ЯКОВ ХОДОРКОВСКИЙ ДОМ ЗЕЛИКСОНОВ

Юбилей тети Сони

Тете Соне, любимой тети моей жены, исполнялось семьдесят пять лет. В доме был предпраздничный переполох. Женщины накрывали на стол. Мужчины тоже пытались сделать что-нибудь полезное, таскали из комнат в гостиную стулья, прилаживали на них широкие доски, стульев на всех не хватало. Все гости находились в радостно приподнятом настроении, потому что это были ближайшие друзья и родственники. Все они обожали именинницу и были приятны друг другу. В толпе не видно было только Арона. Он заперся в своей комнате и, вероятно, писал стихи. Следует заметить, что написать по какому-нибудь поводу стих не считалось в семействе Зеликсонов просто ничем, все равно, что чихнуть. Но все зависит от человека. Арон, старший сын тети Сони и, соответственно, старший брат весельчака и балагура Борьки, был человек серьезный и даже к этому занятию относился ответственно. Итак, столы накрыты. Все шумно рассаживаются. Посылают за Ароном. Он входит в комнату быстрым шагом и сразу же встает у стола с таким видом, как будто стоит тут со вчера, а все не могут, наконец, заткнуться, чтобы слушать его стихи, которые он держит в руках. В этот момент Боря, протискиваясь за стол мимо меня и моего свояка Игоря, наклоняется к нам и вполголоса говорит: «Спорим, вторая строчка будет кончаться на »твою мать»». С этими словами он усаживается за стол, потирая руки в предвкушении хорошей выпивки и прекрасной закуски. Арон начинает: «Друзья! Я должен Вам сказать, что нет святее СЛОВА МАТЬ!!!..» Игорь начинает надуваться и краснеть, я изо всех сил стараюсь не встретиться с ним глазами, щипаю себя за ногу, но тщетно. Через мгновение он, потом я, а потом и все остальные взрываются гомерическим хохотом. Не смеются только двое: Арон, который насмерть обижен, не может ничего понять, и тетя Соня, которая спрашивает: «Что вы регочете, люди». Арон убегает из-за стола, как Пушкин от Державина после экзамена в Лицее. Его утешают, придумывают какую-то ерунду, чтобы объяснить хохот. Наконец, все кое-как успокаиваются. Арон, к счастью, не продолжает свою оду, иначе это был бы просто конец. Начинается нормальный день рождения, но ненадолго. Раздается звонок во входную дверь. Открывают. Появляется какой-то противный мужик с бородой, говорит, что он из «Красных зорь», спрашивает здесь ли живет Зеликсонся (он читает по бумажке, где написано Зеликсон. С.Я, вместе действительно Зеликсонся). «Кто?» – спрашивают его. «Зеликсонся», – снова отвечает он, и продолжает: «Похороны заказывали?» Воцаряется гробовая тишина. Все в ауте. И тут раздается голос тети Сони: «Ой! Люди! Это же Борька. Ой, какой дурак!» Разоблаченный Борька снимает бороду. Смех. Объятья. Поцелуи. Вот теперь праздник начинается.

В тот вечер тетя Соня пела. Ах, как же чудно она пела. «Руки, Вы две больших и теплых птицы. Как Вы летали. Как оживляли все вокруг…» Она была бесконечно талантлива, остроумна, весела. Я думаю , при других обстоятельствах из нее могла бы получиться большая актриса. Как хорошо, что ее внук Феликс записал ее пение на магнитофон и ее голос остался.

Тетя Соня и дети

У тети Сони свой способ кормления детей – СЛОН. Она сажает ребенка рядом с собой за стол. Набирает полную ложку каши и начинает кричать или, как ей, наверно, кажется, рассказывать сказку: «Вот идет слон!!!» Это говорится голосом такой громкости, которым Господь одарил тетю Соню, что ребенок от этого грома с ужасом открывает рот, куда тут же вставляется ложка каши. После паузы на глотание слон продолжает свой путь. Конца этой загадочной истории про слона я ни разу не слыхал. Достаточно было этого эпического начала, чтобы кормить и моего маленького сына Славку, и нашу племянницу рыжую Катю и родного внука тети Сони Феликса. Славка в детстве много болел и иногда заболевал неожиданно. Приходим с ним в гости к тете Соне, которая его обожала, и вдруг раз, у ребенка температура, сопли и все радости сразу. Что делать? Добрейшая тетка оставляет Славу у себя. А мы с женой отправляемся домой. Назавтра после работы прихожу проведать сына. Он веселый. Вся голова замотана в огромный Сонин пуховый платок. Все хорошо, но я не могу понять, откуда взялся черный фланелевый костюмчик, в котором он ходит. При внимательном рассмотрении оказывается, что это тот же белый костюмчик, в котором мы его привели, только он «немножко» запачкался. Тут ничего не поделаешь. Аккуратность была не самая сильная черта характера нашей тети. На мой очень тихий вопрос, как Слава смог так запачкать свой костюмчик, последовал возмущенный ответ: «Запомни! От грязи еще никто не умирал. Умирают от голода!» Да. От голода в этом доме умереть было трудно.

Единственная из детей, которая оказала сопротивление тети Сониному «слоновому» кормлению, была хитрюга Катька. Ей было тогда года три, ела она не просто отвратительно, а так, что хотелось ее убить при каждом кормлении. Даже если удавалось всадить ей ложку каши в рот, она не глотала ее, а сидела с полным ртом и ныла. Когда доведенный до отчаяния кормящий взрослый начинал на нее орать: «Глотай уже!», эта рыжая бестия открывала рот и начинала рыдать в голос, а каша вылетала из ее рта и уделывала и всю Катю и всего кормящего. Кошмар. Тетя Соня приехала тогда на Выборгскую к своей сестре Рае (кстати, моей теще), которая нянчила свою внучку Катю. Катины медно-рыжие волосы были точно такого же цвета, как в молодости у ее двоюродной бабушки тети Сони. Рая попросила Соню покормить ребенка. Соня привычно начала крик про слона, но Катя на это отвела своей ручкой ненавистную ложку с кашей и сказала: «Шоня! Иди домой. Там тебя обокрали». Обе бабушки умерли от хохота. Катя победила, временно, конечно.

Коммунистический субботник

Тетя Соня родилась в один день с вождем мирового пролетариата, но меня почему-то радует только ее день рождения. Как правило, накануне ее дня рождения, но в честь дня рождения Ильича, был субботник. Квартира Зеликсонов находилась в первом этаже в Басковом переулке. А окна выходили прямо в темный петербургский двор-колодец. Дворники тоже устраивали субботник, они наводили более или менее пристойную чистоту в обычно грязном дворе, а после субботника шли в гости к тете Соне, в данном случае, Софье Яковлевне. К их приходу она варила громадную кастрюлю картошки, а еще на столе, конечно, была селедка, колбаса, словом все, что положено. Водку дворники приносили с собой. В квартиру входили чинно, долго вытирали ноги в прихожей, а потом входили в громадную кухню, где во всю ширину стоял стол. Женщины с Соней целовались, а мужики жали ручку. Лица у них были благостные и светлые, прямо как на Пасху. Уже после нескольких рюмок глаза начинали блестеть, сидели свободнее и душевно беседовали. Им было в этом доме хорошо, как, может быть, нигде больше. Их здесь уважали, их простые житейские истории выслушивались с вниманием и участием. Уходили дворники отдохнувшие, сытые, довольные. Никогда и никто из них в этом доме не позволял себе выпить больше нормы или выругаться. Так что и заканчивались посиделки так же прекрасно, как и начинались, что для России просто немыслимо, однако, чистая правда. А в Международный женский день, 8 марта, дворники приходили тетю Соню поздравлять с духами. Духи, конечно, были не французские, но сам факт! Слыхали ли Вы, чтобы дворники дарили духи жильцу или жиличке. (Обожаю эти слова: жилец, не жилец, ответственный квартиросъемщик и т. д.) .

Еда в доме Зеликсонов

Дом Зеликсонов – открытый дом. Это значит, что с утра до вечера там толкутся какие-то люди: знакомые, родственники, сослуживцы, вообще непонятно кто. Все они тепло приветствуются в передней и тут же приглашаются на кухню, где стоит огромный стол, за которым обязательно кто-нибудь ест или только что закончил.

Надо сказать, что слово «огромный» очень подходит к описанию почти всего в этом доме. Едят там из большущих немецких старинных тарелок. В спальне тети Сони стоит кровать красного дерева с бронзовыми амурами на спинке, на которой вполне могут уместиться, не мешая друг другу, четыре-пять нехудых человека.

Готовит тетя Соня великолепно. Даже совсем простые блюда у нее удивительно вкусны. Суп всегда прозрачный, наваристый, сладкий. А винегрет, постоянно имеющийся в наличии! Да что там говорить, в этом доме любили и умели поесть и накормить. Отношение к выпивке гораздо спокойнее. Помню, как впервые попал в качестве жениха Сониной племянницы Иры на обед в дом Зеликсонов. Стол ломился от яств, а в центре стола стояла одна початая бутылка коньяка с пластмассовой пипкой на горлышке. Я загрустил. Не то, чтобы я был пьяницей, но в доме моего отца любили и умели и выпить и закусить, а здесь вроде только второе. Успокоился я только после того, как появился за столом Борька Зеликсон, который начал энергично поддавать, приговаривая непрерывно при смене блюд: «Год не пей, два не пей, но под суп выпей», далее то же самое изречение он повторял, меняя названия перемен блюд , и так доходил до чая. Тетя Соня очень его ругала, но больше для виду. Борьку она обожала. После появления Бори я понял, что от жажды не пропаду.

Еда – это не хобби тети Сони, а ее специальность. Она закончила Ленинградский технологический институт по специальности «пищевая химия» и преподавала этот предмет в техникуме пищевой промышленности. Поскольку человек един во всех своих проявлениях, она, наверняка, была таким же прекрасным преподавателем, как и родственницей, подругой и т. д. Во всяком случае, ее бывшие ученики и ученицы, ставшие впоследствии директорами ресторанов, зав. производствами или просто официантами, своего преподавателя не забывали. Я это утверждаю ответственно, потому что не раз и не два тетя Соня приглашала нас с Ириной посидеть в кафе «Север» или пообедать в ресторане Московского вокзала. И каждый раз происходило одно и то же. Увидев нашу тетю, на нее с криками приветствий и восторгов набегали девочки-официантки, начинали ее обнимать и рассказывать ей, как она кому-то помогла получить комнату, а кому-то еще что-то, и какая она веселая, остроумная и добрая. И приносилась груда пирожных , и заплатить деньги стоило тетке больших трудов. А в ресторане Московского вокзала за наш столик вообще пришел директор ресторана, ее бывший ученик. Ну а дальше было просто как в кино. Вокруг нас порхали официанты с блюдами, а о деньгах говорить было неприлично. Вот повезло нам с Иркой!

Вероятно, профессиональным знанием предмета можно объяснить страшную клятву, которую тетя Соня взяла с моей жены – никогда не есть в ресторанах поездов дальнего следования.

Дядя Киля

Глава семьи – Михаил Аронович Зеликсон, или правильно – Малкиэль Аронович, а для своих – дядя Киля. Он лыс и мудр. По образованию он – юрист, человек очень организованный и любящий во всем порядок. Толпы народа, которые непрерывно толкутся в доме, его раздражают, однако, следует отметить, что этот народ идет не только к тете Соне. Много посетителей идут именно к дяде Киле, потому что он в любом самом сложном деле может дать дельный совет, а иногда и помочь непосредственно. И помог он, вероятно, очень многим людям. Да и само начало его семейной жизни с Соней подтверждает это. Не успели они пожениться и переехать в Ленинград, как Соня начала вытаскивать из их родного города Рославля своих младших сестер – Шуру и Раю. И Киля принимал активнейшее участие в их судьбе, относился к ним просто как отец. Но он помогал всю жизнь не только родственникам, но и совершенно посторонним людям, с которыми сталкивала его жизнь. Я понял это, когда его не стало. Человек он был больной, у него было плохое сердце. По всему дому, и в ванной, и в туалете, и на кухне были развешаны пакетики с лекарствами. Умер он не старым еще человеком. Почти до самого конца работал, причем работа у него в последние годы была очень нервная и тяжелая. Он был начальником крупной автоколонны дальних перевозок. Под его началом трудились примерно триста «дальнобойщиков». Народ смелый и лихой. И вот на его поминках я видел, как эти, видавшие много в своей жизни, простые русские мужики плакали, называли дядю Килю «отец» и рассказывали, скольких из них он вытащил из очень сложных ситуаций, спас от тюрьмы, помогал семьям, когда кто-нибудь из них попадал в переплет. И говорилось это от сердца, не по случаю.

У дяди Кили были два предмета, которые завораживали своей необычностью и воспринимались , чуть ли не как символ власти. Оба они хранились в чулане. Первый – это пожарная каска бойца рославльской добровольной пожарной дружины. Каска была медная, с гребнем и блестела, как солнце. Каждый, одевший ее, немедленно превращался в римского легионера. Второй предмет была витая кожаная плетка. Никогда не видел ее в деле, но вид этого предмета был такой угрожающий, что достаточно было показать ее разбаловавшемуся малышу – внуку Феликсу или маленькому гостю, как последний тут же приходил в норму.

Отношения между дядей Килей и тетей Соней были временами весьма непростыми. И вообще, семья Зеликсонов обладала странной способностью быть открытой, доброй, всепрощающей к любому, вошедшему в их дом, и, в то же время, между самими членами семьи бывали тяжелые ссоры, несправедливые обиды, кипели шекспировские страсти. Но это дела семейные и никого, кроме самой семьи, не касаются.

Мура

У тети Сони была кошка. Звали ее Мура. Мура была обычная серая кошка, но… Но каждые три месяца Мура рожала кучу котят. А за три месяца до очередного радостного события Мура начинала орать дурным голосом и просить, чтобы ее выпустили на волю. Тетя Соня держалась долго, она обзывала Муру проституткой, что было абсолютно несправедливо, потому что жених у Муры был постоянный. Это был гроза дворовой помойки Вася, кот с бандитской рожей, подбитым глазом и половиной хвоста, словом, настоящий мужчина. Вася тихо сидел около двери квартиры и ждал свою любовь. Наконец, не вынеся жутких Муриных воплей, тетка открывала дверь и выпускала Муру со словами «обратно не возвращайся». Разумеется , через несколько дней грязная и умиротворенная Мура приходила домой к своей мисочке с молоком и рыбе. А потом она рожала. «Об топить котят» речи, конечно, не могло быть. Тетя Соня садилась на телефон и начинала обзванивать подруг, имя которым был легион. Причем все хотели котика, а не кошечку. Что делать? Вы хотите котиков, – получайте. Примерно через неделю обнаруживалось, что не все котята котики, а есть и кошечки. Их приносили обратно. Словом, это легко рассказывать, но Мура таки делала тете Соне веселую жизнь.

Тетя Соня — добытчица

Когда приближались праздники – Новый Год или Первое Мая, наступало звездное время нашей тети. Она добывала продукты! Разве можно сравнить вкус добытого в бою «дефицита» с теперешними, купленными в любой лавке гастрономическими чудесами. Просто не о чем говорить. Тетя Соня, конечно, не стояла в километровых очередях. У нее были хорошие подруги. Одна из них была директором гастронома напротив Цирка. В назначенный день к тете вызывались я или Игорь, муж второй племянницы тети Сони Эллы. У нас уже тогда были машины. Тетя Соня надевала специальное добытчицкое пальто. Оно одевалось только по таким поводам. На какой помойке его нашли, я не знаю, но ничего гаже никогда не видел. Оно еще, к тому же, было с жутким ободранным воротником из неопознанного зверя. В руки тетя брала такого же вида и качества сумку, при этом она делала лицо нищенки с паперти, у которой украли милостыню, собранную за день. Потом мы садились в машину и ехали. Останавливались подальше от гастронома, за углом, и Соня «в образе» шла на дело. Она появлялась через полчаса, садилась в машину и приказывала быстро ехать. Дома из кошмарной сумки доставались палки твердокопченой колбасы, балык и даже икра. Теперь можно было праздновать.

Наша милая, веселая, тетя Соня

Как жаль, что нельзя увидеть молодую Соню. Вот это был, наверно, огонь. Рыжая, веселая, остроумная. Нелегко пришлось дяде Киле. Мальчишки за ней увивались толпой и, как гласит семейная легенда, был роман с самим Лавочкиным. Да, да, с тем самым знаменитым авиаконструктором. Правда , он кончился трагически. У Лавочкина оказались слабые нервы и плохое чувство юмора. Дело в том, что брови у Сони тоже были ярко рыжие. Но неприлично же ходить на свидание с такими бровями. Соня достала урзол. Это такая жуткая черная мазь типа гуталина, только въедливей. И вот, когда Соня намазала одну бровь, кто-то ее отвлек, а потом она увидела, что опаздывает, и про все забыла. Ну и явилась наша красавица на свидание с одной бровью ярко рыжей, а другой – иссиня черной. Дрогнул будущий самолетостроитель. Напугался очень. Так любовь и кончилась.

Таких и подобных историй происходило с тетей Соней огромное количество, и рассказывала она о них блистательно. Причем она обладала редким качеством смеяться не только над окружающими, но и над собой. Вот она сидит перед телевизором, уже старая, очень больная. По телевизору выступает Горбачев. «Как я его люблю! Как я его люблю!» – говорит она. «Но нет. Я чувствую, что он на мне не женится». И начинает хохотать первая.

С тех пор прошло много лет и уже другие люди живут в той квартире , и, к сожалению, нет среди нас главных персонажей рассказа, но память об этом немного суматошном, но удивительно теплом Доме Зеликсонов и его домочадцах – добрейшей тете Соне, мудром дяде Киле, серьезном Ароне, весельчаке и выдумщике Боре остается с нами, потому что это часть нашей жизни, которую не забыть.