Давид Фабрикант. Спор

                                                                 

   – Ты не черта не смыслишь в происходящем в стране. Выборы – это то, чем ты завтра будешь дышать, какие отношения сложатся с внешним миром, с кем ты будешь дружить и сориться.

   – С тобой дружить и сориться.

   – Гриша, ты не входишь в ситуацию. Мы избрали депутатов, президент назначает премьер-министра, а тот министров. Они правят теми отраслями экономики, науки, на которые их поставили.

   – Правильно. Ты мне еще алеф, бет научи. Ты, Моще, инженер.  Поставь тебя управлять животноводческой фермой. Смог бы? Тебе понадобились годы, чтобы узнать, чем кормить скотину, по-настоящему войти в профессию. Здесь же делят портфели, не глядя на их умение, взгляды.

   – Что ты мне байки рассказываешь! Так в любой стране, тем более, откуда ты приехал. Ты остался в том же совке, голосуешь за третий список. Они много денег в твой карман добавили? 

   – Они хотят, но им не дают. Признайся, Моше, ты голосовал за тех, у кого такая же шапочка на голове? Ты же сам понимаешь разницу между тем, что написано в Торе, и тем, что они хотят от всего нашего народа.

   – Кроме Торы есть книги мудрецов, пророков. Но ты ни в одной из них ничего не смыслишь.

   – Кто такие пророки? Люди, ведь так? А людям свойственно ошибаться. Кто-то обиделся на жену, он на всех женщин и рассердился: нельзя к чужой даме подходить, нельзя рядом с ней сидеть, нельзя слушать, как она поет. Моше, ты же родился там, где и я, слушал, как поет Зыкина, Тамара Гверцители, Анна Герман. Ты ходил в кино, театр, смотрел оперы и оперетты. Ты же радовался хорошим голосам, хорошим постановкам. Что здесь кощунственного?

   – Гриша, куда тебя понесло? Мы говорили о выборах.

   – Почему стоит вопрос о третьих выборах подряд? Не за кого голосовать. Один сидел в тюрьме, другим она грозит. Только такие как ты все на своем стоят, понять, в какие годы они живут, не хотят.

   – Скажи-ка мне, Григорий, по кому имя тебе дали?

   – По дедушке, папиному отцу.

   – Теперь вспомни имя, отчество твоего отца.

    – Мендель Геселевич. А что?

   – Ты подстроился под тех с кем жил, поменял имя, отчество, а может быть, и фамилию. И теперь подстраиваешься под своих советских.

     Гриша так рассердился, что вскочил со стула, приблизился к Моше, крикнул товарищу: – Сам ты давным-давно подстроился, а на других киваешь.

   Он со всей силы ударил ногой по ножке стула, на котором сидел Моше. Ножка надломилась, Моше свалился на ноги Грише. Оба оказались в больнице. У одного сломана рука, у другого трещина на стопе.

   Лежат на койках и хохочут. 

   – Ну, ты и силен, Григорий!  Ха-ха-ха! Так ты мог и стенку сломать. Весь персонал кафе попрятался, кто под столы, кто убежал в кухню.

   – За правду и не то сделаешь, Моше.  Ты не обижайся, наши будущие руководители не ломают ни рук, ни ног, только головы. Ты не знаешь, бюллетени нам сюда принесут?

   – Меня завтра выпишут, и тебя, хромоножку, долго держать не будут. Так что доскачешь до места голосования на одной  ножке. Можешь через нотариуса поручить мне вложить твой бюллетень в ящик.

   – Чем утруждать тебя, лучше я его в урну выброшу. Твоя партия моего голоса не получит.

   – Давай вздремнем немного, не то ты ножку кровати сломаешь.

                                                                               Давид Фабрикант