Жертвоприношение

Александр Нудельман

                “ И вкусили они тело    господне…
                И пили кровь его…
                И насладились ее…
                И возликовали….”

                “ Евангелие от Иуды “

Это изображение имеет пустой атрибут alt; его имя файла - readmsg
Александр Нудельман (врач-ортопед, зам.зав. отделения,  член СРПИ )
Кармиэль-Тверия.
Израиль.

Пещера была просторна, и места хватало всем, но племя жалось к огню. В этот промозглый осенний вечер у костра была заметна та особая пещерно-первобытная иерархия, которая потом сохранилась у человечества на протяжении тысячелетий.

Время только меняло убогии декорации, сохраняя суть первозданной.

Ближе всех у огня, на плоском камне покрытой шкурой медведя, сидел Хур – вождь племени амлеков. Это был безобразный самец с длинными руками, достающими до самых колен, что давало ему преимущество в схватке с себе подобными. Мускулистое тело его было покрыто уже седеющими, но ещё густыми черными волосами, скрывая многочисленные шрамы. Он был безмерен в плечах и казался огромен.   

Соплеменники, признавая его силу и свирепый нрав, уступали ему во всем. Удобное на возвышении место у огня занимал всегда Хур. Первый, самый жирный и теплый кусок мяса всегда пожирал Хур. И вечером лучших самок первым брал он и только он. Это вожделенное место вождя досталось Хуру не по милости свыше, а по праву единственного победителя в бесконечных схватках с сильными соперниками. Он не был самым быстрым или самым сообразительным, но он был самым безжалостным в усмирении своих соплеменников, убивая любого, кто только даже маленьким движением посягал на его власть. Эта могучая сила мышц в сочетании с аномальной жестокостью давала ему власть над племенем, власть над жизнью людей и власть над их смертью.

Власть Хура была беспощадна и безгранична. Она была проста как убогая жизнь амлеков и так же всеобъемлюща, как и их повседневная смерть, ибо она давала и то и другое. И хотя эта власть все-таки была ограничена стенами пещеры, люди подчинялись ей безропотно, потому что за границами пещеры была только смерть. Выжить вне племени человек не мог, и врожденное стремление к жизни заставляло человека смиряться с властью над собой. Желание жизни давало право власти диктовать законы. И власть писала эти законы кровью на каменных скрижалях истории. Это были законы выживания племени и одновременно законы выживания самой власти во времени и в пространстве. Каждый прожитый день люди считали, что подчиняются закону жизни, а не безграничной власти смерти.   

Зная ничем не объяснимые вспышки ярости Хура, соплеменники просто старались держаться от него на безопасном расстоянии, смиряясь с его желаниями. Только две самки, пользующиеся его благосклонностью, продолжали прижиматься к нему с боков. И им, в тени его власти, тоже перепадало от его щедрот — остатки лучших кусков мяса и близость к огню. 

В этот вечер Хур сидел, расслабившись, и набивал своё огромное брюхо мясом убитого утром молодого кабана. Он был спокоен и, казалось, даже умиротворён. Мясо был жирным и сочным. Хур легко зубами отрывал большие куски и, не разжёвывая глотал их. Лицо и губы его лоснились от свежего жира и крови, глаза от удовольствия еще больше погрузились в орбиты, а нижняя губа периодически отвисала и по ней на живот капала слюна. В небольшом отдалении от него копошились мужчины, как саранча облепившие тушу кабана. Острыми камнями они отрубали от туши все новые и новые куски и тут же впивались в них зубами. Женщины молча ждали своей очереди, предпочитая в стороне обгладывать кости.

Но впечатление спокойствия вождя было обманчивым. Хур, пожирая мясо, ни на секунду не выпускал из поля зрения копошившихся вокруг него людей. Он слишком хорошо знал характер своих соплеменников, знал их злобу и зависть и не допускал ссор из за куска неподеленного мяса, вырванного кем-то изо рта соседа. Громкий рык тогда оглашал своды пещеры, и этот окрик останавливал дерущихся. Цепенели даже те, кто не участвовали в драке, а только криками подбадривали сцепившихся. В этом тоже был его успех власти. Только он мог карать и миловать. Он обводил всех взглядом полного недоверия и злобы. И только нависающие густые брови скрывали этот взгляд. 

Хур не успел опять заняться пожиранием мяса, как вдруг его внимание привлёк шум, раздававшийся с противоположной стороны костра. Вождь насторожился и стал более пристально всматриваться сквозь пламя.

А на другой стороне костра стало заметно оживленнее. Центром внимания там был молодой самец по кличке Ибр. Он нанизывал куски мяса на палку, засовывал палку в огонь, а затем, когда мясо начинало темнеть, срывал его и раздавал сидящим рядом. Даже те, у кого уже не было зубов, могли теперь жевать деснами мягкое мясо кабана. Женщины, старики и дети облепили его, стараясь ухватить мяса побольше, вырвать вожделенный теплый кусок у него из рук и запустить в него свои гнилые зубы. Они рычали и толкались как свора голодных животных, отпихивая друг друга от наживы. 

Ибр был в племени недавно, но с каждым днем он привлекал к себе все больше и больше внимания. Он заметно отличался от людей племени амлеков более светлыми волосами, более длинными пальцами и лоб его не был так сильно скошен как у остальных. Ибр был длиноног, что давало ему некоторое преимущество над остальными во время охоты. Он мог быстрее других оценить ситуацию, отвлечь зверя на себя и увлечь его в западню. Перепрыгнув яму-ловушку, он оборачивался и издавал победный рёв, увидав, как кабан проваливается в яму, распарывая себе брюхо о торчавшие из земли колья.               

Но больше всего отличало Ибра от всех остальных – это глаза. Его брови не нависали над орбитами и открывались глаза, голубовато-серые как осеннее небо. Он не прятал свой взгляд, не озирался постоянно по сторонам и был удивительно спокоен, что совершенно не было характерно для той полной опасностей жизни, которое вело племя, стараясь выжить и сохранить себя среди соседствующих племен.

Окружающие племена были страшнее кишащих вокруг диких зверей, страшнее непонятно почему происходивших разливов рек, несущих смерть всему живому, попадавшему в их поток, страшнее ударов молнии, убивающих всякого стоящего поблизости. Но люди научились побеждать диких зверей, нападая на них первыми. Они научились уходить от разливов рек на возвышенности или подниматься в горы, предчувствуя наводнения. И даже молния не могла убить одновременно всех. Только от себе подобных не было спасения, ибо они были многочисленны, коварны и безжалостны.

Никто не помнил, как Ибр появился в племени. Помнили только, что это произошло ранней весной, когда медведь задрал трёх человек, прежде чем его удалось забить камнями и заколоть острыми кольями. Люди до отвала наелись сырого мяса, напились свежей крови и сытые все улеглись спать. В эту же ночь на них напали соседи и стали убивать всех подряд. Племя отбивалось всем, что попадало под руку. Хур в безумной ярости размозжил камнем головы нескольким нападавшим, но силы все равно были не равны. Соседи имели более острые колья, к палкам у них были привязаны острые заточенные камни, но самое главное – их просто было больше. Сила навалилась на силу, проламывая черепа и вспарывая животы. Поняв, что эту схватку племя не выдержит, и скоро перебьют всех, Хур первым отступил, уводя людей за перевал. Их никто не преследовал.

А утром появился Ибр. Никто даже не обратил на него внимание. Все были заняты собой. Кто-то истекал кровью и умирал от полученных ночью ран. Кто-то продолжал молча зализывать свои рваные раны. Кто-то рычал от боли и бессильной ярости, не зная, как теперь будет жить с перебитыми руками и ногами. А кто-то тихо обрывал плоды с деревьев, пытаясь утолить голод и страх. Откуда и кем был новый человек, никто не знал, да и никому это было неинтересно. В неимоверном ужасе выжившее племя сжалось в один сплошной клубок боли и отчаяния, с ненавистью озираясь по сторонам и опасаясь даже пошевелиться. 

Ибр переходил от одного окровавленного человека к другому, зажимая им раны рукой и не давая крови покинуть тело. Он засовывал людям в раны какую-то траву, которую постоянно жевал и кровь застывала. Умирающим он просто молча смотрел в глаза и они тихо засыпали, навсегда покинув этот жестокий, но такой желанный им мир. Мертвых Ибр засыпал камнями, не давая надругаться над окоченевшими телами ни диким зверям, ни оголодавшим соплеменникам привыкшим поедать падаль в голодные дни.

Так он и остался в племени, и вскоре без него уже не присходило ни одно мало-мальски значимое событие. Когда в дерево, растущее у входа в пещеру, попала молния, и оно загорелось, Ибр сорвал горящую ветку, принес  ее в пещеру и бросил на кучу сухих веток. В пещере вдруг стало светло и тепло. И, чтобы сохранить это чудо, люди стали бросать в пламя все новые и новые ветки, не давая ему затухнуть. А когда ветки в пещере закончились, приносили снаружи все новые и новые охапки.

Теперь все племя могло ночами греться у костра. Огонь жил уже почти полгода, то затихая, то разгораясь сильней. Люди не давали ему умереть, постоянно подкармливая и приручая его. Они часами сидели и смотрели на пламя, боялись его и не отходили от него. Они чувствовали, что огонь был, как бы, зависим от них, ибо они поддерживали и кормили его, но в то же время он был сильнее их и тем самым устанавливал свою особую независимость. Как непостижимое божество огонь был осязаем и эфемерен одновременно. Он был перед тобой, но прикоснуться к нему было невозможно. Как высшая власть он был всесильным и всемогущим, но он был слаб как ребенок. Он убивал, пожирая и испепеляя все, что попадало в него, но тут же, смиряясь, он дарил тепло и свет. Он был загадочен, а потому притягивал и страшил. Сейчас огонь дарил первые куски жареного мяса людям и люди тянули к нему руки. К нему и к Ибру. Ибо в их глазах он становился повелителем огня.

Люди племени привыкли к Ибру, и только Хур ненавидел его. Он чувствовал какую-то скрытую, неведомую ему силу, исходившую от Ибра. Это пугало и настораживало Хура. В каждом движении Ибра, в каждом его взгляде вождь племени ощущал независимость чужака от его, Хура, власти, вызов его силе. Это было необъяснимо мучительно, терять власть и безвольно следовать за событиями. Быть может, это происходило от того, что Ибр постепенно начинал оказывать на людей большее влияние, чем сам Хур, вытесняя страх связанный с ним из их сознания. Но так казалось только одному вождю. А людям не казалось ничего. Они не думали ни о каком влиянии или подчинении, их зачаточный мозг был еще не в состоянии связать вместе даже два следующих друг за другом события. Люди просто подражали Ибру, как подражает обезьяна человеку, перенимая его привычки.

Поэтому увидев, что около Ибра стали собираться люди, Хур отшвырнул кусок недоеденного мяса, встал с камня и пошел в сторону чужака. Он шёл, доставая руками колени, наклонив вперед туловище и волоча перебитую полгода назад в схватке ногу. С каждым шагом  глаза его наливались кровью, ноздри раздувались все шире и шире, а изо рта вырывались звуки, напоминающие больше рычание разъяренного зверя.

Очутившись напротив Ибра, Хур схватил палку и вырвал ее у него из рук. Ибр поднял голову и посмотрел на, непонятно от чего, рассвирепевшего вождя. Он не ожидал атаки и вначале ничего не понял. А поняв, он схватил камень и изо всей силы ударил Хура по голове. Камень рассек лоб вожака, и кровь хлынула из раны, заливая ему глаза. И вот только тогда Хур рассвирепел по- настоящему. Он навалился всей своей тушей на Ибра, обхватил его своими мощными руками и в неистовстве со всей своей дикой силой сжал его в смертельных объятиях. Послышался хруст костей, и дыхание Ибра остановилось. Он обмяк и прекратил сопротивляться. Хур поднял его над собой и со всей силы швырнул на камни. Он стоял над Ибром, прерывисто дыша и продолжая рычать. Но чужак еще не был мертв. Он попытался приподняться, опираясь только на одну руку, вторая уже была сломана. А Хур только этого и ждал. Он размахнулся, и мощный удар пришелся по хребту Ибра. Таким ударом Хуру не раз удавалось перебить позвоночник животному, но Ибру и на этот раз удалось зацепиться за жизнь. Он продолжал подниматься, пока полностью не принял вертикальное положение, упираясь спиной в холодный камень пещеры. И глаза его вновь очутились перед глазами вождя. И не было в глазах его ни покорности, ни страха. Ибр шатался, руки его повисли плетьми, а по подбородку текла струйка крови, пузырясь в уголках рта. Это были его последние минуты. Минуты, наполненные болью и безнадежностью. Он еще хотел жить, но уже не мог. Он обвел людей этого племени мутнеющим взглядом, протянул к ним руку и захрипел, видимо пытаясь сказать что-то. Но они уже не слышали ничего.      

В эту минуту племя внезапно почувствовало его слабость и беззащитность. Почувствовало это своим внутренним чутьем, как это может почувствовать только зверь, сжимая челюсти на горле жертвы. И замолкнувшие в начале схватки люди, оцепеневшие и отодвинувшиеся в сторону от центра противостояния, настороженно следившие за каждым движением противников, вдруг зашевелились и зашумели. Они пришли в какое-то неописуемое беспокойство, увидев, что жертва уже назначена и час заклания пробил. И закричали они, и бросились на еще живого Ибра, и начали наносить ему удары, чем попало. Ибр упал, а люди продолжали бить его тело камнями и палками, пока последняя судорога не пробежала по его умирающему телу. 

И даже потом они продолжали разбивать его череп и рвать его плоть на части. И вот уже расколотый череп лежал оторванный от тела, когда вожак Хур, могучий воин и жестокий властитель, издал победный рев и поднял расколотый череп Ибра высоко над головой. И как победитель он поднес череп ко рту и стал пожирать еще теплый и мягкий мозг Ибра.

Померкли небеса, и ослепительная молния разодрала в клочья ночное небо. Черная и безобразно огромная тень владыки всего сущего отброшенная костром на своды пещеры поднялась над всеми в своем жутком величии. И кровавая вечность распростерлась у его ног.

Остановились на мгновение завороженные его мощью люди и закричали от радости. Ибо почувствовали они себя единной общностью и всесокрушающей силой. Силой способной смести в ярости любую преграду.  Силой приносящей наслаждение и власть. И возликовали они. И смотрели друг на друга как равные. И безвинно пролитая кровь связала и объединила их сильнее, чем тупой страх перед властителем.  Прогремел гром и искупительный ливень обрушился на землю.

И когда уже стала угасать первая радость победы, вдруг выполз, откуда то из-под ног ликующей толпы грязный ребенок, поднял отброшенную в угол палку Ибра, нанизал на нее кусок мяса и засунул в огонь.

 И была ночь, и было утро.   

О Александр Волк

Александр Волк  ( волонтер до 2021) Хайфа

2 комментария

  1. Ну что тут скажешь?

    Талантливой фантазией автора, как волшебным гипнозом, был чуть ли на уровне тактильных ощущений перенесен в так правдоподобно нарисованный им мир протолюдей…

    Только Мастеру подобное под силу!

    • Аноним

      Если прислушаться к именам: Ибр, Хур, племя — амлеки, ( написать их на иврите) откроется второй смысл новеллы. Самый сокровенный и самый непостижимый.

Оставить комментарий

Ваш email нигде не будет показан