в конверте десяток слов, чтоб та узнала, как он любил за час до смерти»…
Вдруг — легонький искры хруст: рассыпались три зеленые ракеты. И пахнули невысоко сигналом, к которому так долго подбирались, — в атаку. Шарипов скажет потом: «Интуитивно почувствовал: что-то не в лад, как-то ломко внутри, сомнение и тревожность обуяли, или звериное чутье профессионала сработало. Смотрю на часа — 19.25. Что за мать твою — на пять минут раньше. Про себя чертыхаюсь, воплю команду, и запускаю двигатель».
Отчаянная последняя схватка! Все — в ряды! Черные тучи все гуще, в черной ночи карканье черного воронья, разбуженного взбесившейся долиной и взломом неба, — все громче!..
Хафизулла Амин пришел в сознание приблизительно в 18.00, а в 19.25 — рванули в атаку и начали штурм. На Дворец обрушился шквал огня.
=============================
Страх обуял всех и властвовал, готовый завладеть до основания и конца. Но совладели собой, кто и как мог, и смог. Кто-то до первой царапины щадил себя и шел с оглядкой. Кто-то до первой крови своей или товарища. В ком-то гены отцов-фаталистов пробудились, в ком-то гордость, побитая обществом всеравенства — чесаных под одну гребенку — проснулась. Протрезвели в лютости и в восторге погибельном, сызнова опоились безысходностью и на опохмел души подхватили случай редкостный — когда прозябнет беспомощность без помощи. Созреют в атаке и поймут, что недалекие дядьки — архиидейные наставники и учителя наши — понапридумывали множество забот о беззаботном советском человеке.
Взмолятся заре — всесильному началу новой жизни — они потом, на завтра отложив надежду и само желанье жить, а в те минуты роковые шагали великаны стосемидесятипятирослые в полный рост, не помня, в иную секунду затемнения сознания — в угаре побеждаемого страха — имени своего, но чтя незабываемо имя предка своего. Сейчас, как никогда пособляющего, а может, и — спасающего.
И продолжил лейтенант на распев — наследник известного муллы в Узбекистане и приемник славных традиций русского воинства, прикрываясь мысленно Аллахом, как щитом, (допускаю и это — не зазорное) — в полный рост поднявшись, чтоб видели его отовсюду солдаты («не надо бздунькать» — такая поговорка у командира была): «Мусольмоооон, за мной…».
И пошли мальчишки, и пошли в вопле, и в страхе пошли, сопли размазывали по детским щекам, орали и перли, плакали и страдали, не стыдясь и не скоромясь своей слабости, которую ночь припрятывала — спасибо ей, беззвездной в те минуты и глухо непроницаемой — они шли и шли, поодиноко и все вместе, и стреляли, и палили, и гвоздили, и долбили, и садили, и лупили, и строчили… Мусульманин в мусульманина. Брат в брата по вере. Добро и зло сошлись, перехлестнулись. Сшиблись в азиатской метели. Земля родная, ты перепутала чего-то, запутавшись в ту ночь в себе самой и в людях.
Не было призывных воплей «ура!», но и языки не проглотили, безмолвствуя в борении и преодолении себя, разное вырывали из нутра, кто во что горазд был. Надсаживались, взбадривая себя и товарища, ор стоял, как крик загонщиков на облаве зверя свирепого. Прогикали — и не замолкли. Разгикались — не уймешь. Ударились с наступательным криком во всю прыть на неприятеля, перекликаясь в слове остром, глумясь в стремительном натиске над отцом небесным и матерью земной. Нанаукаялись вволю, облавщики удалые — голосистые крикуны, визгуны, порскуны, гикальщики… Голос, надсаживая, напитываясь лютостью. Зверя затравливая, сами зверели.
За ними — огольцами, вызревшими до поры по воле судьбины и ставшими враз мужчинами — упревая под бронежилетами, отягощенные ими и еще обремененные недобрым набором всяких железяк бранного труда, и глубокими познаниями науки убивать, шли, грузной ступнею, следя по кабульскому снегу, посапывая остервенело в промерзшие варежки, и проклиная свой сегодняшний удел, — за ними шли офицеры: избранные избранники КГБ — палаческая аристократия двадцатого века.
Солдаты об этом знали и были предупреждены, и они — бойцы первого в истории отряда спецназа ГРУ — не могли допустить позора при тех, элитных мужиках, и не смели не быть храбрецами. Им не должно было быть зазорно за свою недетскую работу. И им не стало совестно за смелость свою и бестрепетный свой порыв. Прошли они все достойно этот ад кромешный. И даже кэгэбистский генерал Дроздов, скупой на похвалу, выверенный в словах, когда дело касалось особенно не своих, напишет годы спустя: «Из тридцати шести раненных солдат из «мусульманского батальона» двадцать три из них не покинули поле боя».
По ним ошибочно ударили и «Шилки» наши, и наши гранатометчики, и из многих окон напротив не свои тоже палили… Но в велико возникшем сплаве братства: неврожденной юности, когда невеста солдата не успела полюбить, и уже оплакала его; в возникшем сплаве знатных ремесленников, которые превратили свое ремесло убийства в искусство уничтожения человека, — они все прошли и все изошли тогда, в ту ночь. Варфоломеевских начатков.
На хрупкости своего хребта ребята, дети-солдаты, вытащили отборных бойцов. Вытянули самых лучших в КГБ наверх и довели до парадного подъезда уже разворошенного дома, открыли им тяжелые затворы и впустили в залы. А сами ненадежно примостились по периметру площадки, обдуваемой всеми ветрами, и залегли, как попало, не находя укрытий, на плитах открытого, простреливаемого со всех сторон пространства. Когда в их рядах образуются прорехи — товарищей убьют и искалечат — элита еще раз возопит о подмоге. И мальчики, без бронезащиты и заграничной финтифлюшки — шолома-каски, держащей удар и прикрывающей мозги; так вот, эти мальчишки, огражденные от смерти единым доспехом — прохудившейся за время командировки рубахой — не «бздунькая» и не колеблясь, войдут в тот дом. И что там детям было делать!..
Их командир, взводный Турсункулов, в декабре 2009 года публично принесет афганцам свои «глубочайшие извинения за наши действия» с такой знаменательной приметой на конце: «И последнее — не держите зла»…
Заметьте, извинился лейтенант — «налетчик» образца 27 декабря 1979 года. Офицер, который командовал взводом, и удел случился у которого в жизни — выполнить приказ. А те, которые посылали его, мальчишку, и живы покуда — помалкивают с извинениями и криком кричат о выполненном долге, и готовности повторить все сначала, и, если бы доверили столь высокое и ответственное, то повторить еще много и много раз. Может, это и хорошо, что они, дедульки, не способны «повторить» даже и одного раза — в силу возраста своего. А то б по дряхлости и ветхости, и дури стариковской — ой, сколько бы дров наломали, кавалеристы-конники лихие. В атаку сердце рвется, душа в клятвенных заверениях — заклинаниях, а духу молвить: «извини» — не достает тем храбрецам, что пролеживают бока на печи да едят калачи.
… В этой накатной волне, устремленные к подвигу юные, молодые и старые, по принуждению долга и приказа, невольно обращенные в осквернители истинной святости и ценности человеколюбия — угнетая в себе страх, звонко порочили Богородицу — и испробуют себя выстрелом в живое, испытают собственной удачей, искушат личной незадачливой судьбой.
==================
Славный «мусульманский батальон» пошел. Туго набив чрево машин грешными витязями, отягощенных бременем приказа и средствами уничтожения всего живого, славный спецназ начал и приступил. И потащил в историю на плечах своих, не чаявши, пожизненную ношу личной славы и державного бесславия.
Нет на войне чистоплюйской целомудренности. В ночь уносились две задачи — два кома ниспадшей на них грязцы. Первая — она есть эхо любой войны, чисто боевая — довести товарищей по оружию до порога стороннего дома, дать им, насколько это возможно, больше шансов на жизнь, прикрывая их исступленный порыв от навалы-налета с боков и тылу. И отмахиваться горячим свинцом от тех, кто не пал духом и пер спасать, исполнив долг до конца, своего Амина. Спецназ ГРУ телом своим заградил, как щитом, спины бойцов КГБ, подставляя под огонь левогрудый стук своих сердец, огражденных от пуль накачанными мышцами не целованных туловищ,- без бронированных чешуй мудреных жилеток. И чтобы еще надежнее прикрыть их, бойцов КГБ, и их тоже кружащиеся сердца — такие неуемно гулкие в атаке — все «мусульмане», как один, колебанья исключив, отдали им свои эти самые панцири — бронежилеты.
Второе дрянное, не касаемое тогда, к счастью, спецназа, и что исходит не от открытого сражения, а от тайны глухонемой: выйти на Амина, прорваться к тому, настичь его и застрелить, старательно устлав пулями почти безжизненное тело. На месте пристрелить. Порешить. Уничтожить. Убить…
Нет смерти чище, чем в бою… Слова не мне принадлежащие — Игорьку Кошелю. Прекрасному парню, журналисту талантливому, песеннику от Бога. Барду восторженному. Он, Игорь, накануне выпуска прочитал в газете мой очерк «Мела свинцовая метель», да и другие «байки войны», и под впечатлением попросился в Афганистан, отказавшись от распределения в Германию. Шаг лейтенантский от кайзеровской умытой брусчатки в сторону персти сыпучей необетованных афганских земель, опаленных войной, и зыбучих, простреливанных горных троп, — я тогда не осмыслил, а нынче мне это — в гордость. И что «начитались меня», и что тот шаг того офицера-новожена к непреходящему устремлению меня побуждает — как бы детям своим подрастающим в пример вручить. И не меньше того!..
Я всегда сожалел, что мне не удалось этого великолепного парня определить в наш отдел «боевиков». Впрочем, полковником Игорек стал и без чьей-либо помощи. А его «окопная проза», читаема с сухой слезой и комком в горле, таит личную отвагу и мужество автора. Талант его — от отца-матери — не выветриваем; в подпитке и помощи — не нуждался. «Мы учились носить форму, как женщины учатся носить улыбку», — это его, Игорева, серебряная россыпь. И это вот тоже его, Кошелевы, золота крупицы: «И поднял нас Ил над Загребом, и понес над Европой домой. С девяти тысяч метров войны не видно. Европа — зеленая, Афганистан, помнится, — серо-коричневый. Здесь — леса, поля, там — горы, пустыни. Война внизу, на земле: за деревьями, за камнями, в окопах, в колодцах, в домах, за дувалами. Война — в глазах, в морщинах, в сединах и в сердцах. Война на кончике пера, которое всегда готово ответить на вызов судьбы. Военные чернила не высыхают»…
Нет смерти чище, чем в бою… В том мало утешенья, но праведное все же есть: открытый бой — не тать в ночи. И не убийство хворого в постели.
Когда будут растоплены снега и дом спален, непрочен суд земной — заявит о себе. Они еще только засобираются убыть в Союз, я вместе с новогодней елкой привезу им первый «международный отклик»: «портрет» воина-интернационалиста. На пахнущем типографской краской плакате — лубочный мужик в чалме с дубиной и дехканин (тоже в чалме) с мотыгой яростно гвоздят по лысой голове отчаянно раскорячившегося советского карапуза-генерала, насквозь проткнутого штыком бегущего мусульманина (и тоже в чалме); подпись: «Бей, ребята, да позазвонистей!». Перевод, конечно же, дерзкого в отваге туркмена, уродившегося под крупными ясными звездами на колодце в барханах красивой пустыни Каракумы, в роду племени текинцев — служивших в коннице царя Дария (но не в услужении пребывая!) и в личной охране парфянской царицы Радогуны. Я говорю о ротном командире с душой пиита — старшем лейтенанте Курбане Амангельдыеве.
Годы спустя, заполучив высочайшее дозволение, косноязычные уполномоченные обвешают гирляндами участие групп КГБ в операции «Шторм». И самих участником не преминут озарить ореольным вниманием. А в ГРУ, где врожденно отвращение ко всякой кружковщине и самовосхвалению, разведчики и диверсанты тихой сапой будут продолжать делать свою работу и говорить неправду, откуда у них, и за что ордена. А подчас — и за что они были отлучены от своей «фирмы», и даже случалось — были заключены под стражу на немало лет. Людские козни известны, и спецназ уведут в тень, а «мусульманский батальон» вообще отринут на неосвещенные задворки истории. Будто в их залах люстры затянут черным крепом и подвяжут черными лентами по случаю похорон…
Но Вася Праута этого не знал, когда заштормило, и — разлетелись в серебряные дребезги зеркала и люстры Дворца — цитадели… Лопались ярким свечением-вспышкой поражаемые прожектора, освещавшие пространство вокруг Дворца и подножье, к которому в тяготении кралось несчастье. Они гасли один за другим, переставая слепить наступающих, но с их прытким исчезновением не становилось окрест непрогляднее, напротив — недобрый свет, без надежды возгорал и силился…
Шестнадцать стволов, отпущенные на волю, сорвались с поводка, как ненасытные голодные псы, куражились в небе, и, распарывая пространство ночи и освещая ее яркими всполохами недобрых россыпей мартеновского свечения, огневым жарищем лепили призрак кромешного ада. Разверзлась треклятая преисподняя — образ апокалипсиса. Там, на взгорке, за толщей средневекового камня, и здесь, в долине, в каждой рвущееся вперед машине, за листовой броней отечественной стали, забились, затрепетали души. Задышала кровь, еще не пролившаяся, но на выходе. Сговариваться сердцу и разуму в согласии — тщетно. В вечной ночи не пропасть — погонятся по следу снаряды Прауты, и — нет спасенья. Никому — ни тем, ни своим.
В отблесках извергнутого скорострельными пушками пламени лоснились бока «Шилки», будто они были напомазаны соляркой. Спереди, у гусениц, опалился снег, стал бурого чумазого цвета, но в секунды залпа — отпугивал красными разливами. Снаряды уносились с шипеньем и визгом туда, где их не ожидали и не жаждали встречать, в ту — на полградуса — даль, оставляя за собой выбросы ярких зарниц, сотворенных харкающими стволами, и формой напоминавшие сладкую гигантскую вату на палочке. Всполохи соперничали со светлой безоблачностью солнечного дня, и на сотни и сотни метров обнажали местность, и суть урождающегося несчастья.
Евгений со своей установкой торовато посылал снаряды со скорострельностью 3400 выстрелов в минуту, давил «гашетку», припадал к триплексам, подчищал точность, норовя угодить в оконные проемы, орал на своих «красавцев», клял, на чем свет стоит Прауту из-за прерванной связи, и валил, и валил, и валил….Озоруя с ночью — обращая ее в светлый день, пренебрегая законами природы и бытия. Он лопатил и молотил, уточняя на глаз такие важные величины для уничтожения всего живого, как градусы. Не могу сказать, устали ли руки уроженца Березы Картузской, что в области Брестской, но то, что молодой парень, по имени Женя, в ладонях своих одним из первых на той войне, в ту ночь насобирал горсти пепла — это точно…
К тому говорится, что миф о том, как десятка три суперменов из КГБ прорезали, словно нож масло, две тысячи отборных вояк-афганцев, устелив трупами подходы к дворцу и коридоры его, и залы, и лестничные пролеты, и вообще все мыслимые и немыслимые просторы — до самых до окраин — есть действительно только миф и блеф. Пожалуйста, имейте в виду — я не о «долевом участии», я — о цене того нападения. Никого не хочу принизить, уронить достоинства, взять под сомнение смелость и храбрость бойцов, умалить заслуг и надругаться над памятью, жизнь утративших в атаке. Договорись же — я скажу правду, и только правду. Сколь бы она не была горька и как бы меня не поносили. И в этом я себе тоже отдаю отчет. Как и в том, что ни один из нас не может претендовать на то, что только он знает истинную правду об афганской войне. Но согласитесь, дурное это дело — уверовать в «киношную комедь»: один, но «супермужичок», и голыми руками — хрясь-хрясь, и — нету сотни…
Легкий бой — лукав и лжив.
=======================
Его донесут до машины, уложат. Павла будет бить сильнейший озноб (врачи скажут — потерял три литра крови). Общими усилиями и стараниями приспособятся — ноги уткнут в теплый воздуховод, а руки, заледеневшие, солдат будет согревать своим дыханием. Всю дорогу будет сидеть, и дышать на руки. Нет имени этого славного парня из «мусульманского батальона». Ни Павел Климов не знает, ни я вам не скажу. Климов пытался что-то разузнать — не достучался. И я делал попытки. Похвастаться нечем — знать, плохо мы оба искали … Обидно. Не знаю, почему, но так не должно быть — такое дыхание целый мир согревает. Поклон тебе, Неизвестный, красивый человек.
Вольноотпущенные в ночь снайпера. Лежка на косогоре в пластанных снегах. Ожидание, что тянется за предел тоски. Окна Дворца, притянутые идеальной оптикой с перекрестием точки прицеливания, — на дальности вытянутой руки. Словно с ладоней вскармливаешь смерть, отправляя пулю за пулей во всплески вспышек, и с каждым плавным спуском «курка» угасает крохотное пороховое пламя от выстрелов с той, враждебной тебе стороны. А если приноровился знатно, с дыханием совладел, улучил момент, и — огонь чей-то жизни угаснет. Оптический прицел устраняет разницу во взглядах на жизнь.
Дребезги и осколки по голове. Полная глухонемость — память, обкорнанная ножницами всепожирающего молоха войны. Сверхбессмысленейшее слово — жив?.. Вопль вспоротого нутра — да-ааа!..
Снеговая метель заметала неспешно оброненную горлом кровь Федора Ерохова. Он хрипел, задыхаясь, ногтями вгрызался в растопленный собственным телом утрамбованный наст, на погост не давая себя увести… Клекот в ночи издавала гортань… Его подобрали по этому птичьему звуку звериной печали… Вовремя очень, и — спасли: выжил боец.
А в ста метрах подале прибрали солдаты спецназа другого бойца — офицера Волкова. Дмитрия по батюшке Васильевич укладывали в грузовик с трудом и напругой. Отмякли непослушные плечи капитана — мешали. Бедное тело плакало остывшими опущенными плечиками. Ноши не будет у этих плеч никогда — автоматные пули кучно обсыпали грудь и живот, и — убили… Снайперскую винтовку положили рядом, с которой он вышел сегодня на охоту на «везунчика» Амина. Теперь эта грозная штука при оптике нежданно-негаданно стала неопасною ни для кого, и больше непотребной — ни Дмитрию, ни Хафизулле.
Амин, непорешенный Волковым, пережил-таки его, своего палача, — всего лишь на час.
=======
Нас вытребовали, и мы пошли. Не раздумывая и не загадываясь. Тот, который нас призвал (полковник Бояринов, Герой Советского Союза – посмертно. – Э.Б.), невысокого роста — исполином мне свиделся на фоне горящего дома, в опаленном проеме черного лаза — парадного входа. За спиной его пульсировали квантовые вспышки — царапины пространства — и взъершенными мерцающими пунктирами вычерчивали отдаленный, и по облику — совсем не злющий! — образ местечковой схватки. Фигура его — излитие мощи: круглое, без волевых черт лицо, в разводах крови по щекам и лбу — изгаженное красным; рот в крике раскрыт широченно: темный зев — светлый зов; ноги расставлены стойко — сила и твердь; рука правая выброшена вперед и вверх — привлечение вниманья; левая — в бинтах пообтрепанных, наскоро обвита; куртка кожаная вразлет — раздолье необъятное тела, левая нога выпростана в устремлении — продолжение маха неостановочного. Он явился некстати, вышел из небытия, неожиданно возникнул из громов и дымов — тем поразил и отрезвил. Он, тогда неузнанный мною, будто бы, вытесанным из камня, ступил на землю, и, повинуясь этому человеку — солдату, глыбе этой из впечатлений моего детства о Великой Отечественной, мы безропотно, подчиняясь ему — призраку войны — легко и с радостью неунижаемой покорности, позволили ему увести нас за собой — в шумы бездны адовой и пекло.
==========
Охрипшие горла хотели глотка воды. Больше всего на свете — именно воды. Вязла слюна, гибли слова в сухоте. В упорстве бредущих на смерть и несущих смерть — апатично открывающих, бросающих, разящих — молчание заявляло себя дальновидностью и мудростью.
Я понимаю, они должны были тихо сойти с ума или громко и истерично расхохотаться, подняться в полный рост и зашагать, не прячась и подставляя себя под огонь стрекочущих автоматов. А, осознав последней ясностью сознания, последней вспышкой рассудка, последней крохой надежды — что ты, наконец, убит, успокоиться от кошмара, улыбнуться тихо про себя и застенчиво кашлянуть, боясь потревожить свой собственный упокой.
Я понимаю, они должны были сойти с ума, соучаствуя во всем этом диком и бесчеловечном, попирая промысел божественный и отвергая несокрытый смысл бытия, как главнейшую заповедь человечества — не убий.
Я понимаю, они должны были сойти с ума, даже выдумывая для себя наивную сказку нелюдского наважденья — какую-то особую меру в определении несуществующих ценностей, способных оправдать их и избавить их от земных грехов тяжких…
Но я не понимаю, почему они не сошли с ума. Там повсюду была кровь, кровь и кровь. Она была именно разлита, а не обильно полита. Вялая густота — она апатично чавкала под ногами, их ботинки на грубом узорчатом костяке вминались в гранит ступеней, как в мягкость ворса ковров. А когда солдат залегал, а потом устремлялся вперед, становилось не по себе от его облика — грудь, живот, ляжки, ноги до колен, — все было изобильно пропитано кровью. Хотелось верить — кровь не бойца, но не спросишь у него всякий раз: твоя или… его?
****************************************************************
ПОДБОРКИ О ПРАВДЕ
«Сегодня наша страна обязана позаботиться о тех, кто по ее приказу до конца выполнил свой воинский и интернациональный долг. Государство в неоплатном долгу перед семьями погибших». Кто только не ронял эти и подобные слова. Высокопарно и лениво, к месту и по случаю. Нас, унижая, — афганцев. Потому что за барско-пренебрежительной чепухой, сплюнутой ритуально во дни торжеств и пьяни грустной, традиционно следовал глубокой реверанс со стороны «старшего районного или областного афганца — в белой отглаженной рубашке и при галстуке» со словами почтительной благодарности к представителю власти. Присутствующему или с надеждой, что тому, отсутствующему в сей момент, пренепременно донесут. За то — вот ведь курам на смех — что тот, уполномоченный, и нами же воздвигнутый на пьедестал вальяжного почета власти, сделал для афганцев на грош, хотя по закону, определению и, наконец, по чести надлежит делать на миллионы.
======
Правда не может быть только на одной стороне. Если даже эта сторона озарена сиянием генеральских погон и обмороченным сознанием двойных стандартов их носителей. Подзабыто что-то нынче: не на кафтане, честь, где красуется орден, а под кафтаном, где сердце совестливое стучит. И оставим пафос записных орунов-изобличителей, провозглашавших с трибун торжественных собраний: что, мол, иные все чернят, оглядываясь, видят лишь руины!.. Оставьте пустые споры — это иллюзорность, весьма востребованна
А.Волк:»Он — солдатом, я — офицером выполняли интернациональный долг за пределами границ СССР. И он помнил мою фамилию из газет…»
Товарищ политработник, что делал ты в стране далёкой, куда тебя никто не звал? Призывал мстить за гибель солдат сжиганием кишлаков? Кому отдавался этот интернациональный долг? Неужели стыд за содеянное не гложет по ночам? На вопросы не жду ответа, они для напоминания, что уже пора задуматься о содеянном и может попросить прощения.
Нашёл крайнего «ответчика», Миша.
Молодец.
За пределами СССР за все годы миллионы солдат и офицеров (в том числе и запаса) «выполняли интернациональный долг».
Повторяю — миллионы.
Ты Всем НАМ задаёшь свой вопрос?
Мы же от «нефиг делать» поехали на «лёгкую экскурсию».
К а к и м и возвращались — известно.
И ты НАМ (Им) задаёшь вопрос.
Браво.
Вообще судить можно все и вся, особенно если нигде никогда и ни за что не был, не служил, не стрелял, не убивал!
Главное, что и тебя не убивали.
Да — называлось действо «интернациональный долг».
И призванные служить — ВЫПОЛНЯЛИ долг!
Согласно присяге! Слышал такое слово, Миша?
С любой стороны окопа.
Какого прощения ты ждешь, Миша?
Ты «откосил» от армии, сдался в плен, выполнял «неинтернациональный» долг в другой стране?
В любом случае советовать задуматься не только А.В. Волка, но и всем кто там побывал, не тебе.
О той войне многие не знают.
А кто испытал , не нуждается в советах чистоплюев.
Мы помним все!
Мы несем ответственность за все.
Мы гордимся соратниками!
ЖИВЫМИ И МЕРТВЫМИ.
Не думаю, что т.н. Миша в состоянии ответить Петровичу. Скорее всего этот чел никогда и ни за что не нес ответа и ответвенности.
Слишком мелок, для действа, но достаточен, чтобы тявкать из подворотни.