Анатолий Добрович: ЕВРЕЙ – ЭТО…

Еврей – это тот, кого считают евреем: неважно, относят ли его к семени  библейских Авраама – Ицхака – Яакова или  к семени любых предков, коль скоро  они  издавна примкнули к иудейской общине.

Конкретный человек  такого происхождения рассматривается как еврей независимо от того, принадлежит ли он сегодня к этой общине или отдалился от нее, исповедует ли он Моисееву веру, избрал ли другую религию, или вообще атеист. Существует убеждение, что, даже отрекшись от традиционного иудейского образа жизни и от иудейской общины, человек несет в себе неизгладимый отпечаток специфического еврейского менталитета. Иными словами, еврей – прежде всего, архетип.

Основная черта этого архетипа — отсутствие корней в какой-либо земле и культуре наряду  с  тенденцией  захватывать где бы то ни было одну из верхних ступеней социальной лестницы. Достигается это, в первую очередь, финансовой предприимчивостью и накоплением капитала всевозможными, в том числе, самыми неблаговидными  способами (ростовщичество, аферы, торговля любыми объектами, включая работорговлю). Причем, еврейские  деньги «делаются» безотносительно к интересам титульной нации, с вовлечением международных финансовых связей, с обманом и предательством доверившихся инстанций, с плетением крупных политических интриг ради еврейской выгоды. Тем не менее,  любые нации и их правители нуждаются в «денежном мешке», и этим обеспечивается (до поры до времени) безбедная жизнь состоятельных евреев. В их общине есть традиция поддерживать и продвигать «своих», не исключая и некоторых  из массы горемык-бедняков. На каком-то  этапе выясняется, что богатых евреев без особого труда можно ограбить и выгнать, либо уничтожить, что многократно и делалось. Расправиться необходимо со всеми, поскольку все они заодно. Они умеют откупаться и подкупать, но неспособны к сопротивлению: личная честь и воинская доблесть не входят в число черт, воспитываемых в их общине.

Другой  способ «устроиться в жизни» состоит для евреев в захвате культурно-идеологического пространства титульных наций. С детства приученные в своих хедерах к чтению, зубрежке и многозначным толкованиям священных текстов, они высоко ставят образование, и их потомки (обычно покидающие общину, т.е. эмансипированные) довольно легко схватывают речевые и ментальные штампы окружающей среды, имитируя их с поразительным иногда успехом. Адвокат, журналист, литератор, искусствовед, идеолог, политический пропагандист – излюбленные ими профессии, и на каких только языках не писали евреи!  Лишь единицы из них достигли уровня корифеев некой национальной (т.е. не собственно еврейской) литературы и критики; остальная масса писавших на усвоенном чужом языке участвовала разве что в безликом «литературном процессе» и в модных «общественных движениях». Участвовала с раздражающей местных людей активностью – на грани бестактности и даже наглости по отношению к национальным духовным устоям и идиомам. В музыке, впрочем,  евреи прославились —  главным образом, в сфере исполнительства. Еврейский гений в особенности сказался и (продолжает сказываться) в сфере разнообразных  наук, так или иначе связанных с математикой.

Внутри же самой иудейской религиозной общины, закрытой для не-евреев, культурная и научная эволюция заменена вневременной экзегетикой, мистикой и уточнением правовых аспектов жизни верующих. Направленность этой весьма интенсивной умственной деятельности множества мудрецов и праведников заключается  в утверждении богоизбранности евреев и в подчеркивании их особых отношений с Создателем. Вклад  такой деятельности в мировую культуру достаточно проблематичен.  Зато менталитет ортодоксальных иудеев пропитан психологией гетто, запираемого и снаружи, и, особенно тщательно —  изнутри. Вдобавок ортодоксы разделены на  множество враждующих между собой сект, в каждой из которых люди считают себя «истинными» иудеями. Отношение ортодоксов к эмансипированным евреям  — как правило, высокомерно-презрительное. Их отношение к реальности определяется  скорее толкованиями текстов Торы и Талмуда, чем анализом явлений природы и текущих исторических событий. Так, Холокост объясняется ими отпадением множества европейских евреев ХХ в. от исполнения религиозных заповедей: это «наказание Божье» (примечательно, что среди погибших в Катастрофе было множество традиционных еврейских общин – но эта тема не обсуждается). Таков же их подход к будущему  еврейства: например, приход Мессии и установление его Царства (с жестокой расправой над изменившими вере) можно было бы ускорить, будь хоть одна суббота проведена в соответствии с правилами всеми евреями мира поголовно. Логика здесь формально безупречна: у горы Синай евреи, как свидетельствует Тора, взяли на себя обязательства перед  Всевышним, но постоянно их нарушают – отсюда и нескончаемые наказания. Итак, у раввинов выходит, что вовсе не особенности их религии и не черты сложившегося в двухтысячелетнем изгнании  национального характера определяют неприязнь окружения к евреям и повсеместное их преследование. Причина этого другая: постоянное отступление «богоизбранных» евреев от их договора с Господом.  Не отступали бы – и никто бы их не притеснял.

Таков архетип, и, вероятно, большинство антисемитов согласятся с вышесказанным.

 

***

Вообразите себе теперь, что вы родились в ассимилированной еврейской семье. Никогда не соблюдали иудейских традиций. Не знаете ни языка идиш, превращенного в международный язык еврейского общения и самовыражения, ни, тем более, иврита –  возрожденного и реформированного языка иудейских предков. Родным считаете язык страны, в  которой живете (будь то Англия, Франция, Австрия, Польша или Россия), и не мыслите себя вне культуры этой страны. С точки зрения религиозных евреев любого направления, вы вообще не еврей. Но, с точки зрения местного населения (по меньшей мере, значительной его части) вы  — однозначно еврей, а значит, малосимпатичный и даже злокозненный чужак. Причем, сами вы по натуре никакой не «делатель денег», не претендент на теплые местечки «наверху», и более того: отдаете себе отчет в том, что во всем сказанном выше о евреях есть доля неприятной правды. Ваша линия поведения?

 

Первый вариант. Доля правды, заложенная в юдофобстве, непомерно раздулась в вашем сознании. Вас тяготит принадлежность к евреям («быть евреем стыдно и страшно», как сообщил недавно  известный российский антисемит), и вы предпочли попросту не быть им. Изменить фамилию чаще всего удаётся; с семитской внешностью дело обстоит хуже. Можно перейти в веру (или господствующую идеологию) титульной нации, но внушить окружающим, что вы «точно такой же, как они»,  не получается. Избранная позиция обязывает вас враждебно и подозрительно относиться к евреям и публично высказываться в этом духе, а то и принимать участие в травле (или даже в погромах!) евреев. При этом вы будете ловить на себе  испытующие взгляды («искренен ли?») и презрительные взгляды («глянь-ка, своих сдаёт») тех людей, с которыми хотели бы слиться воедино. Слиться воедино затруднительно и в интеллектуально-духовной сфере. Ваши жесты, интонации, проговорки и недоговорки, ваше чувство  уместного, чувство смешного, ваши интуитивные представления об одобряемом и осуждаемом, —  всё это выдаёт в вас чужака, если вы выросли не  в семье коренной национальности, а в еврейской семье. Существуют безотчетные коды поведения и речи, накапливающиеся внутри каждой нации из рода в род. Имитировать эти коды, в принципе, можно. Но до известного предела. За этим пределом приходит осознание: либо вы чего-то не схватываете, либо оказываетесь не понятым собеседниками. Полностью избавиться от своего еврейства вам все равно не удастся. Когда-то в России один из известных православных священников еврейского происхождения, оказавшись наедине с автором этих  строк, заговорил об Анри Бергсоне. И вдруг, понизив голос (как если бы кто-то подслушивал) и вобрав голову в плечи, задал собеседнику вопрос: «А вы знаете, что Бергсон был еврей?»… Итак, дискомфорт от принадлежности к «презираемому» племени неустраним, а внутреннее предательство соплеменников чаще всего оборачивается  ненавистью к ним. Ненавистью, постоянно подпитываемой чувством вины перед ними. Крах естественного сознания национальной принадлежности вряд ли бывает безболезненным и накладывает на человека явное или скрытое психологическое клеймо.

Второй вариант. Вы решаете послать ко всем чертям  антисемитов. Финансовая предприимчивость,  умение выколачивать барыш любой ценой – это свойство денежной элиты всякой нации, а не собственно еврейская черта.
Если состоятельные евреи часто оказываются в составе такой элиты, то это лишь свидетельствует  об их незаурядных деловых способностях. То, что они часто поддерживают и продвигают «своих», — такова, во-первых, традиция (другие народы могут позавидовать), а во-вторых, это  — еврейский способ сплочения  в условиях многовековых преследований. Кстати, наряду с поддержкой «своих», евреям свойственны склочность, завистливость и интриганство внутри собственной среды (но какая нация свободна от этого?). Нет, однако, сомнения в том, что грабеж и изгнание евреев  всегда было широкомасштабным уголовным преступлением, а их уничтожение «по национальному признаку» – чудовищным преступлением против человечности, как она понимается и Торой, и Новым заветом.

Правда заключается в том, что этот малочисленный народ за две тысячи лет рассеянья по разным странам не укоренен по-настоящему ни в одной из них и лишен других средств защиты, помимо приспособленчества,  денежного выкупа и постоянного взывания к милосердию своих врагов. Правда и в том, что миллионы евреев без сопротивления, в надежде лишь на Божье чудо, дали убить  себя нацистам. Но, хотя традиция евреев  Рассеяния действительно не воспитывает в членах общины боевого духа, лживо утверждение, что евреи – прирожденные трусы: об этом свидетельствуют сотни тысяч примеров героического поведения евреев, солдат и командиров, в гражданских, региональных и мировых войнах.

Что касается социокультурного динамизма эмансипированных евреев,  т.е. их склонности стремиться к верхним ступеням  в сфере научного и художественного творчества, философии и идеологии, то в этом сказывается не что иное, как их неистребимое их тяготение именно к этой сфере. Духовное усилие, работа мысли и стремление к совершенству – их  национальная особенность, корни которой уходят в многовековое иудейское воспитание на священных Текстах. Как и у всякой нации, на пути светского творчества подлинных высот достигает один на миллион (или на несколько миллионов) претендентов. Однако для проявления гениальности художника или ученого необходима стабильная и чуткая к новизне культурная среда. И в такой  среде повсюду обнаруживается множество евреев, каждый из которых заявляет о себе в меру своей, пусть скромной, или даже сомнительной, одаренности. Если же коснуться «бестактности» еврейских деятелей культуры в отношении неповторимых духовных глубин титульных наций, то и этому можно найти удовлетворительное объяснение. Речь идет не только о «поверхностности» иных еврейских претендентов на общественное внимание, что действительно связано  с их неполной укорененностью в местной народной жизни. Речь не только об имитации принадлежности  к этой жизни без ее подлинного, интуитивного, «нутряного» знания. Дело еще в том, что ассимилированный еврей – прирожденный интернационалист, и в любой  локальной культуре его привлекает, в первую очередь, ее метакультурный (объединяющий, а не разъединяющий нации) аспект. Юдофобы  обычно утверждают, что и здесь сказывается еврейская хитрость: утверждая «общечеловеческие» ценности и не улавливая неповторимо-этнических, евреи, дескать, пытаются смягчить недоброжелательность окружения, выразить свой защитительный укор этому окружению. Небезосновательность этой мысли не должна заслонять от нас того факта, что терпимость и уважение к носителю любой культуры, мечта о примирении враждующих  — это основа  библейского нравственного  кодекса в его до-раввинистическом (пророческом) прочтении.  Таково же и ядро учения еврейского рабби Еошуа, создавшего христианскую веру.

Наконец, об иудейской религии. Оставим в стороне юдофобские мифы, созданные христианской церковью. Обратим внимание на то, что еврейская богоизбранность зафиксирована в документе, священном и для христиан – В Ветхом завете. Этот  же миф (при всех мусульманских оговорках) отчетливо представлен и в Коране. Далее, в мире всегда существовали многочисленные закрытые религиозные секты, так что евреи не занимают здесь исключительного положения. Нетерпимость ортодоксальных иудеев и даже их высокомерие к «не-избранным»  основывается на верности древним заветам. Отсюда же – их неприятие Христа в качестве Мессии. Что же до еврейского религиозного высокомерия, то и это не какая-то специфическая черта, присущая именно иудаизму. Разве не высокомерны католики и православные по отношению друг к другу? Заметим: исламское высокомерие  в отношении любых инаковерующих легко преображается в свирепую агрессивность к ним, чего никогда не было в иудаизме.

Ортодоксальный иудей видит свое призвание не в том, чтобы завоевать мир (миссионерская деятельность в иудаизме попросту запрещена), а лишь в том, чтобы сохранить потомство Авраама – Ицхака – Иакова в его непрерывном общении с Богом. Идея «международного еврейского заговора» в религиозном плане достаточно абсурдна: евреи отнюдь не стремятся к тому, чтобы «все стали евреями». Евреи – это те, кому положено ими оставаться. А если рассмотреть план социальный, то «заговор» здесь  мог бы свестись разве что к постоянной заботе о том, чтобы  политические и экономические события глобального масштаба не оказались губительными для этого малого этноса. Впрочем, даже миф о таком «заговоре» достаточно шаток, поскольку евреям испокон веку присуще спорить и враждовать со своими же  соплеменниками. Исходя из этого, вряд ли представимо, чтобы самые влиятельные евреи мира могли единодушно сплести «заговор против всех».

«Богоизбранны» мы  или нет,  —  стоило бы  задуматься о таком факте. В иных городках и поселках, рассеянных  по миру, евреи достигали 60% населения и более. Но при этом нет исторических свидетельствах о погромах, которые евреи когда-либо учиняли бы своим соседям: христианам, либо мусульманам. Отдельные палачи из евреев-функционеров широко известны; проявления жестокости наблюдались  также у иудейских религиозных фанатиков. Но представить себе еврейскую массу в качестве сборища  разнузданных садистов  — вряд ли возможно.  Между тем, поляки в Едвабне (1941) вели себя в точности, как арабы в Хевроне (1929): отрубание конечностей и голов, изнасилование женщин, вспарывание животов, массовое сожжение людей (женщин и детей тоже), согнанных в синагоги,  и т.п. Вероятно, беззащитность жертв, вообще, провоцирует массу на особую, запредельную  жестокость. Однако именно евреи как нация этому садистическому «соблазну» пока не поддавались. Глубоко  запечатленное в душе отвращение к зверству, безусловно, имеет связь с традициями  Моисеева закона, которые передавались из поколения в поколение  — не только как вера но и в форме специфического менталитета нации. Будучи «презираемыми», мы, тем не менее, отчетливее,  чем другие народы, воспринимаем  человека (любого человека) в качестве  «образа и подобия Божья». Возможно, это-то  и бесит другие народы, бессознательно соединившие инстинкт насилия и убийства с искренне  провозглашаемой  «богобоязненностью».

Итак, пошли вон, юдофобы! Мы нация как нация, со своими (как у всех) плюсами и минусами, и требуем к себе уважения. Именно уважения и всеобщего признания наших прав, а не «любви», поскольку любовь – всегда дело сугубо личное, не ультимативное.  Как и нелюбовь: вы можете ее испытывать, но понимаете необходимость сдерживаться  — хотя бы в рамках приличий и из чувства собственного достоинства. Цивилизованные сообщества не заражены антисемитизмом уже потому, что не считают себя глупее или ленивее евреев. А нам есть чем гордиться: при нашей смехотворной малочисленности мы составляем четверть числа нобелевских лауреатов. Можно думать о присущей нам когнитивной одаренности, а можно и о «богоизбранности», если принимать Ветхий завет с полной верой.

И, право, наше внутреннее дело – эмансипироваться от иудейской религиозной жизни или целиком погрузиться в нее («вернуться к ответу»). У каждого своя судьба, а чувство общей этнической принадлежности все же сохраняется у большинства из нас. И слава Богу. Даже если человек «вернулся к вопросу», то есть, не склонен верить в Него.

 

Третий вариант. Он практически совпадает со вторым, но с одним крайне важным отличием. Вы готовы взглянуть на свою нацию глазами юдофоба и даже в чем-то согласиться с ним. Но для вас очевидно, что приспособленчество с деланьем «гешефтов», изворотливость в соединении с бесцеремонностью и прочие малопривлекательные черты еврейского менталитета сложились именно как результат длительного рассеянья народа. В самом деле, перед нами малая нация, повсюду чужая, две тысячи лет беспомощная и лишенная возможности защитить  себя с оружием в руках. Неудивительно, что ей пришлось выработать особые способы выживания, раздражающие другие народы, да и множество самих евреев. Но ключевое слово здесь – именно неукорененность.  Понимание этого обстоятельства и породило сионизм – идеологию возврата евреев на землю, из которой они были некогда изгнаны, идеологию создания еврейского национального  государства.

И вот, на бесплодную землю Палестины за более чем сто лет выплеснулись несколько больших волн репатриации. Очень многие евреи, зараженные менталитетом Рассеяния, вскоре начали (и продолжают) покидать эту землю, предпочитая привычные для них формы выживания в иноплеменной среде. Но нелегко передать степень мужества тех, кто оставался. Тяжелейший крестьянский труд на голодной диете, под палящим солнцем, в тягостном отрыве от современной цивилизации,  им пришлось сочетать с постоянной обороной от грабителей и убийц из местных арабских кланов, от недружественной  британской администрации, от властолюбивых и нечистоплотных авантюристов из собственной среды. Это длилось десятилетия. И казалось, еврейский ишув в Палестине обречен на гибель, несмотря на сбор средств доброхотов по всему миру и на пожертвования крупных финансистов. И все же эти люди выстояли, хотя многие из них умерли от болезней и вражеских пуль.

Вопреки элементарной морали, после уничтожения миллионов евреев нацистами, уцелевшим — людям, бежавшим от газовых камер, —  не давали ступить на вновь обретенную землю. То была подлинно героическая эпопея, завершившаяся созданием государства Израиль. За несколько десятилетий нищий ишув превратился в современное демократическое государство с высокими технологиями, передовым сельским хозяйством, с урбанистическим стилем жизни, крепкой экономикой и мощной армией.

Еще  более впечатляющая эпопея – история нескольких победоносных войн новосозданного государства с арабскими армиями, многократно превосходившими израильтян в живой силе и вооружениях. Воистину это достойно изумления. Арабы издавна известны как напористые и безжалостные воины. К тому же мир оснастил их  запасами современного оружия – у евреев поначалу его просто не было: одна винтовка на четверых. В чем же заключалось преимущество израильтян? Первый ответ: в том, что они защищали свои семьи и дома (в то время как арабы вели захватнические кампании). В самом деле, отчаянное положение не оставляет выбора: либо погибнуть, либо победить. Но шансов погибнуть у израильтян было наверняка больше, чем победить. И здесь напрашивается еще один ответ: цивилизационное преимущество. В тот самый период, когда каждый ствол был у израильтян   на счету, им удалось переправить к себе из Чехословакии несколько разобранных «Мессершмитов». И группа квалифицированных механиков собрала их в несколько дней, чтобы бросить в бой. И нашлись летчики, чтобы в этот бой немедленно вступить. И нашлись стратеги, сумевшие перехитрить и разгромить арабскую авиацию. Трудно себе представить – по крайней мере, в те времена – арабских специалистов такого уровня компетенции. Советские специалисты, севшие в очередной войне за штурвалы арабских самолетов и за пусковые установки арабских ПВО, в свою очередь, оказались несостоятельными. Сегодня крошечный Израиль – один из ведущих мировых производителей и экспортеров сверхсовременного вооружения. Он стал государством ракет, спутников и, как полагают, ядерного оружия Цивилизационное преимущество Израиля над противниками до сих пор сохраняется, хотя у этой страны, в отличие от ее соседей, не было, и  нет нефтедолларов. Это преимущество ярко выражается и в социальной сфере: израильская демократия, хотя и заражена  коррупцией, тем не менее, обеспечивает своим жителям гражданские права, абсолютно немыслимые  в мусульманских государствах. Требования Закона в стране не допускают послаблений ни для премьер-министра, ни для президента.

Казалось бы, миру явлена новая нация. Это не те евреи, которым столетиями приписывались отталкивающие и достойные презрения качества. Это израильтяне, умеющие прокормить и защитить себя; оказать эффективную экономическую, техническую, спасательную и медицинскую помощь в любой точке мира, где это требуется; способные бороться с терроризмом и обучать войска спецназа за рубежом. Это сорвиголовы, мстители, мужественные солдаты, хваткие  технологи и ремесленники, выдающиеся изобретатели, вдумчивые и независимые люди, создавшие единственное гражданское общество на Ближнем востоке…

Как бы не так! Мир предпочитает видеть в Израиле все того же «коллективного еврея», приписывая ему  устоявшиеся  черты этого архетипа.  Почему?

Ответ на поставленный вопрос не так уж  труден, хотя и состоит из многих компонентов.  Прежде всего, для ведущих стран мира  важнее арабская нефть, чем существование Еврейского государства, и поэтому лучше ладить с арабами, игнорируя стратегические интересы израильтян. Далее, страх Западных стран перед исламским террором сделал  их население восприимчивым к широко развернувшейся арабской пропаганде, в свете которой всё оказывается перевернутым: Израиль  — «преступное», «расистское» и «террористическое» государство, заслуживающее бойкота и уничтожения. Все его оборонительные войны, были, оказывается, не чем иным как «агрессией» против арабов. Террористические организации, десятилетиями терзающие эту страну и открыто объявляющие о намерении «сбросить евреев в море», вызывают в мире сочувствие как «национально-освободительные». Все эти мифы отлично накладываются на древний архетип «злокозненного жида» — архетип, искоренить который в подсознании цивилизованных (казалось бы) людей  невозможно: такова, вероятно, глубинная идиоматика самой этой цивилизации.  Иначе трудно объяснить, каким образом жертву вдруг стали рассматривать как палача. (Ситуация по нелепости напоминает европейскую накануне Второй мировой войны: многие, вопреки лежащим на поверхности фактам, полагали, что Гитлер озабочен «объединением Европы перед лицом экспансии большевизма»…).

 

***

Израилю не повезло четырежды.

1) Неистовая враждебность к нему мусульманских соседей и собственного арабского нацменьшинства фактически находит отклик в антиизраильской политике «дружественных», на первый взгляд, государств.

2) Репатриантские волны оказались трудно совместимыми по менталитету, так что новая нация евреев оказалась разбитой на этнические «секторы», каждый из которых преследует собственные интересы. Глубокой разделительной линией посреди нации является также разрыв между секулярными гражданами и ортодоксальными иудеями, разделенными, в свою очередь, на крупные и мелкие общины, не слишком терпимые друг к другу. Существуют общины, по религиозным соображениям вообще не признающие Израиль в качестве светского государства и демонстрирующие солидарность с его врагами. Еще одна непреодолимая разделительная линия проходит между правыми («ястребами»), готовыми к бою за Израиль «от реки до моря», и левыми либералами («голубями»), которые, вопреки урокам израильской истории,   убеждены, что арабы проявят миролюбие, как только мы отдадим им всё, что они требуют, вплоть до Иерусалима…

Сложился ли узнаваемый национальный «тип» израильтянина? Возможно, хотя здесь еще не появились свои Гоголь, Лесков или Шолом-Алейхем, способные запечатлеть весь разброс новых еврейских типов, «положительных» ли, «отрицательных», но характеризующихся глубинной и неустранимой национальной общностью. Но ведь стране еще едва за шестьдесят, а для «отливки» национальных типов требуется возраст, на порядок больший.

Социально-психологическая раздробленность сказывается и на характере израильской культуры. У нее есть высокие образцы, но в своем массовом изводе она приземлена — до психологической примитивности, вульгарности, явного недостатка вкуса. Низовое искусство подражательно и, наряду с «американизмом»,  заражено пресловутым «левантизмом». Юмор груб, реклама криклива, пропаганда прямолинейна и стереотипна. В конце концов, нынешние жители страны – в основном, потомки дедов и прадедов, проживавших в местечках и еврейских кварталах на чужой земле и не имевших сословной аристократии —  этой единственной среды, где, благодаря особым условиям жизни, расцветают философия и изящные искусства.

3) Стереотипы местечковости  не изжиты, они проявляют себя не только в быту, но и политической жизни страны. Множество партий, тянущихся к власти и государственному бюджетному пирогу, составляют правительственные коалиции, держащиеся на секретных сделках, взаимных интригах и грязных приемах для дискредитации друг друга; вскрываются факты безответственности избранных перед избирателями, факты чудовищной коррупции в верхах; власть захватывают случайные и непрофессиональные лица, иногда политические назначенцы, аферисты. Не зря Г.Киссинджер отметил: «У Израиля нет внешней политики – только внутренняя».  Имеется в виду то, что  стратегические, а то и экономические интересы страны оттесняются далеко на задний план интересами временщиков-политиканов, в большинстве своем презираемых нацией.

Но нация беспомощна: такова система, и на израильской демократии лежит нестираемое пятно плутократии. Двигателем общественного мнения оказываются экстремистские выступления исследователей, мыслителей и журналистов, основная цель которых – попасть в центр  внимания за счет скандальности, «разоблачительности» своих суждений. Сионизм, за который отдали здоровье и жизнь предыдущие поколения евреев, на глазах оттесняется «постсионизмом», вселяющим скептическое отношение, а то и ненависть к стране, уцелевшей и расцветшей во враждебном окружении.

4) Современный  дух глобализама выбивает из-под Израиля основу национальной стойкости; под влиянием Запада в людях укрепляется гедонистическое, поверхностно- либералистское отношение к судьбе соотечественников и к будущему собственного народа. «Гражданин», мыслящий телевизионными клише, ставит во главу угла свои эгоистические интересы, отбрасывая как анахронизм представления о долге, о стратегических интересах страны, о геополитической позиции Израиля. Но еще большую проблему создают евреи — пламенные «противники оккупации арабских земель». Не понимая, что само существование еврейского государства в Палестине воспринимается арабским миром как «оккупация», они посвящают свои усилия защите прав арабов, оправдывая даже их право на террор. Казалось бы, если вы воспринимаете еврейское присутствие  на этой земле как «оккупацию»,  следует покинуть ее и своим примером призвать к эмиграции всех остальных (так поступил, например, известный политик Авраам Бург). Вместо этого, израильские «защитники справедливости», присоединяются к арабам, когда те учиняют антиизраильские беспорядки или пытаются разрушить защитные ограждения, возведенные государством  против угрозы террора. Здесь, безусловно, сказывается  и пресловутая еврейская самоненависть, сложившаяся за тысячелетия Рассеяния.

Что, например, могло побудить молодую израильскую военнослужащую, «идейную», т.е явно не подкупленную, к краже двух тысяч (!) секретных документов генштаба для передачи их в левую прессу? Только одно: убежденность, что борьба армии с террором несправедлива по отношению к арабам. Почему намерение арабских лидеров «сбросить евреев в море» и постоянно осуществляемый ими террор при этом как бы забываются? Здесь невозможно обойтись без попыток психологического анализа. Есть среди нас субъекты, скорее готовые предать Израиль, чем отказаться от представления о самих себе как о людях «порядочных», «справедливых», «сострадательных». Эта особенность личности (потребность в самолюбовании) называется нарциссизмом. Однако сострадательность таких людей почему-то не распространяется на еврейское население страны, на жертв терактов. Подобное можно было бы считать инфантильным недомыслием (по типу: любители курятины ведут «принципиальную» борьбу с резниками, забивающими кур). Однако большинство «левых» такого толка – признанные интеллектуалы. Остается думать одно: за требованием справедливости к «угнетаемым» арабам скрывается рафинированная ненависть к евреем   вокруг себя —  и стремление перечеркнуть еврейство внутри себя.
Думается, культивируемый в семье нарциссизм – в разных его проявлениях, включая мазохизм — тоже одна из национальных еврейских черт, сложившихся в Рассеянии.

В свете сказанного, а в особенности, в условиях нарастающего давления Запада на Израиль, перспективы выживания этой страны начинают казаться сомнительными. Упорство в отстаивании своего суверенитета грозит новой войной, главным участником которой теперь станет Иран с его оружием массового уничтожения. Даже победа в такой войне окажется пирровой: человеческие потери приобретут ужасающий размах, многие из уцелевших покинут родину. и этой стране уже не подняться до завоеванных прежде высот. В другом  варианте развития событий, в ближайшие  десятилетия Израиль станет «государством всех его граждан», т.е. начнет постепенно превращаться в  типичную мусульманскую (тоталитарную) страну с зависимым и унижаемым еврейским населением. Ясно, что при таком раскладе событий значительная часть этого меньшинства  отправится в новое Рассеяние, и, таким образом, сама идея сионизма потерпит сокрушительный крах. Современные «постсионисты» заранее готовят этот крах, дискредитируя идеологию отцов и дедов. Иногда кажется, что страну может спасти лишь чудо, но для людей нерелигиозных это едва ли явится утешением.

Таким образом, убежденному сионисту и израильскому патриоту, обретшему
«историческую родину» для жизни своих потомков,  приходится вновь задуматься о втором варианте жизненного выбора (см. выше). Или же – упорствовать на третьем, сионистском варианте, день за днем ища какие-то «зацепки» для возрождения нормального государства и укрепления его жизнеспособности.

Для отдельных людей, приобретших известность или богатство (либо то и другое вместе), существует, впрочем, и четвертый вариант выбора. Это – так называемые граждане мира, вообще категорически отвергающие понятия «земли» и «нации». Они вольны в выборе убеждений, норм морали и догматов религии. Апелляция к расе и специфической культуре представляется им вопиющим неприличием: не все ли равно, если человек своеобразен, талантлив и деятелен?  Религиозные  распри и национальные мотивы войн, в их понимании,  — возмутительное варварство (что, вообще говоря, истинная правда!). Если такой человек по происхождению еврей, и ему дают понять, что в этом якобы его исходная «неполноценность», он воспринимает антисемитизм  даже не как личное оскорбление, а как оскорбление человечности. Таков, для примера,  великий израильский музыкант Даниэль Баренбойм, давно избравший основным местом творчества Европу. Впрочем, еврейская самоненависть присуща и ему: он с завидным упорством подбирает в руководимые им оркестры музыкантов-арабов, полагая, что тем самым демонстрирует миру «упущенную Израилем» возможность арабо-еврейского мирного и дружественного сосуществования… Как бы то ни было, такой тип жизненного пути возможен для одаренных единиц, но не для народных масс, постоянно испытывающих обоснованный страх перед враждебными и беспощадными (как свидетельствует история) соседскими этносами.

Итак, какой из     приведенных вариантов  кажется  наиболее   приемлемым    для светского   еврея, читающего эти строки?

В свое время Ж.-П. Сартр вжился в экзистенциальную ситуацию чернокожего человека и создал понятие «негритюд», фиксирующую эту ситуацию как трагическую. Понятие это, сегодня, видимо, устарело: негры повсеместно добились высокого статуса во всех областях, включая большую политику. Подмечать расовые особенности человека в цивилизованных странах не только «неполиткорректно», но и постыдно с нравственной точки зрения.  (Увы, цивилизованные страны – лишь «золотой миллиард», приходящийся на остальные пять миллиардов, озабоченных элементарным выживанием в условиях голода и кровавых междоусобиц – этим не до сантиментов).

«Негритюд» уходит в прошлое. А  вот наш трагический  «юдитюд» сохраняется. И требует от еврея личного выбора жизненной позиции.