Вместо венка 1974.
Опять творят кладбищенский обряд,
Опять проспали в празднике кого-то
(который день, который век подряд)
Убийцами нарушены субботы.
На кладбище открыты все ворота.
Веселый май печальней октября,
Любимый Лод несчастней Маалота..
Учиться в школе, радоваться дню,
Писать стихи, молиться страстно Богу —
И вдруг, придти к смертельному огню
Давным- давно назначенной дорогой.
Теперь тебя никто не защитит
От роковой гранаты, или пули.
Ни щит Давида, ни молитвы щит.
Прощай любовь, и виноград в июле
И белая, как бабочка тетрадь.
Ах, мамы, вы любить не запрещайте!
И мячики, и мальчики, и мать
И все, что остается жить,
Прощайте!
А школа вся, в пожаре и дыму.
Сгорят в огне сиреневые платья.
“Я разве сторож брату своему? “-
Сказал прохожий и оставил братьев.
Никто не спас, не вывел, не помог.
Считали баксы лавочников руки,
И если есть на самом деле Бог.
Как допустить он мог такие муки,
Я не могу представить ни на миг.
Соседскую девчонку неживою,
Что стоит мудрость всех библейских книг.
Когда так страшно плакальщицы воют.
Зачем орать о благородстве зря,
Когда ещё живут все Окамото.
И светлый май, чернее октября,
И город Лод, мрачнее Маалота,
Мы пускаем разных Окамот
По воскресеньям или по субботам.
Они живут в тот час, когда плывет
Кладбищенский набат над Маалотом
И ночь темна, как пропасть и овраг,
И нет в стране ни мира, ни порядка
И внешний ли, иль внутренний ли враг
Преступный глаз не сводит с той кроватки,
Где спит малыш. Следят со всех сторон.
И каждый день предчувствиями полон.
Зачем так много кладбищу ворон,
Хотя б один ученный черный ворон.
Но вот летит раскаркавшихся тьма
Когда в атаке мы иль в обороне.
Мы провороним все свои дома,
Когда один хоть дом так проворонен.
Когда наивность детская в расчет
Берется террористом и ребенок,
Один из тех, кем козыряет чёрт
Один из самых первых погребенных.
А тот, кто им пожертвовал — живет,
О, если б власть Царя изведать мне бы.
Я б распорол кощунственный живот,
Сожравший жизнь, и заслонивший небо,
Когда позволишь царствовать рабу,
Тогда повиснут над страной проклятья.
Сиреневые девочки в гробу.
Висят им не подаренные платья.
Вот босоножки лучшие из всех,
Которые для них никто не купит.
И кто — то рад, и где- то вспыхнет смех,
Когда труба твой смертный час протрубит.
Опять к войне взывает барабан.
Кому-то стало в госпитале лучше.
Не по грибам пошли, а по гробам
Такая школа мужеству не учит.
Когда могилой хочет стать земля
И нет конца упрекам бесконечным.
И прочь бегут чуть свет учителя,
Оставив своих малых подопечных
На произвол “Катюши” и врага,
На произвол судьбы и автомата,
Когда кому-то шкура дорога,
А после долго ищут виноватых.
Мне зябко в мае.
Словно бы пурга.
Так холодно, как прежде не бывало.
У девочки оторвана нога,
Достойная балета, или бала.
У матерей совсем не стало слез
Уже три дня, и может быть неделю
На девочек и завтраков не делят.
На самом деле смерть совсем всерьез.
Не выдумка, не сон — на самом деле
Попробуй- ка в такую боль поверь.
Все небо — свежевырытая яма.
Все кажется, вот- вот откроют дверь,
И девочка войдёт и крикнет: «Мама!.
Я так устала, дай скорей поесть».
В песке лежит расстрелянный ботинок.
Я мстить зову, всегда уместна месть
Когда детей наивных и невинных,
Шлют торговать мечтою на базар.
Когда они участники позора,
И детские библейские глаза,
Становятся мишенью для террора,
Когда детьми торгуются и мстят,
И гибнет гений будущий до срока,
Когда мосты девчонками мостят,
Не знающими жажды и упрёка.
И ленты вместо сабель, и букварь
Прихлопнуть должен глотку пулемёта,
Тогда чернеет в горе календарь.
Опять проспали в празднике кого-то.
На кладбище открыты все ворота,
Убийцами нарушены субботы,
Как было это некогда, как встарь,
Когда уснувший караулит ложе
И с поля боя убегает стража.
Мы колыбельной сыну не споем:
“Спокойной ночи” – доченьке не скажем.
Вновь кровь детей окрасила песок.
Большие дети Ближнего востока.
Вас лошадь бьет копытами в висок
Страшней, чем в фильмах ужаса Хичкока.
Прекрасен мир, и все вокруг цветет.
Но даже солнце не поднимет сына.
И этот майской рощи эшафот,
И этой старой пальмы гильотина
Запомнится пусть всем живым навек.
Смотри, пришли в больницу за вещами.
Ёще вчера был сын, был человек.
Вот маленькой девчонки завещанье.
Играют дети, тысячи детей.
Готовятся к батмицвам в их тринадцать.
Птенцы, не зная участи своей
Мечтают перед смертью надышаться.
Плывет над Маалотом страшный стон
Убитых ждут кладбищенские выси.
В постскриптуме виновник осужден,
Пусть создадут хоть тысячи комиссий.
Одни безкосы ленточки висят
Остались без детей в коробках игры.
Убитых малышей не воскресят.
Их не вернуть и матери не вытрут
Внезапных слез пролитых у могил.
На старой блузке кровь цветочком алым.
Вот кипа — та, которую носил,
Вот кеды — те, которыми играл он,
Вот карта, где волшебные миры,
Вот глобус, вот пенал, вот этажерка.
Кому-то, словно карта для игры
Понадобилась только эта жертва
Для банка крови, только эта кровь-
Кровь девочки несовершеннолетней.
Европа пусть в своем бесстыдстве, вновь
Распространила по вселенной сплетни,
Что мы убили собственных детей,
И сами в траур вырядили лица.
По ихним представлениям еврей
Всегда самоубийца иль убийца.
Стреляют по рукам иль по ногам.
И где-то этой детской казни рады.
Мы дали видно повод лгать врагам.
Есть в каждой лжи глухая доля правды.
Опять ведется долгий разговор,
Опять целует Кисенджера Коллек,
И шарит в нашем полушарье вор,
И не хватает доноров и коек.
И ждут в гаремах сладострастных гоек
И под Кораном прячется топор
И траурные пишутся стихи,
И сын твой должен Молоху достаться,
И дети погибают за грехи,
За смертные грехи старух и старцев,
Как — будто ради всех его причудю
И ради блажи страшного убийцы
Бессмысленный свершиться должен суд.
И падает подстреленною птицей
Девчонка, красивей которой нет.
Точеный стан и яблоками груди
Она невеста, ей шестнадцать лет.
Но свадьбы никогда у ней не будет,
И не коснется рук ёе трава,
Не мыть лица ей дождиком от пыли.
Она в другом краю.
Она мертва.
Она который час
Лежит в могиле.
Всё для других —
Морская благодать,
Всё для других —
Все в мире карнавалы.
И купленная к празднику кровать,
И новое для свадьбы одеяло.
Земля, все флаги черные одень
Промчится ночь, родится новый день
Пусть каждый камень молится и плачет.
Вновь промелькнула террориста тень
И не спасет невесты мальчик,
Когда пробьёт её смертельный час,
И ангелы споют ей скорбным хором.
Все те же панихиды каждый раз.
Все тот же грустный разговор с укором.
И только проглядевший свадьбу глаз,
В повязке черной прокружит, как ворон.
Мне раздирает душу детский крик
Порой приходит помощь слишком поздно
Погибли все: невеста и жених,
И свадьба их отпразднуется в звездах.
У каждого из нас судьба одна
Любой из нас всегда — спасенный чудом.
И прыгнувший мальчишка из окна,
И не успевший выпрыгнуть оттуда.
И этих катафалков страшный путь.
И этот май, израненный шрапнелью
Пускай научит нас чему-нибудь,
Чтоб детям спать спокойно в колыбелях.
* * *
Пройдет еще минута, две
И состоится взрыв у дискотеки
И девочка с цветочком в голове
Не возвратится в дом родной вовеки.
Красивые песни, нарядные платья
Был вечер подруг и любимых друзей.
За эти бесплатные танцы
Заплатит девчонка,
Заплатит единственной жизнью своей.
1974-2002
Скажите мне на милость
Прошу вас дать ответ
Что в мире изменилось
За двадцать восемь лет?
Всё те же плачущие стены,
Всё та же зябнущая плоть.
Но остаётся неизменной
Моя любовь к тебе, Господь!
Объявление в газете 2001
“Вход девочкам бесплатный”
Это было недавно,
Это было давно.
Главный редактор сайта до 2021 года.
На данный момент по личным обстоятельствам не может поддерживать информационную связь с читателями сайта.