ХАЙФАИНФО Новости Израиля из Хайфы
Мне хочется сохранить для памяти один эпизод, связанный с Менделе Мойхер-Сфоримом, и очень характерный для «дедушки» еврейской реалистической литературы.
В 1916 году праздновали 80-летний юбилей старика. Я и трое учеников старших классов коммерческого училища Х.И. Гохмана, захватив с собой большой шоколадный торт (мы знали, что «дедушка» – большой до него охотник) и письменное приветствие от учащихся в качестве делегации отправились поздравлять юбиляра.
В передней встретивший нас зять Менделе шепнул:
— Старик будет очень рад. Сейчас у него только Бялик Мы стараемся, чтобы дедушка не очень утомился.
Когда мы вошли в комнату, старик сидел в кресле у окна. Он встал, взял меня за руки и подвел к окну Он очень плохо видел, очки уже мало помогали.
Он узнал меня и дружески обнял. Ученики смущенно глядели на него. Он их не замечал. Да он и не казался живым: ни кровинки на лице – словно слепленная из воска для музея фигура старика с катарактами на глазах, сухими губами и мертвенно-холодными руками.
Я представил учеников дедушке. Он позвал их к окну, принял коробку с тортом, прослушал приветствие и прослезился.
Он потребовал немедленно открыть коробку с тортом, велел подать блюдца и ложечки и начал угощать всех:
— Шоколадный! Я это люблю!
Ученики посидели несколько минут, простились и ушли. Старик проводил их до двери своей спальни; меня он не отпустил. То ли взбодрил его шоколад, то ли так тронуло приветствие молодежи, но он вдруг как-то подтянулся, и я осмелился заметить:
— А вы, дедушка, совсем молодцом сегодня выглядите.
Бялик подтвердил:
— Молодцом!
Старик засмеялся и сказал:
— Все вы милые и стараетесь говорить дедушке приятные слова. А я вот с богом разговариваю.
— Как это? – удивился Бялик.
— А так! Проснулся ночью вприскок: сердце так колотилось, что вот-вот из груди вырвется. Слышу: бог говорит: «Менделе, Менделе, иди ко мне». А я ему отвечаю: «Бог, на что я тебе?» А он говорит: «Менделе, так с богом не разговаривают. Раз говорю: «Иди ко мне» –надо идти». А я возражаю: «Я еще не все сделал на земле, бог. Менделе должен написать свои воспоминания. Менделе долго жил и много видел, и он обязан рассказать об этом людям». Бог подумал и сказал: «Ну хорошо, пока писать будешь, — живи. А как закончишь, сейчас же ко мне, без всяческих разговоров…»
Старик наклонился к нам и, словно по секрету, закончил:
— Я таки задумал написать один том воспоминаний, а теперь решил писать двенадцать томов!
Нельзя было не расхохотаться: так озорно, совсем по-молодому Менделе рассказал, как он хотел проверить бога.
— Слабость! Вот что меня угнетает, — жаловался «дедушка». – Вот с утра лежу на кушетке, подняться не могу. Слышу: наверху шум, гам. Большая перемена, детей удержать трудно. Появись я, сразу все стихло бы, а я не то что на второй этаж, на пять ступенек не могу подняться. И хоть я спокоен, знаю, что меня заменяют и делают, что надо, а все же совесть заедает…
Несмотря на преклонный возраст и болезни, Менделе все еще числился на действительной службе инспектором казенной еврейской школы (так называемая Талмуд-Тора) и имел квартиру при школе. Это была, конечно, чистейшая синекура, но при тогдашней пенсии, да еще без казенной квартиры и отопления, нельзя было просуществовать. Даже самое реакционное начальство оставляло Менделе в покое, тем более что это не вызывало никаких расходов на школу: обязанности Менделе нес (и очень успешно) его зять, учитель Добрин.
— Все –таки иной раз и радость бывает, — неожиданно обрывает Менделе свои жалобы. – Если уж очень тошно становится, немножко читаю, хоть и вижу очень плохо. У меня вот тут на столике книжки молодых, начинающих. Не забывают меня, присылают с трогательными надписями. И все: дедушке, дедушке, дедушке… Черт их знает, откуда у меня так много взялось внучат? Даже из Америки присылают. Я люблю читать молодых. Ругать их, конечно, нужно, мастерства еще нет, но оно ведь приходит с годами, после тяжелой, упорной работы. А вот божья искра сразу видна. Иногда в мелочи, но уже радость: все остальное приложится, если будет работать. Вот сберечь эту божью искру, помочь ей разгореться – это наше стариковское дело.
На прошлой неделе была у меня такая неожиданная радость. Плохо я себя чувствовал. Ну, думаю, Менделе, не хочу о себе думать, будем о молодых думать. Взял первую попавшуюся на столике книжку, раскрыл посредине, начал читать. Ну конечно, молодой писатель, еще писать не умеет, молодо-зелено, но свежо. Вот она, искра божья! Ему стоит работать. Кто же это, однако? Только теперь заглянул в титульный лист: Менделе Мойхер-Сфорим. Один из моих первых рассказов. Я и забыл о нем совершенно. Переиздали где-то в Америке и прислали для ознакомления. И так хорошо сделалось на душе. Нет, думаю, Менделе, не напрасно ты жил на свете. Все-таки сделал кое-что…
Из мутных глаз старика капали скупые слезы.
Голубые глаза Бялика посерели. Он быстро отер их платком. И мне стало не по себе.
В комнату заглянул Добрин и сказал, что пришли поздравители. Я и Бялик простились с «дедушкой».
Провожая нас, Добрин со смехом сказал:
— Менделе, по правде говоря, сегодня не восемьдесят. А больше… Он скрывает свой возраст…
Расшифровка текста и подготовка к печати: Ян Топоровский
Артур Клейн. Главный редактор сайта.
Сайт — некоммерческий. Мнение редакции может не совпадать с мнением автора публикации
haifainfo.com@gmail.com
Фейсбук группа: facebook.com/groups/haifainfo
