МАРГАРИТА ОЙСТРАХ. СПРОСИТЕ ВЫ У ТЕХ СОЛДАТ…»

ДАЛЁКОЕ -БЛИЗКОЕ

 

 

Меня  иногда   спрашивают ,  почему я так много пишу на тему  Второй мировой войны.

Дескать, не стоит напоминать людям о минувших страданиях и потерях.  Да и народ Израиля участвовал в многочисленных ,  не менее жестоких войнах…

Можно ли убить память?  Я — дочь  участников войны.

Мои родители добровольно, по зову сердца, не дожидаясь повесток,  ушли на фронт .

Отец был военфельдшером, выносил с поля боя раненых бойцов и командиров, прошёл Сталинград  и Курскую Дугу, участвовал в освобождении Польши и Чехословакии, успел и на войну против японских милитаристов.

Мама после окончания медицинского института в 1943 году служила врачом эвакогоспиталей, её фронтовые дороги: Белоруссия , Литва,  Польша, Германия.

Я пишу о войне ещё и потому, что мне очень больно осознавать, что убывают ряды ветеранов,  для которых  памяти  » ржавые  осколки»   дороги как реликвия…

Не надо убивать  память  о светлых  мгновениях,  о  прошлом,  о пережитом   и оттого вдвойне дорогом.Моих родителей уже нет в живых, а память о них осталась.

Светлая память о  людях, которые сделали столько добра…  Наверное,  можно   убить  память даже  без  скальпеля  и наркоза  —  остро  и жестоко.  Но  к

чему  ворошить   прошлое?  А  для   ветеранов   Второй   мировой войны  это  пароль   в юность,  которая,  к   сожалению,  уже  не  повторится,

не   вернётся.  Но   оно,  это  прошлое,  властно   врывается   в  их и  без  того   беспокойные  сны,  будоражит,  тревожит…   » Сороковые  прощаются

в  майском  Потсдаме…»   А  после самой самой   кровавой  и  страшной  из  войн  была  тяжкая  работа.  До   предела   натружены  руки,  но  по-прежнему горячи  их  сердца,  пламенны  души. Больно  видеть  этих  людей  здесь под  навалившимся на них   грузом  незаслуженных  обид,  слышать  их печальные   рассказы  и читать невесёлые  письма.  Бездушие и  чёрствость ранят нередко  больнее,  чем пули.   За  чертой  —  боль,   ненависть , горе.

Вот  уже и  свои боевые награды  кое-кто с усмешкой называет   » медяшками».

А кто-то вообще отрёкся  от них…   На  фоне   тульских самоваров, палехских шкатулок и  прочих сувениров с доисторической родины в одном из беэр-шевских комиссионных магазинов разложен был  этот изрядно потускневший, но не утративший чести и достоинства «товар».

Рядышком   —  ценники: орден  Красной  Звезды  -с то шекелей,  медаль  » За оборону  Кавказа» — всего  «сороковник».

Без привязки к индексу цен  продавалась чуть ли не  задаром медаль «За  оборону  Ленинграда», ценимая  в те страшные дни почти во столько же, во сколько ценилась блокадная хлебная пайка…

Любопытных, как и покупателей , в магазине было немало. Возможно, были среди них и коллекционеры.

Отчего не приобрести по «дёшево и сердито»  медаль » За  отвагу»,  сдавшую свой   экзамен  в окопах  Сталинграда, на Курской Дуге, у стен Берлина…

Помнится, на страницах советских газет в  60-е-70-е  годы была рубрика «награда  ищет солдата»…

Кого ищет сегодня  «Отвага»?

Была  возможность для желавших приобрести реликвии оптом. В том числе  и знак «Отличному разведчику».  Какой чести удостены сегодня  знаки боевой доблести,    не потускневшие от свинцовых метелей Белоруссии, Смоленщины, Сандомирского плацдарма!  Не знаю фамилий  бывших «орденоносцев»…

Однако  не дрогнула же  чья-то рука, отстегнувшая  от парадного  пиджака вроде ненужные  сегодня  «побрякушки».

Им теперь  место  даже не в музее, а на витрине  магазина : покупайте по дешёвке!   Когда-то, уже после войны, антисемиты без стеснения задавали евреям-фронтовикам «вопросик: «не в Ташкенте ли орденок покупали»?  Тыловой  Ташкент, как и окопы  Сталинграда, сегодня  позади.  Где  теперь  «место сбыта»?

» И значит нам нужна одна победа,  одна  на всех,  мы за ценой  не постоим»…   Высока  цена  той победы,  оплаченной  страданиями и кровью  погибших во имя её.

Расскажу вам историю  о том,   как  умирала ещё  одна   память.  Её  убивали  нещадно,  топтали,  вырывали  с корнем,  и не нашлось, не оказалось тогда  рядом  никого, кто смог  бы  отстоять  её  право  на жизнь.

Эта  горькая  история  произошла  давным-давно, ещё «там»,  в дальнем моём городе.   Строго  в ряд  стояли красавицы-чинары в одном из густозаселённых  городских  кварталов.  В   летний  зной  пышные  кроны этих  деревьев спасали   прохожих  от немилосердной  жары, радовали  своим зелёным  убранством.

Год  рождения   у тех  деревьев  был  особенный  —  предвоенный.  Представляете,   сколько миновало зим и лет,  пока  они  выросли, стали широкоствольными  и густолистыми…   Возле   тех  деревьев можно  было  поставить   таблички  —  среди новосёлов   не все  знали,   что  сажали  деревья  ребята,  которые  ушли  воевать на  фронт.

Многие  из  них  не  вернулись.   Но одна школьная  учительница помнила каждого из них. Это  были её  сверстники, её брат и друзья  брата . И  помнила она о каждом из них,  из тех, кого звали бы сегодня   по имени-отчеству.  Не  успели эти  ребята повзрослеть, не  успели…   С  тех    пор   прошло  много  лет. Поднялись  мемориалы и обелиски.  А их обелиском  стали  деревья,  посаженные  на улице,  где  они выросли.

И расти бы им,   но  случилось  непоправимое.  Пришли  строители  —     не  строить а разрушать.  В одночасье  лихой  бульдозерист  с корнем выкорчевал   многолетние чинары. Ведь  сами по себе  деревья   —  живые,  а эти  освящены  были  памятью  о погибших.Смириться  с утратой   было можно  в том  случае, если бы действительно  возникла  необходимость  губить  деревья,  если  бы на их месте  затевали новую  стройку.

А то просто так, ради чьей-то  прихоти…   Уже никто  не вернёт  погибшим деревьям   жизнь, никто  не остановится  в их  тени, не услышит  грустный шёпот листвы…

Как же  больно  было смотреть  на свершённое  зло  глазами нашей  общей совести, нашей  памяти…

Вскоре  после  публикации  материала  о  загубленных  деревьях  я получила  письмо от той самой школьной учительницы,   которая   хранила  память  о тех,  кто  погиб :

» Вашу статью  прочитали родные  и близкие  погибших, сотни моих учеников  и их родители.  Прозвучали голоса  моего  погибшего  брата и его друзей, отдавших жизни за родину, за нас…»  

Утрата  близких,  родных, друзей  — ветеранов войны.

Какие это  были особенные люди   —  фронтовой  закалки!

В школьные годы нам не пришлось  выдумывать героев своего времени — рядом с нами были наши папы и мамы с их трогательной приверженностью к старым песням , к военной форме,   к  тем  «прописным  истинам»,  от которых мы, случалось,  отмахивались.   Честь,   достоинство, справедливость — эти синонимы были для наших родителей не просто словами,  а конкретными  делами,  поступками. Хоть и противоречивым  было послевоенное  время, но наши мамы и папы не поступались своей  совестью и в сражение за правду шли так же,   как  в  бой  на  фронте.

Горько, что многое  они не успели  —  гудели всё ещё сирены «неотложек»  у окон наших домов  —  это война настигала наших родных невидимыми пулями-инфарктами.

Эта  боль  не утихает  и сегодня.  Помните, как белели  записки на набережной   Москва-реки  ежегодно,  9 Мая,  в  день ликования и скорби?

А сколько  было  счастливых  встреч, невысказанного, накопившегося в сердцах…

На одной  из аллей  парка  Измайлово неизменно стоял в такие дни, тяжело опираясь на костыли, седой, измождённый человек с плакатом: «Прошу откликнуться  выпускников  Чкаловского  военного  училища 1941 года…» 

Он уходил  последним оттуда, со своего  священного поста, он всегда  шёл  позади тех  людей, которые замыкали горестную  шеренгу  —  ведь  строй ветеранов с каждым  годом редел.

Не  могу  забыть и двух  женщин преклонного возраста, стоявших под ливневым водопадом в московском парке в тот майский день. В руках  они держали портрет человека в довоенной военной форме.Под  портретом короткий, обжигавший сердце вопрос: » Кто  знал  пропавшего  без вести майора  Поливанова?»

Всё  это  —  наша память, и   непристойно  сбрасывать её,   как  тяжкий,  ненужный груз,  как надоевшую поклажу, пока  мы живы, дышим,   любим   и  надеемся.