ТАТЬЯНА ТРИЛЕНКО С О Р О К А

Петух проснулся рано. Своё пробуждение огласил по всей округе. Я вышла на крыльцо. Заря занималась. Поволока розового тумана плыла над рекою. Доносилось ленивое  и редкое мычание коров. Хозяйки выгоняли своих любимиц в стадо. На плетень взгромоздилась сорока. Наводила утренний туалет, чистила пёрышки.

— Доброе утро, белобока, — улыбнулась ей, а она, занятая собой, не ответила.

Я направилась по тропинке к реке через сад, чтобы взбодриться прохладой воды.  Поравнялась с почерневшей от старости грушей. Под ней в траве что-то белело.

Неужели шампиньоны?

В этот момент сорока всполошилась, застрекотала.

Я оглянулась.

Птица беспокойно прыгала на плетне, взлетала и вновь садилась.

— О чём ты меня предупредила? — спросила я.

Сорока попыталась что-то объяснить, протрещала громче, но я ничего не поняла.

Присела возле груши, осторожно раздвинула траву, чтобы не повредить грибницу…

— Ничего себе! — недоумённо вскрикнула. — Откуда вы взялись?

В траве лежали три куриных яйца.

— Странно,..   кур  у меня нет.   Может, снеслась соседская? Но плетень густой и высокий, никак сюда не могла попасть.  Ладно, полежите. Искупаюсь, на обратном пути заберу.

Я погрузилась в прохладную гладь реки и поплыла. Хотелось добраться до середины. И доплыла. Решила отдохнуть, повернулась на спину, раскинула руки: в голубом просторе блекла луна, а небушко чистое — чистое, как после стирки. Ни облачка. И лягушки молчат.

— Сегодня будет жара, — думала я. — Хорошо, что на ночь полила огород…

— Доброе утро, соседка! — услышала я.

Это Глафира с полным тазом белья вышла к реке. Заправила подол юбки за пояс, взобралась на камень и захлестала тряпками по воде.

Глаша — местная крестьянка. Молодая, цветущая. Шустрая бабёнка.

Когда она всё успевала? — в моей голове не укладывалось. Одной живности полон двор: куры, гуси, утки. На выгоне козы пасутся, в закуте свинья опоросилась, в сарае корова с телёнком,  лошадь. Дома трое детишек за юбку  держатся. Молодец, женщина!

Подплыла я к Глаше.

— Приветик, соседка. Бог в помощь.

— Приветик, — осветилось улыбкой румяное лицо.

— Уже купаешься?

— Да, захотела освежиться.

— Это хорошо. А у меня  вот беда, — выкручивая полотенце, пожаловалась Глаша.

— Ну-ка, расскажи. Может, помогу.

— Да что рассказывать? Какая-то зараза яйца ворует. Я это давно приметила. Сначала пропадало по — одному, а сейчас до пяти штук в день. И подстеречь не могу. Кто это может быть? Не знаешь?

Я пожала плечами, но соседка посмотрела на меня как-то недоверчиво. Мне стало неловко, и я почувствовала, как щёки мои запылали. Вспомнила про клад, который нашла в траве, но как сказать об этом соседке. Она же не поверит, сделает меня воровкой.  Ославит на всю деревню. Хороша же я буду дачница-воровка! И доказать не докажешь, что не таскала яиц.

А в это время в курятнике у Глаши  раздался переполох.

— Ой, дура бестолковая. Забыла выпустить кур. Вот и всполошились: знают своё время, — сказала Глафира, продолжая полоскать пододеяльник.

Я глянула в сторону курятника и не поверила своим глазам. Под крышей, на стыке со стеной, была лазейка. Именно оттуда вылетела моя знакомая сорока. Уселась на колышек плетня, зорко осматривалась по сторонам. Наверное, решала: «Куда спрятать добычу?».

Я посмотрела на Глашу и с улыбкой спросила:

— А хочешь знать, кто ворует яйца?

— Спрашиваешь! Да я этой дряне все ноги переломаю.

— А получится?

— Ха, ещё как получится! Дорогу сюда забудет! С закрученным пододеяльником на руке, выпрямила спину соседка.

— Ну, тогда гляди, — и я указала в сторону птицы.

— Куда глядеть-то?

— А вон, на плетень.

— И чего на него глядеть? Ну, трещотка сидит. Что ты меня за дурочку принимаешь? Шутки шутишь, — разозлилась Глаша.

— Ни в коем случае. Ты присмотрись внимательней к её клюву.

Глаша вытянула шею вперёд, прищурила глаза, схватила пододеяльник и, размахивая им над головой, с криком:

— Ах, ты ж, зара-за! Ах, ты ж, гадость такая! Во-ров — ка! — понеслась всей  своей массой к сороке.

Испуганная птица взлетела, выронила яйцо, и оно желтком расползлось по плетню. Сердито что-то протрещав, сорока растерянно покружила над грушей и скрылась.

— Ой, не могу! Ой, не мо-гуу! — захлёбываясь смехом, кричала Глаша. – Это же надо… г-г-говорю: «Н-н-ноги переломаю»… Там же ног нет, а только лапки. Ха-ха-ха! Что ж там ломать?

Насмеявшись вдоволь, мы с соседкой пошли полоскать пододеяльник, а на обратном пути я уже смело показала  ей сорочий клад под грушей. Взяли  яйца, ломоть сала и приготовили яичницу с хрустящей корочкой.