Настенька

 

Заводской поселок маленького грузинского городка. Сюда в начале Второй Мировой войны были эвакуированы рабочие и инженерно-технические работники из Украины и юга России. Некоторых из них разместили в двух больших деревянных бараках. По центру барака шел длинный коридор, имеющий выход в обоих торцах здания. По бокам коридора располагались двери маленьких комнат, в которых жили семьи из двух, трех и даже четырех человек. Жизнь каждого проходила на глазах соседей. Жили дружно. Людей роднило тяжелое положение на фронтах войны, тяжелая работа на заводе, трудные бытовые условия. Никто никого не обсуждал и не осуждал. Неприязнь вызывали только женщины, у которых мужья были на фронте, а они заводили себе здесь любовников. Таких было немало. О погуливающих, а тем более откровенно гуляющих, холостых женщинах старались вообще не говорить. Эти женщины жили особняком. А вот об одной говорили и говорили даже с какой-то симпатией. Она хоть и жила особняком, но все же была членом сообщества. Более того, соседи обычно называли ее ласково: Настенька.

Настенька была золотистой блондинкой пышнотелой и белокожей. Жила она вдвоем с сыном Витькой, семилетним непоседой, целыми днями предоставленным самому себе. С утра до вечера он гонял по улицам поселка, а вечером, придя с работы, мать отмывала его и кормила.

У Настеньки был любовник, солдат Ванюшка. Это был деревенский паренек, белокурый, голубоглазый, небольшого роста ширококостный крепыш. Ванюшка был из той воинской части, расположенной недалеко от центра города, где солдат обучали военному ремеслу, подковывали политически, и отправляли на фронт. Дата отправки на фронт была военной тайной, поэтому близкие солдат узнавали об их убытии только после нескольких дней ожиданий, придя к расположению части и увидев через решетчатую ограду, что уже совсем другие солдаты проходят, как тогда говорили, боевую и политическую подготовку. Получив такую информацию, Настенька какое-то время горевала. Потом успокаивала себя тем, что скоро она получит от него письмо, и вообще, Бог сохранит его, и он избежит смертельной чаши.

В один из своих выходных дней Настя гладко зачесывала свои золотистые волосы назад и собирала их в тугой красивый узел на затылке. Она надевала лучшее, что у нее было, но ничего кричащего. Да у нее и не было одежды, могущей показаться нескромной. Критически оглядев себя в небольшом зеркале, висевшем в углу над умывальником, она шла к воинской части. Там она подолгу гуляла недалеко от забора, наблюдая за солдатами, проходившими учение. Бывало, несколько взводов солдат с песнями направлялись к городской бане. Она медленно следовала за ними. Она знала, что перед тем, как завести солдат внутрь, последует команда: «Вольно! Разойдись!». Здесь, стоя в сторонке, женщина продолжала свои наблюдения. Она не имела права ошибиться, она должна была выбрать своего Ванюшку!

Не всегда это получалось сразу. Иногда ей приходилось бывать здесь неоднократно, но, убедившись в том, что этот парень тот, кого она ищет, Настя спокойно подходила к нему.

-Как звать-то тебя?

-Иваном, — отвечал ошарашенный парень, не веря, что такая красавица строгого вида могла заинтересоваться им.

-Я Анастасия…, Настя. Сам-то откуда?

И завязывалась у них беседа, из которой она узнавала многое о нем, в том числе и когда он принимает присягу. Ведь только после принятия присяги им могли предоставлять увольнения. Настенька еще посещала его. В конце концов, она передавала ему все данные о себе, аккуратно записанные на листке бумаги. Это было необходимо, так как получить увольнительную на всю ночь мог только солдат, у которого были здесь родственники, невеста и так далее. Они обговаривали варианты, чтобы говорить в унисон, если ее пригласят. А человек она была проверенный, все-таки рабочая военного завода.

Так обычно начиналась ее новая дружба с солдатом, которого тоже со временем отправят на фронт. Но пока он был здесь, в этом городе, она обволакивала его женскими теплом и лаской, материнской заботой. Видя его красные руки или замерзшие ноги, она в свой выходной день ходила на толкучку и покупала для него стеганые рукавицы, шерстяные носки или байковые портянки. При этом она радовалась, как может радоваться только родной человек, облегчивший своему близкому трудное существование.

К приходу Ванюшки она готовилась очень усердно. Покупала бутылку вина, благо даже в то время в Грузии это было относительно недорого, старалась на электрической плитке в своей маленькой комнатушке приготовить что-нибудь домашнее. К его приходу Настенька сияла чистотой и иконоподобной красотой, Витька сидел отмытый до блеска в чистой рубашке.

Обстановка в комнате была незатейливая. У одной стены стояла большая и пышная Настенькина кровать с множеством подушек. У противоположной стены, и немножко наискосок, стоял Витькин топчан. Между этими спальными местами располагался длинный и узкий стол с одним маленьким ящичком посредине. Стол всегда был накрыт большой белой скатертью. И, кроме всего, служил надежной ширмой. В одном углу у двери висел на стенке умывальник, выше которого находилось небольшое зеркало, а под умывальником на табурете стоял тазик. С другой стороны двери в небольшом пространстве за ситцевой занавеской на самодельных плечиках висела одежда. Возле окна, расположенного напротив двери, стоял маленький шкафчик для посуды. Над ним висела самодельная полочка для немногочисленных книг.

Витька, от молодых ногтей приученный к чистоте и аккуратности, поддерживал в доме порядок. Мать всегда хвалила его за это и ставила в пример другим.

Вообще Витька был хорошим мальчишкой. Хрустальной его мечтой было попасть на фронт, где он, по его выражению, «лупил бы фашистов». И даже полгода назад он сбежал на фронт. Но добрался только до железнодорожной станции, где с ужасом увидел, что поезда следуют в разных направлениях. Мальчик растерялся. Как узнать в какой стороне фронт? Он всматривался в окна проходящих поездов, чтобы понять, куда едут военные. Но они ехали и в ту, и в другую сторону. Витька понял, что без подсказки ему не обойтись. Он долго не решался задать такой вопрос взрослым, но выхода не было… Вскоре он находился под опекой железнодорожной милиции. Поздно вечером Настенька, припав к найденному, наконец, несмышленышу, сжимая его в своих объятиях, рыдая горячо шептала ему на ушко:

-Витюшка, сынок, никогда не делай этого… ведь я без тебя пропаду…

Поэтому, когда старшие пацаны спрашивали, не хочет ли он удрать на фронт, он отвечал:

-Не-е, мать не могу бросить. Она без меня пропадет…. 

Чуть дальше по коридору на противоположной стороне жила пожилая пара: Владимир Павлович с женой. Он работал электриком на заводе, она — в отделе технического контроля. Детей у них не было. Жили они очень тихо, всегда готовые прийти на помощь соседям. Со своими бедами по электрической части жильцы барака всегда обращались к Владимиру Павловичу. Нужна новая спираль для плитки — он достанет хромоникелевую проволоку, сам намотает спираль, принесет и поставит. У кого-то перегорела лампочка — Владимир Павлович запомнит и, при первой же возможности, принесет. Такую помощь трудно было переоценить. Ведь лампочку тогда ни за какие деньги невозможно было купить. Еще у Владимира Павловича был красивый сильный баритон. Иногда в праздничные дни он затягивал свои любимые арии из опер….

На земле-е-е

Весь род людской…

Иногда снисходил до оперетт. Но, бывало, под гитару исполнял русские народные песни.

Когда я на почте служил ямщиком…

В такие минуты кто-нибудь из соседей говорил: «тоскует Владимир Павлович». Когда Владимир Павлович пел, в обоих бараках становилось тихо. Все очень любили его слушать.

С Витькой он разговаривал, как со взрослым. Всегда находил, чем угостить его. Витька очень уважал Владимира Павловича, в его обществе чувствовал себя уверенней, спрашивал о том, что ему было непонятно, делился с ним своими сокровенными мыслями. Часто Витька специально крутился у входа в барак, ожидая прихода Владимира Павловича. Тот издали замечал его.

-Здорово, Виктор Иванович! Почему смурной такой? Случилось что?

-Ванюшку еще на прошлой неделе на фронт отправили.

-Ну что ж, Витек, место солдата на фронте. Ты же знаешь.

-Дядь Володь, а фронт далеко?

-Да как тебе сказать? Фронтов много. Есть совсем рядом… а зачем тебе?

-Да я вот думаю, может быть, Ванюшка уже лупит фашистов?

-Не сомневайся, Витек, лупит, лупит Ванюшка немчуру! Он парень надежный.

-Да он храбрый. И сильный. Он мне толстый пруток для самоката руками согнул без всяких плоскогубцев. Дядь Володь, достаньте мне какой-нибудь ненужный приборчик. Я буду его разбирать. Очень хочется.

-А у тебя отвертка есть?

-Есть. Она из гвоздя сделана, но хорошая.

-Тогда давай неси ко мне свою отвертку, а я пока что-нибудь поищу для тебя.

Вскоре Витька с отверткой в руке стоял в комнате соседа. Владимир Павлович уже извлек из ящика прибор, от которого у Витьки загорелись глаза.

-Вот это да! Вот это прибор! Это ж мне надолго хватит разбирать.

-Надолго, Витек. Вот только я тебе отвертку немножко подправлю. Держи. Теперь этой отверткой можно работать.

Счастливый Витька, с криком «спасибо, дядь Володь», убегал заниматься делом.

Когда приходило письмо с фронта, у Настеньки и у Витьки был праздник. Она несколько раз перечитывала письмо, иногда роняла слезу, иногда смеялась и радовалась, как девочка. Письма она складывала в ящичек стола. Там у нее тоже был порядок. В правом дальнем углу лежала стопка писем, перевязанных тесемкой. Это были письма от тех, кто уже давно не писал ей. О них она делала запросы, на которые не всегда получала ответы. В дальнем левом углу ящичка лежала стопка писем от того Ванюшки, который погиб. Верила она в гибель друга только после получения официального сообщения на свой запрос или письма от фронтового товарища погибшего. На верхнем треугольнике этой стопки она, послюнив карандаш, рисовала небольшую жирную звездочку. Получив печальное известие, Настенька выпивала немножко вина на помин души и, не зажигая свет, укладывалась спать. В доме был траур. Утром она, с опухшим от слез лицом, повязав голову черной крепдешиновой косынкой, тихо уходила на работу.

Иногда женщины, не обременяющие себя верностью своим воюющим мужьям, злословили ей вслед.

-И что она находит в этих своих солдатах? Окрутила бы лучше интенданта из той части. Жила бы, как у Христа за пазухой.

-Не говори, Тоня. С ее данными она могла бы окрутить любого. Дура — баба!

Настенька знала о таких разговорах за ее спиной. И всегда проходила мимо этих женщин величавой походкой, не удостаивая их взглядом. А уж вступать с ними в споры она считала ниже своего достоинства. Она их не любила. Она не прощала им их предательства.

Как объяснить этим женщинам, что она служит самым обездоленным воинам, массово гибнущим на фронтах войны. Людям, до которых никому нет дела, кроме родных, у кого они есть. Разве можно им объяснить, что обогрев и обласкав солдата, она сама возвеличилась, сама прикоснулась к борьбе с ненавистным ей врагом. Такими мыслями она очень скупо делилась только с очень близкими ей людьми. За эти мысли ее уважали соседи. И еще за то, что она всегда оставалась верна своему солдату.