ХАЙФАИНФО Новости Израиля из Хайфы
Тайна двух павильонов
Моя первая встреч с художником Арье Эльханани состоялась в архиве Тель-Авива. Там я нашел «Дело Эльханани», заведенное еще в 1938 году. Письма и другие документы рассказывали об оборотной стороне истории еврейского (эрец-исраэльского) павильона на Всемирной выставке в Нью-Йорке в 1939 году, главным архитектором которого был Эльханани.
История заключалась в том, что американцы решили наложить штраф на палестинских (как тогда называли еврейских жителей этого клочка земли) партнеров за поставку неработающих диорам (они должны были двигаться) и за переделку одной из фресок, которую комиссия во главе с Вайсголом (к этому человеку мы еще вернемся) забраковала. Но слава Б-гу все обошлось без финансовых огорчений – стороны пришли к джентельменскому соглашению. После прочтения бумаг, я дал себе слово разгадать еще одну тайну, упоминание о которой встретил в письме Эльханани. Он обмолвился, что судьба еврейского (эрец-исраэльского) павильона на предыдущей Всемирной выставке в Париже от 1937 года была неудачной. Но почему? Вот этого я не знал. И даже не предполагал как подступиться к расшифровке этой тайны.
Но вскоре судьба свела меня с женщиной, которая рассказала, что «ее привезли в Палестину в возрасте двух с половиной лет». Звали ее Мирьям Голан, и была она дочерью Арье Эльханани. И во время нашей первой встрече я не задавал Мирьям вопросы, как журналист, а по ее просьбе (она не читает по-русски) зачитывал вслух найденные мною письма ее отца. Она слушала внимательно, а если какое-то слово было ей непонятно, переспрашивала. Когда же я сказал, что в одном из писем Арье Эльханани упомянул о своих детях, Мирьям попросила найти эти строчки.
В одном из них автор отчитывался о закладке павильона. Но ниже сделал приписку о своих детях, которые остались в Тель-Авиве, а он с женой Сарой Александровной готовил выставку в Нью-Йорке. В приписке он просил компаньонов, чтобы те «выполняли свои обязательства по отношению к его детям, точно также, как он, Эльханани, выполняет свои по отношению к компаньонам». Теперь уже Мирьям пояснила мне суть фразы. Оказывается, компаньоны должны были переводить им – детям и бабушке, у которой они остались, зарплату отца. И еще она показала мне фотографии закладки павильона в Нью-Йорке: торжественно-официальный вид отца, положившего руку на капсулу, в которой было запечатано (кто сегодня об этом знает?!) послание тогдашних жителей Эрец-Исраэль будущим жителям страны. И опять я медленно читал письма, а Мирьям внимательно рассматривала неизвестный ей набросок, сделанный отцом на полях этой странички.
Затем она рассказала, что отец всегда делал наброски, прежде чем подступиться к работе. А потом достала из ящиков, сняла со стен и положила передо мной гору картин своего отца, повторяя: «Как вам все-таки удалось найти неизвестные письма и фотографии отца?!».
Я в свою очередь, удивлялся: почему такой превосходный художник неизвестен широкому кругу людей даже в Израиле?! Не говоря уже о том, что его – кубофутуриста Сапожникова, приехавшего в Эрец-Исраэль в 1922 году и взявшего здесь фамилию Эльханани – должны были знать и репатрианты из России, откуда родом и сам художник.
От ридикюля до клубники
Арье Сапожников родился в Полтаве, учился живописи в Киеве. Из группы, в которой он занимался вышли известные художники. (Например, будущий основатель израильского лирического абстракционизма Йосеф Зарицкий). Затем Сапожников работал в Харькове в «Окнах РОСТА». Но в 1921 году вся семья решила уехать в Палестину. В то время в Эрец-Исраэль обычно уезжали только молодые. Но Сапожниковы двинулись всей семьей. Дедушка, бабушка, три папиных брата и дядя с семьей, не считая Арье, его жены Сары, которую он ласково называл Саинька, и их дочери Мирьям. Сара не очень-то хотела жить в Палестине, ибо там у нее не было ни знакомых, ни родственников. Когда же они попали в Европу, Сара сказала мужу: «Давай оставим твой Эрец и обоснуемся здесь. Здесь очень красиво!». Но через 8-9 месяцев, когда кто-то очень по-европейски подал Саре руку, помог сойти со ступенек, а затем столь же интеллигентно срезал ридикюль, который она носила на плече, Сара согласилась: едем в твой Эрец-Исраэль! И семья отплыла из Италии в Палестину.
Мирьям не помнит взяли ли они с собой багаж. Но у нее в доме сохранились две вазы, привезенные родителями из России, а у ее дочери хранится маленький ковер, появившийся еще в те годы, когда Саре исполнилось 15 лет. Есть и куколка, которую Эльханани подарил своей жене перед отъездом на Землю обетованную. А память Мирьям сохранила вот такой эпизод.
Палуба парохода. Мирьям — годика два с половиной. На ней меховая шубка, а на шубке большие пуговицы из меха. И одну из пуговиц она крутит, играя. Разумеется, доигралась. Пуговица покатилась по палубе. И вся семья тут же бросилась ее искать, осматривая каждую щелочку.
Уже потом, почти полвека спустя, Мирьям встретила женщину, которая плыла на этом пароходе и была свидетельницей того происшествия. Тогда она еще подумала: такие милые, интеллигентные люди, а ползают по палубе из-за какой-то меховой пуговицы. Но женщина не знала, что глава семьи — дедушка с протезом вместо ноги – был ювелиром. И в меховой пуговице были спрятаны драгоценные камушки. А вообще дедушка-ювелир мечтал стать крестьянином. И по приезде купил в Рамат-Гане 80 дунамов земли, решив выращивать на ней клубнику.
Мирьям носила за дедом костыль, а дед показывал ей, где втыкать этот костыль, чтобы в земле образовались лунки – в них можно было сажать клубнику. Но сколько костыль ни втыкали, сколько ямок ни делали, клубника расти не желала. И тогда дедушка-кклуюниковод решил стать дедушкой-животноводом. И выращивать коров. Однако опять прогорел. Меховая же пуговица, превратившаяся в ювелирные камешки, а камешки – в 80 дунамов земли, а дунамы в коров – оказалась в конце концов старой бакалейной лавкой, в которую приходили только за спичками. Но вся семья очень полюбила Левант. И свою маленькую дочку наряжала, как арабскую девочку. В отличии от родителей, Мирьям это не нравилось.
У Сары Эльханани была кузина в Голландии. Ей-то и посылали фотографии. На одной из них вся семья была запечатлена в арабской одежде.
Но когда в доме впервые появились деньги за декорации к спектаклю «Клад» в театре «Габима», которые создал Арье Эльханани, то тогда он и его жена Сара поехали в Европу, где и встретились с родственницей. Увидев их одетыми по-европейски, та облегченно вздохнула: как хорошо, что вы приехали без этой вашей одежды, в Голландии вас бы не поняли…
Жизнь в Леванте
Когда Арье Сапожников уговаривал жену поехать в Палестину, он рисовал перед ней романтические картины. Во-первых, он не говорил, что они едут в Палестину, он твердил: «мы едем в Левант». Во-вторых, он рассказывал, как там красиво, как они будут жить в Иерусалиме. А по вечерам сидеть на крыше, есть виноград и петь песни. Хотя песен они не знали и петь не умели. В Иерусалиме Арье нарисовал левантийский город, дом с плоской крышей, мужчину и женщину, блюдо с фруктами. И араба-сказочника, который рассказывает им истории тысячи и одной ночи
В Тель-Авиве художник Арье Сапожников не мог найти работу. А в Иерусалиме ему предлагали писать рекламные плакаты для Гистадрута. Мирьям считает, что Гистадрут того времени – как сегодняшнее правительство. Кроме того, в Гистадруте работали настоящие сионисты. В основном, это были евреи из Германии. Они приехали сюда в самом начале 20-х годов, когда евреям в Германии было очень и очень хорошо. Они были культурными людьми и знали все на свете, кроме иврита. Так до самой смерти и не смогли его выучить. – не были, должно быть, способны к языкам. В этом кроется первая причина, по которой «Са-пож-ни-ков» переменил фамилию – в Гистадруте не могли ее выговорить. (О второй причине следует сказать следующее: когда они снимали комнату у араба по имени Эль-Хабиби, то Арье решил: ты – Эль-Хабиби, а я буду Эль-Ханани, тем более, что отца его звали Эльханан).
Увлечение театром
В те годы на окраине Тель-Авива, на берегу моря стоял шатер. И даже не шатер, а палатка. Отсюда и название театра – «Огель». Это был театр рабочих. К этой труппе примкнул и художник Арье Эльханани. Он делал для театра декорации к спектаклям. Актеры играли классику мировой драматургии русские и еврейские пьесы. Первая постановка – «Вечер Ицхака Лейбуша Переца».
В архиве дочери художника хранятся наброски к спектаклю театра «Огель» по библейским мотивам. Хотя Мирьям вспоминает, что танахические истории инсценировались в Эрец-Исраэль и до появления рабочего театра. Арье делал декорации и для одного из первых театров Тель-Авива – «Гдуд ха-авода» (к сожалению, о нем мало кто знает, и потому рискну предположить, что это был скорее драмкружок, созданный рабочими, строившими кибуцы на севере Эрец-Исраэль). Что же касается театра «Огель», то от вечеров, посвященных еврейским писателям, он перешел к пьесе «Иермиягу», а потом к «Эдипу».
Мясник, похожий на царя
«Габима» нуждалась в режиссерах. И руководство театра пригласило на постановку режиссера Алексанра Денисовича Дикого из России. В будущем – в конце 40-х годов – ему предстояло сыграть Иосифа Сталина в фильмах «Третий удар» и «Сталинградская битва». А пока что он прибыл в Тель-Авив на постановку двух спектаклей в «Габиме» и прожил несколько месяцев на Земле обетованной. Арье Эльханани очень любил с ним работать. Он делал декорации к первому спектаклю Дикого «Клад» (по Шолом-Алейхему). А вот второй и последний спектакль «Кетер Давид» («Корона Давида», или, как принято называть эту пьесу в России – «Кудри Абессалома» великого испанца Педро Кальдерона) оформлял уже художник Шмидт.
О работе над «Кладом» Эльханани любил рассказывать одну смешную историю: режиссер Александр Дикий проживал в пансионате госпожи Хофберг. Там висел портрет человека с бородой, который очень нравился режиссеру. Для спектакля же нужно было придумать образ мясника. Но те зарисовки, которые художник Эльханани предлагал режиссеру, тому не нравились. Как пояснял режиссер, «мясник должен быть похож на портрет отца госпожи Хоффер, который висит в пансионате». И Эльханани пошел в пансионат, где и увидел так вдохновивший Дикого образ. И сделал с портрета «набросок мясника». Хотя, если признаться, этот «Портрет отца госпожи Хофберг» был портретом Теодора Герцля. Но Александр Дикий этого не знал. Хотя в его защиту можно сказать, что Герцль, по общему убеждению, был для евреев, как царь. По крайней мере так утверждала Мирьям.
За «Клад» Эльханани получил настоящий клад – сто фунтов стерлингов. Это были деньги, которых у семьи никогда не было. И Арье захотел немедленно их потратить. Друг семьи, владелец табачной фабрики «Дубек» предложил: «Вот теперь я куплю вам землю и построю вам дом». Но Арье и его жена решили съездить в Европу и увидеть, что там происходит. Бросили дочку Мирьям на бабушку и уехали. Но благодаря бабушке Мирьям стала разговаривать на русском.
Модель на все времена
Сара очень хотела, чтобы ее Арье остался художником на всю жизнь. Во-первых, это ей нравилось, а во-вторых, она ревновала его – все-таки красивый мужчина. Ей казалось, что, если ее муж останется художником, он всегда будет работать рядом, дома. А человеком он был увлекающимся: живопись, театр, реклама, графика, архитектура, но Сару не забывал и часто ее рисовал. На плакатах 30-х годов, посвященных обучению еврейских девушек агрономии, он тоже ее изображал.
Потом Арье воспылал любовью к графике. И выпустил свою «Пасхальную Агаду». Он рисовал в ней не только картинки, но и каждую букву. Затем его «Агаду» переиздали, уменьшив формат и втиснув туда еще и английский перевод. А как-то прошел слух, что в Венгрии «Агада» Эльханани вышла в первозданном виде. И когда Мирьям Голан оказалась в Венгрии, она зашла в синагогу, чтобы навести справки. Но никто ничего не знал об этом событии.
Павильон за павильоном
Эльханани построил свой первый еврейский (эрец-израэльский) павильон на Всемирной выставке в Париже в 1931 году. (Сделаю сноску для будущих исследователей истории еврейских павильонов на Всемирных выставках. Самое раннее, если не ошибаюсь, упоминание об эрец-исраэльском павильоне я обнаружил в статье сэра Исайи Берлина, который писал, что его дядя Ландоберг (Ицхак Саде) был представителем евреев Палестины в палестинском павильоне на Всемирной выставке в Лондоне в 1924 году). Но вернемся в Париж 1931 года. Именно тогда Эльханани стал главным архитектором и художником всех еврейских павильонов и на региональных выставках, например, в Турции, в Египте, не говоря уже о выставках в самой Эрец-Исраэль.
Мирьям показала мне фотографию, сделанную на открытии еврейского павильона в Париже в 1931 году. Оказывается, из Палестины туда отправились велосипедисты спортивного общества «Ха-Поэль». По всей видимости, в Яффо или Хайфе они сели на пароход, добрались до Франции, высадились в Марселе, а оттуда уже на велосипедах – прямиком в Париж. На торжественное открытие.
Что же касается тайны палестинского павильона, которую я обещал раскрыть, то Мирьям поведала, что на Всемирной выставке случился пожар. Сперва вспыхнул и сгорел дотла — немецкий павильон, а потом огонь перекинулся на ближайший к нему – еврейский павильон. (Не напоминает ли это всепожирающий огонь Германии сжегший еврейское население Европы?!) Ну чем не Б-жье предзнаменование?!
Память Мирьям сохранила этот эпизод вместе с другими рассказами отца – о прибытии Ротшильда на открытие павильона. Именно в тот момент барон решил, что Эрец-Исраэль – идеальное место для выпуска модных в то время духов «Жасмин». И каждый участник создания павильона получил от Ротшильда флакон духов «Жасмин» в коробочке из серой замши.
Этот подарок Эльханани привез домой. Все любовались коробочкой и флаконом, но открыть не решались. Берегли. А ночью проснулись от резкого запаха. Флакон грохнулся на пол. И ужасный запах заполнил дом. Во флаконе были не духи, а эссенция «Жасмин».
У Эльханани состоялась еще одна встреча с Ротшильдом. Тот пригласил художника и, по всей видимости, других создателей эрец-исраэльского павильона в свой парижский дом. И художник рассказал своим домашним, что на баронессе Ротшильд было платье с одним рукавом. А на второй, обнаженной руке – большущий золотой браслет.
Любовь к архитектуре
Вполне возможно, что любовь Арье Эльханани к архитектуре началась с постройки павильонов. Как рассказывала его дочь Мирьям, Вайсгол – тот самый, что представлял американскую сторону на Всемирной выставке в Нью-Йорке в 1939 году, — открывал перед ее отцом большие возможности для творчества. По воспоминаниям дочери художника, Вайсгол был в те годы очень известным человеком. И в Эрец-Исраэль, и в США. Говорят, что в США он одно время был даже главным раввином. У него было много замыслов, связанных с Землей предков. И он частенько вкладывал деньги в общие проекты. Однажды его компаньоном был Хаим Вейцман, и, как признавался сам Вайсгол, он потерял много денег из-за необдуманных шагов будущего первого президента Израиля. Но потом они стали лучшими друзьями.
Однажды Вайсгол позвонил Арье Эльханани из Америки и сказал: «Я хочу кое-что сделать для Вейцмана. Оставьте пока все свои нынешние работы». И предложил Эльханани, как архитектору, спроектировать институт. Так был создан институт Вейцмана в Реховоте. В самом институте у Вайсгола был большущий дом. Он называл его коровником, и вот почему. Когда к нему приезжали гости-американцы. Вайсгол их «доил» — просил выделить деньги Институту Вейцмана. Вайсгол был некрасив, но очень обаятелен. У женщин пользовался большим успехом. У него не было серьезного образования, однако все профессора института его любили и прислушивались к его мнению.
Архитектор Эльханани отличался от других еврейских архитекторов в Палестине тем, что в свои проекты всегда привносил художественные элементы, например, скульптуры. Так, почти все еврейские павильоны были украшены скульптурами или витражами. Еще и сегодня в Тель-Авиве, на берегу моря можно увидеть то, что осталось от памятника Рабочему. В этом месте некогда располагались павильоны местной выставки. Мне попадались проспекты выставки в Тель-Авиве 1936 года. На титульном листе – обелиск, увенчанный «Крылатым верблюдом». Его тоже создал Эльханани.
Арье Эльханани. Скульптура «Крылатый верблюд». (Ныне не существует). Тель-Авив
Сегодня Крылатого верблюда уже нет. Ходят слухи, что этот памятник хотят восстановить на месте памятника Рабочему?!
Арье Эльханани. Скульптура «Рабочий».( Ныне не существует). Тель-Авив
А вот в Петах-Тикве есть Арочная стена – в память о бароне Ротшильде. Это одна из сохранившихся работ Арье Эльханани. Жаль, что не сохранилась другая — семь белых колонн, как символ Меноры. Автор выстроил их на берегу моря в Тель-Авиве в 1949 году в честь перенесения в Израиль праха Теодора Герцля.
Художник принимал участие в конкурсе по созданию государственного герба Израиля. Его замысел: менора, звезды и надпись «Шалом, Исраэль». Но победила идея другого участника. А вот у солдат Армии обороны Израиля на погонах изображена символика, созданная Эльханани. И зал Памяти музея «Яд ва-Шем» спроектировал архитектор Арье Эльханани, выходец из Российской империи. Как утверждала дочь художника, барельеф работы Эльханани, украшавший еврейский павильон (Всемирная выставка, Нью-Йорк, 1929) – еврей-землепашец, еврей-кузнец, и еврей-ученый — хранится в одной из синагог Америки.
Рай за шкафом
И все-таки вернемся к картинам художника. Первый раз они были выставлены в 1928 (или 1929) году. У театра «Огель» была еще столовая, размещавшаяся в бараке на берегу моря. Там и вывесили картины эрец-исраэльских художников. Среди них и работы Арье Эльханани. То была первая и последняя прижизненная выставка его работ А еще через некоторое время он влюбился в иную музу и забыл о живописи. А за неделю до смерти (1985) в его дом пришла Кармела Рубина – из Музея Рубина. Она сказала ему, уже тяжело больному художнику: «Эльханани, я делаю выставку. И хочу выставить твои работы». Арье ответил: «У меня ничего нет. И даже не знаю, куда делись старые рисунки», Но тут в разговор вмешалась его дочь. Мирьям до сих пор не понимает, почему ей пришла в голову нелепая – на первый взгляд – идея. «Подожди, — сказала она Кармеле». Затем пошла в свою комнату и стала отодвигать шкаф. За шкафом обнаружился портфель. Там были рисунки отца, которые он привез с собой. Правда, не в очень хорошем состоянии. Но тем не менее, когда их разложили, то увидели, что в портфеле находился рай. Так Кармела Рубина и сказал: «Это целый рай». Эльханан же на это ответил: «Тогда я сделаю выставку». Но через неделю он умер.
И только после смерти состоялась его первая персональная выставка. Можно было бы и побольше выставить его работ, считала Мирьям, хотя там были картины, плакаты, эскизы декораций и костюмов. После этой выставки специалисты заговорили о прекрасном мастере, жившем в Израиле. А Иерусалимский музей немедленно закупил восемь его картин. Впрочем, многие из его работ действительно так и не были в те годы выставлены.
Артур Клейн. Главный редактор сайта.
Сайт — некоммерческий. Мнение редакции может не совпадать с мнением автора публикации
haifainfo.com@gmail.com
Фейсбук группа: facebook.com/groups/haifainfo
