5 сентября 1972. Олимпийские игры в Мюнхене. Палестинские террористы из организации «Чёрный сентябрь» захватывают в заложники и убивают одиннадцать израильтян — спортсменов национальной олимпийской команды.
Варварская новость облетает мир. В Москве реагируют на неё сдержанно: лидер палестинского террора Ясир Арафат значится в агентурных списках КГБ под агентурным псевдонимом «дядя Яша».
Московские евреи — подаванты и отказники — отреагировали на мюнхенскую резню куда более гневно: на Олимпиаде подло напали на «наших». И мы решили выразить своё возмущение убийцами и солидарность с Израилем не пустыми словами, а действием и делом.
Итак, всякое дело на белом свете начинается с первого шага. Такой шаг должен быть обдуман и спланирован — постольку, поскольку это представляется возможным. Залог успеха скрыт в свежести приёма, в его несомненной первичности; повтор замысла утрачивает силу воздействия.
И вот мы втроём — профессор Лернер, профессор Маш и я — отправились в Моссовет, в отдел, занимавшийся организацией массовых мероприятий в городе. Визитёры со стороны, тем более еврейские отказники, там никогда не появлялись — распоряжения о проведении демонстраций, шествий и митингов исходили от властей, «представители общественности» из публики были тут ни при чём и чиновничью жизнь не осложняли. Поэтому мы, первопроходцы, беспрепятственно прошли по высокому коридору и добрались до двери нужного кабинета.
— Сегодня в пять часов вечера, — объявили мы хозяину кабинета цель нашего прихода, — в связи с событиями на мюнхенской Олимпиаде, мы проведём протестную акцию у здания ливанского посольства.
Повисла пауза. Из-за своего стола чиновник глядел на нас, выпучив глаза.
Есть основания, и небеспочвенные, предполагать, что наша идея была принята в Тель-Авиве, в маленьком особнячке, откуда пристально наблюдали за происходящим с евреями в СССР, неоднозначно. Более того, тель-авивские наблюдатели оценили еврейскую политическую демонстрацию в советской столице негативно. Ошибаются те, кто объясняют такую точку зрения завуалированными симпатиями тогдашней левой израильской власти к «красной» кремлёвской идеологии. Обладающие реальным влиянием израильские политики, начиная с легендарной Голды — женщины с глазами тигрицы, более всего опасались подвести русское еврейство, за пробуждение которого от летаргического сна они целенаправленно сражались, под удар Красного фараона. Злить «русского медведя» политическими, у стен чужого посольства, демонстрациями, о существовании которых в Кремле и думать забыли, представлялось израильским лидерам делом неосмотрительным и опасным: за такое дерзкое поведение на советских евреев мог показательно обрушиться молот репрессий. На тех самых евреев, о национальном возрождении и возвращении которых на историческую родину мечтали, почти в это не веря, наиболее прозорливые израильские политические лидеры.
Из-за своего стола чиновник глядел на нас, выпучив глаза.
— Посольства? — не веря своим ушам, переспросил чиновник. — Ливанского?
— Ливанского, — мы подтвердили. — Штаб террористической организации «Чёрный сентябрь» базируется в Бейруте. Вот поэтому.
— И вы… — промямлил чиновник.
— И мы, — перебил Лернер, старший из нас, — просим предоставить наряд милиции для охраны нашего мероприятия.
— Наряд милиции? — упавшим голосом спросил хозяин кабинета.
Он снял телефонную трубку и набрал номер. Ответа долго ждать не пришлось.
— Тут граждане еврейской национальности, — доложил чиновник, — собираются устроить демонстрацию у зарубежного посольства… Да, сегодня… Просят предоставить им охрану. — Уставив глаза в стол, он слушал, что говорят на другом конце провода, а потом вернул трубку на место.
— Мы вам не советуем! — окрепшим голосом заявил чиновник.
— А мы не за советом к вам пришли, — дерзко осадили мы воспрянувшего было духом хозяина кабинета. — Право на митинг гарантирует нам конституция. Мы, вместе с государственным руководством, протестуем против действий палестинских террористов. А вы нам не советуете, и, значит, поддерживаете теракт в Мюнхене? Охрану дайте!
Чиновник молчал, словно воды в рот набрав.
Мы сделали первый шаг, развернулись и вышли вон.
Сидя в отказе, как в дзоте, приходится прибегать, безопасности ради, к всякого рода секретным уловкам. К примеру, говоря по телефону, недреманной «Галиной Борисовной» заботливо прослушиваемому, мы называли время встреч с поправкой в два-три часа: «встретимся в 12 часов» означало «встретимся в 10 часов». Или «в 2 часа». Такая невинная хитрость иногда сбивала ГБ с толка.
И, вообще, оперативные возможности ГБ и сопредельных ей организаций принято было преувеличивать и раздувать; этому способствовал дикий страх публики перед карательными органами, действия которых были тщательно засекречены и покрыты мраком. На самом деле, госбезопасность, со всеми её неограниченными возможностями, вплоть до «мокрых дел» в подворотнях и глухих подъездах, время от времени ошибалась, спотыкалась и даже падала мордой в грязь. Случалось и такое.
В нашем деле интересно почитать документ от 7 сентября 1972, адресованный в ЦК КПСС, помеченный грифом «секретно» и подписанный министром внутренних дел СССР Н. Щёлоковым. Приведу его целиком.
«6 сентября с. г. в 15 час. 30 мин. Группа лиц еврейской национальности в количестве 36 человек собралась у голландского посольства, где намеревалась передать представителю посольства соболезнование по поводу инцидента в олимпийской деревне. После соответствующего разъяснения они разошлись.
В этот же день в 19 час. 15 мин. Группа указанных лиц на автомашинах (такси) прибыла к ливанскому посольству.
После предупреждения о недопустимости нарушений общественного порядка и невыполнения законных требований работников милиции собравшиеся в количестве 43 чел. были на автобусах доставлены в подразделение милиции.
Среди них были: академик Сахаров А.Д., профессор, член-корреспондент АН СССР Лернер А.Я, член Союза писателей СССР Маркиш Д.П., сотрудник Института конкретных социальных исследований Радковский В.С. и др.
Работниками Управления внутренних дел Мосгорисполкома с доставленными были проведены индивидуальные беседы, а затем все они были отпущены.
Все мероприятия проводились совместно с работниками Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР.
Министр внутренних дел СССР
Н. Щёлоков»
Заключительный абзац — самый существенный: всеми якобы милицейскими «мероприятиями» управляли сотрудники КГБ; это чистая правда. Они же предоставили секретную информацию министру Щёлокову, а он использовал её в письме в ЦК КПСС. Эта информация была либо ошибочная, либо заведомо ложная. За такие «накладки», допущенные в секретном отчёте союзного министра внутренних дел в Кремль, по головке не гладили. Сколько известно, ни министр Николай Щёлоков, ни председатель КГБ Юрий Андропов за искажение действительной картины никакого неодобрения не получили. Возможно, это связано с упорным нежеланием советского руководства выносить «еврейский вопрос», разогретый вспышкой национального самосознания и тягой евреев в Израиль на ПМЖ, за тесные рамки родственных отношений. «Объединение семей» — тут и овцы целы, и волки сыты. Нельзя позволить внутрисоюзному «еврейскому вопросу» перерасти в международную проблему — это главное! Поэтому не столь важно, есть ли неточности в описании событий у ливанского посольства. Переловили смутьянов, и отлично… А кого из них надо будет посадить — посадим.
Итак, по пунктам: это важно. Никакие «лица еврейской национальности в количестве 36 человек», около представлявшего интересы государства Израиль в СССР голландского посольства на демонстрацию не собирались. Вначале мы планировали через голландцев передать израильскому правительству траурное письмо соболезнования, но потом отказались от этой идеи: протестная демонстрация у ливанского посольства выглядела куда острей, и её ни в коем случае нельзя было разбавлять «голландским вариантом». Возможно, передача письма — если она была, действительно, предпринята — явилась чьей-то частной инициативой, за которой торчали бесовские рожки КГБ. Отказ не был густо нашпигован гебистской агентурой, однако было бы наивно полагать, что среди нас не слонялась кучка стукачей, доносивших своим лубянским кураторам, что им удавалось пронюхать. Не стоит удивляться тому, что вариант с траурным письмом стал известен на Лубянке и был принят к сведению: отвлечь внимание от ливанского варианта, спутать карты организаторов и участников — выигрышный ход!
Но вернёмся к ливанскому посольству. Не совсем, правда, понятно, как «группа указанных лиц» из 36 персон у голландского представительства вдруг превратилась в группу из 43 персон, «приехавших на такси» к представительству Ливана. Ну, да ладно: обсчитались менты, с кем не бывает… Здание посольства, щедро защищённое милицией, было затемнено, окна прикрыты изнутри шторами. Через считанные минуты после нашего появления милиционеры, без лишних слов, стали оттеснять нас к автобусу и заталкивать в него. Кто сопротивлялся, того понукали и тащили. Журналиста Витю Перельмана, выкрикивавшего что-то о свободе волеизлияния, закинули в автобус, как бревно, и расшибли ему голову. Бежать от облавы и спастись никому не удалось. В битком набитом автобусе унынием и не пахло. Пленники были возбуждены, кто-то запел израильскую песню. Общее ощущение нужности нашей «акции», важности демонстрации поднимало настроение. Мы и понятия не имели, куда нас везут — куда-то за город.
Привезли нас не в «подразделение милиции», как следовало из секретного сообщения министра, а в вытрезвитель, освобождённый, по причине наплыва евреев, от пьяниц и алкашей.
«Среди них (то есть среди нас, — пишет министр) были: академик Сахаров, профессор Лернер, член Союза писателей Маркиш»… Нет, не так было дело. То, что я не состоял в Союзе писателей, и Щёлоков, можно сказать, меня «повысил» — это не влияло на ход событий. А Сахаров, с нашей игрой в изменение назначенного времени, перепутал час начала демонстрации и приехал к посольству сразу после того, как нас погрузили в автобус и увезли, а милиция, на всякий случай, осталась на посту — охранять ливанцев от евреев. Увидев опоздавшего человека, пришедшего к нам присоединиться, менты его задержали, посадили на мотоцикл и отправили за нами следом.
Через пол часика после нашего водворения в «подразделение милиции», к вытрезвителю подъехал милицейский мотоцикл с коляской. В коляске сидел академик Сахаров. Его провели к нам — в комнату с зарешёченными окнами, откуда временно убрали койки для алкоголиков.
Мы встретили Сахарова с восторгом — он пришёл к посольству выразить свою солидарность с нами, а здесь, в вытрезвителе, оказался в силу дурацких обстоятельств. Это он, академик Сахаров, сказал нам: во время «индивидуальных бесед» ничего не подписывать! Подпись под «безобидным» протоколом о задержании означает пятнадцать суток ареста. Не подписывать!
Мы и не подписывали. Глубокой ночью, ближе к рассвету, нас отпустили по домам.

Артур Клейн. Главный редактор сайта.
Сайт — некоммерческий. Мнение редакции может не совпадать с мнением автора публикации
haifainfo.com@gmail.com
Фейсбук группа: facebook.com/groups/haifainfo