Юрий Лейдерман: Поэзия, АЛЬМАНАХ «ХАЙФСКИЕ ВСТРЕЧИ»

Смотри: часы идут быстрее,

Глумливей дождь, ножи острее

И человек летит с моста,

Как тень распятого Христа.

Ты слышишь музыкальный опус —

В небытие ушёл автобус.

И этот дьявольский мотив

Растёт, полнеба замутив.

Ты видишь: мне до перекрёстка

Дойти, дожить совсем не просто.

Земля, коснись моих колен

При звуке воющих сирен.

Всё так. И женщина, и птица,

С волшебным голосом певица,

Манила в бездну моряков

Сирена греческих богов,

Когда приходят в одночасье

И смерть,  и смех, и боль, и счастье.

И если музыкой лечить,

Их невозможно различить.                             *  *  *

Небесной милостью актёр

Взошёл по авторскому тексту

И людям руки распростёр.

За них и умер, как известно.

А мы, любители игры,

Смотрели недоумевая,

Как птицы падали с горы,

И, до земли не долетая,

Летели дальше на Восток.

Рыдали ближние статисты —

И это первый был намёк,

Что не простят нам смерть артиста.

И что растащат реквизит:

И крест, и гроб, и кровь, и глину.

А кто он был? За что убит?

Спросите лучше Магдалину.

                                                       *  *  *

Кто-то придумал опасное средство:

Две колеи и калеку-тоску.

Я отвернулся, я вырвал из сердца

Всё, что мешало работать виску.

Шли облака, и ни шатко, ни валко

Дождь моросил и суглинок месил.

Я отвернулся, и стало мне жалко

Родину, Бога, святош и мессий,

Всё возвращается к старым обидам:

Горло — к ангине, к ветру — пыльца.

Я отвернулся, я слёзы не выдам,

Ты моего не узнаешь лица.

Общий у нас на двоих знаменатель:

Две колеи в непролазной тоске.

Я отвернулся, а камнеметатель

Метит в мишень у меня на виске…

                                                       *  *  *

А слово русское —

Оно со мною в споре.

То бурлаком вытягивает горе,

То с Лермонтовым правит такелаж

И парусом качается на море,

То миражом ответит на пейзаж

И тишиной повиснет на заборе.

А слово русское —

Мой верный инструмент,

Читать на небесах

Всевышнего ответ.

И с вишенкой трамвайной

Мандельштама

Заплакать о загубленности лет

На Севере, где под плитою мама,

И где собакам не найти мой след.

 

                                                       *  *  *

 «Мы живём, под собою не чуя страны».

                  И.Мандельштам

Мы живём, над собою

Не чуя небес.

И открылась тропа

В заколдованный лес.

И пошли бедняки

Собирать медяки,

Облетевшие листья

У тёмной реки.

И пошли альтруисты,

По-детски смеясь,

С кем попало последней

Рубахой делясь.

И пошли мизантропы,

Пугая толпу,

Ненавидя себя,

И людей, и тропу.

И евреи пошли,

Поднимая пыльцу,

И теснились они

К золотому тельцу.

Вышел ангел, не пряча

Серебряных крыл,

Взял мезузу и крест

И ворота закрыл.

                                                       *  *  *

Когда материки сойдутся,

И реки все в одну сольются,

И мы с тобою уплывём,

И не найдут нас днём с огнём.

А ночью подожгут деревья,

Сломают двери синагог,

И скажут: «Кончились евреи,

Как виноград, как хлеб, как Б-г».

И Новый Мир, ещё не зная,

Что вслед за нами пустота,

Начнёт искать в горах Синая

Ветхозаветные места.

Но все пески сойдут в пустыню,

Непроходимую насквозь.

Луна, похожая на дыню,

Звезда, похожая на гвоздь,

Повиснут молча. Брадобреи

Уйдут, скрывая ремесло,

И скажут: «Кончились евреи,

Так просто, как добро и зло»…

                                                       *  *  *

Только нечет и чёт

Облаков, пролетающих мимо.

О, как солнце печёт,

Как пустыня течёт, нелюдима.

Каждый след, как слюда,

И холодные лунные змеи.

Это было всегда.

И Господь ничего не изменит.

Только в чёт или нечет

Умирать — это древний обычай.

Не кричал бы ты, кречет,

Надо мной, я ещё не добыча.

Не свистал бы кулик,

Не хвалил ни болото, ни гати.

Я забыл свой язык,

Вы за это меня не ругайте.

А ругайте за то,

Что любить перестал и смеяться.

И не знает никто:

Если плачешь, то звёзды двоятся…

Иерусалим

Закончилась эпоха правил.

Зачем, ты, Господи, оставил

Меня на плачущей земле?

Тебя я видел на осле.

Горели золотом копыта,

Свеча за окнами коптила.

И в этом одиноком свете

Порхала тень, теряя вес.

А город мира не заметил

Твоё Пришествие с небес.

Закончилась эпоха веры.

Зачем ты, Господи, без меры

Меня грехами нагрузил,

Любил не больше, чем грозил?

Горели золотом копыта,

А за тобой мерцала свита,

И падший ангел кровью метил

Дома евреев. Почему

Несчастный город не заметил

Твоё Пришествие к нему?

                                                       *  *  *

Не ищи меня на карте.

Я и сам не знаю, где

Пробегают мои нарты

По заснеженной воде.

Пролегло почти полвека

Между нами: мной и мной.

В небесах другая Вега,

Запах родины другой.

Там ночлег под снежной кровлей,

На луну собачий лай.

Здесь Иисус, предмет торговли

И дорога на Синай.

Там под музыку акаций

Русский мат и детский плач.

Здесь война цивилизаций

И Шагаловский скрипач.

Там похмелье, здесь характер,

Там поэт, и здесь поэт.

Не ищи меня на карте,

Да и карты этой нет…

                                                       *  *  *

Найти в траве перо гусиное.

Бумага стерпит, не впервой.

И нацарапать стих осенний,

И окунуться с головой

В холодный омут одиночества,

Там нет ни слёз, ни суеты,

А вдруг придёт Её Высочество —

Поэзия из темноты…

Вот, госпожа, Вам кресло мягкое,

Вино, и спаржа, и желе.-

Ремесленник! Конфетка мятная

Скучает на твоём столе.

Вот, госпожа, лорнет для чтения,

Часы песочные для Вас. —

Ремесленник! Твои мучения

Меня не трогают сейчас.

Вот, госпожа, плоды декора…

Ремесленник! К чему декор?

Ты знаешь, из какого сора

Растут стихи? И где твой сор?